Обстоятельства, при которых было написано послание Римлянам, послужили поводом для самого подробного и всестороннего описания христианства, а не собрания. Ни один апостол еще не посещал Рим. Тамошним святым чего-то недоставало, но даже это было предусмотрено Богом, чтобы побудить Святого Духа вдохновить послание, которое больше, чем любое другое, походит на полное изложение основ христианского учения, и в особенности касательно праведности.

Что бы мы ни делали - восходили к вершинам божественной истины или нисходили в глубины христианской жизни, взирали на деяния Духа Бога в собрании или познавали его многообразные достоинства, - мы должны искать это в другом месте, несомненно, в писаниях Нового Завета, но, скорее, где-то еще, нежели в данном послании.

Состояние римских святых требовало благовестия Бога; но чтобы эта задача получила правильную оценку и встретила должное понимание, апостолу пришлось описать состояние человека. Перед нами, так сказать, предстают Бог и человек. Нет ничего более простого и существенного. Хотя, несомненно, здесь есть та глубина, которая всегда сопровождает каждое откровение Бога, и в особенности в связи со Христом, открывшимся ныне. Мы видим, что Бог не безучастен к самым насущным потребностям обновленного человека - даже к невежеству людей, лишенных Бога и не познавших должным образом ни себя, ни его.

Речь идет, конечно, не о том, что римские святые находились в таком состоянии, но о том, что Бог, писавший им через апостола, пользуется возможностью раскрыть человеку его состояние, а также свою благодать.

С самого начала перед нами раскрываются эти особенности послания. Апостол пишет, полностью утверждая собственное достоинство апостола, а также служителя, - “Павел, раб Иисуса Христа”, апостол “призванный”, не рожденный и тем более не воспитанный или назначенный людьми, но апостол, “избранный к благовестию Божию, которое Бог прежде обещал через пророков Своих”. Полностью подтверждается связь с тем, что исходило от Бога в прежние времена. Никакие новые откровения Бога не смогут уничтожить предшествовавшие, но подобно тому, как пророки заглядывали вперед, в грядущее, так явилось и благовестие , уже подтвержденное прошлым. Налицо взаимное подтверждение. Тем не менее то, что есть, ни в коей мере не идентично тому, что было, или тому, что будет. Как здесь сказано, прошлое проторило дорогу тому, “которое Бог прежде обещал через пророков Своих, в святых писаниях, о Сыне Своем [и Господе нашем; здесь мы находим центральную фигуру благовествования Бога - личность Христа, Сына Бога], Который родился от семени Давидова по плоти”. Это самое родство было непосредственным предметом пророческого свидетельства, и в соответствии с ним явился Иисус. Он был обетованным Мессией, царем иудеев.

Но Иисус был гораздо большим. Он “открылся Сыном Божиим в силе, по Духу святыни, через воскресение из мертвых”. Это был не просто Сын Бога, противостоящий земным силам, царь на священной горе Сион, но гораздо выше. Ибо, так как Он был неразрывно связан со славой Бога Отца, его делом было полное спасение душ из-под власти смерти. В этом мы также наделены благословенной связью с Духом (по особым причинам обозначенным здесь, в частности, “Духом святыни”). Та же самая сила Святого Духа, которая явилась в Иисусе, когда Он жил в святости здесь на земле, проявилась в воскресении, и не только в его собственном воскресении из мертвых, но и в воскресении мертвых в любое время, хотя, без сомнения, наиболее достойно и победоносно она проявилась в его собственном воскресении.

Влияние этого на содержание и главное учение послания проявится со временем. Позвольте мне предварительно сослаться мимоходом еще на несколько соображений для того, чтобы связать их с тем, что Дух повествовал римским святым, а также чтобы показать восхитительное совершенство каждого слова, которое вдохновение даровало нам. Под этим я не подразумеваю одну лишь его истинность, но имею в виду его утонченную уместность, так что вводное обращение открывает рассматриваемую тему и постепенно излагает конкретные принципы, которые Святой Дух находит нужным развить на протяжении всего послания. Следовательно, к этому апостол приходит после того, как он упомянул о божественной милости, оказанной ему, как тогда, когда он был грешником, так и сейчас, когда он служил Господу Иисусу. “...Через Которого мы получили благодать и апостольство”. Это не было вопросом послушания закону, хотя закон исходил от Бога. Радость и гордость Павла заключались в благовестии Бога. Потому обращение было к послушанию веры, но не благодаря каким-то значительным поступкам, и тем более не по мере человеческой ответственности, но благодаря тому, что коренится во всех поступках веры: послушания воли и сердца, обновленного божественной благодатью, которая принимает истину Бога. Для человека это самое трудное из всех видов послушания, но, однажды достигнутое, оно мирно приводит к повседневному послушанию. Если умалять его, как это часто бывает в душе, то оно, повседневное послушание, неизменно делается хромым, неповоротливым и слепым.

Именно поэтому Павел и называет себя апостолом. И поскольку это было благодаря послушанию веры, то оно ни в коей мере не ограничивалось еврейским народом. “...Во имя Его [Христа] покорять вере все народы, между которыми находитесь и вы, призванные Иисусом Христом” . Даже здесь, в преддверии, ему было приятно являть всю широту благодати Бога. Если он был призван, такими же были и они. Он - апостол, а они - не апостолы, но святые. Однако, тем не менее, для них, как и для него, все проистекало от той же могучей любви Бога - “всем находящимся в Риме возлюбленным Божиим, призванным святым”. Им же он пожелал, по своему обыкновению, нового излияния из того источника и потока божественного благословения, который сделался для нас нашим хлебом насущным: “Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа”. Затем, начиная с 8-го стиха, поблагодарив Бога через Иисуса Христа за их веру, о которой возвещается повсюду, и сказав, что молится за них, он вкратце описывает свое сердечное пожелание, касающееся их: давно взлелеянную надежду по благопоспешению Бога прийти в Рим, его веру в то, что любовь Бога через него преподаст им некое духовное дарование к их утверждению, по духу благодати, который наполнял его собственное сердце, и что он тоже желал утешиться с ними вместе “верою общею, вашею и моею”. Ничто не может сравниться с благодатью Бога; если надо вызвать истинное смирение, то смирение не только снисходит до самых падших грешников, чтобы сотворить им благо, но и само есть плод избавления от того себялюбия, которое возвеличивает себя или принижает других. Обратите внимание на обоюдную радость, которую благодать дарует апостолу и святым, кого он никогда не видел, так что даже он мог утешиться так же, как и они, общей верой. Поэтому он не хотел их оставить в неведении, что многократно намеревался посетить их . Он был “должен и Еллинам и варварам, мудрецам и невеждам”, он был также готов благовествовать и им, находившимся в Риме. И даже тамошним святым стало бы много лучше благодаря благовествованию. И не просто тем, кто был в Риме, а “вам, находящимся в Риме”. Потому будет ошибкой предполагать, что святым не принесет пользы лучшее понимание евангелия, по крайней мере, в том виде, в каком Павел проповедовал его. Соответственно, он сообщает им, какие у него были причины для того, чтобы прибегнуть к столь сильному выражению и не каких-либо выдающихся истин, а хороших вестей: “Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею, потом и Еллину”.

Заметьте, что благовествование заключается не просто в прощении грехов и не только в мире с Богом, но “в силе Божией ко спасению”. Я хочу воспользоваться возможностью предупредить всех , чтобы они остерегались ограниченного взгляда на спасение, остерегались спутать его с оживотворением душ или дарованием радости. Спасение предполагает не только это, но и гораздо большее. Вряд ли есть выражения, которые бы причиняли больше вреда душам в этих вопросах, чем легкомысленные рассуждения о спасении. “По крайней мере, он - спасенный человек”, - слышим мы. “У этого человека нет ничего, что бы сравнилось с прочным миром с Богом; возможно, ему едва ли известно, что его грехи прощены; но, по крайней мере, он - спасенная душа”. Вот пример того, что так предосудительно. Это отнюдь не означает спасение, и я буду весьма энергично настаивать на этом перед моими слушателями, и особенно перед теми, кто должен столкнуться с делом Господа и кто, конечно, страстно желает трудиться с умом, и делать это не только ради обращения, но для утверждения и спасения людей. Я убежден, что именно это совершенное благословение, и никак не меньше, было той установкой, которую Бог дал вышедшим ко Христу за стан, кто, освободясь от ограниченных привычек людей, желает приобщиться к величию и в то же время к глубокой мудрости каждого слова Бога. Давайте не будем спотыкаться в самом начале, но оставим простор для истинного значения и глубины спасения в евангелии.

Сейчас нет необходимости останавливаться на спасении в трактовке Ветхого Завета и некоторых частей Нового, например, евангелий и Откровения, где оно означает избавление силой и даже провидение. Я ограничусь его значением в вероучении и полным христианским смыслом этого слова. Я утверждаю, что спасение означает такое избавление для верующего, которое является совершенным результатом могущественного дела Христа, понимаемого, конечно, не обязательно во всем его значении перед очами Бога, но, по крайней мере, в его применении к человеку по силе Святого Духа. Это не пробуждает совесть, каким бы подлинным оно ни было, это и не влечение сердца по благодати Христа, каким бы благословенным оно ни было. Мы всегда должны помнить о том, что, если человека не привести к осознанному спасению в результате божественного учения и не восставить делом Христа, то мы будем очень далеки от того представления благовествования, в котором находит отраду Павел, радуясь, что оно будет распространяться по свету - “не стыжусь”.

И он ссылается на свои причины: “В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет”. Иными словами, это есть сила Бога ко спасению - не потому, что это победа (которая в начале человеческого пути лишь придает важности человеку, если это возможно, тогда как это не так), но потому, что это “правда Божия”: Бог не ожидает, а человек не вносит праведность. Таким образом, вступление, открывающееся личностью Христа, завершается праведностью Бога. Закон требовал праведности, но невозможно было получить праведность от человека. Пришел Христос и изменил все. Бог открывает праведность святых в благовествовании. Именно Бог возвещает о праведности человеку, вместо того чтобы ожидать ее от человека. Несомненно, существуют плоды праведности, которые даны чрез Иисуса Христа, и Бог ценит их: я не скажу - у людей, но - у своих святых. Однако здесь это, согласно сказанному апостолом, Бог уготовил человеку. Конечно, праведность должны познать святые, но именно это в своем значении и предустановленной цели и соответствует нуждам человека: божественная праведность, которая оправдывает, вместо того чтобы порицать верующего. Это “сила Божия ко спасению”. Поэтому она предназначена для погибших, ибо именно они нуждаются в спасении. Она должна спасать, не просто оживлять, но спасать, потому что в благовествовании открывается правда (праведность) Бога.

Потому, как говорит апостол, это открывается в нем “от веры” или верой. Это в точности та же самая форма выражения, как и в начале главы 5 - “оправдавшись верою” (ek pisteon). Но, кроме того, он добавляет: “В веру”. Первая из этих фраз, “от веры”, исключает закон; вторая - “верою” - включает каждого имеющего веру в сферу правды Бога. Оправдание исходит не от дел закона. Правда Бога открывается от веры, и, следовательно, если в любом человеке есть вера, то она открывается ему в вере, где бы она ни была. И потому она ни в коей мере не ограничивается каким-то конкретным народом, вроде того, который уже был под законом и управлением Бога. Это послание исходило от Бога к грешникам как таковым. Пусть человек был каким угодно и где угодно, благая весть Бога предназначена для человека. И этому соответствовало свидетельство пророка: “Праведный верою [а не законом] жив будет”. Даже там, где был закон, не им, но верой жив был праведный. Веровали ли язычники? И они должны были быть живы. Без веры нет ни оправдания, ни жизни, которую дает Бог; если есть вера, остальное приложится.

Соответственно, это приводит апостола к первой части его обширного рассуждения - сначала предварительным образом: “Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою”. Вот что делает евангелие столь сладостным, драгоценным и, более того, совершенно необходимым, если человек желает избежать неминуемой и вечной гибели. Иной надежды у человека нет, ибо евангелие - это еще не все, что открылось ныне: открылась не только правда Бога, но также и его гнев. И не сказано, что он должен был открыться в благовествовании. Благовествование означает благую весть для человека. Гнев Бога ни в коей мере не мог быть благой вестью. Верно, что человеку необходимо это познать, но это ни в коей мере не благая весть. Итак, есть эта суровая истина о божественном гневе. И он еще не свершился. Он “открывается” и к тому же “с неба”. Речь идет не о земном народе или о гневе Бога, возгоревшимся в том или ином виде против человеческого зла в этой жизни. Земле или, по крайней мере, еврейскому народу были знакомы подобные действия Бога в былые времена. Но сейчас это “гнев Божий с неба”, и, соответственно, имеется в виду вечное, а не относящееся к настоящей жизни на земле.

Итак, поскольку гнев Бога обрушился с неба, он был направлен на “неправду человеков, подавляющих истину неправдой”. Подавлять истину неправдой было бы небезопасно. Увы! Мы знаем, как это случилось в Израиле и как это могло быть и было в христианском мире. Бог обличает неправду людей так, как если бы знание истины, каким бы точным оно ни было, не сопровождалось обновлением душ. Если бы оно было безжизненно по отношению к Богу, все было бы напрасно. Человек становится еще хуже, поскольку он знает истину, если он так жестоко подавляет ее неправдой. Некоторых затрудняет это место, так как выражению “подавлять” соответствует еще значение “твердо придерживаться”. Но для необращенных вполне возможно придерживаться истины и все-таки быть неправедными в своем поведении - и тем хуже для них. Бог поступает с людьми не так: если его благодать привлекает, то его истина смиряет и не оставляет места тщеславной похвальбе и самоуверенности. Действия ведут к тому, чтобы проникнуть в сознание человека и овладеть им. Если можно так выразиться, Он владеет человеком, вместо того чтобы позволить человеку считать, что он твердо придерживается истины. Объектом действия, проходя тщательное испытание, становится человек.

Ничего подобного не подразумевается в представленном перед нами типе людей. Это просто люди, кичащиеся своей ортодоксальностью, но находящиеся в совершенно не обновленном состоянии. Подобных людей всегда было в избытке с тех пор, как истина воссияла в этом мире; а теперь их еще больше. И гнев Бога открылся с небес в первую очередь на них. Суд Бога падет на человека, но самые тяжелые удары ожидают христианский мир. Вот где придерживаются истины, причем с твердостью. Однако со временем это будет подвергнуто испытанию. Но пока ее придерживаются твердо, хотя и не всегда в праведности. Так гнев Бога открывается с неба (не только на явное нечестие людей, но и) на ортодоксальную неправедность тех, кто подавляет истину неправдой.

И это наводит апостола на рассуждения о духовном опыте человека - доказательстве как его непростительного греха, так и его крайней нужды в искуплении. Он начинает с великой эпохи устроений Бога (то есть с времен, прошедших после потопа). Мы не можем назвать устроением то состояние вещей, которое было до потопа. Тогда было наиболее серьезное испытание человека в лице Адама. Но какое устроение могло иметь место после этого? Каковы были его принципы? Никто не может сказать об этом. Суть в том, что называющие это так совершенно заблуждаются. Но после потопа человек как таковой - весь человеческий род - был поставлен в определенные условия. Человек сначала стал объектом общего действия Бога при Ное, затем объектом его особого предведения через призвание Авраама и его семейства. Однако то, что привело к призванию Авраама, было впадением человека в идолопоклонство. Человек сначала презрел внешнее свидетельство Бога, его вечную силу как в творении, так и над ним и вокруг него. Более того, он отрекся от познания Бога, что передалось от отца к сыну . Падение человека, который, таким образом, оставил Бога, было очень быстрым и глубоким, и Святой Дух сурово прослеживает это до конца главы без лишних слов, несколькими яркими штрихами обобщая то, что в избытке подтверждается (но несколько иначе!) всем, что остается от древнего мира. “Называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку”. Так развращение не только заразило правду, но стало неотъемлемой частью религии людей и, таким образом, получило псевдо-божественное одобрение. Поэтому развращенность язычников в слабой степени осознавалась или совсем не осознавалась, потому что она была связана со всем тем, что в их понимании принимало обличие Бога. По существу нет ни одной области язычества из известных нам до нынешнего дня, которые бы ни были столь растленными, как соприкасавшиеся с предметами их поклонения. Следовательно, поскольку истинный Бог был утрачен, было утрачено все, и человеческое падение становится нестерпимым и унизительным зрелищем, хотя мы и вынуждены видеть, что люди с необновленным сердцем в гордыне ума ничем не утверждают истины, кроме неправды.

В начале 2-ой главы мы видим человека, притязающего на праведность. И все же это человек - не обязательно иудей, но человек, который, возможно, получил благо через то, чем обладает иудей, по крайней мере благодаря действию плотского рассудка. Но плотский рассудок, хотя он и может обнаруживать зло, никому не дает внутренней причастности и наслаждения добром, никогда не приводит душу к Богу. Следовательно, во 2-ой главе Святой Дух показывает нам человека, тешащегося тем, что он судит, что правильно, а что неправильно, поучая других, и больше ничего. Бог же должен получить реальный результат в самом человеке. Не считая это малозначительным вопросом, евангелие оправдывает Бога в этом его вечном промысле, во всем, что касается того, кто связан с Богом. И поэтому апостол открывает нам это с божественной мудростью, предваряя благословенное успокоение и избавление, о котором рассказывает нам евангелие. Совершенно серьезно он обращается к человеку с вопросом, не думает ли он, что Бог отнесется снисходительно к судящему другого человека, но делающему злые дела. Такое осуждение нравов, несомненно, приведет к тому, что человек останется непрощенным и не сможет устроить или удовлетворить Бога.

Затем апостол говорит о мотивах, несомненности и особенностях суда Бога. Он “воздаст каждому по делам его: тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия, - жизнь вечную; а тем, которые упорствуют и не покоряются истине, но предаются неправде, - ярость и гнев. Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое, во-первых, Иудея, потом и Еллина!”

Здесь речь идет не о том, как должно спасти человека, но о неминуемом духовном суде Бога, который утверждает благовестие, вместо того чтобы смягчить, согласно святости и правде. Следует заметить, что в связи с этим апостол указывает место обоих - совести и закона - и показывает, что, вынося суд, Бог полностью учтет обстоятельства и состояние каждой человеческой души. В то же время он чрезвычайно интересным образом соединяет это раскрытие принципов вечного суда Бога с тем, что он называет “мое благовестие”. Это также весьма важная истина, братья мои, которую не следует забывать. Евангелие в своем величии ни в коей мере не умаляет, но утверждает духовное проявление сущности Бога. Установления закона ассоциировались с временным судом. Евангелие, явленное в Новом Завете, соединило с ним, хотя и не заключило в себе откровение божественного гнева с неба, согласно благовестию Павла, как вы можете заметить. Потому очевидно, что этой роли правосудия будет недостаточно для Бога, который имеет свои собственные незыблемые критерии добра и зла и который судит по мере имеющихся преимуществ.

И вот теперь ясно, каким образом здесь появляется этот иудей. “Но если [ибо так следует читать это] ты называешься Иудеем”. Дело было не просто в том, что у него было больше знания. Конечно, он имел его в откровении, данном от Бога: он имел закон, он имел пророков, он имел божественные установления. Это было не просто лучшее духовное знание, которое было и в других местах, как предполагается в начальных стихах данной главы, но положение этого иудея явно и несомненно относилось к божественным испытаниям, которым подвергалось состояние человека. Увы! иудею от этого было не лучше, если только он не подчинил свою совесть Богу. Увеличение привилегий не может пойти на пользу без самоосуждения души перед милостью Бога. Оно, скорее, увеличит его вину: таковы порочное состояние и человеческая воля. Соответственно, в конце главы апостол показывает, что можно верно применить к суду над нравственным состоянием иудеев и что никто так не бесчестит Бога, как порочные иудеи, и их собственное писание подтверждает это и то, что для этих людей их положение ничего не значило, тогда как его отсутствие не уничтожало праведности язычника, которая поистине обличала бы вероломный Израиль, и, короче говоря, лишь иудею, который внутренне таков, имеющему обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве - ему и похвала не от людей, но от Бога.

В начале 3-ей главы поднимаются следующие вопросы: “Если это так, то какое же преимущество быть иудеем? Какая польза от того, чтобы принадлежать обрезанному народу Бога?” Апостол допускает, что это преимущество велико, особенно благодаря обладанию писанием, но он обращает этот повод против хвастунов. Нам не нужно здесь останавливаться на подробностях, но, судя внешне, мы видим, что апостол сводит это к тому, что представляет глубочайший интерес для каждого человека. Он рассматривает иудеев, исходя из их собственного писания. Претендовали ли иудеи на исключительное обладание этим словом Бога - законом? Если это так, то они получили его сразу и в полной мере. К кому же тогда был обращен сам закон? Несомненно, к тем, кто подлежал ему. Значит, он осуждал иудеев, ибо они хвалились тем, что закон говорил о них, что язычники не имели на него права и что они лишь притязали на принадлежавшее Богом избранному народу. Апостол использовал это, сообразуясь с божественной мудростью: тогда ваш принцип является вашим приговором. Все, что закон говорит, он говорит подлежащим ему. О чем же он гласит? Что нет ни одного праведного, нет делающего добро, нет разумеющего. О ком он говорит все это? Об иудеях, по его же собственному признанию. Уста всех были заграждены: уста иудеев - их пророками, а язычников - их очевидными мерзостями, которые уже проявились. Весь мир был виновен пред Богом.

Итак, когда в 3-ей главе было показано, что язычники заблуждались и безнадежно пали до самой последней ступени, когда раскрылся духовный дилетантизм философов, ничуть не выигравших в глазах Бога, а, скорее, наоборот, когда было показано, что иудеи были подавлены осуждением божественных пророчеств, которыми они главным образом похвалялись, не имея истинной праведности и будучи тем более виновными из-за своих особых преимуществ, - теперь все было подготовлено для принятия подобающей христианской вести, благовестия Бога. “...Потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех. Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки”.

Здесь апостол снова возвращается к тому, о чем он возвестил в 1-ой главе - к правде Бога. Позвольте мне обратить ваше внимание на ее силу. Это не милость Бога. Многие утверждали, к своей большой невыгоде, что это так и есть, а также умаляли слова Бога. Правда никогда не означает милости, даже “правда Божия”. Она означает не то, чему подвергался Христос, но то, что произошло благодаря этому. Несомненно, божественный суд пал на него, но это не правда Бога, как апостол представляет ее в любой части других своих посланий наряду с этим, хотя мы знаем, что не могло бы возникнуть такого понятия, как правда Бога. Это выражение означает ту правду, которую Бог может явить благодаря искуплению Христа. Короче говоря, суть в том, что выражено словами “правда Божия”, и притом “через веру в Иисуса Христа”.

Следовательно, она стоит совершенно в стороне от закона, хотя о ней свидетельствуют закон и пророки, ибо закон со всеми его разновидностями предвидел этот новый вид правды, и пророки засвидетельствовали это. Ныне Он явился, а не просто был обетован или предсказан. Иисус пришел и умер; Иисус стал жертвой умилостивления, Иисус подвергся суду Бога из-за грехов, которые Он понес. Правда же Бога могла теперь проявиться посредством его крови. Бог был не только удовлетворен. Да, удовлетворение было налицо, но дело Христа значит гораздо больше. В этом Бог был утвержден и восславлен. Посредством креста Бог получил более глубокую нравственную славу, чем когда-либо, - славу, которую Он обрел через это, если можно так выразиться. Конечно, Он все тот же наисовершенный и неизменный Бог благости, но его совершенство проявилось новым и более славным образом в смерти Христа - в том, который смирил себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.

Поэтому Бог не имел ни малейшего препятствия для того, чтобы явить, каким Он может быть и каков Он есть в милостивом заступничестве за самых худших из грешников. Он являет это как свою правду “через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих”. Первое обозначает направление, а последнее - применение. Направляется “на всех” и применяется, конечно, только к “верующим”, но ко всем верующим. Что касается затронутых лиц, то здесь нет препятствий, нет никакой разницы, иудей это или язычник, так как ясно сказано: “Потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, которого Бог предложил в жертву умилостивления в крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде, во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса”. Нет такого недалекого ума, который не мог бы воспринять очевидной силы этого последнего выражения. Правда Бога означает, что Бог справедлив, и в то же время Он оправдывает верующего в Иисуса Христа. Это его правда, или, другими словами, его совершенная неизменность по отношению к себе, которая всегда заключена в понятии правды. Он неизменен по отношению в себе, когда Он оправдывает грешников или, точнее говоря, всех верующих в Иисуса. Он может снизойти к грешнику, но Он оправдывает грешника, и в этом заключается не посягательство на его славу, а более глубокое откровение и утверждение ее, как если бы никогда не было греха или грешников.

Будучи настолько оскорбительным, как только грех может быть для Бога, именно грех послужил поводом для удивительного проявления божественной правды в оправдании верующих. Это не просто вопрос его милости, ибо это значительно умаляет истину и полностью искажает ее сущность. Конечно, правда Бога проистекает из его милости, но ее сущность и основа заключаются в праведности. Дело искупления заслуживает того, чтобы Бог поступил так, как Он поступает в евангелии. Отметьте снова, что здесь нет победы, ибо это дало бы толчок для человеческой гордыни. Это не преодоление человеком его трудностей, но подчинение грешника правде Бога. Это сам Бог, бесконечно восславленный в Господе, искупившем наши грехи своей жертвой, прощает их ныне, не ища нашей победы, и даже не ведя нас к победе, но через веру в Иисуса и его кровь. Бог оказался божественно неизменным по отношению к себе во Христе Иисусе, которому Он поставил престол благодати через веру в его кровь.

Соответственно, апостол говорит, что похвальба и дела совершенно отвергаются этим принципом, который утверждает, что вера, независимо от дел закона, есть способ общения с Богом. Поэтому двери открыты как для иудеев, так и для язычников. Основание, на котором иудеи предполагали, что Бог исключительно принадлежит Израилю, состояло в том, что они имели закон, который был мерой того, что Бог требовал от человека, и этого не было у язычников. Однако подобные представления совершенно исчезают сейчас: поскольку язычники, несомненно, были порочными и мерзкими, то вследствие явного осуждения законом иудеи несли всемирную вину пред Богом. Поэтому все вращалось не вокруг того, чем должен быть человек для Бога, но вокруг того, чем может быть и что есть Бог для человека, согласно евангельскому откровению. Это утверждает как славу, так и духовную универсальность того, который оправдает обрезанных по вере, если они веруют в благовестие. И это ни в коей мере не ослабляет принципов закона. Наоборот, учение веры утверждает закон, как ничто другое, и по той простой причине, что если виновный надеется спастись, несмотря на нарушение закона, то это должно случиться за счет закона, который осуждает его вину. В то же время евангелие не щадит греха, но проявляет самое полное осуждение всего этого, возложенного на того, кто пролил свою кровь для искупления. Поэтому учение веры, которое покоится на кресте, утверждает закон вместо того, чтобы уничтожить его, как было бы в случае с любым другим принципом.

Но и это еще не все значение спасения. Соответственно, мы не читаем в 3-ей главе о спасении как таковом. Здесь в качестве основы спасения утверждается наиболее существенная из всех истин: искупление. Здесь подтверждается промысел Бога в отношении верующих Ветхого Завета. Их грехи исчезли. До тех пор Он не мог их простить. Это было бы неоправданно. И благословенность евангелия состоит в том, что оно (не просто является проявлением личности, но также) отличается божественной справедливостью. В любом случае было бы несправедливо простить грехи до того, как они будут понесены тем, кто мог пострадать и пострадал за них. Теперь же они были прощены, и, таким образом, Бог в полной мере утвердил себя по отношению к прошлым временам. Но это великое дело Христа не было и не могло быть одним лишь утверждением Бога, и мы можем найти иное развитие этой мысли в разных частях Писания, которое я здесь упоминаю мимоходом, чтобы проиллюстрировать тот вывод, к которому мы пришли. Правда Бога явилась в отношении тех прошлых грехов, которые Он подверг суду через свое долготерпение, и все же более явно она явилась ныне, когда Он показал свою справедливость, оправдав верующего.

Но это еще не все, и возражения иудеев дают апостолу повод более полно показать сущность Бога. Они ссылаются на Авраама (гл. 4): “Что же, скажем, Авраам, отец наш, приобрел по плоти? Если Авраам оправдался делами, он имеет похвалу, но не пред Богом”. Неужели иудеи воображают, что евангелие небрежно отзывается об Аврааме и о тогдашних действиях Бога? Это не так, как утверждает апостол. Авраам доказывает ценность веры в оправдании пред Богом. “Поверил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность”. Тогда еще не было закона, ибо Авраам умер задолго до того, как Бог заговорил на горе Синай. Он поверил Богу и его слову без особого поощрения со стороны Бога, и его вера вменилась ему в праведность. И это великолепно подтверждается свидетельством другого прославленного человека в Израиле (Давида), в Пс. 32: “Ибо день и ночь тяготела надо мною рука Твоя; свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху. Но я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал: “исповедаю Господу преступления мои”, и Ты снял с меня вину греха моего. За то помолится Тебе каждый праведник во время благопотребное, и тогда разлитие многих вод не достигнет его. Ты покров мой: Ты охраняешь меня от скорби, окружаешь меня радостями избавления. Вразумлю тебя, наставлю тебя на путь, по которому тебе идти; буду руководить тебя, око Мое над тобою”.

Таким же образом апостол покончил с претензиями в отношении обрядов, в частности обрезания. Авраам оправдался не только вне закона, но и независимо от этого великого знака умерщвления плоти. Хотя обрезание началось с Авраама, оно явно не имело ничего общего с его праведностью, и в лучшем случае было лишь печатью праведности веры, которую он имел в необрезанном состоянии. Потому это не могло быть источником или средством его праведности. Верующие же, хотя и необрезанные, могли называть его отцом при условии, что праведность вменится им тоже. А он есть отец обрезанных в самом лучшем смысле слова, но не иудеев, а верующих язычников. Значит, рассуждение об Аврааме лишь усиливает аргументы в пользу необрезанных верующих к посрамлению величайшей похвальбы иудеев. Обращение к их собственной вдохновенной истории Авраама превращается в доказательство неизменности промысла Бога в оправдании через веру, и, значит, в оправдании необрезанных не в меньшей мере, чем обрезанных.

Но в 4-ой главе говорится еще больше. Он рассматривает третью особенность случая с Авраамом, то есть связь обетования с воскресением. Здесь это не просто отрицание закона и обрезания, но налицо и положительная сторона. Закон производит гнев, потому что он дает повод для преступления, благодать же творит обетование, несомненное для всего семени, не только потому, что вера одинаково доступна язычнику и иудею, но потому, что на Бога уповают как на оживляющего мертвых. Что дает Богу подобную славу? Авраам поверил Богу, когда по законам природы для него и для Сарры невозможно было родить ребенка. Поэтому здесь сила Бога раскрывается средствами, несомненно, исторически связанными с жизнью и последующими поколениями на земле, но, тем не менее, и как очень справедливый и верный признак силы Бога для верующего. И это заставляет нас увидеть не только аналогию с верующими в обетованного Спасителя, но также и весомое отличие, основанное на том факте, что Авраам поверил Богу прежде, чем родил сына, будучи вполне уверен, что Он силен и исполнит обещанное, и посему это вменилось ему в праведность. Но мы веруем в того, кто воскресил из мертвых Иисуса Христа, нашего Господа . Это уже свершено. И здесь это вера не в Иисуса, но в Бога, доказавшего, кто Он для нас, воскресив из мертвых того, который был предан за наши грехи и воскрес для нашего оправдания.

Это подчеркивает чрезвычайно выразительную истину и особую сторону христианства. Христианство - это совокупность не просто обетований, но, скорее, обетований, свершившихся во Христе. Следовательно, оно, главным образом, основывается не только на даре Спасителя, который явился по милости Бога, чтобы понести наши грехи, но того, кто уже открылся и дело которого исполнено и принято, и проявилось в том факте, что сам Бог вмешался, чтобы воскресить его из мертвых, - яркое и важное событие, волнующее души, как упорно повторяет нам апостол на протяжении книги Деяний. Ограничься он посланием Римлянам, не было бы столь полного мира с Богом, как здесь. Человек может ощутить самую настоящую привязанность к Иисусу, но это не дает сердцу мира с Богом. В таком состоянии то, что обнаруживается в Иисусе, зачастую неправильно понимается как составляющее некую разницу, так сказать, между Спасителем, с одной стороны, и Богом - с другой, что всегда гибельно для получения полного благословения. Однако не существует более благословенного способа, которым Бог мог бы заложить основу для мира с ним, нежели то, что Он сделал. Вопрос необходимости искупления больше уже не существует. Это первая необходимость для грешника пред Богом. Об этом полностью рассказано в Рим. 3. Явная же сила Бога проявилась в воскрешении из мертвых того, кто был предан за наши грехи и воскрешен для нашего оправдания. Дело свершено полностью.

Поэтому душа впервые представлена уже оправданной и исполненной мира с Богом. Это состояние ума, а вовсе не неизбежное или непосредственное следствие Рим. 3, хотя это основывается на истине, изложенной в Рим. 4, а также в главе 3. Без того и другого не может быть прочного мира с Богом.

Человек, несомненно, может обрести подлинное общение с Богом - быть, возможно, очень счастливым, но это не “мир с Богом”, о котором говорится в Писании. Поэтому именно здесь мы находим упоминание спасения в великих плодах, которые предстают перед нами в главе 5. “Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа”. Это есть получение благодати, и только одной благодати. Верующий не подпадает под воздействие закона, как мы отметили, но - под воздействие благодати, которая прямо противоположна закону. Душа примиряется с Богом, когда она обнаруживает себя в благодати Бога и, более того, хвалится надеждой славы Бога. Таковы учение и факты. Значит, это не просто призвание. Мы чрез Иисуса Христа получили доступ к благодати, в которой пребываем, так что можем хвалиться надеждой славы Бога. В главах 3 - 5 было замечено, что теперь ничто не имеет такого значения, как соответствие славе Бога. Речь идет не о земном положении. Это ушло вместе с человеком, когда он согрешил. Теперь, когда Бог открылся в благовестии, это не подобает человеку на земле, но достойно присутствия славы Бога. Тем не менее апостол непосредственно не упоминает здесь небеса. Это не соответствовало бы характеру послания, но славу Бога он упоминает. Мы все знаем, где они пребывают и что ожидает христиан.

Таким образом, прослеживаются следующие последствия. Во-первых, общее положение верующего на нынешний день - во всех отношениях, в связи с прошлым, настоящим и будущим. Далее следует его путь, и он показывает, что невзгоды пути становятся явным поводом похвалиться. Это не было, конечно, непосредственным и существенным результатом, но плодами духовной деятельности для души. Именно Господь сподобил нас извлечь пользу в невзгодах, и мы сами склоняемся перед промыслом и предведением Бога в них, так что результатом несчастий будет богатый и плодотворный опыт.

И вот другая, заключительная часть благословения - “но и хвалимся Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа, посредством Которого мы получили ныне примирение”. Это не только благословение по своей непосредственной сущности или по своим косвенным, хотя и подлинным последствиям, но сам дающий есть наша радость, хвала и слава. В духовном отношении последствия этого благословенны для душ, но насколько лучше будет припасть к источнику, из которого все исходит! Это, соответственно, и есть главный источник поклонения. Плоды его не перечисляются здесь, но, по сути, радость в Боге непременно составляет то, что делает хвалу и любовь искренними и непринужденными движениями сердца. На небесах мы исполнимся ею совершенно, но в этом послании нет более совершенной радости и ничего более высокого или столь же высокого.

В этом месте начинается весьма важная часть послания, на которой мы должны остановиться подробнее. Речь идет уже не о человеческой вине, а о природе человека. Поэтому апостол не рассуждает, как в предыдущих главах данного послания, о наших грехах (за исключением доказательств и симптомов греха). Соответственно, в первый раз Дух Бога в стихе 12 прослеживает природу человека до главы человеческого рода. Это влечет за собой сравнение с другим главой, Господом Иисусом Христом, который предстает перед нами не как тот, кто вознес наши грехи в своем теле на древо, но как источник и глава новой семьи. Значит, как показано дальше в этой главе, Адам - глава, которому свойственно непослушание, который ввел смерть, справедливое наказание греха; с другой же стороны, у нас есть тот, образом которого Он был, Христос, смиренный человек, который ввел праведность и сделал это особенно благословенным образом - “оправданием жизни”. До сих пор об этом ничего не было сказано. Мы получили оправдание как кровью, так и через воскресение Христа. Но “оправдание жизни” идет еще дальше, чем в конце главы 4, хотя и связано с последним, ибо теперь мы узнаем, что в благовестии имеется не только рассуждение о вине тех, к кому оно обращено; там также упоминается великое дело Бога в представлении человеку нового положения пред Богом, и, по сути, за его веру, очищающее от всех последствий, которые он находит у себя как человек во плоти здесь на земле.

Именно здесь вы обнаружили величайшую ошибку христианского мира, касающуюся этого. Дело даже не в том, что какая-то доля истины ускользнула от нас, - в этом роковая печать того “большого дома”, что даже простейшая истина терпит глубочайшее искажение; но что касается этой истины, то она кажется совершенно неизвестной. Я надеюсь, что братья во Христе согласятся со мной, если я настою на необходимости хорошенько следить за тем, чтобы их души получили тщательное наставление об этом, о надлежащем для христианина месте благодаря смерти и воскресению Христа. Эти выводы нельзя делать слишком поспешно. Многие склонны считать, что произносимое часто должно быть понятно, но опыт показывает, что это скорее не так, ибо даже тот, кто желает отделиться для Господа вне того, что ныне влечет души к погибели, тем не менее глубоко переживает состояние того христианского мира, в котором мы оказались.

Здесь речь идет вовсе не о прощении грехов. Во-первых, апостол указывает, что смерть пришла в мир и что это было прежде закона, а не следствием его. Грех существовал в мире и от Адама до Моисея, пока закона еще не было. Заметим, что это явно характерно для человека, и это здесь главный вопрос. Сравнение Христа с Адамом имеет в виду человека вообще, а также христианина. Соответственно, человек во грехе - увы! - был верен перед законом, под законом и во все времена после установления закона. Поэтому апостол явно имеет самые разные основания для сравнения, хотя мы еще встретим и другие.

Однако иудеи могли бы возразить, что это благовестие было несправедливым в принципе: все это обещания, которые переполняли апостола, ибо зачем одному человеку так влиять на многих, на всех? Почему это должно быть столь странным и неправдоподобным для вас? По вашему же собственному свидетельству, согласно тому слову, перед которым вы все склоняетесь, вы должны допустить, что грех одного человека принес всеобщую духовную гибель и смерть. Как бы вы ни гордились тем, что отмечает вас, невозможно объяснить, что смерть и грех присущи вам, не сможете вы также и отнести его, в частности, на счет закона - речь идет о всем человеческом роде, а не об одном Израиле. Ничто так убедительно не доказывает это, как книга Бытие, апостол же спокойно и торжественно обращается через Святого Духа к иудейскому писанию, чтобы показать то, что иудеи столь рьяно отрицали. Их собственное писание утверждало, как никакие другие книги, что все бедствия, которые происходят на свете, и все проклятия порождены одним человеком и, поистине, одним лишь поступком.

Если же со стороны Бога было справедливо (а кто посмеет это опровергнуть?) поступить со всем потомством Адама как подлежащим смерти из-за него, их общего прародителя, то кто может отрицать правомерность спасения через одного человека? Кто обманет Бога в том, в чем Он находит радость? Потому он сталкивается с признанной каждым израильтянином бесспорной истиной о всеобщем и повсеместном хаосе, произведенном одним человеком, и говорит о том человеке, который принес (как мы увидим, не только прощение, но и) вечную жизнь и свободу - свободу ныне через дар жизни, и такую свободу, которая никогда не перестает радовать душу, пока она не объемлет все тело, которое еще стенает, и это благодаря Святому Духу, обитающему на небесах.

Таким образом, здесь сравниваются Адам и Христос, и показано неизмеримое превосходство второго человека. То есть здесь не просто прощение прошлых грехов, но избавление от греха, а в надлежащее время и от всех его последствий. Апостол обратился к природе, и это существенный вопрос. Это предмет, беспокоящий обновленную и сознательную душу больше всего из-за изумления, когда он обнаруживает глубокую порочность плоти и рассудка и после того, как была доказана великая благодать Бога в даре Христа. Если меня так жалеет Бог, если я истинно и полностью оправданный человек, если я действительно являюсь предметом вечной милости Бога, то почему я постоянно ощущаю зло? Почему я все еще в узах и скорби вследствие постоянной порочности моей природы, над которой, кажется, я не имею никакой власти? Разве Бог не имеет силы избавить меня от этого? Ответ содержится в этой части послания (то есть начиная с середины 5-ой главы).

Показав сначала источники и сущность благословения вообще в отношении Спасителя, апостол подводит итог в конце главы: “Дабы, как грех царствовал к смерти, так и благодать воцарилась через праведность к жизни вечной”. Причем суть состоит в оправдании жизни ныне Иисусом Христом, нашим Господом.

Это же используется и в последующих главах. Имеются два понятия, которые могут представить непосредственную трудность: одно состоит в препятствии греха, действующего в природе, для практической святости, другое состоит в порицании и осуждении закона. Учение же, которое, как мы видим, развернуто в последней части 5-ой главы, относится к обоим. Во-первых, что касается практической святости, то Христос не просто умер за мои грехи, но даже в первоначальном акте прощения истина заключается в том, что я умер. И не как в Еф. 2, я умер в грехах, что не соответствовало бы цели. Все это совершенно верно, - верно как для иудея, так и для язычника ,- верно для любого необновленного человека, ни разу не слыхавшего о Спасителе. Но именно смерть Христа засвидетельствована христианским крещением. “Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились?” (Гл. 6,3). В этом отождествлении с его смертью, “мы погреблись с Ним крещением в смерть, чтобы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни”. Человек, который крестился во имя Господа Иисуса Христа, то есть по христианскому образу крещения, требующий каких-либо поблажек для греха по причине того, что это свойственно его природе, как если бы это была неизбежная необходимость, отрицает настоящее и очевидное значение своего крещения. Этот акт не означал даже омытия наших грехов кровью Иисуса, что не подходит к данному случаю и никоим образом не разрешает вопроса о естестве. Крещение выражает нечто гораздо большее, чем это. В словах Анании, обращенных к Павлу, нет непоследовательности: “Омой грехи твои, призвав имя Господа”. Наряду с кровью есть еще вода, и именно к ней относится здесь омытие. Но есть еще нечто большее, на чем Павел настаивал впоследствии. Это было, скорее, сказано Павлу, чем было проповедано Павлом. Апостолом была во всей полноте раскрыта великая истина, возможно, основополагающая: то, что я в праве, даже призван во имя Господа Иисуса, знать, что я умер для греха, не что я должен умереть, но что я умер и что мое крещение означает не больше и не меньше этого и лишается своего чрезвычайно глубокого смысла, если ограничивается лишь смертью Христа за мои грехи. Не в этом одном дело - в его смерти, в которую я крестился, - я умер для греха. “Мы умерли для греха: как же нам жить в нем?” Итак, мы обнаруживаем, что вся глава основывается на этой истине. “Станем ли грешить, - продолжает апостол , - потому что мы не под законом, а под благодатью?” Это поистине стало бы отрицанием ценности его смерти и новизны жизни, которую мы имеем в нем, воскресшем, и возвратом к рабству наихудшего рода.

В 7-ой главе мы видим обсуждение роли закона как в теории, так и на практике и снова встречаем тот же довод об искушении и стойкости к нему. Речь идет уже не о крови, но о смерти - смерти и воскресении Христа. Сравнение со взаимоотношениями мужа и жены вводится для того, чтобы объяснить этот вопрос. Смерть, и ничто другое, по праву уничтожает эту связь. Соответственно, и мы мертвы, говорит он, для закона, и не закон умирает (как, несомненно, почти все мы знаем), но мы умерли для закона в смерти Христа. Сравните стих 6 (где правильны замечания на полях {Прим. ред.: имеется в виду английская авторизованная Библия}, но не сам текст) со стихом 4. Таков принцип. Остальная часть главы (ст. 7-25) является назидательным эпизодом, в котором совершенно опровергается бессилие и страдание обновленного разума, пытающегося возобновить существование под законом, пока тот не обретет спасение (но не прощение) во Христе.

Так, последняя часть главы заключает в себе не совсем учение, но рассуждение о затруднениях человека, не осознавшего смерть для закона посредством тела Христа. В самом ли деле закон, который осуждает, рассматривается здесь как зло? Нет, утверждается апостолом, ибо виновна греховность естества, а не закон. Закон не спасает, он осуждает и убивает нас. Поэтому апостол обсуждает здесь не прощение грехов, но избавление от грехов. Неудивительно, что если люди путают эти два понятия, то они не познают избавления на деле. Сознательное избавление, чтобы быть прочным в глазах Бога, должно соответствовать истине. Напрасно вы будете проповедовать Рим. 3 или только главу 4, пытаясь внушить людям мысль о том, что они сознательно и свято свободны. Тема развивается со стиха 14. Здесь мы обнаруживаем христианское познание применительно к рассматриваемому вопросу, но все же это не познание того, кто не находится в этом состоянии, а того, кто находится в нем. Мы должны тщательно избегать выводов о том, что это относится к собственному опыту Павла. Весомых причин для подобного утверждения нет, но существует много доводов против него. Вероятно, в той или иной мере удел любого человека - познание. Вовсе не подразумевается, что Павел ничего не знал об этом, но только то, что основы заключения и построенная общая теория одинаково ошибочны. Павел уведомил нас о том, что он иногда образно говорит о себе то, что вовсе не обязательно является его собственным опытом и чего, вероятно, он никогда не испытывал. Но это сравнительно незначительный вопрос. Главное здесь - обратить внимание на показанную нам картину души оживленной, но страдающей под законом. Последние стихи главы, однако, говорят о спасении - еще не о полном спасении, но, так сказать, о его основе. Оказалось, что источником внутренних страданий было то, что разум, хотя и обновленный, был занят законом как средством воздействия на плоть. Поэтому сам факт обновления заставляет человека ощутить гораздо больше, чем когда-либо, страдание, и силы не приходят, пока душа не обратится от человека к тому, кто умер и воскрес, кто предвидел эти трудности и кто один дарует полное исполнение всякой нужды.

В 8-ой главе утешительная истина показана во всей полноте. С первого стиха мы читаем о воздействии умершего и воскресшего Христа на душу, пока в 11-ом стихе не увидим силу Святого Духа, который ведет ныне душу к той свободе, что будет применима также и к телу, когда осуществится полное спасение. “Итак нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу, потому что закон Духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти. Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти”. Чудесный способ, но чрезвычайно благословенный! И здесь это было полным осуждением зла (ибо таковой была суть), этой природы в ее настоящем состоянии, чтобы, тем не менее, освободить верующего (как перед судом Бога) от греха, а также от его последствий. Бог соделал это во Христе. И это ни в коей степени не достигается его кровью. Пролитие крови было абсолютно необходимо: без этого драгоценного искупления все другое было бы напрасным и невозможным. Но Христос означает гораздо больше, нежели то, чем ограничивается слишком много людей скорее к своей собственной невыгоде, чем к его бесчестию. Бог осудил плоть. И здесь можно повторить, что дело не в оправдании грешника, а в осуждении падшего естества, осуждении с тем, чтобы дать душе силу, праведную стойкость по отношению ко всем внешним влияниям. Ибо истина состоит в том, что Бог осудил грех во Христе и этим покончил с грехом, так что ему более ничего не надо было делать в осуждение этого корня зла. Каким именем тогда назовет меня Бог, когда я увижу Христа, уже не мертвого, но воскресшего, чтобы решить для моей души, что я в нем, как ныне Он во мне, где все вопросы разрешаются мирно и радостно?! Ибо что остается нерешенным Христом и во Христе? Некогда дело обстояло иначе. До креста стоял самый серьезный вопрос, который когда-либо поднимался, и его необходимо было решить в этом мире. Но во Христе грех навеки уничтожен для верующего, и не только в отношении того, что Он свершил, но по отношению к тому, что Он есть. До креста обращенной душе вольно было стонать, страдая от каждого нового свидетельства зла в себе самой. Но ныне для веры все это миновало - нелегко, но поистине - перед лицом Бога, так что человек может жить в Спасителе, который воскрес из мертвых как его новая жизнь.

Соответственно, в Рим. 8 в самом деловом тоне говорится о свободе, которой наделил нас Христос. Прежде всего, ее основание закладывается в первых четырех стихах, причем в последнем из них речь заходит о повседневном поведении. И тем, кто не знает об этом, будет полезно узнать, что здесь, в стихе 4, апостол говорит сначала о “живущих не по плоти, но по Духу”. Последняя фраза в первом стихе английского перевода искажает смысл. В четвертом стихе она не могла бы отсутствовать, в первом же стихе ее не должно быть. Так, спасение предназначено не только для радости душ, но также для укрепления нашего жития по Духу, который даровал и обрел естество во Христе, превращая для верующего послушание в радостное служение. Поэтому верующий, хотя и невольно, на самом деле бесчестит Спасителя, если он довольствуется тем, что не следует этому образу и духу; он обязан и призван жить согласно его положению и уповая на свое спасение во Христе Иисусе пред Богом.

Затем перед нами предстают сферы плоти и Духа: для одной присущи грех и смерть, по сути уже сейчас, для другой - жизнь, праведность и мир, которые, как мы видим, должны увенчаться в итоге воскресением наших тел. Святой Дух, который ныне дарует душе сознание избавления в ее пребывании во Христе, также свидетельствует, что и тело, смертное тело, будет в свое время спасено. “Если же Дух Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса, живет в вас, то Воскресивший Христа из мертвых оживит и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас”.

Затем апостол затрагивает другую область истины: Духа - не как состояние, противопоставленное плоти (эти два понятия, как мы знаем, всегда противопоставлены друг другу в Писании), но как силу, божественную личность, которая обитает в верующем и несет верующему свидетельство. Его свидетельство нашему духу состоит в том, что мы - дети Бога. Но если мы дети, то мы являемся его наследниками. Это, соответственно, будучи связанным со спасением тела, ведет нас к наследству, которым мы будем владеть, до тех пределов, в которых сам Бог, так сказать, владеет вселенной, всем, что будет подвластно Христу; а что не будет ему подвластно? Так как Он сотворил все, Он и наследник всего. Мы - наследники Бога и сонаследники Христу.

Поэтому действие Духа Бога представлено нам с двух точек зрения. Так как Он - источник нашей радости, Он также глубоко сочувствует нам в наших невзгодах, и верующий знает то и другое. Вера Христа исполнила душу божественной радостью, хотя, по сути, верующий странствует в мире немощи, страдания и горя. Прекрасно думать, что Дух Бога отождествляет себя с нами во всем этом, соизволяя даровать нам божественные чувства нашим жалким и ограниченным сердцам. Это рассуждение занимает центральную часть главы, которая заканчивается утверждением непогрешимой и верной власти Бога для нас всех во всех наших испытаниях здесь на земле. Так как Он даровал нам полное прощение кровью Иисуса, так как мы будем спасены этой жизнью, так как Он сподобил нам познать уже ныне настоящее осознанное избавление от всякой частицы зла, которое присуще самой нашей природе, так как мы имеем Духа, залог славы, которая предуготована нам, так как мы есть сосуды благодатной скорби среди всего того, от чего мы еще не избавлены, но будем избавлены, то ныне мы уверены, что Бог стоит за нас, что бы ни случилось, и ничто не может отлучить нас от его любви во Христе Иисусе, нашем Господе.

Затем, в главах 9 - 11, апостол рассматривает трудный и серьезный вопрос для любого человека, в особенности иудея, который мог сразу почувствовать, что все это явление благодати во Христе равным образом как язычнику, так и иудею, посредством благовестия, кажется, совершенно обесценивает место Израиля, данное Богом. Если благая весть Бога ниспосылается человеку, полностью стирая различия между язычником и иудеем, то что же будет с особым обетованием Аврааму и его семени? Как насчет клятвы, данной отцам? Апостол с удивительной выразительностью описывает их с самого начала, когда он далек от того, чтобы нарушить их привилегии. Он дает такой обзор, какого не давал ни один иудей с тех пор, как они стали народом. Он подчеркивает особые достоинства Израиля в соответствии с глубокими рассуждениями евангелия, как он его знал и проповедовал, по крайней мере, о личности того, кто есть предмет веры, открывшейся ныне. Далеко не отрицая и не затмевая того, чем они хвалились, он вышел за пределы этого: “То есть Израильтян, которым принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный вовеки”. Вот та истина, которую отрицал каждый иудей как таковой. Какое осмысление! Венцом их славы было именно то, о чем они не желали слышать. Какая слава была столь щедрой, как слава самого Христа, оцененная по заслугам? Он был Богом над всем, благословенным вовеки, а также их Мессией. Они могли презирать его, пришедшего в уничижении, согласно их пророкам, но тщетно было бы отрицать, что те же пророки дали свидетельство его божественной славы. Он был Еммануил, Иегова, Бог Израиля. Значит, если Павел выразил свое собственное понимание привилегий иудеев, то не было ни одного неверующего иудея, который бы поднялся до его оценки этих привилегий.

Но ныне, чтобы ответить на поставленный вопрос, они претендуют на особое обетование Израилю. На каком основании? - Поскольку они были детьми Авраама. Но как, возражает апостол, может ли это оставаться в силе, учитывая, что у Авраама был второй сын, такой же его сын, как и Исаак? Что они ответили израильтянам как сонаследники? Они не хотели и слышать об этом. Нет, кричат они, иудеи были призваны именно в семени Исаака. Да, но это уже другой принцип. Если только в Исааке, то речь идет не о рождении семени, но о призванном. Поэтому именно призвание Бога, а не просто рождение составляет истинную разницу. Они отважились утверждать, что должен быть не только тот же отец, но и та же мать? Ответ таков, что это ничуть не изменит положения дел, ибо когда мы рассматриваем вопрос поколения, то очевидно, что оба сына Исаака были от одной матери, к тому же близнецы. Какое родство могло быть ближе этого? Несомненно, если бы равные родственные узы могли гарантировать общность благословения, если бы дарственная от Бога зависела от рождения от одного и того же отца и одной и той же матери, то у Исава не было бы более несомненных оснований притязать на получение тех же прав, что и у Иакова. Почему они не допускали подобных притязаний? Разве не ясно и не очевидно то, что Израиль не мог принять обетование по причине одного лишь родства по плоти? Рождение от того же отца, с одной стороны, допустило бы это среди измаильтян, тогда как рождение от обоих родителей, с другой стороны, закрепило бы права Исава. Ясно, что такие основания неприемлемы. По сути, как апостол уже намекал ранее, их истинным положением было призвание Бога, который был волен, если так было ему угодно, ввести другие народы. По сути, все сводится к вопросу, действительно ли Бог призвал язычников или же выразил подобные намерения.

Но Он дает отпор их надменной исключительности другим способом, Он показывает, что они пришли к совершенной гибели именно на том основании, что они являются его народом. Если в первой книге Библии показано, что одно лишь призвание Бога сделало Израиль тем, чем они были, то вторая ее книга столь же ясно доказывает, что все было бы кончено с избранным народом, если бы не милость Бога. Они поставили себе золотого тельца и тем отвергли истинного Бога, своего Бога, отвергли даже в пустыне. Не перешло ли призвание Бога к язычникам? Был ли Он милостив только к виновному Израилю? Разве не было призвания, не было милости Бога еще к кому-нибудь, кроме них?

После этого Павел приступает к непосредственным доказательствам и в первую очередь цитирует свидетельство Осии. Этот древний пророк сказал Израилю, что на “том месте, где сказано им: вы не Мой народ, там названы будут сынами Бога живаго”. Изреель, Лорухама, “непомилованная”, и Лоамми, “не Мой народ”, имели огромное значение для Израиля. Однако в столь бедственных обстоятельствах не должно было быть просто народа, но должны были быть сыны Иуды и Израиля, и как один народ должны были поставить себе одну главу. Очевидно, что это больше относится к язычникам, нежели к иудеям. Сравните, как это употребляется у Петра в его первом послании, гл. 2, 10. И в конце он упоминает Исаию, показав, что они не сохранили своего благословения как цельный народ - спасется только остаток. Итак, невозможно не заметить этих двух веских выводов: превращения в сынов Бога тех, кто не был его народом, и суд и гибель огромной части его истинного народа. Из них спасется только остаток . Поэтому с той и с другой стороны апостол истолковывает важнейшие вопросы, которые он намеревался продемонстрировать на основе их собственного писания.

Для всего этого, как он доказывает дальше, были самые веские основания. Бог милостив, но свят, Он верен, но праведен. Апостол ссылается на Исаию, чтобы показать, что Бог “полагает в Сионе камень преткновения”. Он полагает его именно в Сионе. Не среди язычников, но в почитаемом политическом центре Израиля. Там должен был оказаться камень преткновения. Что должно было стать камнем преткновения? Конечно, это вряд ли мог быть закон - он был предметом гордости Израиля. Что же это было? Есть всего лишь один удовлетворительный ответ. Камнем преткновения был их презираемый и отвергнутый Мессия. Одно это и было ключом к их несчастьям и полностью объясняет их грядущую гибель, а также суровые предостережения Бога.

В следующей (10) главе апостол продолжает тему, самым трогательным образом проявляя любовь к своему народу. В то же время он раскрывает существенную разницу между праведностью веры и праведностью закона. Он берет их собственные книги и доказывает по одной из них (согласно Второзаконию), что во время гибели Израиля их помощь не сходит в бездну и не восходит на небо. Христос же поистине совершил и то, и другое; итак, слово было близко к ним, оно было на их устах и в их сердце. Оно не в действии, но в вере. И потому оно есть то, что было возвещено им, то, что они получили и во что верили. Наряду с этим он собирает свидетельства многих пророков. Он приводит из пророка Иоиля цитату о том, что всякий, кто призовет имя Господне, спасется. Он также цитирует и Исаию: “Всякий, верующий в Него, не постыдится”. Обратите внимание на силу выражения “всякий”. Верующий, кем бы он ни был, не постыдится. Возможно ли отнести это только к Израилю? И, более того, “всякий, кто призовет”. Здесь двоякое пророчество: всякий верующий и всякий, призывающий Спасителя, не постыдится. Можно заметить, что в обоих случаях открывается дверь и язычникам.

Затем он снова сообщает, что сущность евангелия связана с проповедованием благой вести. И не Бог имеет земное средоточие, а народы приходят поклониться Господу в Иерусалиме. Это излияние изобильного благословения. И где? как далеко? до пределов священной земли? Гораздо дальше. Пс. 19 приводится в самом прекрасном изложении, чтобы показать, что пределами является вся вселенная. Как солнце на небе светит не для одного народа или одной страны, так и благовествование. Нет языка, на котором не слышался бы их голос. Истинно, “по всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их”. Благовестие распространяется повсеместно. Поэтому притязания иудеев были отвергнуты и в данном случае не новыми и более полными откровениями, но благодаря божественно искусному использованию их собственных ветхозаветных писаний.

Наконец Павел переходит к двум другим свидетелям. Первый свидетель - сам Моисей. Моисей говорит: “Я возбужу в вас ревность не народом”. Как могли иудеи утверждать, что здесь подразумевались они сами? Наоборот, это были иудеи, спровоцированные язычниками. “Не народом, раздражу вас несмысленным народом”. Отрицали ли они, что были несмысленным народом? Пусть так, Моисей объявил, что именно несмысленным народом они будут раздражены. Но это не удовлетворило апостола или, скорее всего, Духа Бога, ибо дальше он продолжает подчеркивать, что говорит Исаия: “Меня нашли не искавшие Меня; Я открылся не вопрошавшим о Мне”. Иудеи ни за что на свете не приняли бы такую точку зрения. Бесспорно, язычники не искали Господа и не вопрошали о нем, а пророк говорит, что Сущий был обретен не искавшим его и открылся не вопрошавшим о нем. В этом не только открытое призвание язычников, но и не менее ясно выраженное отвержение гордого Израиля, по крайней мере, на некоторое время. “Об Израиле же говорит: целый день Я простирал руки Мои к народу непослушному и упорному”.

Итак, доказательство было полным. Язычники - презренные язычники - должны были быть приняты, а самонадеянные иудеи - отвергнуты по справедливости и вне всяких сомнений, если они верили закону и пророкам.

Но удовлетворяло ли это апостола? Несомненно, этого было достаточно для стоящих перед ним целей. Историческое прошлое Израиля изображено в Рим. 11; настоящее же больше изложено в главе 10. Будущее будет явлено через благодать Бога; и апостол показывает его нам, соответственно, в конце главы 11. Сначала он ставит вопрос: “Неужели Бог отверг народ Свой?” Отнюдь. Разве не был он сам, говорит Павел, примером противоположного? Затем он дополняет свой ответ и указывает, что по избранию благодати в наихудшие времена сохранялся остаток. Если бы Бог совсем отверг свой народ, то разве была бы такая благодать? Остатка бы не было, если бы совершилось правосудие. Остаток же доказывает, что даже на суде отвержение Израиля временно и скорее служит залогом будущей милости. Это первый довод.

Второй довод заключается в том, что отвержение Израиля только частичное, хотя и длительное, оно временное, но не окончательное. Здесь Павел прибегнул в тому методу, которым он уже пользовался. Бог уже в достаточной степени возбудил в Израиле ревность призванием язычников. Но если это и было так, Он не порвал с ними. Так первый довод показывает, что отвержение не было полным, второй - что оно было временным.

Но есть еще и третий довод. В соответствии с поучением о масличном древе он излагает ту же мысль об остатке, который живет за счет своего собственного рода и указывает на возрождение народа. И я бы заметил, между прочим, что упреки язычников в том, что ни один иудей не принял благовестие, на самом деле ложно. Израиль - это поистине единственный народ, среди которого всегда есть часть верующих. Было время, когда никто из англичан, французов или других народов не веровал в Спасителя. Но не было ни единого часа со дня существования Израиля как народа, когда Бог не имел бы остатка своих. Таков был их особенный результат обетования, таким он остался и в настоящее время среди всех их страданий. И так как этот небольшой остаток всегда питается благодатью Бога, то это постоянный залог их грядущего благословения, в связи с чем апостол разражается восторженными благодеяниями Богу. Приближается день, когда искупление придет в Сион. Он придет, говорится в одном из Заветов, из Сиона. Он придет в Сион, говорится в другом. В обоих Заветах, Новом и Ветхом, - одно и то же глубокое свидетельство. Туда Он придет и оттуда выйдет. Он воссядет на этом когда-то славном царском престоле в Израиле. Сион еще увидит могущественного, божественного, но однажды отверженного Спасителя. И когда Он придет, свершится спасение, подобающее его славе. Весь Израиль будет спасен. Поэтому Бог не отверг свой народ, но использовал время их падения на уготованном им месте вследствие отвержения ими Христа, чтобы призвать могущественной милостью язычников, после чего Израиль будет спасен целиком. “О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки”.

В остальной части послания рассматриваются конкретные последствия великого учения о правде Бога, которые, как было показано, подкрепляются его обетованиями Израилю и ни в коей мере не противоречат им. Все этапы истории Израиля, прошлое, настоящее и будущее, согласуются между собой, хотя и совершенно отличаются от того, что он излагает. Здесь я буду очень краток.

В главе 12 рассматриваются взаимные обязанности святых. Глава 13 подталкивает их обязанности к тому, что находилось вне их, а конкретнее - к властям, а также к людям вообще. Любовь - это великий долг, который мы имеем и который мы всегда должны исполнять. Глава завершается днем Господа во всей его конкретности влияния на христианскую жизнь. В 14-ой главе и в начале 15-ой излагается деликатная тема христианской терпимости со всеми ее ограничениями и широтой. Слабые не должны судить сильных, а сильные не должны презирать слабых. Все это вопрос совести, и его решение во многом зависит от того уровня, которой достигла душа. Тема завершается великой истиной, которую не должны заслонять разные мелочи: мы должны принимать друг друга, как Христос принял нас во славе Бога. В оставшейся части главы 15 апостол рассуждает о сроках своего апостольства, вновь выражает надежду посетить Рим и в то же время показывает, как хорошо он помнит нужды бедняков в Иерусалиме. В главе 16 в самой интересной и поучительной форме представлены отношения, которые благодать создает и поддерживает в жизни между святыми. Хотя он никогда не бывал в Риме, многих из них он знал лично. С какой утонченной исключительной любовью он выделяет отличительные черты в каждом из святых, мужчин и женщин, которые проходят перед ним. О, если бы Господь дал нам сердца, чтобы помнить, а глаза, чтобы видеть согласно его благодати! Затем следует предостережение против производящих разделения и соблазны. Зло вершит свое дело, и благодать не закрывает своих глаз перед опасностью, и в то же время они никогда не поддаются натиску врага, пребывая в совершенной уверенности, что Бог мира вскоре сокрушит сатану ногами святых.

В конце концов апостол связывает этот фундаментальный трактат о божественной правде с точки зрения учения, ее провиденциальное значение и увещевания относительно жизни христиан с высшей истиной, раскрыть которую тогда было бы несвоевременно, ибо благодать учитывает состояние и потребности святых. Истинное служение свидетельствует не просто об истине, но об истине, подобающей святым. В то же время апостол ссылается на тайну, которая еще не была открыта, - по крайне мере, в этом послании, но он указывает, опираясь на вечную истину, на небесные высоты, которые были прибережены для других сообщений в надлежащее время.