У границы станции, с чьей-то доброй санкции
Железнодорожная будочка стоит.
Время довоенное, и послевоенное,
Мрачное, голодное, в памяти хранит.
Черепица сброшена, окна перекошены,
В их провалы смотрится хмуро темнота,
И грохочат стрелкою, сыпля дробью мелокою,
Как во время старое мимо поезда.
<Стрелочник> - профессия всем была известная,
А теперь забвения на неё печать
Здесь людьми положена - ту работу сложную
Автоматизация стала выполнять.
А тогда ответственно, к стрелке непосредственно
Закреплялся стрелочник, и за ней следил,
Чтоб в минуту трудную: в зной иль в полночь южную,
На пути свободные поезд проходил.
Повесть эту давнюю, ставшей легендарною
Среди всей Прибалтики расскажу вам я.
В том невзрачном здании, как гласит предание
Поселилась тихая дружная семья.
Мать с отцом, да маленький сын голубоглазенький -
Их надежда в старости в доме подрастал.
И отец о будущем в своём сердце любящем
О прекрасном, радостном для него мечтал.
Так и жили с краешку - мать была хозяюшкой,
А отец на станции службу свою нёс.
Ожидали лучшего, а дождались худшего.
Ожидали радости, а дождались слёз.
Смена шла обычная, за года привычная
Стрелочник участок свой утром обходил.
По полям нескошенным, по хозяйствам брошенным,
По земле израненной взгляд его скользил.
Тихо поднималося, словно улыбалося
Ласковое солнышко в голубой простор.
В это утро росное, грохоча колесами
В направленье станции товарняк прошел.
А за ним стремительно пассажирский литерный
Запросился издали на свободный путь.
И движеньем правильным, точно стрелку правил он,
Но взглянул... и обмер вдруг.. и стеснилась грудь.
Прям напротив домика худенький и тоненький
Сын его меж рельсами в камешки играл.
Он рванулся - не поспеть! Неминуемая смерть.
Стал кричать - уйди, малыш!, - тот не услыхал.
Мысль мелькнула первая - дрожь по телу мелкая..
<Стрелку на путь занятый, мимо!> но тогда
Паровоз на скорости в хвост другого поезда
Врежется и страшная будет всем беда.
Что же делать? Боже мой! Уходи, сыночек мой! -
Эта нерешительность длилась только миг.
И отец уверенно, хоть немного медленно,
На свободный литеру разрешил войти...
Массою грохочущей, сыну смерть пророчащей,
Грохоча колесами, поезд простучал.
Машинист отчаянно на ходу кричал ему
И вперед показывал... он не отвечал.
Он смотрел, и видел лишь, как играл его малыш,
А судьба назначена уж ему была.
И неумолимая, черная и дымная,
Не сбавляя скорости к сыну смерть ползла.
Взгляд отца потерянный видел, как растерянно
Там мелькнуло личеко.. он закрыл глазал.
Время бег замедлило, по щекам обветренным
Поползла слеза.
Поседевший, сгорбленный, шел шагами скорыми
Тихо к месту гибели своего сынка.
Там заплакал - Сынишка! что же ты кровинушка...-
В стоне том безмерном слышалась тоска...
... А вдали на станции, словно в вечном странствии,
Жизнь текла вокзальная в пестрой суете.
Вот из пассажирского, у платформ застывшего,
Люди разходились, растеклись в толпе...
Лишь потом со временеи, шли с благодарением,
К месту их спасения и несли цветы.
Парадокс не мелочный - сына отдал стрелочник,
Чтобы души многие от беды спасти.
Потеряв отечество, поезд человечества
К катастрофе, к гибели вечной быстро шел.
Но, любя творение, Бог без промедления
На пути спасения стрелки перевел.
Там Голгофа высится, смерть к Иисусу близится,
Многомиллиардная, с тяжестью греха.
Вот Он окровавленный, и толпой раздавленный,
Прошептил <Свершилось!> - и потряс века.
Но, не снизив скорости, не убавив гордости,
По транзиту к вечности мчится шар земной.
Только те пришедшие, как цветы взошедшие,
У креста Голгофского расцвели душой.
Сердце благодарное не забудет дар Его.
Не забудет подвига Сына и Отца.
И несут к Спасителю пассажиры-жители
Поезда вселенского души и сердца.