"Есть прощение и в последние минуты жизни... Нанятые в одиннадцатом часу получили одинаковую плату с теми, которые были наняты и работали с раннего утра... Разбойник на кресте покаялся и был спасен",- приходится слышать от многих грешников. Этими словами они хотят сказать, что милость Божью может получить умирающий после всей своей жизни, проведенной в самовольном пренебрежении служением Богу и в добровольном рабстве греху.

Что было в одиннадцатом часу?

1. Тогда был призыв к работе: "...идите и вы в виноградник мой...",- сказал хозяин. То было не оказание милости и не дарование прощения, но требование служения. Какое же может быть служение, когда смерть близка, когда и ум и тело расслаблены болезнью или старостью и когда, как правило, человек не может совершить для Бога никакого дела? Тщетно призывать умирающего трудиться. Господь не требует служения, когда у человека нет ни времени, ни силы для этого.

2. Одиннадцатый час - продолжительное время. Разделите жизнь человека на 12 частей и получится, что у умирающего в шестьдесят лет одиннадцатый час приходится на пятьдесят пятом году жизни. Одиннадцатый час приходит за шесть или семь лет до смерти, если человек проживает семьдесят два или восемьдесят четыре года. Поэтому сильно заблуждаются те, которые думают, что под одиннадцатым часом следует разуметь последние минуты жизни. Те, которые призваны были в одиннадцатом часу, после всех, все-таки работали в винограднике двенадцатую часть дня,- и эта двенадцатая часть дня представляет служение Богу несколько лет до их смерти.

3. Призванные в одиннадцатом часу не были званы прежде. Это ясно из притчи.

Хозяин, "...вышед... нашел других...". "Другими" называются они тут, а не "теми же", которые были званы раньше. То, что они не были званы раньше на работу, видно из их ответа. "Что вы стоите здесь целый день праздно?" - спрашивает их хозяин виноградника. "Никто нас не нанял", - отвечают они. У них есть уважительная причина, по которой они не могли поступить на работу раньше: они не имели ни предложения, ни случая работать. Они простояли целый день праздно не по своей вине или лености; они хотели работать, но "никто их не нанял". С их стороны не было ни отказа от труда, ни неповиновения призыву, ни медлительности. Они повиновались первому призыву, который получили, пошли и работали, сколько позволило им время. Из этого ясно видно, что случай их не может служить примером для тех, которые родились и живут между христианами, знают истину Божью, и может быть, с детства слышат благодатный призыв. Они часто имели возможность обрести спасение в Иисусе Христе "даром по благодати" - и все-таки отлагали обращение свое на последние часы своей жизни. Таковых Господь зовет и зовет постоянно и каждый час; но они отвергают призыв Его, отворачивают лица свои от Призывающего, ожесточают сердца свои и не желают повиноваться в жизни божественному слову. О, как велик грех их!.. О, как тяжка вина их за постоянное неповиновение голосу Божьему и упорный отказ от служения Тому, Кто умер за них! Работники, призванные на труд в одиннадцатом часу, совсем не похожи на них. Имеем ли мы основание думать, что люди, слышащие призыв Божий десятки лет, но не повинующиеся ему, все-таки будут спасены в последние минуты жизни? Что дает право так думать? Уж, конечно, не эта притча Господня! Она не дает ленивым ни малейшей надежды на милосердие Божье, которое бы спасло их после целой жизни пренебрежения Христа и противления Духу Божьему.

В повествовании о покаявшемся разбойнике, умирающем на кресте, который был спасен Господом, извращая смысл Писания, люди находят другое ложное утешение и надежду.

Разбойник никогда не имел возможности быть спасенным. Закон наложил на него проклятие и смерть, а Христос, дарующий благословение и жизнь, не был до той минуты известен ему. Это видно из того, что он сначала, не зная Кто распят вместе с ним, тоже покушался вместе с другим разбойником поносить Иисуса, как свидетельствует нам Евангелист Марк. Но видя, что распятый рядом с ним Незнакомец, "будучи злословим... не злословил взаимно; страдая, не угрожал...", разбойник с любопытством устремляет глаза свои на лицо Иисуса, взоры их встречаются, и он видит в глазах Иисуса не пылающий, безмолвный и бессильный гнев, но кроткую сострадательную и всесильную любовь. Один взгляд на Иисуса произвел в нем внезапную перемену. В мрачной погибшей душе его, переполненной греховным сознанием и угрызением совести, как в темной пещере, увешанной паутиной и кишащей змеями и скорпионами,- вдруг блеснул в первый раз луч надежды и горячий луч этот от Солнца правды зажег там пламя любви, которое выжгло и очистило всю нечистоту души. От одного взгляда на Иисуса распятого и от одного взора Иисуса в душе разбойника вдруг зародилась вера; он обращается с мольбой к распятому Незнакомцу, признавая Его Господом и Царем,- получает от Него божественную милость и в полной радости и любви к Нему уходит с Ним в лучший мир. Из всего этого можно заключить, что разбойник этот ни Спасителя не знал, ни призыва Его к покаянию и к новой жизни не слышал, ни чудес божественной силы Его не видел никогда прежде до часа распятия - и поэтому пребывал в грехе, не видя никакого выхода из этого ужасного положения. Теперь можно ли хоть на минуту сравнить с этим спасенным разбойником тех, которые и знают и признают Христа как Спасителя грешников и слышат призыв Его прийти, принадлежать и служить Ему как своему Господу и Царю,- и все-таки не покоряются Ему? О нет! Поистине, "раб, который знал волю господина своего и не исполнил ее, будет бит больше..."

У Господа нашего Иисуса Христа имеется Свой установленный путь ко спасению грешников. "Ныне, когда услышите голос,- говорит Он,- не ожесточите сердец ваших". Это божественное слово "ныне" решает все.

Если вы хотя немного понаблюдаете за смертью тех, которые слышат божественный призыв ко спасению и примирению с Богом и все-таки повинуются втайне нашептывающему им духу: "Не торопись; поживи еще мирской жизнью, а потом обратишься к Богу",- то, наверное, заметите, что таковые умрут непримиренные с Богом. Когда здоровье их крепко, силы их полны и жизнь улыбается им, они обыкновенно говорят: "Еще рано служить Богу"; но когда здоровье ослабнет, силы оскудеют, жизнь начнет хмуро смотреть на них и блеск мира померкнет в очах их, они начнут твердить с отчаянием, по внушению того же обманывающего духа: "Уже поздно! Бог не примет теперь". И с такими словами на устах или с мыслью в уме они переходят в вечность. Отверженное милосердие Божье переходит в правосудное божественное отмщение. Всемогущая рука, которая так долго была протянута к грешнику, чтобы спасти его, теперь неумолимо заносит над головой его наказующий меч. Тот, который прожил целую жизнь, не предав добровольно душу свою в руки "верному Создателю", чтобы быть хранимым здесь и вкушать блаженный покой там,- невольно впадает в "руки Бога живого" в свой смертный час, чтобы "пить чашу гнева и ярости Всемогущего" и пить ее вечно.

Итак, если ты слышишь призыв Божий ныне идти и работать в винограднике Господнем, если слово благовестия звучит в ушах твоих и Дух Божий пробуждает сердце твое, то не пренебрегай призывом сим и не подавляй в себе чувство это Быть может, ты слышишь и чувствуешь его в последний раз. Ты не можешь с уверенностью сказать, в каком часу призывает тебя к труду Хозяин благодатного виноградника: в шестом, седьмом или одиннадцатом уже часу - на заходе солнца жизни. Одного страшись:

Бог не всегда будет звать. Не говоря уже о внезапной смерти необращенного, нераскаянного грешника,- для многих таковых, закаленных во грехах, при свете откровения Божьего бывают такие важные моменты в жизни, от которых зависит вечная судьба их.

"Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками", - сказал Сам Бог пред осуждением мира во дни Ноя; то же самое говорит Он и ныне пред отступлением того человека, который пренебрегает призывом Божьим, "попирает Сына Божия и не почитает за святыню кровь Завета и Духа благодати оскорбляет". О, как ужасен тот момент, когда Бог оставляет человека навсегда!.. Жертва собственной нераскаянности настолько же может не знать о своем осуждении, насколько не знал Самсон о том, что "Господь отступил от него". Какая польза оставленному Богом грешнику, если он не видит сонма плачущих Ангелов, которые желали бы радоваться об обращении его?! Что с того, что он не замечает никакой громадной кисти руки, пишущей огненными буквами на небесном своде приговор ему, как Валтасару на извести стены; и что с того, что ему не говорят, как тому же Валтасару, о тех гигантских весах, привешенных к небесам и опускающихся до земли, на которых он, будучи взвешен, окажется легче пуха в очах божественного и вечного правосудия?! Какая польза беспечному, если бы он и пережил подобное? Роковой факт уже совершился: нераскаянный грешник оставлен Богом, книга божественных предложений спасения закрыта, звук благодатного призыва смолк для него навсегда, ибо он стал для этого глух, и "запах благоухания Богу во спасаемых и в погибающих", т.е. благая весть о Христе, для него, погибшего грешника, стал теперь "запахом смертоносным на смерть".

Все кончено безвозвратно. Для некоторых такой случай совпадает с моментом умирания, но кто может быть уверен, что не произойдет он и раньше смерти? О, одна мысль об этом должна тотчас всколыхнуть даже самое медлительное сердце! Но сколько таких людей, которые остаются не тронутыми и не пробужденными и в такое время, когда Бог производит всеобщее пробуждение сердец в церкви! Таковые отличаются омертвением духовных чувств, как отличаются и невольно приковывают наше внимание высокие стволы деревьев, расщепленные и почерневшие от ударов грозы, которые хотя и стоят по-прежнему между зеленеющими деревьями, но уже, по-видимому, не способны более расти,- сохнут, готовятся на дрова и близки к сожжению. Таково состояние и такова участь нераскаянных.

Да избавит милосердный Бог наш Сыном Своим Иисусом Христом каждого из нас от такого духовного состояния и от такой страшной участи и да соделает Он нас благодатью Своей "древами праведности, насаждением Господним во славу Его", дабы, трудясь для Него здесь, мы могли приносить Ему "плод святости" вовремя дня жизни,- каждый по своему: один начал в первом часу дня по еврейскому счислению, а по нашему в семь часов утра, т е. при начале жизни, а другой - в одиннадцатом часу дня, а по нашему в шестом часу вечера, т. е. при закате жизненных дней. Да даст Он нам после ночи смерти ожить вновь в весну вечности, цвести беспрерывным блаженством, приносить плод нескончаемого поклонения и благоухать цветами непрестанной хвалы во веки и веки.