Нет ни малейшего подтверждения состояния Аврама в это время, если мы правильно поняли то, что следует затем в 16-ой главе. Несомненно, Сара заслуживала порицания больше, чем Аврам: в явном желании недостаточной веры сквозила поспешность, и потому ее мужу была дана Агарь, и вскоре появились плоды такой связи. Как всегда, та из них страдала больше, которая больше заслуживала порицания. Не столько Аврам, сколько Сара была наказана за свою неразумность по отношению к служанке. Однако в этой главе мы вновь видим верность Бога даже в случае с Агарью, которой было сказано вернуться к своей госпоже и повиниться перед ней. Бог здесь доносит пророческое свидетельство через своего ангела и дает примечательный образ бедуинов, которые по сей день остаются менее значительными, но не менее искренними свидетелями истины Слова Бога.

В следующей 17-ой главе мы видим другую, еще более величественную сцену. "Аврам был девяноста девяти лет, и Господь явился Авраму и сказал ему: Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен; и поставлю завет Мой между Мною и тобою, и весьма, весьма размножу тебя". Далее это уже не Агарь, которая, как нам известно, является образом завета на горе Синай, не предупреждение о том, что средства, к которым прибегает человек, приносят в дом только дитя плоти, создавая при этом заботы осознанно для всех, участвующих в этом. Однако здесь Бог по своей милости еще раз является испрошенным своим возлюбленным слугой. "Я, - говорит Он, - Бог всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен; и поставлю завет Мой между Мною и тобою, и весьма, весьма размножу тебя". Здесь главное место занимает не человек, а Бог. Не Аврам вопрошает, а Бог говорит. Соответственно этому и Аврам вместо того, чтобы высказывать свои желания и затруднения, пал на свое лицо , что было правильным действием, и "Бог продолжал говорить с ним". Это было более значительной свободой, нежели та, которой он наслаждался прежде, и ничем нельзя было уменьшить благословение его духа. Никогда он не был более смиренным пред Богом, чем когда Бог таким образом открыл ему свой замысел относительно обещанного семени, намереваясь дать дальнейшие сообщения обо всем мире.

Затем Бог говорил с ним и сказал: "Я - вот завет Мой с тобою: ты будешь отцом множества народов..." Теперь уже не говорится о скитальчестве его потомства в чужой земле. Итак, мы видим широкий диапазон земных намерений Бога, раскрывающийся перед нами относительно всей земли, и это в полной мере касалось Аврама. "И не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов... и весьма, весьма распложу тебя, и произведу от тебя народы, и цари произойдут от тебя". Ни слова об этом не было сказано прежде. Иными словами, он должен иметь продолжение рода, наследующего землю и владеющего ей во веки: это было уже совершенно достоверно. И когда сомневающийся разум пожелал получить уверение в этом от самого Бога, Бог соизволил, как мы знаем, войти с ним в союз. Наряду с этим Он дал ему знать, что множество скорбей и страданий будет предшествовать часу его суда над возлюбленным и избранным семенем. Однако все здесь имеет другой порядок и меру - благодеяние согласно милости и намерениям Бога. "И весьма, весьма распложу тебя, и произведу от тебя народы, и цари произойдут от тебя; и поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя; и дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую, во владение вечное; и буду им Богом. И сказал Бог Аврааму: ты же соблюди завет Мой, ты и потомки твои после тебя в роды их. Сей есть завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и между вами и между потомками твоими после тебя: да будет у вас обрезан весь мужеский пол". Не следует полагать, что обрезание является лишь требованием закона. В той связи, в которой оно упоминается здесь, это сопутствующее обстоятельство благодати - знак умерщвления плоти. Несомненно, это вошло в закон, когда впоследствии установился порядок, но по сути своей, как показывает сам Бог, это началось не с Моисея, и поскольку это было у патриархов, в частности у Авраама, то это, как мы видим здесь, является символом, означающим убиение плоти. Бог относился к ней как к нечистому, но, разумеется, это не является законом. Как все прочее, это может превратиться в законничество, однако данный случай свидетельствует, скорее, о противоречии закону. Он означает осужденную плоть, что является истинным духовным значением учрежденного Богом.

Эта глава далее представляет благодать, данную согласно щедротам Бога; в то же самое время плоть осуждается пред ним. Таково значение этой примечательной печати. В соответствии с этим мы видим обетование, когда имя Сары было изменено из первоначального "моя госпожа" (Сара) на имя "госпожа" (Сарра), то есть совершенная. С тех пор она должна была называться так: "Сару, жену твою, не называй Сарою, но да будет имя ей: Сарра; Я благословлю ее и дам тебе от нее сына; благословлю ее, и произойдут от нее народы, и цари народов произойдут от нее". Затем сердце Авраама обращается даже к Измаилу, а также дается историческое сведение о том, что обрезание было установлено с того дня.

Следующая 18-я глава показывает нам, что благодать дает не только общение с Богом относительно того, что касается нас, но и что его слуга призван радоваться сообщениям его намерений, даже когда они касаются совершенно постороннего. Бог начал беседу с такой открытостью, которой Авраам никогда прежде не знал; и Он не раскается в своей любви. Не Бог отказывается от нас - скорее, мы от него, а сам Он никогда. "И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного. Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер, и поклонился до земли". Взгляните на характер Авраама - это так прекрасно: подлинное поклонение, но и замечательное достоинство! Он сказал: "Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего; и принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом, а я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите; так как вы идете мимо раба вашего. Они сказали: сделай так, как говоришь". Кажется, что в это время нет причин полагать, будто Авраам знал или подозревал, кто это были. Но мы увидим, как скоро он понял это и осознал. Однако он ведет себя совершенно уместно. Бог не высказал бы это открыто, Он не нарушил бы то, что мы можем назвать "инкогнито", которое было угодно Богу. Авраам понял это: его око было чисто, а тело полно света.

Внешне это было просто приготовлением патриарха для проходящих странников. Как вы знаете, некоторые из тех, кто не забывал принимать странников, не подозревая об этом, принимали ангелов. Для Авраама было честью принять Бога. Через некоторое время он слышит обращенный к нему вопрос, и это, по моему мнению, тот момент, когда он постиг дух божественного деяния: "Где Сарра, жена твоя? Он отвечал: здесь, в шатре. И сказал один из них: Я опять буду у тебя в это же время, и будет сын у Сарры, жены твоей". Мог ли Авраам далее оставаться в неведении того, чей это был голос? Тем не менее об этом не говорится до определенного времени. Если Богу было угодно явиться сюда с двумя из своих слуг, если Он наделил их обычным человеческим обликом, то, конечно, не делом было нарушение хранимого Богом молчания. И это была всего лишь одна черта того, каким прекрасным образом его сердце отвечало на доверие к нему Бога. Однако Сарра еще раз выразила свое неверие, в то время как Бог, посмотрев на откровение Сарры, вновь доказывает его, оставаясь с Авраамом. Когда мужи поднялись, чтобы направиться к Содому, Авраам инстинктивно сопровождал их, но Бог остался с ним и сказал: "Утаю ли Я от Авраама, что хочу делать!"

Если 17-я глава описывает сообщение Бога о том, что столь близко касалось Авраама и его потомства, то данная глава открывает ему то, что относится к миру. Таким образом, мы видим, что хотя здесь не описываются близкие отношения детей Бога, но это именно тот самый способ, при котором понимание будущего не только полезно, но и становится средством общения. Позвольте мне обратить на это ваше внимание. Не заблуждайтесь относительно этого, возлюбленные братья. Попытка прежде всего постичь будущее как главный предмет нашего изучения никогда в действительности не только не укрепит наши души на божественных путях, но, скорее, низведет их на более низкий уровень - к земным принципам, которых в другой раз трудно будет избежать. Тем не менее очевидно, что Бог даровал все это, подразумевая, что все, данное им, должно быть полезно и отрадно для наших душ.

Что же такое предохраняющая сила? - Благодать; когда не стоит вопрос о том, что грядет, когда она не превышает всех возникающих в нас вопросов. Так было в 15-ой главе, однако теперь Авраам совершенно освобожден Богом. В большей степени он является тем, что принадлежит ему и его семени. Его сердце чисто. Бог присутствует в большинстве его потомков. Перед Авраамом раскинулись несравненно большие горизонты, нежели те, что дал по его просьбе Бог; ибо Он выражает свои собственные помыслы, свои поучения, которые всегда превышают даже самые великие ожидания человека; и тогда то, что приоткрывает будущее, вместо того, чтобы повергать нас на землю, напротив, становится средством призвания нас перед лицо Бога по мере нашего стремления обрести его благодать. Так было и в случае с Авраамом. Все зависит от того, что мы не должны поддаваться первым же намерениям нашего разума, прежде чем мы не окажемся совершенно свободными и не воспользуемся присущим нам положением с Иисусом Христом перед лицом нашего Бога. После этого мы можем слушать, и тогда все станет полезным и блаженным для нас.

Так произошло теперь и в случае с Авраамом. И вновь Бог делает первый шаг. Именно Бог говорит: "Утаю ли Я от Авраама, что хочу делать!" Какое отличие для человека, пожелавшего знать наверняка, будет ли у него потомство, которое обещал ему Бог! Здесь Бог идет ему навстречу и предсказывает великую гибель городов долины. Бог изливает ему свет, и все становится понятным. Однако Авраам - это не сомневающееся сердце и не пытливый ум. Это тот, кто пал ниц в искреннем почитании и, более того, доверяя Богу, которому было угодно довериться ему. Поистине, Бог намеревался принять меры против мира: Он собирался судить это преступное место и стереть с лица земли, чтобы искупить вину, Содом и Гоморру и другие города долины, которая была подобна саду Бога, но, увы, теперь поднялась с тлетворным дыханием против самого Бога так, что Он вынужден был уничтожить это беззаконие, иначе им будет поражен весь мир.

Все это Бог говорит своему слуге. Ему угодно было раскрыть свои пути. Авраам был теперь в состоянии насладиться этим и никоим образом не помышлял о земном. Авраам мог слышать все, что пожелал поведать ему Бог. Затем, вместо того, чтобы как-нибудь принизить его, Бог, скорее, возвысил его до постижения своих тайн в доверительной беседе с ним, ибо он действительно был другом Бога. Все это послужило на пользу Аврааму, и мы вскоре увидим духовные последствия этого, отразившиеся на его душе. "От Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли, ибо Я избрал его, [о, как прекрасно это сказано!] для того, чтобы он заповедал сынам своим и дому своему после себя [какое доверие выражает ему Бог!] ходить путем Господа, творя правду и суд; и исполнит Господь над Авраамом, что сказал о нем. И сказал Господь: вопль Содомcкий и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма; сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю. И обратились мужи оттуда и пошли в Содом; Авраам же еще стоял пред лицом Господа. И подошел Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников?"

Возможно, сейчас неподходящее время для подробного разговора об этом, но я, по меньшей мере, скажу, что здесь нет тревоги Авраама о самом себе, и по этой самой причине его сердце устремилось не только к возлюбленному им Богу, который тоже любил его, но и к своему племяннику, праведнику Лоту, сыгравшему здесь такую жалкую роль и пострадавшему из-за своей глупости. Он извлек еще меньше пользы из учения и должен был претерпеть еще большее унижение, чего Авраам не мог предвосхитить. Человек веры не просто вышел, чтобы преследовать земных царей-победителей, но чтобы освободить Лота. Теперь он осмеливается воспользоваться доверием божественной благодати, чтобы приблизиться и попросить за того, чья праведная душа была уязвлена в Содоме и любила Бога, несмотря на свою приверженность к земному и свое порочное состояние. Разве Авраам ходатайствовал не пред Богом? Разве Бог не ободрил сердце своего слуги для продолжения, пока тот не был пристыжен? Как повсюду, так и здесь именно человек отклонил заступничество Господа, а не Господь отказался ободрять и внимать ходатайству.

Здесь влияние пророчества отразилось в сердце после того, как оно было освобождено божественной благодатью, и оно, поистине, было небесным. Вместо того, чтобы, причиняя вред, позволять себе праздное любопытство относительно других или быть просто поглощенным собой, вместо желания знать, что Господь даст мне, сердце верующего, мы видим, печется о другом. Это угодно Богу. Именно дух заступничества за других, который мы здесь наблюдаем, был следствием слушания Господа и радости общения, которые еще не были осуществлены, потому что они были тайнами Бога относительно других (даже самого мира), вверенными Аврааму, и он отказался от своих привязанностей ради божественного. Разве не так происходит с нами при нашем обращении к пророческому слову? Должно ли быть иначе? Можем ли мы достичь этого результата, изучая Ветхий Завет?

В следующей 19-ой главе обрушивается вихрь суда. Ангелы прибыли в Содом, и сам Лот показал себя учеником в той же школе учтивости и благородства, что и Авраам, однако жители преступного города оправдывают Бога в его беспримерном деянии, когда солнце взошло над землей. Тем временем Лот был выведен оттуда со своими дочерьми, но без их неверующих мужей, однако его жена, - помните о ней! - его жена навсегда останется самым суровым в этом повествовании примером того, кто, хотя и был выведен телесно, сердцем принадлежал порочному месту.

Итак, Лот избавлен, но избавлен лишь наполовину; и вновь мы здесь узнаем, как благословенное Писание выражает великое деяние духовного суда Бога до того времени, когда об этом можно было сказать с недвусмысленной легкостью. Мы видели достаточно печальных последствий в случае с Ноем, который, выпив вина и обесчестив себя, изрек проклятие на одну ветвь своих потомков, хотя и не забыв о благословении остальных. Это было безосновательное, но весьма справедливое проклятие, тем не менее как горько это было провозглашать его родительскому сердцу! Так и здесь. Лот, избавив ангелов от наихудшего сообщества, даже после своего спасения Авраамом вновь сумел вырваться, хотя и раненный и покалеченный, чтобы прийти к еще большему бесчестью. Должно быть, мучительной была необходимость сказать слово, которое последовало за этим. И все же для Израиля небесполезно в духовном смысле постоянно помнить источник своего раздражения - постыдное происхождение моавитян и аммонитян, двух народов, соседей и родственников, известных продолжительной враждой с народом Бога. Только Бог в своей мудрости замечает все. Тогда, как и ныне, грех дал обильный урожай, даже если в некоторых случаях высшая милость и препятствует тому, что могло бы стать преизбыточным урожаем скорбей для тех, кто допустил это. "Сеющий в плоть свою [не имеет значения кто, где или когда] от плоти пожнет тление".

Затем следует новое действие, где Авраам (увы!) еще раз совершает падение (глава 20). Не нужно обладать силой, чтобы поддерживать торжество веры. Поскольку, с одной стороны, Бог мог после падения явить глубины милости, еще нигде не явленные, а, с другой стороны, для самого истинного блаженства не существует других средств укрепления или продолжения, кроме как в самом Боге. Независимо от того, какая это радость для одного верующего или блаженство для другого, сила во всех смыслах слова принадлежит Богу и зависит только от него. И теперь это было даже мучительнее, чем прежде, поскольку известно, что Сарра была названа матерью будущего наследника. В этом не возникало сомнений, но еще более несомненным было отношение к Аврааму. Он давно был предопределен в отцы, как ей позднее было предназначено стать матерью. Несмотря на это, Авраам по личным причинам еще раз оказался виновным в отрицании данных отношений. Что есть человек? Возлюбленные братья, нам известен тот, кто неимоверной ценой установил теснейшие отношения с нами, кто достоин лучшего, чем это, и кто никогда не отречется от нас. Давайте же всегда непоколебимо доверять ему!

Однако Авимелех был совестлив, и Бог опекал его, хотя серьезность этого случая не уменьшилась в его глазах. Бог известил во сне о действительных причинах того, почему тот не должен касаться жены Авраама. "Он пророк и помолится о тебе", - таков самый поучительный пример пути, на котором Бог утверждает свои принципы. Как бы Он ни наказывал Авраама, Он даже почтит его прежде, чем Авимелех. Возможно, Авимелех готов был спросить: "Кем может быть Авраам, человек, который говорит ложь, не признавая собственной жены?" Тем не менее Бог сказал: "Он пророк"; однако мы можем убедиться в том, что Бог никоим образом не удерживает Авимелеха от порицания, когда тот говорит Сарре: "Вот, я дал брату твоему тысячу сиклей серебра; вот, это тебе покрывало для очей пред всеми, которые с тобою, и пред всеми ты оправдана" {Здесь существуют некоторые затруднения, вызванные появлением различий в переводах. Так, Бениш переводит последнюю фразу следующим образом: "...и ты сможешь смотреть каждому в глаза", то есть она оправдана, поскольку ее глаза были закрыты. Де Соля, Линденталь и Рафаль в своих переводах идут еще дальше, а именно: "...как оправдание перед всеми прочими"}. Каким же покрывалом Авраам покрыл свою жену! Лучше бы он купил для нее покрывало за тысячу сиклей серебра. Это был суровый приговор - упрек, без сомнения, обращенный к Сарре, однако как это должно было задеть за живое Авраама! Библия сохранила запись о прегрешении отца верных во благо всех детей. Где же была тогда верность Авраама? Бог первым позаботился о том, чтобы не оскудела его вера! Пусть этот грех послужит предостережением для нас, а благодать укрепит нашу веру!

Следующая глава представляет завершающую сцену раздела. Обещанный ребенок и наследник дарован, дитя плоти изгнано. Теперь все произошло согласно воле Бога. Все, что не соответствовало его благодати и допущенное прежде, было уничтожено. Рабыня Агарь должна уйти, и дитя, которое не было обетованным, должно быть изгнано. Бог больше не может допустить, чтобы дитя плоти находилось с Исааком и Саррой в доме Авраама.

Примечательно, что в то же время благодать Бога не обделяла Агарь опекой, также и Измаил в его провидении представлен завершающим всю эту сцену. Появляется Авимелех, стремясь заключить завет с тем самым человеком, чье падение незадолго до этого так удивило и поколебало его. Авимелех с Фихолом, своим военачальником, принимает Бога, чтобы быть с Авраамом во всем, что он делал, и умоляет того проявить милость к его роду, упрекая за неверное действие своих рабов. Короче говоря, языческий царь умоляет Авраама о поддержке и защите насадившего рощу, как сказано здесь, при Вирсавии и призвавшего там имя Господа, Бога вечного. Итак, очевидно, что мы в этом образе видим наследника мира. Еще нет речи о введении более глубоких отношений, но тем не менее это наследник не только земли Палестины. Следовательно, Бог явлен нам в неупоминавшейся прежде ипостаси вечного Бога (Эль-олам). Это как раз завершает должным образом раздел и переносит нас к другому образу тысячелетнего дня. Именно тогда язычники будут искать защиты верных, и тогда Господь явится в образе вечного Бога, защитника и благословителя истинного наследника; именно тогда притязания плоти и закон будут навсегда изжиты и полностью осуществится обетование во славу давшего его. Может показаться, что это заключение подобно заключению предыдущего раздела. Мы устремляемся к тысячелетнему дню.

После этого начинается еще более глубокий ход событий, где явный божественный свет, можно сказать, сияет почти на каждом шагу. Здесь нам встречается образ, перед которым почти каждый другой, даже в этой драгоценной книге, может показаться сравнительно бледным. Он выражает такую любовь, что сам Бог не находит ничего превосходящего ее или даже сравнимого с ней. Это избранный образ его собственной любви, и это проявляется не только в даре, но и в смерти его Сына, который предназначен для нас быть Агнцем, устранившим грех из мира. Вся эта сцена так проста, что требует лишь немногих слов о том, что, к счастью, наиболее известно во всех своих видах всем христианам как ни с чем не сравнимый с духовной точки зрения призыв к нашим сердцам. Ибо мы должны рассматривать это не только как самое истинное испытание веры Авраама, но и как прекрасное проявление любви самого Бога. Ибо если Исаак и был спасен от удара, в который Авраам вложил бы всю силу, доверяя Богу, поднявшему его вновь, чтобы творить добро обетованной ветви. Итак, образ смерти в жертвоприношении был доведен до завершения путем подмены на овна, запутавшегося в зарослях и закланного отцом. Затем следует клятва Бога, основанная на этом, которую апостол Павел так уместно упоминает в послании Галатам, где он описывает противоречие между одним и многочисленным семенем. В случае с семенем, которое есть Христос, число которого не указано, мы видим блаженство язычников; но когда мы слышим о семени, столь же многочисленном, как звезды и песчинки, то это, вопреки всем возражениям, связано с превосходством иудеев над их врагами. Если мы внимательно изучим отрывок, он раскроется во всей своей силе. “Мною клянусь, говорит Господь, что, так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, то Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря”. Здесь сказано о многочисленности семени. Что же за этим последовало? Есть ли здесь какое-нибудь обетование блаженства язычникам? Нет! Напротив, это совершенно иудейское упование: “... и овладеет семя твое городами врагов своих”. Разве это особое положение Христа? Разве это его отношение к нам среди язычников? Совсем наоборот. Это подтверждается, когда Он будет править как глава Израиля и даст ему силу и власть над врагами. В тот день все будет как надо.

Однако что же цитирует апостол и с какой целью? Не этот, а следующий стих, который существенно отличается: “И благословятся в семени твоем все народы земли”. Сила доводов апостола в том, что он обращается к Писанию в том месте, где ничего не говорится о числе, только упоминается “семя твое” как таковое и где подтверждается блаженство язычников. С другой стороны, там, где Он говорит о семени, умноженном в соответствии с самыми точными образами бесчисленного множества, то в этом случае Бог являет земное возвышение и власть иудеев над их врагами - блаженство, противоположное благовествованию и утверждениям послания Галатам. Таково отличие, которое апостол с такой глубиной проникновения относит к этому предмету. Значение этого очевидно. Галатам не нужно было становиться иудеями, чтобы обрести блаженство. Почему же тогда они должны были быть обрезаны? То, что Бог дает им в благовествовании и что они получили посредством веры в Христа, умерщвленного и воскресшего, было в образе Исаака (ср. Евр.11,17-19). Об этом семени Он говорит не как о многом, а как о едином: это семя хранит блаженство язычников, будучи язычниками. Поэтому там, где Бог говорит о семени Авраама отвлеченно от его числа (ст.18), присутствует блаженство язычников. Это именно то, в чем мы действительно нуждаемся и что мы обрели во Христе. Вскоре появится бесчисленное семя, о котором говорилось в стихе 17. Это будут иудеи, и тогда избранный народ будет обладать городами своих врагов. Я не знаю ничего более восхитительного или более совершенного, чем возражение иудействующим, которые бы охотно компрометировали благовествование, посчитавших галатов просто язычниками, стремящимися подняться до своих иудейских повелителей с помощью обрезания. И это после того, как они обрели воскресшего Христа. Однако истина в том, что как Ветхий, так и Новый Заветы божественны: первый - своими фактами, а второй - комментариями. И насколько поразителен сам факт, настолько же глубоко и его толкование апостолом.

В 23-ей главе перед нами открывается другое поучительное событие. Это не смерть Агари, символизирующей синайский завет или закон, - мы могли бы ожидать такого образа и в состоянии понять его. Однако чудесно то, что вслед за образом сына, пошедшего в качестве жертвы на гору Мориа, но избавленного от смерти (смерть и воскресение Христа, как поясняет сам апостол Павел в послании Евреям), мы видим смерть Сарры, той, кто представляет собой новый завет - не закон, а благодать. Что же означает этот образ и где ответ на него в деяниях Бога, когда мы думаем об этом прообразе? Это несомненно и очевидно. В книге Деяний, не говоря о любом другом писании, в наши руки попадает истинный ключ к пониманию. Когда апостол Петр проповедовал перед народом смерть и воскресение Господа Иисуса, истинного Исаака, что же он говорил им? То, что если они пожелают с помощью благодати покаяться и обратиться, то Бог, несомненно, явит времена восстановления, о которых Он говорил устами своих святых пророков от начала мира. Он добавляет, что они были детьми не только пророков, но и завета, сотворенного Богом с отцами; при этом Бог сказал Аврааму: “И благословятся в семени твоем все народы земли”.

Здесь мы видим требуемое решение. Ибо Петр после этого представил готовность Бога явить блаженство нового закона, если они через благодать преклонятся пред Господом Иисусом. Однако они не прислушались, они отвергли свидетельство и, наконец, умертвили одного из величайших свидетелей. В сущности свидетельству Святого Духа, основанному на смерти и воскресении Христа, было оказано недоверие, и, следовательно, это полностью уничтожило завет с Израилем. Это было прообразом смерти Сарры - временное исчезновение всех предпосылок к завету с Израилем. Нигде мы не слышим о вдохновлении его после этого. Несомненно, Сарра вновь воскреснет, и, таким образом, появится новый завет, когда Бог будет действовать среди иудейского народа. Однако тем временем описание завета с Израилем как того, что было угодно Богу явить в том или ином месте и что было сотворено благодатью, совершенно выпало из виду, и его место заняло нечто новое.

Так и произошло здесь. Немедленно после смерти и погребения Сарры перед нами появляется новое лицо - другая цель, отличная от той, что мы видели. Что же это? Введение совершенно неизвестного лица, призванной быть невестой Исаака, - в переносном смысле смерть и воскресение обетованного сына. Более не возникает вопроса о действиях завета. О призыве Ревекки ранее и не помышлялось - это совершенно новое явление в истории. Затем мы вновь видим образ, столь известный нам, - Елиезера, надежного во всем слуги, которого имел отец, а ныне исполнителя новых намерений его сердца, который отправился, чтобы привести невесту домой из Месопотамии. Ибо поскольку ни одна девушка Ханаана не могла быть обручена с сыном Авраама, равно как и он, Исаак, не мог покинуть Ханаан ради Месопотамии. Елиезер должен был привести невесту, если она пожелает, а не Исаак должен был пойти туда. Это совершенно очевидно, и к образному значению этого я должен привлечь ваше внимание. Слуга испытывает затруднение: предположим, если невеста не пожелает пойти, должен ли Исаак пойти за ней? И Авраам сказал: “Берегись, не возвращай сына моего туда”. Когда собрание будет призываться как невеста Христа, Он останется исключительно на небесах. Он не имеет никаких отношений с миром, пока собрание продолжает собираться среди иудеев и язычников. Он не покинет небеса и не придет в мир, чтобы объединиться с землей, пока созидается невеста, жена Агнца. По отношению к призыву собрания Христос занимает исключительно небесное положение. Так же и Исаак, прошедший приговор жертвенной смерти. Поскольку в образном смысле Исаак вновь был воскрешен и ни в коем случае не должен был ухоить из Ханаана в Месопотамию за Ревеккой, то и Христос обладает лишь небесными связями, но только не с миром, пока имеет место призыв собрания. Незнание этого или, более того, равнодушие там, где об этом известно, делает христиан приверженцами мирского, равно как и общение с Христом там, где Он пребывает, делает их помышляющими о небесном. Все это свидетельствует о том, как непоправимо порочно любое положение, которое неизбежно связывает нас с миром. Единственно верный способ правильного решения любого вопроса для христианина - проникновение в Слово Бога, в то, что оно свидетельствует о Христе и его славе. Когда Христос сможет объединиться с миром, тогда и мы также сможем занять там свое положение; если же Христос всецело вне его, поскольку Он явно удален сейчас от мира на небеса, то так должно быть и с нами. Чтобы судить и иметь хождение соответственно ему, мы должны приложить все усилия, развивая это в себе.

Никогда не называйте это приверженностью к мирскому, чтобы исполнить свой долг на земле. Все это земные помыслы, когда мир и мирское становятся нашей целью вместо того, чтобы угождать Богу и выполнять его волю на земле. Из того, что вы делаете, ничто не является столь важным, как следование его помыслам. Это может быть внешне чрезвычайно святым деянием, однако если при этом Христос и его имя связываются с миром, то это только вводит нас в заблуждение и играет столь большую роль в руках врага. Но, с другой стороны, что касается связи с миром, то и совершенно обычное дело может быть весьма далеко от приверженности к мирскому, даже если это всего лишь чистка обуви. Едва ли стоит говорить, что сила христианства может научить сердце наслаждаться чисткой обуви так же искренне, как и чем-либо еще. Все, что не относится к Христу, не сохранится и должно носить на себе печать мирского; однако влияние Христа, с другой стороны, столь велико, что если наше сердце приняло его и стремится к тому, что присуще ему, сидящему одесную Бога, то мы становимся истинными его свидетелями, и при условии истинной сосредоточенности на нем это, несомненно, придает всему, что мы делаем, печать небесного и самое истинное и высокое значение, независимо от наших побуждений.

Конечно, мне не стоит сейчас вдаваться в подробности этой главы. Я достаточно сказал, чтобы показать общий принцип. Во-первых, это новизна и беспредельность того, что относится к Исааку и Ревекке. Это не просто продолжение того, что было уже известно, а нечто новое, следующее не только за образным жертвоприношением на горе Мориа, но и за смертью Сарры. К счастью, истина Христа освещает последующие главы Ветхого Завета. Увы! Нам известно, как все непонятно и неубедительно по сравнению с записанным Словом Бога, которое действительно проще простого. Опять-таки уничтожаются все действия закона. Как долго мы заблуждались относительно всего этого! Сарра умерла и на время исчезла. Затем была названа и призвана невеста, и она приезжает, ибо речь идет о невесте, а не о матери. И вновь мы видим Елиезера, образ Духа Бога, отмеченный этим, - сердце устремляется к Богу в совершенном его подчинении и в искренней похвале, поскольку он получает незамедлительный ответ божественной благодати. Елиезер получил поручение от Авраама, так и Дух был послан от Отца во имя любви к собранию. Молящийся и поклоняющийся соответственно, становятся членами тела Христа и должны разумно следовать намерению Бога точно так же, как молитва Елиезера была полностью определяема целью, которую преследовал тот, кто послал его. Он много и смело расспрашивал о невесте, и ничто другое не могло отвлечь его от этого ближайшего его сердцу предмета.

Благо для людей в мире зла - стать способными совершать добрые дела; однако здесь присутствовал тот, кто был в полной уверенности, что совершает лучшее, и мы тоже должны так поступать. Лучшее из всех служений - служение славе Отца в Сыне, невестой которого является собрание; это достойно жизни и смерти, если такова будет воля Бога, чтобы мы уснули, не дождавшись пришествия Господа. Это не просто стремление спасти грешников, а исполнение его воли, касающейся Христа и его любви, и, соответственно, не только молитвы, но и ее сущности, естественным образом отмечающей это. В этой главе о молитве говорится больше, чем в любой другой главе книги Бытие, но, кроме того, здесь более определенно, чем где-либо, показано сердце, обращенное к Богу в поклонении ему. Эти два вопроса должны отличать христиан и собрание в том, что теперь Христос, Сын Бога, умер и воскрес, и мы через веру наслаждаемся непосредственным результатом этого - молитвой и поклонением; но и молитва, и поклонение созвучны намерениям Бога в призыве невесты, собрания. Это не просто изолированное явление, хотя и оно имело бы свое место, предназначенное для определенных целей. Однако главной особенностью должно быть то, что Бог доверил нашим сердцам свою тайну в том, что Он совершает ради Христа. Он даровал нам знание о том, где пребывает Христос и что Святой Дух, соизволивший быть его исполнителем на земле, свершает ради своего имени в мире. Следовательно, наши сердца могут устремиться в связи с этим в молитве и хвале, обращаясь к нашему Богу и Отцу с просьбой о его благодати и верности ныне и вовеки. Новый Завет показывает нам, каким было и должно быть собрание, и в книге Бытие нет главы, которая выразила бы этот образ в столь совершенной форме. Случайность ли это или определенный замысел Бога, что только в этих случаях дается описание ожидания невесты, доверие в любви к той, кого еще не видели, и движение навстречу жениху?

Наконец, мы доходим до 25-ой главы, завершающей историю Авраама, ставшего прародителем известных племен арабов, которые, принадлежа его ветви, смешались с измаильтянами. Эти сыновья, в отличие от Исаака, получили дары и были отосланы. Исаак должен быть оставлен как бесспорный наследник всего и всегда пребывать, будучи сыном, в отцовском доме. На нем сосредоточились намерения любви, поскольку во всех отношениях наследство принадлежало ему.

Уже раскрыв состояние Исаака, я вновь коротко замечу, что он показан нам как прообраз Сына, умершего, воскресшего и сущего на небесах. Те, кто заметил, что о его смерти и воскресении иносказательно упоминалось в 22 главе, поймут это. Затем, после той смерти, что являлась прообразом нового завета, Бог действует совершенно по-новому, как мы видим в призыве невесты для Сына, и это в данном случае является как бы осторожным намеком на исключительно небесные отношения. Так что теперь не стоит и далее настойчиво доказывать, что все это имеет отношение к великой тайне небесного Христа и собрания, являющегося его телом и невестой, ибо и без этого все ясно.

Прежде чем до конца рассказать историю жизни Исаака, остановимся на эпизоде, повествующем о рождении двух сыновей Исаака и Ревекки. Бог уже подтвердил принцип своего выбора в сыне свободной женщины Сарры, когда дитя плоти было отвергнуто. Но вот, в чем разница. Великий принцип верховной власти Бога показан лишь как нечто предваряющее. Существовало различие в матери, если не сказать - и в отце. Но чтобы эту верховную власть подтвердить еще более ясно, было необходимо явить мудрость Бога. Так было и теперь, ибо Исав был сыном того же отца и той же матери, что и Иаков, и фактически они являлись близнецами. Поэтому невозможно было найти более равных между собой, чем эти два сына Исаака и Ревекки. Тем не менее, с самого начала, совсем не говоря уже о причинах, определяющих преимущество, Бог показывает, что Он решит все сам. Он может явить милосердие в избытке, что Он и делает; но Он есть Бог, и как таковой Он оставляет за собой свое право выбора. Ведь даже человек поступает так, и Бог был бы унижен перед человеком, если бы не сделал этого. И Он претендует на право выбирать самому и осуществляет это право, демонстрируя это самым очевидным образом. Основание этому дается в силе Духа Бога, как нам известно, в послании Римлянам, а также намек на это чувствуется и в других отрывках Библии. Я лишь мимоходом сошлюсь на это, чтобы показать, как ясно все это объясняет данные события.

В то же время здесь следует обратить внимание на кое-что еще. Последующее описание представляет двух мужей и их потомства; ибо что бы ни было сказано о провале (неудаче) Иакова, совершенно очевидно, что именно Исав, а не Иаков, оказался язычником-нечестивцем, презревшим Бога и пренебрегшим первородством, о чем говорится в этой же главе. Но выбор Бога был несравненным, и Бог сделал его недвусмысленно. Мне хотелось бы, однако, добавить к этому, что хотя, из Писания совершенно ясно, что Бог выбрал Иакова без каких-то особых, определяющих этот выбор причин, нигде в Слове Бога не говорится и нет намека на то, что мрачное высказывание пророка Малахии, - “а Исава возненавидел”, - было бы справедливо применить с самого начала. Истинно, выбор был сделан, но его определяла не ненависть. На самом деле, как мы видим, другое предположение так далеко от истины, что самые простые аргументы опровергают его. Из первой книги Ветхого Завета становится ясно, что выбор Бога пал на Иакова, а не на Исава. В последней же книге, в пророчестве Малахии, впервые ясно говорится о ненависти Бога к Исаву. Как замечательно явлено в этом Слово Бога! Давайте же сначала порадуемся тому, что Бог сделал свой выбор, а затем восхитимся тем, что Он не поспешил сразу объявить о своей ненависти, а ждал, пока эта ненависть станет явно заслуженной, и ждал, как мы видим, до самого конца. Смешивать эти явно отличающиеся факты, - выбор в самом начале и ненависть в конце, - значит, проявить не что иное, как ограниченность примитивного человеческого мышления. Истинно, все доброе - на стороне Бога, а злое - в человеке. Бог превыше всех, и каждая осужденная душа, вероятно, признает абсолютную справедливость этого.

Следующая 26-я глава книги Бытие продолжает повествование об Исааке. Давайте же будем помнить, что это повествование о воскресшем Сыне. А посему заметьте своеобразие явления Бога Исааку. Я обращаю ваше внимание на это событие как представляющее немалый интерес и в то же время являющееся примером глубоко символического образа в Писании. Бог является Аврааму как всемогущий Бог (Эльшаддаи); точно также Он открывается как Всемогущий Иакову, но я не помню, чтобы Он когда-либо представился таковым Исааку. И причина ясна. Несмотря на то, что фактически всемогущий Бог открывается Исааку, как и его отцу и его сыну, Исаак занимает совсем особое место в этом свидетельстве, не связанное подобным же образом с произволом Бога, как в случае с Авраамом, с одной стороны, или с Иаковом - с другой. Здесь мы видим Бога либо в своем абстрактном величии как Элохима, либо в особых отношениях как Иегову, то есть в тех образах, в каких о нем и говорится (принято говорить). Здесь использованы эти образы, а не образ Всемогущего. Правда, Исаак говорит о нем как о Всемогущем, когда благословляет Иакова, но когда является Бог, в Писании говорится о нем просто как об Элохиме или Иегове. И ясно почему: мы имеем полное основание полагать, что Богу угодно, чтобы мы оценили те особые отношения с тем, кто указывает на жениха собрания. Следовательно, все, что попросту земное и проходящее или по сути своей является произволом Бога, не выдвигается на передний план.

И снова, когда Бог является Исааку, Он говорит: “Не ходи в Египет; живи в земле, о которой Я скажу тебе [Исаак всегда обитатель небесной страны, - как это удивительно соответствует положению Христа как воскресшего жениха, не требуя никакого последующего доказательства, потому что и так все понятно] странствуй по сей земле, и Я буду с тобою и благословлю тебя, ибо тебе и потомству твоему дам все земли сии и исполню клятву, которою Я клялся Аврааму, отцу твоему; умножу потомство твое, как звезды небесные”. И ни слова о морском песке. Согласно своему образу, Он, как всегда, связан исключительно со всем небесным. В случае с Авраамом появляется двойственный образ: детей должно было быть, как звезд на небе, но также - как и песчинок в море. Исааку отводится особое место. Аврааму, как мы видим, характерно то и другое - он имеет отношение как к небесному, так и земному. Исааку отводится положение на небесах, что связано с его как бы символическим воскресением. Но это был только призрак (намек), а не сам образ; и увы! мы обнаруживаем, что он, являющий этот символ, отрицает свою связь, чего никогда не сделал бы Христос. Исаак терпит такую же неудачу, как до него Авраам. Непоколебимая вера поистине присуща лишь одному.

В то же время мы видим непреходящую верность Бога. Вскоре после этого Исаак получает божественное благословение во сто крат. Это ли не благость Бога? И Авимелех ищет благосклонности Исаака; но Исаак всегда пребывает в символической небесной стране, как бы символизируя теперешнее положение Христа.

Следующая 27-я глава позволяет нам увидеть подробности, открывающие душу всех, о ком в ней идет речь. Мы видим природу, оставляющую место для противоречивого характера, каким, очевидно, обладал Иаков. Он был верующим, но таким, в ком плотское не подвергалось осуждению, и это было присуще не только Иакову, но и Ревекке. Поступки обоих были далеко неприличными и могли вызвать огорчение, и хотя Исаак не был лишен слабостей и греха, мать и сын оба оказались лживыми. Что касается Исава, в нем не было ничего от Бога, и поэтому у него не было причины жаловаться на этот счет. В то же время он был весьма неправедным, а такую неправедность Бог никогда не мог простить кому-нибудь из людей. Поэтому, хотя мы и видим, что благословение было похищено у Исаака обманным путем, он, - каким бы странным это ни показалось, - пассивно уступает плоти; ибо действительно в Исааке заговорило плотское, но в то же время плотское взяло верх и в Ревекке, и в Иакове. Шокированный случившимся, но укрепившись духом, Исаак чувствует, что через свою любовь к Исаву может вступить в опасную борьбу с намерением Бога. Несмотря на все свои проступки, Ревекка и Иаков остались, по крайней мере, верными слову Бога. В целом это зрелище довольно унизительное: и только Бог, как всегда, остается безупречным на всем этом фоне. Поэтому Исаак, опомнившись и почувствовав, какой промах он совершил, и укрепившись уверенностью в божественной цели, самым выразительным тоном произносит, что, несмотря на способ, которым Иаков завладел благословением Исава, он получит благословение Бога.

Из 28-ой главы мы узнаем, что Исаак призывает Иакова и посылает его в Месопотамию за женой, куда тот отправляется с благословением всемогущего Бога. И теперь здесь начинают проявляться отношения с Богом как повелителем (отношения зависимости от Бога). Иаков является установленным образцом народа Бога, не ходящего в союзе с Богом, как Авраам, и, соответственно, первым образцом странника и почитателя, но не такого, как Сын, воскресший из мертвых и пребывающий на небесах (в небесной стране), а изгнанного и вынужденного быть странником не по своей воле, а по воле Бога. Этот тип странника наиболее подходит для передачи образа народа Израиля, изгнанного за непослушание и неверие со своей собственной земли, подвергнутого исправительным мерам, но в конце концов удостоившегося божественного благословения и обретшего мир и радость на земле. Вот какой образ представляет Иаков, и нельзя найти более подходящий образ, как мы увидим в самом имени, которое Бог даст ему. Поэтому “призвал Исаак Иакова и благословил его, и заповедал ему и сказал: не бери себе жены из дочерей Ханаанских; встань, пойди в Месопотамию, в дом Вафуила, отца матери твоей, и возьми себе жену оттуда, из дочерей Лавана, брата матери твоей; Бог же Всемогущий да благословит тебя, да расплодит тебя и да размножит тебя” (ст.1-3).

И вот Иаков выступил в свой одинокий путь и пошел в Харран, и именно там ему приснился сон. И он увидел во сне Господа, стоящего на восходящей до неба лестнице. И Господь {Не составит особого труда понять уместность различных божественных имен, используемых в данных главах согласно основному направляющему мотиву. Итак, всемогущий Бог - характерное имя надежного защитника; Иегова указывает на особую связь с благословениями Израиля (на основе завета) согласно обещанию; но затем Иегова становится Элохимом в своем собственном величии, иначе Он был бы просто национальным божеством. Сравните главу 17, где именно Иегова (Господь) называет себя всемогущим Богом, но сразу же после этого говорит как Элохим с Аврамом. Смотрите также Быт.22,1.8.9.12 и 11.14.15.16, где различные документальные данные явно опровергаются. Исав в Быт.27 не имеет ни завета, ни какого бы то ни было имени} представился Иакову как Бог его отцов: “Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему; и будет потомство твое, как песок земной”. И снова заметьте постоянство слова Бога. Ни слова не сказано о звездах на небе. Тогда как Аврааму Он говорил о звездах и песке, Исааку обещал лишь небесное, а Иакову только земное. И Он говорит: “И вот Я с тобою, и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю, ибо Я не оставлю тебя, доколе не исполню того, что Я сказал тебе”. Иаков пробуждается ото сна; но как это всегда бывает с человеком, когда он просто подчиняется Богу, не полагаясь на божественное милосердие, у него появляется тревога. Присутствие Бога в большей или меньшей степени рождает страх в душе, что и произошло с Иаковом. “И убоялся и сказал: как страшно сие место! это не иное что, как дом Божий, это врата небесные”. Многим бы из нас показалась странной мысль, что дом Бога можно ассоциировать со страхом (ужасом). Но так всегда бывает с душой, не укрепившейся в милосердии; и душа Иакова была далека от этого. Он был предметом милосердия, но никоим образом не укрепился в милосердии. Тем не менее, несомненно, Бог явил милосердие к нему, которое он вряд ли мог оценить полностью. “И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником... И нарек имя месту тому: Вефиль...”, и поклялся клятвою (ибо все здесь носит иудейский оттенок): “Если Бог будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться [его требования ни в коей мере не были высокими, а законность ограничена необходимостью] и я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Господь моим Богом, - то этот камень, который я поставил памятником, будет домом Божиим; и из всего, что Ты, Боже, даруешь мне, я дам Тебе десятую часть”. Он никоим образом не был человеком, освобожденным от самого себя или от земли; здесь, насколько это возможно, нам дан образ человека, подчиняющегося закону. И посему как же это соответствует символическому образу иудея, выдворенного из обетованной земли через свой собственный грех, но удерживаемого могущественной рукой Бога ради наставления на путь истинный, для блага, явленного в конце концов в его милосердии! Именно это должен был доказать сам Иаков, как мы можем видеть далее.

Итак, Иаков отправляется в путешествие, и среди сыновей Востока происходит характерная сцена, о которой, не вдаваясь в подробности, можно сказать, что она является вступлением, предопределяющим все то, что Иакову предстоит узнать и пережить в семье Лавана (гл.29). Знание и опыт сами по себе хороши, как школа для души, стремящейся найти путь к Богу; но само по себе знание ничего не стоит перед лицом Бога. Познание того, кто умер и воскрес, - только это и есть благодать, только такое познание может способствовать полному самоотречению и общению с Богом.

Знание и опыт могут пригодиться; они полезны, главным образом, как часть пути, когда мы идем к нему. Перед тем, что Бог во Христе являет для нас, они теряют всякую ценность (я имею в виду процессы, а не результаты). То же самое, как мы видим, происходит и с Иаковом. Иаков был человеком, которому Бог, несомненно, благоволил. Мы видим, что в нем было много хорошего и благородного. Несомненно, Иакову приходилось часто страдать от хитрого и лживого Лавана, но не в напоминание ли о той хитрости и лжи, к которым он сам некогда прибегал в своих действиях? Его обманули при выборе жены, обманули с оплатой, обманывали во многих случаях. А как он сам поступил со своим отцом, не говоря уже о своем брате? Обман должен встретить ответное действие карающей десницы Бога. Нет ничего удивительного в истории Иакова; но благословите всем своим сердцем Бога, проявляющего заботу о своем рабе, которому после всех его страданий Он дает хотя и медленное, но все же надежное процветание. Когда Иаков отправился в свой путь, он был уже далеко не молод, по прибытии к Лавану ему было около восьмидесяти лет. Не по своей воле он получает там двух жен вместо одной. Лию он не хотел в жены, а желал Рахиль. Но события менялись, как мы видим, и даже служанки дочерей были отданы ему в наложницы. Таким образом, он обрел много детей и немало страдал. Но вопреки Лавану, мелкого и крупного скота у него было в изобилии (гл.30) {Можно ли сомневаться в том, что этот отрывок из книги Бытие так же символичен, как предшествующие и последующие? Несомненно, та любовь, которую вначале Иаков испытывал к Рахили, ради которой, тем не менее, должен был ждать, пока завершится неделя после того, как ему была отдана в жены Лия, является явным намеком на отношение Бога к Израилю, прежде любимому, но затем отвергнутому в пользу презренного язычника, которому Он щедро явил свое милосердие. Бог, наконец, вспомнил Рахиль и снял с нее позор, дав ей сына Иосифа, который символизирует прославленного среди язычников и Спасителя своих братьев иудеев, которому пришлось пострадать от тех и других (от иудеев и язычников). Наконец, история Рахили завершается ее смертью и рождением ею сына Бенони, или, как назвал его Иаков, Вениамина, который явился причиной страданий матери и правой рукой отца, чем явится и народ Бога в конце. Я, пользуясь этим случаем, отмечу какую прелесть придают Писанию божественные имена, используемые в данных главах, и это будет лучшим ответом на внешнее (кажущееся) недомыслие, которое приписывают им разные авторы в разных документах. Что касается Лии, которая не была любима, как Рахиль, то в ее печали Бог относится к ней особым образом, и это нашло свое выражение в имени ее сына-первенца, Рувима; то, что Он услышал ее, отражено в имени ее второго сына, нареченного Симеоном. С рождением Левия, Лия возымела надежду, что ее муж теперь прилепится к ней, а когда она родила Иуду, то восхвалила Бога. Что касается Рахили (гл.30), то здесь сначала нет подобного выражения уверенности в том, что Бог проявляет к ней интерес и сострадание. В состоянии душевного разочарования Рахиль отдает Иакову свою служанку в наложницы; и когда родился Дан, она воспринимает его рождение как суд Элохима; когда появился на свет Неффалим, Рахиль говорит о борьбе Бога [в русском переводе: “борьбе сильной” - прим. ред.]. Лия, следуя этому примеру, обретает через Зелфу Гада и Асира, но и тот и другой случай не дает подтверждения божественному имени. Вслед за этим описывается случай использования мандрагоровых яблок как уплаты. Тогда Элохим действует на благо Лии (помогает Лии) в своей высшей власти, и она признает это, когда рождается Иссахар, а в рождении Завулона она видит залог того, что ее муж будет жить с ней. Но Бог вспоминает и о Рахили и также помогает ей, и Рахиль не только признает, что Бог-Создатель снял с нее позор, но и называет своего сына Иосифом, говоря: “Господь даст мне и другого сына”. Это тем более удивительно, потому что являет собой пример смешанного использования этих имен, что замечательным образом указывает на обе стороны правды и противоречит предположению о двойственности источника. Рахиль поднялась от мысли о власти Бога до признания его путей и его самого. И даже Лаван вынужден признать, что Иаков обрел благословение того, кто был в особых отношениях с ним, т. е. Бога}.

Наконец, когда сыновья Лавана стали роптать на Иакова, и их отец переменился к нему, Господь просит Иакова возвратиться в землю его отцов (гл.31,3). Иаков сразу же принимает решение возвратиться. Он дает убедительное объяснение Рахили и Лии и тайно уезжает, ибо не было в нем той веры в Бога, какая бывает у людей с чистой совестью, которым нечего бояться. И присутствовала невидимая рука Бога; но в подобном случае, судя по справедливости, нельзя обрести божественную силу и славу. Благодать дала бы их в другой день; но пока они не могли бы должным образом быть таковыми, он исчезает украдкой и потому несмело, преследуемый, словно вор, своим тестем, которого, однако, Бог серьезно предупреждает и останавливает, явившись к Лавану ночью во сне. Бог предостерегает Лавана, чтобы он не говорил и не делал Иакову ничего дурного, и тот вынужден согласиться с этим. Как только Иаков высказывает все, Лавану в конце концов не остается ничего, как искать его помощи и заключить особый союз с тем самым человеком, которого он настиг в его бегстве.

Вслед за этим мы видим, как ангелы Бога встречают Иакова (гл.32). “Иаков, увидев их, сказал: это ополчение Божие”. Они были свидетелями всей предопределенной заботы Бога; но никогда подобное вмешательство не может направить душу или совесть прямо к Богу. И это было доказано сразу же. Вестники, которых Иаков послал, чтобы умилостивить Исава, возвратились, сказав, что его брат идет навстречу ему, и с ним четыреста человек. Ополчение Бога не принесло успокоение Иакову перед ополчением Исава. Он был взволнован более чем когда-либо. И он решает действовать по-своему. Он вырабатывает свой план, а затем молиться; но и после этого он не спокоен. Иаков придумывает все очень искусно. Слабой оказалась его вера, и где же благородное самопожертвование во имя любви к семье? На всем виден отпечаток смятения, а также ловкости и обмана. Такова человеческая натура; ибо хотя Иаков - человек, отмеченный Богом, но все же не к Богу обращен его взор и не на Бога он надеется, а на свои собственные человеческие возможности. Чувствуя себя неловко, он отправляется навстречу опасности, и, к сожалению, самым последним! Все, что он ценил больше всего, отправлялось в последнюю очередь. Иаков не был среди первых! Сначала были отправлены его овцы, крупный рогатый скот и верблюды, затем - жены и дети, и лишь самым последним - Иаков. Разные группы, следующие друг за другом, служили как бы водоразделом между обиженным Исавом и полным страха Иаковом. Но, наконец, когда все были переправлены через поток Иавок вброд, появляется некто, которого Иаков не ожидал, оставшись один. И этот некто боролся с Иаковом до самой зари.

Следует заметить (впрочем это и так часто замечали), что Иакову не делает чести борьба с этим человеком, хотя и не человек, а сам Бог боролся с Иаковом. В Иакове еще оставалось немного из того, с чем Бог боролся за доброе в нем, и Иаков был унижен. Короче говоря, Бог боролся и победил в своем рабе его зависимость от его собственных сил, средств и источников, в какой бы форме она ни проявлялась. И символом его победы над Иаковом явилось касание и повреждение того, что символизирует человеческую силу, - был ослаблен сустав бедра. Но та рука, что коснулась места сосредоточения природной человеческой силы, вселила в него силу свыше, и Иаков обретает новое имя, дарованное ему. “Отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь”. Иаков спросил имя Бога, но таков характер Бога, что Он не мог еще открыться. Бог пока держал в тайне свое имя. Чтобы получить благословение, Иаков боролся всю ночь. Речь не шла о мирном товариществе, и тем более не о серьезном заступничестве за других. Это действительно являлось в значительной мере божественным милосердием, но милосердием Бога, явленным во тьме, там, где еще не могло быть союза. Итак, ничто другое не могло более истинно соответствовать положению Иакова. Несомненно, он был укреплен Богом, но именно сострадающее милосердие укрепило его, подавив в нем ему же во благо все его собственные силы, которые должна была вытеснить любовь, подкрепляющая его.

В следующей, 33-ей главе, говорится о встрече братьев. Исав встречает Иакова, проявляя во всем щедрую любовь. Он сначала отказывается, но потом принимает дары Иакова. И в то же время Иаков доказывает, что был далеко не уверен в брате. Он чувствует себя неловко в присутствии Исава: его совесть была нечиста. Исав предлагает ему свою охрану, в чем Иаков меньше всего нуждался. Не будет ли слишком смело с нашей стороны сказать, что это прощение не было искренним? Можно ли быть уверенным, что Иаков намеревался посетить брата на горе Сеир? На самом деле, как только Исав направился назад на Сеир, Иаков двинулся в другую сторону. “А Иаков двинулся в Сокхоф, и построил себе дом, и для скота своего сделал шалаши. От сего он нарек имя месту: Сокхоф. Иаков, возвратившись из Месопотамии, благополучно [to Shalem {Вероятно, “to Shalem” следует переводить “в мире”; ср. гл.28,21; 34,21}] пришел в город Сихем, который в земле Ханаанcкой, и расположился пред городом. И купил часть поля, на котором раскинул шатер свой... И поставил там жертвенник, и призвал имя Господа Бога Израилева”. Поэтому мне кажется очевидным, что, хотя в душе Иакова и произошла перемена к лучшему, он еще был далек от того совершенства, которое мы обнаруживаем в Аврааме с самого начала. Он все еще блуждает, все еще подлежит исправительному влиянию свыше. Все то, что мешало насладиться благодатью, еще не совсем оставило его. Рассудком он тяготел к земному, потому и покинул шатер странника, построил себе дом, потому и купил часть поля. Зачем ему это было нужно? Конечно, он поставил жертвенник. Это бесспорный шаг вперед; но, сделав это, он не пошел дальше мысли о Боге как полезном ему самому. Это было совсем не то почтение к Богу, которое проявляет человек, когда смотрит на Бога в соответствии с его сущностью и величием. Никогда не может быть истинного духа поклонения, пока мы не будем восхищаться Богом за его сущность (за то, что Он есть Он), а не только потому, что Он что-то сделал для нас. Я принимаю все, что Он сделал для нас; но это только прелюдия (подготовка) к поклонению или самая элементарная форма поклонения. Это скорее благодарение, чем истинное поклонение Богу: это фактически является ограничиванием Бога рамками наших собственных обстоятельств. Я допускаю, что божественная благодать всегда служит нашим желаниям; но нам нужно подняться над всеми этими чувствами, чтобы свободно и в полной мере радоваться тому, что есть Бог, а не просто ощущать то, что Он сделал для нас. Иаков еще не достиг этого уровня; ибо для него Бог был лишь Богом Израиля, больше он ничего не мог сказать. Сихем - не Вефиль.

Такой вывод относительно тогдашнего положения Иакова, кажется, подтверждается в последующей главе. Поселение в Сихеме вскоре обернулось несчастьем для Иакова, происшедшем через ту, что была близка и дорога ему. Именно позор (бесчестие) его дочери Дины, как и жестокое, свершенное через обман отмщенье ее братьев, навлекли несчастье на Иакова и сделали его ненавистным для жителей той земли, о чем с такой болью признается сам Иаков (гл.34).

И снова говорил Бог Иакову, но теперь Он приказывал: “Пойди в Вефиль и живи там, и устрой там жертвенник Богу, явившемуся тебе, когда ты бежал от лица Исава, брата твоего”. Здесь ему не встречается ополчение ангелов Бога, и таинственный незнакомец не вступает с ним в единоборство в темноте ночи, не калечит его, лишая природных сил и наделяя слабость силою. {Доктор Дэвидсон в своих доводах против единства авторства насчет якобы разночтений, путаницы и противоречий утверждает следующее: “Подобным образом по возвращении из Месопотамии Иаков уже был переименован в Израиля (когда он всю ночь, предшествующую его встрече с братом Исавом, боролся с каким-то сверхъестественным существом в человеческом обличии; Быт.32,28); тогда как согласно Быт.35,10, Иаков получает это имя по другому случаю в Вефиле, а не в Пенуэле, как утверждает первый отрывок. Было бы явной отговоркой заявлять, что поскольку нет определенной причины для изменения имени в Быт.35,10, то этот факт является ничем иным, как серьезным подтверждением того, что уже произошло. Причина для этого изменения не обязательно сопровождает запись об этом факте. Сами слова ясно свидетельствуют об этом: “...и сказал ему Бог: имя твое Иаков; отныне ты не будешь называться Иаковом, но будет имя тебе: Израиль”. Если бы его и прежде называли Израилем, то эти слова просто утверждали бы обратное. Отрывки эти принадлежат раннему элогисту и, соответственно, элогистичны. Аналогичным примером является Вефиль, прежде называемый Лузом, который был переименован Иаковом, когда тот путешествовал в Месопотамию (Быт.28,19; 31,13), хотя в Быт.35,15 сказано, что он сделал это на обратном пути оттуда. Идентичные названия мест дважды не могут впечатлять”. Ясно, что этот рационалист подходит к Писанию иначе, чем верующий или ученый, он подходит к нему с позиции судьи, а его критика слишком придирчива, если не сказать беспардонна и груба. Незачем препятствовать повторному наречению имен людям или населенным пунктам. Пусть те, на кого действуют подобные мелочные придирки, сравнят это с тем, как Господь дважды нарекает Симона Петром (Иоан.1,42; Матф.16,18), но во второй раз делает это более выразительно, чем в первый. Тем более выглядит нелепым, когда Иакова переименовывают в Израиля, а затем подтверждают это переименование, потому что обычная ссылка на Иегову и Элохима здесь не приемлема. В обоих случаях это Элохим. Следовательно, необходимость придумывать более ранний элогист связана с желанием сохранить их представление. И опять первый стих главы 35 завершается самым прямым и исключительным доказательством того, что идентичные названия населенных пунктов могут быть впечатляющими дважды; ибо во втором случае Бог представлен требующим, чтобы Иаков отправился в Вефиль (не Луз) прежде, чем это место второй раз называется Вефилем. Какой смысл доктору Д. отрицать то, что явно подтверждается в Писании? Это вычеркивает до известной степени ту историю с того самого дня, когда это имя было дано впервые. Это печальное размышление для души, когда время прошло, так сказать, впустую. И не то чтобы Бог не мог обратить Иакова к цели при помощи благодати, но должно было последовать заслуженное самобичевание, как нам это хорошо известно.} В 35-ой главе звучит более открытый призыв.

Теперь кажется странным слышать, как Иаков говорит своему дому и всем, бывшим с ним: “Бросьте богов чужих, находящихся у вас, и очиститесь, и перемените одежды ваши”. Чужие боги? Да, таковые были, и он всегда знал об этом, но никогда прежде не придавал этому значения, вплоть до призвания в Вефиль. Теперь его совесть разбудило то, что прежде не трогало его рассудок. Мы легко забываем то, что наша душа не осуждает как это есть пред Богом; но поскольку Он знает, как должным образом разбудить совесть, то, с другой стороны, печально видеть, когда верующий человек забывает то, что должно быть постоянной целью его души, а еще прискорбнее, когда его совесть остается равнодушной к тому, что явно пятнает славу Бога. Именно подобное и происходило с Иаковом; но теперь присутствие Бога (а не сила провидения и дисциплинарные меры к нему) и призыв в Вефиль проливают свет в его душу, и ложные боги должны быть выброшены. Иаков желает, чтобы его дом действовал в согласии с жертвенником в Вефиле. “Очиститесь, и перемените одежды ваши... и пойдем в Вефиль; там устрою я жертвенник Богу, Который услышал меня в день бедствия моего и был со мною в пути, которым я ходил”. Что в его действиях может быть более разумным и благословенным, чем терпеливая преданность Богу? Теперь-то, наконец, Иаков осознал свою ответственность пред Богом. “И отдали Иакову всех богов чужих, бывших в руках их, и серьги, бывшие в ушах у них, и закопал их Иаков под дубом, который близ Сихема. И отправились они”.

Но не был ли это опять побег? “И был ужас Божий на окрестных городах, и не преследовали сыновей Иаковлевых”. С той точки зрения все было теперь иначе. “И пришел Иаков в Луз, что в земле Ханаанской, то есть в Вефиль... и устроил там жертвенник, и назвал сие место: Эл-Вефиль [Бог Вефиля]”. Вскоре умерла Девора, кормилица Ревекки, и она была погребена. И снова явился Бог; и Он не только повторил, что имя Иакова теперь Израиль, но и открылся ему, как всемогущий Бог (по еврейски Эль-Шаддаи). “И сказал ему Бог: имя твое Иаков; отныне ты не будешь называться Иаковом, но будет имя тебе: Израиль. И нарек ему имя: Израиль”.

В то время не только Иаков получает заново свое новое имя, но и Бог снимает покров тайны со своего имени. Здесь Иакову необязательно говорить: “Скажи имя Твое” - как тогда, когда некто, боровшийся с Иаковом, вынужден был в ответ спросить: “На что ты спрашиваешь о имени Моем?” Он тогда еще был не в состоянии воспользоваться тем именем; и Богу тогда было неугодно, чтобы он узнал его имя. Теперь же Бог мог открыться своему рабу, сказав: “Я Бог Всемогущий; плодись и умножайся; народ и множество народов будут от тебя, и цари произойдут из чресл твоих; землю, которую Я дал Аврааму и Исааку, Я дам тебе, и потомству твоему по тебе дам землю сию”. Подобное тому, что было сказано об Аврааме, Бог сказал и об Иакове, когда находился в необычной к нему близости, - великая честь для Иакова после всего, что он испытал, что “восшел от него Бог с места, на котором говорил ему”. Если в жизни Авраама это был славный момент, то в отношении Иакова Бог явил особую милость. “И поставил Иаков памятник на месте, на котором говорил ему (Бог), памятник каменный, и возлил на него возлияние, и возлил на него елей; и нарек Иаков имя месту, на котором Бог говорил ему: Вефиль”. После этого следует смерть Рахили в такой интересный, как мы уже отметили, момент. У нее рождается второй сын, и она умирает и погребена недалеко от Вифлеема, по дороге в который на престарелого отца сваливается новая беда и позор - безнравственный поступок, совершенный его первенцем Рувимом.

Затем следует поименное перечисление сыновей Иакова. В последний раз навещает он Исаака в Хевроне, и погребен Исаак своими сыновьями Исавом и Иаковом.

Но вот еще одно родословие (гл.36), и почему-то оно вставлено именно в этом месте. Идумея прерывает линию божественных связей. Мы сразу же распознаем здесь замечательную завершенность. Так всегда сначала следует присущее духу. И даже в таком случае мы обнаруживаем быстрое обретение власти семейством Исава. Все они стали великими людьми - очень многие старейшинами, а в конце главы сказано, что даже цари были среди них, которые царствовали прежде, чем такие же цари появились в Израиле. Я не сомневаюсь, что об этом нам говорится с той целью, чтобы мы отметили себе одну важную вещь - то, как быстро достигается и растет все, что не от Бога. Данное Богом растет медленнее, но оно более надежно, постоянно и долговременно.

Следующая, 37-я глава, представляет нам новый и совершенно иной ход событий - очень заманчивое, интересное сообщение об Иосифе. Теперь перед нами не беженец, гонимый с родной земли праведной рукой Бога, а страдалец, которому суждено быть возвеличенным в свое время. Это и есть два основных жизненных контура Иосифа, которыми он очень напоминает образ Христа. Он выделяется среди всех своих собратьев тем, что не запятнал свою честную душу, пройдя через многие испытания. Нет другого такого родоначальника, на ком Дух Бога пребывал бы с большим удовольствием; среди всех предшествующих Христу, нашему Господу, вряд ли можно найти еще такого страдальца. И страдал он не только от чужих; не меньше страданий доставили Иосифу его братья. Где бы Иосиф ни жил - в Палестине или Египте - везде он страдал, и страдал, творя удивительное милосердие, и больше всего страдал в нравственном плане, когда его упрекали подло и незаслуженно. Он был из тех, кто имел истинное понимание вещей, а познание святого и есть истинное понимание. Этим и отличался Иосиф от остальных, это и привело его, как мы видим, сначала к столкновению (к противоречиям) с домом его отца. И действительно, Иосиф воспринимал все совсем иначе, чем другие. Тот, кто так дорожил святостью, не мог скрывать неблаговидные поступки своих братьев. Но отец любил Иосифа, и? увидев, что их отец так дорожит Иосифом, братья еще больше не могли выносить Иосифа. “И возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно”. Мудрость, идущая за верностью, - я уверен, что это, как правило, всегда совершенствуется и укрепляется в общении с Богом; ибо если Он формирует душу из того, что принадлежит ему, Он вкладывает в нее то, чего она страстно желает. Он способствует исполнению снов Иосифа, в которых налицо милосердные цели, поставленные самим Богом. Сначала Иосифу приснилось, как кланялись снопы, и он рассказал все своим братьям; ибо он никогда не думал только о себе и поэтому мог говорить беспристрастно. Они же, инстинктивно славя своего брата, не преминули скверным образом использовать его сны в своих интересах. Даже отцу не понравились эти сны, как бы он ни любил Иосифа; ибо Иосиф увидел еще один сон, в котором солнце, и луна, и одиннадцать звезд поклонились ему; и Иаков, конечно, заметил это слово.

А вот что случилось дальше. Иосифа послали посмотреть, здоровы ли братья, пасущие скот, и он следует за ними в Дофан с последним поручением любви, которая вызвала их еще большую ненависть к нему. Они решили избавиться от него. Они больше не могли терпеть этого сновидца. Рувим, однако, выступил против их намерения убить Иосифа; но, в конце концов, по предложению Иуды, Иосифа бросают в ров, чтобы он там умер, затем все же вытаскивают его оттуда и продают мадиамским купцам. Как это замечательно напоминает участь еще более великого, чем Иосиф! Подло было продавать брата за двадцать серебренников, но не только в этом заключалась их вина; ведь те же самые жестокосердные и так распорядившиеся судьбой святого и любящего брата не постеснялись нанести самую ужасную рану своему престарелому отцу. Грех против брата и грех против отца - таков печальный конец этой главы, описывающей жизнь Иосифа.

Здесь опять повествование прерывается; но ни на мгновение нельзя допустить и мысли, что в Слове Бога есть какое-то несовершенство. Ведь мы действительно должны увидеть сущность зачинщика этого злого дела; и хорошо, что мы узнаем поведение и характер Иуды, которого увидим затем предметом замечательных намерений Бога. Ответ заключается в свидетельстве позора Иуды, в его сыновьях, невестке и в нем самом (гл.38). И все же от того самого родословия произошел и Он (Иисус), родословия, носящего также особое имя, указывающее на исполненную самого большого унижения историю, подобную которой едва ли можно еще найти в книге Бытие. Но какое унижение пришлось испытать тому, кто любил несравненно больше, чем Иосиф, и в своей славе далеко превосходил его!

В 39-ой главе Иосиф показан в Египте, ибо мадиамские купцы продали его. Сначала он раб в доме Потифара, начальника телохранителей, но “был Господь с Иосифом: он был успешен в делах и жил в доме господина своего, Египтянина”. И здесь снова он попадает в беду и страдает; и здесь снова на него несправедливо наговаривают, на него клевещут, его поспешно бросают в темницу. Но Бог был с Иосифом в темнице, как не покидал его и в доме Потифара. Во 2-ом стихе написано, что Он был с Иосифом, в 21-ом стихе - что Он был с Иосифом “и простер к нему милость, и даровал ему благоволение в очах начальника темницы... Начальник темницы и не смотрел ни за чем, что было у него в руках“. И не имело значения то, где Иосиф находился, потому что Бог повсюду был с ним - Бог, который также находится в своих особых известных отношениях, подразумеваемых под выражением “Господь везде”, где оно используется. “Начальник темницы и не смотрел ни за чем, что было у него в руках, потому что Господь был с Иосифом, и во всем, что он делал, Господь давал успех”.

Бог помогает Иосифу и в темнице сводит его с главным виночерпием и главным хлебодаром фараона Египта (гл.40). Они тоже видели сны, о которых и рассказали. Иосиф охотно выслушал их и истолковал их согласно той божественной мудрости, какой был наделен. Его истолкования скоро сбылись. С присущей ему замечательной предусмотрительностью он попросил, чтобы о нем не забыли. Но его душа “попала в оковы” несколько позже. Бог действует по своему разумению. Если главный виночерпий, процветая, не вспомнил об Иосифе, то Бог не забыл о нем.

Фараону тоже приснился сон, но никто не мог истолковать его (гл.41). Это случилось спустя два года - срок немалый для ожидания, особенно если ждать в темнице. Главный виночерпий, вспомнив свои грехи и признав их, рассказал своему господину о молодом еврее, которого узнал в темнице и который прислуживал начальнику темницы и так правильно толковал сны.

“И послал фараон и позвал Иосифа. И поспешно вывели его из темницы”. И предстал он должным образом перед фараоном. То, как он истолковывал сны, пролило свой свет на него и свидетельствовало в его пользу; и фараон признал божественную мудрость не только в истолковании, но и в совете, который дал Иосиф. И где можно было сыскать более мудрого человека, чтобы доверить ему Египет, находившийся в столь критической ситуации, чтобы экономно тратить его запасы в течение семи лет великого изобилия, а затем распределять запасы в течение последующих семи лет голода? Поэтому фараон и его слуги сразу же почувствовали необходимость в Иосифе, несмотря на обычную зависть царедворцев. Иосиф стал человеком, которому назначено было осуществить наперед задуманное Богом; и поэтому он становится вторым (после фараона) правителем всей земли Египта.

“И сказал фараон Иосифу: вот, я поставлю тебя над всею землею Египетскою. И снял фараон перстень свой с руки своей и надел его на руку Иосифа; одел его в виссонные одежды, возложил золотую цепь на шею ему; велел вести его на второй из своих колесниц и провозглашать пред ним: преклоняйтесь! И поставил его над всею землею Египетскою. И сказал фараон Иосифу: я фараон; без тебя никто не двинет ни руки своей, ни ноги своей во всей земле Египта. И нарек фараон Иосифу имя: Цафнаф-панеах, и дал ему в жену Асенефу, дочь Потифера, жреца Илиопольского. И пошел Иосиф по земле Египетской. Иосифу было тридцать лет от рождения, когда он предстал пред лицо фараона, царя Египетского. И вышел Иосиф от лица фараонова и прошел по всей земле Египетской. Земля же в семь лет изобилия приносила из зерна по горсти. И собрал он всякий хлеб семи лет, которые были (плодородны) в земле Египетской, и положил хлеб в городах; в каждом городе положил хлеб полей, окружающих его. И скопил Иосиф хлеба весьма много, как песку морского, так что перестал и считать, ибо не стало счета. До наступления годов голода, у Иосифа родились два сына, которых родила ему Асенефа, дочь Потифера, жреца Илиопольского. И нарек Иосиф имя первенцу: Манассия, потому что (говорил он) Бог дал мне забыть все несчастья мои и весь дом отца моего. А другому нарек имя: Ефрем, потому что (говорил он) Бог сделал меня плодовитым в земле страдания моего. И прошли семь лет изобилия, которое было в земле Египетской, и наступили семь лет голода, как сказал Иосиф. И был голод во всех землях, а во всей земле Египетской был хлеб. Но когда и вся земля Египетская начала терпеть голод, то народ начал вопиять к фараону о хлебе. И сказал фараон всем Египтянам: пойдите к Иосифу и делайте, что он вам скажет. И был голод по всей земле; и отворил Иосиф все житницы, и стал продавать хлеб Египтянам. Голод же усиливался в земле Египетской. И из всех стран приходили в Египет покупать хлеб у Иосифа, ибо голод усилился по всей земле”.

Затем следует другое замечательное божественное действие. Снопы еще не встали и не поклонились; солнце, луна и звезды также еще не поклонились Иосифу, но это все должно было вскоре последовать. Голод довлел над землей, где временно пребывал Иаков, а в это время Иосиф жил в Египте с новой семьей, детьми, рожденными женой, которую ему дал фараон, - явное соответствие с положением Христа, отвергнутого Израилем, проданного язычниками, но возвеличенного и прославленного на новом месте, где Он, также будучи отвергнутым Израилем, мог сказать: “Вот я и дети, которых дал мне Господь”. Ничего не может быть более понятным, чем применение этого символа.

Но в этом символе открывается больше того, что мы только что увидели. Братья, оставшиеся с Израилем, должны были ответить за содеянное, и голод оказывает свое воздействие на них. То же и с Израилем теперь: настоящий голод в самом глубоком смысле этого слова. Десять братьев Иосифа отправляются в Египет покупать хлеб. Именно здесь Бог замечательным образом сталкивает их с Иосифом. Он узнает своих братьев. Его душа устремлена к ним, но они совершенно не узнали этого человека, пользующегося такой славой в Египте. В результате этого Иосиф делает все возможное, чтобы заставить своих братьев самым серьезным образом испытать угрызения совести. Точно также и Господь в своей славе скоро поступит со своими собратьями иудеями. Теперь Он находится в совершенно новом положении и становится совершенно невидимым для них: они не знают его. Но Он заставит их испытать сильный голод, который будет довлеть над ними. И Он заставит их испытать угрызение совести за то, что в свое время они могли, но не захотели лучше познать его (гл.42).

Итак, мы прежде всего узнаем, что один из братьев, Симеон, был взят под стражу; к тому же было приказано, чтобы братья обязательно привели Вениамина. Не могло быть восстановления, равно как и примирения (правда, какое-то утешение могло быть, но никакого избавления для Израиля), до тех пор, пока не воссоединились Иосиф и Вениамин. Он, который был отделен от своих братьев, но ныне пребывал в славе, должен иметь сына. Это Христос отвергнутый, но возвеличенный на небесах, а также обретший образ человека, облаченного властью, чтобы управлять землей. Таково значение обобщенных прообразов сыновей Иакова - Иосифа и Вениамина. С последним у Христа нет ничего общего; Он замечательным образом соответствует образу Иосифа, но не Вениамина. А поскольку Он просто восполняет образ Иосифа, то Он сам остается неизвестным своим братьям. Поэтому речь прежде всего о том, как доставить Вениамина и свести его с Иосифом. Правда была еще одна проблема нравственного характера, требующая разрешения: как исправить их души и разбудить в них совесть. Эта часть прекрасного повествования символизирует дело Господа Иисуса, сначала надолго разлученного с остатком, а затем с целым домом Израиля, но возвеличенного в другом месте. Здесь показана разная участь братьев. Перед нами проходят Рувим и Симеон; затем выступают и другие. Иуда особым образом показан в конце, также как и Вениамин.

Голод все еще не прекращался (гл.43), и поэтому Иаков, как бы ему ни было тяжело, вопреки своей воле вынужден расстаться с Вениамином; и как раз теперь мы видим проявление тех чувств, которые прежде вовсе не были присущи братьям Иосифа. Можно было бы подумать, что они не были способны ни на что доброе; и совершенно очевидно, что их души, как мы это теперь видим, находились под влиянием великой силы, которая вынудила их стать другими настолько, насколько это было возможно для упомянутого типа людей. Точнее говоря, мы видим, как те же самые люди, что так позорно вели себя, теперь явно действовали в соответствии с намерениями Бога. Рувим, обладающий острым восприятием всего, вспоминает всю правду, которую знал об Иосифе, и проявляет должные чувства к своему отцу. Все же нам известно, каким он был прежде. Еще в большей степени показал себя Иуда, явно испытывающий угрызения совести, - он тоже проявляет должные чувства и сострадание по отношению к своим отцу и брату. И становится ясным, что именно этого им так не хватало прежде. И теперь они должны были исправиться волею Бога, что и произошло с ними.

Все дело в том, что Иуда и его братья, наконец, возвращаются в дом Иосифа (гл.44), Иуда держит речь. И в ней мы слышим самую искреннюю мольбу, полную трогательной любви. “Господин мой, позволь рабу твоему сказать слово в уши господина моего, и не прогневайся на раба твоего, ибо ты то же, что фараон. Господин мой спрашивал рабов своих, говоря: есть ли у вас отец или брат?” Здесь мы явно видим, что именно там, где прежде господствовал грех, теперь явилась благодать души. “Мы сказали господину нашему, что у нас есть отец престарелый [теперь он не испытывал сердечных мук!], и младший сын, сын старости [как мало они думали об этом раньше!], которого брат умер, а он остался один от матери своей, и отец любит его [разве не чувствуется, как сердца всех его братьев были далеки от ненависти к Иосифу теперь, потому что Иаков любил его?!]. Ты же сказал рабам твоим: приведите его ко мне, чтобы мне взглянуть на него. Мы сказали господину нашему: отрок не может оставить отца своего, и если он оставит отца своего, то сей умрет. Но ты сказал рабам твоим: если не придет с вами меньший брат ваш, то вы более не являйтесь ко мне на лицо. Когда мы пришли к рабу твоему, отцу нашему, то пересказали ему слова господина моего. И сказал отец наш: пойдите опять, купите нам немного пищи. Мы сказали: нельзя нам идти; а если будет с нами меньший брат наш, то пойдем; потому что нельзя нам видеть лица того человека, если не будет с нами меньшего брата нашего. И сказал нам раб твой, отец наш: вы знаете, что жена моя родила мне двух сыновей; один пошел от меня, и я сказал: верно он растерзан; и я не видал его доныне; если и сего возьмете от глаз моих, и случится с ним несчастье, то сведете вы седину мою с горестью во гроб. Теперь, если я приду к рабу твоему, отцу нашему, и не будет с нами отрока, с душею которого связана душа его, то он, увидев, что нет отрока, умрет; и сведут рабы твои седину раба твоего, отца нашего, с печалью во гроб. Притом я, раб твой, взялся отвечать за отрока отцу моему, сказав: если не приведу его к тебе, то останусь я виновным пред отцом моим во все дни жизни. Итак, пусть я, раб твой, вместо отрока останусь рабом у господина моего, а отрок пусть идет с братьями своими: ибо как пойду я к отцу моему, когда отрока не будет со мною? я увидел бы бедствие, которое постигло бы отца моего”. Нравственное возрождение стало полным.

В следующей главе незнакомец, этот окруженный ореолом славы человек, открывается своим братьям, которые до сих пор совсем не ведали, кто он. “Иосиф не мог более удерживаться при всех стоявших около него и закричал: удалите от меня всех. И не оставалось при Иосифе никого, когда он открылся братьям своим. И громко зарыдал он, и услышали Египтяне, и услышал дом фараонов. И сказал Иосиф братьям своим: я - Иосиф, жив ли еще отец мой? Но братья его не могли отвечать ему, потому что они смутились пред ним. И сказал Иосиф братьям своим: подойдите ко мне. Они подошли. Он сказал: я - Иосиф, брат ваш, которого вы продали в Египет; но теперь не печальтесь и не жалейте о том, что вы продали меня сюда, потому что Бог послал меня перед вами для сохранения вашей жизни; ибо теперь два года голода на земле: еще пять лет, в которые ни орать, ни жать не будут; Бог послал меня перед вами, чтобы оставить вас на земле и сохранить вашу жизнь великим избавлением. Итак, не вы послали меня сюда, но Бог, который и поставил меня отцом фараону и господином во всем доме его и владыкою во всей земле Египетской. Идите скорее к отцу моему...” (гл.45,1-9). Так они и сделали. Иосиф обнял Вениамина. И теперь ничто не мешало осуществить до конца цель Бога, - восстановление Израиля, - для этого полного благословления, где все совершается под влиянием Христа и нового завета.

Наконец, прибывает Иаков и в дороге Бог является Израилю и говорит в ночном видении: “Иаков! Иаков! Он сказал: вот я. Бог сказал: Я Бог, Бог отца твоего; не бойся идти в Египет, ибо там произведу от тебя народ великий; Я пойду с тобою в Египет, Я и выведу тебя обратно. Иосиф своею рукою закроет глаза твои” (гл.46,2-4). {Возможно, стоит затратить время на то, чтобы рассмотреть (с помощью наблюдения) в этом или других родословиях, которые столь часто являются предметом нападок со стороны неверующих, что различные формы их представления в книгах Бытие, Числа и Паралипоменон вызваны той целью, с которой эти родословия вводятся в каждом отдельном случае, и что трудности здесь явно исходят из замысла, но ни в коем случае не из-за того, что автор ошибается. Фактически же читателей вводит в заблуждение их собственное неведение о том, что эти различия, как и трудности, явно свидетельствуют об истинности и не инспирированном характере этих родословий, ибо нет ничего более простого, чем усвоить их различные формы, освободившись от того, что не воспринимает ухо современного человека.

Затем, вслед за родословием Иакова, упомянутым в данной главе, мы читаем о встрече Иакова и Иосифа. И не только это; ибо некоторые из его братьев были представлены фараону. “И привел Иосиф Иакова, отца своего, и представил его фараону; и благословил Иаков фараона” (гл.47). Это было замечательное зрелище в духовном плане (и более всего потому, что это было сделано невольно, подсознательно, без всякого определенного умысла с его стороны, как я полагаю), когда “меньший благословляется большим”. Но это именно так. Бедный странник благословляет монарха могущественного царства того времени; но величайший на земле является малым в сравнении с тем, кого благословил сам Бог. Теперь Иаков не просто благословенный, но и благословляющий. Он знает Бога достаточно хорошо, чтобы быть уверенным в том, что никакие сокровища фараона не могут сделать его истинно богатым, и что Бог может дать очень многое, и что Иаков может рассчитывать получить от Бога даже для фараона.

В 48-ой главе сказано, что Иосиф, получив известие о болезни Иакова и взяв двух своих сыновей, едет навестить главу своего рода. Наступает заключительная сцена из жизни Иакова, и я не знаю более впечатляющей сцены в Писании. Она говорит о полном нравственном возрождении. И здесь не просто присутствует то, что явится скоро прообразом Израиля, но душа Иакова предстает такой, какой прежде никогда не была. В его прошлой жизни не было еще такого светлого момента, какой он пережил, находясь на смертном одре. Я допускаю, что такое должно происходить с верующим; и это на самом деле бывает так, когда душа искренне полагается на Господа. Но что бы мы ни видели в одних случаях и боялись в других, в случае с Иаковом очевиден был свет присутствия Бога. Поразительно то, что здесь налицо единственный случай, когда ясность видения Иосифа не была такой уж явной, “ибо всякая плоть как трава”. Верующий подвержен любому злу, когда он перестает быть зависимым или уступает своим собственным мыслям, которые происходят не от веры. Иисус - единственный “верный свидетель”. Ошибки были свойственны даже самым благословленным рабам Бога. Это факт, и об этом говорится в Писании. Иосиф, не ведающий о намерении Бога в отношении своих сыновей, позволяет своим естественным желаниям управлять собой и ставит старшего сына по правую руку своего умирающего отца, младшего же - по левую его руку. Так Иосиф распорядился этим, но не Иаков. Глаза Иакова ослабели от старости, но в данном случае он видел все гораздо яснее, чем Иосиф. И хотя никогда не было человека, который бы видел яснее, чем Иосиф, но Иаков, умирая, видел будущее более пристальным и широким взглядом, чем самый знаменитый толкователь снов и видений со времен создания мира.

И какие же мысли и чувства, должно быть, пронеслись через душу старца, когда он оглядывался на свою прежнюю жизнь! Смог он или не смог разглядеть тогда, как легко Бог мог бы скрестить руки его отца Исаака против его собственной воли? Конечно, Бог неизбежно отстоял бы свою собственную правду; и поскольку Он предназначил лучшее благословение Иакову, а не Исаву, то каких бы успехов ни достиг Исав в охоте, Бог бы доказал, что оно предназначалось не тому, кто завещал, как Исаак, и не тому, кто бегал как Исав. Все зависит от Бога, который являет милосердие и держит свое слово.

В данном случае Иаков обещает благословение - лучшее благословение младшему из двух мальчиков; и это с точки зрения, которая, можно с уверенностью сказать, была подобна такому необычному стечению обстоятельств, с той точки зрения, которую только Дух Бога мог заставить высказать чьи-либо уста.

В 49-ой главе мы узнаем, что Иаков благословляет всех своих сыновей и возвещает им о грядущем. Здесь можно сказать обо всем, не вдаваясь в подробности. Так как это пророческое благословение есть намек на будущее родоначальников двенадцати родов, то мы узнаем о том, что ожидает в будущем колена Израиля. Но так как об этом хорошо известно в христианском мире, то не стоит останавливаться на этом подробно.

Рувим, с которого началось пророческое благословение, увы, оказывается человеком, подвластным разврату. Это первый признак греха в человеке. Второй признак греха не лучше, он даже хуже первого в некоторых отношениях: речь идет о жестокости. Симеону и Левию был присущ последний грех, как Рувиму - первый, и это с печалью видела душа Иакова, которая чувствовала, что это не только дело прошлого, но и грядущего будущего, ибо он несомненно знал, как и говорил, что сказанное им тогда обрушится на народ в “последние дни”. Это не препятствовало ему начать с истории Израиля в его дни. Развращенность и жестокость как две неизбежные черты, присущие его трем старшим сыновьям, характеризовали народ в древние времена. Израиль, находясь под властью закона, нарушил этот закон и предпочел вместо Бога ваалов; и все же сыновья оказались не лучше, а даже хуже, чем их отец; но милость Бога будет явлена грядущим поколениям, как она была явлена их отцу Иакову, и последний день будет светлым для них, как, поистине, светлым он был для него.

Затем перед нами предстает Иуда. Можно подумать, что именно ему теперь будет полное благословение. “Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лег, как лев и как львица: кто поднимет его? Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель*, и Ему покорность народов. Он привязывает к виноградной лозе осленка своего и к лозе лучшего винограда сына ослицы своей; моет в вине одежду свою и в крови гроздов одеяние свое; блестящи очи (его) от вина, и белы зубы от молока. Завулон при береге морском будет жить и у пристани корабельной, и предел его до Сидона”. {*Истинным затруднением в отрывке Быт.49,10 является не столько необычное использование слова “Shiloh” (примиритель) и рвение догматиков, сколько сильное желание уйти от пророчества. Неверие выступает с предрешенным выводом о том, что нет и не может быть ничего подобного и, следовательно, пытается разрушить единственно справедливое и достойное значение. “Божественность, - говорит доктор Д. (“Вступление к В.З.”, стр.198), - не имеет намерения, насколько мы можем полагать, передать такому человеку, как Иаков, способность предвидеть будущее и предстоящие события. Если бы Бог поступил так, Он не оставил бы его в неведении относительно бессмертия души (!) и относительно грядущих воздаяний и наказаний (!). Он бы допустил, чтобы Иаков на своем смертном одре говорил, как арабский вождь, говорил не о высоких благодеяниях, а о грабежах и убийстве, даже не вспоминая о другом, лучшем положении бытия, в которое, как он верил, он должен войти и в соответствии с чем он бы посоветовал своим сыновьям вести себя. Чтобы правильно разобраться в этом пророчестве, нужно просто убедительно доказать время его написания, на единственно логичной и философской основе доказать, когда боговдохновенный автор вложил в уста умирающего главы рода это пророчество. Оно имеет форму предсказания, но является a vacticinum post eventum... Мы уверены, что время пророческих стихов выпадает на период царей. Племена рассматривают как осевшие в местах, которые они получили во времена Иисуса Навина. Заявление относительно превосходства Иуды переносит это повествование гораздо к более позднему периоду, чем времена Иисуса Навина, так как он представлен добившимся власти над этими племенами и покорившим соседние народы. Мы объясняем десятый стих, подразумевая, что Давид царствовал над этими племенами и покорил их врагов”. Этот скептик считает, что правильнее было бы перевести этот стих так: “Не отойдет скипетр от Иуды и опора власти от чресл его, доколе не придет он к Примирителю и ему не покорятся народы”. Но, во-первых, господствующее положение Иуды наступит не доколе он не придет к примирителю, а после того, как он придет к нему. Поэтому в то, что любой живущий во времена царей вряд ли правильно понял бы события, изложенные в лжепророчестве, вложенном в уста умирающего Иакова не поверил бы никто, кроме рационалиста. Во-вторых, говорящему о других так презрительно, как этот писатель, не следовало бы позволять уличить себя в подобном незнании, из-за которого путается понятие “народы” или “нации” с “народом” или “племенами Израиля”. Поэтому я уверен, что необходимо полностью признать авторитетность еврейского текста, поскольку этот текст допускает, чтобы мы рассматривали понятие “Примиритель” как субъект, а не объект действия: смысл контекста требует, чтобы мы переводили “доколе не приидет Примиритель [то есть мир, или посланец мира, Мессия]”}.

Да, Иаков говорит о примирителе. Но ответственность за приход примирителя прежде всего ложилась на иудеев, и, следовательно, казалось, что все разрушено, и в некотором смысле так и случилось. “И Ему покорность народов”, и так, несомненно, будет, но не теперь. Примиритель пришел, но Израиль не был готов принять его и отверг его. Следовательно, покорность народов, несомненно, еще будет явлена в будущем. Воля Бога, кажется, не принесла ожидаемого плода, но она была действительно исполнена кровью распятия, которое неверие считает ее крушением. Она лишь отложена во времени, а не потерпела крах.

Завулон рисует нам следующую картину из истории Израиля. Теперь, когда они получили примирителя, явившегося к ним, но отвергли его, иудеи находят покой в общении с язычниками. Именно это они сейчас и делают, стараясь стать счастливыми, тогда как если бы они послушали своих собственных пророков, то должны были бы заподозрить допущенную ими в жизни роковую ошибку. Они потеряли своего Мессию, они искали расположения мира. “Завулон при береге морском будет жить и у пристани корабельной, и предел его до Сидона”.

Вследствие этого иудеи попадают под гнет, становятся полностью зависимыми от других народов, что и показано на примере Иссахара: “Иссахар осел крепкий, лежащий между протоками вод”.

Итак, мы подходим к описанию самых больших бедствий иудеев. Там, где говорится о Дане, мы узнаем о кое-чем еще более ужасном, чем бремя, навязанное язычниками, и их собственное подчинение вместо того, чтобы оставаться верными своим надлежащим и определенным надеждам. На примере Дана показана власть сатаны (ст.17). “Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад”. Мы видим здесь дьявола в образе змея, который кусает всадника и тем cамым навлекает бедствие на него. Это момент полного крушения среди иудеев, но именно он явится поворотным пунктом к благословению. Поэтому именно тогда до нас доносится этот вопль: “На помощь твою надеюсь, Господи!” Это был внезапный переход от силы дьявола к душе, обращающейся к самому Господу и взывающей к нему.

С этой точки зрения все изменилось. “Гад, - толпа будет теснить его, но он оттеснит ее по пятам”. Теперь мы видим, что победа на стороне Израиля.

Но это не все. Говорится еще и об изобилии. “Для Асира - слишком тучен хлеб его, и он будет доставлять царские яства”.

И вот придет свобода, неведомая под бременем закона, невозможная тогда, когда она была явно связана с необходимостью подчиняться карающей руке Бога за их грехи. “Неффалим - теревинф рослый, распускающий прекрасные ветви”. Как это не похоже на того, кто, как осел, тащил на себе два груза!

Но еще более того сказано об Иосифе. Теперь мы видим славу, имеющую отношение к Израилю, и, наконец, власть на земле: теперь Иосиф и Вениамин, как и полагается, соединились. То, что было сделано в жизни, наконец завершилось в благословении - благословении с предсказанием, которое дал Израиль.

Последняя глава представляет нам завершение книги - похороны Иакова, возвращение сыновей Иакова вместе с Иосифом и, наконец, смерть самого Иосифа, такую же прекрасную, какой была его жизнь. Тот, кто достиг высочайшего положения на земле Египта, почти престола фараона, был подобен тому, кто будет владеть царством во славу Бога Отца, непорочный святой, отдающий теперь душу своему Богу. “Верою Иосиф, при кончине, напоминал об исходе сынов Израилевых и завещал о костях своих” (Евр.11,22). Его душа покидает мир, в котором она, в лучшем случае, лишь временно наслаждалась символической славой. С надеждой он глядит в будущее, на то время, когда будет явлена непреходящая истинная слава Бога, когда Израиль придет на землю Еммануила и сам он будет еще в лучшем положении - даже воскреснет. Он был возвеличен в Египте, но он торжественно провозглашает сынам Израиля, что когда Бог посетит их (а Он, несомненно, посетит их), они вынесут кости Иосифа из Египта. Он служил Богу в Египте, но для него Египет всегда оставался чужой страной, хотя он и прославился там, правил в этой стране, завел там семью и умирал там в великом почете в возрасте ста десяти лет. Иосиф чувствовал, что Египет не является землей Бога, он верил, что Бог выведет свой народ из Египта и приведет его в землю Ханаана. Это станет прекрасным плодом в свое время: никакая смена обстоятельств не помешает Богу выполнить обетование, данное им их отцом. Иосиф ждал этого, как ждали Авраам, Исаак и Иаков. Земные часы не привязали его к Египту, он так и не привык к этой стране.

В следующий раз мы сможем увидеть, как Бог сдержал эту клятву, когда полностью осуществил освобождение Израиля подобно тому, как освободит его окончательно.