То, что на создание завершающей части Нового Завета Бог вдохновил именно Иоанна, заслуживает самого пристального внимания. Известно, что Бог нередко представляет нам величайшие контрасты посредством одного и того же боговдохновенного автора. Тот, кто выделялся как апостол необрезанных, был назначен свидетельствовать о Христе перед иудеями. Последнее послание благодати (которое имеет решающее значение), призывающее иудеев оставить все земные связи и обратиться ко Христу на небеса, было написано не Петром и не Иаковом, а именно Павлом. А свидетельство благодати и истины, явившееся через Иисуса Христа, было, по его мнению (которое вряд ли совпадает с мнением человека), наиболее подходящим средством для откровения грядущих судов Бога. Истинная причина этого кроется в следующем принципе: если Христос отвергнут как объект веры и единственное средство передачи благодати, то Он становится вершителем суда. Это явствует также из формы и содержания евангелия по Иоанну (гл. 5). А в наши дни, когда благодать и истину чуть было полностью не уничтожили, Иоанн более других соответствует тому, чтобы показать нам торжественные видения, в которых Бог мстит за попранные права своего Сына. Эта месть начинается с предварительных судов и заканчивается пришествием самого Христа, лично исполняющего суд. Следовательно, хотя по форме, теме и основному содержанию евангелие по Иоанну и Откровение весьма отличаются друг от друга, на личность Иисуса Христа как на объект заботы Бога и как на средство укрепления его чести делается упор в обеих книгах. Поэтому даже те, кто не смог постичь основной смысл его пророческих видений, всегда находят несказанное утешение, читая о различных проявлениях Христа, представленных в этой книге; особенно это касается периодов испытаний, отверженности и гонений. Кто из тех, кто знаком с евангельской историей, кто осведомлен о нынешнем состоянии душ, не знает о том, что святые Бога, будучи совсем не просвещенными людьми, черпали огромные силы и находили исключительную поддержку в Откровении, в то время как ученые мужи превратили его в сухой календарь? Предлагаемая к рассмотрению книга - это “откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог”. Даже в евангелии, благоухающем божественной любовью, часто (если не сказать постоянно) слышится указание на то примечательное положение, которое занимает Христос. Словом, Он внимательно рассматривается как человек, живущий на земле, и как некто, посланный Отцом, при этом в евангелии Он - как человек на земле, а в Откровении - как человек (верность которого бесспорна) и на земле, и на небесах. В евангелии сказано, что Бог даровал его для того, чтобы жить в нем. Ничто другое, пожалуй, не может так хорошо объяснить тот факт, что Он с таким долготерпением принял место человека, до которого снизошел, и то, что Он говорил, всегда соответствовало этому месту. В нем была жизнь, ибо Он олицетворял вечную жизнь, которую Отец знал еще до сотворения миров. Тем не менее, став человеком в божественной благодати, Он говорил соответственно тому низкому положению, которое занял. И, будучи в славе, Он говорил так, как показано в рассматриваемой нами книге. “Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим...” Сейчас уже не время для выведения людей (независимо от того, являются они его рабами или нет) из свойственного им ужасного (а то и ужаснейшего) состояния и для наделения их правом занять положение детей Бога. Это характерная черта евангелия, потому что оно, безусловно, является откровением благодати через Иисуса Христа, единородного Сына Бога. В Откровении же Бог говорит о том, что Он собирается сделать для явления своей славы, будучи отверженным человеком. Поэтому Он собирается показать нечто “рабам Своим”, и это определение подошло бы сейчас не только христианам, но и тем, кто составит другую форму общения с ним после того, как все мы будем взяты из этого мира. Поэтому очевидно, что это всеобъемлющее определение употреблено здесь воистину с божественной мудростью, “чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре”. Цель апостола состоит не в показе того, что было во Христе до появления всех миров, а в раскрытии смысла тех великих событий, во время которых Бог стремился укрепить славу своего первенца, когда ввел его в этот мир. “И Он показал, послав оное через ангела Своего рабу Своему Иоанну”. Нет нужды говорить о том, что ангел упоминается в связи с откровениями Бога далеко не случайно. В евангелии мы читаем о вечной жизни в Сыне, которая даруется верующему через благодать Бога. Святой Дух в нем - единственный, кто мог осуществлять благодать и содействовать ее распределению соответственно планам Бога, а также направлять его любовь. Здесь же мы имеем дело с видениями - видениями о деяниях Бога, связанных с судом, и о поступках человека, ведущих его к суду из-за его все возрастающей порочности. Поэтому “Он показал, послав оное через ангела Своего рабу Своему Иоанну”. В этом заключается еще одно весьма характерное отличие Откровения от евангелия. В евангелии Иоанн волен говорить как тот, кто видел Господа и кто лично располагает доказательством всему, о чем бы ни сказал. Он крайне редко упоминает себя, и так упорен в этом, что появилось множество людей, сомневающихся в том, был ли он “учеником, возлюбленным Иисусом”. Это заключение, безусловно, ошибочно, и мы не вправе обвинять автора за то, что он пишет в такой манере. Это очень важное обстоятельство, особенно, если оно касается посланий, которые рассматривают группу христиан, семью или друга и стремятся к достижению одной цели: через Христа ввести детей Бога в непосредственное общение с ним. Боговдохновенный апостол, безусловно, тоже преследует эту цель, и многочисленные члены семьи Бога, а также рабы Господа занимают положенные им места и принимаются им самим. В то же время очевидно, что именно Он и есть Бог и Отец, научающий, утешающий и наставляющий своих слуг. В Откровении же мы встречаемся с посредничеством: Бог дает откровение через Христа, Иисус же передает его своему ангелу, или, вернее, с его помощью своему слуге Иоанну, а затем Иоанн посылает его другим рабам. Таким образом, мы видим цепь с многочисленными звеньями. Но почему именно так? Ведь это нечто такое, с чем мы раньше не сталкивались, особенно в Новом Завете. Почему Бог представляет свое слово сначала Иисусу, затем от него, через ангела, - слуге, а от него - остальным рабам? Почему здесь у нас нет непосредственного общения с ним, почему мы лишены того прямого обращения, которое всегда было характерно для него? Причина этого насколько серьезна, настолько и поучительна. Здесь, конечно же, угадывается связь с Ветхим Заветом, потому что в нем Бог никогда не обращается к своему народу прямо. Правда, в самом начале Он делал это, как, например, в случае с десятью заповедями, хотя впоследствии к ним все равно примешалось посредничество, причем весьма специфическое. Однако обычно Бог направлял в Израиль своих посланников - даже тогда, когда действовали пророки. Сначала к народу его именем мог обратиться каждый. Слово Бога к народу посылалось как к народу Бога. Но какая впечатляющая перемена произошла впоследствии! Настало время, когда послание уже не направлялось людям непосредственно. Оно передавалось избранному свидетелю, хотя, безусловно, предназначалось народу, но дано было, например, Даниилу; и так происходило всегда. Все это подготавливает нас к правильному пониманию значения заметного отличия Откровения от остальных книг Нового Завета. Когда сыны Израиля вероломно предали Бога, когда их отступничество стало явным для него (причем отступничество не только первой отколовшейся части - десяти колен Израиля, но даже и остальных двух), когда все застыло и эта неподвижность казалась вечной, когда не только Иуда, но даже и дом Давида, помазанного царя, последнего надежного связывающего звена между Богом и его народом, предал его, тогда, как мы обнаруживаем, Бог стал обращаться уже не к народу, а к одному избранному им верному слуге как к своему свидетелю. Это послужило верным знаком того, что в отношении непосредственности общения между Богом и его народом все кончено. Бог больше не мог признавать его своим. Не имеет ли это огромного значения для нашего времени и обстоятельств, окружающих нас? Я никоим образом не сомневаюсь в том, что Бог верен всегда даже в самые тяжкие минуты. Было бы крайне неверно предполагать, что Даниил и три его товарища, а возможно, и остальные не были так приятны Богу, как Давид. Разве в своей благодати Он не смотрел с глубоким удовлетворением на того слугу, который понимал его чувства, касавшиеся его народа, и не отвечал на них? В определенном смысле занимать положение Даниила посреди руин лучше, чем находиться на высоте и преуспевать в период, когда все выглядит прекрасно. Верность Даниила более убедительна тогда, когда она сохраняется в период всеобщего неверия, а не тогда, когда ее поддерживают в минуты благополучия. А щедрость благодати всегда пропорциональна степени трудности. Весьма важно понять, что кризис, касающийся собрания Бога здесь на земле наступил уже тогда. Иоанн занимает положение, сходное с положением Даниила: он становится объектом для передачи сообщений Господа Иисуса, который уже не носил на земле имя Господа. Тем не менее благодать Господа действенна, и хотя Он может воодушевлять и предупреждать, но обращается непосредственно к своему слуге Иоанну, а не к собранию; и даже призывы, предназначенные собранию (которые мы находим в главах 2 и 3), обращены не прямо к ним, а к их ангелам. Очевидно, что все остальное призвано к достижению этой же важной цели. Поэтому Иоанн, как сказано самим апостолом, “свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Однако здесь есть ограничения: эти слова не означают ни истину вообще, ни благовествование в частности, хотя мы не можем сомневаться, что Иоанн и проповедовал евангелие, и питал собрание Бога через проявления его истины; однако это не предмет рассмотрения Откровения и не тема наших рассуждений. Весь смысл сказанного апостолом ограничивается тем, “что он видел”. Это очень важно для того, чтобы правильно понять смысл данного отрывка и суть всей книги. Мы со спокойной душой можем вычеркнуть второй союз “и”, если уважаем авторитетные источники. В этом случае смысл будет заключатся в том, что Иоанн “свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Что же в таком случае означает “слово Божие”? Все ли это Слово Бога или только часть? Что именно подразумевается в связи с этим под “словом Божиим и свидетельством Иисуса Христа”? Ответ становится ясным из последнего придаточного предложения, если убрать союз “и”: это - явившиеся ему видения, которые он записал в своей книге, то есть все то, “что он видел”. Таким образом, дополнительно к тому, чем апостол располагал в своих обычных отношениях с христианами и в своем длительном пребывании в должности служителя Христа, он узнал новую сущность как слова, так и свидетельства. В соответствии с этим, апокалиптическими видениями может пренебречь только невежественное безверие, ведь они подобны евангелию или посланиям и названы здесь “словом Божиим и свидетельством Иисуса Христа”. Видения вводятся осторожно, причем в такой пророческой манере, которая в нравственном отношении была наиболее приемлема: они представляются Иоанну постепенно. Это в значительной степени усиливает впечатление. Кроме того, данный метод явно предназначен для действенного противостояния тенденции (которая, однако, чрезвычайно распространена) к рассмотрению Откровения как книги, ценность которой сомнительна, а источник не авторитетен. Но это не так! Откровение даруется Иоанну Иисусом как слово Бога и как его свидетельство. Известно, что очень и очень многие ученые осмеливались оскорблять эту книгу, и делали они это из-за своей неразумности, и мне думается, они заслуживают самых справедливых упреков за оскорбительность своих слов. И тем не менее Откровение - это “слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Оно является таковым, даже если не заключает в себе непосредственных уроков для научения христианина, занимающего свое положение, а только имеет целью косвенно объявить участь тех, кто презирает Бога и творит свою волю перед лицом его откровений. Тем не менее это - “слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”, хотя оно целиком состоит из видений.

Для того, чтобы верующие (как сейчас, так и в любое другое время) лучше поняли это, следует отметить, что мы располагаем и еще одним словом, которое добавлено к вышеупомянутому весьма примечательным образом, но находится вместе с тем вне торного пути Господа. Разве не напрашивается предположение о том, что оно призвано к достижению весьма важной цели: благодатному воодушевлению его слуг и предупреждению сомнений и предубежденности неверия? “Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем”.

Причина, которая указывается ниже, тоже должна быть оценена по достоинству, и следует это сделать не из-за того, что люди часто предполагают, что мы должны находиться в предопределенных обстоятельствах, и не из-за того, что христианин или собрание должны пройти через испытания, которые здесь описаны; исходя из этого здесь подразумевается не слово, а указывается совершенно другая причина. Другими словами, поскольку сама книга говорит о том, что собрание окажется на небесах, вознесясь над своими многочисленными бедами и наложенными на него судами, то причина, указанная во вступлении, имеет абсолютно святую сущность и соответствует тем, кто ходит верой, а не своим видением и кто свободен от всяческих соображений, “ибо время близко”. Это не означает, что упомянутое время на самом деле пришло и что мы должны пройти через все или почти все испытания; нет, но это “время близко”. Бог, следовательно, пишет для утешения, наставления и благословения всех нас во всем, в чем бы оно нам ни потребовалось. Он как должное принимает то, что мы заинтересованы во всем, что Он хочет сообщить нам, “ибо время близко”. Следовательно, ошибочно считать, что мы можем извлечь пользу только из того, в чем заинтересованы сами, и из того, что предполагает наше нахождение в описанных обстоятельствах.

Затем следует приветствие. Здесь все так же необычно, как в остальных частях книги, которую мы начали изучать: “Иоанн семи церквам, находящимся в Асии...” Ни в одной другой книге мы не найдем ничего подобного. Кое-где нам приходилось читать о святых. Обращение могло также адресоваться собранию или нескольким собраниям, находящимся в одном месте (см. Гал. 1). Здесь же, в отличие от всех прочих книг, имеет место обращение к определенному числу собраний, в частности таким явным и символическим образом он обращается к семи собраниям. Несомненно, что там, где налицо такое необычное обращение, подразумевается нечто, выходящее за привычные рамки. Здесь перед нами символ семи, используемый в пророческих писаниях. Однако он не относится только к пророчеству; сила его воздействия сохраняется везде, где бы он ни использовался. В типичном писании и пророчестве “семь”, как правило, служит знаком духовной полноты. Кто же, кроме лишенных знания умов, может усомниться в том, что Господь подразумевал нечто большее под теми семью собраниями Асии, к которым Он обращался? То, что послания были написаны для действительно существовавших собраний от Ефеса до Лаодикии, представляется бесспорным фактом, но я не могу усомниться в том, что они были избраны и что обращения к ним были облечены в такую форму для того, чтобы с ее помощью послания дошли до тех, кто имеет уши и слышит, и представили им законченный круг свидетельства Господа здесь на земле, свидетельства, которое оставалось бы верным, пока существует нечто, имеющее (если не полностью, то хотя бы от части) сущность собрания. Все может быть до нельзя разрушенным, все может стать непристойным и лживым (так оно и было в нескольких собраниях), но исповедание Христа все-таки продолжалось, хотя оно и касалось только его суда. После 4-ой главы речь о служении уже не идет, потому что описанное состояние больше не наблюдается. Господь прекратил общаться с нами подобным образом тогда, когда такая форма взаимоотношений перестала подходить для выражения ответственности человека. Словом, эта форма обращения приемлема только до тех пор, пока существует ответственность собрания здесь на земле.

Итак, апостол говорит: “Семи церквам, находящимся в Асии: благодать вам и мир от Того, Который есть и был и грядет [ здесь не сказано: “От Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа”; приветствие исходит от Бога в его сущности, от того вечно живущего, который “есть и был и грядет”, что, несомненно, связывает его настоящее существование с будущим, а также с прошлым], и от семи духов, находящихся перед престолом Его”. Здесь мы вновь видим описание Святого Духа, которое решительно отличается от того, с которым мы встречаемся в большей части Нового Завета. Можно провести параллель с 11-ой главой книги пророка Исаии, где мы находим семикратную силу Святого Духа в период управления в связи с личностью Мессии и его царством: “И почиет на нем Дух Господень”. Представляется, что эти слова взяты за основу и применены в соответствии с целями апокалиптического пророчества, только в гораздо более широком смысле. Это замечание, безусловно, окажется верным и для всех прочих случаев использования в Откровении цитат из Ветхого Завета. Ссылки на закон, псалмы и на пророков делаются постоянно, однако они не просто повторяются, как считают некоторые буквоеды. Если бы и мы считали так, как они, то лишили бы Откровение смысла, не поняли бы его и не извлекли бы для себя никакой пользы. Если кто-либо отождествляет Иерусалим Исаии с новым Иерусалимом Откровения или пытается объяснить Вавилон Откровения, опираясь на значение Вавилона Иеремии, то очевидно, что этот человек попросту упускает из виду то особое учение, которое дал нам Бог. Такие попытки являются на сегодняшний день главным источником путаницы в понимании Откровения. И в то же время если мы не начнем с ветхозаветных откровений, касающихся Вавилона или Иерусалима, или с учения, выработанного всеми пророками, то у нас не будет должной подготовки для правильной оценки и даже понимания Откровения в целом. Таким образом, полностью отрывать Новый Завет от Ветхого, равно как и видеть в Новом Завете только повторения Ветхого - это почти одинаковые ошибки. Между Заветами есть божественная связь, поскольку ум Духа заложил в них скрытую аналогию; Откровение представляет понятия Ветхого Завета в несравненно более широком диапазоне и раскрывает их сущность гораздо глубже. В Откровении рассматривается состояние, возникшее после того, как Святой Дух занял свое место в христианине и в собрании на земле, причем преимущественно после того, как пришел Сын, явивший Бога Отца, и совершил на земле дело искупления. Следовательно, для того, чтобы до конца понять смысл Откровения, необходимо принять во внимание божественный свет во всей его яркости, свет, исходящий от личности и дела Христа. Поэтому я полагаю, что “семь духов” относятся к Святому Духу, действующему в сферах управления. Семь духов - это полнота силы Святого Духа, как верховной власти, и значение духов зависит от контекста, в котором они употреблены. В 3-ей главе они относятся ко Христу, решающему вопросы собрания, в 5-ой главе они упоминаются в связи с его отношением к земле, но как бы они ни употреблялись, они всегда означают полноту Святого Духа в его управлении и силе, а не его единство в образовании собрания как одного тела. Об этом уже шла речь в посланиях апостола Павла, в которых место, надлежащее христианину как члену тела Христа, рассматривается особо (причем рассматривается только там). Следовательно, Бог представляется соответственно духу и сути Ветхого Завета и в то же время - применительно к теме Нового Завета; таким же образом представлен нам и Святой Дух. Так же обстоит дело и с нашим Господом Иисусом, в чем мы убедимся чуть позже. Здесь, разумеется, ничто так не бросается в глаза (особенно если мы помним, кто автор), как отсутствие таких взаимоотношений Бога со своими детьми, каких больше всего мы ожидаем. Чего нет в этой книге, так это откровения благодати. Иисус Христос представлен здесь как “свидетель верный”. Очевидно, что это говорит о том, каким Он был на земле. Иоанн развивает эту тему в манере, отличной от общепринятой. Мы можем проследить, как Он восходит на небеса, где Павел созерцает его прославленного; однако цель Иоанна - показать Христа с той стороны, с какой Он предстал здесь, на земле. Даже если Иоанн говорит о нем как об Агнце на небесах, то непременно указывает на то, что Он был отвергнутым мучеником на земле: “Который есть свидетель верный, первенец из мертвых и владыка царей земных”. Последнее проявилось тогда, когда Он сошел с небес на землю и стал первенцем из мертвых. Но о том, каков Он на небесах, не говорится ничего. Перед нами чрезвычайно осторожное исключение небесного положения Иисуса Христа из круга его взаимоотношений. Даже то, что соединяет его с христианином, - его ходатайство за этого христианина пред Богом - обойдено здесь молчанием, хотя я не сомневаюсь, что в 8-ой главе мы видим его как ангела - первосвященника по отношению к другим. Следовательно, Господь Иисус намеренно представлен здесь как человек, занимающий самое последнее место. Было объявлено, что Бог есть вечная сущность, Святой Дух - полнота управленческой силы, а Господь Иисус - тот, кто связан с землей, несмотря на то, что Он воскрес из мертвых, и этому его положению отводится последнее место, потому что Он рассматривается исключительно с земной точки зрения. Но при всем этом голос христианина был услышан сразу же, и этот факт еще более примечателен потому, что он представляет собой одну из немногих удивительных загадок, которые пересекают плавное течение повествования книги как в ее начале, так и в конце. С подобными случаями мы сталкивались и раньше, но все-таки они совсем не то, что мы можем получить, правильно поняв смысл видений. Христианин был услышан еще до того, как начались эти видения, равно как невеста была услышана после того, как они закончились. Здесь одного имени Иисуса достаточно для того, чтобы сердце встрепенулось и высказало сладостные, славящие слова, которые Он заслуживает. Можно не описывать его отношение к нам, но Он тот, которого мы любим, и поэтому “Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков”! И поскольку мы видим здесь излияние из сердца радости от упоминания Иисуса, то в следующем стихе нам представлено предупреждающее свидетельство, соответствующее духу книги, - чтобы не ослабла сила воздействия имени Иисуса на тех, кто не находился в непосредственной близости к нему: “Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена земные”. Все это не имеет ничего общего с его пребыванием на земле, когда Он умер за нас; но после того, как мы возрадовались и возблагодарили Иисуса, после песни хвалы, которая, я бы сказал, невольно вырвалась из нашей души при упоминании его имени, после этого весьма кстати следует свидетельство, обращенное к другим. Именно Христос грядет и несет с собой суд. Его увидит каждая душа - и если между ними будет какая-либо разница, то заключаться она будет в том, что самые величайшие муки претерпят те, кто пронзил его (то есть иудеи). “Ей, аминь. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель”. Тот, который есть начало и конец, охватывающий своим умом все, с чем бы Он ни имел дело, понимающий все, что только может относиться к человеку, - именно Он говорит здесь, вечно живой Бог. Он с самого начала подкрепляет данную книгу своим свидетельством. Далее Иоанн говорит о себе так, как того требует свидетельство, которое он призван представить: “Я, Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа”. Духовно обращенному уму должно быть ясно, как точно здесь все соответствует тому, что должно пройти впоследствии. Вся книга проникнута предположением о страданиях святых во время тяжких испытаний, причем в тот период, когда их духовный опыт сформировался благодаря их связи по царству Христа, а не по членству его тела - собрания, хотя страдания они терпели, безусловно, за слово Бога и за свидетельство Иисуса. Это подчеркнуто с особой силой для того, чтобы мы заметили эту особенность. Не то чтобы самому Иоанну не хватало ощущения полноты собрания или христианских взаимоотношений - нет, но здесь он выступает как представитель остальных людей, и нас в том числе. В то время как он располагал всем, что по праву принадлежит христианину, он обладал совершенно особыми связями другого характера - связями со святыми, которые последуют за нами в конце этого века. Таким образом, он предстает здесь не как один из участников обетования Бога, которое по благовествованию исполнится через Христа, но как тот, который во Христе разделяет его царствование и терпение. Это верно и в отношении всех нас. Однако данное положение Иоанна соответствует положению мучеников последних дней, а не тому состоянию, которое каким-то особым образом связывает его с христианами и собранием. Другими словами, место, занимаемое им, - это, безусловно, место христианина, но упор здесь делается на другое: на то, что связано с теми людьми, которые не могли находиться в таком же корпоративном положении, как мы. В то же время мы видим здесь чрезвычайно тщательно продуманное предупреждение, исключающее возможность предположения о том, что он не наслаждался всем своим существом пребыванием во Христе. Мне думается, что это одна из причин, по которой Богу угодно было представить в данной книге видения дня Господа. “Я был в духе в день воскресный”. Этот день особенный для христианина, потому что он отмечен рождением его явного благословения; он, безусловно, должен доставить его сердцу особую радость, не меньшую в тот первый воскресный день благодати и нового творения, чем в седьмой день от появления тварей и закона. В тот день Святой Дух наделил боговдохновенного автора Иоанна своей силой для того, чтобы он воспринял, а потом передал другим представленные ему видения. “И слышал позади себя громкий голос, как бы трубный”. Мне кажется весьма важным то, что голос был позади его. Главная цель всего пророчества состоит, казалось бы, в его выдвижении вперед. Однако перед тем, как Дух Бога мог бы надлежащим образом ввести его в мир видений будущего, Иоанн должен был бросить взгляд в прошлое. На него был ниспослан дух для того, чтобы исключить всякое влияние всего внешнего и чтобы ввести его в сферы, которые собирался открыть ему Бог. Но мы должны понять, во-первых, то, что это происходило в день Господа - первый день недели, и, во-вторых, то, что перед предъявлением ему прошлого он должен был обернуться на голос позади него и узнать, как Господь оценивал то, что носило его имя на земле. Пропустите последующие слова и начните читать с предложения: “То, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии”. Голос позади упомянут исключительно в связи с семью собраниями. Перед тем, как перейти к другой теме, этот же голос, как бы трубный, разговаривая с ним, сказал: “Взойди сюда”. Теперь уже и сомнений нет в этом голосе позади. Апостол идет вперед, чтобы заглянуть в будущее. Но для этого он должен иметь представление о прошлом, исходя из чего Господь объявит свой приговор тому, что носило имя христианства на земле. “То, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию. Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников”. Чуть позже мы узнаем, что они означают. Затем он увидел кого-то, подобного Сыну человека, “посреди семи светильников”, которые, как объясняется в книге, представляют собой семь собраний, рассматриваемых, однако (в соответствии с мнением Господа о них), как мерило божественной праведности. Вот почему они золотые. Этот принцип не только общий и неизменный, но это отличительная черта всех посланий Иоанна. Например, для христианина образцом является отнюдь не закон (как было с иудеями), но сам Христос; если это не так, то христианин очень много теряет. “Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать так...” Как? как израильтянин? Отнюдь, христианин должен помнить, что он “должен поступать так, как Он [Христос] поступал”. Христианин не подчиняется закону - он пребывает в благодати. И это понятно, потому что хождение, к которому мы призваны, всегда соответствует тому месту, которое мы занимаем, и отношениям, которые мы имеем. Ничего не может быть проще. Если я слуга, то и вести себя должен, как слуга. Если я господин, то поведение, свойственное для слуги, для меня будет неприемлемым. Смешивание отношений является ошибкой, и от их недооценки мы многое теряем, а их отрицание ведет к гибели. Ибо любое положение, в котором мы находимся (неважно, какое оно и где оно), всегда предполагает благодатную силу Бога, которая является для нас источником силы и призвана поддерживать человека в хождении, соответствующем тем отношениям, которые было угодно установить с ним Богу. Мы не говорим сейчас о чем-либо светском. Жизнь во Христе, предполагающая наличие у человека духовно развитого ума, полностью освобождает его от мирской суеты. Это, наверное, уместное замечание, потому что христианин может сказать: “Поскольку я джентльмен, я должен поступать так, как положено джентльмену, а теперь, когда я обрел Христа,- еще лучше”. Но если вопрос касается Христа, то такие рассуждения никуда не годятся. Разве Он так поступает? А ведь мы должны ходить, как Он. Имея вышеупомянутые мысли, не опускаетесь ли вы просто-напросто до мирского уровня? Не пользуетесь ли вы своим земным положением для того, чтобы избежать того удела, к которому призывает вас Христос? Хорошо известно, с какой готовностью сердце может оттолкнуть то, что на самом деле является благословенностью свидетельства, которое Господь даровал нам. Разве здесь есть Христос? Следовательно, мы говорим о том, что уготовил нам Христос, а не о природе, ее желаниях и чувствах. Если у вас есть только то, что от природы, то вы не разумны; но если вы увидели Сына Бога и уверовали в него, если благодаря благодати вы живете так, как Он, причем истина жизни у вас такая же, как и у него, то как христианин вы примите только один образец для подражания - самого Христа. Именно в таком плане следует понимать значение семи золотых светильников. Все, как и полагается, было оценено с точки зрения разума Бога и в соответствии с тем местом, в которое Он поставил собрания. Согласие с ним как проявленным во Христе Богом - вот их правило. Поэтому они и предстали в образе золотых светильников. Но “посреди семи светильников” Иоанн увидел “подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир”. Подир здесь не является символом деятельного служения. Вопреки мнению большинства, он не означает плотно облегающую рясу. Иоанн видит Сына человека, облеченного в длинное, до пят одеяние, “по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей”. Необходимо отметить, что Христос здесь представлен как судья. О нем говорится как о Сыне человека, а это качество, как мы знаем, позволяет ему вершить всякий суд. Это же учение явствует и из евангелия по Иоанну (гл. 5). Наряду с этим есть и еще одна особенность, которая указывает на характер восприятия Иоанна и удивительно соответствует его авторскому стилю. Те черты, которые упоминаются им при описании Сына человека, на самом деле явно свойственны “Ветхому днями”. Даниил смотрит на “Ветхого днями” с одной точки зрения, а на Сына человека - совершенно с другой. Иоанн же видит Сына человека как того, который обладает свойствами “Ветхого днями”. Он человек, но этот человек, видимый там-то и так-то, является божественной личностью, самим вечным Богом. И сейчас я спрашиваю всех тех, чей ум свободен от предубежденности: “С чьим стилем гармонирует отождествление Христа с природой, согласно стилю автора той книги, которую мы сейчас читаем?” С точки зрения нравственности Он, безусловно, должен вершить суд, но Иоанн не теряет из виду его божественную славу даже тогда, когда речь идет о суде и о его царстве, установившемся в мире. При изучении того, что здесь сказано, обращает на себя внимание и другой факт. Проявляется троякая слава Христа: личная, относительная и, наконец, публичная. Однако здесь есть и нечто большее. “И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний”. Только такие слова приемлемы для описания того, чья сущность божественна. Первый - это, разумеется, Бог; а если Он - первый, то, будучи Богом, является и последним. Все это Иисус говорит о себе, и, более того, Он добавляет: “И живый; и был мертв”. Эта фраза весьма впечатляюще выражает великий смысл. Он не просто умер - Он говорит сейчас не об этом, хотя факт его смерти отражается во всех книгах, причем весьма правдиво. Нет, Он говорит, что Он “был мертв”. Это означает его желание умереть, поскольку Он, безусловно, обладал тем, что было не свойственно его сущности и что казалось абсолютно не совместимым с только что описанной преславной личностью. Данный смысл передается особым подбором слов: Святой Дух тщательно сохраняет славу Христа даже в тех случаях, когда говорится о глубине его унижения. “...И был мертв, и се, жив во веки веков”. Слово “аминь” мы здесь пропустим - оно звучит неестественно и только искажает смысл. Я надеюсь этого достаточно, чтобы вы поняли, что это представляет собой достаточное и неизменное основание говорить об этой книге на основании древних и авторитетных источников. Существуют веские причины (чрезвычайно убедительные и уважительные) того, что время от времени в писаниях встречаются различные вставки, пропуски и видимые противоречия. Не думайте, что это некое произвольное новшество. Настоящие любители новшеств - это те, кто по ошибке или по собственной воле отошел от слов Духа, а произвольность всегда появляется там, где нет авторитетного источника. Там же, где авторитетность последнего очевидна, произвольности нет места. Следовательно, ошибка состоит не в том, что мы стремимся найти большую обоснованность в тексте, а в том, что идем на поводу у традиции и позволяем запутать себя в дебрях современных (и, безусловно, развращенных) толкований. Мы должны во всем подчиняться лучшим источникам. Ниже следуют такие слова нашего Господа: “И имею ключи ада и смерти”. Это не просто фраза, но здесь подразумевается истинный порядок: никто не попадает в ад до того, как умрет, при этом смерть имеет отношение к телу, а ад - к душе. “Итак напиши [и это, несомненно, истина], что ты видел, и что есть, и что будет после сего”. Из этих слов становится очевидным и понятным для каждого читателя, что книга Откровение явно разделена на три части. “Что ты видел” - это слава Христа, описанная в первой главе, которую мы уже рассмотрели. “Что есть” представляет собой длительное состояние, описанное в обращениях к семи собраниям. Это выражение весьма примечательно, потому что в нем вполне естественно подразумевается, что собрания должны существовать продолжительное время. Причина этого ясна. Вполне вероятно, что в тот период жизни Иоанна, когда писались послания, “что есть” особо не выделялось, но поскольку такое состояние продолжается с тех времен и по наши дни, то мы видим, какую огромную силу приобретает в связи с этим данная фраза. В то же время существует другой подход к выражению “и что есть”. Считается, что это также относится к тому, что уже отошло в прошлое. Я не сомневаюсь, что Бог это подразумевал и что перед нами - двоякое значение книги. У меня нет намерения детально рассматривать собрания как нечто навсегда ушедшее, а пророчество - как то, что возникло сразу же после этого; нет, я упомянул этот подход только потому, что считаю своим долгом назвать его наряду с первой точкой зрения, согласно которой то, “что будет после сего”, означает период, когда описанного состояния собрания уже не будет. Слова “что будет после сего”, передают истинный смысл выражения, употребленного в оригинале. Если бы было сказано “впоследствии”, то значение фразы стало бы размытым, выражение же “после сего” заключает в себе точный, ясный и буквальный смысл. “Тайна семи звезд, которые ты видел в деснице Моей, и семи золотых светильников есть сия: семь звезд суть ангелы семи церквей; а семь светильников, которые ты видел, суть семь церквей”. В каждом из посланий к собраниям Господь обращается к “ангелу”. Кто он и что он собой представляет? В обычной классификации званий, отраженной в Новом Завете, такое иерархическое звание, как ангел, никогда не встречается. Однако нет ничего удивительного в том, что мы видим его здесь - в книге, в которой много необычного. Определение “ангел” весьма уместно в такой пророческой книге, как Откровение. Означает ли оно привычный для нас образ ангела как существа? Я полагаю, что это не так: при описании собраний имеются в виду совсем другие ангелы. Услышав об ангеле огня во времена Откровения, мы сразу же понимаем, о чем речь; даже читая об ангеле Иисуса Христа как Господа, мы не столкнемся с непреодолимыми трудностями в понимании его значения. Однако ангел того или иного собрания - это нечто совершенно другое. Конечно, мы можем понять упомянутого здесь ангела как реальное существо, выполняющее роль средства общения Господа со своим слугой Иоанном, но было бы грубой ошибкой полагать, что его слуга Иоанн пишет послание Христа и обращает его к ангелу в буквальном смысле этого слова. В этом заключается трудность для тех, кто считает, что здесь имеются в виду ангелы-существа. Я же так не думаю. Мне представляется, что поскольку “ангел” употреблено здесь в значении “представитель” (независимо от того, существо это или нет), то в обращении к собраниям Господь воспользовался этой общей истиной. Здесь имеется в виду ангел, функция которого заключается в представительстве (человеческом или нет); он является идеальным представителем каждого собрания. Известно, что в определенных случаях представительство имеет место и в буквальном смысле: например, когда Иоанн креститель посылал своих учеников, имело место представительство людьми его сознания. Ученики ходили и передавали другим людям мысли того, за кем они следовали. Однако это приобретает совершенно другую форму, когда вопрос касается собраний, которые, как мы знаем, вообще не посылали никаких посланников. Следовательно, рассмотрев абсолютную сущность ангела собрания, что мы можем сказать о значении этого слова? Мне думается, следующее: Господь не имел в виду, что ангел - это непременно пресвитер или непременно учитель; Он подразумевал того, кто мог бы быть одним из вышеназванных или объединял бы в своем лице обоих: того, кто в его данных стал бы истинным представителем собрания и нес особую ответственность за его состояние. Кем бы ни был этот представитель (один или вместе с другими, себе подобными), именно он подразумевался под ангелом.

“Ангелу Ефесской церкви напиши: так говорит Держащий семь звезд в деснице Своей, Ходящий посреди семи золотых светильников”(гл. 2,1). Очевидно, что теперь мы оказались в сферах весьма обширных. Описание носит здесь общий характер. В первом послании - к ангелу ефесского собрания - состояние христианского свидетельства представлено в чрезвычайно общей форме. Оно, как я полагаю, описывается начиная с дней апостола Иоанна. Соответственно этому, Господь представляет себя с такой же широтой: “Держащий семь звезд в деснице Своей”. Таково его положение - положение и пастыря, и священника; в этом проявляется его отношение к ангелам, то есть к тем, кто представлял собрания его оку, равно как и его - собраниям. Звезда - это то, что действовало от имени собрания. Очевидно, что она - сосуд для света Господа для поддержания состояния святых Бога. Если свет недостаточно ярок, если к нему примешалось зло, то это скажется и на состоянии собрания. Если же он ослепительно сияет, то собрание в нравственном отношении возвысится. Я считаю, что именно это имеется здесь в виду. Тогда в том, кто держит все собрание в своей деснице и ходит среди семи золотых светильников, мы видим Христа, который не просто крепко держит этих идеальных представителей, но и проявляет живой интерес к самим этим собраниям. Словом, это Христос в самом широком и общем понимании его священства и пастырства, рассматриваемый, разумеется, в соответствии с идеей книги. Описание состояния ефесского собрания носит такой же общий характересть: “Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы”. Там процветало неверие, питаемое нечестивостью, которую сатана старался насадить всеми силами. Апостолы уходили со сцены - никого из них не осталось, кроме Иоанна. Я, разумеется, не настаиваю на этом, однако вполне естественно предполагать, что когда апостолы уходили и присоединялись к Господу, сатана прилагал все усилия, чтобы чем-либо заполнить освободившиеся места и завоевать право на преемственность, которой он страстно желал. Собрание в Ефесе испытывало этих лжеапостолов, в частности их проверял ангел, который в значительной мере помог членам этого собрания через благодать Господа. Звезда, как нам здесь говорится, пока действовала в собрании во благо. После испытания они обнаружили недостаток в тех, кто назывался апостолами. Однако здесь есть и нечто большее. Твердость веры и преданность все еще оставались в Ефесе характерными чертами. “Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою”. Такова причина недовольства ими со стороны Господа. Очевидно, что то был первый шаг на пути к отступничеству и самый главный признак начала падения. Все, что наносит ущерб и в конце концов мертвит, всегда находится внутри, а не снаружи. Напрасно сатана пытается уничтожить тех, кто, опираясь на любовь Христа, почитает его как предмет своей любви и считает ориентиром в мирской и духовной жизни. Разве не так обстояли дела, например, в послании Ефесянам? Разве не оставили они свою первую любовь? Сейчас же все было не так, как тогда. Они допустили ошибку. Они расслабились, однако на их поступках это не отразилось. Мы знаем, что свои дела верующие продолжали вести с усердием и прилежанием. Были и дела, и труд, и терпение. Но куда девалась работа веры? труд любви? терпение надежды? То, что вызвало великие последствия, перестало быть действенным, да и не могло уже быть таковым. Последствия оставались, источник иссяк. Их первая любовь остыла. Для них все было бы кончено, если бы они, конечно, не осудили себя и если бы Христос силой Святого Духа не занял вновь своего места. “Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься”. Любое описание, будь то представление Христа, состояние собрания, обвинение в грехе, предложение какого-либо средства, угроза суда или послание обетования, - любое описание носит чрезвычайно общий характер. Так твердо придерживается Бог величайшей, исполненной общего смысла темы в послании к ангелу собрания в Ефесе. “Впрочем то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия”. Здесь снова налицо всеохватность. Возможно ли что-либо более всеобъемлющее от древа жизни, которое посреди рая Бога? В обращении к ангелу смирнского собрания мы видим совершенно другое состояние. Оно уже носит довольно специфический характер в отличие от той обобщенности, которую мы только что видели. После того, как люди запятнали чистоту имени апостола и, что самое главное, потеряли свою первую любовь, Господу было угодно послать им скорби. Он сделал так, что на долю его народа выпали всяческие испытания, позволив сатане проявить свою силу и использовать злобу языческих гонителей. Это и явилось поводом к написанию обращения к ангелу смирнского собрания. “И ангелу Смирнской церкви напиши: так говорит Первый и Последний, Который был мертв, и се, жив: знаю твои дела, и скорбь, и нищету (впрочем ты богат), и злословие от тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское”. Заметьте, что здесь уже не говорится об испытании лжепророков. Появляется новое зло. Пока на земле жили истинные апостолы, сатана никак не мог добиться того, чтобы в собрании Бога признали иудаизм. Совет в Иерусалиме решительно освободил язычников от ига закона. А апостол Павел показал, что если бы закон, введенный либо для оправдания, либо для принятия его как жизненного правила, был навязан христианину, то это стало бы равносильно уничтожению Христа и лишению благодати. Что касается оправдания, то вышеуказанный результат очевиден; по отношению же к жизненному правилу он несколько завуалирован, хотя в действительности следование закону как правилу является самым что ни на есть отрицанием евангелия. Если для христианина правило жизни - Христос, а для иудея правило смерти - закон, то из этого следует, что замена одного другим ведет христианина к отступничеству. На раннем этапе истории отцы подверглись иудейскому влиянию, и с тех пор эта закваска все еще продолжала действовать. Следовательно, занимать положение иудея - значит, быть одним из тех, “которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское”. Господь рассматривает здесь именно таких людей, творящих зло (к которому пришли все ярые сторонники дел) и образующих отдельную группу. Мы видим не только попытки сатаны ввести иудаизм, но и, как Он говорит, “злословие [поношение, клевету] от тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они таковы, но сборище сатанинское”. Они были сплочены, поэтому их можно назвать сборищем. Их сплоченность - простая тенденция к объединению, свойственная отдельным личностям. Она существовала всегда, но здесь мы видим нечто большее. Перед нами сформировавшаяся и хорошо известная группа с величайшими притязаниями. Она образовалась для того, чтобы в своей сомнительной праведности и святости возвыситься над остальными - над теми, кого они объявили вне закона, потому что те пребывали в истинной благодати Бога. Но они, сами не ведая того, были развратниками и разрушителями христианства. Обманутые сатаной, они выполняли роль послушных орудий в его руках, при этом они сами безбожно обманывали других, потому что их честность и искренность исходили от плоти. Представляется, что рассматриваемая здесь группа шла за партией тех, кого обычно называют “отцами церкви”. На них лежит ужасное, позорное пятно: попытка внедрить иудаизм в собрание Бога. Они стремились к этому на протяжение многих веков, и именно за это Господь Иисус Христос заклеймил позором их организацию как систему. Оскорбляя его, они полностью противопоставили себя благодати. Сущность их ясна. Они вырвали христианина из сферы его небесных связей и навязали ему отношения, свойственные лжеиудею. И, что еще более важно здесь, они утратили истину подлинной жизни, дарованной нам во Христе. Таким образом, будь то развращение душ или создание по земному образцу сект из тех, кто, согласно Павлу, обладал небесной сущностью, будь то их отрыв от жизни во Христе и от хождения, свойственного ему, или навязывание им иудейских заветов - все это, боюсь, числится в послужном списке отцов и является, как это ни печально, их отличительными чертами как класса, о котором говорит здесь Господь. Когда человек жил по иудейскому образу и подобию, то красота и назначение собрания Бога в основном были разрушены. Однако интересно то, что следования и обряды определились как система как раз к тому времени. Это чрезвычайно важный факт, о котором не говорится в богодухновенном послании, но подтверждение которого можно найти среди доникейских отцов. Мне кажется, что Господь заметил последствия такого образа жизни, и Бог использовал тех, кто оставался верен ему во времена гонений со стороны язычников. Уже тогда сатана начал действовать, стремясь образовать свое сборище из “тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы”. Христос же сказал, обращаясь к терпящим страдания: “Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот, диавол будет ввергать из среды вас в темницу, чтобы искусить вас, и будете иметь скорбь дней десять”. Испытание налагалось на них не навеки; Господь определил условия их спасения: “Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни”. “Побеждающий не потерпит вреда от второй жизни”. Сначала они будут страдать, но потом уже ничто не может причинить им вреда. Таков принцип веры в Бога. Претерпев много скорбей, мы должны войти в царство.

Послание “ангелу Пергамской церкви” существенно отличается от предыдущих. Оно тоже носит специфический характер. “Так говорит Имеющий острый с обеих сторон меч: знаю твои дела, и что ты живешь там [это очень важно - где и как мы живем], где престол сатаны”. Как же это получилось? Было бы понятно, если бы они пытались вырваться из сфер его влияния, но то, что они спокойно жили в этих сферах, вызывает особый интерес. Может быть им нравилось находиться рядом с престолом и жить там, пусть даже это престол сатаны? Может быть они любили блеск и тени человеческой власти? И все-таки то, что есть благо, всегда принадлежит Господу. “...И что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей”. Примечательно, что даже после великих гонений, когда христианство, вернее, когда большинство христиан было принуждено принять покровительство мира, - даже тогда сохранялась истинная верность Богу, которая придавала людям огромные силы, исключавшие возможность их отречения от Христа и его божественной сущности. Под предводительством того же самого Константина, которому довелось сыграть роль средства защиты христианства миром, было проведено и выиграно сражение с арийским недругом. Именно его властью и именно по его призыву в Никее собрался тот знаменитый совет, который официально утвердил троичный символ веры. Я, разумеется, не хочу сказать, что в такой защите не нуждались христиане, но подчеркиваю, что христианству она не требовалась. Таким образом, символ веры, который обычно называют никейским и в основе которого лежало утверждение о божественной единосущности Христа, был провозглашен уже тогда. И у меня не могла не зародиться мысль о том, что на состояние дел того времени делается ссылка и здесь: “И что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа”. Какой глубокий смысл имеет это сочетание, заключающееся в тесной близости между престолом сатаны, лишенным милости Бога, и самой этой милостью, которая вопреки всему поддерживает основополагающую веру в личную славу Христа! “Но имею немного против тебя, потому что есть у тебя там держащиеся учения Валаама”. А там, где есть учение Валаама, сразу же зарождается клерикализм. Власть мира установила земные ценности - священство превратилось в клир, в более или менее прибыльную профессию. Создателями этой системы явились “держащиеся учения Валаама”. Их деятельность, разумеется, сопровождалась заключением с миром всякого рода компромиссов. Неверно используя Писание, духовенство одобряло всевозможные торговые сделки с греховным миром, и он, как уже сказано, “научил Валака ввести в соблазн сынов Израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали”. Я не сомневаюсь, что в этих словах символически выражено все вышесказанное. Однако тому, чья совесть еще жива, подспудный смысл этого ясен. И неудивительно, что там, где существует такое зло, там, где исчезло то, что удерживает собрание от греха как непорочную деву, обрученную со Христом, - неудивительно, что там подобные прегрешения понимаются неверно. В собрание внедрился мир, он все еще остается в нем, и - увы! - его влияние даже покрывается теми, кто своим профессиональным статусом обязан этому ужасному и развращающему влиянию. Его поддерживает тот же дух неверия, который позволил рже разъедать собрание, который и сейчас, как и тогда, отрицает истинное назначение обоюдоострого меча. Христиане были ослеплены мирской силой и славой, которые в то время, безусловно, выдвигались как средства защиты не только их самих, но и всей христианской веры. Однако при этом они роковым образом скомпрометировали Христа тем, что соединили его с миром, после чего они вернулись к миру и полностью отдались ему. Однако через благодать собрание будет отнято от него для того, чтобы соединиться с Христом во славе. “Так и у тебя есть держащиеся учения Николаитов, которое Я ненавижу”. Ангелу ефесского собрания упоминались “дела Николаитов”, однако сейчас их нечестие (которое можно, наверное, определить как антиноминализм) превратилось в учение. “Покайся; а если не так, скоро приду к тебе и сражусь с ними мечом уст Моих”. Как видим, Господь уже не борется в защиту своего народа и не использует ненависть и гонения врага для того, чтобы обрезать ветви или вырвать корни зла, расцветшего махровым цветом. Такой метод мы только что рассмотрели. Ныне же пробил час более тяжкого испытания. Ибо - увы! - состояние тех, кто носил его имя, стало таким, что Он был просто вынужден обращаться с ними жестоко. “Имеющий ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать сокровенную манну”. В условиях, когда собрание искало земной славы, сокровенная манна была поддержкой для веры. Пусть хотя бы отдельные люди остаются верными Господу Иисусу, даже если это не ценит никто из окружающих. Я не сомневаюсь, что некоторые святые оставались преданными его имени, несмотря на то, что в то время они еще не занимали положения остатка, и вопреки тому, что вопрос об их отмежевании от общественных организаций еще не стоял. Силы веры, возможно, и не хватило бы на то, чтобы отойти от этих организаций, но в любом случае верность Христу имела место; и там, где это было, “побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает”. Истинно верующему сердцу достаточно лишь ободрения, которое сладостнее всех побед, одержанных над вселенной, вместе взятых.

Затем следует послание к последнему из этих четырех собраний: “И ангелу Фиатирской церкви напиши [ я ни минуты не сомневаюсь, что в этом послании с помощью событий, происходящих в данный период, сделан (насколько это возможно) набросок картины, отражающей события средних веков]: так говорит Сын Божий, у Которого очи, как пламень огненный, и ноги подобны халколивану [теперь Христос появляется не только как всевидящая сила нравственного суда, но и как судья, готовый бороться со злом, - “ноги подобны халколивану”]: знаю твои дела и любовь, и служение, и веру, и терпение твое, и то, что последние дела твои больше первых”. Период средневековья отличался чрезвычайной преданностью, несмотря на тьму и невежество, преобладавшие в области учения. Но те, кто любил Господа, выражали свою любовь тогда не столько знанием его путей, сколько беспощадным и привычным для него самоотрицанием. Я сейчас говорю не о том, что было сделано из-за предрассудков как по отношению к Марии, так и по отношению к собранию, когда и то и другое было сделано своего рода bona Dea, а о последствиях бесхитростного взгляда на Христа. “Но имею немного против тебя, потому что ты попускаешь жене Иезавели”. Это новое проявление зла. Теперь это уже не просто клерикализм и не только приверженность учению Валаама, это признание положения дел, которое обычно представляется через образ женщины. Проанализируйте использование образа женщины с точки зрения символики, и вы убедитесь, что именно его и необходимо было использовать: мужчина - это тот, кто идет вперед, а женщина - это то, что получено в результате его деятельности. Следовательно, Иезавель сейчас и представляет собой такой символ, равно как раньше таким символом являлся Валаам. Духовенство развернуло бурную деятельность по заключению самых низменных компромиссов с миром и продало честь Христа за серебро и золото, за удобства и почести. Чуть позже во всем этом мы увидим Иезавель. Таково было состояние в период средневековья, терпимое там, где упоминалось имя Господа. Далее сказано: “Ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицею”. Это не что иное, как одно из притязаний так называемой церкви, заключающееся в уверенности в собственной неизменной непогрешимости и в утверждении себя как своего рода богодухновенного авторитета, могущего основывать учения и именем Бога управлять всем и вся. Разве не именно так поступает католицизм? А если так, то не напоминает ли он Иезавель, называющую себя пророчицей, чтобы “учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное”? Все это, несомненно, явилось последствием того, что произошло ранее, причем плоды зла достигли своей зрелости. “Я дал ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась. Вот, Я повергаю ее на одр и любодействующих с нею в великую скорбь, если не покаются в делах своих. И детей ее поражу смертью”. Иезавель, конечно же, была матерью - святой матерью, как утверждают обманщики и обманутые. Но что сказал Господь? Что сказали те, кто предпочел “скорбь великую” прелюбодейству с ней? Мы знаем, что чудовищное, развращающее соединение церкви с миром стало вполне устоявшейся организацией. Это уже не было ошибкой, черной тучей проходившей мимо. Это превратилось в систему, занимающую самое высокое положение в мире, в царицу, претендующую на высочайшую духовную власть, в так называемую пророчицу, которая прочно обосновалась в христианстве, принося самое разнообразное потомство нечестия - “детей ее”. Но Бог, очи которого как “пламень огненный”, сказал: “И детей ее поражу смертью, и уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим”.

“Вам же и [явно следует опустить союз “и”] прочим, находящимся [лучше перевести “оставшимся”] в Фиатире...” Здесь ясно виден остаток. Так мы и должны читать текст и переводить его. Современный перевод текста, вызывающий новые версии толкования, сильно искажает истинный смысл написанного. Именно к “прочим, оставшимся в Фиатире, которые не держат сего учения”, и обращается Господь. Давайте еще немного поразмышляем над этими словами. Здесь мы впервые встречаемся с формальным признанием святых, не включенных в церковь в ее мирском состоянии и все же не выделенных так явно, как это было сделано позднее. Но в духовном смысле они представляли собой свидетельствовавшую группу людей, стоявшую отдельно от той группы, которая претендовала на высочайшее положение, а на самом деле с головой погрязла в общении с Иезавелью, которую человек называл “нашей матерью, святой католической церковью”, а Господь осудил и заклеймил позором: “Вам же прочим, оставшимся в Фиатире, которые не держат сего учения и которые не знают так называемых глубин сатанинских, сказываю, что не наложу на вас иного бремени”. С такой необычайной нежностью Господь говорит о тех, кто был верен его имени. Он не ждал от них великих свершений. Я ничуть не сомневаюсь, что здесь имеются в виду те, кого обычно называют вальденсами и альбигенсами, и прочие, имевшие ту же сущность. Они веровали искренне и горячо, но если измерить их знания веским и достоверным свидетельством, которое впоследствии представил Господь (и мы увидим это в следующей главе), то окажется, что свет их знания был недостаточно ярок. В конце главы Господь дает обещание, которое Он выполнит при одном условии: “Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками”. Нечестивая Иезавель не только преследовала истинных святых Господа, но и стремилась к владычеству над вселенной: к господству над душами всего мира. Господь увещевает их не иметь с ней ничего общего, и тогда, т.е. после того, как Он обретет истинную власть, Он даст ее и им. Если они согласны претерпеть ради Христа великие скорби, которые должны выпасть на их долю, то они должны оставаться смиренными. “Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками, и будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные, они сокрушатся, как и Я получил власть от Отца Моего”. Верные разделят власть с Христом по его пришествии и будут общаться с ним в его царстве. Но даже этого недостаточно для благодати. “И дам ему звезду утреннюю”. Звезда - это связь с Христом не только через его царство на земле, но и через то, что принадлежит ему вне мира. Небесное упование на то, чтобы быть рядом с Христом, неразрывно связано с упованием на участие в его царствовании. И здесь можно заметить нечто, значительно отличающееся от предыдущего. Призыв к имеющему ухо следует за обетованием, вместо того чтобы предшествовать ему. Причина заключается в следующем. К тому времени сформировался остаток. Он существенно отличался от церкви того времени, занимавшей мирское положение. Поэтому Господь и ставит обетование на первое место, ибо теперь, как стало очевидным, уже нет смысла ожидать принятия этого обетования церковью в целом. Призыв обращен к побеждающему, в связи с чем он и ставится впереди призыва к слушающему. В предыдущих трех обращениях к собраниям данный призыв стоит на первом месте, потому что Господь все еще говорит с обобщенным сознанием собранию. Теперь эта форма общения оставлена. Есть только остаток, который побеждает врагов, и обетование, данное ему. Господь просто отмечает все это в своем призыве. Что до остальных, то для них все кончено.

Исходя из выше сказанного, разделение следующей (третьей) главы представляется весьма целесообразным. Обращения к последним трем собраниям разительно отличаются от посланий к первым четырем. Основанием для такого мнения служит то, что в обращении к “ангелу Сардийской церкви” указывается на привнесение Господом нового состояния и на начало его развития. Прежняя экклесиастическая, или католическая стадия разложения собрания завершилась в Фиатире, характерной чертой которой является то, что она ознаменовала конец мирского состояния собрания и начало того состояния, которое сохранится до пришествия Господа. Я не сомневаюсь, что в образе Фиатиры мистическим образом представлен римский католицизм. По крайней мере, едва ли можно отрицать то, что его олицетворяет Иезавель. Остаток же состоит из тех, которые, не будучи протестантами, образовали свидетельствующую группу, которая (несмотря на то, что протестантизм еще не сформировался) стояла отдельно от папства. Однако в начале третьей главы представлено состояние, проникнутое духом протестантства. Таким образом, мы рассмотрели общее состояние собрания, опускающегося все ниже и ниже, ранние гонения со стороны язычников, власть мира, опекающего церковь, и, наконец, римский католицизм, который (как видно из ссылки на пришествие Христа), по всей вероятности, продержится до конца века. “И ангелу Сардийской церкви напиши: так говорит Имеющий семь духов Божиих и семь звезд...” Здесь сразу вспоминается представление Господа ефесскому собранию. При описании общего мирского состояния собраний Ефес следовал первым. Сардис же положил начало новому состоянию, которое может и не быть связанным со священством, ибо Господь действует через представление свидетельств, а не через проявление власти. Поэтому сказано, что Он ходит среди семи светильников: ведь это носит сугубо характер власти. Он имеет семь духов Бога. Он - Бог. Вся сила, вся несокрушимая мощь сосредоточены в его руках, и семь звезд - это те средства, с помощью которых Он воздействует на собрание. “Знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв”. Таков протестантизм. “Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти; ибо Я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны пред Богом Моим”. Вину протестантов усугубляет то, что они располагали более веским свидетельством Бога по сравнению с теми, кто погряз в обыкновенном священническом формализме средних веков. Слово Бога не доходило тогда до сознания людей, потому что оно и клир абсолютно несовместимы. Результатом действия клерикальных принципов всегда являлись (и будут являться) подмена власти Господа властью (в той или иной мере) человека, ослабление силы непосредственного воздействия Духа на сознание с помощью Слова Бога и затруднение доведения последнего до совести людей. Я вовсе не имею в виду отдельных духовных лиц и говорю о клерикализме во всех его проявлениях - будь то католицизм или любое другое вероисповедание (национальное или сектантское). Однако протестант придерживается совершенно других принципов. Конечно, люди могут нарушать принципы и делают это довольно часто. И все же одной из основных целей, к которой стремились сторонники Реформации (несмотря на все ее издержки, осуществление этой цели стало завоеванием протестантизма), заключалась в том, чтобы человек с открытой, честной и чистой душой обратился к Библии. Слово Бога должно было говорить с совестью человека. Я не имею в виду оправдание верой, потому что даже Лютер, как мне думается, так и не постиг истину Слова до конца. И если католики были жестоко обмануты, то протестанты до сегодняшнего дня не понимают смысла оправдания. Они обладают истиной лишь частично, и это не помогает им освободить свои души от бремени или привнести в них свободу, мир и силу Духа. Даже у Лютера никогда не было мира в душе, который соответствовал бы тому устойчивому состоянию, в котором он пребывал. Многие из нас знают, с какими проблемами он сталкивался, причем не только в начале своего пути, но и в конце. Я не имею в виду конфликты с церковью, я говорю о противоречиях, раздиравших его душу. Нет нужды цитировать его обширные сочинения, которые доказали бы, как жестоко его терзали внутренние противоречия неверия. Из его трудов видно, как далек он был от спокойного наслаждения миром благовествования, однако ошибочно полагать, что это объясняется не отсутствием четкого представления о благодати, а какими-либо другими причинами. Человека в таком состоянии может тревожить все - особенно если он не может чувствовать себя спокойным и не спросив о чем-либо Господа (независимо от того, насколько он талантлив и почитаем). Я убежден, что Лютер - это тот человек, у которого есть чему поучиться, чье мужество, верность, самоотверженность и стойкость можно взять за образец для подражания. И в то же время нельзя отмахнуться от того, что, несмотря на всю свою энергию в беззаветном служении Богу, он был весьма и весьма далек от понимания и собрания, и благовествования. И все же, несмотря на все свои недостатки, протестантизм отстоял открытую Библию - как для детей Бога, так и для человека. Однако впоследствии это же и ухудшило состояние, к которому пришел протестантизм, потому что, несмотря на то, что все люди читали Библию, вряд ли у кого-либо возникла мысль о построении на ее основе всей своей жизни и о подчинении ей своих поступков. Ничто так широко не распространено среди протестантов, как мнение о том, что какое-либо событие или явление можно считать абсолютно истинным, потому что о них сказано в Слове Бога, и при этом не иметь ни малейшего намерения брать его за руководство к действию. Может ли это не вызвать самых серьезных опасений? Сторонники католицизма в большинстве своем слишком невежественны, чтобы знать, что сказано в Библии, а что - нет. О Писании они имеют довольно смутное представление, за исключением тех его мест, из-за которых они ведут с протестантами спор, набивший всем оскомину. Скажите им, что то-то и то-то можно найти в Библии, и вы увидите, как они изумятся. Возможно, они не знают ее как нечто цельное потому, что никогда ее не читали, а если и читали (в чем я очень сомневаюсь), то только под давлением и присмотром священника - своего духовника. Протестант же изучает Библию, движимый собственным желанием, что является истинным и бесценным благом. Однако именно по этой причине протестант несет нелегкую ответственность. “Я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны пред Богом Моим. Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать”. Это явный намек на то, как Господь придет в мир. Если мы зададимся целью выделить в протестантизме какую-либо одну главную черту, то ею, пожалуй, окажется то, что его сторонники, пытаясь избавить себя от власти священника или церкви, всегда отвергали мир. В этом вопросе они путаются и сейчас. Их ни в малейшей степени не волновало то, что имело какое-то, пусть самое отдаленное, отношение к миру. Я говорю это вовсе не потому, что не вполне симпатизирую им, и не потому, что я хоть сколько-нибудь сомневаюсь в том, что отвергать признание Бога миром - грех. Невозможно предположить, что, например, в основе беззастенчивой поглощенности земными интересами, которую можно видеть в переплетении сектантства с папизмом и язычеством, лежат чистые, святые и бескорыстные побуждения. Бездуховность, скорее всего, можно отнести на счет духа неверия, который разъедает сердце и убивает даже идолопоклонство. Безбожники, безусловно, надеются отстоять свои позиции, равно как и поклоняющиеся идолам стремятся к этому. На самом же деле дьявол занес свою руку над ними обоими, и после того, как он их уничтожит, явится в свой день Господь, чтобы свершить суд над всеми противниками. Поэтому Господь и предупреждает ангела сардийского собрания о том, что если тот не будет бодрствовать, то Он придет, как вор, и ангел не узнает, в который час Христос найдет на него. Совсем не так говорится о его пришествии за святыми. Они ждут его, и их ожидание исключает предположение о том, что Он придет неожиданно, как вор ночью. Может ли его приход быть неожиданным для тех, кто готов к нему? Его пришествие - радость для них, они ждут его с большим нетерпением, чем страж рассвета. Образ вора приемлем только по отношению к миру и человеку, живущему мирскими интересами. Таким образом, тщательно подобранные здесь слова позволяют предположить, что собрание в Сардисе перестало ждать Господа как своего возлюбленного. Все говорит о том, что они пребывают в великом и, безусловно, вполне оправданном страхе пред ним как перед судьей. Они незаметно для себя вошли в мир и стали разделять его страхи и тревоги. Они потеряли ощущение покоя Христа, некогда дарованное им. Они не радуются его пришествию в совершенной любви, цель которого - взять с собой тех, кого Он любит. Но о неожиданности его прихода, как вора, не было бы и речи, если бы они наслаждались прекрасной надеждой на то, что Он, согласно его Слову, скоро явится. Побеждающий будет облечен в белые одеяния, потому что в Сардисе оставалось несколько человек, не осквернивших своих одежд. Они будут ходить с ним в белых одеждах, ибо они достойны этого. В этом всегда заключался великий смысл. Где-то есть прекрасные души, и нашей святой обязанностью является оказание им посильной помощи в познании благодати - не для того, конечно, чтобы облегчить свое пребывание там или те действия, которые они совершают, а просто из такой же бескорыстной любви к ним, какую испытывает к ним Господь. “Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его пред Отцем Моим и пред ангелами Его”.

Далее следует Филадельфия. “И ангелу Филадельфийской церкви напиши: так говорит Святый, Истинный, имеющий ключ Давидов, Который отворяет - и никто не затворит”. Каждое слово в представлении Христом самого себя отличается от его описания, данного в 1-ой главе. Это говорит об ином характере рассматриваемой нами главы - в частности, той ее части, которая сейчас перед нами. В обращении к ангелу сардийского собрания, хотя и созвучном с посланием к собранию в Ефесе, тоже очевидна разница их характеров. Хотя они до некоторой степени аналогичны, в обращении к Сардису есть нечто новое, а именно способ представления в нем Господа. Такая характеристика, как обладание семью духами Бога, существенно отличается от картины, представленной в послании Ефесу, равно как и от предыдущих описаний Господа Иисуса. В обращении к Сардису отражено новое состояние. Но теперь, подойдя к рассмотрению Филадельфии, мы видим гораздо больше свидетельств тому, что все переменилось. “Так говорит Святый, Истинный”. В 1-ой главе Господь описывается совсем не так, как здесь, как “имеющий ключ Давидов”. То, что сказано о Господе во второй главе, является повторением того, что представлено в видении Иоанна, только что нами рассмотренного. Единственное исключение составляет Фиатира, при описании которой, как уже отмечалось, Он упоминается как Сын Бога. Фиатира носила сугубо переходный характер. Она знаменует собой начало перемены в состоянии собрания. Эта перемена заключается в установлении ответственности собрания, которое, хотя и не обладает истинной силой из-за того, что является священнической организацией, творящей страшные дела перед очами Господа, все-таки имеет остаток, дорогой его сердцу. Но и из этого состояния собрание уже начинает выходить, и это обусловлено пришествием Господа. Как можно заметить, о его пришествии не говорится ни в одном из первых трех посланий. Но в послании к Фиатире оно уже упоминается потому, что его необходимость была вызвана состоянием собрания. Мы не видим пришествия ни к Ефесу, ни к Смирне, ни к Пергаму - о нем лишь отдаленно напоминают угрозы предстоящего суда. В обращениях же к Фиатире, Сардису и Филадельфии о пришествии говорится открыто. В послании филадельфийскому собранию, однако, Господь с особой выразительностью представлен и как личность, и как тот, который окружен нравственной славой. Теперь Он - сам Христос, увидеть которого в его новом прекрасном качестве помогла вера. На такое видение Христа не повлияли явления славы, имевшие место ранее. Сейчас Он предстал в своей истинной сущности - “Святый, Истинный”. И, более того, мы увидели Христа в свете величия его славы. Вера указывает нам, что благословенный, святой и истинный - это тот же, кто имеет ключ Давида. Перед нами ветхозаветное пророчество истины домостроения: Он “отворяет - и никто не затворит”. В свои права вступила прекрасная свобода: свобода в служении, свобода для каждого, кто принадлежит Господу. “Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить ее”. Верующие Филадельфии, по всей видимости, не отмечены такими значительными деяниями, какие вершило сардийское собрание. Последнее делало великие дела, филадельфийское же собрание не совершало ничего подобного. Друзья мои, согласны ли мы быть незначительными? не иметь веса в обществе? Не обладать ничем, что могло бы удивить и восхитить людей? Я хорошо себе представляю весь диапазон сомнительных ценностей, привлекающих внимание мира. Однако эти ценности не интересны для Филадельфии, которая сформировалась после отвержения Христа. Все мы знаем, как мало с ним считались на земле. Так же дело обстояло и с филадельфийским собранием. Но разве оно не имело ценности в его глазах? “Ты ...сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего”. Как Иисус был отмечен тем, что ценил и любил Слово Бога (будучи единственным, кто мог истинно говорить сатане, как и самому себе: “Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих”), так и Филадельфия отличается такой же живой верой. Кому-то может показаться, что не такое уж великое дело - не отречься от имени Христа; но для Господа нет ничего драгоценнее этого. В обращении к пергамскому собранию говорилось о том, что его ангел не отрекся от веры; теперь же речь пошла о нем лично. Главное здесь заключается в том, что Он собой представляет. Здесь недостаточно простого следования основам учения, здесь важно увидеть его личность (хотя и отсутствующую) и окружающую его славу. “Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы...” Не является ли это повторением того страшного наказания, которое поразило одну из первых церквей (а именно смирнскую)? Разве мы не знаем об этом? Разве мы не видели это собственными глазами? И как получилось, что в течение стольких веков люди смогли понять лишь малую толику из того, что было достигнуто отцами, причем и эта толика была, как мы знаем, отвергнута протестантами? Как получилось, что сейчас, когда Бог представляет новое свидетельство, возникает противоположное свидетельство? Сатана возрождает прежний дух иудаизма в то самое время, когда Бог вновь утверждает истинный принцип христианского богатства и, более того, придает Христу исключительное значение в глазах своего народа. Здесь (для того, чтобы мы извлекли для себя урок) показано, что сборище сатаны (то есть тех, которые называют себя иудеями, но таковыми не являются) образуется вновь. Что же мы видим вокруг себя? Как обстоят дела хотя бы, например, в Англии? К сатанинскому сборищу более всего тяготеет так называемый пусеизм, однако это движение наблюдается не только в Англии. Не надо думать, что пусеизм носит чисто национальный характер страны, например, Германии, а также прочих государств. Фактически он наблюдается везде, где существует протестантство и где, с одной стороны, налицо скептицизм, а с другой - истина, осуждающая яркостью небесного света, пусеизм и протестантство. Для того, чтобы защитить себя с помощью религии, люди впадают в систему обрядности и законов. Это, как мне кажется, и подразумевается под сатанинским сборищем. Но Господь добьется признания своего собственного свидетельства. Я не говорю - как, когда и где Он это сделает, но как верно то, что Он подтвердит истину, которую Он даровал, и свидетельство, которое Он представил в свое имя. “Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя”. Более того, Господь не только укрепит таким образом то, что ему принадлежит; мы знаем, что грядет ужасное для мира время - година, как здесь сказано, причем година не просто скорби, но и искушения. Я склоняюсь к мысли, что “година искушения” охватывает весь период книги Откровение, то есть это не просто страшный период, во время которого сатана низвержен с высот и объят яростью, а зверь, питаемый им, набирает силу и поднимает голову, нет - здесь речь идет о предыдущем периоде бедствий, соблазнов и суда. Словом, “година искушения”, по моему мнению, понятие более широкое, чем период “великой скорби” (гл. 7), и еще более емкое, чем время невиданных бедствий, которые должны пасть на землю Израиля (см. Дан. 12; Матф. 24; Марк. 13). Если это так, то каким щедрым и богатым представляется данное обетование: “И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле”! Напрасны будут попытки людей избежать испытаний! “Година искушения” коснется всех. Осмелюсь напомнить, как некоторые, пытаясь избежать “великой скорби”, ожидаемой в империи зверя, улетали в Канаду. Расчеты людей были ошибочны, их побег неразумен. “Година искушения” настигнет их, где бы они ни спрятались. Она обрушится на весь обитаемый мир, “чтобы испытать живущих на земле”, где бы они ни находились. Кто же тогда сможет спастись? Те, кто по призыву Христа будут восхищены на небеса. Их не коснется эта година. Следует отметить, что они не только не будут находиться в месте, отведенном для несчастий, - они будут полностью избавлены от этого часа, от этого грядущего испытания. Это их высочайшая привилегия! Именно таковы сила и благословенность обетования, которое Господь дает преданным ему и которое заключается в том, что они будут избавлены от бедствий того времени. Как я понимаю, единственно возможным способом избавления кого-либо от испытаний является удаление его с того места, куда они будут посланы. Ирвингисты обычно говорили о Господе, имея лишь небольшой Сигор. Тем не менее, речь идет не об укрытии их в каком-либо конкретном месте, а о полном изъятии их из того периода, который характеризуется великими скорбями, посланными на обитаемый мир. Как же этого можно достичь, если не удалить их из сфер, предназначенных для испытаний, до их наступления? Я полагаю, что именно таков смысл этого обетования. Благочестивый иудейский остаток, которому грозило особое, чрезвычайно жестокое испытание, просто уходит в горы, чтобы спастись от наказания, и остается там до тех пор, пока не явится во славе Иисус, который повергнет их врагов. Но в отношении христиан все обстоит совершенно иначе. “Се, гряду скоро”. Здесь уже ни слова не сказано о том, что Он придет, как вор; напротив, о его пришествии говорится с радостью. Господь возродил истинное упование на свое возвращение. Сейчас мы видим тех, кто должным образом ждет Христа, и это послание, по всей видимости, относится именно к ним. “Се, гряду скоро”. Спору нет, они все по-настоящему преданы ему, однако не исключена возможность того, что некоторые христиане могут втянуться в то или иное из описанных состояний, которое к тому же явно изживает себя. Не стоит поэтому пытаться разрушить состояния такого типа - все равно эти попытки будут носить формальный характер, поскольку упомянутые состояния исчезнут только тогда, когда придет Господь. “Держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего. Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое новое”. В день славы Он будет явно отмечен силой так же, как в нынешний период благодати умиротворен слабостью. Нам осталось рассмотреть последнее послание - “ангелу Лаодикийской церкви”. Но о нем я скажу всего лишь несколько слов, касающихся последней годины. Состояние лаодикийского собрания явилось, по моему мнению, результатом неприятия и презрения свидетельства, представленного Господом ранее. Людям, пренебрегающим истиной, которой владеют ждущие Господа, грозит опасность оказаться в описанном здесь положении. Христос больше не является для них единственным возлюбленным, у них уже нет ощущения благословенности его пришествия, исходя из которого они бы ожидали его; еще менее заметно их наслаждение своей слабостью, которая дана им силой Христа. Ими владеет одно желание - стать значительными и почитаемыми среди людей, быть “богатыми, разбогатевшими и ни в чем не иметь нужды”. Здесь мы видим то, что открывает больше возможности для деятельности человека. Именно поэтому Господь представляется людям как “Аминь” (то есть конец всего, что имеет отношение к человеку) там, где залогом безопасности является вера в Бога. Он - “свидетель верный и истинный”. Именно таким должно быть собрание, однако оно не таково, поэтому ему самому приходится занять это место. Так было тогда, когда Он жил здесь, на земле, в благодати; а сейчас Он должен восстановить силу и славу, а также суд, представляющий собой упрек за то, что люди, которые должны были свидетельствовать, довели церковь до ужаснейшего состояния; и едва ли можно представить себе суд более великий и серьезный, чем этот. Кроме того, Он - “начало создания Божия”. В этих словах подразумевается отстранение от него человека и всего, что с ним связано; причина того заключается в том, что в лаодикийском собрании прославлялся человек и его источники. “Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих”. Люди в Лаодикии нейтральны и в духовной, и в повседневной жизни, потому что отдали Христу лишь половину своего сердца. И я убежден, что нет более благоприятного условия для появления равнодушия вместо незыблемой и истовой веры, чем отсутствие самоосуждения, благоестивости и искренности. Чем увереннее вы занимаете позиции на переднем крае сражения, располагая надежным свидетельством Бога, тем щедрее будут его благодать и истина, окружающие вас; если же ваше сердце и совесть не подчиняются силе Духа Бога и не управляются ею через истину и благодать Христа, то рано или поздно вы, несомненно, опять отступите назад к равнодушию, если не к активной враждебности. Вас не будет волновать ничто доброе, а все ваше усердие (если оно будет) направится во зло. Именно таково состояние Лаодикии. “Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: “я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды”; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное”. Им не хватало всего того, что представляло собой истинную ценность: “золота”, то есть божественной праведности во Христе; “белой одежды”, то есть праведности святых, “чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы” их; “глазной мази”, чтобы помазать глаза и видеть. Они разучились различать, что принадлежит Богу, а что - нет. Святое отделение и благоухание потеряли для них смысл. “Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною”. Даже в таких условиях Господь показывает, что в своем милосердии Он готов ответить на любые их нужды. Однако в обетовании, завершающем послание, говорится только о царствии с ним, и не более того. В этом нет ничего удивительного. Ибо каждый участник первого воскресения призван царствовать с Христом, равно как и мученики из иудеев, которые будут жить во времена антихриста, рано или поздно будут с ним. Следовательно, было бы ошибкой полагать, что в этом обетовании кроется какая-то исключительная особенность. Оно означает одно: несмотря на неверие, Господь в конце концов восстановит свою истину. Ведь искренность может сохраняться даже тогда, когда ее окружают самые неблагоприятные обстоятельства.

Мы уже поняли значение семи собраний, к которым Богу было угодно обратиться с посланиями, составившими вторую и третью главы. Полагаю, что мы нашли веские причины и вполне убедительные свидетельства (заключающиеся в содержании этих посланий и проистекающие из сути всей книги) тому, что в данных посланиях нам необходимо видеть не просто историческую справку о состоянии асийских собраний (к которым эти послания были прежде всего обращены) в буквальном смысле, а гораздо более глубокий смысл. Конечно, всем известно, что Иоанн обращается к семи собраниям, однако мысль о том, что в посланиях подразумевались только существующие собрания (и не более того), вызывает более серьезные опасения, чем это можно предположить. В числе “семь”, а также в разделении этих семи церквей на две части заключено немаловажное значение. К этому же выводу подводят и порядок расположения посланий в соответствии с их содержанием, и значение каждого обращения в отдельности. Кроме того, очевидно, что некоторые периоды существования собраний кратковременны, другие же периоды их существования представляют собой состояния, которые, согласно языку книги, сохранятся до возвращения Христа. Такое состояние наблюдалось в Фиатире, а затем те же черты можно было видеть в Сардисе, Филадельфии и, конечно, в Лаодикии. Начав свой путь одно за другим, они продолжают его все вместе. Примечательно, однако, то, что первые три собрания к ним не присоединились. Из этого я заключаю, что эти три собрания по сути своей отделены от остальных, поскольку, хотя все они в равной степени типичны, только четыре из них играют роль предвестников грядущих, сменяющих друг друга состояний собраний, последнее из которых совпадает по времени со вторым пришествием. Нетрудно уяснить две вещи: то, что перед нами семь различных состояний, сменяющих друг друга и представленных семью собраниями, и то, что из этих семи три собрания прекратили свое существование, сохранив лишь нравственное значение. Остальные же четыре имеют не только нравственный, но и пророческий смысл, и, кроме того, они означают преемственность и с момента своего появления идут по своему пути рядом друг с другом, и это будет продолжаться до пришествия Господа Иисуса.

Однако начиная с 4-ой главы и далее мы замечаем нечто весьма интересное: состояния, свойственного собранию на земле, больше не существует. Это подтверждает ранее высказанную нами мысль. Ведь если бы значение собраний не выходило за пределы их буквального понимания, то как бы мы объяснили их исчезновение? Но если, кроме исторического, они заключают в себе еще и пророческий смысл, то становится понятным, что Господь, хотя и обращался к реально существовавшим в то время собраниям, намеревался с их помощью дать нам представление о последующих состояниях, которые возникнут к концу века, в тот период, когда четыре состояния из этих семи сольются воедино и будут развиваться совместно. Фиатира представляет земную сущность развращенного христианства, в частности той его печально знаменитой формы, которая проявилась через папство. Сардис - это то, что известно как протестантизм, поскольку в нем вполне возможно наличие твердой убежденности, но ни силы, ни подлинной жизни он дать не может. За этим состоянием следует возрождение христианского братства, которое открывает двери и для деяний, и для Слова Господа; в этот период убежденность в пришествие Господа оказывает огромное влияние не только на ум, но и на чувства, ибо они направлены к Господу Иисусу. Все это мы видим в Филадельфии. После этого Лаодикия представляет нам последнее состояние равнодушия, которое возникнет в результате пренебрежения предупреждениями и увещеваниями Господа.

Начиная с четвертой главы Дух Бога ведет пророка к пониманию уже не состояния собрания, а того, что произойдет тогда, когда собрание больше не будет занимать помыслы Господа, то есть когда дело коснется мира причем не без свидетельств Бога, посреди постепенно усугубляющихся проблем; с этого момента его свидетельства предназначены для иудеев или язычников, а не для собрания, как было раньше. Верующие, конечно, остаются: некоторые из них принадлежат к избранному народу, другие - к язычникам, однако о таком состоянии собраний, которое мы видели во второй и третьей главах, уже не упоминается. Одним из самых поразительных примеров того, как привычно игнорируются общеизвестные события в Писании, является то, что на вышеупомянутый факт люди упорно не обращают внимания. Об Откровении написаны сотни, может быть, тысячи книг, и лишь сравнительно недавно эту простую, ясную и чрезвычайно важную особенность начали замечать. Я говорю так потому, что имею некоторое представление о том, что было написано об этой книге начиная со времен отцов церкви и до наших дней. Насколько я помню, ни в одной из даже наиболее талантливо написанных книг, прошедших через мои руки, нет ни малейшего намека на этот неоспоримый и важный факт, лежащий прямо на поверхности пророчества.

Это не делает чести уму человека - как раз наоборот. Тех, кто убежден в необходимости учения Святого Духа, необычайно укрепляет то, что они могут извлекать пользу даже из самого простого, ясного и очевидного. Ни одна книга, пожалуй, не примечательна в этом отношении так, как Библия, потому что ни знания, ни опыт, ни острый ум, ни воображение, не подкрепленные Его силой, никому не помогут постичь истин Библии, насладиться ими и использовать их должным образом. Люди, конечно, могут кое-что воспринять верно, но то, как применять постигнутое ими во благо, они не узнают никогда, если Дух Бога не направит их взгляд непосредственно на Христа. Тот, кто имеет перед собой Христа, быстрее почувствует разницу в отношениях и ее следствиях. У Христа есть особые способы общения с собранием, которые применимы только к нему. Все это завершается к концу третьей главы.

Вывод ясен. Перед Господом, равно как и перед читателем, появляется нечто новое. И теперь, когда, как это ни прискорбно, огромная масса людей, носящих имя Господа, не располагая никакими доказательствами Писания, придерживается мнения о том, что собрание было и всегда будет существовать, пока на земле идет работа по обращению душ, - теперь становится ясным, что такое мнение воздвигает непреодолимое препятствие на пути к овладению истиной. Неудивительно поэтому, что людям, приступающим к изучению Библии на основе принципа, по всем пунктам противоречащего откровению истины Бога, не удается понять Библию, в которой нет и намека на этот принцип. Его не найти ни в одной из книг Ветхого и Нового Заветов. Еще меньше его можно ожидать в рассматриваемой нами книге. Таким образом, мы видим, что в начале книги Откровение собрания существуют, однако они исчезают, когда завершается вводная часть и начинается само пророчество. Состояние собрания не является, собственно говоря, темой пророчества, в котором обычно рассматривается мир и показываются божественные суды, обрушивающиеся на его зло в тот период, когда Бог, согласно своим замыслам, собирается подготовить место для добра. Такова великая тема книги Откровение. Но поскольку в то время существовали христианские собрания, то Духу Бога было угодно предварить эту книгу чрезвычайно примечательным панорамным обзором состояния собрания в период его существования на земле перед очами Господа. Все это, представленное с поразительной мудростью, мы и увидели; причем это показано для того, чтобы отразить соответствующий период в жизни Иоанна и, вместе с тем, потому, что собрание всегда выявляло свои грани постепенно, одну за другой (и их становилось все больше и больше), причем каждую из этих граней Дух обеспечивал светом, достаточным для того, чтобы дети Бога получили полное удовлетворение, общаясь с разумом Господа. В сущности здесь мы видим то же, что и в любой другой книге Писания: никто не может извлечь для себя пользу из Слова (ни из Бытия, ни из Откровения), если в нем нет Духа; а если он сделает это, то укрепит тем самым славу Христа.

Если все это так, то мы сможем понять огромную важность наблюдаемой здесь перемены. Через открытую дверь пророк входит на небеса. Это, разумеется, было только видение. Он смог взойти туда и созерцать представленные ему картины благодаря силе Святого Духа, однако реальным событием это назвать нельзя. Сказано, что он тотчас был в духе; в небесах он увидел престол, который, судя по тому, что его окружало и что вокруг него происходило, являлся судейским престолом. Этот престол вовсе не престол Бога, о котором мы уже знаем и к рассмотрению которого сейчас приближаемся. Мы смело подходим к этому престолу и в минуту скорби находим там благодать, милосердие и помощь. Здесь же мы не найдем ничего подобного - ни в самом престоле, ни в том, что от него исходит. Даже ребенок смог бы понять значение символов, используемых здесь для нашего научения. Что подразумевается под молниями, гласами и громами? Не слишком ли мы мягко выразимся, если скажем, что тот, кто путает назначение престола, показанного в 4-ой главе послания Евреям, с таковым, описанным в 4-ой главе Откровения, обладает, должно быть, исключительно косным умом? Мне непонятно, как внимательный читатель может не заметить эту разницу (я уж не говорю о представленной здесь разнице в духовном смысле). В самом деле, просто диву даешься, как человек в здравом уме может прийти к выводу о том, что эти два описания характеризуют одно и то же. Ведь между ними такой разительный контраст, какой только возможен!

Здесь перед нами престол - но не тот, которому свойственна божественная милость, а тот, который по своей сущности близок к горе Синай: он ищет, находит и уничтожает зло земли. Он, следовательно, представляет собой место и источник суда над безбожниками. Должно признать, что это еще не престол Сына человека, правящего миром. Еще не пришло то время, когда собрание смогло бы царствовать на земле вместе с Христом. В 5-ой главе об управлении землей говорится в будущем времени (“будем царствовать на земле”), а не как о свершившемся факте. Поэтому мы ясно видим, что перед нами - переходный период, который начинается по завершении вышеописанного состояния собрания и заканчивается началом тысячелетнего царствования. Такова очевидная истина, необходимая для правильного понимания Откровения. Пока вы не признаете ее, вы никогда, по моему мнению, не поймете Откровения в целом.

Затем мы читаем о том, что сидящий на престоле подобен камню яспису и сардису. Это, безусловно, не относится к божественной сущности, к которой не может приблизиться ни одно живое существо и на которую никто не смеет даже взглянуть. Перед нами слава Бога, которую ему было угодно сделать видимой для тварей. Поэтому она и сравнивается с теми драгоценными камнями, о которых мы впоследствии узнаем, читая о городе.

Однако есть и другие интересные особенности, связанные с престолом. Сказано, что вокруг престола была радуга, “видом подобная смарагду”. Бог подчеркивает здесь то, что Он помнит о твари. Радуга - это известный символ завета, заключенного с тварью, и она не случайно была представлена взору пророка. Различные черты представляются нам так, как их рассматривает Бог, а не так, как их видит человек. Поэтому радуга на земле возникает не в результате ливня. Она - символ бесхитростной истины, и ничего более. Точно так же обстоит дело и с другими явлениями, представленными в видении.

Далее мы читаем: “И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца”. Ссылка на двадцать четыре чреды священников очевидна. Следует только отметить, что здесь имеется в виду не полное число (не двадцать четыре класса людей), а только первосвященники из этих черед. Эти двадцать четыре старца, по моему мнению, символизируют глав священства. Довольно важно помнить об этом, поскольку ниже мы встретим упоминание других людей, которых признавали священниками. Эти люди еще не находились на небесах, они, безусловно, были призваны на землю только после этого. Они, несомненно, стали священниками, однако как старцы они не признаются. Никто не включается в число старцев дополнительно - их количество неизменно. Впоследствии священники все же появились - это верно, но глав священства, за исключением этих старцев, не было.

Я не сомневаюсь, что главы священства - это прославленные святые на небесах; и это преславное тело, как я полагаю, составляют святые как Ветхого, так и Нового Заветов. Из этого вы можете сделать вывод, что я весьма далек от недооценки благодати Бога, ниспосланной людям в прежние времена. Мне кажется, что в пророчестве можно найти основания для того, чтобы предположить, что двадцать четыре старца - это не просто собрание (церковь), а все святые, которые воскресли пред Господом Иисусом (как написано, те, кто принадлежит Христу при его пришествии или в его присутствии). Этот факт представляется мне бесспорным. Воскресение из мертвых охватывает всех святых, умерших к тому времени, и в то же время включает, безусловно, ту перемену, которая описана в последней части 1 Кор. 15. По всей видимости, здесь имеются в виду все святые: и почившие, и живущие в то время. Поэтому и ветхозаветные, и новозаветные святые меняются, ведь умершие во Христе вряд ли означают всего лишь тело Христа. Под выражением “умершие во Христе” подразумеваются все те, кто связан с Христом, а не только с Адамом; они умерли не по плоти - они умерли во Христе. Речь здесь идет не о первом Адаме, а о втором; но поскольку один из них олицетворяет все семейство Адама, то другой, как мне кажется, тоже должен означать нечто весьма обширное. Поэтому в число двадцати четырех старцев должны входить и прославленные - независимо от того, жили ли они в ветхозаветные или в новозаветные времена - святые. Это ни в малейшей степени не искажает особую сущность собрания. Ниже мы увидим, каким примечательным образом оно сохранилось и как ярко проявилось в последних видениях. Сейчас же я хочу только констатировать огромное, как я полагаю, значение использованных здесь символов.

Двадцать четыре старца облечены в белые одежды, а на головах у них золотые венцы. Они восседают на престолах. Все это не характерно для ангелов. Ангелы никогда не носили венцов и никогда не сидели на престолах. Нигде мы не встречали ангелов, занимающих такое высокое положение. Силой они безусловно обладали, но властью - никогда; они исполняли волю Бога во внешних вещах, но никогда не управляли с ее помощью наподобие царей. Это удел прославленных святых, то есть избавленных, потому что Христос даровал им имя благодати своей кровью, но не ангелов. Он соделал “нас царями и священниками Богу и Отцу Своему”. В 4-ой главе мы видим символы, которые соответствуют, скорее всего, царскому званию, а в 5-ой главе те же, по всей видимости, люди выполняют функции, свойственные священникам. В 4-ой главе Откровения старцы носят венцы и восседают на престолах, в 5-ой главе они держат “золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых”. Следовательно, в одном случае подчеркивается их царственное положение, в другом - их священство. К обычным ангелам это, как правило, не относится. Единственный случай, когда ангел действует как священник, описан тогда, когда Господь Иисус принимает сущность ангела-священника (гл. 8); это, разумеется, не означает, что Он стал ангелом в буквальном смысле - просто Богу было угодно по достаточно веским причинам представить его перед жертвенником под звук труб.

Затем мы обнаруживаем, что наше внимание направляется и к тому, что характеризует престол как местопребывание судьи, и к Святому Духу, символическое описание которого как нельзя лучше соответствует всей представленной здесь картине: перед престолом горят семь лампад, или светильников, которые есть семь духов Бога. Святой Дух, таким образом, не пребывает в благодатной силе, характеризующей его отношение к собранию, а правит и судит, ибо сейчас вопрос касается грешного, виновного творения (но не нового).

Итак, мы видим, что перед нами появляются четыре живых существа. “Перед престолом, - говорится в книге, - море стеклянное, подобное кристаллу”. Вместо целительного водоема для омовения нечистых нам показано море, заполненное не влагой, а стеклом. Оно олицетворяет застывшую чистоту. Поэтому здесь уже нельзя встретить ничего того, что совершил этот растленный мир. Те, кто имеет отношение к этому морю, уже вышли из сфер ошибок и нужды - сейчас они находятся на небесах, уже окруженные славой. И я могу только еще раз повторить то, что говорил уже неоднократно: все Писание свидетельствует о прославленном теле и ни слова не говорит о прославленных душах. Эти двадцать четыре старца не означают тех членов Христа, которые оказались рядом с ним через свою смерть. Символика этого числа, в сущности, не допускает такой мысли по той простой причине, что, как бы вы ни толковали число двадцать четыре, оно все равно означает абсолютную полноту. Далее, нельзя утверждать, что святые обретут полноту в каком бы то ни было смысле до того, как придет Христос, который переведет всех христиан, живущих в то время, и святых, почивших в нем прежде, на небеса, где они прославятся и останутся с ним навсегда.

Еще не пришло то время, когда можно посмотреть на души умерших, но на земле живут те, кого необходимо присоединить к ним, чтобы их число стало полным. В сущности, Писание далеко от представления состояния отделенности душ как чего-то законченного, и, наоборот, его свидетельство диаметрально противоположно. Собрание рассматривается как нечто, в определенном смысле законченное на земле в данный момент, не потому, что живущие на земле имеют большее значение, чем находящиеся на небесах, а потому, что с небес на землю был ниспослан Святой Дух, который пребывает сейчас на ней. Это составляет причину того, что там, где Он (единственный поручитель собрания), там и собрание. В соответствии с этим, в какой-то определенный момент никогда не может быть законченности в состоянии собрания; это возможно только на земле, причем только тогда, когда придет Иисус. Но когда мы говорим об абсолютной законченности, мы хорошо представляем себе, что ее не может быть до тех пор, пока не придет Господь и не возьмет из мира всех небесных святых, которые уйдут с ним на небеса. Тогда мы и получим завершенность; и именно такое состояние представлено двадцатью четырьмя старцами. Следовательно, мы видим здесь еще одно подтверждение того, о чем мы уже говорили: представленное нам описание предполагает конец прежнего состояния собрания и начало нового. Таков естественный смысл видения благословенности и славы тех, кто жил на земле, а сейчас во славе находится на небесах. Это полнота в истинном значении этого слова; она состоит из глав небесного священства. Им уже не требуется омовение водой Слова. Рядом с ними простирается море - море не воды, но стекла, подобного кристаллу. Это еще более усиливает впечатление от всего вышесказанного.

Далее мы сталкиваемся с ангелоподобными существами. “И вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади”. Таким образом, Бог даровал им исключительную способность видеть. Эти живые существа, как я понимаю, являются символами посредничества (причем неважно, что именно представляют собой эти посредники), к которому Бог прибегает в осуществлении своей судейской власти. В результате этого они наделены чертами, свойственными власти и необходимыми для ее исполнения. “И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему”. Таким образом, мы видим могущественную силу, долготерпение, ум и быстроту - все, что необходимо для исполнения судов, последовавших позднее.

Возникает вопрос, причем весьма интересный: не что такое, а кто такие эти животные? Мы знаем, какими свойствами они обладают в своем посредничестве; но кто они, эти посредники? Это чрезвычайно тонкий вопрос. И в то же время, мне думается, что тем, кто уповает на Христа, Писание предоставляет достаточно света для того, чтобы понять все, что имеет для нас большую важность.

Следует отметить, что в 4-ой главе (и это весьма примечательно) ангелы не упоминаются. Вы видите престол Бога, вы видите старцев и четырех животных, но ни слова не сказано об ангелах. Животные прославляют Бога - хотя еще не как Всевышнего, но уже как того, о ком говорится: “Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет”. И когда они “воздают славу и честь и благодарение Сидящему на престоле, Живущему во веки веков, тогда двадцать четыре старца падают пред Сидящим на престоле, и поклоняются Живущему во веки веков, и полагают венцы свои перед престолом, говоря: достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу: ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено”. Я привел все это место целиком. Здесь с особой силой подчеркивается, что старцы всегда говорят с пониманием. Это в какой-то мере верно даже для иудейского остатка, который будет призван Богом и восхищен на небеса. Этот остаток всегда признавался “мудрым, чтобы разуметь это”. Это мы знаем еще из книги пророка Даниила или из других пророков. Однако старцы имеют другую, более возвышенную сущность, потому что они всегда понимают подоплеку какого-либо события. Эта их особенность в высшей степени прекрасна; она, как я полагаю, тоже связана с тем, что они носят звание старцев. Они обладают разумом Христа. Они понимают планы и пути Бога.

В 4-ой главе мы видим, что животные и старцы тесно связаны между собой, но не более того. В пятой же главе мы видим, что они объединяются. Они уже не просто связаны - они объединены между собой, и это совершенно очевидно. Это явствует из того момента, когда Агнец “взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых. И поют новую песнь”. То, что представляет собой огромную важность и заслуживает особого внимания, заключается в следующем: в 5-ой главе Агнец впервые представляется со всей определенностью. Даже в 4-ой главе не было четкости его образа, хотя в ней описывалось явление славы Бога как судьи через его разнообразные земные и небесные проявления (исключение составляют лишь его слава в тысячелетнем царстве и, разумеется, его особое откровение как Отца). Собственно говоря, мы знаем, что Сущий в равной степени включает в себя Отца, Сына и Святого Духа. Однако здесь Святой Дух четко представлен как семь духов Бога, то есть скрыт под маской символа; Господь Иисус здесь еще не выделен. Преславное видение сидящего на престоле предполагает, наверное, и Отца и Сына; скорее всего, здесь подразумевается Бог как таковой, а не откровение личности; здесь присутствует основная, или общая идея, а не стремление дать внешнее определение личности. Однако в 5-ой главе мы видим то, что сразу обнаруживает значение, победу и мир Агнца - того святого, отвергнутого мученика, чья кровь приблизила к Богу раздавленных грехом и скорбями. Тогда становится очевидным, что со стороны Бога должно последовать щедрое благословение человека и творения, причем человек будет не только спасен, но и (до того, как спасение придет к нему) приведен к пониманию разума и воли Бога. Христос являет собой как мудрость Бога, так и его силу. Без него ни одна тварь, тем более грешник, не может постичь спасения. Христос нам нужен во всем; и как же мы благословенны, если имеем его в своем сердце! Таким образом, какой бы ни была слава, представленная пророку в 4-ой главе, далее нам представлена чудесная личность и показан путь, по которому человек пришел к пониманию благословения и должной оценке божественных путей и славы.

“И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями”. Тварь не могла снять эти печати, как не мог сделать этого вообще никто. Однако сильный ангел произносит свои слова, и, наконец, появляется Господь Иисус, готовый ответить на его вопрос. Он принимает вызов, появляясь после того, как стало очевидным бессилие окружающих. Таким образом, оправдывается спокойствие Иоанна - оно было внушено ему старцем, а старцы всегда все понимают. Он видит, что лев от колена Иуды - это Агнец, презренный миром и вознесшийся на небеса; Он выходит вперед и берет книгу из правой руки сидящего на престоле. И все они - и животные, и старцы - падают пред Агнцем и поют новую песнь.

Поразительно, что после этого нам говорят: “И я видел, и слышал голос многих ангелов вокруг престола и животных и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч, которые говорили громким голосом: достоин Агнец закланный принять силу”. Здесь мы видим ангелов, представленных со всей определенностью. Но как же так? Почему в 4-ой главе не упоминается ни один ангел? И почему мы читаем о них в 5-ой главе? Дело в том, что о чем бы ни говорилось в Писании, это всегда обосновано мудростью Бога. Дух вдохновил нас на то, чтобы мы смиренно задавали вопросы и с доверием принимали ответы. Значение этой картины, мне кажется, заключается в следующем: вручение книги в руки Агнца и его готовность снять печати означают перемену в домостроении. До сего времени своего рода исполнительная власть, исходящая от Бога, была сосредоточена в руках ангелов. Там, где дело касалось судов или каких-либо других деяний с его стороны, средствами исполнения его воли служили ангелы, однако сейчас, мне думается, Дух Бога указывает на значительную перемену; тем не менее их по-прежнему можно использовать в течение периода в семьдесят седмин, о которых говорил Даниил. Пока еще это провидение, а не проявленная слава.

Таким образом утверждается звание прославленных святых. Мы совершенно точно знаем (и это есть предмет учения 2-ой главы послания Евреям), что грядущим миром будут управлять не ангелы, а искупленные. Я полагаю, что здесь пророку позволено увидеть картину, соответствующую учению апостола Павла. Другими словами, мы только тогда увидели, что старцы и животные объединились, воспев новую песнь, когда четко обозначился образ Агнца. Они стали одним целым, восхваляя Агнца. Они поют: “Достоин Ты... ибо Ты... искупил нас...” Таким образом, мы видим, что они соединились по-новому, и, более того, ангелы выделяются теперь совершенно четко. Если, к примеру, предположить, что раньше суды исполнялись ангелами, то легко можно понять, почему в 4-ой главе они не выделялись из среды животных; ведь в сущности эти животные представляли собой средства отправления судов Бога. Из пятой же главы ( если допустить, что в ней отражена перемена в домостроении, и ангелы, являвшиеся исполнителями, уже не признаются таковыми в рамках царства; при этом власть поручается прославленным святым) явствует, что ангелы отступают, заслоненные своими преемниками, и уже не занимают прежнего положения. Если раньше они, как можно предполагать, были включены в число животных, то теперь они становятся просто ангелами и поэтому уже не обозначаются этим символом. Такое, отличное от общеизвестного, предположение может, по всей видимости, по праву служить истинным решением данного вопроса.

Если это мнение верно (в чем я почти убежден), то из него следует, что четыре животных в одно время могут быть ангелами, а в другое - святыми. То, что стоит за этим символом, не столько личности, обладающие правом вершить суды, сколько сущность посредничества, используемого Богом. Писание, однако, дает нам кое-какие подсказки, благодаря которым мы можем решить этот вопрос: прежде всего, это подчеркнутое отсутствие ангелов, которые, как нам известно, являются существами, используемыми Богом в своих предопределенных отношениях с миром (причем как в ветхозаветные, так и в новозаветные времена). Собрание еще только формируется, но когда оно обретет полноту, когда прославленные святые вознесутся и когда первенец будет признан в его звании, тогда и они будут признаны в своих званиях. Ибо, поскольку Господь грядет, чтобы стать видимым главой царства, мы легко можем понять, что перемена в управлении сначала проявится на небесах, а потом уже на земле. Если это верно, то в 5-ой главе отмечается именно эта перемена. Общая картина представлена в 4-ой главе, а приближающаяся перемена предвосхищена в главе 5. Вероятно, это наиболее приемлемый способ объяснения того, что нам здесь представлено. И всякое создание сполна насладится последствиями этого, когда все будет завершено.