Сегодня я хочу дать совет тем, кто не ощущает своей гибели, но ищет покаяния. Прошу вас, ищите таких посланников Божьих, как Роланд Хилл. Даже тот, кто во время его проповедей сидел на самой последней скамейке на эмпоре, так что проповедник никак не мог видеть его, думал, что Роланд Хилл имел в виду именно его и проповедовал только для него. Я заметил, что некоторые проповедники могут лучше читать отличные лекции и говорить о приятных вещах, чтобы польстить плотскому уму, вместо того, чтобы проповедовать грешникам Евангелие. Нам нужны мужи, как Берридж, которые не стремятся льстить слушателям, - мужи, которые метко попадают в цель, натягивают лук, накладывают стрелу на тетиву и смело стреляют; которые направляют смертельный удар прямо в сердце и совесть людей, наносят глубокие раны, обнаруживающие тайные вожделения и грехи; которые не останавливаются на общих вещах, а выделяют особое, которые не говорят о человечестве вообще, а обращаются лично к каждому отдельному человеку. Не сердитесь на проповедника, если он задел вас, примите во внимание, что он выполняет свою обязанность. А если бич попадет в вас и ранит, то благодарите за это Бога и радуйтесь. Сидя перед кафедрой, я хотел бы иметь перед собой проповедника, который приставлял бы мне нож к горлу, проповедника, который не жалел бы меня, проповедника, который не льстил бы мне. Работающий с душами человеческими должен быть совершенно открытым; кафедра - не место для красивых фраз: ведь речь идет о серьезности вечности. Примите этот совет и прислушайтесь к проповеди, которая берет на мушку лично вас.

Мы знаем, что будучи судьей, Брут был одним из самых непреклонных законодателей, и судил, невзирая на лица. Самые знатные сенаторы, изобличенные в преступлениях, должны были представать перед Брутом, и он безжалостно приговаривал их к смерти. Но предположим, что собственный сын Брута предстает пред судом - а так и было в действительности. Посмотри мысленно на отца, сидящего на месте судьи, и ты с удивлением услышишь из его уст, что перед судом все люди одинаковы.

Можешь ли ты себе представить эту ужасную картину: сын должен вынести допрос отца и услышать из его уст смертельный приговор? Его связывают на глазах у отца, в то время как отец - неумолимый судья - приказывает палачу высечь сына и в конце говорит: "Отведи его и примени секиру!" Здесь ты видишь, что римлянин любит родину больше, чем сына, и справедливость - больше, чем родину и сына, вместе взятых. "Правильно, - говорит мир. - Брут справедлив".

Если бы Бог осудил каждого из нас, то это только соответствовало бы Его справедливости. Но посмотрите! Родной Сын Бога берет на себя грехи мира и так, согнувшись под бременем вины, предстает перед своим Отцом. Сам Он не имеет греха, но несет грехи многих на Своих плечах. Бог осуждает Своего Сына, позволяет римлянам бичевать Его, выставляет Его на посмешище Иудеев и солдат. Он предает Его суду и позволяет распять Его на кресте. Так как люди не могли сами привести в исполнение приговор, требуемый справедливостью Божией, на своем заместителе, то Бог Сам бьет Своего Сына.

Вас смущает это выражение? Прочтите 53-ю главу в книге пророка Исаии, и вы найдете там подтверждение этим словам.

Поистине, если Бог приносит в жертву Своего единственного, возлюбленного Сына, то справедливость удовлетворяется больше, чем она того требует; тем более, что Христос пожертвовал собой добровольно.

Мне нравится в Раав, что она заботилась не только о своей личной безопасности. Грех не ожесточил ее сердца, как это бывает во многих случаях. Она думала об отце, матери, братьях и сестрах. Где есть истинное дитя Божие, там есть и забота о родственниках.

Я знал одного мужчину, который по воскресеньям проделывал двадцать миль, чтобы услышать "истину". Но когда его спрашивали, куда ходит его семья, он отвечал, что это его не касается - Бог спасет своих избранных. Такие люди не проявляют себя как дети Божий, так как дети Божии не хуже язычников и мытарей. Они заботятся о своих домашних.

О христиане, старайтесь иметь хорошие отношения со своими родственниками. Но подумайте также и о том, что Раав все равно не смогла бы спасти своих родственников, не соберись они у червленой веревки. Если бы кто-нибудь из них остался на улице, в то время как израильтяне били народ, то они могли бы сказать: "Мы - родственники Раав". А им ответили бы: "Мы поклялись пощадить всех, находящихся в доме, к окну которого привязана красная веревка. Если вы не там, то мы не можем пощадить вас". Нет толку говорить на одре смерти: "Моя мать молилась за меня, моя сестра страстно молилась о моем обращении". Нет, вы должны лично прийти к Господу Иисусу, укрыться в Нем и иметь действительную веру в Него, иначе вам не помогут никакие молитвы других людей. Но по милости своей Бог помог Раав собрать у себя всех родственников. Бог дал ей такой авторитет, сила ее веры была так велика, что все остались в доме и были спасены вместе со своими семьями.

Текст показывает нам величайшую твердость веры патриарха, находящегося при смерти. О, если бы и на нашем одре смерти можно было восхищаться милостью Божией, выражающейся в нашей вере!

У этого старого человека в возрасте 147 лет было еще многое, что могло бы удерживать его на этой земле. Последние 17 лет своей, в основном, очень беспокойной жизни он провел чрезвычайно спокойно и приятно. Нас на его месте устрашила бы одна только мысль об уходе из жизни. Но почтенный патриарх держит жезл в своей руке. Он готов идти и не ищет никакой отсрочки.

Последние 17 лет старый человек провел прекрасно и в полном покое. Но чувственность не умерщвила его веру, а люкс не уничтожил его духовных взглядов. Его сердце все еще в шатрах, в которых он жил, будучи странником Божьим. И вы можете убедиться, что он абсолютно не прирос корнями к Египту. Самое важное для него - позаботиться о том, чтобы кости его не остались в Гесеме. Поручая похоронить его в Мамре, он призывал свое потомство не привязываться слишком сильно к хорошей земле Гесем. Их наследие не на берегах Нила, а по другую сторону пустыни, в Ханаане; и они должны быть всегда готовы пойти туда.

Благословение, произнесенное им над сыновьями Иосифа, было выражением твердой веры, которая отпускала настоящее и ухватывалась за будущее; отказывалась от временного и держалась за вечное; отказывалась от сокровищ Египта и крепко держалась за завет Божий.

"Мы идем домой!" В этом простом предложении столько музыки. В юные годы этот тон, может быть, более стимулирующий, похож на трубу и побуждает нашу молодость к деятельности, а в более преклонном возрасте, когда наше солнце близится к закату, музыка, содержащаяся в этих словах, звучит сладостно и нежно.

В этом наше утешение: каким бы долгим ни был путь - он ведет домой. Мы можем дожить до восьмидесяти или девяноста лет; но в свое время мы придем домой. Путь может быть суровым, но это дорога царя, и никто не может согнать нас с этой дороги; по этому пути мы достигнем небесного дома Отца.

Представив себе многочисленные искушения и испытания, мы чувствуем, что обязаны от всего сердца благодарить Господа за то, что Он сохранил нас до сего дня. Жизнь, которая у нас еще впереди, навряд ли может содержать еще больше чудес, чем годы позади нас. Только благодаря всемогущей милости мы дожили до сегодняшнего дня, и эта милость достаточно велика, чтобы сохранить нас и на остатке пути.

Братья, мы идем домой! Мы несомненно придем домой; и какая радость будет там! Какая радость видеть нашего Отца, нашего Спасителя и всех тех, кто дорог нам в Иисусе! Мы несомненно будем иметь там много времени и возможностей для полного общения друг с другом и особенно для общения с достойным поклонения, благословенным Господом. Мы придем домой, так как Отец Сам не успокоится до тех пор, пока это совершится, и Христос, искупивший нас Своей драгоценной кровью, не успокоится, пока ни увидит вокруг Себя Своих спасенных чад в белых одеждах.