Они говорят о себе

В ранней юности я принял крещение и, полюбив Христа всем сердцем, ревностно принялся за служение. Я старался участвовать во всяком труде, где только мог: играл в оркестре, читал стихи на богослужениях, проповедовал, посещал больных, ездил в соседние общины, свидетельствовал неверующим, а вечерами, до поздней ночи, сидел с друзьями за переплетным станком и, не чувствуя усталости, довершал дело, начатое печатниками. Я был доволен собой, считая, что вполне посвящен Господу. Признаюсь, я думал, что Господь тоже доволен моей жизнью и служением.

Но однажды мой отец, опытный христианин, сказал мне: «Ты думаешь. Бог доволен твоей занятостью? Ему нужны не дела твои, а сердце. Как ты читаешь Библию? Как молишься? Господь хочет доверительного, близкого общения с тобой. А враг души твоей заинтересован в том, чтобы лишить тебя этого общения, чтобы у тебя не оставалось времени для глубокого изучения Библии и молитвы».

Я тогда не согласился с мнением отца, считая, что самое главное — с головой погрузиться в дело Божье, больше делать, жертвуя и сном, и молитвой, и чтением Библии.

Прошли годы. Передо мной встал серьезный вопрос — выбор спутницы жизни. Хорошо понимая, что сейчас самое важное — узнать волю Божью и исполнить ее, я стал усиленно молиться об этом. Я назначал один пост за другим, взывал к Богу, но ответа не получал. Сердечный покой исчез, появилось смятение и непонимание — почему Господь молчит? Что сделано неправильно? Я сильно переживал. Мне нравилась одна сестра, и я молился о ней, желая знать, благословит ли Бог наш союз, угоден ли Ему мой выбор.

Да, я знал наизусть места Священного Писания, говорящие о познании воли Божьей и даже проповедовал на эту тему, но... это была всего-навсего теория. Опыта в познании воли Божьей у меня не было. Много раз вспоминал я в то время слова отца. Он говорил, что наша деятельность — это еще не показатель духовности. Господу нужно прежде всего сердце, а потом уже дела, вытекающие из любви к Нему и понимания воли Его. Не потому ли молчит Господь, что мое сердце не вполне открыто для Него? Ведь я иду к Нему с готовым решением и прошу только Его согласия с моим выбором!

Прошло немало времени, пока я, наконец, понял, что не волю Божью старался узнать, а боролся с Богом. Отвергнуть себя — вот главное в следовании за Христом. Именно этого недоставало мне в решении личного вопроса и вообще в отношениях с Господом. После многих мучительных переживаний, смирившись перед Богом, я из глубины души сказал наконец моему Господу: «Да будет воля Твоя!»

В тот памятный вечер я подучил полный мир и покой. Мне стало ясно, что Господь решил мой вопрос. Свет Божий просветил мое сердце и разум, и я хорошо понял, чего хочет Господь. Удивительно, Он благословил мой выбор, и мое желание соответствовало Его воле!

Благодаря этим переживаниям, я понял, что в жизни христианина главным должно быть сокровенное общение с Господом, через которое Он открывает Свою волю и указывает путь жизни. Этим же принципом руководствовался Иисус, избирая учеников. Он однажды «взошел на гору и позвал к Себе, кого Сам хотел... И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь» (Марк. 3, 13-14). Сначала — общение: «чтобы с Ним были», а потом уже служение: «чтобы посылать их на проповедь».

После обращения у меня было большое желание трудиться для Господа. Я часто слышала, что для этого необходимо посвящение.

«Это что-то особенное, до этого нужно дорасти,— думала я и сомневалась: — А посвятив себя на служение, смогу ли исполнить его?»

На молодежных общениях, когда звучал призыв к посвящению, отзывались, на мой взгляд, духовные.

«Я еще так слаба, у меня столько плотских проявлений! Когда же, наконец, достигну такого состояния, чтобы Господь мог мною пользоваться?» — волновалась я, чувствуя себя какой-то неполноценной.

Когда мне предложили заниматься с детьми, я запереживала еще сильнее — смогу ли? Для начала посоветовали съездить на семинар детских работников. Поехала с радостью. На этом семинаре две сестры в молитве торжественно посвятили себя на служение воспитателей.

«Какие счастливые! — думала я.— Вот это настоящие труженицы, у них точно будут благословения в служении!» Но я ошиблась. Через некоторое время одна из этих сестер ушла в мир.

«Почему так? — недоумевала я.— Ведь посвященные люди — духовно сильные, у них должно быть больше гарантии устоять перед искушениями». Этот вопрос долго еще тревожил меня.

После семинара я согласилась заниматься с детьми. Руководящий нашей церкви собрал родителей, спросил, согласны ли они, чтобы я занималась с их детьми, мы вместе попросили Господа благословить меня в этом служении, и я начала трудиться.

Беспокойство о том, что я не посвятила себя, не оставляло меня. С большим желанием я посещала семинары и каждый раз ждала, что ответственный служитель подойдет ко мне и заговорит о посвящении. В церкви у нас не было пресвитера, и я думала, что просто некому затронуть эту тему. На семинарах же ко мне никто не подходил с этим вопросом. Я горевала, что у меня все не так, как у других.

Всякий раз, когда я испытывала трудности и неуспех в служении, когда видела свою духовную бедность, мне хотелось оставить труд. Сотрудники на семинарах ободряли меня, убеждали, что неудачи и поражения — это неотъемлемая часть всякого служения, иначе мы высоко думали бы о себе и не нуждались в Господе, в Его силе, мудрости и водительстве. Но этих увещаний хватало ненадолго.

Я продолжала трудиться, но мысль об отсутствии посвящения угнетала меня. Стараясь принимать активное участие в жизни церкви, я не жалела ни сил, ни здоровья, ни времени. А оставаясь наедине, переживала: «Принимает ли Господь мое дело и как вообще должно выглядеть мое служение?» Эти мысли лишали меня радости и удовлетворения в труде.

Однажды на семинаре звучала проповедь о посвящении. Я уже несколько лет занималась с детьми, приобрела какой-то опыт, знала, что дети нуждаются во мне — у них много вопросов, а у меня есть что сказать им. Приобретенный опыт в некоторой степени придавал уверенности в служении.

После проповеди многие друзья в молитве посвящали себя на служение, некоторые просили, чтобы Бог обновил их посвящение. В моем сердце боролись противоречивые мысли, то побуждая к посвящению, то останавливая: смогу ли полноценно и самоотверженно осуществить посвящение?

И все же я решилась! После молитвы сердце трепетало от смешанных чувств. Наконец у меня все, как у настоящих детей Божьих!..

Прошло немного времени, и радость моя исчезла. Знакомое чувство неудовлетворенности вернулось при первой же неудаче. Всякий неуспех тяжелым бременем ложился на душу, наполнял меня чувством вины.

«Я же посвятила себя, почему у меня все так плохо получается? Может, что-то неправильно понимаю?» — тревожилась я и каждый день рассказывала Господу о своих переживаниях, просила, чтобы Он научил меня правильно понимать Его, служить Ему верно, даже когда трудно и не видно успеха, просила мира своей душе и свидетельства, что Он слышит меня.

В дни особо сильных переживаний я услышала проповедь, через которую Дух Святой объяснил мне истину о посвящении. Предельно ясно поняла я, что обращение к Господу и посвящение происходит одновременно. Более того, спасения без посвящения не бывает!

Оказывается, я со дня обращения принадлежу моему Господу! И то, что мне всегда хотелось, чтобы Он управлял мной и пользовался в деле Своем, говорило о моем посвящении Богу, о моей принадлежности Ему.

Слова Апостола Павла: «Вы не свои, ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божий» относились и ко мне. Душа моя и тело — все принадлежало Богу, я отдалась Ему сознательно, я принадлежала Ему давно!

Так открылись мои глаза, и я стала в новом свете понимать многие места Писания, говорящие о посвящении себя Богу.

Через некоторое время я услышала проповедь на тему: «Представьте себя Богу, как оживших из мертвых, и члены ваши Богу в орудия праведности» (Рим.6:13). Проповедник говорил, что предоставить себя Богу — это значит посвятить себя. Это не случай, не разовое особое переживание, а длительный процесс. Предоставление себя будет длиться в течение всей жизни и выразится в исполнении слова Божьего. «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики». Невозможно быть спасенным и не покоряться слову Бога.

Из проповеди я поняла, что все мы склонны к самоуправлению, но возрастая в посвящении, больше предоставляем себя Христу. В процесс посвящения входит и поклонение Богу, и признание Его абсолютного авторитета, и жизнь в свете Божьем, и дела, соответствующие Его воле.

Перечитывая Евангелие, я утвердилась в том, что посвящение Богу требует каждодневного отвержения себя и подчинения Ему своей воли. А это ведь и было моей целью! Значит, я на самом деле посвятила себя Богу и не только ношу звание христианки! Эта уверенность вдохновила меня, окрылила в вере.

Правда, я вижу, что у меня далеко не всегда получается отвергать себя, не получается беспрекословно покоряться и в точности исполнять заповеди Божьи, но я не отчаиваюсь, потому что вижу и то, как Господь заботливо направляет меня на путь исполнения воли Его. Чувство неполноценности покинуло меня с тех пор, как Дух Святой просветил сердце. Желание возрастать, стремление расточить себя ради Господа, чтобы умножилась на земле слава Ему, не ослабевает в сердце моем. И чем больше я сознаю, что сделал для меня мой Искупитель, тем больше хочется жить только для Него.

Мы с женой с нетерпением ждали того момента, когда наш сын начнет ходить. Но увы! Он не собирался вставать с четверенек даже тогда, когда ему исполнился год и два месяца. Наблюдая за ним, я понял, что у него есть все — и здоровье, и сила, но нет желания ходить. И это было так явно, что мы должны были встать на колени и молиться о нем Господу.

Размышляя о сыне, я невольно задумался о себе, как выгляжу в глазах моего Небесного Отца, чего Он ждет от меня? Это было накануне вечери Господней, и молясь о сыне, я просил Бога, чтобы Он указывал мне на мои недостатки и помогал исправляться.

Настал воскресный день. К нам в село приехал служитель и несколько братьев. После собрания мы поехали в соседний хутор, где провели богослужение и совершили вечерю Господню. Разговаривая с сестрами, я спросил, выкопали они картошку или нет и какой урожай. Одна пожилая сестра с грустью сказала, что ее картошка еще не выкопана. Я знал, что она живет одна и часто болеет.

Дома, уже поздно вечером, я вспомнил слова сестры и подумал, что ей надо помочь. Но утром пошел дождь, и я успокоился. Через день, придя с ночной смены, я позавтракал и принялся перебирать картошку у себя в гараже. На память снова пришли слова сестры, и я понял, что Господь побуждает меня поехать к ней и помочь. Но тут же заработала и другая мысль: «Разве ты не устал на работе? К тому же скоро обед, уже поздно, стоит ли ехать?» Однако голос истины обличал меня: «Твоя картошка выкопана, и ты спокойно, в сухом гараже, перебираешь ее, в то время как больная сестра одна спешит спасти свой урожай, чтобы было чем питаться зимой».

Я понял, что огорчу Бога, если заглушу этот голос. Сообщив жене о своем решении, я сел на велосипед и поехал в хутор. Начал моросить дождь, и в сердце снова появилось сомнение — стоит ли ехать? Я стал молиться Богу, чтобы Он остановил дождь в знак того, что мое намерение угодно Ему.

Дождь не прекращался. Я еще раз остановился, попросил Отца Небесного дать мне ясный ответ. Дождь кончился.

Сестру я застал на огороде. Одной рукой она опиралась на палку, а другой — тяпкой копала картошку. Сестра обрадовалась моему приезду и призналась, что молила Бога о помощи, чтобы сегодня убрать картошку.

Я никогда еще не работал на огороде так много и так усердно, как в этот раз. К нам присоединилась еще одна сестра, и в шесть часов вечера, к моему удивлению, мы уже все закончили.

Вечером я отдыхал на диване. Жена и сын сидели возле стола в другом конце комнаты. Сын что-то лепетал и, протягивая ручки, звал меня, чтобы я подошел и взял его.

— Сынок, я сильно устал. Иди ты ко мне, иди! — позвал я.

Малыш будто понял меня — встал и, пошатываясь, с громким смехом подошел ко мне. Он перешел почти через всю комнату! Я с трудом верил своим глазам, это были его первые шаги!

Прижав сына к себе, я замер не столько от радости, сколько от озарившей меня мысли. Как я похож на своего сына! Сколько времени уже Отец Небесный питает меня и греет, ожидая добрых плодов, а я все ленюсь, как мой сын! Последнее событие было ярким свидетельством моей лени. По времени я мог бы уже в полную силу трудиться на ниве Божьей, у меня все есть для этого. Но вот сын мой встал и пошел, а я?..

В тот вечер у меня созрело искреннее желание трудиться для Господа.

Пишу эти строки вдали от дома, на семинаре детских работников. Сегодня день рождения самого маленького члена нашей семьи. Перед моими глазами — подвижный черноглазый мальчуган — наша девятая радость. Мысли переносят меня в прошлое, на три года назад.

В тот вечер мы с женой и детьми обсуждали мой очередной отъезд на семинар. Вопросов было много: кто из детей будет ходить в магазин, кто помогать маме по дому, говорили о послушании, чтобы мама много и сильно не переживала. Мы ожидали пополнения в семье, и я надеялся, что к тому времени успею вернуться домой. Предав в руки Господа детей, жену и себя, я отправился в путь.

Семинар проходил благословенно. Дух Божий действовал в сердцах братьев и сестер, было много духовной пищи, молитв, полезных бесед. Я уже стал считать дни, когда поеду домой. Оставалось четыре дня. Вдруг подходит ко мне во время обеда местный брат и говорит:

— Звонили из дома. Сказали, что жену положили в больницу, в тяжелом состоянии...

Он еще что-то говорил, но я больше ничего не слышал. Я попросил одного служителя провести вместо меня урок, а сам пошел на квартиру. Перед глазами стояло лицо моей дорогой спутницы и неумолчно звучал в сердце вопрос: «Неужели смерть?» Сердце рвалось домой. Хотелось ехать немедленно. Но как быть с семинаром? Ведь я — ответственный...

Долго сидел я, охваченный тревогой, потом опустился на колени.

«Господи,— молился я,— уезжая из дому, я все доверил Тебе, а как мне быть сейчас? Что делать?»

После молитвы я открыл Библию и стал читать. Читал долго, пока не остановились мысли на словах: «Соверши дела твои вне дома, окончи их на поле твоем, и потом устрояй и дом твой» (Прит.24:27). Я несколько раз перечитал этот стих и понял, что Сам Господь успокаивает меня: «Ты окончи дела, которые начал ради Меня, а Я позабочусь о твоем доме. Ведь ты предал все в Мои руки, все сделано прекрасно. Доверяй Мне до конца!»

Зазвонил телефон. Снимаю трубку и слышу голос шурина:

— У тебя родился сын! Живой, а жену перевели в реанимацию. Она в тяжелом, можно сказать безнадежном, состоянии. Много потеряла крови.

И снова вопрос: «Может, поехать домой? А вдруг она умрет?» Мысли, опережая одна другую, рисуют страшные картины. Положив трубку, я стал думать о том, что Господь всегда верен Своему слову. Он всемогущ, на Него мне и нужно положиться.

«Никуда не поеду,— решил я,— Буду надеяться на Господа. В Его руке дыхание моей жены и сына».

Снова встал на колени и по-детски слезно умолял Властелина жизни о милости. На смену терзаниям в сердце пришел мир.

За окном вечерело. Пришли хозяева и братья с семинара. Лишних вопросов старались не задавать, но участие к моим переживаниям проявили большое.

— Брат, мы решили отпустить тебя домой,— сказал один из служителей.— Сами закончим семинар. Ты не беспокойся, все будет хорошо.

На сердце у меня еще больше потеплело от этих слов.

— Благодарю за участие, друзья, но домой не поеду.

— Как? — непонимающе посмотрели на меня братья. Я рассказал, как пришел к такому решению, прочитал стих из книги Притчей.

— Господь говорит мне, что нужно оставаться и заканчивать дело. Я решил покориться этому зову.

— Убедительно написано,— перечитав текст, многозначительно сказал один из братьев.— Давайте завтра побудем в посте. Попросим, чтобы Господь сохранил жизнь твоей жене и дал здоровье.

На следующий день о моих переживаниях узнали все друзья и стали молиться о моей семье. Вечером я позвонил домой и узнал, что жене стало легче, появилась надежда на жизнь. Как велика милость Божья!

Семинар подошел к концу. Тепло расставшись с друзьями, я поспешил домой. Через две недели жену и сына выписали из больницы. Сколько радости и благодарности Богу было в наших сердцах и на наших устах!

Рассказав жене о своих переживаниях, я спросил ее, как она расценивает мой поступок, нет ли у нее обиды или горечи оттого, что я остался на семинаре. Она посмотрела мне в глаза, улыбнулась и сказала:

— Правильно ты сделал, дорогой. Если бы и приехал, все равно ничем не помог бы. Да тебя и не пустили бы ко мне в то время...

Мне приятно было от сознания, что покорился Богу, что доверился Ему, что Он услышал наши молитвы. Хочется, чтобы этот опыт веры не остался единственным, хочется всегда и во всем проявлять послушание и доверие нашему Господу. Он — наш Пастырь и наше упование!

Мой папа не был служителем, но искренне любил Господа и часто со слезами, горячо молился за нас, десятерых детей, чтобы мы тоже полюбили своего Спасителя и служили Ему.

В двенадцать лет я покаялся. На одном богослужении, слушая проповедь, я увидел себя погибшим грешником. Слово Божье касалось моего сердца, осуждало за все проделки. Я все собрание проплакал. Когда все склонились на молитву, я попросил у Бога прощения, исповедал перед Ним всю свою вину, но не вслух, а про себя. Дома папа спросил, что случилось со мной, почему я плакал. Я все рассказал ему. Мы еще раз склонились на колени и поблагодарили Бога.

С того времени я стал бояться в чем-то преступить волю Божью. Через несколько лет я принял крещение. Самым большим желанием моим было жить по Слову Божьему. Я просил Господа, чтобы Он хранил меня от своеволия, не давал мне ходить по путям сердца моего, а открывал Свою волю и помогал исполнять ее. Любимым стихом, выражающим мое сокровенное желание, стали слова псалмопевца Давида: «Научи меня исполнять волю Твою, потому что Ты — Бог мой; Дух Твой благий да ведет меня в землю правды» (Пс.142:10).

Жизнь ставила передо мной свои требования, нередко задавала трудные задачи, и все это было по воле Бога, Который милостиво отвечал на мои молитвы, у моих сверстников были друзья, а у меня не было таких братьев, с которыми можно было бы откровенно поговорить. Я часто горевал, обижался на свою судьбу и на ровесников, жаловался Богу, не понимая, почему у меня так складывается жизнь. Однажды меня осенила такая мысль: «Я прошу Господа, чтобы Он не давал мне ходить моими путями. Может быть, это как раз и есть пути Господни? Может, Он таким образом хочет научить меня больше доверять Ему?»

Мне было горько видеть, что в церкви я нужен друзьям только тогда, когда у них что-то не получается, когда они впадают в какие-то искушения и нуждаются в молитвенной поддержке. Но как только им становилось легче, они забывали про меня. И лишь спустя годы я понял, что это тоже были пути Господни, по которым Он вел меня, чтобы впоследствии доверить мне ответственное служение в церкви.

Когда меня рукоположили на пресвитера, я много молился, чтобы Бог указал, какова моя главная задача. И Господь ответил мне.

Однажды подходит ко мне пожилой брат и говорит:

— Ты гордый. Ты прошел мимо меня и ничего не сказал мне.

Удивившись, я стал оправдываться:

— Мне нечего было сказать вам, поэтому я и прошел мимо.

Не один раз еще этот брат выговаривал мне, а я приходил домой и со слезами умолял Бога, чтобы Он научил меня служить, чтобы не было порицаемо служение мое. Позже я понял, что брат был отягчен какими-то переживаниями и нуждался в том, чтобы кто-то поговорил с ним, поинтересовался, что у него на душе. И тогда мне стала ясна моя задача — заботиться о душах, учить их видеть Бога в своей жизни, утешаться Им, очищаться в Его крови от всякого греха и верно следовать за Ним. Служение душепопечительства приносило добрые плоды, и брат перестал меня обвинять.

Был конец восьмидесятых годов — нелегкое время в отношении приобретения продуктов и одежды. Я тогда работал по ремонту промышленных холодильников — обслуживал несколько магазинов и мог свободно отовариваться в них. Наладив оборудование так, что оно работало бесперебойно, я радовался, что все устраивается как нельзя лучше. И вдруг мастер сообщил мне, что забирает у меня эти магазины. Рой мыслей тут же закружился у меня в голове, вызывая негодование и сожаление: «Зачем только я старался, налаживал все?» А тихий голос внутри все же успокаивал меня: «Это пути Господни, не возмущайся».

Заметив мое огорчение, мастер решил оставить за мной один магазин, чтобы я мог отовариваться там. Но прошло не так много времени, и он предупредил меня, что забирает и этот объект работы. И снова мысли полетели кувырком: «Как же я буду кормить семью? Неужели Бог хочет, чтобы мы с женой часами простаивали в очередях, приобретая необходимое? От этого ведь будет ущерб в моем служении, мне нужно время!»

Со своими переживаниями я шел к Господу, просил Его помощи и совета. Ответ на мои просьбы пришел, но совсем не такой, как я ожидал. Служители предложили мне уволиться и трудиться непосредственно в церкви. Тогда и просветлело у меня в сознании: вот почему Господь вел таким путем! Он просто подготавливал меня к решительному шагу. Видимо, Он знал, что мне трудно будет оставить хорошую работу и пойти по нехоженому пути.

И чудо! Мои дети никогда не были голодными — милость Отца Небесного была очевидной.

Радуюсь верности моего Искупителя — до сего дня Он заботливо направляет меня на Свои пути, чтобы жизнь моя протекала по воле Его. В этом мое счастье.

Чтобы сердцем понять, что наш Бог — «Отец милосердия и Бог всякого утешения», пришлось мне пережить следующее.

Моя семья жила на содержании церкви. От работы на производстве я был освобожден и занимался исключительно делом домостроительства. Для испытания моей веры Бог допустил однажды серьезную трудность. Это случилось в то время, когда продукты и одежду трудно было приобрести в магазине — в основном все продавалось по месту работы. Вообще, Господь чудно заботился о нас — роскошно мы не жили, но необходимое было. Но вот у меня порвались ботинки, и приобрести их в нашем маленьком городке было невозможно. Во-первых, у нас не было средств, а во-вторых, если бы и были, купить обувь совершенно негде — в магазины она давно не поступала, а на рынке такие вещи еще не продавались.

Мы уже не раз молились об обуви, но Господь почему-то медлил с ответом. Мне больше не в чем было выходить на улицу. Приближалось общение служителей, и я с горечью думал, что буду сидеть дома, потому что мне нечего обуть.

Мое сердце не выдержало испытания. Потеряв покой, я днем и ночью думал о создавшемся положении, искал выхода, но... его не было. Безнадежность змеей вползала в душу.

В это время ко мне на беседу пришла пожилая сестра из нашей церкви. Она нуждалась в утешении и ободрении от Господа и надеялась получить это в беседе со мной. Я был в смятении. Слова, которые нужно сказать этой душе, я, конечно, знал, но понимал, что они не будут действовать, потому что у меня самого нет мира в сердце, я сам безутешен. Внутренне помолившись Богу, я решился признаться сестре в своем бессилии.

Услышанное глубоко взволновало старушку, и она стала напоминать мне обетования нашего Господа. Это были простые, но искренние, проникнутые глубоким участием слова. Ко мне возвратилась надежда. Вместе с сестрой мы склонились на колени и помолились друг за друга. Когда она уходила, я попросил у нее прощение за то, что оказался неспособным помочь ей. То, что сказала сестра в ответ на мою просьбу, потрясло меня. Оказывается, те места Писания, которыми она ободряла меня, утешили и ее, и большего ей уже и не нужно было!

Сердце мое трепетало перед Богом. Какой Он славный! Сколько у Него милосердия к таким маловерным, как я!

Хочу рассказать, как Бог остановил меня, видя мое неверное служение Ему, и освободил меня от греха. Став на путь решительного следования за Господом, я горел желанием служить Ему, но не видел в себе особых способностей. Петь и играть я не умел, проповедовать только начинал,— какой из меня духовный работник? Переживая об этом, я просил Бога указать мне место в Его винограднике, где я мог бы приносить пользу.

Наша церковь часто посещала соседние группы верующих. У моих родителей был автомобиль, и я стал возить на нем братьев и сестер. Правда, для того чтобы ездить на нашей машине, нужно было много времени уделять ремонту. И все же я находил успокоение в том, что могу быть полезным церкви.

Ездили мы в основном на двух машинах. Водителем второго, еще нового автомобиля был мой друг. Мне приходилось прилагать много стараний, чтобы не отставать от него, и я по несколько дней буквально жил в гараже, чтобы подготовить машину к поездке.

Вволю намучившись с отжившим свое автомобилем, я стал просить Бога дать нам возможность купить другую, лучшую машину. Родители тоже хотели этого, но подходящего ничего не было. Время шло, и мысль о новой машине разрослась во мне в мечту. Я и не заметил, как появилась зависть к новенькой машине друга, мне уже не хотелось ездить на старой, да и служение Богу без машины я уже не представлял себе. Во мне росло негодование и недоумение: почему Бог медлит? Ведь для служения так нужен хороший автомобиль! Не знаю, до чего дошел бы я в своей неразумной ревности, если бы Господь не остановил меня. Случившееся было вмешательством Божьим, по-другому назвать это невозможно.

Мы возвращались из поездки. Пошел дождь, и я в одном месте не справился с управлением. Машину занесло, и мы опрокинулись в кювет. Пассажиры попали в больницу, а я только слегка поцарапался. Автомобиль окончательно пришел в негодность.

Меня терзали мысли: «Почему друзья должны страдать из-за меня? Ведь виновен я, и только я!» Мне было бы гораздо легче самому терпеть боли, чем видеть, как страдают друзья. Я просил Бога объяснить мне случившееся, но ответа не получил.

Сначала я винил себя только в том, что оказался плохим водителем. Но мысль, почему Бог сохранил меня от какой-либо травмы, побуждала к поиску более серьезной причины аварии.

Постепенно Дух Святой объяснил мне суть моей вины. Рассуждая о водительстве Божьем в моей жизни, я понял, что Господь вынужден был вести меня таким путем, потому что видел мое опасное состояние. Ему не угодно такое служение, где центром является что-то земное, а не Он. Из любви ко мне, видя мою неспособность избавиться от нездоровой привязанности к машине. Бог допустил аварию. Поняв свою вину, я поспешил к Богу за прощением. Да, моя плоть взяла верх в служении Господу, и я нуждался в том, чтобы Кровь Иисуса Христа очистила меня от этого греха.

Спустя полтора года мы купили хорошую машину. Отношение к ней было у меня теперь совсем другое. Машина стала просто средством передвижения, с помощью которого я трудился на ниве Божьей.

Как ревниво наблюдает Господь за чистотой нашего служения! Он, Творец Вселенной, Владыка миров, ни в чем не нуждается. Но когда мы выражаем свою любовь к Нему в служении. Он принимает это и щедро благословляет. Если же в нашем сердце появляется какая-либо нечистота. Он ни за что не примирится с ней! Никакое дело не умилостивит Его, если сердце наше чем-то увлечено, если есть какой-то грех.

«Бойтесь Господа, и служите Ему в чистоте и искренности» (Нав.24:14),— читаю я века прожившее повеление и чувствую, как горит сердце желанием именно так и служить Ему.

Когда-то Каин сильно огорчился оттого, что Господь не принял его жертву, а дар Авеля принял. Лицо его поникло, он возненавидел своего брата.

Подобное случилось однажды и в моей жизни. Благодарю Бога за то, что Он сохранил меня от духовного братоубийства, помог осудить себя и избавиться от греха.

Был у меня друг. Мы вместе росли, дружили, вместе приняли крещение, горели желанием служить Господу. После крещения, во время молитвы с возложением рук, я твердо решил служить Господу всю свою жизнь. Но получилось так, что моему другу скоро стали доверять разное служение в церкви, а меня будто никто не замечал. Друг уже и проповедовал, и с оркестром занимался, и в благовестии участвовал. А я — все в стороне. И досадно мне стало. Почему он на виду, а я — нет? Почему мне ничего серьезного не поручают?

Внутреннее недовольство и ропот сказались на моем отношении к другу. Если раньше мы жили душа в душу, ничего не тая друг от друга, то теперь я относился к нему холодно, демонстративно молчал, когда он о чем-то спрашивал, старался не иметь с ним никаких дел и, кажется, даже ненавидел его.

Я понимал, что брат совсем не виноват в том, что церковь не поручает мне никакого дела. Он служит Богу, как может. Дух Святой обличал меня в неправильном отношении к брату, но я не хотел смиряться. Мое гордое «я», превозмогая все святые наставления, твердило: «Тебя никто не видит, а его все знают, хвалят, он у всех на виду. Пора тебе уже проявить себя, не оставайся в стороне!»

Конечно, мой друг был способным, даровитым, а я... Горькая зависть точила меня, лишая духовной силы. Я знал, что полноценное служение Господу немыслимо без тесного соединения с Ним, но этому мешало мое отношение к брату.

Долго мучился я, молился, чтобы Господь позволил мне заниматься в церкви чем-нибудь серьезным. Но Бог не отвечал мне на эту просьбу, только совесть постоянно тревожила: «Тебе нужно примириться с братом».

И я стал искать пути, как это сделать. А пути оказались нелегкими. Нужно было отвергать себя, нужно было любить брата, ставшего мне противным. Превозмогая себя, я стал молиться, чтобы Господь благословлял его служение, давал ему успех. Видя недостатки и отрицательные черты в характере этого брата, я молился и об этом.

Постепенно ко мне вернулось доброе расположение к брату. Я мог прямо смотреть ему в глаза, свободно и даже с желанием общался с ним, делился своими переживаниями. Мы снова стали друзьями.

Тем временем церковь поручила мне посещать старушек. Раньше этим занимался другой брат, но он женился и уехал из нашей церкви, и мне передали его служение. Я никогда не понимал, что это важное дело — посещать старушек. И всегда, когда брат просил молодежь посетить кого-то, я думал: «Зачем зря время тратить? Пусть идет тот, кому делать нечего».

И снова я был недоволен — мне доверили такое неблагодарное, невидное, незначительное... Не буду же я на собрании рассказывать, что за неделю посетил пять-шесть бабушек, помог им. Почему мне не доверят что-нибудь посерьезней, чтобы церковь видела мою жертвенность, усердие... Несколько дней негодование переполняло меня, а потом как-то неожиданно пронзила мысль: это же грех! Это же голос плоти и гордости! Разве от такого служения будет слава Богу? Я со слезами каялся, признавал себя грешником и просил Господа, чтобы Он помог мне полюбить свое служение, полюбить старушек, которые нуждаются в ободрении и помощи, нуждаются в том, чтобы их кто-то выслушал. Нередко я молился с постом, смирял себя, желая, чтобы Господь слышал.

Удивительно, но отношение церкви ко мне тоже изменилось. Вскоре у меня появилось столько дел, что не оставалось свободного времени. Мне поручили служение регента, доверили переплетное дело. Желание известности я рассматривал теперь как грех и, если оно появлялось где-то в мыслях, просил прощения. Теперь мое сердце наполняло сознание, что я — раб, и моя задача — делать все, что поручит Бог.

Таким путем провел меня Господь, чтобы смирить и объяснить глубокую истину: дар Богу — это не что-то видное, значительное. Господь ценит наше сокрушенное сердце, хочет, чтобы мы прежде всего отдались Ему сами, а потом уже, как следствие отдачи, совершали какое-либо дело. Так Бог помог мне поднять лицо свое и делать дело Его с чистым сердцем.

Спустя некоторое время после того, как мне вдобавок к основному служению в церкви поручили еще одно дело, я стал многое не успевать в семье. Посоветовавшись с женой, мы решили отказаться от дополнительных нагрузок. Мы понимали, что лучше делать одно дело, но до конца, чем браться за многое и не успевать.

Хотя мое намерение было твердым, я не решался говорить об этом ответственным служителям, так как видел, что они тоже загружены до предела. Но вот в моей жизни произошло событие, которое изменило мое мнение о служении.

Я работал в шахте в одной смене с двумя братьями. Однажды мы получили наряд — поднять из шахты породопогрузочную машину для ремонта. Братья остались наверху у лебедки, а я с двумя рабочими отправился вниз.

Семитонная машина была разобрана и погружена в два вагона. Третьим стоял порожняк, и мы, чтобы не идти пешком, залезли в него. Я дал сигнал, и нас стали поднимать. Наблюдаем за грузом — все вроде нормально. Вот уже и последний перегиб, груз почти выходит на поверхность.

«Ну, вот и все»,— только подумал я и тут же от резкого удара полетел в конец вагона. Набирая скорость, вагоны стремительно понеслись вниз. Значит, оборвался канат. Мы лежали в первом пустом вагоне, а за нами, вернее на нас, летел семитонный груз.

Что делать? Как быть? Мысли лихорадочно сменяли одна другую. Выпрыгнуть — невозможно. Мы были обречены. Я представил себе последний удар, который произойдет при остановке вагонов, и свой конец...

И вдруг — ужасный грохот, скрежет колес, пыль и... резкое торможение. Затем еще один удар, и пустой вагон сбросило с рельс. Стало тихо. Ничего не понимая, я пощупал руки и ноги — все тело сильно болело, но переломов вроде не было. Поднялся, стал искать рабочих. Их в вагоне не оказалось, они улетели дальше. Вскоре появился один напарник, потом — другой. Они были живыми и тоже невредимыми. Слава Богу!

Я побежал наверх, представляя, как переживают братья. Навстречу уже бежал смертельно-бледный начальник.

— Жи-живы? — заикаясь, спросил он.

— Все живы! — кивнул я.

Вслед за начальником бежал брат с тем же вопросом:

— Вы живы?

—Да!

Мы поднялись наверх. Второй брат стоял у лебедки чуть живой. Можно представить его состояние, когда он увидел, что канат пришел без вагонов!

Мы склонились на колени, и тут только до меня дошло, что случилось. Мы сердечно благодарили Бога за спасение, за оказанную нам милость.

Как же остановились вагоны? Оказывается, между рельсами в одном месте лежала небольшая куча породы. Устройство для сброса вагонов зацепилось за эту кучу и сработало. Пустой вагон сбросило с рельс. За ним слетели и другие два.

Сначала я не понимал, для чего Господь допустил такую аварию. Проверял себя — вроде все нормально: стараюсь свято жить, не ленюсь, служение совершаю.

И только через два месяца, на братском общении Бог просветил мое сердце. Звучала проповедь о том, что жизнь — это подарок от Господа и мы не вправе распоряжаться ею по своему усмотрению, на нас лежит ответственность перед Богом за то, куда и как мы расходуем себя.

Дрогнуло мое сердце. Там, в глубине шахты, когда я был обречен на смерть. Бог подарил мне жизнь. Он спас меня, и если бы не так, семья лишилась бы и отца, и мужа. Мигом вспомнился разговор с женой и согласие отказаться от служения, чтобы больше времени уделять семье. Не иначе, как Сам Бог хочет удержать меня от такого поступка. И тогда я сказал: «Господи! Тебе принадлежит моя жизнь. Используй ее, как хочешь! Я буду совершать любое служение, какое Ты мне поручишь, и, как бы ни было трудно, хочу быть послушным Тебе!»

Трудности разного рода — постоянные спутники землян. Они сопровождают каждого, независимо от пола, возраста и положения. Не секрет, что служители церкви часто, и я бы сказал на протяжении всей жизни, подвергаются особенным нападкам дьявола.

В молодости у меня были большие трудности и, может быть, несколько необычные — успех в служении. Нередко приходилось мне удивляться: сказал простую проповедь, а слушатели в восторге — благодарят, хвалят. Трудность состояла в том, чтобы не приписать славу себе, не начать любоваться собой.

Поражений у меня почти не было. Видимо, сатана был заинтересован в том, чтобы я обогащался человеческой славой, поднимался все выше и выше, а потом он нашел бы метод, как свергнуть меня, чтобы я разбился. Но Бог удивительным образом хранил меня от этого. Хранил посредством уз. Когда авторитет мой поднимался довольно высоко, меня арестовывали. А в тюрьме слава быстро угасает — там благодарностей и почестей никто не раздает.

Находясь последний раз в заключении, я задумался: не пора ли уступать служение более молодым братьям? На мне лежала большая ответственность и в церкви, и в области, и в объединении. Я знал, что по возвращении из уз братья будут предлагать прежнее служение. Так было со всеми: если сохранил верность Господу, имеешь право вернуться туда, откуда забрали. Как мне быть? Служить Богу я хотел и не мыслил жизни без служения. Но... годы взяли свое, я понимал, что у меня уже не получится так, как у молодых. Началась новая борьба в сердце.

И вот я освободился. Время изменилось — собрания наши уже не разгоняли, богослужения проходили спокойно. В мое отсутствие церковь избрала молодого служителя. Я понял, что он — хороший пресвитер, люди ценят его, любят.

«Если я захочу стать на свое место, в церкви будут проблемы,— думал я.— У него же хорошо получается, пусть трудится».

И Бог дал мне силы уступить. Когда молодой пресвитер подошел и предложил мне занять свое место, я сказал:

— Оставайся ты ответственным, а я охотно буду помогать тебе!

На первом областном совещании служителей передо мной встал тот же вопрос. Служитель, значительно моложе меня, ждал моего освобождения. Увидев меня, он сразу же сказал:

— Готовься принимать ответственность, я сдаю свои полномочия.

— Дорогой брат! — обратился я к нему.— Не делай этого! Ты — молодой, способный, а мои годы ушли. Ты совершай служение, а я тебе буду помогать.

Брат согласился:

— Хорошо, как братья решат.

Когда вопрос моего служения встал среди братьев, Господь дал мне силы убедить их оставить ответственность на молодом служителе. Все согласились с тем, что я буду помогать.

А потом было межобластное совещание. И снова мой вопрос на повестке дня. До заключения ответственность лежала на мне и еще на одном брате. В мое отсутствие он был один.

— Я могу тебе уступить,— сердечно сказал он при встрече.— Давай рассудим. Ты старше меня, опытнее...

— Но ты моложе,— возразил я тоже искренне.— У тебя способностей больше и память лучше. Оставайся на этом месте, а я буду помогать.

На этом и согласились. Мое возвращение в церковь, в братство произошло мирно и вроде хорошо. Я и не заметил, как в подсознание проникла гордая мысль:

«Вот как я умею уступать, не то что другие!»

Пришлось каяться, исповедоваться, освобождаться от этой нечистоты. Когда все было позади, сатана преподнес мне другие мысли: «Ну и кто ты теперь? С чем ты остался? Дослужился! Теперь, если пресвитер даст слово — будешь проповедовать, а нет — придется молча посидеть».

Борьба у меня была ужасная. Гордое «я» не хотело смиряться, рвалось вперед, жаждало уважения и авторитета.

В других церквах часто спрашивали:

— Ты по-прежнему ответственный за объединение?

— Нет.

И как-то неудобно становилось мне, даже стыдно. Раньше все уважали как ответственного, а теперь...

Бывало, поеду с молодым пресвитером куда-нибудь, люди к нему обращаются по всем вопросам, беседуют, а я жду его. Вроде и не у дела стал. Это так мучительно! Борьба страшная внутри. Не раз хотелось поделиться с кем-нибудь своим горем, но я удерживался, молился Богу, смирялся.

В то время я много думал о Христе, о Его уничижении. Хотелось подражать Господу, самоотверженно служить Ему, и я старался помогать братьям, чем мог. Как-то прочитал я рассуждения Сперджена о служении. По его мнению, служитель к пятидесяти годам должен найти себе замену. И если он не сделал этого, он опоздал, потому что после пятидесяти совершать служение становится все труднее и труднее. Я соглашался с этим мнением, считая, что каждый из нас должен приготовить себе замену, должен передать жизненный опыт более молодому, способному продолжать святое дело.

Молодые братья тем временем входили в труд, имели успех, ко мне относились с большим уважением. Пресвитер часто приглашал меня с собой в поездки. Я несколько раз пробовал отказаться:

— Да вы сами... Я уже останусь дома.

— Нет, с вами лучше,— сказал он мне однажды.— У вас авторитет, большой опыт, с вами нам гораздо легче трудиться.

Я и сам стал замечать, что со мной они увереннее себя чувствуют. Пресвитер при решении сложных вопросов нередко опирался на мое мнение, и это было убедительно для церкви. Такое отношение нисколько не унижало ни меня, ни молодого служителя. И понял я, что на общее дело мое отношение к себе и к молодым сказалось хорошо. И сам я не в стороне — они нередко нуждались в моем совете и помощи — и им больше свободы, они быстрее растут, когда несут ответственность.

Теперь, оглядываясь на прошлое, я благодарю Бога за то, что Он именно так направил мои пути. Мне приятно и радостно до слез, что в церкви нашей растут молодые братья, растут и добрые плоды приносят. И как хорошо, что я вовремя стал в сторону, что не оказался пнем на дорожке, который и выкорчевать трудно и переступить невозможно.

Правда, я еще не совсем старый, и искушения не обходят меня стороной. Молю Господа, чтобы мне оставаться сочным, свежим и плодовитым во дворах Его, чтобы возвещать, что праведен Господь, твердыня моя. Только на этом основании возможно сохраниться свежим. Не на своем «я», не на авторитете, не на заслугах каких-то, а на Господе. Он — праведен. Он — твердыня вечная. Слава Ему!

В нашем селе довольно большая церковь, есть молодежь, дети. Когда я смотрю на наш красивый молитвенный дом, когда вижу счастливые лица братьев и сестер, невольно вспоминаю годы, когда нас было мало, совсем мало. Молодежи на было. Две семьи молодоженов да три-четыре старушки — вот и все христиане. Кроме Библии, никакой духовной литературы не было. Сейчас организовывают курсы, проводят разные семинары для обучения верующих, а тогда ничего такого не было. У нас была только Библия, и мы ее охотно читали и изучали. Очень хотелось нам лучше понимать Писание, чтобы возрастать духовно.

Слово Божье учило нас, что нужно заботиться не только о себе, но и о других. Вокруг нас жили незнающие Бога, и мы решили посещать их. Шли к одиноким, оставленным родными, к больным, парализованным. Бывало, зайти в хату без отвращения невозможно: смрадно, грязно, но мы все же шли — хотелось передать людям весть о спасении во Христе. Много помогали пожилым людям. Конечно, у нас своей работы было немало, в селе иначе не бывает, но мы шли к людям, ради Господа жертвуя своим временем и силами.

Еще тогда я поняла одну истину — чтобы сделать доброе, надо жить жизнью самопожертвования, надо себя обделить, надо чем-то поступиться: может, меньше поспать, вовремя не поесть. Это вроде незаметное дело, но только жертвенный труд приносит хороший плод.

Помню молодую парализованную девушку. Она охотно приняла Господа, а жила в неверующей семье. Мы не хотели оставлять ее одну и часто посещали, даже в районную больницу приходилось к ней ездить.

Постепенно группа наша стала увеличиваться. По воскресеньям мы ходили на богослужения в район, за восемь километров от села, а среди недели собирались у себя, по домам. Конечно, трудностей было много, много препятствовал сатана, и нам приходилось часто поститься.

Благовестники мы были не сильные, совсем простые, но, забывая о себе, спешили на помощь ближним, старались рассказать им о Христе.

Недалеко от нас жила большая семья. Они занимались изготовлением ковров. Нам никогда не приходилось беседовать с ними о Боге. Как-то вечером я взяла Евангелие и пошла к ним. Попросила разрешения почитать им о страданиях Христа. Разрешили. После чтения я помолилась и пошла домой. Евангельское повествование им очень понравилось. Они живо заинтересовались Словом Божьим, и впоследствии вся семья обратилась к Господу.

Напротив нашего дома жила молодая чета. Много мы с ними беседовали, и они стали стыдиться своего поведения, особенно это заметно было в праздничные дни. Бывало, мой муж спросит:

— Ну, как у вас праздник прошел? А хозяйка смущенно признавалась:

— Я так переживала, что вам будет слышно, как гости шумят, старалась окна закрывать и просила, чтобы потише пели.

Эта семья тоже пришла к Господу.

Со временем наша группа выросла до семидесяти человек. Власти встревожились и стали притеснять нас. Много пришлось перенести и насмешек, и штрафов, и несправедливых обвинений, и клеветы. Угрожали разрушить наш дом, где мы чаще всего собирались. Но мы отдали Господу не только себя, но и свое имущество, поэтому угроз сильно не боялись.

Однажды к нашему двору все-таки подъехал бульдозер. Трактористы выпили для смелости. Узнав, что им дано указание развалить наш дом, мы не стали ни возмущаться, ни спорить. Помолились только, вышли во двор и говорим:

— Что хотите, то и делайте.

Наша реакция для них была, видно, неожиданной, и они в замешательстве стали побуждать друг друга начать злое дело.

— Я не пойду валить дом! — громко протестовал один из них.— Что, если меня потом заставят его строить? У меня нет таких денег!

Долго трактористы препирались, пока не поссорились. Потом развернули бульдозер и уехали.

А мы благодарили Бога за то, что защитил нас, хотя и были готовы расстаться со своим домом, если на то будет воля Его. Мы верили, что Господь все же не оставит нас.

Потом в церкви произошло разделение. Мы все вышли из зарегистрированной районной общины и стали собираться у себя в селе. Приезжали к нам братья, рукоположили у нас пресвитера, и он в день своего рукоположения уже совершал крещение. Церковь росла по милости Божьей, хотя и переносила немало гонений.

Бог благословил простой и скромный труд наш. Мы любили Господа и старались исполнять Писание, и Он делал то, что нам не под силу.

Так и по сей день — если делать все во имя Господа, не считаясь с трудностями, то Он чудно благословит. Только бы сохранять нам простоту и искренность и не приписывать славу себе.

Читать стихи на собрании — это тоже служение Богу. Кто сказал, что оно самое легкое? — Друзья, сейчас выслушаем стихотворение,— объявляет пресвитер.

Встаю, и кажется, стук сердца слышат все. Слова знаю, не раз повторила и обдумала их, вокруг все свои, а вот колотится внутри — поймут ли друзья, затронет ли душу высказанная мысль, не будет ли пустым звуком? Начинаю читать... Стихотворение такое хорошее! Друзья, вы только вдумайтесь в слова, постарайтесь рассмотреть красоту мысли...

— Хор споет псалом,— объявляет затем служитель.

Замечаю безразличные взгляды. Слова повисли в воздухе, не найдя и маленького уголочка в сердце слушающих. На душе пусто. Где же елей благословения и мира? На пользу ли пошло мое служение сегодня? Пустота... Теперь, наверное, не скоро появится желание передать новый стих друзьям...

Собственно говоря, чего я ожидала? Бурной реакции, слез? — Нет. Хотелось удовлетворенности: кого-то ободрил, кого-то поддержал, кому-то стал близким этот стих.

В одно воскресенье поехали мы с молодежью в соседнюю церковь. Богослужение было обычным: молитва, проповедь, пение. Мы играли на музыкальных инструментах. Друзья декламировали стихи. У меня не было желания участвовать, хотя я понимала, что это плохо.

Богослужение подходило к концу. Мне пришла записка с просьбой прочитать стих. Конечно же, просил кто-то из своих. Просьбу надо выполнять. Старое стихотворение не хотелось повторять, а из новых — только то, что осталось пустым звуком. Рядом сидела сестра, и я решила с ней посоветоваться.

— Просят прочитать стих.

— Прочитай.

— Как ты думаешь, стоит вот этот повторить? — показываю тот, что последний раз декламировала у себя на собрании.

В глазах раздумье.

— Не знаю, как хочешь,— равнодушно пожала она плечами.

Ну вот, легче не стало.

«Для чего же ты тогда приехала сюда? — спрашиваю себя.— Просто посидеть и послушать? Это можно было сделать и на своем собрании. И вообще, для чего ты читаешь стихи? — Тут же вспомнились слова Писания:

"И все, что вы делаете словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа" Хочешь славить имя Божье? Тогда делай это просто и искренне! — И снова взволновалось сердце, воспрянуло к Богу: — Для славы Твоей, Господь, хочу все делать! Пусть не поймут друзья рифмованных строк, но я прославлю имя Твое вслух! Тебе я расскажу стих тот самый...»

Закончилось служение. Нас, как гостей, пригласили пообедать. В ожидании, пока накроют на стол, мы начали петь. Кто-то тронул меня за плечо. Повернулась — одна из местных сестер, лет тридцати пяти.

— Сестричка, не могла бы ты переписать стих, который читала? Пожалуйста, по душе он мне пришелся!..

— Да-да, я могу переписать, это нетрудно, — не веря своим ушам, поспешно ответила я.

Не совсем удобно писать на коленях. Почему-то прыгает ручка в руке. Но пишу. Вот и этой сестре близким стал стих, по душе пришелся. Позже я узнала, что она совсем недавно обратилась к Богу. Муж, возненавидев ее за веру, ушел от нее. А потом ее выгнали с работы и хотят отобрать квартиру. Осталась с ней дочь и новый Друг, ее Спаситель.

Сестра благодарила за стих, а я была благодарна ей за чуткое сердце. Пока осмысливала происшедшее, подошла сестра, с которой я советовалась по поводу стиха.

— Ты сегодня заставила меня плакать... — тихо сказала она.— Вернее, твое стихотворение...

Я слышала, как колотилось сердце. От радости. Пользу душа получила. Слава Господу!

Уже по дороге домой подошла ко мне еще одна сестра из молодежи и говорит.

— Какой хороший стих ты рассказала! Там такие слова!.. Мне аж плакать хотелось.

— Я же его рассказывала у нас на собрании. Разве ты не слышала?

— Что-то не помню...

Я долго думала о том, что произошло в этот воскресный день. Понятным становилось то, что не всегда понимала. Служение Богу — это не развлечение, это труд. А труд — это нелегко. Не останется бесплодным, не исчезнет то, что сделано ради Господа, ради Его славного имени.

Призыв, записанный в послании Евреям: «Будем внимательны друг ко другу» никогда не касался моего сердца. Может, кто-то и прилагал усилия, чтобы исполнить это слово, но только не я. Я считала, что есть заповеди гораздо важнее, и их хотела исполнять, а в отношении внимательности — была уверена, что у меня все в порядке, я веду себя тактично.

Однажды Господь разбил вдребезги мою уверенность в том, что это слово я хорошо исполняю, и показал, что из-за своего «я» не могу исполнить даже самое простое Его повеление.

Как-то раз сестра, которая сидела рядом со мной в хоре, забыла дома свой сборник. А я даже не подумала держать песенник так, чтобы и она видела слова. После исполнения одного гимна сестра упрекнула меня:

— Тебе что, трудно держать сборник на двоих?

«Грубиянка! — вспыхнуло у меня внутри.— Я же не обязана носить для тебя книги!»

С кафедры звучала проповедь. Дух Святой учил моих братьев и сестер Божественным истинам, а я, словно действующий вулкан, готова была разразиться гневом. И с чего бы? Разве сестра не права была? — Права. Разве мне трудно было чуть подвинуть руку с песенником? — Конечно нет! Почему же я возмущаюсь? Я ведь не права! Да, сестра, может, и неласково сделала мне замечание, но я ведь заставила ее негодовать!

Я осознала свою вину, и Господь простил мне мой грех. С тех пор я стараюсь быть внимательной к ближним и ко всякому слову, записанному для меня в Библии, чтобы не упустить того, что мне нужно исполнить в жизни.

Мама не могла строго наказывать нас — характер был такой. Но она очень боялась, чтобы мы не ушли в мир. Церковь у нас была очень маленькая — один старичок, десять старушек и наша семья. Когда мы подросли, папу посадили в тюрьму (он был служителем), а нас начал манить мир. Маме ничего не оставалось, как только умолять Господа о нашем спасении. Здоровье у нее было слабое и после переживаний обычно болело сердце.

Мы слышали ее молитвы поздно вечером и рано утром, еще лежа в кроватях. Ее молитвы совершали то, что не мог сделать ремень и никакое другое наказание. Бог сокрушал наши сердца удивительным образом. Нам порой хотелось, чтобы нас лучше побили, только бы не слышать молитв, не видеть скорбящего заплаканного лица. Но Господь, зная сердце нашей матери, дал ей именно это оружие. Она плакала о себе и о своих детях. А папа по средам был в посте о нас, по пятницам — о церковных нуждах, и когда мама сообщала ему, что с кем-то из детей особо тяжело справляться, то он и по воскресеньям, бывало, постился, взывал к Богу...

Господь сохранил нас от мира. Мы все стали членами церкви. Но и тогда мама продолжала молиться. Теперь уже другую нужду видела она — чтобы мы не соскользнули на широкий путь, чтобы сердце ничем не увлеклось. Она нередко обличала нас, увещала, больше всего в периоды духовного застоя. Детям служителей особенно легко впасть в самодовольство, успокоиться тем, что много знаешь, умеешь вести себя. Многие думают: если отец служитель, то в семье всегда все хорошо.

Бог давал маме милость — видеть наше духовное состояние и серьезно переживать об этом.

Приближается, например, праздник. Мы, увлеченные подготовкой, с головой погружаемся в свои проблемы, у нас репетиции, посещения... Днем — на работе, а вечером — спевки, сыгровки. И ничего нельзя пропустить. Мама прислушивается к нашим разговорам, присматривается. И вдруг, когда спешка набирает темп, когда надо все успеть, чтобы не ударить лицом в грязь, мама останавливает нас: «Дети, ваша беготня не нужна ни людям, ни Богу, вам некогда вникать в себя». Ее слова как снег на голову. «Ах, мама, мы же трудимся, столько дел у нас, да если бы не мы!..» А она сокрушенно покачает головой и начнет говорить о том, что должно быть главным в жизни, без чего всякое дело теряет смысл и цену. Если она видела, что до нас не доходят ее слова, она замолкала, и тогда мы (нередко ночью, сквозь сон) слышали ее стоны в уединенной мольбе. После таких молитв, даже если мы не изменились, она успокаивалась и начинала петь — славила Бога.

И Господь останавливал нас — то через болезни, то через трудные обстоятельства. Не понимая Его голоса и Его путей, мы удивлялись: «Мама, почему у нас так много скорбей? Посмотри, другие спокойно живут, хотя тоже верующие...» Она всегда отвечала: «Любит, значит, Господь нас. А кого любит, того наказывает».

Ее довольство и скромность иногда раздражала нас. Мы не понимали, почему нам нельзя позволить себе хорошую одежду, мебель, пищу,— обязательно все должно быть предельно просто и скромно! Если появлялся в доме какой-то избыток, мама сразу определяла, кому отдать, а потом говорила нам, что поделилась с нуждающимися. Она испытывала радость от того, что могла что-то отдать, и эта радость передавалась нам, становились понятными часто повторяемые мамой слова: «Блаженнее давать, нежели принимать».

Как-то в одну зиму у нас в погребе завелись крысы. Отец тогда сидел, и мама запереживала, что мы можем остаться без картошки, а это была наша основная пища. Она собрала нас и сказала: «Дети, у нас завелись крысы, таскают картошку. Это очень хитрые грызуны, с ними почти невозможно бороться. Будем молиться, чтобы Господь их прогнал от нас...» В скором времени крыс не стало. Мы ничего не предпринимали к этому, а только молились.

Заканчивая школу, мы строили планы, мечтали, как лучше устроить будущее. А маму беспокоили наши рассуждения. «Дети, уже скоро Господь придет, нам надо больше о своем сердце переживать...»

Мы понимали, что ей не по душе наши планы, и начинали оправдываться: «Мама, разве плохо — иметь высшее образование? Нам же будет легче свидетельствовать о Боге, с людьми общаться, да ты и сама ведь институт закончила...» — «Да, детки, закончила, но это не главное, главное — искать Царства Божьего, а Господь необходимое приложит».

Бог давал ей мудрость удерживать нас от крайностей. Когда младший брат не хотел хорошо учиться в школе, мечтал пойти скорей работать и жить как вздумается, то мама уговорами и строгостью заставила его поступить в техникум. Она понимала, что ему недостает дисциплины. Впоследствии он признался, что это был решающий момент в его жизни. Хотя не сразу, но пришлось расстаться с несерьезными друзьями, дисциплинируя себя, втянуться в труд.

Молитвенная жизнь мамы и ее доверие Богу стали для нас добрым примером и помогли встать на истинный путь.

Наш первый сын родился почти мертвый, с черепно-мозговой травмой. Черепные косточки у него были как бы внахлест и, как следствие этого, приключился детский церебральный паралич. Но мальчик все же рос, хорошо кушал. Оттого что черепные косточки не раздвигались, его стали мучить сильные головные боли. Сыночек наш сильно страдал. К шести годам у него появились судороги. Руками он не владел, мог только лежать и немного сидеть.

Второй ребенок наш тоже получил родовую травму и не выжил.

Мы были еще молоды, и нам хотелось поехать с молодежью в поездку, пойти к кому-нибудь в гости, но сын привязывал к дому. К себе мы тоже не могли никого пригласить, потому что от сильных болей мальчик много кричал.

Несколько раз в день мне нужно было нести сына в ванную, мыть его, стирать бесчисленные пеленки и простыни. Вдобавок ко всему, он не понимал ни ночи, ни дня — все плакал и кричал. И только когда с ним рядом кто-то был, он на короткое время затихал.

Мы любили мальчика, это был наш сын, и смотреть на его страдания, слышать его жалобный плач, было невыносимо, сердце мое разрывалось от жалости.

Нам очень хотелось, чтобы сын выздоровел. Не раз над ним молились служители. Мы сами много молились об этом и ждали, что Бог совершит чудо. Но сын не выздоравливал, ему становилось все хуже и хуже. Порой казалось, что Бог забыл нас и не обращает на нас внимания. Трудно описать мое состояние в то время. Силы мои были на исходе. Я до того ослабела, что сама стала много плакать. Упаду, бывало, рядом с ним на диван, плачу и приговариваю:

— Если бы ты знал, как мне с тобой тяжело! А он не понимает ничего. Видит, что я рядом, и замолкает, сопит себе под нос. Стоит мне отойти от него — он опять начинает плакать.

Однажды, не в силах уже слышать душераздирающий крик, я подумала: «Хоть бы ты умер, хоть бы Бог забрал тебя. Как мне уже все надоело и опротивело!» Никогда подобные мысли не приходили мне, а тут... Вдруг раздался звонок. Открыла дверь — передо мной стоит женщина лет тридцати.

— У вас больной ребенок? — просто спросила она.

—Да.

— Я медсестра, из поликлиники. Женщина прошла в комнату. Я присела на диван рядом с сыном.

— О, он у вас как король лежит! — глядя на мальчика, сказала она.— Так и до двадцати лет можно прожить.

Я смотрела на нее непонимающе.

— Вы знаете, как таких детей содержат в других семьях? Родители уходят на работу, а ребенка бросают одного, где-нибудь в углу, в тряпье. Такие дети быстро умирают. А у вас — белая простынь, пододеяльник. Разве можно за таким так ухаживать?

— Это же наш сын! — ответила я, чувствуя, как щемит сердце.

— Вы еще молоды, вам работать надо,— продолжала свое медсестра.— Вы оставьте его одного, он перевернется и задохнется, развяжет вам руки. Таких детей не ценят.

— Я не могу так,— сквозь слезы сказала я.— Это же мой ребенок, только больной! Шесть лет я ухаживаю за ним — каждый день мою его, кипячу белье. И по-другому не могу.

Женщина присела около меня и, заглядывая в глаза, сказала:

— Послушайте меня. Вы же совсем молоды, у вас еще будут дети, зачем вам этот инвалид? Я могу помочь вам. У меня родственница работает в тубдиспансере. У них есть уколы, от которых ребенок может сразу умереть. Я попрошу ее, она согласится. Это недорого будет стоить...

«Как просто,— ухватилась я за эту мысль.— И он мучиться не будет, и мы освободимся от непосильной уже ноши. Похороним, и все...»

Медсестра тем временем елейным голосом продолжала:

— Никто знать не будет, и вы освободитесь. Умрет, и на этом все.

— Я должна поговорить с мужем,— несмело сказала я.

— Да-да, вы посоветуйтесь,— поспешно закивала медсестра.— Я приду к вам через пару дней.

— Может, лучше позвонить вам? — спросила я.

— Вы меня нигде не найдете, я сама приду, как только вы решите.— С этими словами женщина направилась к выходу.

На лестничной площадке она еще раз оглянулась:

— Вы хорошо подумайте!

Я медленно закрыла дверь, вернулась в комнату, посмотрела на сына и подумала: «Он больной, никто никогда меня не осудит. Он же на учете в диспансере. За него мне никто ничего не сделает. Я хоть жить начну». И вдруг страшная мысль пронзила мое сердце: «Я — убийца! Я же — убийца!!! Я дала согласие на убийство собственного сына!»

— Боже! — простонала я и упала на колени перед сыном.

Горькие слезы раскаяния хлынули из глаз. Я просила прощения у Бога и у сына. Мне становилось все страшней и страшней.

Да, я не сказала женщине ничего определенного, но, желая избавиться от больного ребенка, пожелала его смерти.

— Господи, прости меня!.. — сокрушалась я.

«Я не пущу ее больше в квартиру,— думала я о медсестре.— Нет-нет, я ей прямо скажу, что на убийство не пойду, как бы ни было трудно...»

Всю ночь я не могла уснуть. Думала о своем испорченном сердце и о Божьей любви. Он никогда не поступает со Своими детьми так...

Наступило утро. Пришел муж с работы. Я ему все подробно рассказала. Он был потрясен.