Даже самый поверхностный читатель сразу заметит, что послание Колоссянам во многом повторяет послание Ефесянам. Они ни в коей мере не одинаковы, но могут рассматриваться как дополняющие друг друга. Послание Ефесянам повествует о теле в его многообразных и разнообразных привилегиях, а в послании Колоссянам перед нами предстает слава того, кто занимает место главы по отношению к собранию. Несомненно, каждая из этих истин подобала нуждам тем святых, к которым послания, соответственно, обращены, и я не думаю, что разумно было бы сомневаться в том, что состояние ефесских святых было лучшим, чем состояние святых в Колоссах.

Для первых Святой Дух мог проповедовать всю полноту нашего благословения во Христе. Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа есть наш Бог и Отец, и Он благословил нас всяким благословением в небесах и на лучшем основании, и в раскрытии истины не было препятствия для свободного излияния духа. С колоссянами же Святому Духу пришлось говорить об их состоянии и наряду с этим даровать истину Христа, чтобы поправить их, и не столько как средоточие благословенности и радости в общении святых, сколько предоставляя истинное и единственное божественное средство против уловок сатаны, который стремился подчинить их традициям, с одной стороны, и втянуть в философствование - с другой: слишком обычные ловушки для человеческого естества. Последние рассчитаны, в частности, на утонченных и мыслящих людей. Поэтому очевидно, что, обретая привилегии, собрание, тело Христа, тем не менее столкнулось со злом, которое враг стремился причинить колоссянам. Их необходимо было отвлекать от любого предмета и цели, за исключением самого Христа. Особенно они должны были познать тщетность всего, в чем человеческий разум находит отраду. Не скажу, что им следовало знать, что им достаточно одного только Христа, но существует такая полнота благословения и славы во Христе, которая полностью уничтожает все, в чем плоть находит радость. Отсюда происходит основная разница между этими двумя посланиями. Имеется много тонких нюансов в подробностях, но я сейчас обратился к главному пункту, по которому эти две стороны истины расходятся. Из предыдущих замечаний очевидно, что оба послания весьма разительным образом дополняют друг друга, причем одно представляет главу, а другое - тело. Таким образом, они связаны теснее, чем любые другие послания в Новом Завете.

Теперь мы можем далее проследить пути Духа Бога в этом весьма поучительном послании. Апостол обращается к колосским христианам в выражениях, весьма сходных с теми выражениями, с которыми он обратился к святым в Ефесе. Верно, что здесь он подчеркивает их принадлежность к братьям. Конечно, и ефесские святые были таковыми, но здесь об этом говорится прямо. Это не было столь общим обращением, как там. Выражение “братья”, хотя, конечно, и происходящее от Христа, подчеркивает их родство друг с другом по благодати.

Далее следуют выражения благодарности со стороны апостола. В послании Ефесянам - другой порядок, при котором одно из глубочайших выражений божественной истины предшествует какому-либо конкретному упоминанию святых того города. Здесь же он сразу, после выражения благодарности, обращается к их состоянию и, конечно, к их нуждам: “Благодарим Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, всегда молясь о вас, услышав о вере вашей во Христа Иисуса и о любви ко всем святым, в надежде на уготованное вам на небесах”. Здесь речь не идет о богатствах славы наследства Бога для святых, как в послании Ефесянам, но это имеет сходство со сравнительно менее возвышенным изложением, которое мы находим в первом послании Петра. Вряд ли стоит упоминания то, что они в равной мере истинны, но не все одинаково возвышенны. Упование, предуготованное нам на небесах, предполагает некое положение на земле. Послание Ефесянам представляет святого как уже благословенного Богом на небесах во Христе. В одном они ожидают восхищения на небеса в прямом смысле, в другом - уже принадлежат небесам в силу своего союза с Христом.

Тем не менее остается истиной, что “в надежде на уготованное вам на небесах, о чем вы прежде слышали в истинном слове благовествования, которое пребывает у вас, как и во всем мире, и приносит плод, и возрастает, как и между вами, с того дня, как вы услышали и познали благодать Божию в истине”. Здесь все важно и благословенно, но тем не менее ни в коей мере не достигается та же полнота привилегий, о которой он мог сразу заговорить, обращаясь к Ефесянам. “Как и научились от Епафраса, возлюбленного сотрудника нашего, верного для вас служителя Христова, который и известил нас о вашей любви в духе”. Это, насколько я помню, единственное упоминание Духа в послании. Оно представляет здесь Духа Бога не как личность, хотя Он, конечно, и есть личность, но, скорее, как нечто характерное для любви. Любовь не была естественным чувством, это была любовь в Духе, хотя это весьма далеко от того высокого места, которое было отведено в других местах его личному присутствию и действию.

С другой стороны, послание Ефесянам изобилует подобными ссылками. В нем нет ни одной главы, где бы Святому Духу не отводилось самое важное и существенное место. Если взглянуть на святых по отдельности, то Он есть печать и залог. Он также есть сила всего их возрастания в познании божественного. Только через него могут просветиться очи и сердце для того, чтобы познать, что Бог сделал и уготовил для святых. Итак, опять же, только чрез него все - иудеи и язычники - приближаются к Отцу. Те и другие в Духе устрояются в жилище Бога. Он есть тот, что ныне открыл тайну, скрытую веками, через многие поколения. Он укрепляет внутреннего человека, чтобы чрез Христа насладиться всей полнотой Бога. Только Он есть созидательная сила единства, которое мы наставляемся хранить. Именно Он действует в различных дарах Христа, сочетая их вместе, чтобы это мог быть истинный Христос через его тело. Именно его, Святого Духа Бога, нам велено не оскорблять. Именно Он наполняет святых, оберегая их от мятежа плоти и приводя к той святой радости, которая выражается в благодарении и хвале, ибо христиане и собрание должны петь свои собственные псалмы, гимны и духовные песнопения. Именно Он, наконец, дает силу для всякой святой борьбы, которую мы должны вести с противником. Таким образом, не имеет значения, к какой части послания Ефесянам мы обратимся. Сейчас мы рассмотрели все разнообразие содержания послания и очевидно, что Святой Дух составляет неотъемлемую часть божественной истины, развернутой в нем от начала и до конца.

Это тем более поразительно, поскольку послание Колоссянам является дополнением к посланию Ефесянам, столь исполненному Святого Духа, и в первом оказалось столь подчеркнутое отсутствие его, так что Он упоминается всего раз и только как отличающий любовь святых. Можно еще добавить, что сказанное о той же истине в послании Колоссянам относится к Христу или той жизни, которую мы имеем во Христе. Для ефесян Святой Дух изображен божественной личностью, действующей во славу Христа, а здесь - в святых и в собрании. Причина этого также представляется очевидной. Когда взор людей отвратился от Христа, учение о Духе могло лишь усугубить опасность и заблуждение, которое имело место во все века, преисполняя самомнением людей, не утвердившихся во Христе. Ибо, ввиду того, что Дух действует в собрании и в человеке, если очи не устремлены только на Христа, и только на него одного, действие Духа, будь то в отдельной личности или в собрании, придает значение обоим. При таком положении дел рассмотрение данного вопроса отвлекает от славы Христа, тогда как, если один Христос является целью верующих, они могут познать, и разобраться, и вникнуть, и понять различные действия Духа, что еще более послужит к славе Христа.

Другая причина состоит в том, что присутствие Духа Бога как в отдельном человеке, так и в собрании есть самая существенная часть христианских привилегий, в то время как по уже упомянутым причинам рассмотрение всего этого здесь не послужило бы благополучию их душ. Поэтому вся суть данного послания состоит в обращении к самому Христу из-за того, что вкралось вследствие уловок сатаны. Единственное и необходимое средство заключалось в том, чтобы отвратить взоры святых от других целей и даже их собственных привилегий и устремить их на Христа. Таким образом, хотя Святой Дух действительно пребывает на земле и обитает в святых и в собрании, при подобных обстоятельствах мысленное обращение даже к благословенному Духу явно помешало бы его собственной цели в прославлении Иисуса. По всей видимости, именно поэтому Он всецело обращается к Христу. Когда душа умиротворена, отлучившись от всего иного и найдя всю свою радость и похвалу во Христе, она может внимать свободнее. И дело даже не в том, что опасность не может возникнуть (пока око устремлено к Христу, опасности нет, потому что отрицается то, что противоречит его имени), но Дух, утвердив его славу, имеет большую свободу относительно любой другой темы.

Далее мы находим молитву апостола: “Поэтому и мы с того дня, как о сем услышали, не перестаем молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном, чтобы поступали достойно Бога, во всем угождая Ему, принося плод во всяком деле благом и возрастая в познании Бога”. Ясно, что как бы ни было это благословенно, тем не менее это предполагает нехватки и какую-то степень слабости - для обычной жизни христианин, чтобы они могли “поступать достойно Бога”. Он не мог сказать в этом послании: “Достойно призвания вашего”. Он утверждает его власть, ибо для христианина нет глубже ошибки, чем предположить, что представление Господа как такового более возвышенно для святого. В своем роде это совершенно правильно, но это обращено, скорее, к чувству ответственности, а не к общности привязанностей детей Бога. Если человек не признает его Господом, то он вообще никто, хотя люди могут склоняться пред ним как пред Господом и все же быть болезненно нечувствительными к высшей славе его личности и к глубине его благодати. Увы! Тысячи пали таким образом, и в настоящее время нет ничего более распространенного, чем это, хотя так было всегда.

Дух Бога, как и в книге Деяний, начал с простейшего исповедания имени Христа. Таково его обыкновение. То, что обратило тысячи людей в день пятидесятницы, а впоследствии стало предметом проповеди и веры, - это то, что Иисус соделался Господом. Но весьма многие из тех, кто крестился в самом начале, позже оказались неверны славе Христа. Нам вполне понятно, что Дух тогда не явил полноты славы Христа, но лишь по мере необходимости. Нельзя отрицать и то, что некоторые люди обладали необыкновенной зрелостью ума, так что с самого начала они видели, веровали и исповедовали Иисуса перед нашим мысленным взором так непринужденно и ярко, как сам апостол Павел. Но в этом сказались исключительность апостола; ибо даже те, кто знал, что Христос был Сыном живого Бога в высшем и извечном смысле, казалось, нимало не исповедовали этого, по крайней мере, в их первом свидетельстве. И по мере того, как сатана строил свои губительные козни, ценность того, к чему тянулись их сердца, составила все возраставшую часть их свидетельства, пока, наконец, не открылась во всей полноте совершенная, непреуменьшенная и просветляющая истина божественной славы. Это правда, что, будучи с самого начала известным некоторым людям, Дух не терпит сокрытия этого, чтобы ответить на дерзость людей и хитрость врага, которые пользовались не менее высокой славой Христа, чтобы отрицать все высшее в нем - его божественность и вечное сыновство.

Мне кажется, что в послании Колоссянам выражения, которыми воспользовался Дух Бога, являются ясным свидетельством того, что души тех колоссян покоились вовсе не на таком же твердом и высоком основании, как то, которое рассматривается в послании Ефесянам; и апостол, соответственно, не мог в их случае взывать к тем же глубоким побуждениям, которые сразу возникли в сердце апостола через наитие Святого Духа, когда он писал сходное послание. “...Чтобы поступали достойно Бога, во всем угождая Ему, - настаивает он, - принося плод во всяком деле”. Ибо христианство состоит не просто в том, чтобы делать то-то и то-то и не делать того-то и того-то; это возрастание, потому что оно от Духа жизни и в силе. Если так, как придумали люди, духовные существа рождаются во всеоружии и в полноте мудрости и силы, то это будет уже не христианство. Младенцы, юноши и отцы - таков божественный промысел по отношению к нам в благодати, подобно тому, как обстоит дело в природе. Богу было угодно назвать собрание телом, что, воистину, так. Если взглянуть в отдельности на каждого христианина, который есть сын Бога, то во всем должно быть возрастание до Христа. Вряд ли есть что-либо более неприятное, чем ребенок, который выглядит, разговаривает и ведет себя, как старик. Всякий здравомыслящий человек отвращается от этого как от аффектации. Так и в области духовного простое усвоение и повторение мыслей, пусть высоких и глубоких, но ничем не подтвержденных опытом, не может быть плодом Духа Бога. Нет ничего прекраснее (будь то в духовном отношении или по-своему в природе), чтобы каждый человек был тем, чем Бог сделал его, и прилежно искать возрастания внутренней силы через действие благодати Бога; следовательно, существует полезное возрастание в Господе. Хотя нет сомнения в том, что есть нечто, что нужно стричь и подравнивать со всех сторон, существует постепенное возрастание божественной жизни в святых Бога; и это происходит благодаря применению истины Духом, и ни в коем случае не может произойти сразу. Этого не может случиться ни при каких обстоятельствах!

Таким образом, для этих святых желательно, чтобы они устойчиво продвигались вперед. В материальных науках дело обстоит иначе, иначе обстоит дело и с различными теоретическими школами: в них всегда содержится нечто ограниченное известными пределами и достаточно определенное, чтобы удовлетворять человеческий разум. Все, что может быть добыто в определенных отраслях, может быть получено после непродолжительного их изучения. Дух Бога воздействует истиной Иисуса Христа, которая отвергает подобные мысли как человеческие. Поверхностно понимая традиции и философию, колоссяне в этом отношении были в опасности. Поэтому апостол говорит: “Принося плод во всяком деле благом и возрастая [не непосредственно через, но] в познании Бога”. Но все же здесь предполагается рост. А как могло быть иначе в познании Бога? Он единственный божественный источник, сфера и средство истинного возрастания для души. Но существует гораздо большее, чем возрастание через понимание или даже в познании Бога. Существует не только созерцательная, но и активная стороны, и это делает святого воистину бездействующим, ибо если Дух укрепляет нас, то главным образом не для деяния, но для того, чтобы быть терпеливыми в мире, не знающем Христа; так мы, “укрепляясь всякою силою по могуществу славы Его, во всяком терпении и великодушии с радостью...”

Каким благим и глубоким было разумение Духа Бога! Кто вообще может соединить со славой Бога подобную роль человека? Ни один человек (не скажу, что не предвидел) не угадал в своих мыслях подобного удела для людей. Посмотрите, как и за что апостол снова возносит благодарение. Хотя имелись трудности и препятствия, за сколь многое, считает он, следует благодарить нашего Бога и Отца: “Благодаря Бога и Отца, призвавшего нас к участию [и заметьте, что не просто с вероятностью, что Он призовет, но в мирной уверенности, что Он призвал нас к участию] в наследии святых во свете...” Человеческие слова бессильны что-либо добавить к подобной мысли. Благодать подготовила нас ныне для его славы: так, по крайней мере, ясно выразился Святой Дух. Он взирает не на некоторых совершившихся людей в Колоссах, но на всех тамошних святых. Существовали злоупотребления, которые следовало исправить, опасности, против которых следовало предостеречь, но, если Павел думал о том, что им предуготовил Отец, и о них в преддверие его славы, то он не мог сказать ни меньше, ни больше; Отец призвал их к участию в наследии святых во свете. И это было сделано с полным учетом ужасного состояния языческого мира и их прошлых личных прегрешений, когда они обратились во имя Господа Иисуса к Богу, “избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего, в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов”.

В этом положении сформулирована главная и особая цель данного послания. Кто и что есть его возлюбленный Сын, в котором мы имеем искупление? Колоссянам даже в голову не приходило, что их попытка дополнить евангельскую истину на деле уводила в сторону от его славы. Мы можем быть уверены, что их стремление диктовалось благими пожеланиями, как и всякая другая ошибка. Подобно другим, они могли рассудить, что если христианство совершило столь великие дела под водительством рыбаков, мытарей и им подобных (кто не мог иметь большого веса в мировом масштабе или в ученом мире), то чего бы оно добилось, облекись оно в философскую мудрость да имей оно аксессуары литературы и науки, выйди оно на свой победоносный путь, вооруженное всем, что привлекает чувства и владеет умами человечества? Святой Дух говорит о том, что полностью осуждает и уничтожает все подобные доводы. Никто и ничто ни в каком отношении не может увеличить силу, славу или ценность Христа. Если бы вы знали его лучше, то сами почувствовали бы это. Мысль о том, что кто-либо из людей может увеличить ценность Христа, бесконечно бесплоднее, чем для Давида - сразиться с Голиафом в латах Саула. Воистину, побрякушки, которые так почитают люди, служат явными препонами для Христа; и точно в той мере, в какой они превозносятся, они низводят своих почитателей до положения рабов, а исповедуемую ими веру - до нуля. Осудите все это, и оно возымеет какую-то пользу для славы Бога. Но отнеситесь к этому как к средству, направленному для привлечения внимания мира, или как к объектам, которые следует ценить христианам ради них самих, то, поскольку это навязано извне, оно окажется чужеродным и враждебным славе Христа.

Христос есть образ Бога во всей его полноте и совершенстве - Он явил невидимого Бога. Традиция никогда не являла истинного Бога. Философия, наоборот, ухудшила дело, как это и впрямь было со средствами человеческой религии. Христос, и только Христос, воистину явил Бога человеку, так как Он один - совершенный человек пред Богом. И так как Он есть образ невидимого Бога, то Он и есть первенец всего творения, ибо Святой Дух проводит здесь некое противопоставление Христу в отношении к Богу и в отношении к творению. Он есть образ Бога не совсем в исключительном, но наверняка в единственном адекватном смысле. Другие, как мы знаем, тоже могут быть им - как является им христианин и даже в определенной мере человек вообще, человек как творение. Но никто так истинно и полно не выразил Бога, как Христос. Он есть истина, Он есть выражение сущности Бога. Это источник всякого истинного звания, и поэтому Христос есть истина для всего и для всех. В этой фразе, однако, все, что апостол утверждает, состоит в связи с невидимым Богом. Совершенно невозможно, чтобы человек увидел того, кто невидим, - ему нужен кто-то, чтобы привести к нему Бога и явить слово и его промысел. Христос и есть этот единственный образ невидимого Бога.

Кроме того, Христос есть первенец всего творения. Речь идет, конечно, не о том, что Он был самый первый на земле, вроде Адама. С точки зрения времени, мир изрядно состарился, прежде чем в него пришел Иисус. Как тогда Он, пришедший и увиденный среди людей через четыре тысячи лет после сотворения Адама, мог стать - в любом смысле слова - первенцем всего творения? Нам не надо придумывать объяснение, ибо Дух Бога дал свое собственное, и оно, как оказывается, проявляет все иные. Любая мысль о человеке суетна перед лицом мудрости Бога. Иисус - первенец, независимо от того, когда Он появился. Если бы было возможно, в соответствии с другими планами Бога (в которые это не входило), чтобы Он был последним родившимся здесь, на земле, все равно Он был бы первенцем. А почему? потому что Он был величайшим, лучшим, святейшим? Ни по какой из этих причин, хотя Он и был всем этим, и даже больше того. Еще меньшее значение имело что-либо дарованное ему, будь то сила или власть. Он был первенцем ни по одной из этих причин в отдельности, ни из-за них всех вместе. Слово Бога называет одну причину, большую чем все другие, которая является истинным и единственным ключом к делу и личности Христа, - “ибо Им создано все”.

О, какое величие, какое соответствие нуждам в этой истине Бога! Сердцу, которому приносилась благодать, достаточно было лишь услышать это, чтобы проникнуться убеждением. Но увы! В падшем человеке, как таковом, гнездится своеволие, которое ненавидит истину и презирает благодать Бога. Разве оно не доказывает то и другое тем, что завидует славе Христа? Тем не менее остается в силе то, что Он первенец всего творения, потому что Он Творец всего, что есть на небесах или на земле, материального или духовного. “Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое”. Речь идет не только о низших уровнях творения, но и подразумеваются высшие. “Престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, - все Им и для Него создано”. Вы скажете: да, но почему бы Богу не создать что-то высшее в качестве орудия? И здесь сказано многое, чтобы утвердить полную славу Христа. Без сомнения, им было создано все; но оно было создано также и для него - а не им для Отца. Оно было создано им и для него наравне с Отцом. И как будто этого было недостаточно; нам сообщается далее, что “Он есть прежде всего, и все Им стоит”. Он есть Вседержитель творения, и сама вселенная Бога существует благодаря ему. Без него все разрушится и пройдет.

И, более того, “Он есть глава тела Церкви”; и это одна из главных тем данного послания. Таково его отношение к собранию. А почему Он глава тела? Не только потому, что Он первенец всего творения, нет; и не потому, что Он Творец всего. Ни его главенство над всем творением как наследника всего, ни его права как Творца не дают достаточных прав, чтобы быть главой тела. В этом кроется другого рода благословенность и слава; для этого появляется новый порядок существования; и, будучи не последними из всех созданий, мы должны понимать эту разницу. Кто может беспокоиться об этом более, чем христианин? Ибо если мы имеем какую-либо часть во Христе, если мы принадлежим собранию Бога, то мы должны ясно понимать сущность нашего собственного благословения. И это, как и все другое, определяет Христос. Но отличительная черта заключается в том, что “Он - начаток, первенец из мертвых”, не просто первенец, но первенец из мертвых. Он первенец из мертвых, а также глава и перворожденный наследник всего существующего творения. Вот как Он переходит в новое состояние, оставив то, которое подпало под влияние суетности или смерти через своего грешного главу, первого Адама. Он уничтожил власть того, кто был наделен властью над смертью, - это слово, столь ужасное для человеческого сердца и явно чуждое разуму и сердцу нашего Отца и Бога , было лишь суровой необходимостью, вызванной противлением.

Там, где грех являл человека, благодать являла Христа. А слава его лица позволила ему в благодати и послушании сойти в никем не измеренные глубины; и вот из этого мира, не просто отвергающего его греховного мира, но из царства смерти (и какой смерти!) возник Иисус. А ныне Он воскрес из мертвых, начаток совершенно нового порядка существования; и так как Он глава, то собрание - его тело, - разумеется, покоится на Христе, но на Христе умершем и воскресшем. Как таковой - не просто рожденный, но воскресший вновь из мертвых, - Он и есть начаток. Поэтому все вопросы о том, что существовало до его смерти и воскресения, исключаются. Тот, кто верит в это, понимает, что это было тайной, скрытой в ветхозаветные времена. Действия Бога основывались не только на принципе тела на земле, соединенного с восславленным главою, однажды умершим и воскресшим, но и были несовместимы с этим состоянием вещей. Так, для всех, кто верой обретает ясное понимание этого стиха, как и многих других в Писании, этот самый ненужный спор будет закончен; он знает и благодаря божественному учению уверен, что Иисус был не просто высшим в том творении, которое уже было, но начатком нового и его главой. Ему угодно было начать это в воскресении из мертвых. Это ни в коей мере не было прошлой, возвышенной славой того, кто соблаговолил снизойти к нему, но некое новое состояние вещей, по отношению к которому воскресший Христос был как глава, так и начаток: “Он - начаток, первенец из мертвых, чтобы иметь Ему во всем первенство”.

И здесь описано новое состояние, положение и отношения, в которых находится славная личность Господа Иисуса. Далее нам излагается взгляд апостола на Его дело применительно к цели послания: “Чтобы в Нем обитала всякая полнота”. Я беру на себя смелость передать цитату правильно, в том виде, в каком она известна большинству братьев. Надо полагать, многие уже догадались, что вставить слово “Отцу” (как это сделано курсивом в английском переводе {Прим. ред.: это же слово “Отцу” присутствует и в русской синодальной Библии в стихе 19.}) - значит, опасно и необоснованно обделить Сына. Это был не Отец, а глава. Так было угодно Отцу, Сыну и Святому Духу. Поэтому полнота человека с Богом, а скорее, наоборот, доказала, что, насколько это касалось человека, он оставался непримиримым.

Если божественной личности было угодно появиться здесь на земле и принести с собой непостижимую благость и силу, воздействовавшие на всякую нужду и всякого человека, который с ним сталкивался и который искал или даже принимал его благодатное воздействие, то можно предположить, что люди не могли противиться подобной решительной любви и неизмеримой силе. Но на деле результаты однозначно доказали, что никогда еще не встречалось такой неподдельной, всеобщей и беспричинной ненависти, нежели по отношению к Иисусу, Сыну Бога. В нем не могло быть и не было недостатка привлекательности любви и силы - в нем, который ходил, творя благо; тем не менее несчастные души не обращались к нему, за исключением тех случаев, когда благодать Бога Отца привлекала их к единственно верному своему выражению. Никто не мог утверждать, что Он когда-либо отказал хоть одному человеку; никто не мог сказать, что ушел с пустыми руками. Иногда у них были далеко не лучшие побуждения. Они могли прийти за тем, что они могли получить, но в итоге им не нужно было ни его, ни всего, что Он мог им дать, ни при каких обстоятельствах. Они покончили с ним навсегда. Крест прекратил эту ужасную борьбу и душераздирающее зрелище того, как человек явно попался в плен дьявола.

Что же можно было поделать с этим? О, это был серьезный вопрос, и его-то собирался разрешить Бог. Он намеревался примирить человека вопреки ему же самому. Он решил доказать, что его любовь побеждает ненависть человека. Пусть человек неисправим, пусть его вражда превысит все мыслимые пределы, Бог, в спокойствии своей мудрости и в силе своей неустанной благодати, совершил свой замысел искупительной любви в тот самый миг, когда человек до конца проявил свою порочность. Это произошло у креста Христа. И случилось так, что (когда казалось, что все погибло) победа была одержана. Полнота главы обитала в Иисусе, но человек не хотел иметь с этим ничего общего и, вне всяких сомнений, доказал это посредством креста. Однако крест был единственным и точно тем местом, на котором было заложено нерушимое основание. Сказано: “Чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, кровию креста Его, и земное и небесное”.

Сначала апостол упоминает все в целом: вселенскую тварь, земную и небесную, - давая нам, таким образом, сопутствующее понятие о совершенном торжестве Бога в те времена, когда казалось, будто сатана совершенно преуспел через человека в борьбе против замыслов Бога. Но разве это все? Разве дело лишь в том, что вся вселенная, таким образом, во кресте Господа Иисуса обрела основание своего примирения? Существует настоящий свидетель победы Иисуса. Вселенная живет, как и прежде, - по крайней мере, низшее творение подвержено суете, - но Бог (и это характерно для него) спешит воспользоваться своей победой, хотя и не в той мере, в какой это касается внешнего. Она уготована на день славы Христа и станет самой важной частью замысла Бога. Однако Бог и ныне лелеет в сердце еще более великий замысел. Что могло быть более великим, чем примирение всего земного и небесного? Подлинные слуги сатаны, открытые враги Христа, самые яростные, пусть бессильные, но самые яростные в своем стремлении противостоять Богу - те, кого Бог уже примирил с собой, и как раз там, где сатана, казалось, уже победил, заставив их распять Христа на той кровавой арене, где древний народ его присоединился к идолопоклонникам из язычников и, по сути, побудил их поставить крест для своего собственного Мессии; именно здесь благодать Бога утвердила праведное избавление для примиренных им.

Сатане явно позволено держаться так, будто он одержал окончательную победу, но Бог открывает истину свершенного им сердцу, которое сатана обманул более всех. “И вас, бывших некогда отчужденными и врагами, - говорит апостол (ибо перед ними предстает полная истина относительно их состояния), - по расположению к злым делам, ныне примирил в теле Плоти Его, смертью Его”. Пока Он был жив, это дело не было полностью свершенным. Воплощение, каким бы благословенным и драгоценным оно ни было, так и не примирило человека с Богом. Оно даровало нам того, кто должен был примирить, и, таким образом, само по себе было важным шагом к примирению, хотя, по сути, для отдельной души еще не было примирения - все совершил крест Христа. “...В теле Плоти Его, смертью Его, чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою”. Какая замечательная перемена!

Однако апостол добавляет: “Если только пребываете тверды и непоколебимы в вере”. И нам не следует недооценивать этого. Здесь вовсе не сказано: “Поскольку вы пребываете”. Нельзя грубо жертвовать смыслом Писания ради нашего мнимого удобства. Кроме того, когда люди таким образом уничтожают его истинную силу и извлекают утешение из того, что Бог намеревался сделать предупреждением, то это доказывает не твердую, а слабую веру. Ибо наверняка там, где столько желания изменить или переиначить хоть одно слово для собственной выгоды или под любым другим предлогом, веры в Бога нет. Однако это встречается чрезвычайно часто; именно так человек вообще и христиане в частности поступают ныне в большинстве случаев. Что же они выиграли от этого?

Отеческий удар, наказывающий проступок, нанесенный из преданности лучшим другом в его Слове может показаться не лучшим путем к утешению, но утешение, которое мы получаем в конце от того, кто бьет так, настояще и надежно и изобилует благом для души. Апостол не столько намеревался принести утешение этим святым колоссянам, сколько предостеречь их. Их, скорее, следовало пожурить, и они получают предупреждение о том, что путь, на который они вступили, скользкий и опасный. Склонность к обрядности и занятию философией, как прививка на древе христианства, постоянно приводит к тому, что отравляет источник истины, и благодать всегда уничтожается тем и другим. Поэтому Павел мог с полным правом утверждать: “Если только пребываете”.

Всякое благословение, которое обрел Христос, предназначено для верующих, но это, конечно, предполагает, что они твердо придерживаются его. Поэтому написано: “Если только пребываете тверды и непоколебимы в вере и не отпадаете от надежды благовествования, которое вы слышали, которое возвещено всей твари поднебесной”. В этих словах ни в коей мере не подразумевается, что для верующего существует какая-либо неопределенность. Мы никогда не должны позволять одной истине заслонить или ослабить другую. Но нам также следует помнить, что существуют и существовали те, которые, начав, казалось бы, хорошо, закончили тем, что стали врагами Христа и собрания. Даже антихристы не являются чем-то чужеродным по своему происхождению. “Они вышли от нас, но не были наши”. Нет более смертельных врагов, чем те, кто, познав достаточно истин, чтобы отрицать их, и поносить ради собственного возвеличения, отвращаются и сеют раскол в собрании, в котором они узнали все, что дает им силу причинять особый вред. Апостол не мог не опасаться наклонной плоскости, на которой оказались колоссяне, и тем более что сами они не страшились, но, наоборот, высоко ставили то, что привлекало их умы. Если там существовала опасность, то, конечно, была и любовь, чтобы предостеречь их. В этом духе он поэтому и говорит: “Если только пребываете тверды и непоколебимы в вере”.

Что касается апостола, то он предъявляет им еще один довод. Он был служителем как благовестия, так и собрания, как говорится чуть ниже, - двух очень разных сфер, которые так ярко соединяются в одном и том же индивидууме. Он был служителем того и другого, и в последней, казалось бы, в особом и значительном смысле: не просто служа собранию, но будучи орудием, которым воспользовался Бог, чтобы показать нам его суть и призвание более всех других. Действительно, мы можем сказать, что Павел представляет евангелие как явление высшей божественной справедливости, в то время как он один раскрывает в своих посланиях тайну Христа и собрания. Может показаться, что это сильно сказано, и я не удивлюсь, что у того или иного человека не пройдет изумление, пока он не сверит все точка в точку с Писанием, ибо, вероятно, многие не смогут этому поверить, пока не убедятся в истинности этого.

Однако я должен повторить, что нет ни одного апостола, который так много говорит об оправдании верой, как апостол язычников. Иаков заведомо представляет то, что многие считают трудным; а по моему мнению, это вполне согласовано и равным образом вдохновлено Богом и весьма важно для человека, но не то же самое и не с той же целью. С первого взгляда осознание подобного факта несколько шокирует, но коль скоро это факт, как я решительно утверждаю, то разве понимание его не имеет величайшего значения? Ни Иаков, ни Петр, ни Иуда не рассматривают оправдание пред Богом верой в Иисуса. Кто же делал это? Только Павел. Я весьма далек от того, чтобы намекать, что Петр, Иаков, Иоанн, Иуда и все остальные не проповедовали оправдания верой. Но именно Павлу, и одному только Павлу, было вверено передать эту великую истину в своих посланиях, и он один употребил эту хорошо известную фразу. Никто из остальных не упомянул этого - ни один. Несомненно, они учили тому, что не противоречило этому и даже предполагало это. Они настаивали на других истинах, которые несовместимы ни с чем другим, кроме оправдания верой, что он часто и открыто утверждал.

Таким образом, между всеми апостолами царит совершенная гармония, хотя Павел был прежде всего служителем благовествования и служителем собрания. Он не только проповедовал первое и наставлял второе (что другие, без сомнения, тоже делали), но он, как никто другой, сумел присовокупить благовествование к богоугодным писаниям, и он, единственный из всех, самым полным образом охарактеризовал собрание. Поэтому он вполне мог говорить (и как это было серьезно для колоссян, что понадобилось говорить это в качестве предостережения!), что был служителем обоих. Однако тогда не было недостатка в людях, которые отрицали, что он был апостолом. Самые достопочтенные служители Бога неизменно возбуждают сильнейшую людскую вражду. Но горе таким греховным и неблагодарным противникам, тем более, что они упоминают имя Господа. Некоторые прежде были не иудеями и не язычниками, а крещенными мужчинами и женщинами. Именно они поддались этим враждебным чувствам. Возможно, они мало принижали или совсем не принижали его личных качеств; может быть, они даже пытались снизойти к нему и покровительствовать. Но то, из-за чего они враждовали с ним, как раз и было тем, за что более всего должны они были признать свой долг пред Богом. Сатана знал, что делал, отчуждая многих христиан от этого благословенного человека Бога и браня его служение и свидетельство, которое было вверено ему.

Апостол, однако, говорит о своем служении в этих двух отношениях: в благовествовании, которое универсально по отношению к каждому творению под небесами, и в собрании, которое есть особое и избранное тело. Что касается благовествования, то речь идет не о том, слышит ли каждая тварь, но какова эта сфера; и несомненно, что, если бы апостол мог проповедать каждому индивидууму в этом мире, он бы с радостью сделал это. По крайней мере, такова была его миссия. Ни одно сословие не состояло под запретом, ни одному индивидууму не было отказано в лучах небесного света. По своей собственной природе подобное небесным лучам, оно было солнцем не только для одной половины мира, но для каждой его части. Поэтому он говорит собранию: “Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь, которой сделался я служителем по домостроительству [или распорядительству] Божию, вверенному мне для вас, чтобы исполнить слово Божие”.

Оставался пробел: не хватало еще откровения. Бог дал закон; Он осуществил свой прежний замысел в богодухновенной истории своего народа; Он наделил пророков даром предсказания будущего. Несмотря на это, оставался пробел, который, по заполнении, могли бы более или менее выразить символы, совершенно отличные от истории и не более соответствующие пророчеству. Тогда как его заполнить? Сам Господь отмечал этот разрыв в своем чтении Исаии в синагоге в Назарете. Мы видим то же самое в известных семидесяти седминах Даниила. Время от времени вы натыкаетесь на этот пробел у пророков. И вот Бог восставил Павла, чтобы ликвидировать пробел. Дело не в том, что другие не добавляли того или другого. Как нам известно, собрание строится на основании, но не Павла, а святых апостолов и пророков. Марк и Лука, хотя они не были апостолами, несомненно, были пророками. Основание из пророков и апостолов включало авторов Нового Завета в целом. Апостол же внес свой особый вклад. Это не было ни разработкой благовестия, ни рядом высоких пророческих видений. Его предназначением было восполнить Слово Бога, - “тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его, Которым благоволил Бог показать, какое богатство славы в тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы”.

Сейчас самое время заметить, что, как мы узнаем отсюда, эта тайна означает вовсе не то, что Христос вознесен в небеса, но то, что собрание, посредством Святого Духа, ниспосланного оттуда, соединилось с ним, бывшим там главой. Таково учение послания Ефесянам. Здесь мы видим другую сторону - Христа в нас или среди нас, язычников, - “упование славы”. В послании Колоссянам слава всегда есть то, чего мы ожидаем. Здесь нет ничего вроде нашего сидения на небесах. Небесная слава ожидается, но только в уповании. Христос был теперь в тех язычниках, которые верили в упование небесной славы, ожидавшей их. Это другая сторона тайны, но столь же уместная, как и то, что мы находим здесь, не столь высокая, но драгоценная сама по себе и не менее отличная от упования, данного в Ветхом Завете. Мы можем прочесть там, что, когда Христос придет, Он тотчас установит свое царство, в котором иудеям обетовано, что они будут особо возлюбленными подданными. Конечно, им не суждено царствовать вместе с ним: этого им никогда и никто не обещал. Но они будут тем народом, среди которого будет обитать слава Сущего. Здесь апостол говорит совсем о другом воззрении: Христос пришел, но слава еще не очевидна, хотя и близится. Между тем, вместо того чтобы иудеям получить славу вместе с Христом, который был бы среди них, отвергнутый иудеями, Христос обитает в язычниках, и принявшие его имя ожидают с Христом славы небес. Это совсем иное состояние вещей, нежели то, которое подразумевается в Ветхом Завете. Ни один пророк, никакое пророчество ни в малейшей степени не открывают подобной истины. Это была абсолютно новая истина, противоположная древнему и тысячелетнему порядку, однако совершенно отличная от той, что мы находим в послании Ефесянам. Тем не менее они обе составляют существенную часть этой тайны.

Итак, эта тайна, во-первых, включает Христа как главу на небесах, хотя мы здесь и соединены с ним, восславленным, посредством Святого Духа. Во-вторых, Христос, между тем, обитает в язычниках или среди язычников здесь на земле. Раз Он среди них, то слава небес является их упованием в том, чтобы разделить с ним эту славу. Это в определенном смысле являет Христа в язычниках на земле, а мы - в нем. Там иудей или язычник - все равны, и верующие язычники, в частности, имеют Христа в самих себе как залог их грядущего участия в его небесной славе . И так как это была благословенная и новая истина, то апостол выражает собственные искренние чувства, относительно этого: “Которого мы проповедуем, вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе”.

Здесь нет небрежности, нет опрометчивого заверения в том, что, поскольку вы - члены тела Христа, все остальное должно быть либо справа, либо слева, ибо лучше всех знающий любовь Христа тем не менее настойчив по отношению ко всякому отдельному человеку. Отсюда его неиссякаемое трудолюбие. Отсюда - горение сердца и мысли, чтобы “всякий человек” мог, благодаря этому, утвердиться в истине, и, в частности, в небесной истине Христа, которая была вверена его домостроительству и служению, “вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе”. В этом смысл слова “совершенный”. Речь идет не о внутреннем зле, а о достижении зрелости во Христе, вместо того чтобы быть младенцами, просто уповающими на прощение. “Для чего я и тружусь и подвизаюсь силою Его, действующею во мне могущественно”. Итак, апостол подвизался не только на стезе проповедования благой вести. В этом было нечто гораздо большее. Оно глубоко и привычно укоренилось в нем во всех этих переживаниях любви.

“Желаю, чтобы вы знали, какой подвиг имею я ради вас и ради тех, которые в Лаодикии и Иераполе, и ради всех, кто не видел лица моего в плоти, чтобы утешились сердца их, соединенные в любви для всякого богатства совершенного разумения, для познания тайны Бога и Отца и Христа, в Котором [или, скорее, которые] сокрыты все сокровища премудрости и ведения” (гл. 2,1-3). Ныне тайна открыта, даже в отношениях Христа и собрания, - действительное свидетельство Бога предвидения во Христе для тех, кто составляет его тело. И, как правило, настоятельно необходимой истиной оказывается то, что Бог в действительности делает. В конкретные моменты могут возникать особые потребности, требуя нашего внимания, но поскольку Христос был вознесен на небеса, то это и есть истина для святых, и по очень простой и исчерпывающей причине - это задуманное Богом Отцом для дня спасения. Христос есть объективное средоточие и глава всего. В этом мы видим то, чем занят Дух, будучи ниспосланным с небес. Так как сатана неизменно является самым упорным противником Христа, то любой замысел Бога во Христе становится особым предметом ненависти и враждебности сатаны.

Итак, поскольку апостол Павел был одним из тех, на кого Бог возложил особую честь в выявлении тайны, а также передаче ее в богодухновенных словах, поэтому он был более других призван пострадать от превратностей этого лукавого века. Его труды были не просто неустанными, но и сопровождались жесточайшими испытаниями и душевной скорбью, а также постоянными столкновениями с ненавистью толпы и преследованиями. Он день за днем подвергался всему тому, что разбивает сердце святого человека. Однако в неиссякающих слезах он исполнял свое служение (хотя люди считали, что все это его не трогало). Тем не менее он извещает колоссянам о том, что испытал ради них и других святых, которые были в его сердце, хотя и невиденные им во плоти. “Это говорю я для того, чтобы кто-нибудь не прельстил вас вкрадчивыми словами; ибо хотя я и отсутствую телом, но духом нахожусь с вами, радуясь и видя ваше благоустройство и твердость веры вашей во Христа”. В колоссянах было много благословенного, и апостол глубоко верит в это. “Поэтому, как вы приняли Христа Иисуса Господа, так и ходите в Нем, будучи укоренены и утверждены в Нем и укреплены в вере, как вы научены, преуспевая в ней с благодарением”. По сути, это было их ошибкой: они не довольствовались Христом, и только им одним. Не ценя славы и его полноты, они не понимали, что секрет истинной мудрости и благословения - в стремлении узнать о Христе больше, чем уже знаем. Таков единственно верный источник всего благословения, и в этом превыше всего показаны истинная вера и духовность. Довольствуется ли им сердце? Знаем ли мы и чувствуем ли, что не можем ничего прибавить к нему? Разве это все, что мы хотим получить от него?

Затем, соответственно, апостол сделал свое первое торжественное предупреждение. “Смотрите, братия, - говорит он, - чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу”. Здесь мы видим, как я понимаю, смешение философии плотского человека и традиций религиозного. Эти явления на первый взгляд кажутся разными, но в итоге дело обстоит не так. Они могут казаться настолько же далекими друг от друга, как полюса; но по сути ничто нагляднее не показывает могущественный дух зла, действующий в мире, чем тот способ, которым он командует и соединяет эти две армии, которые внешне выглядят враждебными друг другу. Разве вы не убедились в этом? Так или иначе, вольнодумцы и суеверные люди в действительности сбиваются в одну кучу. В настоящее время нет более примечательной черты, чем тот успех, с которым сатана сплачивает свои силы, так сказать, в этом самом пункте, сводя вместе, когда они становятся нужны, эти две стороны: более основательно вооруженные войска человеческой традиции и легче вооруженные - философии. Вот почему при каждом серьезном столкновении обнаруживается, что ортодоксы, как правило, поддерживают рационалистов, а рационалисты стараются аргументировать действия ортодоксов. На первый взгляд они могут казаться чуждыми друг другу, но и те и другие чужды истине. И тем и другим совершенно неведом Христос; но Христос, которого они игнорируют по соображениям культа или рационализма, и есть та благословенная личность. Тот, кто здесь жил и трудился, Он есть умерший и воскресший. Они свободно говорят от его имени; они весьма чтят его на словах, но не в поступках, хотя без веры все напрасно.

Возлюбленные, Христос, которого мы знаем, не хвалит первого человека; также не воздает Он почестей обрядам и людскому священству. Как мог бы Он быть вознесен, если бы осиял своей славой этот род этих людей! Но наш Господь есть Христос, осудивший первого человека. Падшее человечество было им осуждено в корнях и ветвях. Этого не могут простить те, кто льнет к первому человеку в обрядах или в философии. Как может человек снести то, что ни он, ни мир, который развился с того времени, когда был утрачен Едем, ничего не стоят? Этого нельзя ожидать, исходя из человеческой природы. Того, кто подверг испытанию все это, невозможно сносить. Мы должны судить и судим вещи, как они есть. Это - истина, говорящая о них; и тот, кто есть истина, высказал это. Крест Христа возвестил похороны мира во всех его притязаниях пред Богом. Его гроб - это гроб человеку. Братья, тот Христос, которого Бог явил нам, есть Христос, которого Бог воскресил из мертвых. Но Он есть Христос, которого Бог воскресил из мертвых и усадил в славе небес. И это истина, которая столь оскорбительна для плоти в любом виде. И ее никогда не примет ни мирская религия, ни его философия.

Как суетна и опасна - по крайней мере, для них самих - была попытка этих колоссян! Они намеревались заключить союз между Христом и миром. А на деле они сами избегали этого в своем сердце; в противном случае никакой поддержки эта надежда не получила бы. Не удивительно, что апостол сказал в 1-ой главе: “Если только пребываете тверды и непоколебимы в вере и не отпадаете от надежды благовествования”. Они отпадали, может быть, и не столь скоро, как галаты, ибо в вере они оказались нетвердыми. И теперь апостол призывает их: “Ходите в Нем, будучи укоренены и утверждены в Нем”. Пусть они остерегаются философии и обрядов, “ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно”. Этого не найти в обрядах и, тем более, в философии.

Философия есть идол человека, или естества, слепая замена имени Бога. Она фальшива и гибельна, и все равно, отрицает ли она истинного Бога или превращает его в ложного божка. Атеизм и пантеизм - крайности философии, в действительности оба отрицающие Бога. Что же касается традиционной обрядности, то она неизменно удаляет человека от Бога, называя это религией. Истина во Христе заключается не просто в том, что Бог в любви снизошел к человеку, но что человек, верующий во Христа, ныне умер и воскрес в нем. Обитает ли Христос в славе перед очами Бога? Христианин един с ним. Соответственно по этому поводу Павел говорит о двоякой истине: “Ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно, и вы имеете полноту в Нем”. Как благословенно! Если Он есть полнота, то “вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти”. Тогда долой все притязания дополнить его, долой всевозможные потуги придать глянец Христу! Он “есть глава всякого начальства и власти. В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти [ибо так здесь сказано], обрезанием Христовым; быв погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли”.

По-моему, это решительно указывает на великое знамение его смерти. Оно скорее в крещении, чем в нем. Поэтому мне кажется, что не в нем, а, поистине, в том, в котором “вы и совоскресли верою в силу Бога”. Таким образом, крещение не ограничено тем, что обозначает смерть. Однако оно никогда не было знаком жизни или пролития крови, но было признаком преимуществ, выходящих за рамки вышесказанного. Когда апостолу было велено омыться от грехов, призывая имя Господа, кажется, имелась в виду не кровь, а вода. Ибо это, скорее, знак того, что очищает, а не искупает. Но очищение, как и искупление, свершается смертью Христа, из бока которого истекли и то, и другое.

Здесь учение уводит нас чуть дальше, чем в Рим. 6 или 1 Петр. 3. Там описаны смерть и погребение всего, чем мы были, а здесь, по меньшей мере, - воскресение со Христом, смерть и воскресение. В послании Римлянам упор сделан на смерти, потому что доводы апостола не допускают выхода за пределы той истины, что крещенный верующий - живой среди мертвых, не то чтобы воскрешенный, но живой пред Богом. В послании Колоссянам ход рассуждений требует того, чтобы наше воскресение с Христом, как и наша смерть и погребение, были четко обозначены. Так обстоит это дело. “Быв погребены с Ним в крещении, в Нем вы и совоскресли верою в силу Бога, Который воскресил Его из мертвых”.

После этого апостол применяет эту истину к рассматриваемому случаю: “И вас, которые были мертвы во грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив нам все грехи, истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас”. Он не сказал “против вас”, потому что на самом деле колосские святые никогда не были под законом и не подлежали его уставам - они были язычниками. Но поскольку он ранее сказал: “И вас, которые были мертвы... оживил”, то теперь вправе говорить: “Истребив... рукописание, которое было против нас”, ибо все, чем бедные иудеи могли похвастать, - установления - было против них, вместо того, чтобы быть за них, хотя теперь они отменены.

“...Истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас, и Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту; отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою. Итак никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу: это есть тень будущего, а тело - во Христе”. Здесь в первую очередь видно, благодаря умершему и воскресшему Христу, в которого они веровали, что они были оживлены и все их прегрешения были прощены. Эти две вещи поразительным образом связаны друг с другом. Сама жизнь, которую я имею во Христе, свидетельствует, что мои грехи прощены. И это не просто та жизнь Христа, которую Он прожил в этом мире, но жизнь того, кто был вознесен на крест и понес мои грехи на себе. Но ныне дело свершилось и искупление принято прежде, чем эта новая жизнь будет дарована мне в нем, воскресшем.

Поэтому мы не можем быть оживотворены с Христом без того, чтобы наши прегрешения, все прегрешения (ибо если не все, то тогда ничего), не получили бы прощения. Обвинение, которое нарушенный закон предъявил совести, уничтожено актом бесконечно более прославляющим Бога, чем личная праведность всех людей, когда-либо живших на свете, не говоря уже о сознательном прощении, гарантированном, обладающим им. Сталкивались ли вы с законом? Могущественное дело Христа полностью освободило вас от него. Приговор уничтожен, власть сатаны подорвана, над всем торжествует воскресший Христос. Не существует никаких новых выражений благодати, нет никакой возможности ни усовершенствовать что-либо, ни, тем более, что-то прибавить ко Христу. Все решил один и тот же Христос.

Что касается отдельных иудейских обрядов и праздников, то некоторые из них намеревалось возобновить, взяв, к примеру, субботу как наиболее глубоко укоренившийся обычай, так как он существовал от сотворения первого человека, еще не падшего, и, конечно, задолго до появления иудейского народа. “Никто да не осуждает вас” - такового назидание. Это были лишь тени. Разве в вас нет материального? Зачем от материального бежать к теням? “Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом и не держась главы”. Так, сама попытка проникнуть в то, чего Бог не открывал, а человек не видел, - вроде рассуждений об ангелах, - есть несомненное доказательство того, что сердце не довольствуется своим уделом. Здесь нет верности главе. Тот, кто твердо держится Христа таковым образом в сознательном союзе с ним, никогда не будет помышлять об ангелах. Святой во Христе выше их и предоставляет их Богу беззаботно и без зависти. Нам известно, что Бог неплохо распоряжается ими и что, по сути, если мы вмешиваемся, то это может привести лишь к путанице и потерям. “...И не держась главы, от которой все тело, составами и связями будучи соединяемо и скрепляемо, растет возрастом Божиим”.

Затем учение становится еще определеннее. “Итак, - говорит он, - если вы со Христом умерли [что является частью его великой темы] для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений..?” Конечно, это вовсе не состояние мертвого по отношению ко всему, что человек имел в естественной жизни в мире. Не такова христианская жизнь, которая в действительности есть жизнь того, кто умер и снова воскрес. Он умер - в этом вся суть, - и поэтому я тоже мертв. Но если я мертв, то что мне делать с теми вещами, которые имеют значение для людей только тогда, пока они живы? Конечно, они не имеют никакого отношения ко мне, ныне воскресшем вместе с ним. Человек, живущий в мире, подчинен постановлениям и признает их. Таково положение Израиля. Это народ, живущий в миру, и вся система иудаизма предполагает народ в миру и имеет дело с народом в миру.

В духовном смысле, а также буквально, завеса, скрывавшая их состояние, не приподнялась над незримым миром. Но первым характерным результатом дела Христа на кресте было то, что завеса, скрывавшая святое-святых, порвалась сверху донизу. Итак, это начинается не с воплощения (ибо грех еще не был осужден и человек не обратился к Богу), но с креста и искупления. До тех пор не было спасения человека и его восстановления во втором человеке, пока Христос не стал первенцем из мертвых. Поэтому ясно, что вся сущность нового воззрения зависит, во-первых, от божественности воплощенного Спасителя, а во-вторых, от славной истины его искупительной смерти и его воскресения. Таким образом, мы должны этого твердо придерживаться, не только во всех иных отношениях, но и в этом его особом отношении к нам как главы.

Поэтому Павел говорит: “Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений..?” Затем он дает образец этих постановлений - “не прикасайся”, “не вкушай”, “не дотрагивайся”. Но это свойственно не христианству, а иудаизму. Это относится к жизни в этом мире, когда говорят: “Не прикасайся, не вкушай, не дотрагивайся”. Это все - закон для иудеев, поскольку у них есть свои ограничения и запреты. Но это вовсе не божественный образ действий для христианина. Мы не иудеи; мы имеем либо свою часть во Христе, умершем и воскресшем, либо ничего. Время таких запретов прошло, но ныне пришло время перемен. Теперь, короче говоря, это вопрос истины и святости в Духе - во Христе. Эти ограничения относились к еде, питью и всему прочему в том истлевающем от потребления роде. Христианин никогда не стоял на подобных плотских позициях. Он мертв со Христом, хотя впоследствии и выйдет из подобных отношений. “Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти”. Надменная падшая природа удовлетворяется даже этими усилиями смирить плоть, тогда как Богу угодно, чтобы и телу была оказана надлежащая ему честь, а тело христианина есть храм Святого Духа. Таким образом, старая образность насквозь фальшива и предает того, кто умер на кресте.

Но в этом кроется гораздо большее - “если вы воскресли со Христом...” Здесь (гл.3) мы соприкасаемся не только с тем, что нас очищает от мирского, но и с тем, что приводит нас к новому. Нам необходимо положительное так же, как и отрицательное, и поскольку мы только что столкнулись с последним, то теперь перед нами предстает первое. Вместо того, чтобы отпустить поводья в гонке за улучшением мира и усовершенствованием общества или за какими-либо другими целями, занимающими людей как таковых, святые Бога должны от этого полностью воздерживаться. Многие из действительно любящих Господа весьма заблуждаются в отношении долга христиан на земле. “Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога”. И добавлено, будто это было сказано недостаточно точно: “О горнем помышляйте, а не о земном”. Здесь, скорее всего, подразумевается рассудок (“помышляйте”), ибо каким бы важным ни было душевное состояние, речь идет просто о складе ума в целом: “О горнем помышляйте, а не о земном”. Дело не в том, чтобы просто внести, так сказать, небесное в их души, и вовсе не в том, чтобы соединить эти два понятия. Колоссянам, как и другим, это пришлось бы вполне по вкусу; это как раз то, к чему они стремились, и то, что апостол пытается здесь исправить. Апостол не просто не одобряет подобного сочетания, но отрицает его; и мы должны помнить, что в этих наставлениях именно Господь действовал Духом в своем служителе. “О горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли”.

Опять-таки заметьте, что здесь не имеется в виду человек, стремящийся стать мертвым, - понятие, не известное ни в новом, ни в древнем откровении Бога. По сути, прежде, чем наступила смерть Христа, не возникало даже мысли о том, чтобы стремиться стать мертвым. Когда же Он умер, Дух в свое время возвестил, что не только Он умер за нас, но и мы умерли в нем. Так, для стремления умереть не осталось места. Христианин признает свою смерть самим своим крещением, и желаемое является не стремлением получить что-то, но силой духа, воздействующей на истину верой. Именно это всегда примиряет трудности в великой борьбе, идущей ныне (и теперь больше, чем обычно) между человеческой религией и истиной Бога, поскольку люди имеют определенное понятие о смерти Христа и поскольку они стремятся умереть. Это закон в новой и невозможной форме. В этом смысл всего, что кажется благим в мирской набожности. Это стремление стать мертвым ко всему, что неправильно, лелеять все, что кажется славным для Бога, избегать всего, что противно воле Бога и губительно для души. Но разве это хоть сколько-нибудь напоминает дар благодати для христианина? Разве это истина? Если вместо того, чтобы стремиться умереть в упомянутом смысле, я и впрямь имею Христа как Спасителя, то я призван веровать, что я уже умер.

Примечательно, что два широко известных и веских постулата христианства (я не хочу называть их обрядами) - крещение и вечеря Господа - являются простым и очевидным выражением смерти в благодати. В этом смысл крещения, и он не имеет другого значения, а иначе это иллюзия. Ибо крещенная душа признает, что благодать Бога умертвила грех в том, который умер и снова воскрес. Иудей ожидает только могущественного царя - Мессию; христианин же крещен в смерть того, кто пострадал на кресте, и видит, что не только его грехи прощены, но сам грех, плоть осуждена, а сам он теперь в очах Бога мертв ко всему этому. Вот что, по меньшей мере, утверждается в крещении. Таким образом, это с самого начала есть выражение самой насущной истины, которая остается утешением благодати на протяжение всего жизненного пути христианина и потому никогда не повторяется. Опять же, в каждый день Господа, когда мы собираемся вместе во имя Христа, что предстает перед нами по воле и Слову Бога? Весьма сходным благословением отмечена и трапеза Господа. Когда христиане собираются для преломления хлеба, они являют смерть Христа до его второго пришествия. Это не просто долг, который нужно исполнить, но душа оказывается перед фактом его смерти за нас, его тела. Это наше место как верующих в него. Такова основа свободы, которую даровал Христос, освободив нас. Это свобода, основанная на смерти, явленная в воскресении, познанная в духе. Имея это в душе, человек имеет право обладать этим телесно до его второго пришествия. К тому же мы - один хлеб, одно тело.

Поэтому мы встречаем здесь упоминание о славном будущем явлении: “Когда же явится Христос, жизнь ваша...” До этого мы находили “вы умерли” и “жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге”. Мы можем довольствоваться тем, что сокрыты, пока Он сокрыт, но ему не вечно пребывать вдали от взоров. Христианин удовлетворяет все желания нового человека. Ныне он может иметь благословенную радость общения с Христом, но это - Христос, распятый на земле. Его слава пребывает на небесах. Человек стремится ныне прожить в мире - это беззаботное, если не сказать, бессердечное забвение того, что здесь Он ничего, кроме отверженности, не познал.

Так верен я или нет постоянному знаку смерти моего учителя? Могу ли я добиваться милости тех, кто отверг Христа и распял его на кресте? Могу ли я забыть славу его перед очами Бога? Разве я не должен, по мере своей веры, быть выражением того и другого? Разве я не должен разделять унижение и бесславие своего учителя здесь на земле? Разве я не должен ожидать явления со Христом Бога в той же славе? Поэтому здесь сказано: “Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе”. Соответственно, путь христианского служения основан на этих чудесных истинах. “Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение”. Как уничтожает нас мысль, что столь благословенным людям (мертвым, как мы уже сказали, и воскресшим со Христом) здесь было сказано, чтобы они умертвили все, что по крайней мере постыдно и недостойно! Так оно и есть. Но таков человек на деле, и такова природа, которой обладаем лишь мы как потомки Адама. Последние, увы, крайне выразительным языком Духа Бога здесь названы земными членами. “Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, за которые гнев Божий грядет на сынов противления, в которых и вы некогда обращались”.

Бесполезно отрицать простую истину - “когда жили между ними”; и какое благословение знать, что мы мертвы отныне! Прислушаемся же: “А теперь вы отложите все”. Здесь мы приходим не просто к тому, что проявляется в форме тления, которое происходит в предметах или людях вне нас, но через посредство внутренних страстей. “А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи [ложь тоже осуждается как никогда прежде] друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его [не Адам, а Христос является образцом - Христос, который есть Бог, равно как и человек], где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос”. Как это благословенно - “все и во всем Христос”!

Так верующий может взирать вокруг себя на своих братьев с радостью; он может счесть всех людей любого племени, народа или сословия. Кто пропущен во всеобъемлющей и действенной благодати нашего Бога ? И какое это самоотречение - увидеть в них Христа! Да, то, что Христос - “всё”, так же истинно, как и то, что Он “во всем”. О, надо забыть все, что производит в нас ревность, гордость, тщеславие, все и всякое чувство, противное Богу и неподобающее человеку, утешиться и утешать других подобной истиной, что Христос - все, и во всем Христос! Таково Слово Бога; и разве мы не имеем права говорить так теперь? Печальные обстоятельства могут, увы, потребовать, чтобы мы рассуждали о нечестивых путях, дабы исследовать то или иное нечестивое учение, но апостол в данный момент говорит о святых в их обычном и нормальном для них поведении. Разве это уже не остается истинным? Имею ли я право впредь, глядя на христиан, видеть одного лишь Христа, и ничего больше, в каждом и любом из них? “Итак облекитесь”, - говорит апостол, радуясь такой благодати. Далее идут положительные утверждения, о которых не следует забывать: “Итак облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные”. Как похоже это описание на самого Христа! Он один был избранным Бога в высшем смысле слова; Он был святой и возлюбленный. Кто не обращался к нему в горести и не обнаружил в нем сердце, исполненное милосердия, доброты, смиренномудрия, кротости, долготерпения?! Дальше следует то, что можно было бы сказать лишь о нас одних: “Снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы”. Взаимное прощение подкрепляется примером того, кто не согрешал и не сквернословил своими устами. Христос в земной жизни был благословенным образцом прощения и долготерпения. “...Как Христос простил вас”. Здесь Павел открыто говорит о нем, обращаясь к нам самим.

Но есть еще высшее качество - “более же всего облекитесь в любовь”, потому что она, как ничто другое, является самым совершенным знаком того, что есть сам Бог и сила его природы. От его света ничто не скрыто, но его любовь - источник всякого его промысла. Какой бы ни была нужда, любовь, в конце концов, есть самая существенная и всесильная реальность. Она служит подоплекой наших мыслей о нуждах святых Бога здесь на земле. Существует образ, особенно характерный для божественной природы с духовной точки зрения - вряд ли нужно говорить, что это свет, хотя это более подробно описывается в послании Ефесянам. Однако святым прежде всего следует облечься “в любовь, которая есть совокупность совершенства”. “И да владычествует... мир Христа [ибо так написано; не “мир Божий”, но “мир Христа”]”. Все в нашем послании возводится к Христу как главе всяческого благословения.

Итак, “да владычествует в сердцах ваших мир Христа”, то есть тот самый мир, которым был движим и жил сам Христос. Да владычествует его мир! Он знает все и чувствует все. Я могу быть совершенно уверен, какими бы ни были мои горести и духовные терзания в чем-либо, что Христос ощущает гораздо глубже (безгранично глубже любого другого!) те скорби, которые могут волновать любого из нас. Однако Он обладает совершенным миром, никогда не прерывающимся и не нарушаемым ни на миг. А что до нас, бедных, слабых людей, то почему бы этому миру не владычествовать в наших сердцах, к чему мы и призваны в одном теле? “И будьте дружелюбны. Слово Христово [это было слово Бога, но оно еще называется здесь словом Христа] да вселяется в вас обильно, со всякою премудростью; научайте и вразумляйте друг друга”. Не в самом Христе, как в Еф. 3, происходит чудесное утверждение силой Духа в нас, но в его Слове обретается (то, что нужно было колоссянам) действенный и самый чистый источник наставления и совета и взаимной помощи через него. Таковы плоды его Слова, таким образом пребывающие в нас. Более того, “псалмами, славословием и духовными песнями, во благодати воспевая в сердцах ваших Господу”. И не имеет значения, насколько ученым может оказаться святой, насколько он познал духовную красоту и безупречную мудрость Слова, если положительный результат не возрастает: если дух и сила поклонения не изобилуют - значит, чего-то не хватает или что-то неправильно. “И все, что вы делаете, словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца”. Так, даже если на деле нет хвалы в какой-либо форме, Господь тем не менее ожидает сердечной благодарности, уповающей на любовь во всем.

После этого следуют конкретные назидания, на которых в настоящее время нам нет необходимости останавливаться. Мы читаем о женах и мужьях, детях и отцах, слугах и господах, последовательно упоминающихся вплоть до первого стиха 4-ой главы, который, конечно, должен бы скорее завершать 3-ю главу, нежели начинать новую.

Затем следуют общие указания: “Будьте постоянны в молитве, бодрствуя в ней с благодарением” (гл. 4, 2). Ни полнота во Христе, ни радостное осознание небесных уз, ни забота о собственных отношениях в этой жизни ни на миг не должны ослабнуть, но должны, скорее, служить к возрастанию чувства в молитве. И это еще не все - есть еще бдительная осмотрительность, которая не упускает подобающего случая для обращения с мольбой; и так как все надлежит делать с благодарением, то и молитву тоже, и тогда в ней наверняка не будут позабыты нужды тех, кто находится на переднем крае в духовной борьбе и в трудах любви. “...Бодрствуя в ней с благодарением. Молитесь также и о нас, чтобы Бог отверз нам дверь для слова, возвещать тайну Христову, за которую я и в узах, чтобы я открыл ее, как должно мне возвещать”. Не должно быть в ней и неосмотрительности, но только уважение и любовь к окружающим. “Со внешними обходитесь благоразумно, пользуясь временем. Слово ваше да будет всегда с благодатию, приправлено солью, чтобы вы знали, как отвечать каждому”. Как благи и необходимы для нас благодарение и подобающее слово, постоянная милость и верность Богу!

Далее мы видим, что христианская любовь находит радость в том, чтобы говорить и выслушивать. Павел был уверен в их любви; и это выражено не просто как его желание услышать о них, но как его убеждение в том, что им хотелось бы услышать о нем. Может ли что-либо быть сладостнее этой искренней простоты чувства и взаимного интереса? В человеке это было бы тщеславием и любопытством, но это благословенно в христианине. Ни один здравомыслящий человек фактически не принял бы как должное то, что другим захочется знать об их делах больше, чем ему - об их делах, конечно, если это не тот случай, когда речь идет о родственнике, друге или известном и необыкновенном лице. Но здесь смиренномудрый апостол пишет в полной уверенности, что, хотя он никогда не видел их, а они - его, известия друг о друге от того, кто будет посланцем между ними, послужат к подлинному и взаимному удовлетворению. Какой источник силы - любовь Христа! Поистине, любовь есть “совокупность совершенства”. “О мне всё скажет вам Тихик, возлюбленный брат и верный служитель и сотрудник в Господе, которого я для того послал к вам, чтобы он узнал о ваших обстоятельствах и утешил сердца ваши, с Онисимом, верным и возлюбленным братом нашим, который от вас. Они расскажут вам о всем здешнем”.

Далее следуют упоминания о некоторых товарищах по заключению и о сотрудниках, причем особо выделяется Епафрас, горячо подвизавшийся в молитвах за них. Я уверен, братья, что это не стоит недооценивать. Мы знаем, что опасность подстерегает со всех сторон. Мы могли бы доказать, насколько глубоко извратилось все, подобное этому. Но в одном отношении, весьма важном, мы не можем слишком прочно укреплять узы любви между святыми Бога: там, где ведется действительно святое служение ради их блага. Это и делал апостол, в частности, для одного человека, пришедшего от них. Мы вполне можем предположить, что существовало какое-то препятствие для полного излияния чувств с их стороны. Но апостол старался всячески доказать, насколько велика была любовь к ним со стороны Епафраса, ибо его преданная душа знала кое-что из того, что апостол познал столь хорошо, - то, что чем щедрее любил он, тем меньше любили его. “Свидетельствую о нем, что он имеет великую ревность и заботу о вас и о находящихся в Лаодикии и Иераполе”. Его любовь ни в коей мере не была пассивной или ограниченной. Не возникало даже и мысли о том, чтобы заботиться только о святых в его собственном конкретном местопребывании. Павел не ограничивался местными знакомствами, и мы ни на минуту не можем вообразить себе такое. Все святые принадлежат нам, как и мы принадлежим им. И вот Павел называет каждого в отдельности, хотя некоторые могли и слабо ощущать эту связь. “Приветствует вас Лука, врач возлюбленный, и Димас. Приветствуйте братьев в Лаодикии, и Нимфана, и домашнюю церковь его. Когда это послание прочитано будет у вас, то распорядитесь, чтобы оно было прочитано и в Лаодикийской церкви [отсюда очевидно, что апостольские послания должны были передаваться далее, и это заключается в следующем]; а то, которое из Лаодикии, прочитайте и вы”. Послание в Лаодикию не обнаружено, но у нас нет достаточных причин беспокоиться о том, что существует некая утраченная часть богодухновенных писаний. Доказательств подобного факта не существует. Я уверен, что люди много раздумывали над этим, но это лишь доказывает недостаточность свидетельства. Зачем нам гадать? Если бы они больше молились, результаты могли бы быть лучше. Возможно, апостолы писали послания, которые не предназначались для постоянного наставления собрания, и мы можем решительно отрицать то, что потерялась какая-то часть, имевшая подобное предназначение, судя по тому, что мы знаем о нашем Боге. Подобные намеки отрицают то, что Он должным обеспечил свое собрание здесь на земле: Он наверняка осуществил это во всевозможных формах своего Слова. В его Слове нет несовершенства, и не существует никакого основания полагать, будто какая-либо его часть утрачена. Несомненно, мы можем заметить следы человеческой небрежности, не знающей, как с надлежащей осторожностью обходиться с драгоценным кладом истины, но больше ничего. Иными словами, то тут, то там могут отмечаться разночтения, которые вредят совершенной красоте и точности благословенного Слова Бога, но что касается основы, то даже самые робкие могут быть уверены, что имеют ее в самых худших изданиях христианского мира. Не смущайтесь разговорами критиков: естественно, продавцы расхваливают свой товар - они пребывают во власти текущего момента и сомнений.

Так вот, поскольку здесь не сказано, что это послание было адресовано в Лаодикию, то мы можем сделать вывод, что оно либо от того собрания, либо, если оно апостольское, переходит по кругу от одного собрания к другому. В последнем случае оно попало бы в Лаодикию, откуда колоссяне могли, в свою очередь, получить его.

Архипп должен был тщательно исполнять служение, которое он принял в Господе. Несомненно, этот намек все еще полезен для многих из нас. Пусть же Он даст нам верность и укрепит нас!