Едва ли среди книг Ветхого Завета найдется еще одна такая, которая представляла бы больший контраст с книгой Бытие, чем та, что следует непосредственно за ней. И это тем более поразительно, так как Бог внушил ее тому же самому автору, чтобы представить нам обе книги, как, впрочем, и все остальные. Одной из наиболее заметных особенностей книги Бытие является та многогранность, с какой Святой Дух выдвигает те различные принципы, на основе которых действует Бог, показывая те пути, в которых Он являет себя, и особые предвестия Господа Иисуса. Это заметно не только по отношению к человеку, но и по отношению к Израилю, и даже к собранию, которое Он изображает символически. Поэтому, учитывая такое многообразие путей развития истины, можно сказать, что в Писании нет другой такой замечательной книги, как самая первая из Пятикнижия. В сущности мы можем сказать, что все остальные книги рассматривают особые истины, которые, по крайней мере, представлены там в зачаточном состоянии. Что касается второй книги, книги Исход, то через нее проходит одна очень важная мысль - избавление. Последствия этого избавления, как и обстоятельства, при которых оно свершилось, явлены нам самым полным и завершенным образом, как мы это и увидим. И не только последствия избавления, но и то, что может произойти когда человек, не сознающий благодати, свершившей искупление, обращается к самому себе и пытается добиться прочного положения своими собственными средствами и своей праведностью пред Богом. Как Бог поступает с ним в этом случае, мы также узнаем, когда познакомимся с книгой Исход. Сделав несколько замечаний по этому поводу, я убедился, что мы коснулись основных вопросов, которые нам предстоит рассмотреть приблизительно в том порядке, в каком Бог представил их.

Прежде всего разберем отрывок, в котором говорится об избранном народе на земле Египта в то время, когда появляется новый царь, который не знал Иосифа, и когда беды, задолго до того предсказанные Духом Бога Аврааму, начинают все чаще обрушиваться там на его семя {Было бы неразумно только на основе сведений из Пятикнижия оспаривать тот факт, что число израильтян в Египте возросло, поскольку, учитывая истинное соотношение данных книг, нельзя сделать аргументированного утверждения. Однако об этом явно свидетельствует благословение Бога, согласно его явлению патриархам, и это более поразительно, потому что Бог сдерживал относительный рост численности израильтян, пока они не оказались в рабстве, и только там умножил их перед лицом яростных гонений задолго до того, как они с триумфом были выведены оттуда (ср. Втор.26,5). Оспаривающие это не только не приняли во внимание божественную силу, исполнившую реченное слово; они, похоже, не знают о том, что есть примеры, когда численность населения удваивается за пятнадцать или даже менее лет. Приведем по этому поводу высказывание господина Мальтуса, вовсе не питающего пристрастий к Библии (“Эссе о законе роста населения”, т. 2, стр. 120, 5-ое издание). На его взгляд, нет ничего неправдоподобного в том, что население в Гесеме возрастало так быстро, как об этом говорилось, и в пользу этого факта он ссылается на работу доктора Шорта “Новые наблюдения на основе изучения документов (отчетов) о смертности за 1750 г.”, стр. 259. Говоря об Америке, он отмечает (там же, стр.193): “В отдаленных поселениях, где жители в основном занимались земледелием и не знали роскоши, численность населения предположительно должна была удвоиться за пятнадцать лет вдоль морского побережья, которое, естественно, заселялось людьми в первую очередь; период же увеличения населения в два раза занимал около тридцати пяти лет, а в некоторых приморских городах рост населения вообще приостанавливался. Исходя из последней переписи населения в Америке оказалось, что во всех вместе взятых штатах Америки удвоение численности населения все еще происходит через каждые двадцать пять лет. В целом население сейчас существенным образом увеличивается за счет переселенцев из Европы, но, как известно, в отдельных городах и районах близ морского побережья численность населения возрастает сравнительно медленно. Очевидно, только во внутренних районах страны период удвоения численности населения от момента произведения потомства должен быть значительно меньше двадцати пяти лет”. В примечании он добавляет: “Из официального отчета конгрессу 1782 года следует, что население составляло 2389300 человек, а по переписи 1790 года - 4000000; прирост за 9 лет составил 1610700 человек; из этого вычтем десять тысяч в год, что приходится на переселенцев из Европы, 5 процентов за 4, 5 года, что составит 250 человек; остаток прироста за 9 лет только за счет произведенного потомства составит 1500450, что приблизительно равно 7 процентам. В результате период удвоения численности населения при такой скорости его роста был бы менее 16 лет. Если этот расчет, сделанный при учете всего населения штатов, был бы во всех отношениях близок к истине, то нельзя сомневаться в том, что в отдельных районах период удвоения численности населения только за счет произведенного потомства часто составлял менее пятнадцати лет. В период непосредственно после войны наблюдался очень быстрый рост населения”. Итак, даже если согласиться с Асшером, Клинтоном и другими, что 430 лет минуло после призыва Авраама и что только половина этого периода, или 215 лет, можно отнести к пребыванию в Египте, возражения будут явно бессмысленными. Нельзя представить себе ничего более каверзного, чем предположение, что в Быт.15,16 говорится об ограничении увеличения численности израильтян, временно поселившихся в Египте лишь четвертым поколением в семейном роду, или же предположение, что у них не было больше детей, кроме упомянутых по особым причинам}. Но Бог верен, и самим попыткам погубить народ противодействует его милосердная рука, и Он пробуждает верность даже в тех, кто, казалось бы, больше всех мог содействовать жестоким замыслам царя. Об этом повествуется в первой главе.

Во второй главе, события в которой развиваются из предшествующих обстоятельств и указа фараона, обрекающего на смерть каждого новорожденного мужского пола из израильтян, появляется освободитель, являющийся прообразом бесконечно более великого человека. Это Моисей, человек, фигуру которого Дух Бога широко использует не только в Ветхом, но и в Новом Завете, как и во множестве других случаев, предвосхищая образ Господа Иисуса. Правда, о родительской вере говорится не здесь, а, как нам известно, в Новом Завете. Здесь же говорится о том, что родители скрывали его, но когда они не могли больше скрывать его, или когда они, возможно, утратили веру, чтобы поступать как и прежде, - они положили его в корзину из тростника и отнесли на берег реки, где дочь фараона нашла его и усыновила. Итак, Моисея воспитали и научили всему как египтянина, о чем и говорится здесь. В таком положении он имел прекрасные возможности смягчить тяжкую участь израильтян. И это, вероятно, способствовало доведению до конца того, чего он так желал всей душой - освобождения своего народа от рабства. Он полностью склоняется к этому. Несомненно, это должно было стать гораздо более сильным испытанием его духа, чем его отказ от любых личных преимуществ. В связи с этим он неизбежно подвергался безрассудным упрекам со стороны своих же собратьев. Никакой другой народ не был так склонен находить повод для обвинения и не спешил так увидеть свою собственную выгоду или высказать все, что бы они ни увидели. Но Бог не только действовал по замыслу своего Духа, но и стремился к тому, чтобы способ осуществления этого замысла прославил его. Это Моисей в некоторой степени понимал; ибо верующий всегда видит это и следует этому, насколько позволяет ему вера. Я могу согласиться с вами, что наряду с верой здесь есть примесь чего-то от плоти, потому-то мне и кажется, что Моисей был далеко не безупречен, когда впервые объявил себя орудием Бога ради его народа здесь, на земле, и позже, когда Бог призвал его завершить то великое дело, о котором он имел смутное представление в своей душе.

К этому делу Моисей приступил, как мы видим, достигнув возраста, когда человек считается ответственным за свои поступки. Однажды он увидел, как один египтянин дурно обошелся с израильтянином, что вызвало у него в душе жалость к своим братьям. Несомненно, так проявилась его любовь, но это было и вызовом по отношению к ним, и он действует соответственно этому, оглядываясь по сторонам, что явно говорит о боязни посторонних свидетелей. И все же это был подходящий момент. С одной стороны, Святой Дух не мог обвинить любовь, побудившую Моисея поднять руку на человека; с другой стороны, его поступок невозможно было оправдать. Поскольку Бог всегда знает, как поступить, Он не вмешался в этом случае и позволил тому, что исходило от него самого, вынести свой собственный приговор, а то, что не исходило от него, подверглось нравственному осуждению тех, кто верил в него. И найдется ли другой отрывок, где более прекрасно проявлялся бы характер Писания, чем здесь? В любой другой книге, возможно, нашлось бы своего рода оправдание, если не тщательно обдуманные доводы или рассуждение по этому поводу, опровергающее всякое участие Бога в том, что далеко не соответствовало бы присущей ему святости.

Ничто так выразительно, как этот отрывок, не показывает разницу между Словом Бога и тем, как люди Бога исполняют или считают необходимым исполнить его. Богу угодно говорить обо всем так, как есть на самом деле, не пытаясь ничего объяснить или найти обстоятельства, смягчающие вину человека. “Бог есть свет, и нет в нем никакой тьмы”. Поэтому обо всем говорится чрезвычайно искренне. По тому же самому принципу написаны сотни отрывков в Писании, и по этому поводу неплохо было бы сделать несколько замечаний общего характера. Мы должны уметь делать различие между утверждением какого-то факта в Библии и утверждением, которое нам навязывают извне. Это, возможно, помогло бы нам оценить Слово Бога во всех подобных случаях. Мы всегда склонны отказываться от мысли, что описание событий в Библии указывает на то, что они полностью согласуются с замыслом Бога. Дело в том, что Он говорит о людях добрых и дурных, что Он упоминает не только о прекрасном в доброте, но и о таких внушающих беспокойство и постыдных поступках, которые заслуживают его кары. Словом, Бог говорит о вещах так, какими они являются на самом деле. Он полагается на то, что его народ верит ему. Люди всегда будут считать, что все хорошее исходит от него, а все дурное явно не от него. В конце концов, это легко устанавливаемый принцип, и он объясняет многое, на чем в противном случае человеческий разум способен споткнуться.

Моисей бежит из Египта не совсем потому, что боится враждебности египтян; против нее он, возможно, нашел бы защиту у Бога, как бы ни угнетала эта враждебность его душу. Но именно недостойное поведение братьев Моисея разрушило всякую его надежду в то время. Человек, оказавшийся также неправым, как обычно и бывает в подобных случаях, испытывал неприязнь к Моисею, который любил обоих и охотно примирил бы их. Речь идет о человеке, язвительно заметившем Моисею: “Кто поставил тебя начальником и судьею над нами?” Гордый дух этого израильтянина готов был обвинить в надменности другого, после чего Моисей пережил разочарование. Очевидно еще не пришло время, чтобы освободить такой народ. Моисей покидает Египет и отправляется в землю Мадиама. И там он подвергается необходимым воспитательным воздействиям, чтобы быть готовым до конца исполнить предназначенную ему великую миссию. Моисей явно поспешил, и Бог осудил его за это. Но в основном Моисей был прав, и поэтому Бог не передает кому-то другому, а оставляет за ним право должным образом завершить избавление Израиля, когда настанет подходящее для этого время.

В своем уединении Моисей получает от Иофора его дочь в жены, и она рождает пришельцу сына, нареченного именем, которое говорит о том, куда обращено его сердце. “Я стал пришельцем в чужой земле”. Эти слова объясняют все случившееся с ним. Сын был назван Гирсамом, что значит “пришелец здесь”.

В должное время ничего не забывающее сердце Бога напоминает об Израиле (гл.3). Мы можем предположить, что, находясь на чужбине, Моисей довольно долгое время был свободен от своего долга и мог перестать думать о нем. Но это не так. Далеко в пустыне, у горы Хорив, явился Моисею “Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает”. Мы никогда не должны допускать даже мысли о том, что способ божественного откровения не является важным. Несомненно, Он - повелитель, и по этой самой причине Он повелевает мудро, неизменно являя себя в том виде, который больше всего подходит человеку, находящемуся в подчинении. Следовательно, не было случайным или привлекающим внимание своей необычностью зрелище, когда Бог явился в пламени горящего куста. Этот образ предназначался тогда специально для души Моисея - терновый куст в пустыне, горящий, но несгораемый. Следовательно, не было сомнений в том, что Бог собирался действовать в среде Израиля. Моисей и израильтяне должны были узнать это. Они тоже в своей слабости были избранным сосудом его силы, и таковыми оставались всегда в его милосердии. Их Бог, как и наш, явил себя истребляющим огнем. Суровая, но все же бесконечная милость! Ибо поскольку Он, с одной стороны, несомненно, является истребляющим огнем, то, с другой стороны, куст, такой слабенький и готовый исчезнуть в пламени, все же не сгорает в доказательство того, что каким бы ни были божественное просеивание и его суд, каким бы испытаниям и проверкам Он ни подвергал человека, все-таки, являя себя в сострадании и в силе (а именно так было здесь), Он поддерживает этого человека и испытывает его для его же блага (хотя, несомненно, и ради своей собственной славы), и одновременно ради высшего блага и интересов тех, кого Он считал своими.

Итак, когда Бог повелел Моисею подойти ближе, Он прежде всего заявляет о себе как о Боге его отцов, Боге Авраама, Исаака и Иакова. Это было первое сообщение, и целью его было подействовать на душу Моисея и, конечно, в должное время на Израиль. Близилось время, когда его народ должен был из рода вырасти в целую нацию; и если Бог собирался открыть им себя каким-то особым образом, то Он одновременно напомнил им о своей связи с их отцами. Чтобы оценить то, что Он делает теперь, мы никогда не должны забывать о том, что Бог сделал прежде; фактически мы должны одновременно понять и оценить все это. Люди не понимают сказанного в Писании лишь потому, что смешивают его высказывания. Если мы действительно хотим понять истинную силу Слова Бога, то должны отличать те вещи, которые отличаются друг от друга. Вот почему следует обратить внимание на то, что Бог сначала заявляет о себе как о Боге их отцов. Это непременно напомнило бы Моисею, что Бог особым образом открылся Аврааму, Исааку и Иакову как всемогущий Бог. Мы увидим, как выразительно говорится об этом в последующей главе. Но суть этого, по-видимому, была передана именно в первом случае, когда Бог обращает внимание Моисея на то, что Он есть Бог обетования, связывая при этом имена его отцов с самим собой.

Теперь Бог собирался предстать как неизменный Бог, который способен завершить и завершит свое слово согласно тем отношениям, в которых Он находился со своим народом. Стоит ли это рассматривать с точки зрения их заслуг? Должно ли было все исполниться до конца теперь, или исполниться лишь частично, могло ли даже частичному исполнению этого что-то помешать и не дать осуществиться, или же все это могло стать бесполезным из-за безрассудства и греховности самого народа Израиля - все это откроется потом. Фактически, как нам известно, не могло бы быть полного завершения этого без участия Христа. Сын Бога, Господь Иисус, обещанное семя, должен был явиться, поскольку в нем должны были исполниться все обетования Бога. Если это прямая причина невозможности полного завершения дела, то косвенная причина заключается в нравственном несовершенстве сынов Израиля, в грехопадении человека. И тем не менее Бог, хотя и частично, исполнил бы обещанное через Моисея, который являлся прообразом Христа. То, что это исполнение было поучительным уроком, мы узнаем позже из этой же книги.

Однако Бог во всем проявляет свой глубокий интерес к этому народу. Каким доказательством неисчерпаемой божественной милости это является! Ибо в этих людях не было ничего, что могло бы как-то обратить душу к ним, кроме их бедственного положения; ни один из них не был исполнен достойных нравственных чувств, благородных побуждений, никто не проявлял ни малейшей заботы о славе Бога. Увы, они были всегда готовы свернуть с пути и высказать упрек самому Богу, злословить его слуг, отказаться исполнить его волю. Обо всем этом мы узнаем в должное время, тогда как ему это было известно изначально. Несмотря на это, Бог самым действенным образом выражает свою любовь и заботу по отношению к своему народу (к такому, каков он есть). Поэтому нет ничего, что могло бы помешать душе наслаждаться истинной божественной любовью, кроме упорного ее неприятия. Нет ничего более недостойного или более жестокого в человеке, чем препятствование милосердию Бога (если не считать своеволия, которое вовсе не признает его). Бог извещает Моисея о том, что его заботит, говоря: “Я увидел страдание народа Моего в Египте и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его”. Но Он не прибавляет, что они вопили к нему. Поэтому мы можем сказать, как позже сказал один пророк, что они стенали, но это было ни что иное, как эгоистическое чувство страдания. Они стенали лишь потому, что находились в ужасном положении; но они не пытались обратиться к Богу и не рассчитывали на его милосердие. И все же Он говорит: “Я... иду избавить его от руки Египтян и вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед, в землю Хананеев, Хеттеев, Аморреев, Ферезеев, Евеев и Иевусеев. И вот, уже вопль сынов Израилевых дошел до меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их Египтяне. Итак пойди: Я пошлю тебя к фараону; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых”. Моисей тут же высказывает свои проблемы и противоречия. Бог сначала спокойно выслушивает все сказанное Моисеем, а потом успокаивает своего взволнованного и сомневающегося в своих возможностях слугу.

Но каким уроком это является для нас! Неужели это тот самый человек, который однажды был готов избавить Израиль? Да, тот самый, исполненный мужества, когда время Бога еще не наступило, но испытывающий затруднения, когда это время пришло. И так бывает часто! Поэтому Моисей отвечает: “Вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: Бог отцов ваших послал меня к вам. А они скажут мне: как Ему имя?” Разве не унизительно так говорить? Каково положение! Народ Бога даже не знает его имени! “Что сказать мне им?” - спрашивает Моисей. Бог сказал Моисею: “Я есмь Сущий. И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий (Иегова) послал меня к вам”. Великая сила заключается в этих словах. Они означают не просто то, что Бог собирался осуществить. Вероятно, человек предпочел бы сказать: “Я сделаю”, но Бог основывается на более весомых словах: “Я есмь Сущий”, существующий сам по себе, вечный. И действительно, от него все зависит. Все остальные - просто творения, которые существуют; и только один Бог может сказать о себе: “Сущий”. Все существующее было вызвано к жизни, и может уйти из нее, если Богу это будет угодно. Я не говорю, что это пройдет, но может пройти. Несомненно, Бог вечен, Он - вечный Бог. Здесь идет разговор не о его милосердии, но о присущей ему вечности. “Я есмь Сущий”.

И согласно этому, посылая Моисея к израильтянам, окруженным тщеславными язычниками и мнимыми предметами почитания, которые на самом деле действовали как злые духи-искусители, пользующиеся человеческими суеверием и безрассудством, Он повелел ответить всем, кто мог бы спросить: “Сущий (Иегова) послал меня”.

Более того, Бог позаботился сказать также: “Господь, Бог отцов ваших... послал меня к вам. Вот имя Мое на веки, и памятование о Мне из рода в род”. Как же безгранично милосердие Бога, если имя, взятое им на веки в связи с Израилем, не является тем именем, которое делает творение ничтожным, представляя все просто результатом его слова и его воли! Он любит и лелеет то имя, в котором Он связал себя со своими избранными.

Это напоминает нам то, о чем говорят евангелия. Находясь на земле, Иисус никогда не провозглашал себя Христом или Сыном Бога, хотя в действительности был тем и другим, но всегда одобрял, когда другие признавали его таковым, и оправдывал оба этих звания. Нам известно, что Иисус является главой царства и что Христос - это звание, благодаря которому Он имеет полное право на израильтян и их землю, и это право вступит в силу в грядущий день. Но удивительнее всего то, что Он даже не настаивает на том, что Он Сын Бога, хотя это было его извечное имя. Можно сказать, что это имя принадлежит ему, если быть более точным и объективным, в самом высоком смысле, более чем любое другое; ибо Он стал Христом, но Он есть и будет (как и всегда был) Словом, Сыном, единородным Сыном Отца. Здесь не было ничего преходящего. Таким Он был изначально и таким будет вечно. Вот почему Он не настаивает на этом имени. Но как же тогда именует Он себя? Каким именем ему самому угодно называть себя? Избранное имя, которое Иисус произносит принародно, - это “Сын Человеческий”. “За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?” Там, где все в духовном плане обстоит великолепно, ничего не может быть прекраснее этого. Ибо, как нам известно Сын человека - это не просто звание, посредством которого Он связывает себя с человеком на земле. Это имя заключает в себе печаль и страдание, позор и неприятие. Это имя, несомненно, говорит о славе, о славе более щедрой и полной, соответствующей воле Бога, чем что-либо еще связанное с его положением Христа, объектом надежды и обетования иудеев; ибо оно открывает дверь в его вечное правление всеми народами, племенами, над всем многоязычием под единым небом, над всей вселенной Бога и Создателя. Но тем не менее сначала это было имя страдающего, хотя и обретшего такую великую и широко известную славу впоследствии.

Говоря с Моисеем, Бог проявляет то же самое милосердие (насколько оно могло открыться тогда), какое спустя определенное время будет явлено, словно свет, в благословенном Господе здесь, на земле. В последнем случае оно, естественно, было больше связано с его собственной личностью, явленной как Божество. Мы всегда должны помнить, что тот, кто тогда явился как Господь, несомненно был тем, кого мы знаем как Сына Бога. Открывшись тогда как Господь, их Бог, Он соблаговолил взять имя, которое определенным образом объединяло его со своим народом. Тем более трогательно, что Он прекрасно знал, как эти же самые люди были готовы обесчестить его. Он знал, что они отступятся от всего, что было прежде задумано им, ища в самонадеянном поведении то, что, вероятно, дало бы кратковременное чувство собственной важности, но на веки подвергло бы бесчестию его имя и привело бы их к погибели (ибо таково настоящее положение иудеев). Подлинное крушение надежд израильтян произошло, во-первых, по причине их приверженности закону, а во-вторых, потому, что они отвергли божественное милосердие, которое было явлено через нашего Господа Иисуса Христа и было возвещено Духом, посланным с небес на землю.

Есть еще и другой важный момент, на который следует указать в этой главе. Бог дает понять, что с самого начала ему были известны наперед все результаты его повелений Моисею посетить фараона. Ничто не удивляло его. Конечно, это настолько же просто, как и необходимо для тех, кто знает Бога, но тем не менее отрадно увидеть ясное подтверждение этому. То же самое распространяется и на Новый Завет. Отрадно видеть эту аналогию, потому что в некотором отношении едва ли можно найти две более отличные друг от друга книги, чем Ветхий и Новый Заветы; но в то же время ясно, что и там и тут заключена одна мысль и первопричина - сам Бог решает разные вопросы; но какое бы дело Он ни осуществлял, это есть тот же самый Бог. Это же мы видим и в Новом Завете. К примеру, если взять евангелие по Иоанну, то там конец известен с самого начала только потому, что Иисус известен как существующий прежде начала всего. Он послан на землю, являясь явно божественной личностью. Следовательно, Он соответствует всему явленному (и ему не требуется никакого свидетельства). Что касается Бога и человека, Он совершенным образом знает будущее, как и прошлое и настоящее.

Здесь Бог говорит: “Но Я знаю, что царь Египетский не позволит вам идти, если не принудить его рукою крепкою; и простру руку Мою и поражу Египет всеми чудесами Моими, которые сделаю среди его; и после того он отпустит вас. И дам народу сему милость в глазах Египтян; и когда пойдете, то пойдете не с пустыми руками” {Замечания доктора Д. (“Введение в Ветхий Завет”, стр.236,237) кажутся мне капризом недоверия, которое, будучи задето за живое авторитетом Писания, опускается до явной клеветы. “Если сказанное в Исходе (гл.3,20-22) воспринимать б у к в а л ь н о или с точки зрения истории, то кажется, будто Бог толкает нас на безнравственные поступки. Поэтому от подобного метода толкования следует отказаться. Автор, подчеркивая свою собственную духовную сознательность, представляет божественность явно требующей от людей совершения нечестного по своей сути поступка. Это свидетельствует о несовершенном развитии религиозности, достигнутой поколением, к которому припадал этот автор...” Этот рационалист никогда не усомнится в себе}. Действительно, им долго пришлось бы ждать оплаты, ибо ее им никогда не давали. Было бы сущим безрассудством предполагать здесь хоть какое-то даже самое незначительное нарушение того, что было справедливым и подобающим. Содержание этого отрывка, возможно, слишком хорошо известно, чтобы много говорить о том, что каждая женщина должна была просто выпросить у своей соседки сосуд с серебром и золотом и одежды, чтобы нарядить в них сыновей и дочерей Израиля. Речь шла о том, чтобы погубить своих угнетателей посредством божественной власти, а совсем не об обмане или мошенничестве. Оттенок “одалживания”, прозвучавший в английском переводе, вовсе не обязателен, и контекст вовсе не подтверждает его. Нет и мысли о том, что они не имели права быть вовлеченными в это дело. Не было ничего, что народ и даже, наконец, фараон Египта не склонны были бы признать. Позднее, несмотря на то, что они были заинтересованы в удержании сынов Израиля, они охотно согласились на то, чтобы евреи ушли, и ушли не с пустыми руками. Их надменная воля была сломлена, хотя их сердца были далеки от Бога. Мне едва ли стоит говорить, что между ними не было ничего общего, и тем не менее они подчинились тому, чему так упрямо сопротивлялись прежде. И все же Моисей говорит: “А если они не поверят мне и не послушают голоса моего и скажут: не явился тебе Господь?”

Затем следуют знамения в виде чудес в доказательство тому, что Бог послал с поручением своего раба (гл.4). Бог обращает внимание Моисея на то, что тот держит в своей руке, то есть на жезл. Если бросить этот жезл на землю, он превратится в змея. Слово “змей” здесь носит несколько расплывчатый характер и, вероятно, обозначает нечто более общее, нежели просто змея в узком смысле слова. Именно это слово обычно используется для обозначения морских чудовищ. Многим известно, что оно переводится как “рыбы большие” в Быт.1,21 и обозначает гигантских животных, обитающих в океане; поэтому не совсем правильно будет ограничивать это понятие только словом “змей”, как и ошибочным было бы здесь название “рыбы большие”. Собственно говоря, это слово обозначает чудовище, которое может быть, как я полагаю, амфибией, не обязательно подобной рыбе, а тем более киту, которые обитают только в воде, а также змее, которая живет только на земле. Но как бы об этом ни судили другие, может оказаться, что это вовсе и не змей, а какое-то другое животное, наделенное аналогичными признаками. Смысл же этого чуда заключается в превращении власти (которую в Писании обозначает “жезл”) в нечто сатанинское. Жезл является символом власти; он также может символизировать наказание. Но ведь наказание не может быть справедливым, если не будет исходить от справедливой власти; вот почему связь между этими двумя идеями заключается в этом символе. Под первым знамением, которое было поручено сотворить Моисею, подразумевается жезл власти, который вдруг обретает сатанинскую форму. Это весьма точно передает положение дел в Египте.

Но было и нечто большее, и, следовательно, предстояло гораздо большее испытание личности. Бог приказал Моисею положить руку к себе за пазуху. Несомненно, это место носило определенный смысл, как и результат действия; ибо когда Моисей снова вынул руку, она побелела от проказы, как снег, - характерный признак греха, по крайней мере указывающий на осквернение, если вообще не на бессилие, к которому грех приводит человека. Через Слово Бога мы познаем два различных вида греха. Оба эти греха встречаются в Новом Завете как уже известные нам, ибо на один из них более ясно указано в Ветхом Завете. Паралич или расслабленность, как это сказано в английском переводе, является разновидностью воздействия греха как разрушительной силы, оказывающей влияние на человека, когда грех вводит грешника в состояние немощности, как об этом сказано в послании Римлянам. Проказа является признаком греха в его разрушительном качестве. Именно в этих двух формах и представлен грех в большинстве случаев.

Но, с другой стороны, когда Моисей по слову Бога снова положил руку к себе за пазуху, она опять стала такой же, как тело.

Если бы они не поверили этим двум знамениям, то было приготовлено еще и третье, которое подействовало бы на воду в реке. Всем нам известно, что египтяне думали о Ниле. То, что должно было восстанавливать силы, освежать и очищать, стало вдруг знамением смерти - жизнь покинула тело. Таково известное символическое значение крови в Писании.

Все эти знамения указывают на подчиненность всех обстоятельств воле Бога, но через действия его слуги и в пользу его народа. Пусть они знают, что Богу угодно действовать в соответствии с тем, что принадлежит исключительно ему. Не может быть ничего более совершенного. Посмотрите на власть мира, или на то, что имеет отношение к человеку, или на опору естества: человек приносит ручательство того единственного, кто господствует над всем. И это передается, как мне кажется, в этих трех знамениях. В то же время, братья, вспомните здесь о предостережении - о нем, несомненно, всегда полезно помнить. В подобных вопросах мы не должны делать вид, будто докопались до всей истины, если бы нам даже удалось выяснить некоторые ее моменты. Как бы мы ни были уверены в том, что научены Богом, отсюда вовсе не обязательно следует, что исключена другая сторона истины, которую нам только еще предстоит полностью узнать. Фактически одним из благодатных признаков Слова Бога является то, что мы никогда не сможем утверждать, что имеем исчерпывающее представление о Библии, ибо Библия наделена чертами беспредельности, присущей Богу, как бы Он ни нисходил до нас и ни использовал язык людей, как Он и сделал, насколько нам известно. Ведь признано, что возможности человеческого языка ограничены; но ведь тот, кто снисходит до этой ограниченности, сам имеет безграничные возможности, и мы никогда не должны упускать это из виду, хотя мы и выражаем это в самой общей форме. Это на самом деле является важнейшей истиной, которой следует придерживаться, и не меньшим успокоением и благословением наших душ.

Примем же с благодарностью все, что дано нам как истина от Бога, но давайте не будем утверждать, что постигли всю истину. “Ибо мы отчасти знаем...” (1Кор.13,9). Так давайте же будем уповать на Бога, чтобы познать истину нашим умом настолько, насколько это необходимо для прославления его и для того, чтобы Он соблаговолил более полно осуществить ту цель, ради которой Он открыл истину.

Итак, Моисей обнаруживает еще одну проблему. Он говорит: “Человек я не речистый [можно удивиться, что ему потребовалось так много времени, чтобы понять это], и таков был и вчера и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом Твоим: я тяжело говорю и косноязычен”. Что же было делать, если Бог послал его? Истинное затруднение состоит всегда в том, что человек думает о себе вместо того, чтобы думать о Господе. Но удивительно, как меняется дело, когда кто-нибудь может и решает отречься от себя. Ясно, что Бог лучший судья. Если Он выбирает человека, который с трудом говорит, - кто может противиться этому? Тем не менее пусть никто не думает, что это сказано для того, чтобы в какой-то степени явить неуважение к Моисею. Нет, это сказано для нашей пользы и нам в наставление, чтобы уберечь нас от еще более непростительного поступка в этом плане; ибо Бог указал нам на нерешительность такого преданного и верного слуги явно для того, чтобы уберечь нас от подобного или других промахов. В заключение Бог, наконец, высказывает истинное недовольство тем, что его раб осмеливается отказываться. “И возгорелся гнев Господень на Моисея, и Он сказал: разве нет у тебя Аарона брата, Левитянина?” Какое великое унижение! Он мог бы быть единственным и счастливым орудием Бога в этом великом деле, но теперь Аарону предназначено принять долю участия в нем. “Я знаю, что он может говорить, и вот, он выйдет навстречу тебе, и, увидев тебя, возрадуется в сердце своем”.

Итак, мы видим союз Аарона с Моисеем, который будет иметь много важных последствий, а некоторые из них примут весьма серьезный характер, как свидетельствует эта книга.

Прежде завершения данной главы в ней упомянуто еще одно событие, носящее глубокое, серьезное и поучительное значение. Бог намеревался прославить Моисея, но в доме Моисея уже присутствовало нечто бесславящее Бога. И Бог не мог закрывать на это глаза. Как случилось, что сыновья Моисея оставались необрезанными? Как вышло, что недоставало того, что символизирует умерщвление плоти в тех, кто были близки Моисею? Как вышло, что слава Бога была забыта именно в том, что всегда было и должно было быть дорого сердцу отцов? И случилось так, что жене Моисея пришлось улаживать это дело. В связи с этим заметьте, как мудро поступает Бог. Ибо нет иного препятствия, как по вине плоти; не представляет труда отвлечь человека, преданного Богу, от его повиновения ему, но Бог исполняет свое намерение, причем в гораздо более болезненной форме и часто с помощью того, кто явился препятствием ему. Как же защищен тот, кто, как ребенок, внимает Господу и беспрекословно подчиняется ему! Как много бед можно избежать таким образом! Но Бог не позволил бы избежать того, что было так невыносимо Сепфоре. Фактически она, наконец, вынуждена была исполнить то, что было ей так отвратительно, как она заявила сама в случае с сыном. И более того, это избавило от опасности Моисея; ибо Бог поспорил с Моисеем, а не с его женой. Моисей нес ответственность за это, и Бог строго следил за тем, как выполняется его распоряжение. Сказано, что “встретил его Господь и хотел умертвить его”. Поэтому жена Моисея вынуждена была взять каменный нож и сама совершила обрезание. Она сделала это, но причинив себе несравненно большую боль и испытав больший стыд, чем если бы это было сделано в указанное Богом время и божественным образом. Давайте запомним это.

Теперь, когда Бог был оправдан в доме Моисея, последний мог приступить к выполнению своей миссии (гл.5). Дело на благо народа могло нормально развиваться только тогда, когда все было хорошо дома. Поэтому Моисей и Аарон отправились к фараону и передали ему слова Бога. Фараон с присущей ему наглостью ответил: “Кто такой Господь, чтоб я послушался голоса Его и отпустил Израиля? я не знаю Господа и Израиля не отпущу. Они сказали: Бог Евреев призвал нас; отпусти нас в пустыню на три дня пути принести жертву Господу, Богу нашему, чтобы Он не поразил нас язвою, или мечом”. Но в результате их вмешательства еще больше прибавилось работы, и сыны Израиля возопили еще больше и скоро начали негодовать, как будто вместо того, чтобы стать освободителями, Моисей и Аарон сами явились непосредственными виновниками того, что беды обрушились на их народ. Об этом говорится в остальных стихах данной главы.

{Попытка привести дополнительные доказательства различия в авторстве на основе якобы существующих противоречий и путаницы является не только бесполезной, но и свидетельствует о неспособности увидеть то, что весьма примечательно и поучительно. Доктор Д. говорит (“Введение в Ветхий Завет” стр.165), что “сначала израильтяне не слушали Моисея по причине своих душевных мук и жестокого угнетения, которое они испытывали (Исх.6,9-12). Но в 6-ой главе мы видим, что они поверили ему и возрадовались, когда он объявил им об освобождении. Можно подумать, что не народ, а старейшины рода были теми, к кому Моисей обратился в последнем случае, и что они были вынуждены поверить в него, увидев те знамения, которые Моисей сотворил. Но если начальники народа были убеждены в его божественной миссии, то люди, стенающие под тяжестью своего бремени, должны были быть готовыми последовать за ними. В соответствии с Исх.6,2 и. т. д., Моисей получает свое божественное поручение избавить народ от египетского рабства. Но в Исх.3,1 и. т. д. говорится, что он получает его в Мадиаме. Моисей не мог получить его сначала в Мадиаме, а затем повторно в Египте, потому что уже после первого призыва Моисей и Аарон отправились к фараону и просили его отпустить израильтян в пустыню, чтобы там они совершили служение Богу. Если бы Моисей не посетил фараона и не просил бы у него то, что велел ему попросить Бог, мы могли бы предположить, что призыв повторился; но так как Моисей выполнил повеление Бога, то вторичный призыв не был необходим!” Это двойное упоминание о призыве в действительности объясняется доктором Д. тем, что о них рассказывают два автора, по-разному описывающие одно и то же событие: “Один из них представляет Моисея просящим временно отпустить израильтян (Исх.5,3 и. т. д.), другой же утверждает, что Моисей просил их полного освобождения (Исх.6,11; 7,2; 9,35; 11,10)”. В сущности, все это понятно и согласуется одно с другим, но это происходит постепенно, и мелочные придирки элогистских и иеговистских документов явно не имеют основания, ибо в Исх.3 о Боге говорится аналогично тому, как о нем говорится в 6-ой главе. И там и тут Элохим открывается нам как Иегова или о нем говорится как о Иегове. Когда знамения были даны в первый раз, Моисей от имени народа просил отпустить их лишь на три дня. Но когда фараон высокомерно им отказал и усилил их угнетение, Бог еще более полно раскрылся через своего раба народу, который теперь явно был повержен в уныние. Тогда Бог выдвинул безапелляционное требование относительно израильтян в Египте, не ограничивающееся только знамениями, но сопровождаемое казнями над угнетателями израильтян и нацеленное на полный вывод сынов Израиля из Египта, хотя князь мира сего и ожесточил положение их освобождения, и о временном освобождении уже не говорится. Поэтому второй призыв, адресованный Египту, является не только действительным, но и представляется как начальная стадия новых отношений, установившихся после того, как фараон пренебрег притязанием Иеговы, высказанном в первом призыве на земле Мадиама.} В начале 6-ой главы Бог говорит Моисею еще раз, когда тот возвращается. “И сказал Господь Моисею: теперь увидишь ты, что Я сделаю с фараоном; по действию руки крепкой он отпустит их; по действию руки крепкой даже выгонит их из земли своей. И говорил Бог Моисею и сказал ему: Я Господь. Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем “Бог Всемогущий”, а с именем Моим “Господь” [Иегова] не открылся им”. Здесь мы подходим к более точному понятию. Постарайтесь запомнить, что это не является указанием на то, что слово “Иегова” не было известно прежде. У нас нет действительных причин сомневаться в том, что люди слышали это с самого начала. Имя “Иегова” часто встречается в книге Бытие и показывает не только то, что писателю был знаком этот термин, но и то, что он употреблялся с самого начала. В чем же здесь истинный смысл? А в том, что теперь Бог употребляет это имя, чтобы во всеуслышание заявить о том, что Он открыто собирается сделать для блага сынов Израиля. Заметьте в качестве иллюстрации того, что здесь имеется в виду, что когда наш Господь явился, как сказано в Писании, Он провозгласил Отца. Было бы абсурдным предполагать, что термин “Отец” не был известен никогда прежде, не так ли? Это нигде не подразумевается, но под этим именем Бог прежде не являл себя в тех отношениях, как Он сделал тогда. Точно так же дело обстоит и с понятием “Иегова”. Поэтому в Быт.22, когда Исаак был освобожден от смертного приговора, Авраам назвал это место “Иегова-ире” (“Господь усмотрит”). Следовательно, этот термин должен был быть хорошо известен, только Бог до сих пор не использовал его как форму или основание для своих отношений с каким-нибудь народом на земле; теперь Он делает это, устанавливая отношения с Израилем. Было бы недостаточно оставаться всемогущим щитом для детей, каковым Он был для отцов: несмотря на их слабость и беззащитность среди завистливых, враждебных и злых хананеев, Он был защитником странствующих патриархов. Именно это было включено в форму его откровения Аврааму, Исааку и Иакову.

Но теперь Он идет дальше, являя себя неизменным и вечным Богом - Богом, который был повелителем, верным обетованию, которое Он дал в древности. Именно это и являлось существенным в имени Иеговы. Здесь Он был готов выполнить свою задачу. Возможно, народ еще не был готов к этому, но Он, по крайней мере, был способен явить все то доброе, что обещал. Итак, Он надлежащим образом, - как Иегова, их Бог, - ручается перед ними своей неизменностью, что исполнит свои обещания. Принесет ли это какие-то результаты или нет, зависело совсем от других обстоятельств, а не от каких-либо неудачных действий с его стороны.

Именно это открывается Моисею и Аарону, и вслед за этим мы узнаем о данном им поручении. “Войди, скажи фараону, царю Египетскому, чтобы он отпустил сынов Израилевых из земли своей”. Первые неудачи ни в коем случае не должны были повергнуть их в уныние. Их волю не должны были сломить даже растущие беды сынов Израиля. Они и далее должны были действовать по воле Бога и от его имени.

В 6-ой главе родословие дается лишь с той целью (ст.14-27), чтобы обратить внимание на то, как благодать, несмотря ни на что, утверждает себя. Ибо не Моисей, а Аарон был старшим братом, и в этом родословии естественный порядок сохраняется, например, в стихах 20 и 26: “Аарон и Моисей, это - те, которым сказал Господь: выведите сынов Израилевых...” Но как только речь заходит о божественных делах, то всегда говорится “Моисей и Аарон” и никогда “Аарон и Моисей”. Слишком уж медленно постигаем мы совершенное Слово Бога, хотя нет ничего подобного ему по простоте и доступности. Наши затруднения связаны с тем, что именно хорошая осведомленность людей о нем является препятствием к восприятию находящегося перед их глазами. Вот почему, когда наши глаза раскрыты, мы замечаем, как уникально его содержание. И это оказывает удивительное воздействие на духовного человека, питающего себя звучанием Слова Бога, потому что в противном случае все мы склонны к небрежному и легкомысленному отношению к этому Слову. Если так важно научиться извлекать пользу из хорошего общения, то нет лучшего общения, чем общение с Богом. Господь, когда мы общаемся с ним, учит нас искренности и тому, чего мы не можем постичь сами. Как добр Господь, говоря нам не только о благодати, но и о естестве! Неужели мы, являясь христианами, будем оспаривать это? Нет, мы признаем это, отводя естеству потребное место; и это верно. Ведь совершенно напрасно отрицать то, что правильно согласно порядку, установленному в природе. Всегда избегайте однобокости. Нет ничего опаснее ее в божественных делах. Отворите природе ее место - то, что принадлежит ей; но всегда утверждайте превосходство благодати, и будете правы. Постарайтесь не только познавать благодать и наслаждаться ею, но и поступать в соответствии с ней: иначе она теряет свои свойства, - перестает быть таковой и становится лишь тщетным притязанием, легкомысленной болтовней, лишенной силы.

Следующая, 7-я, глава начинается описанием жестокой борьбы и чудес, которые одно за другим ужаснейшим образом обрушиваются на обреченную землю Египта. Заметьте, что ожесточение сердца фараона ни в коей мере не является следствием его явного неверия. Бог никогда не принуждает человека быть верующим, иными словами, неверие никогда не является следствием жестокой кары со стороны Бога. Разве было еще что-либо, подобное ожесточению? Разве Писание не указывает на то, чем было ожесточение? Несомненно, оно имело место. Одинаково неправильным будет утверждать, что Бог ожесточает сердце человека, когда впервые посылает свидетельство ему, и отрицать, что Он ожесточает сердце человека, когда тот отвергает его свидетельство. В сущности и то и другое верно, и это как раз является еще одним примером того, как важно рассматривать не отдельные случаи в Писании, а делать выводы, основываясь на всем Писании.

Итак, Бог посылает свидетельство фараону, как посылает его каждому в той или иной форме. Но человек, предоставленный самому себе, неизменно отвергает свидетельство Бога. Он знает, что оно от Бога; он чувствует, что, отвергая его, поступает неправильно, и все же отвергает его, потому что не желает и не осмеливается поверить Богу, слово которого препятствует всему, что угодно фараону. И поэтому человек уступает неверию, а Бог в это время или немного спустя, согласно присущей ему мудрости, ставит на этом человеке печать ожесточения, что является явно положительным действием со стороны Бога. Поэтому я с полной уверенностью могу сказать, что это ожесточение происходило не только от самого человека и в смысле осуждения было ниспослано ему, хотя, несомненно, явилось следствием его греха. Бог ожесточает человека, потому что тот отвергает его слово. Следовательно, ожесточение ниспослано от Бога как наказание, которое последовало после того, как человек доказал свое неверие и упорствовал в нем. Так было с фараоном, и это типичный случай, о котором постоянно предостерегает Новый Завет; в Ветхом Завете это первый подобный пример. Это тот единственный пример, к которому обращается в своем предостережении апостол Павел. Следовательно, это является постоянным свидетельством такой суровой истины. И запомните, что этот случай не является исключительным. Такое случается чаще, чем думают люди. Вскоре это будет в широких масштабах происходить в христианском мире (2Фес.2), и я нисколько не сомневаюсь в том, что это часто случается и теперь, как случалось всегда. Так это и было, когда наш Господь Иисус пребывал на земле, и присутствие Духа не воспрепятствовало этому, а утвердило это. Поэтому в большом масштабе или в отношениях отдельных людей с Богом, Он, несомненно, действует таким образом. В то же время Бог никогда не превращает человека в неверующего. Ожесточение является осуждением, которое имеет место, когда человек упорствует в своем неверии перед лицом явного и настойчивого свидетельства, идущего от Бога.

В главах 7-11 говорится о десяти казнях, по поводу которых следует высказать несколько общих замечаний. Они были предусмотрены мудростью Бога, чтобы смирить Египет. Это было не только бедствием, обрушившимся на землю Египта; это не только вызвало все усиливающиеся муки и страдания местного населения, но это было серьезное состязание между Богом и богами Египта. Эти казни были рассчитаны на то, чтобы наиболее ощутимо поразить то, что представляло их религию. Возьмем, к примеру, реку Нил. Нам известно, как египтяне похвалялись этой рекой, которую считали великим земным символом Бога. С другой стороны, хорошо известно, что все эти древние народы думали о солнечном свете, и обычная темнота могла их напугать, и когда их объяла тьма в Гесеме, для Израиля светило солнце. И опять же, чистота тела играла не последнюю роль в язычестве, которое не могло дать ничего для души, что было особенно характерно для египетских язычников. Ясно, что наказание мошкой или гнусом (в любом значении слова), или, по крайней мере, песьими мухами, сделавшими жизнь человека почти невыносимой, и явилось особым унижением для египтян. Итак, некоторых из этих вопросов мы едва коснулись, не вдаваясь в подробности, ибо понятно, что они отняли бы у нас с вами больше времени, чем я предполагаю его затратить. Исходя из этих повторяющихся наказаний мы можем сделать вывод, что Бог поступал в то время с богами Египта так же, как и с его жителями. Причина этой вражды объяснялась их противостоянием истинному Богу, а также тем, что они угнетали его народ.

Даже рационалисты не осмеливаются полностью отрицать сверхъестественный характер явлений, описанных в главах 7-12. Даже некоторые явные скептики вынуждены признать, что эти десять египетских казней происходили на самом деле, хотя они стараются умалить их значение до крайности, преувеличивая роль обстоятельств, носящих некое внешнее сходство - закономерное или случайное. Таким образом, объясняя первую казнь (гл.7,15-25), они приводят пример Эренберга, который в 1823 году увидел, как вода в узком морском заливе Красного моря близ Синайского полуострова обрела кроваво-красный цвет из-за споровых водорослей. Но разве в этом случае рыба в море погибла или вода стала непригодной для питья? Разве от этого испортилась вода в каждом озере, потоке и даже в деревянных и каменных сосудах? Они не могут отрицать, что существует огромная разница между кровавым оттенком, который имеет Нил в течение нескольких недель в июне и который проходит без тех ужасных последствий, какие в сравнении с этим принес тот жестокий удар, обрушившийся где-то около января на ту реку, которой гордились, которой поклонялись и которая была свидетелем чудовищной смерти младенцев израильтян мужского пола.

После того, как прекратилась та кровавая казнь, длившаяся напрасно семь дней, из потоков, рек и озер вышли на землю Египта жабы, и земля покрылась этими поистине омерзительными тварями, до тошноты поражавшими людей, как до этого их поразили кровавые воды (гл.8,1-15). Как унижающе подействовала на людей эта вторая египетская казнь, ведь они считали жаб священными животными, а теперь видели их, вызывающих омерзение, заполнивших их дома, постели, печи и даже попавших в квашню. Никогда прежде эти твари не донимали египтян в начале года; тем более не являлись они и не уходили по приказу человека, подобного Моисею.

Третью и четвертую казни (в нашем переводе: мошки и песьи мухи, упомянутые в 8-ой главе, стихах 16-32) можно обсудить в связи с их особенностями, но несомненно то, что эти насекомые оказывали на людей и животных сильное воздействие, и тем более мучительное, что, мешая соблюдению личной гигиены, они превращали в средство поражения то, что считалось необходимым для самозащиты. Однако известный рационалист считает, по крайней мере, первую из этих казней “естественным явлением в этой стране” - это чудо, сотворенное Аароном, как и освобождение израильтян. Поэтому он еще более недоверчив, чем волхвы, сказавшие фараону: “Это перст Божий”, узрев во всем этом не простое стечение необычных обстоятельств, включающее и природное явление.

Пятым наказанием (гл.9,1-7) была весьма тяжкая моровая язва, которая по слову Моисея на следующий день поразила скот египтян, но не затронула скота израильтян. Это был еще более сильный удар, так как незадолго до этого фараон отказался дать израильтянам три дня отлучки, которые обещал им, когда Моисей говорил ему о невозможности для израильтян приносить в Египте отвратительную для египтян жертву на виду у них. Ведь известно, что представляли собой волы и овцы в глазах египтян.

Затем последовало шестое наказание (гл.9,8-12) - воспаление с нарывами на людях и на скоте во всей земле Египта, которое поразило даже волхвов: и они не могли устоять перед Моисеем. Такая гнойная сыпь явилась позором для египтян, скрупулезно избегавших всякой нечистоты, и к тому же доказала полную несостоятельность египетских божеств, как и их неумение исцелять.

Следующая, седьмая, казнь, описанная в 9-ой главе, стихах 13-35, - это град с грозами и все поражающим огнем, что и вынудило фараона признать свою вину и пообещать отпустить народ Израиля; но как только Бог услышал молитву Моисея, фараон тут же забыл о своем обещании. Только упрямые могут усмотреть в этом явление, обычное для Египта, не обращая внимания на время или другие возможные обстоятельства.

Угроза навести саранчу, которая пожрет все уцелевшие от града посевы, по-видимому, привела в чувство слуг фараона, но когда Моисей потребовал, чтобы отпустили всех израильтян от мала до велика совершить служение Богу (теперь ни слова не было сказано о трехдневной отлучке), его и бывших с ним изгнали от лица фараона, и на Египет обрушилась восьмая казнь. Небесные силы были подвластны Богу и действовали против Египта (гл.10,1-20).

Еще больший ужас навела сверхъестественная тьма девятой казни (гл.10,21-29). Божество, заимствовавшее свое имя от солнца, ничем не могло помочь земле Египта, в то время как вполне ощутимую тьму можно было видеть там, где она образовалась при помощи света, который имели сыны Израиля в своих жилищах.

Печально слышать, как так называемый ортодоксальный оппонент от рационалистов умаляет значение десятого бедствия (гл.11), утверждая, что “нет основания полагать, что все первенцы были умерщвлены и никто из них не остался в живых, и, что никто, кроме них, не умер”. Гнусным неверием веет от утверждения, будто “вечные законы природы достаточно могущественны, чтобы способствовать всему, что он (Моисей) намеревался сделать для избавления”. Сказанное отрицает не только Слово Бога, но и самого Бога.

Наконец, в 12-ой главе следует великий и решающий удар, для нанесения которого, казалось, не было никаких других причин, и рука Бога дает почувствовать себя самым явным образом. Мор и даже град, а тем более другие беды не были такими уж неожиданными для жителей Египта. Было невозможным отрицать своеобразие некоторых бедствий. И в то же время все эти бедствия происходили явно по слову Бога и обрушивались на Египет друг за другом так подозрительно часто и с такой угрожающей силой, что египтяне не могли не признать во всем этом руку Бога. Даже сами волхвы вынуждены были признать свое поражение; ибо если вначале им и удалось нечто сделать с помощью своих чар, то вскоре они оказались бессильными в своем колдовстве. И вот, наконец, приходит время последней казни - убиения всех первенцев в Египте, и вместе с этим происходит четкое разделение всех живущих в Египте на друзей и врагов Бога. Уже в третьей и четвертой казни мы видим, как Бог отмечает свой народ из общей массы населяющих Египет, как постепенно они все больше и больше обособляются. Теперь этого нельзя было отрицать. Следующая казнь могла, если не сказать должна была, привести к гибели египтян, и израильтяне теперь должны были покинуть Египет. Фараон с пренебрежением отнесся к призыву Бога воздать должное его первенцу Израилю. Ведь с самого начала Бог предостерегал фараона, что в том случае, если он не отпустит его сына, то “вот, Я убью сына твоего, первенца твоего” (гл.4,23). Главы домов Египта действительно погибли впоследствии у Красного моря вместе с войском фараона; но эти десять казней явились своего рода предупреждающим наказанием, а не прообразом великого и нелицеприятного суда.

Но вопрос заключается в том, что пасхальная ночь оказала большее воздействие на евреев, нежели на египтян {Епископ Колензо (ч.1, гл.11) назвал все возражения по поводу пасхи искусственными и необоснованными. При этом он, главным образом, ссылается на то, что “в один и тот же день огромное количество израильтян, равное по численности населению Лондона, получило предписание соблюдать пасху и действительно соблюло ее”. Данный отрывок не только не дает обоснование этому, но недвусмысленно утверждает обратное. Судя по его форме, предписание требовало, чтобы агнца взяли на десятый день месяца Авива и хранили до четырнадцатого дня, а вечером четырнадцатого дня заклали. Выражение “этой ночью” или “той ночью” ни в коем случае не лишает эти предписания законной силы, как и не заставляет усомниться в их значении. Кроме этого, предупреждение могло последовать задолго до десятого дня месяца Авива. Известные особенности еврейского, как и некоторых других языков, не позволяют говорящему сразу приступать к главному событию, о котором идет речь, даже если не было явных предварительных фактов, доказывающих ложность такого утверждения. Все остальные детали преувеличены оппонентом: необходимое число агнцев, а также степень спешки, которая едва ли повлияла на что-либо, кроме изготовления ими хлеба, так как иначе они не были бы готовы к отходу, которого очень ждали.

Что касается проблем, поднятых в книге епископа Колензо (гл.20,21) относительно небольшого числа священнослужителей для исполнения их долга, то это вымысел, доказывающий явное невнимание к событиям, описанным в этом отрывке Писания. Ибо Аарон и его сыновья не имели подобных обязанностей в пасху, о каких мы узнаем из 2Пар.30,5. Пасха в Египте была по существу семейным праздником, как, вероятно, и в пустыне, поэтому здесь ни слова не говорится о присутствии или действиях священников. В Новом Завете пасха также носит семейный характер. Израильтяне, которые в пустыне не были еще обрезаны, н е и м е л и права заставлять служить Аарона и его сыновей, ибо этот обряд являлся основой для всего прочего, и все же им, несомненно, пренебрегали то здесь, то там}. Бог выступил там в роли судьи, наказывающего человека за его грех. Как же Израиль мог избежать суда? Это и требует разъяснения. Единственным средством спасения был закланный агнец, вернее, разбрызганная кровь этого агнца. Были и другие предписания со стороны Бога, указывающие на то, что это носило иной и гораздо более серьезный характер, чем предшествующие наказания, и не только фактически, но и символически. Все же это был символ не земной скорби, но символ осуждения перед лицом Бога - наказания за грех. Вот почему это были не просто насекомые или какие-то другие существа, но губитель по воле Бога первенцев людей и животных. Здесь человек должен был столкнуться со смертью, со смертью самого дорогого ему, со смертью первенца.

Итак, нашему вниманию представлена пасха, о которой столько говорится в Новом Завете. Она символизирует Христа, Агнца Бога, принесенного в жертву за нас, с удивительным и абсолютным исключением закваски. Закваска олицетворяет собой беззаконие в его стремлении к распространению через уподобление всему тому, что подвержено его влиянию. Таким образом, это предписание означает запрещение и неприятие всякого зла, присущего человеку в его гибельном состоянии. Мясо агнца нужно было есть не сырым или сваренным в воде, а испеченным на огне - знак, явно указывающий на беспощадный гнев божественного осуждения. Это неизбежно должно было быть так; ибо тем самым смерть Христа заплатила за наши грехи и удовлетворила божественную праведность. Так, и только так израильтянин должен был есть пасхального агнца, освященного этим святым праздником и очищающего от пороков, - съесть испеченного в ту же ночь, не оставляя ничего на утро, а оставшееся от него до утра сжечь на огне. Таков был завет между Богом и человеком вне сферы чувств и природы, не говоря уже о прочей, обычной пище. Все общество Израиля могло и должно было есть его, но не чужестранцы, которые могли есть его лишь после обрезания. Ни один поселенец или наемный слуга не должен был есть пасху, но только тот, кто был куплен и обрезан, получал это право; заедали пасху горькими травами в знак покаяния - плод истины, приложенный к нам благодатью. “Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью: это - Пасха Господня”. С другой стороны, празднование пасхи не полностью символизировало результат искупительного дела Христа в успокоении и благословении: не было общения, как сказано об этом празднике в другом отрывке. “И каждый направился к своему шатру”. Итак, хотя дом Израиля находился на земле Египта, общения мы не видим. В определенном смысле то, о чем говорится, является более важным, поскольку лежит в основе общения, без которого не может быть ничего, что отвечало бы святой сущности Бога. Короче говоря, пасха является осуждением греха перед лицом Бога. Подобно тому, кто никогда не оставляет без внимания потребность в ней, мы также не можем легкомысленно относиться к ней без ущерба для нашей души, какую бы великую радость ни доставляло через божественную благодать то, что основано на ней и является ее дополнением, таким сладостным и ценным, позволяющим следовать путем воскресения к самой небесной славе. Ни на минуту не забывайте о том исключительном, что заключается в глубине страданий и представляет действительную ценность перед лицом Бога, - о смерти Христа. Ведь именно это доводится до нашего сознания особенно тщательно, поскольку Дух Бога широко использует повсюду указания на это. И действительно, это один из тех праздников, которые никогда не должны прекратиться, поскольку души должны обрести спасение.

Характерный для земли Египта единственный праздник, который они могли отмечать там, был установлен специально для пустыни (Числ.9). Однако и после того, как Израиль опять вступит на землю, даже тогда, когда в мире наступят времена славы, будут праздновать пасху. И такой пасха останется для его народа, когда он снова соберется в стране Бога на земле. Следовательно, пасха носит более глубокий и постоянный характер, чем все другие праздники. Именно поэтому чада Бога, несомненно, могут понять, чем может явиться для самого Бога ее прообраз.

Но эта тема нам настолько хорошо известна, что нет необходимости вдаваться в подробности, говоря об этом празднике. Я только добавлю, что в 13-ой главе мы обнаруживаем еще одну деталь - окончательную метку, запечатленную на первенце и связанную с пасхой. С тех пор они принадлежали Богу именно как вызволенные из египетского плена. Но наряду с этим полным посвящением Богу мы также видим обряд употребления пресного хлеба, свидетельствующий об истинной чистоте души через веру. Эти два понятия здесь взаимосвязаны как исходящие из сознания божественного искупления. Это замечательным образом проявляется в том качестве, которое они обрели, и в их значимости пред Богом. Тот, кто освободил их, теперь претендовал на них как на свою собственность. Если первенец животного не мог быть принесен в жертву, то он, как и первенец человека, должен был быть выкуплен. “Освяти Мне каждого первенца” - это, как и поедание пресного хлеба, лежит в основе пасхи {Доктор Д. (“Введение в Ветхий Завет”,стр.65) утверждает, что “согласно Исх.12,15 и т.д., праздник опресноков был введен еще задолго до исхода из Египта; но из гл.13, ст.3 мы узнаем, что он был введен после события в Сокхофе”. Последнее утверждение есть явный вымысел. Нет и намека на то, что этот праздник был учрежден в Сокхофе, о котором упоминается лишь после трех важных стихов (17-19), которые отделяют упоминание о Сокхофе от всего сказанного об этом празднике. Совершенно очевидно, что 13-я глава дополняет предписания Бога, изложенные в предыдущей 12-ой главе. Но ни время, ни место не указаны. Вероятно (и есть тому немало предположений), праздник опресноков даже отмечали к тому времени, когда израильтяне покинули Египет. Здесь также нельзя сослаться на другого автора или источник, поскольку дополнительное распоряжение, изложенное в 13-ой главе, созвучно с установлениями Бога в главе 12 и вводит новые представления относительно посвящения Богу всех первенцев в Израиле, будь то человек или животное. Эти первенцы мужского пола должны были принадлежать ему либо через принесение в жертву, либо через выкуп. Смысл сказанного доктором Д. тем более примечателен, что ссылка на Сокхоф встречается с явной оговоркой, которая имеет место там, где говорится об Элохиме, после чего снова говорится о Иегове, как и прежде}.

Но в 14-ой главе мы наблюдаем иной ход мыслей. Хотя не может быть прочной основы без жертвы Христа, сама по себе она не дает полного благословения благодати в искуплении, а лишь создает для этого основу. Без этого для нас нет ничего доброго, праведного или святого; без этого нельзя должным образом осудить грех; без этого нет прославления величия Бога. Тем не менее мир невозможен, если мы имеем лишь то, что отвечает требованиям пасхи. Душа должна постичь нечто большее, если мы хотим иметь истинный мир, радость и общение. Поэтому мы обнаруживаем здесь, что Бог допускает, чтобы враг выставил против израильтян всю свою мощь. Никогда их не охватывала большая тревога, чем после того, как они отведали пасху; но эту тревогу Бог использовал, чтобы показать полную неспособность Израиля справиться со своими трудностями. Это было сделано с той целью, чтобы показать, что Он может навсегда уничтожить всю силу сатаны, выступившую против его народа, что и случилось: фараон, его армия и его колесницы - лучшие войска Египта, выстроились, готовые уничтожить несчастных сыновей Израиля. Гибель тем или иным образом казалась неизбежной. Перед ними было море и они были окружены со всех сторон воинством фараона, преследующим их. Как тут можно было представить себе выход на свободу?

Бог тотчас же был готов осуществить это беспрецедентное освобождение - освобождение, дающее замечательное и прочное основание уповать на такого Бога. Поэтому какие бы трудности ни встали перед Израилем, независимо от источника и характера этих трудностей, этот день у Красного моря, воспетый в Псалмах или упомянутый пророками, навсегда останется тем моментом, к которому обращено сердце наставленного израильтянина. Именно там Бог показал не просто то, что необходимо было сделать, чтобы Он имел возможность справедливо воздержаться от осуждения грешного народа (и, следовательно, от уничтожения его), но и то, чем Он является в деле защиты своего народа от всех его врагов, пусть даже самых сильных.

Поэтому в 14-ой главе мы постигаем великую истину: именно здесь Бог выступает как истинный Бог - спаситель. Спасение всегда означает гораздо большее, чем то, что мои грехи осуждены в смерти Христа. Спасение означает, что я духовно приведен к познанию Бога в торжестве искупительного дела Христа, совершенного ради меня. Поэтому становится совершенно ясно, что в учении Нового Завета ни в коей мере не допустима мысль, будто спасение является лишь началом благословения. Люди, не впитавшие в себя истину Писания, часто склонны судить о спасении несколько поверхностно. Они могут сказать о человеке как “несчастном, но во всяком случае спасенном”. Никогда мы не встречали подобные выражения в Новом Завете. Спасение означает познание, осознанное освобождение. Оно является не просто благой надеждой на обретение свободы, но означает, что сам человек по благодати нисколько в этом не сомневается. Люди часто упускают истинный смысл этого, используя небиблейские выражения. И действительно, отрицание спасения как настоящего состояния является частью распространенного в христианском мире предрассудка, и истина встречает сопротивление в том или другом виде со стороны группировок, которые, иначе говоря, противоречат друг другу. Арминианцы, естественно, противятся этому, так как их учение ставит спасение главным образом в зависимость от человеческих заслуг, тогда как кальвинизм обычно сводит спасение к “цели Бога” или к чему-то непонятному в этом роде, хотя объект спасения может и не иметь ни покоя, ни прочного основания, в каком нуждается его душа. Истина и слог Писания весьма далеки от того и другого мнения, поэтому мы должны следовать Писанию.

Таким образом, в 5-ой главе послания Римлянам весьма ясно говорится о спасении, и оно полностью соответствует тому, что Бог совершил для нас кровью Христа. Апостол Павел говорит: “Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. Посему тем более ныне, будучи оправданы кровию Его [это, очевидно, та же великая истина, что и пасха], спасемся Им от гнева”. Ясно, что здесь спасение заключается не просто в том, что человек очищается от греха, а в истинном осуществлении дела Христа во всей его полноте, чего мы еще не достигли в отношении нашей плоти. “Ибо если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его [это и было началом], то тем более, примирившись, спасемся жизнью Его”. Поэтому понятно, что спасение требует и включает в себя не только смерть, но и жизнь Христа: это спасение предполагает не просто грех, снятый через его кровь, но и сохранение нас самих, проведение нас через все трудности прошлого, настоящего и будущего.

Таким образом, это есть полное избавление от всего, что может противодействовать нам. Мы идем по миру не просто с надеждой на защиту благодати, что так свойственно человеку, но и с полной победой над врагами настоящего и будущего. В первый раз мы видим здесь прообраз или основу этого, когда Моисей произносит слово “ныне” и говорит о спасении Богом; и позже в этой же главе вновь говорится: “И избавил Господь в день тот Израильтян ”. Как удивительна точность Писания! Мы могли бы заметить, что Бог избавил израильтян в ночь пасхального агнца, но нигде не встречается подобное замечание. Ведь тогда они получили бы покровительство, но не были бы избавлены в истинном смысле этого слова. Спасение означает явное сокрушение их врагов; Бог восстал во всем величии своей славы и явил ее полностью ради их блага. Ясно, что здесь им была явлена благодать; и сразу же после этого мы слышим торжественную песнь Моисея и сынов Израиля: “Пою Господу, ибо Он высоко превознесся: коня и всадника его ввергнул в море. Господь крепость моя и слава моя, Он был мне спасением”. Эта последняя фраза не просто случайное выражение; это преднамеренное и уместное высказывание Святого Духа. Наше внимание обращено на то, что не прежде, а именно теперь мы можем говорить об избавлении (гл.15).

Более того, имеется несколько важных следствий этого чудесного деяния Бога, в частности то, что хотя книга Бытие так много говорит о различных намерениях и путях Бога, в ней явно не содержится той особой истины, которую мы обнаруживаем в книге Исход. Поэтому, хотя мы и встречаем там понятия жертвы как таковой, завета и других сходных понятий, выражающих отношения с Богом, об искуплении в его полном смысле слова никогда не говорилось в книге Бытие. Я не встречал там ничего подобного. Под искуплением я подразумеваю не просто цену, уплаченную в качестве нашего выкупа, и возможность для нас принадлежать Богу (не в этом истинный смысл этого слова), но более точное значение этого слова заключается, скорее, в том, что Бог сломил власть врагов, искупив и освободив нас для себя. Такова суть искупления. Уверяю вас, что для христиан обе эти истины являются чрезвычайно полезными. Христианин выкуплен за определенную цену, как часто говорится в Писании и как это известно нам. Но в результате этого выкупа мы становимся рабами Господа; тогда как в результате искупления мы становимся свободными людьми Господа. Как всегда, человек спешит противопоставить одно другому. Он не может понять, как одновременно можно быть свободным и рабом. Но эта истина несомненна, и оба эти положения человека здесь ясно изложены. Причина того, почему человеку трудно соотнести эти две истины, кроется в том, что он доверяет себе, а не Богу, и все потому, что человек не хочет зависеть от его воли и слова. Человеку нужно всего лишь немного подумать и поразмыслить, чтобы понять, что не только каждая из этих истин вполне справедлива, но и обе они вполне совместимы друг с другом и взаимосвязаны. Разве мы не можем понять, братья, что находились под властью врага Бога? Вопреки этому, когда люди подчинились ему, искупление стало проявлением власти Бога во Христе, проявлением ее сообразно его величию и святости, когда ни одно притязание не осталось без ответа, все необходимое было учтено и ни один человеческий грех не остался не осужденным. И все-таки всякая добродетель Бога была прославлена, и мы вышли с победой и свободными. Поэтому мы стали свободными людьми Господа; а что было бы, если бы не искупление Христа? Именно Он совершил его, но какую цену заплатил за него!

Было нечто еще и более важное в искупительном деле Христа, что разрушило власть сатаны, “дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти”. Он полностью лишил его силы и обрел все необходимое для нас у Бога; но это уже другая мысль. Очень важно то, что нам необходимо почувствовать нашу прямую ответственность пред Богом в соответствии с этими новыми, тесными и святыми отношениями, обретенными нами благодаря искуплению.

Мы куплены за определенную цену (и какую!). Поэтому мы принадлежим ему - не себе самим, а ему! Эти две истины объединены в христианине; они отличаются одна от другой тем, что мир тоже “куплен”, как и каждый человек в нем; хотя нельзя сказать, что каждый человек в этом мире искуплен. Послушно принимая на веру Писание, мы можем сказать, что нет всеобщего искупления, но мы должны признать истину всеобщей купли.

Кровь Христа покорила весь мир со всеми людьми и другими тварями, населяющими его. Но почему во втором послании Петра (гл.2) мы узнаем, например, что развращенные еретики отвергли не искупившего, но купившего их Господа {Авторизованный перевод не делает, как, очевидно, следовало бы, различий между выражениями “agoradzo” или “exagoradzo”- “я покупаю” и “lutroo” - “я выкупаю”. Бог делает то и другое истинным во Христе для верующего; но приобретение безгранично, как утверждает исследование Нового Завета на греческом языке любого читающего Слово с покорной душой. Между тем, избавление имеет свои определенные цели.}. Владыка Господь сделал их своей собственностью: они стали частью того, что Он выкупил для себя своей кровью. Сами они этого не признавали, как и всякий неверующий, а потому относились с явным безразличием и даже с презрением к требованиям Господа. Верующий же не только искуплен драгоценной кровью Христа, но и освобожден от власти дьявола, что символизирует здесь Израиль. Поэтому две эти истины очевидны и взаимосвязаны друг с другом. Одна из них заключается в том, что дьявол не имеет больше никакого права на нас, он не может более властвовать над нами, а другая - в том, что Господь в любом случае имеет на нас полное право. Так давайте же признаем милосердие и мудрость нашего Бога, явленные в этих истинах.

То, что совершил Христос, полезно для нас и для славы Бога; но есть нечто такое, что следует отметить как результат искупления. Это заметно уже в данной главе, хотя более полно раскрывается в других главах. Именно после искупления Бог открывается с “величественной святостью”, чего Он не делал никогда прежде. Вряд ли кто может поверить (если, конечно, он никогда не заглядывал прежде в Библию и не преклонялся перед ее истиной) в то, что Бог мог написать целую книгу и ни разу перед этим не обмолвился словом о святости. То, что Бог не должен был касаться темы святости в такой исполненной истин книги как Бытие, может удивить даже богослова. Но когда мы полностью доверимся истине, особо не вдаваясь в хитросплетения богословия, когда попытаемся вникнуть в суть божественного, а не просто в ту науку, в которую человек превратил его, тем самым лишая его присущей ему красоты и прелести, когда мы внимательно вчитаемся в Слово, стремясь постичь его, - только тогда нам откроется его совершенство и мы сможем им насладиться. Тема святости в Писании настолько же поставлена в зависимость от искупления, насколько возможно действительное пребывание Бога среди нас. Но как Он мог бы прийти к нам, пока не был искуплен грех? И как до искупления мог бы исчезнуть грех, чтобы Бог мог обрести покой среди людей?

Здесь же, имея перед глазами символическое избавление Израиля из египетского плена - самый великий и полный символ его в Ветхом Завете, - мы тотчас же (без добавления каких-либо дополнительных сведений) узнаем о том, что Бог величественен святостью, а также о том, что жилище готово для него. И опять-таки это не второстепенное изречение, сказанное между делом, но имеющее прямое отношение к той истине, которая теперь впервые открылась нам. “Введи его и насади его на горе достояния Твоего, на месте, которое Ты соделал жилищем себе, Господи, во святилище, которое создали руки Твои, Владыка! Господь будет царствовать во веки и в вечность” {Просто поразительно то неверие, которое выражает в своем “Введении в Ветхий Завет” доктор Д. Этот автор дерзко заявляет: “Пятнадцатая глава, песня Моисея, была написана не самим Моисеем. Она создана кем-то из жителей Палестины. Если какая-то часть ее пелась во времена прихода евреев, то, вероятно, это были слова из первого стиха... В ней чувствуются намеки на время, значительно более позднее, чем то, когда эта песня, как сказано, была впервые спета; например, в 17-ом стихе... по-видимому, подразумевается храм на горе Сион. Если это так, то этот стихне был написан прежде времен Соломона” (стр.226)! Следовательно, поскольку эти люди предполагают очевидным тот факт, что невозможно было предсказать события, которые мог предвидеть только Бог и которые, как предсказано в этой песне, не могли стать реальностью до царствования сына Давида, то это должно было произойти, по крайней мере, в его дни; и сказано, что 14-я глава появилась еще позже, потому что рука иеговиста видна в ней, а не в 15-ой главе. Может ли быть что-либо более абсурдным и пустым, чем изречение о том, что пятнадцатая глава книги Исход (“песнь”, как мы называем ее теперь) является элогистической в сравнении с 14-ой главой?}.

Итак, об обитании Бога в среде своего народа мы узнаем тотчас же после того, как находим яркий символ искупления. Теперь в христианском мире это обретает самый благословенный прообраз. И не потому, что Бог не поселился вскоре среди своего народа, но особенность нашего призвания заключается в том, что мы не ждем ни одной из типичных для нас радостей, что мы имеем все во Христе теперь, прежде, чем уйти на небеса, силой Святого Духа. В принципе мы имеем все, находясь здесь, на земле. Мы имеем принадлежащее небесам, пребывая на земле. И мы не ждем ничего, кроме самого Христа, чтобы Он лично взял нас на небеса. Конечно, многие из вас едва ли поймут это. Несомненно, надежда по-прежнему имеет место; ибо мы до сих пор страдаем, а сам Христос ушел, чтобы приготовить для нас место и придет снова, чтобы взять нас к себе, чтобы мы вместе могли прославиться. Но что еще есть из того, чего мы не имеем? Все обетования в нем есть “да” и “аминь” - во славу Бога через нас. Я согласен с вами, что мое тело еще не изменилось, равно как и ваше; но ведь мы приобрели несравненно большее, чем даже если бы только изменилось наше тело; мы обрели самого Христа, и обрели его воскресшего перед лицом Бога на небесах. Поэтому телесное изменение является явным последствием того, что мы уже имеем, поскольку Христос в небесной славе как плод искупления и праведности Бога есть основа всего, что прославит Бога и обеспечит благословение вовеки не только ветхозаветным святым и собранию, но и Израилю, народам, человеку, земле, небесам и всему, что есть круг великого центра всего. В нем сосредоточена вся сила того изменения, которое последует в должное время, поскольку Он - первый из плодов этого славного урожая.

То же самое касается и всех других истин; и среди прочих тех, что Бог, не дожидаясь, когда мы явимся к нему на небеса, а поселившись среди нас, делает нас своим жилищем, пока мы пребываем на земле, что является несравненно большим доказательством его любви и совершенства искупления Христа, чем если бы Он ждал, пока мы действительно изменимся и будем взяты на небеса, потому что в этом случае Он снисходит до обитания среди нас, какими бы мы ни были. Но мы оказываемся в таком положении, что, увы, думаем, чувствуем, говорим и действуем недостойно такому жилищу; и все же, несмотря ни на что, Он снисходит здесь до обитания в нас. Если таким образом Он вселяется в нас, то не является ли это одной из тех великих истин, которую мы призваны осуществить в нашей вере и в повседневной жизни? Когда мы собираемся вместе, как его собрание, не должны ли мы помнить, что являемся не только членами тела Христа, но и жилищем Бога через Святого Духа? Когда это соблюдается в вере, мы на практике проходим испытание души; ибо ничего нельзя говорить или делать в собрании, что бы не соответствовало жилищу Бога.

В последнем отрывке данной главы рассматривается еще один вопрос. После победы над египтянами Моисей привел сынов Израиля в пустыню, где не было воды. На первый взгляд может показаться очень странным, что, получив благословение, люди первым делом попадают в пустыню, где нет воды, а когда, наконец, находят воду, она оказывается такой горькой, что они ее не могут пить, “почему и наречено тому имя: Мерра”. “И возроптал народ на Моисея, говоря; что нам пить [но источник был близко]? (Моисей) возопил к Господу, и Господь показал ему дерево, и он бросил его в воду, и вода сделалась сладкою. Там Бог дал народу устав и закон и там испытывал его”. Бог показывал им, что привилегия и сила искупления во Христе - это одно, а необходимость практических действий, вытекающих из искупления, - другое. Но теперь мы сталкиваемся с тем, что все это действительно подвергается испытанию; и действительная возможность сделать сладким горькое - это обратиться ко Христу. Иначе мы либо совсем не найдем воды, либо она окажется такой соленой, что ее нельзя будет пить. Следовательно, мы должны в повседневной жизни осознать для себя смерть и воскресение, познав на деле, что такое пустыня, а также насущную необходимость любой возможности ободриться в тех условиях и при тех обстоятельствах, в которых мы живем. Мы всем обязаны Христу.

Вслед за этим испытанием мы с избытком получаем подкрепление. Как это свойственно Господу! “И пришли в Елим; там было двенадцать источников воды и семьдесят финиковых дерев, и расположились там станом при водах”.