Работа над заключительной частью настоящих лекций, прочитанных в Лондоне с 21 апреля по 14 мая 1859 года и составленных на основе стенографических записей, завершена. Мы надеемся, что данные лекции послужат побудительным мотивом к детальному изучению рассматриваемых писаний и существенно помогут читателю в изучении их. В них представлена богодухновенная история собрания, утвержденного на земле Богом, а также замечательное служение двух великих апостолов, действовавших как среди обрезанных, так и среди необрезанных. Пусть же сердце читателя еще больше укрепится Духом, чтобы насладиться богатством пастбищ, предоставляемых неисчерпаемыми глубинами Слова Бога!

Cейчас мы прежде всего видим человека в совершенно новом положении - воскресшего из мертвых и вознесшегося на небо. Воскресший, вознесшийся человек - Иисус Христос - новая отправная точка в делах Бога. Первый человек был великим, важным, но и печальным примером человеческой ответственности. Распятие всего лишь завершило историю человеческого рода, ибо Иисус никоим образом не чуждался всего, что было связано с этим творением, несущим ответственность здесь на земле, но принял это во славу Бога. Он один был способен все исполнить, равно как и решал все вопросы - это и есть совершенный человек, но не просто совершенный человек, потому что Он был сам Бог. Такова слава, воздаваемая Отцу на протяжении всей его жизни, а Богу - в смерти, и это не просто слава Богу как тому, кто подверг человека испытанию, но тому, кто истребил перед своим лицом корни и плоды греха. Чудесная особенность смерти Господа Иисуса заключается в том, что в нем, распятом, было навеки оплачено все, что препятствовало, и все, что бесчестило Бога, и Бог неизмеримо больше и лучше был восславлен, как если бы греха не было совсем.

Так по совлечении ветхого человека и в его новом положении становится ясен путь для человека, и мы увидим это в благословенной книге, предстоящей нашему рассмотрению, - книге Деяний, хотя я далеко не считаю, что это название является подходящим выражением ее содержания. Это всего лишь ее человеческое название - человек даже не способен дать ей название. Эта книга ставит более глубокую и более славную цель, чем просто деяния апостолов, какими бы благословенными в своем роде они ни были. Происходя от вознесшегося на небо человека, мы видим самого Бога, являющего новую славу, - не просто для человека, но в человеке, и это тем более возможно, что на земле больше нет совершенного человека, но есть действие Святого Духа в людях с нашими страстями. Тем не менее, благодаря великому искуплению Господа Иисуса, Святой Дух получает возможность снизойти в святости и праведности, пожелав в любви занять свое место не просто на земле, но в том самом роде, который обесчестил Бога вплоть до креста Христова, когда человек не мог зайти дальше в своем презрении и ненависти к тому, кто все преобразил для Бога и для нас.

Соответственно этому, первая глава, и в особенности стихи 1 - 11, свидетельствуют о той подспудной работе, которая ни в коей мере не стоит особняком от всего последующего, но служит наиболее уместным введением, поскольку эти факты служат необходимой основой. И это тем более поражает, поскольку на первый взгляд никто бы не истолковал их так. И я действительно сомневаюсь в том, что верующий вник бы в это, пока не появилось бы достаточное знание в явленной истине Бога. Я сейчас имею в виду не только эту истину, которая, будучи получена, делает человека верующим, но и ту огромную, безграничную истину, которую Святой Дух вознамерился показать в этой книге, а также на протяжении всего Нового Завета. На первый взгляд многим показалось бы труднообъяснимым, почему случилось так, что Дух Бога после того, как в евангелии по Луке представил нам Иисуса восставшего и вознесенного, в начале книги Деяний начнет все снова. Если бы у нас возникли подобные вопросы, то мы, по крайней мере, могли бы усвоить тот урок, что для нас будет полезен и разумен. Единственно разумным для нас и угодным нашему Богу было бы затвердить как прописную истину то, что Бог всегда прав, что его Слово никогда не говорится втуне: если Он хочет повторить что-либо, это ни в коей мере не повторение, подобное грешному человеческому повторению, но с божественным помыслом. Воскресение и вознесение были необходимы для того, чтобы свершить замысел истины, данный нам в евангелии по Луке, так что воскресший человек, возносящийся на небо, должен был появиться снова в виде отправной точки у того же автора, когда Бог дает через него это новое откровение благодати и промысла Бога в человеке.

Таким образом, мы видим Господа Иисуса, восставшего из мертвых. Замечательный факт заключается в том, что Он, вознесшись, действует независимо от Святого Духа, не более, чем любой человек на земле. Короче, Он - человек, хотя более не располагает той жизнью, которой можно было бы пожертвовать, но воскресший. Однако благословенность человека состоит в том, чтобы действовать и говорить Святым Духом. Так было и с Господом Иисусом до того дня, когда Он был вознесен. Говорится, что после этого Он через Святого Духа давал заповедания апостолам, которых избрал. Воскресение не заменяет Святого Духа. Действие Святого Духа в воскресении может быть совершенно иным, но есть еще благословенность силы Святого Духа, действующая чрез него, даже хотя Он и восстал из мертвых. И дело не только в том, что апостолам необходим был Святой Дух, но в том, что Иисусу угодно было еще обратиться к нам через Святого Духа. Однако и это еще не все. Соединившись с нами, Он объясняет, что Святой Дух должен был быть дан им, причем совсем скоро после этого. И именно здесь очень важно было установить эту великую истину, потому что Он незадолго до этого сказал: “Примите Духа Святого”. И невежественность, естественная для нас, могла бы использовать эти слова в Иоан. 20 для того, чтобы отрицать дальнейшее право и силу, которые должны были быть дарованы в Святом Духе, ниспосланном с небес. Оба они имели глубочайшее значение. Не нам сравнивать и выбирать. Но я убежден в том, что получение Святого Духа по словам Господа в день воскресения имеет свое благословение столь же верно, как дар Святого Духа, ниспосланный с небес. При чем первое есть то, что формирует разум нового человека, второе же - та сила, которая выступает в свидетельстве для благословения других людей. Мне нет необходимости говорить, что сам народ здесь прежде всего совершенен не в силе во имя других, но как духовное знание для наших собственных душ. Мы не являемся достойными сосудами для блага других, пока Бог не наделит нас божественным осознанием во имя Иисуса Христа.

Но и это еще не все. Было также необходимо, чтобы они знали величайшую перемену. Их сердца, несмотря на благословение, смутно понимали промысел Бога, который должен был им открыться. Как мы видим, Господь заявил о том, что на них должно излиться обетование Отца, однако даже после этого они спрашивали его, намеревался ли Он в то время снова восстановить царство Израилю. Как часто случается с нашими глупыми вопросами, это открывает нам доступ к божественному наставлению и руководству. Но не всегда следует подавлять эти вопросы к Господу: хорошо давать выход тому, что в уме, особенно если это обращено к нему. Его служители не должны также проявлять нетерпение по поводу любопытных вопросов тех, кто понимает совсем мало. Важно не столько то, что спрашивают, сколько то, что отвечают. Несомненно, это и было в нашем случае с Господом и учениками. “Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти, но вы примете силу [cредства и подходящие сроки, которые имели отношение к земным переменам, всецело находились во власти того, кому принадлежали все], когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями”. Это не было временем для царства в смысле явленной силы, но это было в их помыслах. Царство, несомненно, существует в таинственной форме, и мы входим в него, и оно во власти Духа. Но особо подчеркивалось, что это было время свидетельства, пока Он не вернется в славе. Таково наше положение. Нам, благословенным совершенно в соответствии с благоугодностью возвышенного Христа во славе Бога, надлежит быть свидетелями ему. Итак, Господь говорит апостолам: “Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли”.

И затем следует, если так можно выразиться, заключительный штрих к этому вступлению. Господь возносится на небо, но не с порывом ветра и не на огненной колеснице, и не так, что его просто не стало, как Бог взял Еноха, но, как здесь написано, “образом”, более приличествующим его славе. “Он поднялся... и облако [особенный знак божественного присутствия] взяло Его из вида их”.

Когда же они пристально смотрели на небо, то услышали от ангелов, которые предстали перед ними в белой одежде, следующее: “Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо”.

Так закладывается единственно верное основание, и небо становится отправной точкой - не земля, не первый человек, но второй человек, последний Адам. Такова основа христианства. Она была бы напрасной и невозможной, если б не было совершено искупление, причем искупление кровью и силой воскресения. Искупление не дает нам полной высоты и характера христианства - для его истинного и завершенного выражения необходим человек, воскресший и вознесенный на небо после полного искупления грехов на кресте.

Далее следует сцена, которая не могла бы отсутствовать без пробела для духовного осознания. Следует доказать со всей очевидностью, что теперь Бог дал апостолам новое место благословения и новую силу духовных способностей. В то же время они должны были ждать, когда дар Духа своей силой воздействует на других. Соответственно, мы видим апостолов “единодушно пребывающими в молитве и молении”, и в те дни Петр, став посреди них, поведал им об утрате, понесенной собранием апостолов из-за отступничества и смерти Иуды. Обратите внимание, с какой редкостной выразительностью он приводит относящиеся к вопросу строки Писания. Это было в действительности, а не обещанием Отца, которое они ожидали, но тем, что они уже слышали от Иисуса, восставшего из мертвых. Посему апостолы приступили к делу безотлагательно. Петр говорит: “Итак надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его”.

Следует заметить, что слово “посвященные” пропущено. Каждый должен косвенно осознавать, если не знать по собственному опыту, что в греческом нет слов, чтобы представить это. Нет и не было ни малейшей причины со стороны божественных авторитетов для того, чтобы это вставить. Трудно сказать, каким образом богобоязненные люди одобряли такие явные вставки - можно легко догадаться с какой целью, и поэтому от меня не требуется даже и слова.

“И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия”, ибо эти двое обладали качествами, соответствовавшими, насколько это было известно, требованиям к апостолу - они сопровождали Господа Иисуса на его земном пути и видели, как Он восстал из мертвых. Не сумев определенно рассудить об этом сами, остальные обратились с этим делом к Господу, который должен был указать избранного им апостола. Поистине, поведение апостолов в этом случае может показаться нам странным, но я не сомневаюсь, что ими руководил Господь. Писание не дает повода думать, что Петр и остальные действовали поспешно или ошибались. В этой книге Дух Бога освещает выбор, сделанный в тот день, и никак не упоминает Павла как недостающего двенадцатого апостола. Его упоминание, по моему мнению, ослабило бы, если бы не погубило, истину Бога. Павел не был одним из двенадцати. Это очень важно, чтобы было позволено занять особое место тому, у кого было особое дело. Все было мудро предопределено.

“И помолились и сказали: Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал”. Как люди не избирают апостола, так и апостолы не избирали и не могли избрать апостола - один Господь избирает. И они бросили о них жребий по еврейскому обычаю. Двенадцать апостолов, несомненно, как мне кажется, соответствовали двенадцати коленам Израиля. “И бросили о них жребий”. Это было освящено Богом в Ветхом Завете, когда Израиль предстал пред ним, это будет освящено Богом, когда Израиль вернется на свое место в последний день. Несомненно, когда возникнет собрание Бога, необходимость в жребии исчезнет. Но тогда собрание Бога еще не образовалось - все придет в порядок в назначенное время. “И бросили о них жребий, {Правильнее читать, как подтверждают N, A, B, C, D и как написано во многих древних вариантах: autois (а не auton, как в D, E, огромном количестве отрывков и т. д.). Значение этого слова: “Они бросили жребий за них”. Это совпадает с главным обоснованием, основывающимся на общем тексте, на котором настаивает с присущей ему убедительностью Мосхейм, выступая против взгляда, на котором, как он признает, сходятся все комментаторы (т. е. представления Матфия как выбранного апостолом по жребию, согласно древнему еврейскому обычаю). Очевидно, не имеет значения, кем были те, кто избрал (estesan) или назначил тех двоих: некоторые, например, Алфорд, утверждают, что все собрание выдвинуло их; другие, как Мосхейм, возражают, что, по всей вероятности, это были одиннадцать апостолов. Я думаю, что туманность фразы, лишенной четко выраженного подлежащего, показывает, что ошибочно будет поддержать ту и другую сторону. Достаточно сказать, что оба кандидата, обладавшие достаточными качествами, насколько это могли подтвердить другие апостолы или ученики, были выдвинуты.

Один Господь мог решать: на него все уповали по обычаю, столь свойственному народу Бога. Но заключение Мосхейма уничтожает все это положение и, кроме того, искажает текст, смешивая kleros “жребий” с psefos, что означает “голос”. Это привносит волю и голос человека туда, где лишь вознесенная молитва была отказом от нее во имя вмешательства Господа. Это, несомненно, было естественно для того, кто был во власти лютеранских предрассудков, и было подкреплено практикой, которая, несомненно, преобладала (по крайней мере, с третьего века), когда собрание выбирало голосованием, а не жребием, между двумя кандидатами, предложенными теми, кто руководил их делами. Не трудно понять еврейское толкование слова “дать” как более общее “бросить” ; а что касается местоимения, то оно также понятно и правильно в дательном падеже, как запутано по смыслу в винительном падеже, и, как мне кажется, неточно по форме; ибо артикль был бы необходим для субстантивированной формы, если бы это было правильным прочтением.} и выпал жребий Матфию, и он сопричислен к одиннадцати апостолам”. Чуть позже мы обнаружим, что все-таки прежде, чем появляется Павел, признаются “двенадцать”. Так говорит Дух Бога.

Но теперь, когда наступил день пятидесятницы (гл. 2), все они были единодушно вместе, ибо Бог заставил апостолов пребывать в состоянии молитвы и моления пред ним. В том, что они ощущали свою слабость, было благо; и это было действительно состояние истинной духовной силы, как это всегда бывает с душой (если не свидетельством, то непременно с душой). “И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать”. Примечателен образ, в котором появляется Святой Дух. Он точно соответствует намерению, с которым Он был ниспослан. Это не было, как в евангелиях, свидетельством благодати Господа, хотя ничто, кроме благодати, не могло ниспослать его человеку. И не так, как мы впоследствии находим это в Откровении, где упоминаются семь духов Бога, посланных по всей земле. Языки были раздвоенные, ибо речь шла не о людях, которые должны были говорить на одном языке. Бог встретил человека там, где он находился, не отвергая суда над его гордостью, и все-таки милостиво снисходя к человеку, а в нем - к человечеству как таковому. Это не было знаком предвидения и тем более не было предвидением, ограниченным одной какой-то нацией. Разделяющиеся языки ясно показывали, что Бог думает о язычнике, равно как и об иудее. Но, тем не менее, языки были “как бы огненные”, ибо свидетельство благодати зиждится на праведности. Евангелие нетерпимо к злу. Вот чудесный способ, которым Бог говорит через Святого Духа. Каковой бы ни была милость Бога, каковой бы ни была доказанная слабость, нужда и вина человека, компромисса в святости нет и не может быть. Бог не может освятить зло в человеке. Значит, Духу Бога было угодно так отметить характер его пришествия, хотя и дарованного милостью Бога, но зиждящегося на праведности Бога. Только Бог мог даровать полное благословение. Это не было умалением его славы, это, в конце концов, было лишь его печатью на совершенство дела Господа Иисуса. Он не только проявил свой интерес к человеку и свою милость к грешным и падшим, но, превыше всего, свое почтение к Иисусу. Нет более надежного имени и места для нас. Нет такого источника благословения, которым бы мы имели право похвалиться, как Господь: нет никого, кто так избавил бы нас от самих себя.

В то время в Иерусалиме были люди из разных стран, вообще говоря, “Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом”. Когда же сделался этот шум, что Святой Дух был дан собравшимся апостолам, то “собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием”. “И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих? И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит? А иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина. Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме!..” Он обратился к ним по более частному поводу, чем тот, к которому он впоследствии приходит и каждый раз с весьма незаурядной мудростью. Здесь он собирается использовать пророчество Иоиля. Очевидно, что пророк заключает себя в те же тесные рамки, что и Петр. То есть так называемые иудеи и Иерусалим стоят в пророчестве Иоиля на переднем плане - столь удивительно совершенно Слово Бога даже в своих мельчайших подробностях.

Петр настаивает на том, что чудо, происшедшее перед ними в Иерусалиме, было в конце концов тем, что их собственные пророки должны были им предречь. “Но это есть предреченное пророком Иоилем”. Он не говорит, что это было исполнением пророчества, ибо так говорили блаженные люди, но не Дух Бога. Апостол просто говорит: “Но это есть предреченное”. Такова была сущность данного события. Насколько это должно было свершиться - другой вопрос. Это было не возбуждение плоти вином, но переполнение сердца Святым Духом, действующим по его собственной воле и во всякого рода людях. “И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать. И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма. Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный. И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется”. На этом Петр заканчивает то, что непосредственно касается пророчества Иоиля.

Затем, в 22-ом стихе, Петр называет их “мужами Израильскими” - не просто иудейскими или иерусалимскими. Живописав общие надежды народа, он одновременно доказывает здесь и их общую вину: “Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете, Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили; но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его”.

И это речение апостол подкрепляет словами Давида из Пс. 16: “Видел я пред собою Господа всегда”. Тот же псалом содержит самое ясное доказательство того, что для Мессии (ни один иудей не сомневался, что здесь речь идет о Мессии) была бы характерна абсолютная вера в Бога на протяжении всей его жизни, что ему предстояло отдать свою жизнь с верою в Бога, такую же несломленную и совершенную в смерти, как при жизни, и что в конце Он должен был воскреснуть. Следовательно, этот псалом о вере в Бога, которая проходит чрез самую жизнь, смерть, воскресение. Это было в Иисусе и явно не применимо к Давиду, автору псалма. Из всех, кого иудеи могли бы назвать автором такого псалма, Давид занимал бы лучшее место в их сердцах. Но его далеко не сравнить с тем прославленным царем, как говорил Петр: “Мужи братия! {Не лишним будет предостеречь читателя от предположения, будто имеются в виду два класса. Фраза звучит буквально: “Мужи братия” - и обозначает мужей, которые были братьями. Позвольте мне добавить, что в верном прочтении в последнем придаточном предложении стиха 30 сказано просто: “От плода чресл его посадить на престоле его”} да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня. Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его, Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления. Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели”.

Так, недавние и известные события, касающиеся Иисуса и никого другого, совершенно согласовывались с этим вдохновенным свидетельством о Мессии. Не ограничивалось оно и какой-то одной частью псалмов. “Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святого Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите”. Но Давид не восшел на небеса. Тут Петр цитирует другой псалом, чтобы показать необходимость вознесения Мессии, чтобы Он воссел справа от Сущего. Также Петр показал, что воскресение должно было быть предречено ему и никому другому: “Ибо Давид... сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих”. Кто был тем человеком, воссевшим справа от Бога? Разумеется, никто не может утверждать, что это был Давид, а не его Сын, Мессия, и это полностью соответствует тому, что видели апостолы своими глазами. “Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли”. Таким образом, доказательство было полным. Их псалмы нашли свое подтверждение в смерти, воскресении и вознесении Господа Иисуса, Мессии. Бог сделал его “Господом и Христом”, ибо здесь свидетельство дается постепенно, и мы можем только восхищаться и черпать благо в мудрости Бога, поступившего так. Преставая перед иудеями, Бог снизошел до того, чтобы явить славу своего собственного Сына образом, наиболее тесно связанным с их древними свидетельствами и упованиями. Они ждали Мессию. Но, очевидно, все было потеряно, ибо они отвергли его, и они могли полагать, что утрата была невосполнимой. Наоборот, Бог воскресил его из мертвых. Поэтому Он явил себя вопреки тому, что они сделали; но сама их надежда зиждилась в воскресшем Иисусе, которого Бог соделал Господом и Христом. Иисус, несмотря на все то, что они сделали, ни в коей мере не отказался от своего звания Христа - Бог сделал его таковым. После того, как они совершили наихудшее и Он претерпел тягчайшие страдания, Бог признал его, по своему слову, справа от себя. Здесь открывается и другая слава, что Иисус Христос - от семени Давида, как говорит Павел, - должен был воскреснуть из мертвых, согласно евангелию. Тимофей должен был запомнить это, и Павел соизволяет показать, чем связана славная личность Господа Иисуса с иудеями на земле, так как он любил, общаясь с ним лично, лицезреть его в небесной славе. Так, связь с упованиями земного народа, хотя и нарушенная смертью, навеки восстанавливается в воскресении.

Удивленные, опечаленные, встревоженные до глубины сердца тем, что Петр столь ярко живописал им, они кричат ему и другим апостолам: “Что нам делать, мужи братия?” Это дает апостолу возможность мудростью Бога пояснить очень важное применение истины для души, внимающей евангелию. “Покайтесь”, - сказал он, что означает гораздо большее, чем угрызения совести. Их они уже испытали, и это приводит к тому, чего он желал для них. “Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа”. Без веры нет истинного покаяния для жизни. Но Богу угодно, чтобы покаяние стояло здесь прежде веры. У иудеев было евангельское свидетельство, равно как и закон; и вот Петр возгласил им о нем. Поскольку они верили свидетельству, пробудившему их совесть, как мы видели, то их сердца наполнились скорбью.

Но апостол напоминает нам, что существует самоосуждение, которое заходит гораздо дальше, нежели любая вспышка горя, любое осознание и ненависть даже в отношении величайшего греховного деяния, каковым, несомненно, было распятие Иисуса. Покаяние - это полное самоотречение, осуждение того, чем мы являемся в свете Бога. И это должно было быть подчеркнуто не только отрицательным знаком отречения от самого себя, как абсолютно грешного пред Богом, но и путем принятия отвергнутого и распятого человека, Господа Иисуса. Поэтому после крещения каждого из них во имя его для прощения грехов следует: “И получите дар Святого Духа”.

Следовательно, это совершенно отличается от веры или покаяния. Веруя, они неизбежно получают новую природу, они получают жизнь во Христе. Но дар Святого Духа есть высшее право и сила; и в этом случае его заставили служить крещению человека, а также и покаянию, так как у иудеев считалось чрезвычайно важным публично засвидетельствовать о том, что весь покой и вера в их душах зиждится на Иисусе. Так как они виновны в том, что распяли Господа, Он должен был стать явным объектом их веры. И таким образом они должны были получить дар Святого Духа.

Однако, поистине, этот дар всегда зависит от веры, но никогда не отождествляется с ней. И это абсолютно верно; важно утверждать это и настаивать на этом, необходимо верить в это. Речь идет не о традиции или понятии, предметом которого является нечто обратное. Я даже не допускаю, что это может быть открытым вопросом или делом мнения, ибо ясно, что в случае с любой душой, о которой говорит Писание, существует определенный промежуток времени, каким бы он ни был коротким. Дар Святого Духа приходит вслед за верой и ни в коей мере не в тот же самый момент, тем более не в рамках одного и того же события. Он предполагает уже существующую веру, не неверие, ибо Святой Дух, хотя и может оживить, никогда не дается неверующему. Сказано, что Святой Дух - печать для верующего, но именно печать веры, а не неверия. Сердце открывается благодаря вере, и Святой Дух дается милостью Бога тем, кто верит, а не для того, чтобы они верили. Такого не бывает, чтобы Святой Дух был дан для того, чтобы верили, - Он оживотворяет неверующего и даруется верующему. Хотя в отрывке не говорится о вере, все-таки, опираясь на тот факт, что покаяться были призваны только обращенные, мы знаем, что они поверили. Истинная вера неизбежно идет рука об руку с истинным покаянием. Оба этих понятия неизменно сосуществуют, но дар Святого Духа является результатом обоих.

Так и объясняет апостол. Он говорит: “Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш”. Его слова, очевидно, относятся не только к Израилю. Никто из нас не может сказать, насколько он сам ощутил их силу. Мы знаем, что впоследствии, когда Петр был призван идти к язычникам, у него были трудности. Поэтому трудно предположить, что он полностью осознавал свои слова. Однако, как бы то ни было, эти слова были угодны Богу, независимо от того, насколько Петр оценил их, произнеся их. Бог должен был выбрать среди самих иудеев и их детей, но прежде всего “всех дальних, кого ни призовет Господь Бог наш”.

И здесь Святым Духом описана прекрасная сцена, которая явилась следствием его собственного присутствия на земле. “Итак охотно {Мне кажется, что asmenos (“охотно”) было вставлено в общепринятый текст вопреки наилучшему свидетельству, а также по внутренним признакам. Поскольку большая рукопись, написанная уникальным шрифтом (N, A, B, C, D и т. д.), используемым также Вульгатой и Эфиопским текстом, не содержит этого слова, которое, возможно, перешло из гл. 21, 17 [в русском переводе Библии - “радушно”. Прим.ред.], где оно прекрасно подходит, а здесь звучит неуместно. Почти те же источники единодушно опускают kai (“и”) между “общением” и “преломлением хлеба”. Это подкрепляет то мнение, что “общение” относится к учению апостолов, хотя они поставлены как два дополнения вместо того, чтобы с помощью артикля объединиться в одну мысль, и это аналогичным образом соединило бы преломление хлеба и молитвы} принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч”. Они присоединились к первоначальному ядру учеников, и “они постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах”.

Итак, после того, как было создано новое объединение, появилась необходимость в учении, и Бог поручил это прежде всего апостолам в дни зарождения своего собрания. Поскольку было чрезвычайно важно, чтобы все до конца укрепилось в благодати и истине, данными Иисусом Христом, то им принадлежало особое место как избранным Господом превыше других для того, чтобы заложить основание его дома, руководить и управлять во имя его, как мы видим на протяжении всего Нового Завета. И затем, как особое следствие этого, явилось общение, о котором мы читаем далее. За этим последовало преломление хлеба, как внешнее выражение христианского общения и особый внешний знак воспоминания о том, чьей смерти они были обязаны всем. Наконец, но непосредственно после вечери Господа, следуют молитвы, свидетельствовавшие, что, как бы ни велика была благодать Бога, они были в опасности и нуждались в покровительстве на земле.

“Был же страх на всякой душе; и много чудес и знамений совершилось через апостолов... Все же верующие были вместе и имели все общее”. Эта особенная черта обнаруживается в Иерусалиме. Она прекрасна и благословенна для своего времени, но я не сомневаюсь в том, что она характерна для собрания (церкви) Бога иудейской эпохи. Нам это совершенно понятно. Во-первых, все, что составляло собрание, находилось в то время в том же положении. Поэтому нам легко представить, что в то время могли быть сильные братские чувства, но я сомневаюсь в том, что их взаимная привязанность была выше чувства принадлежности к семье Бога. Они действительно составляли тело Христа; они были крещены единым Духом в единое тело; но быть этим единым телом и знать, что они являются им, - две совершенно разные вещи. Последующее было предназначено для другого, еще более внушительного свидетеля славы Господа Иисуса. Но поскольку в полной мере проявилось чувство братства, результатом этого была чудесная победа благодати над эгоистическими интересами. Главным вопросом было: принадлежит ли тот или иной человек к семье Бога, а не то, каково его имение и собственность. Благодать дарует, не ища вознаграждения, но благодать, с другой стороны, ищет не своего, но Христова.

Другая особенность состоит в том, что все дышит ароматом божественной и братской жизни. Каждодневное преломление хлеба, например, было, несомненно, поразительным свидетельством Христа в их сердцах, но также и неким подобием этого братского чувства. Так они продавали имения и собственность и раздавали деньги всем, смотря по нужде каждого.

“И каждый день единодушно пребывали в храме”. Вот еще одна особенность. Тогда еще связь с иудаизмом ни в коей мере не распалась, по крайней мере с его обрядами. Мы знаем, что в принципе крест приводит к бесповоротному разрыву со всем, что составляет ветхого человека; но власть старых привычек вместе с радостью, которая переполнила их сердца, сделала их в этот миг, я бы сказал, лучшими иудеями. Теперь в старых мехах закона бродило новое вино, более крепкое, и мехи должны были вскоре лопнуть. Но пока они ничуть не подозревали об этом: они каждый день единодушно пребывали в храме. Правда, к этому добавился новый элемент - преломление хлеба в доме, а не от дома к дому, как если бы служба совершалась в разных местах. Реального повода предполагать, что они переносили совершение вечери Господа из одного места в другое, у нас нет. Здесь имеется в виду другое. Примечание правильно: они преломляли хлеб в доме, а вовсе не в собрании (церкви). Это мог быть один и тот же дом, в котором имело место преломление хлеба. Естественно, они выбрали наиболее подходящее местонахождение, которое сочетало одновременно близость расположения и просторность, чтобы принять как можно больше братьев и сестер.

Таким образом, видно, что две особенности переплелись в собрании в день пятидесятницы: с одной стороны, сохранение иудейских религиозных традиций посещения храма для молитвы и, с другой стороны, одновременное с этим соблюдение христианского постановления - преломления хлеба в доме. Не удивительно, что новообращенная радость переполняла их, и они “принимали пищу в веселии и простоте сердца”. Не следует смешивать преломление хлеба с принятием пищи. Это две разные вещи. Мы обнаруживаем результат влияния на их повседневную жизнь в том, что “они принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа”. В этом проявляется все тот же двойственный характер.

“Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви” или “вместе” (что касается последнего оборота, то он, применительно к самому тексту, стоит под вопросом), т.е. тех, кого Бог вознамерился спасти от гибели, которая грозила всему иудейскому народу, чтобы впоследствии привести к благословенному отделению нового, христианского состояния. Слово “sodromenous” не выражает полного смысла христианского спасения, который стал известен впоследствии. Конечно, мы знаем, что они были спасены, но это слово само по себе обозначает совсем другое. Оно просто означает, что Господь отделял тех, кому уготовано спасение. Английский перевод в целом отражает все это правильно. Следует хорошо помнить, что суть заключалась в том, что они были тогда спасены. Фраза из евангелия по Луке не имеет ничего общего с этим вопросом; она просто относится к людям, которым суждено спастись, и более ничего не добавляет.

В следующей (3) главе подробно описывается чудо, которое воздействовало на чувства народа. Идя в храм (ибо сами апостолы ходили в него), Петр и Иоанн встретили хромого, и когда тот попросил милостыни, Петр даровал ему нечто большее (ибо нищая в глазах и по меркам этого мира благодать всегда охотно поступает так). Он говорит надеющемуся: “Серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи”. Человек тут же встал по милости Бога и вошел с ними в храм, “ходя и скача, и хваля Бога. И весь народ видел его”.

Это привлекло всеобщее внимание, и Петр произнес новую речь - речь, которую можно назвать истинно иудейской проповедью. Так, из нее следует, что упоминание христианского благословения в предыдущей главе не мешает ему обрисовать перед израильскими мужами (ибо так он назвал их) их ужасное положение из-за того, что они отвергли Иисуса, и затем описать условия, в которые Бог своей милостью ставит их в ответ на заступничество Христа. “Бог Авраама и Исаака и Иакова, Бог отцов наших, прославил слугу {Прим. ред.: в русской синодальной Библии - “Сына”} Своего [не “Сына”, но именно “слугу Иисуса”]”. Мы знаем его (а Дух Бога, написавший эту книгу, бесконечно больше знал его) как Сына Бога. Но мы всегда должны придерживаться того, что говорит Бог. Свидетельство Бога еще не выказало всей славы Христа - и особенно в случае с иудеями. Она выступала постепенно, и чем больше возрастало неверие этих людей, тем больше проявлялось попечение Бога о славе Господа. Таким образом, если они с презрением отвергли его перед лицом Пилата, когда тот намеревался освободить его, если они отреклись от святого и праведного и просили даровать им человекоубийцу, если они убили начальника жизни, которого Бог воскресил из мертвых, то они лишь показали, каковы они есть. С другой стороны, его имя, вера в его имя (а они были свидетелями его силы) сделали сильным того человека, которого они видели и знали. “И вера, которая от Него, даровала ему исцеление сие перед всеми вами. Впрочем я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению; Бог же, как предвозвестил устами всех Своих пророков пострадать Христу, так и исполнил”.

И затем он призвал их покаяться и обратиться, чтобы их грехи загладились и пришли времена отрады от лица Господа. “И да пошлет Он предназначенного вам Иисуса Христа, Которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века”. Бог исполнил свое слово через Моисея, но Моисей вовсе не брал на себя роли спасителя Израиля, а был всего лишь свидетелем, частичным примером силы Бога в те времена, ожидавшим великого пророка и избавителя, который должен был прийти. И вот Он пришел; Петр говорит перед ними не только о приходе, не только о явлении благословляющего и отвержении его среди них, но о чудовищности пренебрежительного отношения к этому. Тот, кто не склонится пред ним, тот, по собственным словам Моисея, будет повергнут. “И будет, что всякая душа, которая не послушает Пророка того, истребится из народа”. Так же свидетельствовали пророки о тех днях: и они были сынами пророков и завета, который завещал Бог их отцам, говоря Аврааму: “И в семени твоем благословятся все племена земные”. И вот семя взошло. Теперь настала их очередь заявить о себе. Увы! Они уже обратили свою волю против него. Однако его заступничеством (какая благодать!) Бог пожелал простить все, лишь только они покаются и обратятся, чтобы загладились их грехи.

Итак, здесь перед нами призыв ко всему народу как таковому; ибо во всем этом, как видно, он ни слова не сказал им о Господе Иисусе как главе собрания - на эту истину еще нет и намека. Об Иисусе не говорится даже с той силой выражения, как в предыдущей главе. Верно то, что ради нас Он пребывает на небесах, но Он готов вернуться, неся земную силу, благословение и славу, если Израиль, раскаявшись, обратится к нему. Таковым было свидетельство Петра. Это были слова истины, и они остаются истиной. Когда Израиль в своем сердце обратится к Господу, тот, кто втайне творит это его благодатью, возвратится к ним всенародно. Когда они скажут: “Благословен тот, кто придет именем Господа”, Мессия придет в полноте благословения. Небеса не будут далее удерживать его, но отдадут того, кто наполнит славой землю и небо. Ни одно слово Бога нетленно: все его слова есть совершенная истина.

Между тем, вследствие неверия Израиля, обнаружились другие, более скрытые замыслы. Это неверие в значительной мере проявляется в следующей (4) главе, которая, хотя и идет после, могла бы стать частью третьей главы, ибо в некотором роде это есть продолжение темы. “Когда они говорили к народу, к ним приступили священники и начальники стражи при храме и саддукеи, досадуя на то, что они учат народ и проповедуют в Иисусе воскресение из мертвых; и наложили на них руки и отдали их под стражу до утра; ибо уже был вечер. Многие же из слушавших слово уверовали; и было число таковых людей около пяти тысяч”. Затем, утром, был совет, и Петр, у которого старейшины спрашивали, какой силой или каким именем они сделали это, ответил, исполнившись Святого Духа: “Начальники народа и старейшины Израильские! Если от нас сегодня требуют ответа в благодеянии человеку немощному, как он исцелен, то да будет известно всем вам [он все время ведет себя смело и бескомпромиссно] и всему народу Израильскому, что именем Иисуса Христа Назорея, Которого вы распяли, Которого Бог воскресил из мертвых, Им поставлен он перед вами здрав. Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими, но сделавшийся главою угла”. Так им снова указывается на их собственные свидетельства. “И нет ни в ком ином спасения, ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись”.

Как бы бесчувственны они ни были, все же они были смущены спокойной уверенностью, которой истина вооружила апостолов, тем более, что их манеры и речь, независимо от того, что сотворил Святой Дух, свидетельствовали, что Он не изменил их, оставив их неграмотными. В их словах и во всем прочем не было и намека на ученость - истина чуждается языковой изощренности, ибо не нуждается в ней. Это умножало силу Бога тем больше, чем меньше была искусность человека. И в то же время существовал свидетель того чуда, которое было совершено. Итак, в присутствии апостолов, облеченных непобедимым мужеством Господа, и того человека, чье исцеление без слов подтверждало это чудо, свершенное над телом, они могли лишь приказать им удалиться, пока они будут совещаться. Нечистая совесть выдает сознаваемую ею слабость, какой бы своевольной она ни была. Бог неизменно предоставляет достаточное свидетельство для осуждения человека. Он докажет это в день суда, но для нашей веры все ясно уже сейчас. Он есть Бог и не может действовать ниже своих возможностей, когда речь идет о его собственном откровении.

В таких случаях даже те, кто притворяется больше всего, склонны говорить вместе, как если бы не было Бога или Он не слышал, как они говорят: “Что нам делать с этими людьми? Ибо всем, живущим в Иерусалиме, известно, что ими сделано явное чудо, и мы не можем отвергнуть сего”. Они бы отвергли, если б могли. Их воля была направлена (как это прискорбно!) против Бога, против истины, против Господа и его помазанников. “Но, чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозою запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей”. Так, невозможно было открыть, что у них нет совести: заметьте их противодействие известным им фактам и истине, которую они не могли отрицать. Апостолам ничего не оставалось, как занять место судей, проникая в сердца, судившие их: “Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали”. И, напротив, “они же, пригрозив, отпустили их, не находя возможности наказать их, по причине народа; потому что все прославляли Бога за происшедшее... Быв отпущены, они пришли к своим ”. По этому отрывку видно, сколь справедливо было сказано, что мы обрели новую семью. Они пошли “к своим и пересказали, что говорили им первосвященники и старейшины”. Соответственно, мы видим, как они совершенно по новому и подобающе такому случаю обратились к Богу: “Владыко Боже, сотворивший небо и землю и море и все, что в них! Ты устами отца нашего Давила, раба Твоего, сказал Духом Святым: что мятутся язычники, и народы замышляют тщетное? Восстали цари земные, и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его. Ибо поистине собрались в городе сем на Святого слугу {Прим.ред.: в русской синодальной Библии - “Сына”.} твоего [здесь снова стоит слово “слуга”] Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. И ныне, Господи, воззри на угрозы их, и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое, тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеления и на соделание знамений и чудес именем Святого слуги {Прим.ред.: в русской синодальной Библии - “Сына”.} Твоего Иисуса”. И Бог ответил: “И, по молитве их, поколебалось место, где они были собраны, и исполнились все Духа Святого”. Они приняли Святого Духа раньше, но “исполниться” им означает гораздо больше и предполагает, что для плотских побуждений не остается места, что Святой Дух отныне поглотил все. “И исполнились все Духа Святого, и говорили слово Божие с дерзновением”. Таков был результат. Им суждено было быть свидетелями. “У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее”. Я полагаю, что Святой Дух повторил это, поскольку это послужило еще одним доказательством его воздействия на их души в то время, поскольку обратились многие. “Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов”. Здесь несколько иной поворот событий, нежели во второй главе. Там мы видим то, что могло бы показаться большей свободой и для некоторых, возможно, более необычайной простотой. Но все происходит своевременно, и мне кажется, что, хотя преданность оставалась такой же (и Святой Дух старается показать, что она остается прежней, несмотря на возросшее число обращенных вследствие непрестанного воздействия силой Святого Духа), все-таки при возрастании числа обращенных простоту невозможно было сохранить тем же очевидным образом. Раздаяние, совершаемое всеми ранее, было непосредственным и безотлагательным; теперь же оно производится через апостолов. Имущества возлагались к ногам апостолов, и каждому давалось то, в чем тот имел нужду. Среди всех прочих сердечностью своей любви выделился один человек. Это был Варнава, о котором нам впоследствии предстоит много узнать еще более важного.

Но редко явление Бога в собрании обходится без черной тени сатаны. И далее (гл. 5) мы сразу обнаруживаем это. Нам не следует тревожиться по поводу присутствия здесь зла, но мы, скорее, должны быть уверены в том, что там, где действует Бог, появится сатана, пытаясь превратить то благо, посредством которого действует Дух, в свою собственную подделку с целью обесчестить Бога. Так, в данном случае, Анания и Сапфира, продав имение, утаили из цены некоторую часть, и они сделали это намеренно, по сговору, для того, чтобы подешевле обрести репутацию преданных. Суть в том, что они считали собрание своим миром, в котором они хотели казаться благочестивыми, истинно верующими в Господа и в то же время хранить для себя тайные запасы. Но явным значением того, что тогда свершалось Духом Бога, была благодать в вере - это никоим образом не было требованием. Ничто не могло бы так исказить плоды труда Духа Бога, чем превращение их в само собой разумеющееся правило - в этом случае не должно было быть принуждения. Никого не просили давать что-либо. Что золото или серебро, дома или земля Господу? Ценность всего этого зависела от того, насколько это было - силой Духа Бога - плодом божественной благодати в сердце. Но сатана описанным здесь способом соблазнил их. Петр же, убедившись в этом, первым привлек к ответу мужа. “Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому..?”

Очень важно помнить, что всякий грех обращен против Духа. Безусловно, здесь может быть заключен непростительный грех поношения его; но, поистине, любой грех есть грех против Святого Духа. И это по той простой причине, что Он занял свое место здесь на земле. У Израиля грех был направлен против закона, поскольку закон был дан Богом в его святилище. Грех у Израиля измерялся законом, но для христиан дело обстоит иначе. Возникает гораздо более серьезный, глубокий и основательный образец. Те, кто пользуется законом как мерой оценки для христиан, несравненно снижают критерий оценки. Такое искаженное понимание закона для праведных вовсе не доказывает, что они заботятся о святости или праведности, - это есть доказательство их незнания присутствия Святого Духа и необходимых плодов его присутствия. Я повторю: никто не хочет утверждать, что все это делается не из хороших побуждений. Конечно же, из хороших. Просто они не понимают отличительной особенности христианства.

Это весьма серьезная ошибка, и я весьма сомневаюсь в том, что все, кто по видимости или на словах признает присутствие Духа Бога, имеют хотя бы достаточное чувство как своих прав, так и серьезности своей ответственности. Но Петр обладал этим. Время еще не настало. Предстояло передать и узнать очень много истин, и сила присутствия Святого Духа давала знать о себе. И он, казалось, понял значение всего этого и отнесся к согрешившему Анании как к солгавшему по отношению к Святому Духу. Тот утаил “из цены земли”. “Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось?” Анания тотчас же предстал перед судом Господа. Он “пал бездыханен, и великий страх объял всех, слышавших это”. “И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили. Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю?” Таково было обращение к ее совести, и в этом отнюдь не было суровости. У нее было достаточно времени, чтобы взвесить то, что у них было на уме, но в сущности это был сговор - не столько в ущерб другим, сколько ради собственного возвышения. И конец их оказался столь же страшным, сколь греховным и гнусным перед лицом Бога были их действия. Христа не было ни в одном их помысле или желании. С тех пор было сказано много ложного, о чем Бог судил иначе. Но особенно осквернительным было тогда то, что после такого чудесного благословения им человека наивысшим благословением через нашего Господа Христа отрицание присутствия Духа проявилось столь скоро и умышленно и с явной целью возвышения плоти, которую христианство отвергло навеки. Поэтому Петр говорит: “Что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут... И великий страх объял всю церковь”.

И далее мы видим, что Господь сдержал свое слово: более великие чудеса совершались их руками, нежели те, которые сотворил Он сам, и нигде не упоминалось о тени Господа, исцеляющей больных. Все больше и больше верующих присоединялось к Господу. Неверующие остерегались, а “из посторонних же никто не смел пристать к ним”. Множество мужчин и женщин, души которых склонились перед словом Бога, присоединялось к Господу, а враг исполнился благоговейного страха: некоторые встревожились, другие же прогневались. “Первосвященник же и с ним все... исполнились зависти, и наложили руки свои на апостолов, и заключили их в народную темницу”.

Но “ангел Господень” являет свое могущество, и эта глава замечательна не только тем, что рисует картину прекрасного действия благодати, но и тем, что показывает божественное могущество перед лицом зла. Мы видим явное вмешательство Духа Бога. В конце предыдущей главы мы видели его второго свидетеля, после того как во 2-ой главе было положено основание и воздвигнут первый свидетель. Но здесь мы располагаем доказательствами его присутствия другими способами: во-первых, силой в назидании греха и осуждением его в собрании Бога; во-вторых, силой ангельского избавления; в-третьих, силой, данной людям провидением. Совет Гамалиила - столь же подлинный результат силы Бога, действующей через человека, как и то, что ангел отворил двери темницы и вывел апостолов. Это не чудесная, но, скорее, реальная частица промысла Бога в отношении своего собрания и своих служителей.

Однако здесь возникает еще один момент. Тех же самых людей, которые были спасены божественным могуществом, позволено избить. Они - люди, вокруг которых сила Бога зримо являла себя в той или иной форме, - не только безропотно приняли это, но и возрадовались, что удостоились принять страдание. Готовы ли мы поступить также? Не сомневайтесь, братья, что если мы связаны с Христом благодатью, то мы из того же числа: это наши сотоварищи, это частица нашего собственного наследства в благословении. Я допускаю, что не в духе нашего века обращаться с нами подобным образом, но в мире нет реальных изменений к лучшему, могущих воспрепятствовать вспышке насилия в любое время. Поэтому не лучше ли для нас осознать, кому мы принадлежим, чего Господь ожидает от нас и что Он запечатлел в поучение и утешение нам?

Затем мы видим, что “они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие. И всякий день в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе”. Невозможно, чтобы человеческой власти было дано право отменить то, что заповедовал сам Господь Иисус. Господь заповедовал им идти по всему миру и проповедовать евангелие всякой твари. Люди запретили им это. Ясно, что апостол Петр отвергает такой человеческий запрет (ст. 29). Если люди велели ему молчать, а Господь повелел ему проповедовать, то должна возобладать высшая власть.

Другая разновидность греха обнаруживается в следующей (6) главе. Здесь мы снова сталкиваемся с тем, что в самом сотворенном Богом благе зло подает свой голос, и это происходит здесь не просто с отдельными лицами, как до этого. В некоторых отношениях это более серьезный случай, когда в собрании были услышаны жалобы. “Произошел у Еллинистов ропот на Евреев [то есть у евреев из языческих стран на истинных евреев из обетованной земли] за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей”. Именно таким был повод проявиться воздающей мудрости Духа Бога.

Мы уже видели немало доказательств того, насколько истинно собрание является божественным учреждением, основывающемся на божественной личности (и на Святом Духе), нисшедшей с небес и сделавшей его после искупления своей обителью здесь на земле. Кроме того, мы смогли узнать, что действие этой живой силы обуславливается обстоятельствами, которые ее вызывают. Эта не какая-нибудь система правил, ибо ничто так не может быть губительно для самой природы собрания Бога; это и не человеческое общество с его вождями и толпой, выбирающей себе того, кого они считают лучшим, но это Святой Дух, пребывающий в нем, который приемлет в своей мудрости все, что может оказаться необходимым для славы Христа. Все это сохраняется в письменном Слове для нашего теперешнего поучения и руководства.

Здесь мы видим облечение семи человек обязанностью попечения о бедных, которых забыли или которыми пренебрегали по какой-либо причине - по крайней мере, они на это пожаловались. Для того, чтобы устранить проявление этого и одновременно освободить себя для подобающей им работы более духовного свойства, “двенадцать апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости; их поставим на эту службу”.

Здесь представлены два момента. Апостолы не позволяют себе формального назначения там, где речь идет о распределении воздаяния, но разрешают большинству учеников осуществить выбор. Со стороны тех, кто возглавлял собрание Бога, не должно было быть даже намека на то, что они желали имущества паствы или хотели распоряжаться им. Но в то же время апостолы действительно назначают тех, кто был выбран для этого дела. Они были призваны Богом служить, и они служат. “А мы постоянно пребудем в молитве и служении слова”.

Поразителен также сам принцип выбора, ибо оказывается, что все названные имена были греческими. Какая прекрасная мудрость! Это, несомненно, закрыло рты всем жалующимся, каковыми были еллинисты (евреи из рассеяния), позавидовавшие палестинским евреям. Судя же по именам, избранными были все до одного еллинисты, или евреи, говорившие на иных языках. Смутьяны должны были не только быть удовлетворенными, но и немного устыдиться. Итак, благодать, прозревая все, знает, как возобладать над злом, ибо ропот на других не является способом исправления несправедливости, пусть даже самой глубокой. Но благодать Господа всегда отвечает обстоятельствам и обращает их на пользу, являя мудрость свыше. Поле деятельности должно было быть расширено, но, хотя к этой новой стратегии привело лишь появление жалких сетований человека, Бог, господствующий над всем, мог использовать этих семерых, отличив некоторых из них, как вскоре случилось со Стефаном, а позднее с Филиппом. Он послал еще другое знамение, показывающее его одобрение. Несмотря на произошедший ропот, “слово Божие росло”, и, более того, проявилась новая особенность - “и из священников очень многие покорились вере”.

А Стефан, исполненный веры и силы, совершал великие чудеса (хотя утверждают, что один Он был исполнен благодати и истины). Это вызвало противоборство предводителей иудеев, которые “не могли противостоять мудрости и Духу, Которым он говорил”. “Тогда они научили некоторых сказать: мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога. И возбудили народ и старейшин и книжников и, напав, схватили его и повели в синедрион. И представили ложных свидетелей, которые говорили: этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон. Ибо мы слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей”.

Безусловно, после подобного обвинения, Стефан возражает первосвященнику, спросившему: “Так ли это?” В своей чудесной речи (гл. 7), которой я хочу слегка коснуться, он раскрывает перед ними выдающиеся события их истории, тесно связанные с взаимоотношениями Бога и иудеев в тот момент. Бог переселил их праотца, Авраама, в эту землю, но не дал ему на ней наследства. Зачем тогда так много похваляться этим? Те, кто по природе склонны громко похваляться Авраамом и делами Бога, явно не связаны ни с Богом, ни даже с Авраамом. Несмотря на любовь и уважение, которые Бог питал к их праотцам, они никогда не владели этой землей. Зачем тогда придавать такое большое значение этой земле?

Но и это еще не все. Был еще один потомок их отцов, который стоит особняком среди всего семейства Авраама, который в книге Бытие был более, чем кто-либо другой, прообразом Мессии. Стоит ли говорить, что это был Иосиф? А как ему жилось? Он был продан братьями язычникам. Сделать выводы было нетрудно. Они знали, как они обошлись с назореем Иисусом . Их совесть не могла не напомнить им, что язычники охотно бы отпустили его и что их речи и воля убедили даже жестокого прокуратора Иудеи, Понтия Пилата. Таким образом, становится очевидным, что главное значение истории Иосифа состоит в том, что это касается озлобленности иудеев и продажи его язычникам и повторения этого с Иисусом Назореем.

Но, придя чуть позже, еще один человек заполняет собой историю второй книги Библии и, несомненно, имеет прямое отношение к остальным книгам Пятикнижия. Это был Моисей. Что можно сказать о нем? Абсолютно та же самая история Слова: отвергнутый израильтянами, чья гордыня не желала слушать его, когда он стремился примирить израильтянина, дерущегося со своим обидчиком, Моисей был вынужден бежать из Израиля и скрываться среди язычников. Не нам судить, насколько умно рассуждал Стефан о поведении этих людей, но нам хорошо понятна мудрость Бога: мы видим силу Святого Духа, которым он говорил.

Однако здесь есть еще один момент. Стефан переходит к их храму, и это чрезвычайно существенно. И он говорит не только о назорее Иисусе, которого они обвинили еще и в том, что Он говорил, что разрушит то место и переменит их обычаи. А что говорили их собственные пророки? “Соломон же построил Ему дом. Но Всевышний не в рукотворенных храмах живет, как говорит пророк: Небо - престол Мой, и земля - подножие ног Моих. Какой дом созиждете Мне, говорит Господь, или какое место для покоя Моего? Не Моя ли рука сотворила все сие?” Короче говоря, он показал, что Израиль согрешил против Бога в любой области отношений. Они нарушили закон, они убили пророков, они убили Мессию, они всегда противодействовали Святому Духу. Какое ужасное положение! И оно тем более ужасно, что представляет собой простую истину.

Это вызвало бешеную ярость израильтян; и они скрежетали на него зубами, а тот, кто обвинил их в том, что они, как и их отцы, вечно противоречили Святому Духу, обращает взор к нему и видит Сына человека и свидетельствует, что он видит его, стоящего справа от Бога. И тут мы видим то, с чего я начал: мы видим проявление характера христианства и осознание его силы и воздействия, оказанного им на того, кто высоко ценит его. Мы видим не просто Господа, вознесшегося на небеса, но его раба, который увидел открытые небеса и Иисуса, Сына человека, стоящего справа от Бога.

Но и это еще не все: в то время, как они пытались заставить умолкнуть его уста, столь полно доказавшие обычное для их народа согрешение против Духа, они побили его камнями, побили камнями того, кто молился и говорил: “Господи Иисусе! приими дух мой”. Они не могли заглушить слова, свидетельствовавшие, насколько полно он испил от благодати Господа Иисуса. Они не могли заставить замолчать его веру, воспрепятствовать его предстанию пред Христом, ибо он был сознательно с ним связан. И затем мы узнаем (возможно, с его стороны это было непредумышленно), как благодать согласуется со словами Иисуса на кресте безо всякой, конечно, попытки подражать ей, но еще более выказывающая силу Бога. Ибо один Иисус мог и имел право сказать: “Отче! в руки Твои предаю Дух Мой”. Тот, кто мог отдать свою жизнь и принять ее снова, мог так сказать Отцу. Но раб Господа по праву мог благоговейно сказать: “Господи Иисусе! приими дух мой”. И это было еще не все: тот же, кто столь искренне доверился Господу и знал о своей божественной части с Иисусом, преклоняет колена и восклицает громким голосом. Это было предназначено не одному Иисусу - громкого голоса тут не понадобится, - ему достаточно будет шепота. Громкий голос был для человека, для его грубых ушей и бесчувственного сердца. Громким голосом он воскликнул: “Господи! не вмени им греха сего”. Какая простота и какая полнота единения с Иисусом! Тот же, кто молился за них, внушил свои чувства в сердце своего слуги.

Я не стану продолжать этой темы и других глубоко волнующих сцен, но просто и коротко оценю все те прекрасные свидетельства, которые здесь содержатся и касаются истинного положения, силы и благодати христианина.

Итак, мы добрались до поворотного пункта в истории не просто собрания, но откровения Бога и явления его промысла, поэтому смерть Стефана имеет большое значение с различных точек зрения. И это неудивительно. Его дух отошел первым, чтобы быть со Христом после того, как был дан Святой Дух. Однако он не просто отошел в лучший мир, чтобы быть с Господом, но это совершилось из-за злодеяния иудеев, одержимых злобным духом преследования. Это сделали те же самые люди, которые совсем недавно принимали с величайшим благословением (не истину, не благодать Бога, которая неотделима от его истины) глубокое впечатление благодати и истины, которое породило редкостное великодушие и бескорыстие духа и ликование и свободу, поразившие умы иудеев, привыкших к смертному холоду своей религии.

Но теперь все изменилось. То, что было самым сладостным, стало вскоре горьким, как это часто бывает у творения Бога. И когда они поняли смысл того, что Бог сотворил здесь на земле, то произошел суд над человеком, который ни во что не ставил религиозность, чем они кичились, и который весьма убедительно показал это - и чем убедительнее, тем горше для них. Он показал им, что имел в виду Бог во всех своих свидетельствах перед ними и через пророков и через прообразы самого закона, показал, что у него были более глубокие цели, что ничто, происходящее на земле, не удовлетворяет его, что Он замыслил после свершившегося падения Израиля установить царство небес, принадлежащее ему, для небесного народа еще здесь на земле. Это было невыносимо теперь, когда это сделалось очевидным, и прежде всего благодаря свидетельству, данному Стефаном о том самом человеке, которого они отвергли и распяли, увиденному во славе справа от Бога. Могло ли быть иначе, когда вопреки горделивому неверию и надлежащему утверждению своих привилегий они были вынуждены ощутить, что, подобно их отцам, они были не более чем постоянными мятежниками против Святого Духа, будучи виновны сами и пострадав от последствий своей вины, когда язычники попрали их? Они были вынуждены ощутить, что они сами были не лучше, а гораздо хуже, что в них было то же неверие, которое приносило еще худшие плоды, что они были виновны в пролитой крови своего собственного Мессии, который ныне воскрес и был вознесен на высочайший небесный престол. Все это заставил их понять Стефан. Я же, поистине, коснулся лишь небольшой части его весьма красноречивого обращения.

Но в заключение мы увидели нечто большее. Здесь было откровение о Христе как небесной цели для христианина, причем это было откровение, некоторым образом выходящее за узкие рамки иудаизма. Стефан говорит о Христе как о Сыне человека. Это существенная особенность христианства. В отличие от закона, она обращена ко всем - в небесном отвергнутом Христе нет узости. Святой Дух передает всю твердость божественных уз и теснейшую связь истинных и тесных взаимоотношений. В то же время наряду с этим мы видим и некую всеобщность в том, что как истина, так и благодать исходят от Бога, что не может не оказаться чуждым закону. И его характер должен был быть еще более ярко выявлен другим и более великим свидетелем божественных деяний, который по слепоте иудейского неверия все еще играл свою жалкую роль, хотя и с чистой совестью плоти, в смерти Стефана, сильно отразившейся на иудеях, чрезвычайно поразив их чувства.

Я уже упоминал практические последствия и поэтому не буду сейчас о них распространяться. Моя цель, разумеется, состоит в том, чтобы дать обзор этой важной книги, рассматриваемой нами с намерением соединить (ибо очевидно, что эта глава действительно соединяет) то, что предстояло, с тем, что было в прошлом. Савл одобрил убиение Стефана, и Савл наиболее ясно выражал чувства иудеев. Они теперь были виновны в противлении вплоть до убийства, но не так, как сделали их отцы, а при божественном свидетельстве Иисуса. Однако Бог, восстановивший честь распятого Иисуса, не забыл замученного Стефана; и хотя волна преследований рассеяла по всем областям Иудеи и Самарии всех верующих, которые были в Иерусалиме, за исключением апостолов, в преданных мужах, которые погребли бы Стефана, не было недостатка. Ясно, что они не были христианами, но Богу подвластны все сердца. И они “сделали великий плач по нем”. Это подобало им. Они не испытали радости, воззрев в лицо Бога. Они в определенной степени чувствовали, что было совершено великое дело. И поскольку чувства их были по крайней мере реальными, они и устроили подобающий случаю плач. “А Савл терзал церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу”. Религиозные преследования всегда беспощадны и слепы даже по отношению к самым общим соображениям гуманности.

“Между тем рассеявшиеся ходили и благовествовали слово”, ибо Бог, который не только владеет всеми обстоятельствами, собирался теперь довершить то, о чем всегда помышлял, сделав учеников свидетелями Иисуса по всей земле, но в первую очередь в Иудее и Самарии. Соответственно, мы обнаруживаем, что в то время свидетельство распространилось по меньшей мере по всему Иерусалиму, так что теперь старый соперник Иерусалима столкнулся с промыслом Бога. Филипп, который был назначен апостолами по выбору большинства учеников заботиться о воздаянии бедным, приходит в самарийские города, проповедуя Христа. Это вовсе не проистекало из его назначения. Его обязанностью было пещись о столах. Христа же он благовествовал по призыву Господа. Когда подобный человек избирает что-либо, Господь одобряет это. Он желает, чтобы его святые говорили в полный голос. Он оделяет их благодатью, прекращая ропот и показывая, что Он чтит и доверяет их надлежащему выбору. Но иначе обстоит дело с благовествованием слова или свидетельством Господа. Здесь Господь один дает, один призывает, один посылает. Филипп, будучи одним из семи, был, кроме того, “благовестником”, как это ясно сообщается в другой части этой самой книги (гл. 21, 8). Важно различать две вещи: с одной стороны, обязанность, которую возложил на него человек, с другой - дар, которым наделил его Господь (Еф. 4). Я сделал это замечание мимоходом, и хотя большинству оно не понадобится, некоторым оно может пригодиться.

Итак, Филипп пришел, проповедуя Христа, и “народ единодушно внимал тому, что говорил Филипп, слыша и видя, какие он творил чудеса”. Но свидетельство чудес, вероятно, воздействует на плоть. Это действительно является знамением для неверующих, и мы обнаруживаем подобный результат, показанный Духом Бога в рассматриваемой нами главе. Какой бы благодатью ни были дарованы Господом эти знамения для привлечения беспечных людских умов, они становятся опасными, когда их делают целью и конечным пунктом рассуждений. И это было роковой ошибкой, совершенной тогда, хотя с тех пор ее допускали многие миллионы людей. Вера не может покоиться ни на каком другом основании, кроме Слова Бога. Все остальное есть суета, хотя и способная вызвать доверие к себе или прельстить человека. В этом случае, несомненно, было явное действие Духа Бога - силы, которая изгоняла нечистых духов и исцеляла больных, а также средства, распространившего радость в душах людей того города. Очевидно, что это были именно внешние проявления силы, столь полно обнаружившиеся, которые подействовали на земной разум Симона, кто имел репутацию кого-то великого и бывшего перед этим сосудом некой демонической силы - жалкой силы сатаны, которой он ослеплял глаза людей. Но теперь, когда его затмили, он, как хитрый человек, поставил своей целью самому воспользоваться, по возможности, этим сверхмогуществом. Его целью не был Христос - все это было нужно ему самому. Он хотел достичь нового влияния и не потерять прежнего. Почему бы этим новым способом не обратить все по возможности в свою пользу?

Соответственно, в списке тех, кто приобщился к евангелию и крестился, и значится Симон. Филиппу не хватило проницательности разглядеть его натуру: евангелистам свойственен оптимизм. Возможно, Господь не позволил в тот момент проявиться истинному характеру Симона . Чуть позже он не ускользнет от проницательного взора Петра. Однако, как здесь говорится, “когда поверили Филиппу, благовествующему о Царствии Божием и о имени Иисуса Христа, то крестились и мужчины и женщины. Уверовал и сам Симон”. Писание показывает веру, основанную на доказательстве, хотя и не освещает ее как божественную, и продолжает в том же духе. Так же и Иоанн часто говорит об этом - тот самый, кто повествует нам больше о божественном характере истинной веры, кто более других открывает нам ее скрытую силу и благословенность и связанную с ней вечную жизнь. Но тот же самый Иоанн более всех других приводит примеры чисто человеческой веры. Таковой была вера Симона. Евангелие по Луке также описывает нечто подобное, то есть веру, не то чтобы неискреннюю, но человеческую - не сотворенную Духом, а основанную на доводах разума, доказательствах, подтверждениях, которые для нее всесильны, - в которой нет ничего от Бога и нет единения души с Богом. Без этого вера ничего не стоит, и самого Бога не почитают в его Слове. Сила - вот что поразило воображение Симона, который сам был поклонником силы и который в былые времена унизился до самого врага Бога и человеческого рода, чтобы любым путем стать сосудом сверхчеловеческого могущества. Он не мог отрицать мощи, которая без усилий доказала, что превосходит все, чем он когда-либо владел. Вот что привлекало его, и поэтому, как здесь сказано, он “не отходил от Филиппа [между ними не было никаких других уз]; и, видя совершающиеся великие силы и знамения, изумлялся”. Верующий больше бы удивился благодати Бога и склонился бы в обожании пред ним, и его сознание проникалось бы истиной Бога, а сердце наполнилось бы хвалой благодати Бога. Ни то, ни другое никогда не приходило в голову или сердце Симона.

И тогда “находившиеся в Иерусалиме апостолы, услышав, что Cамаряне приняли слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна”. Единство необходимо было поддерживать на деле, и имело огромнейшее значение не просто провозглашать истину о том, что должно было быть единство, но соблюдать это на практике. Поэтому Петр и Иоанн, главные из апостолов, прибыли из Иерусалима. Хотя была еще одна причина этого. Бог предусмотрел, чтобы Святой Дух не мог быть сначала дарован ученикам в Самарии: я не имею в виду только таких, как Симон или неискренних братьев, но даже и тех, кто был предан. Несомненно, они не смогли бы поверить евангелию, не будь при этом живительного действия Святого Духа. Но мы должны различать Святой Дух , дающий жизнь, и даруемый Святой Дух.

Позвольте мне подчеркнуть еще и еще раз: дар Святого Духа вовсе не означает эти великие чудеса могущества, которые так поразили любостяжательный и тщеславный дух Симона-волхва. Дар Святого Духа вовсе не одно и то же, что и другие дары. Эти дары, по крайней мере те, что были сверхъестественного свойства, были внешними признаками этого дара в древние времена, и очень важно, чтобы при этом было несомненное и ощутимое свидетельство его. Присутствие Святого Духа было первым и беспримерным явлением даже в среде для верующих. Значит, существовали могучие силы, которые действовали через тех, кто служил Святому Духу, как, например, через самого Филиппа, а потом также через учеников, когда Петр и Иоанн, придя, возложили с молитвой на них свои руки. Святой Дух снизошел на них не просто через какие-то духовные силы, но, можно сказать, сошел сам. У них не было одной лишь этой силы, но эта божественная личность была дана им. Писание ясно и недвусмысленно выражает истину в данном случае. Я могу представить умственные затруднения верующих, но никто не желал навязывать убеждения или торопить кого-либо. Не было бы также ни малейшей пользы в том, чтобы воспринять саму истину без веры, которая пробуждается, развивается и очищается Словом Бога. И в то же время, как мне кажется, единственным знаком внимания к Слову Бога будет согласие с моим утверждением.

Поэтому я должен сказать, что дар Святого Духа здесь, по-моему, явно отличается от какого-либо подобного духовного дара для души или чудодейственной силы, как ее называют. Были также разные знамения или внешние силы, но Святой Дух был дарован сам по себе, согласно слову Господа - по обещанию Отца, обещанию, которое, как все знают, было гарантировано тем, кто уже был верующим, и которое должно было пойти им на благо, потому что они были верующими, а не для того, чтобы сделать их таковыми. Когда свершилось искупление, это стало печатью веры и жизнью, которую они уже имели. Несомненно, события в Самарии были аналогичны, но следует отметить ту замечательную особенность, что Святой Дух был дарован (в отличие от Иерусалима) с возложением рук апостолов. Мы ничего не слышали об этом в божественной истории дня пятидесятницы, и я думаю, что в Писании достаточно ясно сказано, что именно тогда ничего подобного не могло быть. Во-первых, сами апостолы и ученики ожидали его и получили Святого Духа, который снизошел на них внезапно без какого-либо предварительного знамения, за исключением того, что было свойственно Святому Духу, когда Он ниспосылался с небес - силой дуновения ветра, и тогда явились на каждом знаки его присутствия. Однако для того, чтобы быть его посредником, не требовалось никакого наложения рук. Но может показаться, что для того, чтобы появилась эта необходимость в Самарии, в этом существовали особые причины. Было очень важно сохранить связи с деяниями, которые многим тогда, как и сейчас, показались весьма необычными. Они были осуществлены не теми, которые прежде были великими духовными свидетелями, ибо мы не видим никого, кто служил бы, кроме апостолов, да и не все апостолы говорят, хотя, возможно, они и говорили. Но здесь перед нами человек, явно выбранный собранием для другого, внешнего дела, которого Господь использует в другом месте с новой и высшей целью, для чего Он и облек его Святым Духом.

Однако были приняты все меры предосторожности во избежание видимости независимости или безразличия к единству. Было абсолютно свободное действие Святого Духа - божественно свободное, - и невозможно переоценить это; и была тщательная забота о том, чтобы все было открыто Святому Духу для беспрепятственного волеизъявления его не только внутри собрания, но и в делах благовествования вне его. Итак, Бог позаботился связать дело в Самарии с тем делом, которое совершено в Иерусалиме. Поэтому, хотя Филипп мог благовествовать, а они - воспринять евангелие, пришли апостолы и с молитвой возложили на них свои руки, и тогда они приняли Святого Духа. Здраво рассуждающему верующему станет ясно, что в настоящее время объяснения всего этого не выдерживают критики. Я делаю это замечание, чтобы никто не мог заключить из этого, что людям, облеченным божественными полномочиями, необходимо возлагать руки для того, чтобы даровать подобное духовное благословение.

Суть в том, что понятие о возложении рук, которое якобы является универсальным средством передачи Святого Духа, несомненно, ошибочно. Относительно того величайшего повода, когда был дан Святой Дух, у нас нет основания полагать, что на кого-либо возлагали руки. Было два исключительных случая, когда один или несколько апостолов поступили так, но во времена более общего участия и деятельности они ни о чем подобном даже и не слышали. Возьмем, к примеру, день пятидесятницы как наиболее важный момент из всех. Кто из почитающих Писание сможет утверждать, что тогда на кого-либо возлагали руки? И все же Святой Дух был дан в тот день с особой силой. Но что гораздо более важно для нас, язычников, так это то, что когда Корнилий и вся его семья собрались, не только не было и видимости этого, но положительно доказано было противоположное. Петр пришел, но он, конечно, не возложил руки ни на одного человека в тот день перед тем, как им был дан Святой Дух. Дело обстояло совсем иначе, как мы узнаем из 10-ой главы: Святой Дух был им дан, когда Петр еще продолжал эту речь, и раньше, чем они крестились. В день пятидесятницы они сначала крестились, а затем получили дар Святого Духа. В Самарии, как мы знаем, они уже довольно давно были крещены. Уверовав, они крестились, как сказано в 8-ой главе, но лишь через некоторое время они при содействии апостолов получили Святого Духа.

Я говорю об этом только для того, чтобы показать, насколько Писание далеко от того, чтобы разделять ограниченные идеи людей; единственно истинный путь заключается в том, чтобы верить всему Слову Бога, отыскивая главный принцип, с помощью которого Бог наставляет нас в различных качествах. Он всегда мудр и не противоречит себе. Это мы, путая разные вещи, в результате утрачиваем благословенность и красоту истины Бога.

Как мне кажется, причиной того, почему божественная мудрость столь отличным от других образом проявилась в Самарии, была необходимость воспрепятствовать той независимости, к которой столь склонны даже христиане. Возникла особая опасность греха, которая вынуждала к еще большей защите от нее в Самарии. Как прискорбно было бы Святому Духу, если бы древняя гордость Самарии восстала на Иерусалим! Бог должен был пресечь всяческое поползновение на это. Дух Бога свободно действовал в Самарии без апостолов, но Святой Дух был дан возложением их рук. Этот торжественный акт был не просто древним знаком божественного благословения, но и отождествления. Таковым, по моему предположению, был принцип, который коренился в различном действии божественного начала в этих двух случаях.

Тут же мы видим Симона, пораженного не столько тем, что отдельные люди были наделены чудодейственной силой, сколько тем фактом, что другие получали ее при наложении рук апостолами. И тотчас же своим инстинктом он почувствовал удобную для себя возможность, и, судя о чужих сердцах по-своему, он предлагает деньги как средство приобретения вожделенной силы. И это обличает его. Как часто наши слова выдают наши намерения! И именно тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем! И не только в тех случаях, когда мы судим (ибо ничто так не обличает человека, как его собственное суждение о другом человеке), но когда мы желаем того, чего не имели. Как немаловажно для души, чтобы мы лицезрели Христа и чтобы мы не желали ничего, кроме его славы! Ни один луч света Христа не вошел в сердце Симона, и поэтому Петр сразу узнал неискреннее сердце. С характерной для него выразительностью он говорит: “Серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги. Нет тебе в сем части и жребия, ибо сердце твое не право пред Богом”. И в то же время налицо была та жалость, которая исходит от того, кто познал благодать Бога и видел конец всего перед его судом. “Итак покайся в сем грехе твоем, и молись Богу: может быть, опустится тебе помысел сердца твоего; ибо вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды”. Бог не радуется смерти грешника. Симон смог лишь ответить: “Помолитесь вы за меня Господу”. У самого Симона нет ни крупицы веры в Господа. Как у тех, кто верит в Господа и не имеет ни частички веры в человека, так и его единственная надежда на благословение его души основывалась на влиянии другого человека, а не на благодати Христовой. “Помолитесь вы за меня Господу, дабы не постигло меня ничто из сказанного вами”.

Апостолы же после благовествования во многих самарийских семьях вернулись в Иерусалим. Но не так обстояло дело со словом Бога. Евангелие появляется везде в других местах, оно ни коим образом не ограничено Иерусалимом. Наоборот, глубокий смысл этой главы состоит в том, что волна благословения откатывается от Иерусалима. Священный город отверг евангелие. Мало того, что они отвергли Мессию, а ведь Он стал на небесах Господом и Христом, они полностью отрицали свидетельство Святого Духа о Сыне человека, восславленного на небесах, и убили или разогнали свидетелей. Кто же тогда удостоился стать орудием свободного проявления Святого Духа повсюду - вне человеческих планов и замыслов - внешне из-за стечения обстоятельств, но на самом деле рукой Бога, направляющей все? Ангел Господа велел Филиппу встать и идти “на полдень, на дорогу... в Газу, на ту, которая пуста”. “Он встал и пошел”. Как прекрасно зрелище искренней преданности, с которой он отвечает на призыв своего владыки! Я не хочу сделать вид, что Филиппу это ничего не стоило, но я уверен, что для многих людей было бы тяжким испытанием отставить все, что было светлого, когда Он творил чудеса, отдавая себя служению его славы. Но он был, поистине, рабом, готовым незамедлительно идти по зову Господа, который даровал ему радостную жатву там, где Он сам вкусил первых плодов во дни своего служения здесь на земле. Самария, которая прежде противилась истине, теперь взрастила урожай больше посеянного Филиппом; и радость была в этой самой Самарии, где более великие дела вершились по слову его.

Но и этого было мало Богу. “И вот, муж Ефиоплянин, евнух, вельможа... царицы Ефиопской... возвращался”, побывав в Иерусалиме для поклонения. Он возвращался, не получив благословения, которого жаждало его искреннее сердце. Он приезжал в великий город торжеств, но уже нельзя было найти в нем благословения. Дважды опустел дом Господа - к своим грехам Иерусалим прибавил еще один грех, когда благословение сошло с небес, а он не пожелал его принять. Он презрел Святого Духа, как он презрел Мессию. Неудивительно, что тот, кто приехал в Иерусалим для поклонения, возвращался, не утолив жажды своего сердца. И теперь не ангел, а Дух направил его. Ангел имел отношение к обстоятельствам предвидения, а Дух - к тому, что непосредственно связано с духовной нуждой и благословением. Дух сказал Филиппу: “Подойди и пристань к сей колеснице”. Филипп сразу послушался и живо услышал, что евнух читал пророка Исаию, и спросил, понимал ли тот читаемое. Тот ответил: “Как могу разуметь, если кто не наставит меня?” После этого он попросил Филиппа взойти и сесть с ним, причем рассматривался отрывок из Ис. 53, 7; и евнух спросил, о ком пророк сказал эти слова: “О себе ли, или о ком другом?” - настолько велико было его невежество даже в самом главном вопросе этой главы. “Филипп отверз уста свои и, начав от сего Писания, благовествовал ему об Иисусе”. Этого было довольно. Чего бы ни могло свершить это имя через веру в него? Дальнейшие события известны, но в одном мы можем быть уверены, что их никогда не излагали для уразумения эфиоплянина, как в тот миг, никогда их не соединяли с живым Словом и благодатью. Теперь они соприкоснулись с его нуждами, и все мгновенно прояснилось в его душе. О, какое это благословение - иметь и знать такого Спасителя! Какая радость - быть правомочным безгранично свидетельствовать о нем перед другими и даже такому невежественному человеку, как эфиоплянин, который тотчас же крестился!

Не забывайте, что 37-ой стих представляет собой лишь воображаемый разговор между ним и Филиппом. Человек, только что бывший столь невежественным, не может быть источником, которым Бог хотел воспользоваться, чтобы исторгнуть такое замечательное признание, которое вводится здесь преждевременно. Оно предназначалось для другого, о ком речь пойдет в следующей главе. В этой сцене действительно показан чужеземец, узнающий обещанного Мессию в назорее Иисусе - Мессию, несомненно, страдающего, но свершающего искупление. Конечно, эфиоплянин получил дар истины, но лучше не придавать значения 37-ому стиху, по крайней мере в этой связи. Всем, кто знаком с этими вопросами, известно, что высшие авторитеты отрицают весь этот стих.

Евнух “продолжал путь, радуясь”. Хотя Дух Господа вел Филиппа дальше, сердце эфиоплянина было так переполнено истиной, что мы можем быть уверены, что все произошедшее подтвердило ее в его глазах. Как могло что-либо показаться слишком великим и благим тому, чье сердце только что познало Иисуса? Разве не почувствовал он, что еще более укрепился в Иисусе теперь, когда не было другого предмета в его душе? Господь послал Филиппа, и его Дух восхитил его; и именно Он даровал ему Иисуса, и даровал навеки. Филипп оказался в Азоте и, проходя, благовествовал повсюду.

Теперь (гл. 9) мы сталкиваемся с историей призвания другого, еще более достойного свидетеля божественной благодати и славы Христа. Савл из Тарса все еще дышал угрозами и убийством, когда Господь продолжил свое благодатное дело среди самарян и чужестранцев. Возвращавшийся хранитель сокровищ царицы Кандакии был, я полагаю, прозелитом из язычников. Самаряне, как нам известно, были смешанной расой; чужеземец мог бы оказаться прозелитом из язычников, но теперь должен был быть призван апостол язычников.

Савл в своем рвении пожелал иметь письма, которые бы дали ему власть покарать христиан-иудеев. Когда он приближался к языческому городу, в который направился, “внезапно осиял его свет с неба”. “Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи [все зависело от этого]? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь”. Какой переворот совершило это слово в таком решительном сердце! Вера в человека, в себя поколебалась до основания, т.е. все, что тщательно воздвигалось в течение всей жизни. “Я Иисус, Которого ты гонишь”. Это несомненно Господь, и Господь объявил, что Он есть Иисус и Иисус есть Сущий. Он не смел больше сомневаться: для него это было самоочевидным. Если Иисус был Сущий, тогда какой была его религия? Что сделал для него первосвященник синедриона? Разве он не был первосвященником Бога, по закону Бога? Несомненно, так оно и было. Как же тогда могла совершиться такая роковая ошибка? Однако она совершилась. Люди, Израил, а не один только Савл пребывали в совершенном ослеплении: плоть никогда не знает Бога. Презираемое и ненавидимое имя Иисуса - единственная надежда для человека, Иисус - единственный Спаситель и Господь. Его слава вспыхнула перед удивленными очами Савла, который сразу стал покорен. Он не избежал глубочайших угрызений совести, хотя и был тотчас сокрушен. Возможно ли тогда было усомниться в божественной силе? Как можно было сомневаться в ее реальности? Столь же несомненной была и благодать, дарованная ему, хотя образ ее проявления был не человеческий. Свет, внезапно осенивший его, исходил с небес. И это был промысел Бога. Голос, сказавший: “Савл, Савл! что ты гонишь Меня?” - исходил от Иисуса. “Кто ты, Господи?” - вскричал Павел. И услышал: “Я Иисус, Которого ты гонишь”. Как мог он противиться небесному видению?

Заметьте, что хотя следующие слова, вне всяких сомнений, принадлежат Писанию, и этот случай отличается от упомянутого в 37-ом стихе из предыдущей главы, здесь последняя фраза в 5-ом стихе и первая в 6-ом относятся, строго выражаясь, скорее к двум другим главам (22 и 26), нежели к этой. Поэтому я здесь не комментирую данные вставки - они останутся на своих истинных, надлежащих им местах. Савл встал с земли, а люди, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, и слова были духом и жизнью, вечной жизнью для его души. Три дня и три ночи он не ел и не пил. Глубокая духовная работа Бога происходила в этом обращенном сердце. Однако даже Павел, хотя он и был апостолом, должен был войти через эти узкие врата, как и любой другой. И здесь начинается история промысла Бога в отношении Анании - не какого-нибудь великого апостола, даже не Филиппа, но некоего ученика в Дамаске по имени Анания, с которым в видении говорил Господь. И он пошел, а Господь послал другое видение самому апостолу, в котором тот видит пришедшего к нему Ананию, возложившего на него руку, чтобы тот прозрел.

Дух показывает нам степень свободы этого слуги, прибегающего к Господу, ибо ни человек, ни даже дитя Бога не может подняться до его высочайшей благодати. Анания, совершенно не готовый к призыву такого врага евангелия, слишком неповоротливый умом, чтобы всему поверить, спорит со Спасителем. “Господи! - говорит он. - Я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме; и здесь имеет от первосвященников власть вязать всех, призывающих имя Твое”. Однако “Господь сказал ему: иди, ибо он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми”.

И здесь сделан достаточно ясный намек на то, что первостепенной заботой, назначенной в удел Савлу из Тарса, были язычники. Но это еще не все. Необходимо было также быть сочувственным свидетелем благодати страдания во имя Христа. “И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое”. Так оно и было. Анания пошел и возложил на него руки, назвав его сладостным именем, присущим тем узам, которые завязал, освятил и даровал Христос, и рассказал ему, как Господь Иисус явился ему. Как и должно быть, это укрепило сердце апостола, когда он узнал, что Анания был послан тем самым Господом Иисусом без малейшего знака извне со стороны самого Савла или другого человека. “Господь... послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святого Духа”. И каждое слово исполнилось. Савл, “встав, крестился, и, приняв пищи, укрепился. И был Савл несколько дней с учениками в Дамаске”.

В должное время приходит дальнейшее подтверждение истины свидетельства о Христе. “И тотчас стал проповедывать в синагогах об Иисусе, что Он есть Сын Божий”. Таковым было яркое и необычное явление его личности, предназначенное апостолу, причем незамедлительное. Дело не в том, что Петр не знал того же самого; мы все знаем, как благословенно он признал живого, пока Иисус был здесь на земле. И не то чтобы у других апостолов не было той же веры. Несомненно, это свойственно всем, кто истинно верил и познал славу его. Однако “уста говорят от полноты сердца”, и тот, кто возлюбил Господа в глубине его личной благодати и высоте его славы, несомненно, обладает духовными способностями для выражения сердечной радости, которая возникает благодаря вере. Поэтому другим также был дарован Спаситель Святым Духом, но в каждом из этих случаев была разная степень принятия или проявления. Павел ощутил это не столько внезапно, сколько с божественным восторгом, которое было свойственно ему самому. Затем было свершено великое дело: было выявлено то, что принадлежало Христу, и не просто то место, которое занял Христос, но то, что Он существует извечно, что, по сути, самое важное. И Павел с дерзновением проповедовал о нем в синагогах, “что Он есть Сын Божий”. И все слышавшие дивились. “А Савл более и более укреплялся и приводил в замешательство Иудеев, живущих в Дамаске, доказывая, что Сей есть Христос”. Учение о том, что Он Сын Бога, конечно же, ни в малейшей степени не изменилось, но он проповедовал о нем более в личной его славе не как о Сыне Давида, рабе, что так обременяло учение Петра, не о соделанном Господом и Христом, не о Сыне человека на небесах, как свидетельствовал Стефан, а как об Иисусе Христе, Сыне Бога. Посему это находилось в более явной связи с божественной природой или божественной славой его как главы.

За это для Савла последовала нешуточная кара. Ночью, когда иудеи стерегли ворота, чтобы убить его, ученики, взяв его, спустили по стене в корзине. Здесь мы видим величайшую простоту и спокойствие. Нет и намека на свершение великих дел, не видим мы и особенного дерзновения: ни в том, ни в другом не было ничего от Христа. Наоборот, мы видим то, что внешне выглядело чрезвычайно слабым, но это был человек, который однажды сказал, что он черпает силу в своих слабостях. Его направлял Бог.

Далее, мы извлекаем еще один важный урок. “Савл прибыл в Иерусалим и старался пристать к ученикам; но все боялись его, не веря, что он ученик”. Бог не облек его таким всепобеждающим могуществом, что все двери открывались бы перед ним, хотя он был величайшим из апостолов. Почему же любой, исповедующий Христа, любое дитя Бога должен воздерживаться от воздаяния божественного удовлетворения ищущему его? Зачем столько спешки и нетерпения? Для чего пожелание пойти навстречу и подчиниться другим, когда вопрос заключается лишь в приеме? Почему бы не возникнуть искреннему желанию склониться перед всем, что исходит от собрания Бога? Мы видим, что даже апостол Павел не смог быть выше этого.

С другой стороны, вовсе не должно быть духа подозрительности или недоверия ни в собрании, ни в христианах. Я не хочу сказать, что то было красиво с их стороны - предаваться сомнению по поводу этого чудесного проявления божественной благодати. Я только хочу подчеркнуть для вашего блага, возлюбленные братья, что тот, кого коснулась благодать, может позволить себе быть милостивым. И не столько ее недостаток, сколько внешняя горячность виновна в том, что люди готовы обидеться при малейшем страхе или беспокойстве со стороны других. Несомненно, с нашей стороны было бы себялюбием избегать их вопросов. Если бы Христос был целью нашей души, мы бы склонились, как сделал это тот, кто был призван Богом, с несравненно более высокими знаками благоволения Господа, чем у кого бы то ни было еще - как сделал это благословенный человек, тарсянин Савл. Но если собрание проявило недоверчивость, то Господь оказался заботливее и знал, как ободрить сердце своего слуги. Среди них был добрый человек, исполненный Святого Духа, о котором прежде говорилось много хорошего, и много еще будет добрых вестей до самого конца (хотя и не без некоторых оговорок). Ибо он действительно был всего лишь человек. Однако, будучи добродетельным человеком, исполненным Святого Духа, Варнава нашел Савла и привел к апостолам, когда другие отстранились от него, и рассказал им, “как на пути он видел Господа, и что говорил ему Господь, и как он в Дамаске смело проповедывал во имя Иисуса. И пребывал он с ними, входя и исходя, в Иерусалиме”. Благодать может легко поверить благодати, она разумеет промысел Бога и обезоруживает подозрения. Как это прекрасно, что даже в случае с такими беспрецедентными событиями, которые могли показаться не относящимися к сфере христианских нужд, Господь согласно своему благословенному обетованию, заботится о повседневных затруднениях, которые мы можем подтвердить в нашу эпоху слабости.

После этого чудесного деяния Бога собрание было оставлено в покое. Я говорю “собрание”, ибо думаю, что излишне сомневаться в том, что это и есть истинная форма {Внешние свидетельства решительно ставят единственное число, а не множественное. Так, все первоклассные уникальные рукописи, Синайская, Ватиканская, Александрийская и Палимпсест (Париж), с которыми согласуются некоторые из лучших отрывков и все лучшие древние переводы, опровергают общераспространенное написание.

Следующий отрывок из “Писем” покойного д-ра Карсона в ответ на “Защиту пресвитерианства” д-ра Джона Брауна свидетельствует, насколько сильно заблуждался прекрасный и талантливый человек, защищая конгрегационализм из-за незнания того, что его аргументы основывались не на Слове Бога, а на том, что с ним стало в результате искажения его человеком. Я цитирую первое издание (Эдинбург, 1807): “Церкви же по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое”. Здесь я хотел бы узнать, каким образом это можно истолковать иначе, чем то, что церковь в единственном числе соответствует единой церкви, когда говорится о церкви учеников Христа. Не церковь в Иудее, и не церковь в Галилее, и не церковь в Самарии, а церкви в Иудее и т. д. Более того, если бы это были пресвитерианцы, объединенные одной и той же властью, фраза была бы составлена так, что не церковь в Иудее, и не церковь в Галилее, и не церковь в Самарии, но все они в совокупности были бы в одной церкви, но даже тогда они были бы лишь малой частицей церкви. Фраза звучала бы примерно так: “Церковь была в покое по всей Иудее, Галилее и Самарии”, то есть та часть церкви, которая находится в этих странах” (стр. 378). Как был бы удивлен этот почтенный человек и чрезвычайно остроумный спорщик, если бы он узнал, что единственное логически возможное прочтение уничтожает здесь понятие о независимых церквах и фактически дает название всей церкви учеников из всех этих местностей как имеющую одну общую основу и обладающую полным и тесным общением, хотя и в разных областях. Но эта отрасль критики, которая заключается в полном знании источников, скрупулезном разделении различных вариантов текста и здравом суждении при выборе окончательного текста, как это редко случается, не была сильной стороной д-ра К. Сто пятьдесят лет назад д-р Э. Уэллс в своем “Пособии для облегчения чтения и понимания Писания” (Оксфорд, 1718) не только принял форму единственного числа в своем греческом тексте и английском парафразе, но и указал в своих “Примечаниях” на необоснованность утверждения, сделанного сектантами на основе множественной формы слова “ekklesiai”, поскольку это не противоречило их системе отдельных церквей} того слова, которое дано в 31-ом стихе. В общепринятом тексте и переводах стоит слово “церкви”, но я считаю, что эта неверная форма вкралась потому, что сознание единства собрания так быстро сошло на нет, так что люди не могли понять, что это было одно и то же собрание во всей Иудее, и Галилее, и Самарии. Достаточно просто увидеть христианское собрание в одном городе, будь оно даже столь многочисленно, как в Иерусалиме, где оно собиралось в довольно многих местах и помещениях. Людям довольно понятно, что такое собрание не только в городе, но в провинции или стране. Но вскоре стало трудно видеть его единство в различных и враждующих провинциях. Изменение здесь написания, видимо, доказывает, что это было непосильно для переписчиков книги. Вариант, освященный лучшими и наиболее древними авторитетами, стоит в форме единственного числа - не “собрания”, но “собрание”. “Собрание [только не “церкви”] же по всей Иудее, Галилее и Самарии было в покое”. Несомненно, по всем этим областям существовали собрания, но все это было одно и то же собрание, а не разные собрания.

Конец главы описывает паломничество Петра. Он обходит всех. Он побывал не только в Иерусалиме, и хотя он не был призван для свершения такой массы деяний, как Павел, он все же обошел все провинции Палестины и пришел к святым в Лидде, и его видели все жившие в Сароне. В Иоппии было совершено еще более поразительное чудо Господа над уже умершей Тавифой, нежели в случае с Енеем, который был парализован много лет. Здесь я хочу только отметить, как благодать обратила все это во благо свидетельству. “И видели его все, живущие в Лидде и в Сароне, которые и обратились к Господу”. “Это сделалось известным по всей Иоппии, и многие уверовали в Господа”. Но в этот момент должен был состояться другой важный шаг, и Господь приступил к нему со всей надлежащей торжественностью, как видно из следующей главы.