Испытание веры
Наш YouTube - Библия в видеоформате и другие материалы.
Христианская страничка
Лента обновлений сайта
Медиатека Blagovestnik.Org
в Telegram -
t.me/BlagovestnikOrg
Видеобиблия online

Русская Аудиобиблия online
Писание (обзоры)
Хроники последнего времени
Українська Аудіобіблія
Украинская Аудиобиблия
Ukrainian
Audio-Bible
Видео-книги
Музыкальные
видео-альбомы
Книги (А-Г)
Книги (Д-Л)
Книги (М-О)
Книги (П-Р)
Книги (С-С)
Книги (Т-Я)
Новые книги (А-Я)
Фонограммы-аранжировки
(*.mid и *.mp3),
Караоке
(*.kar и *.divx)
Юность Иисусу
Песнь Благовестника
старый раздел
Бесплатно скачать mp3
Нотный архив
Модули
для "Цитаты"
Брошюры для ищущих Бога
Воскресная школа,
материалы
для малышей,
занимательные материалы
Список ресурсов
служения Blagovestnik.Org
Архивы:
Рассылки (1)
Рассылки (2)
Проповеди (1)
Проповеди (2)
Сперджен (1)
Сперджен (2)
Сперджен (3)
Сперджен (4)
Карта сайта:
Чтения
Толкование
Литература
Стихотворения
Скачать mp3
Видео-онлайн
Архивы
Все остальное
Контактная информация
Поддержать сайт
FAQ


Наш основной Telegram-канал.
Наша группа ВК: "Христианская медиатека".
Наши новости в группе в WhatsApp.

Йоханнес Раймер

Испытание веры

Оглавление

Лицо
Как все началось
В военкомате
Дорога
На Московском вокзале
Солдатское мыло
Хлеб-соль и... пустой желудок
Проклятые 45 секунд
Оружие
Комиссар
Зуб за зуб
Рождение веры
Победа
Ангел-хранитель
Перевод
Верный друг дороже золота
Община на коммунистической улице
Причастие на даче
Несчастный случай
Ангел в белом аду
Подопытный кролик
Божья помощь
Возлюби врага своего

Лицо

"Ненавижу, ненавижу тебя, гад, ненавижу", - повторял Ваня, избивая Валерку. Тот пытался еще защищаться, но силы его таяли. Перед профессиональными боксерскими ударами Вани ему было не устоять. Удар, еще удар.
"Не надо, прошу тебя, хватит, я больше слова не скажу против тебя, хватит, прошу тебя...", - скулил Валерка, неловко прикрывая лицо от тяжелых ударов. Но Ваня, казалось, не знал пощады. Удар, еще удар. Его лицо было искажено яростью, а в глазах стояли слезы от накопившейся в душе боли. Валерка летал под ударами, как резиновый мяч, который швыряют ради удовольствия. Наконец он больше не поднялся с пола. Тяжело дыша, победитель склонился над своей жертвой. "Я ведь говорил тебе: ты от меня не уйдешь", - прорычал он лежащему без движения Валерке. Потом перевернул ногой тело своего врага, сжимая кулак для завершающего удара - и остолбенел. Он увидел разбитое в кровь лицо, и... застывшие глаза, в которых остались страх и мольба о пощаде. "Мертвый, он мертвый",- промелькнуло в разгоряченной Ваниной голове, - "ты его убил..."
Валеркино тело съехало с ноги Вани и, как в замедленной съемке, перевернулось лицом вниз, этим до неузнаваемости изуродованным лицом.
"Убийца! Ты убил человека! Ты, ты, ты..." - вдруг закричал кто-то Ване на ухо. Его сковали нечеловеческий страх и холод. Да, холод. Ему было холодно. Дрожа, он повернулся на голос и... проснулся.
Весь в поту, он сидел на кровати и пытался понять суть кошмарного сна. Он как будто убил Валерку - но почему? Почему? "Идиотский сон", - подумал Ваня с раздражением.
- Не собираюсь я убивать этого пижона Валерку. Хотя взгреть его, конечно, не мешало бы".
Он не любил Валерия. Этот Ванин однокашник каждый день давал ему понять, что он, Ваня Рихтер, - немец, да к тому же еще и верующий, вообще не имеет права ходить по замечательной советской земле. Лишь христианское долготерпение останавливало его перед тем, чтобы набить морду этому болтуну. Он признался себе, что действительно иногда думал о мести, но не очень-то всерьез. Что ж, он ведь не святой.
Тут он вспомнил о споре, возникшем вчера после семинара по этике: речь шла о любви к врагу. Ваня, ссылаясь на Библию, говорил о христианской любви. И говорил вполне убедительно. Валерий вместе с другими слушал, насмешливо поглядывая на Ваню. А потом... А потом он плюнул Ване под ноги и сказал... Ваня опять почувствовал желание врезать Валерке. Валерка сказал: "Вы, христиане, все только языком треплете. На людях-то вы все смирные, а чуть за угол зайдете - и за топор. Да вам человека убить - ничего не стоит, все вы - убийцы. Куда только наше правительство смотрит. На его месте я всех бы вас давно отправил к вашему Богу".
И опять плюнул. Ваня с трудом сдержался, а ребята одернули Валерку.
Несомненно, этот сон был связан со вчерашним происшествием. Но во сне - это ведь еще не убийство. Просто от обиды. А голос, который он слышал и который так его напугал, это что - глас Божий? Но ведь он же пока согрешил лишь в помыслах, правда?
Не найдя ответа, Ваня заснул беспокойным сном. На этот раз ему приснилось, что он в кругу своих друзей. Они слушали гостя, старика, лицо которого в рамке окладистой белой бороды было изрезано морщинами и шрамами. Говорили, что при Сталине он долго сидел в лагерях за веру. "Какая мудрость!" - подумал вдруг Ваня. Старик рассказывал, но Ваня поначалу не понимал его слов. Потом вдруг услышал: "Любовь - поверьте мне, друзья, - любовь становится совершенной только под ударами врагов. Так учил нас господь наш, Иисус Христос, и я познал это на собственном опыте. И...- он немного помолчал, - и я думаю, что некоторым из вас жизнь еще преподаст этот урок". Говоря эти слова, старик неожиданно посмотрел на Ваню. И тому стало как-то не по себе от дурного предчувствия.

Как все началось

"Я служить не пойду, отец", - повторил Ваня упрямо.
Уже битый час Рихтер-старший пытался переубедить сына. Они спорили, каждый приводил свои аргументы, но к согласию прийти не могли. Да и о каком согласии могла идти речь: пришла повестка из военкомата, а Ваня наотрез отказывается служить в армии.
- Твои предки ведь были меннониты, отец. Они из принципа никогда не служили в армии.
- Но ведь ты-то не меннонит, и я тоже не меннонит. Мы -евангельские христиане-баптисты, и тебя никто не заставляет идти на такие жертвы, - парировал отец.
Но Ваня не сдавался.
- Какая разница - баптисты или меннониты. Я - христианин, и, как христианин, обязан любить своих врагов, а не убивать.
- Никто от тебя этого и не требует,- отвечал Рихтер-отец. - Сотни христиан призывались на срочную службу. Никого они не убивали. Чем ты лучше других? Это у тебя все от брата Степанова. Скольким-то он уже голову заморочил.
Рихтер-отец недолюбливал инициативника Степанова. Ему не нравились его радикализм, постоянные выпады против властей.
- Будешь его слушать - попадешь вместе с ним в тюрьму. И не думай, что за Христа будешь страдать. Неразумие ваше и вызывающее поведение - вот что вас за решетку приведет.
Ваня молчал. Он знал, что спорить с отцом не имеет смысла. Здесь никакие беседы не помогут. Слишком глубоко въелся в него этот страх, порожденный советской жизнью.
- Ты, отец, хочешь уехать из Союза, потому что у тебя не осталось никаких надежд. А я хочу в этой стране свидетельствовать Христа, понимаешь?
Намек на недавно поданное заявление о выезде только подлил масла в огонь.
- В Германию вы можете уехать и без меня. Я здесь не пропаду. - Последнее замечание Вани вывело отца из себя. Он встал и вышел из комнаты.
С тех пор как Ваня получил повестку, почти каждый разговор в доме Рихтеров проходил в этом духе. В семье было неспокойно.
Только бабушка Зиглинда, кажется, не поддавалась всеобщему беспокойству.
- Наш Гансик (в семье Ваню все называли Гансом) обязательно вернется здоровым и невредимым, но прежде ему придется пострадать, - говорила она печально, и в ее лице было что-то пророческое.
У бабушки Ваня всегда находил утешение. Бурные споры с отцом нарушали душевное равновесие. А бабушка, хотя и не поддерживала его смелые планы, но и не пыталась отговорить, что было для Вани особенно ценно. Слишком много страданий и боли выпало на ее долю. В смутное революционное время она потеряла родителей, сестер, братьев и мужа, Ваниного деда. Она научилась воспринимать события как Божий промысел. Наверное, только она с ее мягкостью и глубиной чувств была способна повлиять на упрямого Ваню, на его бесстрашные замыслы. Но она не отговаривала внука.
В баптистской общине Ваня никому не говорил о том, что хочет отказаться от военной службы. Не то чтобы он боялся, что его будут отговаривать, нет, скорее это происходило от неуверенности - действительно ли он способен на это. Раньше, когда призывали его друзей, он охотно давал советы, но теперь молчал. Даже своей подруге Марине он не сказал ни слова. Хотя она, кажется, догадывалась обо всем. Тем не менее они не говорили друг с другом о будущем. Родители Марины Рацлаф тоже подали заявление на выезд в ФРГ. Призыв в армию, выезд в Германию - все это делало будущее весьма неопределенным. Поэтому Ваня не хотел о нем говорить. Разве только со Степановым. Этот далеко еще не старый брат-баптист был для него духовным наставником - и не только для него. Со дня обращения он направлял Ваню в вопросах веры. Ваня рассказывал ему о своих проблемах, о своих прегрешениях. Брат Коля, как его называли, был в курсе всех дел.
И теперь Степанов был единственным, кому доверился Ваня. Степанов учил, как вести себя в тех или иных случаях. Каждый совет он подкреплял словами из Святого Писания. И как все, что он говорил и делал, указания его были твердыми, радикальными и бескомпромиссными.
Наконец настало двенадцатое мая. В этот день Ваня должен был явиться на медицинскую комиссию в райвоенкомат. Теперь он мог наконец объявить о своих намерениях. Взволнованный, Ваня шагал по весенним улицам своего родного эстонского города.
У автобусной остановки он не остановился, решив идти до военкомата пешком - времени у него было достаточно, и он хотел еще раз обдумать план действий.
Дорога в военкомат вела через большой парк с искусственным прудом посередине. Здесь можно было покататься на лодке. Были в парке и аттракционы, и даже колесо обозрения. Здесь Ваня со своим классом часто занимался спортом, так как около школы не было подходящей площадки. Летом устраивали соревнования по легкой атлетике, а зимой на льду замерзшего пруда играли в хоккей и зимнее регби. Молодежь из общины евангельских христиан-баптистов часто собиралась в парке на пикник, а вечерами здесь гуляли влюбленные парочки. Ваня с Мариной тоже просидели не один час на скамейках парка.
Этот парк стал для Вани настоящим символом всего радостного и светлого, что было в его жизни. Уже цвели первые садовые цветы, которым, как всегда, не хватало заботливого ухода. Но Ваня не замечал этого: парк был для него несказанно красив.
"Ты действительно откажешься служить, Ваня? - услышал он вдруг чей-то голос. - Ведь ты рискуешь больше никогда не вернуться сюда". Ваня испугался.
Он пошел быстрее, чуть ли не бегом миновал цветочные клумбы, будто его застали за запретным занятием. Голос звучал все настойчивее, отзываясь в голове физической болью. Парк больше не радовал. Ваня пошел еще быстрее и выбрался из парка при первой возможности. Нет, он не хотел больше думать об этом. "Решение принято, ни шагу назад",- повторил он про себя.
"Но ведь ты еще не задумывался всерьез о том, что можешь больше никогда не вернуться сюда", - настаивал голос.
Это было правдой. Он еще ни разу не пытался определить цену своего решения. Когда он думал о страданиях, всегда возникало ощущение чего-то героического. Но размышлять о страданиях было совсем не трудно. Теперь же они могли стать реальностью.
"Ты просто боишься, это - животный страх, - сказал он себе вполголоса, - но Христос сумел бы побороть в себе этот страх".
Он пытался вновь и вновь успокоить себя. Не получилось. Беспокойство в нем нарастало. Когда он подошел к райвоенкомату, сердце от волнения, казалось, было готово выскочить из груди.

В военкомате

В продолговатом вестибюле военкомата был полумрак. Здесь уже толпились 50 - 70 парней. Некоторые из них были знакомы Ване по школе, другие по техникуму. Они стояли небольшими группами и разговаривали. Ваня прошелся от группы к группе, поздоровался со знакомыми, послушал, о чем они говорят. Парни меньше всего рассуждали о том, где хотели бы служить. Разговор крутился, в основном, вокруг того, чего не следует делать. О стройбатах отзывались отрицательно.
В одной из групп разговаривали совсем тихо. Ваня прислушался. Это были эстонцы. Они обсуждали по-эстонски, как можно получить "белый билет". Речь шла о средствах, вызывающих температуру, аллергию и даже признаки психического расстройства.
"Ну, этим ребятам хочется в любом случае остаться дома",- подумал Ваня с облегчением. Оказывается, не только он не хотел идти в армию.
Вдруг кто-то замахал Ване рукой. В нескольких метрах от него стоял Валерий, Ванин товарищ по техникуму.
- Эй, старик, ну как твои фосфаты? - спросил он, подходя к Ване. - Все еще размышляешь о том, как избавить от них наше любимое Балтийское море?
Валерий, как и Ваня, готовил дипломную работу по проектированию системы химической очистки сточных вод при производстве фосфатов. К сожалению, руководитель проектов забраковал систему из-за ее чрезмерной автоматизации. После безжалостного отсечения всех новаций их проект был принят. Ваня очень расстраивался по этому поводу, а прагматичный Валерий частенько подшучивал над ним. Вот и теперь тоже.
- Нет, я это дело бросил, - ответил приветливо Ваня. - Мой идеализм здесь, наверное, бесполезен.
- Верно, дружок. Ты вот - идеалист, баптист, а может, и еще кто-нибудь. Ну какой тебе от этого толк? Если бы ты этими делами поменьше занимался, глядишь - и не надо было бы сюда являться.
Валерка намекал на Ванин диплом с отличием, который открывал ему дорогу в институт. Но, как у верующего, у него не было шансов поступить в вуз, и Валерий знал это.
- Ты в какой род войск хочешь? - спросил он, помолчав. - Я в радисты попрошусь. Служба спокойная и не опасная. А ты?
"Я вообще служить не хочу", - хотел сказать Ваня, но вовремя спохватился и ответил неопределенно:
- Я еще не знаю.
На его счастье, в вестибюль вошел дежурный офицер и пригласил ребят на медкомиссию. Он был рад тому, что их разговор прервали, и пошел в следующий зал. Здесь проходила регистрация. Младший офицер записывал данные каждого призывника, справлялся о его болезнях и спрашивал, где он хочет служить.
"Ну ведь это простой регистратор, младший офицер, он ничего не решает",- подумал Ваня и ответил на вопросы уклончиво. Тем не менее собственное поведение нравилось ему все меньше. Ведь дома спросят: "Ну как? Что ты сказал в военкомате?" Степанов тоже спросит.
"Пути назад нет", - уговаривал себя Ваня. - Какой будет позор, если я сейчас отступлю. Что люди скажут? Все философствовал, а тут - на тебе! А Христос? Что он подумает о таком трусе, как ты?!"
Ваня шел от одного врача к другому, и в голове его был полный сумбур.
- Вы абсолютно здоровы, товарищ Рихтер, - сказала ему милая женщина-врач, когда он прошел медкомиссию. - Отдайте вашу карточку в регистратуру и становитесь образцовым советским солдатом,- пожелала она ему. Ваня взял карточку и поплелся в регистратуру. Тот же самый офицер взял карточку, даже не взглянув на Ваню.
"Ну, давай же, говори, чего молчишь!" - Ваня отчаянно пытался побороть неуверенность.
Наконец он собрался духом и выпалил:
- Товарищ офицер, моя вера не позволяет мне брать в руки оружие.
Офицер удивленно посмотрел на него и строго сказал:
- Это невозможно, товарищ призывник. По законам нашего государства все мужчины должны пройти действительную военную службу. Все должны уметь держать в руках оружие. Ты тоже. Понятно? Скоро тебе сообщат, когда и куда явиться. Следующий!
Ваня хотел возразить, но офицер уже занимался со следующим призывником. Тем не менее ему показалось, что офицер отложил его карточку в сторону. Когда Ваня выходил из военкомата, у него дрожали коленки, но все-таки он чувствовал облегчение: "Ну, вот, теперь меня сунут в стройбат, а там - посмотрим".
- Через неделю уже отправят первую группу новобранцев , - сказал кто-то у выхода.
"Через неделю начнется новый этап моей жизни", - подумал Ваня, и эта мысль испугала его. Он почувствовал страшную усталость.

Дорога

Поезд тронулся. Старенький тепловоз с трудом привел в движение длинный состав. В какой-то момент показалось, что поезд стоит, но вот тепловоз рывком сдвинул с места вагоны, и поезд с победным грохотом стал набирать скорость.
В одном из купе общего вагона разместились новобранцы. Устав от долгого ожидания на призывном пункте в Таллине, каждый постарался занять местечко получше. Путь, видно, предстоял неблизкий. Сопровождающие офицеры не говорили, куда они едут, намекали на то, что ехать придется долго.
Ваня не успел занять хорошее место. Ему досталась третья полка, что его, правда, не очень огорчило. "Зато я смогу спокойно почитать Евангелие",- подумал он.
Он забрался на самый верх, рассовал свои пожитки, достал из-вещмешка кусок хлеба, оставшийся со вчерашнего ужина, и стал его неторопливо жевать. Хлеб успел зачерстветь, но Ваня, погруженный в свои мысли, не замечал этого. Мимо вагонного окна проплывали деревни, леса, огромные, только что вспаханные после долгой зимы поля. Весна наполняла деревню новой жизнью. Поезд направлялся в сторону Москвы. Ваня уже не раз бывал в столице, но маршрут, которым они ехали, был ему незнаком. В прошлые поездки Ваня часами сидел у окна, а теперь незнакомые пейзажи, казалось, совсем его не интересовали. Мысли уносились туда, где ему предстояло служить.
"Как все будет?" - непрерывно вертелось в голове.
В Таллине он еще раз пытался заявить офицерам, что не желает брать в руки оружие, но, очевидно, его все-таки сунули в обычную воинскую часть. Куда их везут, было пока непонятно, но по знакам различия сопровождающих офицеров и солдат было видно, что эту группу новобранцев направили не в стройбат.
"Ну почему же, почему? - спрашивал себя Ваня вновь и вновь. - Почему никто меня не слушал? Все как будто не принимали меня всерьез. Они, наверно, думают, что я в конце концов отступлюсь, струшу. Ну, конечно. Они мне не верят. Как все будет?"
Ване было страшно. Выстроенное его фантазией здание рушилось, как карточный домик. Какой там стройбат! Его, активного баптиста, послали служить в регулярную армию. Он слыхал, что так поступают со слабохарактерными верующими, в стойкости которых сомневаются. Тут ему вспомнились слова одного из учителей на выпускном вечере в техникуме: "Знаете, Рихтер, у вас это с верой, наверное, не совсем серьезно. Вы настолько не похожи на верующего и внешне, и по складу характера, что я никогда не поверю, будто религиозные фанатики могут вас одурманить". Может, этот учитель окажется в конце концов прав?
Еще незадолго до отъезда, прощаясь с Мариной, которая собиралась с родителями на Кавказ, он успокаивал ее, повторяя, что два года - не вечность, а срочная служба - не ад кромешный. Кроме того, он ведь уже заявил, что не возьмет в руки оружия. Так что ей нечего бояться. Говоря все это Марине, он успокаивал и самого себя. Однако поездка в битком набитом автобусе в Таллин, многочасовые обследования и унижения в таллинском призывном пункте и, в первую очередь, тот факт, что его послали служить в регулярную армию, вернули Ваню к реальности. Нет, ему предстояло не просто на два года изменить свою жизнь, его ожидало много непонятного. Он чувствовал, что ему придется очень и очень тяжело. И поэтому было страшно.
Ваня устало закрыл глаза, и вдруг ему показалось, что поезд сейчас остановится у вокзала его родного городка, он выйдет, пройдет знакомой улицей до автостанции и... Он снова открыл глаза и с разочарованием увидел, что поезд, прибавляя ход, увозит его все дальше от дома.
Чувство одиночества овладело Ваней. Сердце вдруг заныло так сильно, что он весь съежился на своей третьей полке. Так он пролежал довольно долго. Сопровождающие солдаты и новобранцы внизу давно уже спали. Двое из них громко храпели. Но Ваня, казалось, ничего не слышал.
Постепенно боль отпустила. Как всегда в такие моменты Ваня попытался выразить свою боль, свой страх, свое одиночество в стихах. Это помогало ему, приносило облегчение. Вдруг он отчетливо услышал: "Не бойся, ведь я с тобой". И вслед за этим прозвучали слова из книги пророка Исайи, глава 43. Потом он взял блокнот и карандаш и стал быстро писать:

Есть друг у меня на земле ~
Он ведает, что меня ждет,
Он рядом со мной, он поможет в беде.
Смотрю я без страха вперед.

"Как все будет?" - вертелся в голове все тот же вопрос. Ваня не знал. "Но ведь Бог, он-то все знает, он уже сейчас готов помочь мне".
Как никогда раньше, он вдруг осознал близость Бога. Глаза его наполнились слезами, стало легко на сердце. Он знал: Бог прикоснулся к нему, Бог говорил с ним.
- Будет что будет. Что Он допустит, то и будет, - сказал Ваня тихо. Вскоре он заснул.
Утро настало как всегда неожиданно. Один за другим просыпались новобранцы. Когда Ваня открыл глаза, он увидел Женю, который сидел на противоположной полке с недовольным видом.
- Что за дурацкая полка, - возмущался он. - Всю ночь глаз не сомкнул. Везут, как скот.
Внизу кто-то громко засмеялся.
- Брось ты, Жень, нормальная полка, - попытался успокоить его Ваня. - Я хорошо поспал.
- У тебя дома, наверно, такой же насест вместо кровати, - проворчал тот сердито.
Ваня не стал спорить. Все еще под впечатлением вчерашних размышлений, он спрыгнул в проход, разбудив тем самым трех новобранцев. Те заворочались, чертыхаясь, ругая Ваню, что вызвало опять дружный смех сопровождающих офицеров.
Поезд подъезжал все ближе к столице. Справа по ходу был виден живописный берег искусственного Московского моря. Пассажиры вышли в проход, встали у окна. Когда купе опустело, Ваня опять забрался на свою багажную полку, вынул из вещмешка Новый Завет и стал читать. Он так увлекся, что не заметил, как к нему на третью полку заглянул Сергей Стоянов, новобранец из его родного города.
- Эй, Вань, ты чего там делаешь, - спросил он с любопытством.
- Я... - Ваня даже вздрогнул от неожиданности. - Я... Да так, ничего. Книжку читаю. Вот взял в дорогу почитать.
Слишком внезапно возник этот Сергей. А вдруг он и дальше будет спрашивать, что тогда... Но Сергей спустился вниз и опять подошел к окну. Ваня спрятал Евангелие.
"Ты испугался, что тебя засекут как верующего",- укорял он себя. Ему стало стыдно. Так что это было вчера вечером - всего лишь галлюцинации от усталости? Он повернулся лицом к стене и стал молиться. Слова его были искренни:
"Господи Иисусе, ты видишь, что я испугался, что я струсил. Помоги мне не отрекаться от тебя. Мне страшно, но ведь Ты уже помогал мне побороть страх".
Разговор с Господом ободрил его. Он повернулся к окну. Поезд уже ехал через пригород. Высотные дома выглядели мрачновато. "Эх, Москва-столица, - подумал Ваня, - что-то ты посерела".
Один за другим новобранцы вернулись в купе. Поезд подъезжал к вокзалу. Все взяли свои вещи и пошли к выходу, Ваня тоже.
Ему всегда нравилось рассматривать толпу встречающих на перроне. Но когда он увидел радостные лица людей, у него опять сжалось сердце. Он вспомнил родителей, братьев и сестер из общины, подругу. В прошлом году, когда он приехал из Средней Азии, его встречали почти как знаменитого артиста. Воспоминания нахлынули на него. Но надо было поторапливаться. Ваня старался не смотреть на встречающих.

На Московском вокзале

Комсомольская площадь - одна из самых оживленных в Москве. Москвичи называют ее площадью трех вокзалов, ведь здесь, действительно, расположены три крупнейших вокзала столицы. Ежедневно сюда приезжают десятки тысяч людей изо всех уголков страны. Нескончаемым потоком льется пестрая толпа - кого здесь только не встретишь.
Дважды в году, в мае и в сентябре, в этом потоке появляются группы коротко стриженных парней. Они выглядят почти одинаково, движутся во всех направлениях, кажется даже, что беспорядочно. В составе одной из таких групп и Ваня переходил с одного вокзала на другой.
Вокзальная суета была ему знакома. Деловитые московские носильщики поджидали клиентов, толстые продавщицы предлагали пирожки, беляши, мороженое. Типично московская толчея.
Ваня не раз бывал в Москве. Обычно это были короткие остановки по пути в Среднюю Азию. Каждый транзитный пассажир должен был рассчитывать на то, что ему придется проторчать на вокзале несколько часов, а то и дней. Многие пассажиры спали прямо здесь, в залах ожидания, чтобы не пропустить поезд, или просто потому, что устроиться в гостиницу в столице было невозможно.
Коротких транзитных остановок Ване хватило, чтобы обежать важнейшие исторические достопримечательности. Последний раз Ваня проезжал через Москву меньше года назад, сразу после окончания техникума. Пестрая суета Комсомольской площади тогда ему так понравилась, что он даже сочинил об этом длинное стихотворение. И все-таки каждый раз он сравнивал Москву с Таллином или Ленинградом, и столица не выдерживала сравнения с его любимыми городами. Вот и теперь, погруженный в воспоминания, он невольно подумал: "Да, Ленинград намного красивее и к тому же намного ближе к дому".
Колонна тем временем продвигалась к переходу, ведущему на Казанский вокзал. Ей навстречу попадались группы новобранцев, по виду южан. Одни походили на грузин и армян, другие - на узбеков и казахов. Ваня замыкал свою колонну. С грустью поглядывал он на встречных рекрутов. Как знать, может, кто-то из них попадет на его родину. Вдруг ему пришло в голову, что, может быть, и среди этих встречных новобранцев есть верующие, что в душе у них творится то же, что у него.
"Надо бы их поддержать молитвой", - подумал он и стал тихонько молиться. От этого ему самому стало легче.
"Я не один, где-то там, в пестрой толпе, идут мои братья. Им нужен я, им нужны мои молитвы, и они тоже молятся за меня".
Удивительная уверенность в том, что он принадлежит к незримой, но тем не менее реальной общности молодых христиан, окрылила его. "И дома молятся за меня", - эта мысль окончательно успокоила Ваню.
За размышлениями и молитвами Ваня не заметил, как очутился на Казанском вокзале. Здесь офицеры оставили новобранцев на попечение сопровождающих солдат и пошли за билетами.
Оставшись одни, новобранцы немного расслабились. Завязался оживленный разговор, ребята полезли в карманы и вещмешки, вытаскивая, несмотря на запрет, сигареты. Сопровождающие соблазнились дорогими сигаретами, и скоро все в группе уже знали, куда они едут - в Куйбышев. Выяснились и еще кое-какие подробности: их направляли в часть противоракетной обороны, и, по словам старослужащих - "стариков", - служба там была не очень тяжелая. "Хорошо то, что не в пустыне где-нибудь служить будете, - говорил один из них. - Куйбышев - это миллионный город, симпатичных девушек полно, кино на каждом углу, дискотеки. Там не соскучишься".
Это были хорошие новости. У новобранцев улучшилось настроение. Один из солдат вдруг предложил выпить, пока нет офицеров. Идея понравилась.
- По рублю с носа - вот вам и ящик водки, - обещал Таммо, коренастый эстонец, уже год отслуживший в Куйбышеве, самый бойкий рассказчик.
Ваня знал, к чему идет дело. Он спросил Валерия, нет ли у того неотправленных писем домой.
- Я пойду куплю марки, а потом поищу почтовый ящик, - сказал Ваня. Валерий с радостью отдал ему свои письма.
- Ты только побыстрей, а то тебе водки не хватит, - крикнул он вслед.
Ваня не ответил. С письмами в руке он медленно шел между рядами ожидающих. Сотни, нет, тысячи людей сидели и лежали вокруг. Большинство выглядели устало, измученно. "Сколько-то они уже ждут", - спрашивал себя Ваня, глядя на пассажиров.
Он проходил мимо других новобранцев. Один офицер даже крикнул ему, чтобы он возвращался к своей группе. Но Ваня не торопился. Он уже много поездил и знал, что так быстро билетов не достанешь. К тому же ближайший поезд на Куйбышев был только около полуночи, так что времени у него было сколько угодно.
Он вернулся часа через три. Как и следовало ожидать, большинство ребят были навеселе: одни пели, другие ругались, третьи смеялись. Подвыпившие эстонцы ругали почем зря советскую власть. Один из новобранцев, наверное, уже с кем-то подрался, так как поодаль с ним разбирались два милиционера. Сопровождающие солдаты были тоже под мухой, но тем не менее пытались уговорить милицию отдать им драчуна на поруки.
Ваня быстро отыскал свои вещи в общей куче и расположился неподалеку от группы. Уставший, он скоро заснул. Ему приснился родной город, кружок молодых баптистов в доме Степанова, который строго наказывал Ване не отступаться от веры. По пути домой с ним случилось нечто ужасное. Как всегда он провожал подругу до перекрестка, разделявшего их улицы. Он обнял ее, но тут откуда ни возьмись выскочила большая машина, она ехала прямо на них. Он успел только оттолкнуть Марину в сторону, почувствовал тяжелый удар в ухо и... проснулся. Над ним стоял один из офицеров и орал:
- Я его уже полчаса ищу, а он тут дрыхнет, болван. А ну, вставай скорей! Не хватало нам еще опоздать из-за тебя!
Ваня вскочил, схватил вещмешок и побежал вдогонку за группой. Эту группу новобранцев было трудно спутать с другой: окруженные десятком милиционеров, с криками и пением ребята шли на двенадцатый перрон. Там уже стоял куйбышевский поезд.
- Явился, голубчик, - завопил Валерка, уже сильно захмелевший. - Ну ты хорош гусь, небось уже успел подхватить москвичку. Шустрый ты малый, с тобой не соскучишься.
Он положил свою тяжелую руку Ване на плечо и улыбнулся ему так ласково, как могут только пьяные русские: чем больше водки они выпивают, тем сильнее впадают в детство.
Поездка превратилась в сущий ад. Новобранцы прихватили несколько бутылок водки в поезд, так что пьянка продолжалась. К двум часам ночи все были пьяны в лежку. И новобранцы, и старослужащие, и офицеры не раз приглашали выпить с ними и Ваню, но он все время отказывался. Наконец один из офицеров не выдержал: он схватил Ваню за ворот и буквально стянул его с полки.
- Да ты никак верующий, ты, слабак. Смотри у меня: если в тебе течет хоть немного монашеской крови, то я - большой специалист по кровопусканию. Я из тебя всю твою поганую кровь высосу.
Последовал трехэтажный мат. Потом офицер начал выпихивать Ваню из купе под дружный хохот остальных.
- Да я тебя сейчас из поезда выкину, ты, монах непьющий, - говорил он, толкая Ваню к двери.
До сих пор Ваня не сопротивлялся. Но последняя угроза его напугала. Одним рывком он вырвался из объятий офицера, схватил того за плечи и толкнул назад в купе. Офицер попытался подняться, чтобы отомстить Ване, однако был уже настолько пьян, что не смог и остался лежать на полу. Теперь все смеялись уже над ним.
Ваня стоял в проходе и тихонько молился. Эта вдрызг пьяная компания наглядно показала, что ожидает его в прославленной Красной Армии.
- Так вы не пьете, - сказал вдруг кто-то рядом.
Ваня обернулся и увидел второго сопровождающего офицера, который странным образом исчез в самом начале поездки.
- Нет, - ответил Ваня.
- Из-за ваших убеждений?
- Да, в пьянке я ничего хорошего не вижу. По-моему, это отвратительно. - Ваня кивнул в сторону купе, из которого по-прежнему доносились дикие вопли, не дававшие спать всему вагону.
- Курите? - спросил офицер, протягивая Ване сигареты.
- Нет, не курю, - ответил тот.
- Ну, вы, наверное, и впрямь святой, - Офицер смотрел на Ваню всезнающим взглядом.
"Ка-гэ-бэшник", - мелькнуло в голове. Ваню охватило беспокойство. Он отвел глаза и сказал тихо:
- Я хотел бы быть святым. Но, к сожалению, не получается. Извините, товарищ офицер, я спать пойду.
Офицер промолчал. Ваня вошел в купе, запрыгнул через головы пьяных ребят на верхнюю полку и попытался заснуть. "Господи, - молился он перед сном, - начался мой путь в ад. Прошу, приди ко мне".
Вдруг сквозь бормотанье пьяных новобранцев ему почудился голос: "И когда я буду идти через мрачную долину смерти, не оставь меня одного".
Он не мог вспомнить, откуда эти слова. "Наверно, из Псалмов", - подумал он и заснул, успокоенный, под говор пьяных солдат.

Солдатское мыло

Кусок солдатского мыла, которому вчера все так радовались, стал сегодня ненавистным. Мыло было плохое, въедалось в многочисленные ранки на исцарапанных солдатских руках, руки от этого сильно болели. Морщась, разглядывали новички свои ладони, бывшие всего четыре дня назад гладкими, чистыми. Изрезанные, исколотые, исцарапанные руки просили отдыха. Но отдыха в ближайшие два года им, по всей вероятности, было не видать.
Большинство из тридцати новобранцев были из Ленинграда и Таллина. Жители больших городов, только что со школьной скамьи, они не знали тяжелого физического труда. Тем труднее были для них первые дни в славной Советской Армии.
Выданная форма была на пару размеров больше, ее нужно было ушивать, а потом пришивать к ней знаки различия. Портных здесь не было, все надо было делать самим. Легко сказать - шей сам, а если ты этого никогда не делал, зачастую даже никогда не видел? Но приказ есть приказ, и ребята взялись за ножницы и иголку с ниткой. Кто не успевал за день, доделывали ночью. Советский солдат должен уметь делать все, поэтому - только поспевай учиться.
"Вот дурак, не спросил вовремя маму, как надо шить, - думал Ваня, разглядывая свои исколотые руки. - Четыре дня всего прошло, а руки уже болят страшно. Да еще это дурацкое мыло! Надо их все-таки отмыть, а то опять в наряд пошлют".
Он вспомнил своего приятеля Валерку Павлова, который явился вчера вечером с грязными руками на поверку. Всю ночь потом он и еще трое несчастных чистили картошку. Попробуй, начисти на всю роту, - это ведь тысяча человек.
"В самой современной Советской Армии многое делается, как в средние века", - думал Ваня, пытаясь отмыть руки от черной анилиновой краски. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как остался один у умывальника - все уже убежали на построение.
- Солдат Рихтер, вы здесь не в дамском салоне, а в Советской Армии. Сколько еще весь взвод должен вас ждать?!
Ваня испуганно глядел на старшину Павленко, возникшего перед ним.
- Я...
- Не якайте! Вы что - оглохли? Было объявлено построение. Я вам сейчас уши-то прочищу, у меня есть хорошее средство, - орал он на Ваню.
- Товарищ старшина, это мыло...
- Что мыло? Покажите-ка свои руки!
Ваня протянул старшине свои распухшие руки.
- Что?! Это так-то вы руки моете? Здесь грязь и вот тут тоже...
- Товарищ старшина, это не грязь...
- Да он к тому же еще дерзит! Дерзкий, глухой и слепой -но здесь вас вылечат, не беспокойтесь. - Он изобразил приторную улыбку. - А ну, марш в строй!
Ваня понесся со всех ног и пристроился к своему отделению. Старшина Павленко поспешил следом. Встав перед строем, он громко скомандовал:
- Третий взвод...
Тут он сделал ласковую мину и торжественно объявил:
- Третий взвод из-за опоздания рядового Рихтера на построение после обеда вместо отдыха побежит кросс - пять километров.
Тут улыбка исчезла, Павленко выкрикнул:
- Рядовой Рихтер! Три шага вперед!
Предчувствуя недоброе, Ваня вышел на три шага из шеренги и повернулся лицом к взводу. В глазах солдат не было ни капли сочувствия, их усталые лица выражали одну лишь неприязнь. Ваня беспомощно поискал глазами Валерия, но и тот смотрел на него с осуждением. Бедный Валерка! Он ведь не спал всю ночь, так ждал обеденного перерыва. А теперь на полный желудок придется еще бежать пять километров... От стыда Ваня опустил голову, но Павленко снова заорал:
- За опоздание на построение рядовому Рихтеру объявляется сегодня ночной наряд на кухню!
Ваня непроизвольно посмотрел на свои исколотые руки, которым теперь еще достанется и от кухонного ножа.
- Опустить руки! - крикнул Павленко. - Встаньте в строй, рядовой Рихтер.
Затем снова с ласковой улыбкой на лице старшина объявил, что взвод сейчас по ротному расписанию пойдет на обед в столовую и что это надо будет сделать более дисциплинированно, чем до сих пор.
- Строевым шагом мы пойдем через плац к столовой, в строю не разговаривать. Перед обедом я отдам рапорт дежурному офицеру, и затем по моей команде взвод проходит в столовую. Наши столы - сзади слева. На обед вам дается пятнадцать минут. После обеда строем пойдем на спортплощадку и освежимся пятикилометровым кроссом. А сейчас, - закончил Павленко свою речь, - шагом марш!

Хлеб-соль и... пустой желудок

Голодные, усталые и злые тридцать новобранцев кинулись к большой кастрюле, в которой колыхалась непонятная серая бурда.
Ваня, из чувства вины стоявший в сторонке и терпеливо ждавший своей порции бурды, вздрогнул, когда Павленко заорал за его спиной:
- Взвод! Встать! Из столовой - шагом марш!
Никто не понял, в чем дело. Они ведь честно заработали себе обеденный перерыв. А теперь что же - опять на построение, без обеда?
Стало тихо. Ребята из других взводов обернулись, чтобы посмотреть, что за наказание придумал на этот раз Павленко. Немногие счастливчики, уже получившие свою порцию серой бурды, умоляюще смотрели на Павленко. В глазах стояла просьба: "Дайте нам пообедать!"
Молчание продолжалось долго, никто не двигался. Павленко, язвительно ухмыляясь, переводил глаза с одного солдата на другого, словно давая понять: "Ну ребята, здесь я ваш Бог и отец, ваша жизнь и смерть, здесь я все, а вы - ничто".
Ваня, стоявший в сторонке и поэтому видевший весь взвод, удивленно рассматривал лица ребят. Вон эстонец Мяги, три месяца назад окончил Тартуский университет. "Головастый малый", - говорили про него друзья, приехавшие с ним из Тарту. Или вон Коля из Ленинграда - в свои 25 лет он сочиняет отличные песни, здорово играет на гитаре. А Калев, а Тооми, а Паша... Каждый из них что-то представлял из себя дома, где их считали за людей, а здесь они - просто солдаты, советские солдаты.
"Странно, - думал Ваня, - как быстро люди меняются. Всего неделя, как мы здесь. И кто нас изменил - Павленко, этот солдафон. Странно". Немая сцена тянулась, казалось, бесконечно долго.
Вдруг двое солдат, словно испугавшись, что у них отнимут еду, стали быстро-быстро есть, только ложки замелькали.
- Прекратить! - взревел Павленко.
Он подскочил к одному из едоков и выбил у него из рук миску, так что баланда выплеснулась на длинный стол, а в миске остался только маленький кусочек мяса.
- Вон отсюда! - вопил Павленко. - Как свиньи... Дальше шел трехэтажный мат.
Ребята в растерянности высыпали из столовой. Павленко приказал им построиться и затем, словно его подменили, стал с улыбочкой объяснять, что дисциплинированные солдаты должны себя прилично вести за столом, что это важно не только в армии, но и в повседневной человеческой жизни. Он предлагает, чтобы один из них, скажем, инженер Мяги, который наверняка уже кое-что слыхал о правилах поведения за столом, взял на себя раздачу пищи.
Закончив лекцию, он позволил взводу вернуться в столовую.
На этот раз порядка действительно было больше. Но едва солдаты расселись, и Мяги, новоиспеченный раздатчик, подошел к кастрюле, как Павленко громко скомандовал:
- Товарищи солдаты, наши пятнадцать минут истекли, прошу выйти из столовой и построиться, ведь нам надо еще пробежать пять километров кросса, не так ли, рядовой Рихтер?
"Вот сволочь,- мысленно выругался Ваня. Ненависть закипела в нем, руки сами собой сжались в кулаки. - Подлец, безмозглый солдафон, морду тебе набить надо..." Многие, наверное, думали то же самое. Некоторые стали протестовать, возмущаться. Эстонцы быстро заговорили между собой по-эстонски. Однако Павленко сладко улыбнулся и сказал, как ни в чем не бывало:
- Друзья мои, ну что же я могу поделать - другие взводы тоже хотят поесть.
Он еще не успел договорить, как дежурный офицер, до сих пор молча наблюдавший за этой сценой, приказал:
- Павленко, отведите свой взвод в казарму. Для вас обеденный перерыв закончился.
Когда все вышли из столовой, от приветливости Павленко не осталось и следа. Он приказал Ване встать в голову колонны.
- Вот он, рядовой Рихтер, покажет вам, как надо бегать кросс. Не правда ли, рядовой?
Ваня молчал.
Павленко подошел к Ване и прошипел ему в лицо:
- Если я тебя о чем-либо спрашиваю или тебе что-либо приказываю, ты должен отвечать: "так точно, товарищ старшина!" Понятно? - При этом он сделал страшные глаза.
- Повторите! - выкрикнул он, торжественно возвысив голос.
- Так точно, товарищ старшина,- ответил Ваня. Его голос звучал твердо, его тело дрожало от ярости.
Как пьяный, он пошел в голову колонны и по команде Павленко побежал. Его голодные, усталые и напуганные товарищи побежали за ним.

Проклятые 45 секунд

Уже неделю третий взвод упражнялся. Нет, это было не какое-то особо важное военное упражнение. Это было то, чему нормальный человек вообще-то обучается еще в раннем детстве. Тем не менее у всего третьего взвода старшины Павленко - ЭТО не получалось. Взвод упражнялся вечером, упражнялся утром, упражнялся раз по сорок на свежую голову и падая от усталости, но все-таки без особого успеха. Павленко грозил, Павленко наказывал - напрасно. Просто некоторые из ребят были слишком медлительны. Солдаты третьего взвода со страхом ожидали вечера, они просыпались с ужасом при мысли об этом упражнении.
Вот и теперь в ленинской комнате - так называлось нечто вроде солдатского клуба, где утром проходили политзанятия, а вечером солдаты могли посидеть, поиграть в настольные игры, если не было других занятий или нарядов, - вот и теперь разговор крутился вокруг сорока пяти секунд. Ребята делились опытом друг с другом. Старослужащие ухмылялись, но толковых советов дать не могли, говорили только:
- Ну что здесь трудного: встать да лечь - проще простого. Встал да лег - вот и вся наука.
Легко сказать, да трудно сделать. Ведь на это "встал да лег" отводилось всего сорок пять секунд. Причем все надо было сделать точно, как предписано.
Как звали того генерала, который придумал эту столь важную для Советской Армии процедуру, никто сказать не мог. Но ее "важность" новобранцы чувствовали на своей шкуре ежедневно. Павленко считал: если что случится, то каждая секунда дорога. Тем более в противоракетной обороне.
Для того и тренировались. Ваня слыхал об этом еще раньше от своих старших друзей, отслуживших в армии, поэтому потренировался еще дома. Но у других, например у Мяги, ничего не выходило. И пока он не укладывался в отведенное время, с ним одевалось и раздевалось все отделение. Только те, кого посылали в ночной наряд на кухню, могли в этом не участвовать. Ваня ненавидел это "раздевание-одевание" и был бы рад, если бы его освободили. Павленко заметил это и решил даже похвалить Ваню на вечерней поверке:
- Рядовой Рихтер, несмотря на многие ваши отрицательные качества, вы одним из первых одолели сорок пять секунд. Это достижение заслуживает поощрения - в Советской Армии ценят хороших солдат.
У Вани зародилась надежда на то, что Павленко избавит его от наряда на кухню, однако все вышло совсем иначе.
- Рядовой Рихтер! Три шага вперед. Рядовой Рихтер. - Павленко повысил голос. - Вы получаете почетное задание продемонстрировать таким лентяям, как Мяги, как надо раздеваться и одеваться. А поскольку до таких разгильдяев все доходит не сразу, покажите-ка свое искусство отделению десять раз подряд.
Улыбка исчезла с Ваниного лица. Павленко хохотнул, вынул из кармана секундомер и приказал:
- Раз... два... три... начали!
Со слезами на глазах Ваня подбежал к своей кровати и разделся - сорок пять секунд истекли, он лежал под одеялом. Павленко проверил, правильно ли сложены вещи, сказал, что сапоги стоят не совсем так, и крикнул:
- Рядовой Рихтер! Подъем!
Опять сорок пять секунд, потом еще и еще раз - всего десять раз. Ваня не смел взглянуть на товарищей. Он знал, что никто из них не ухмыляется, никто не злорадствует - ведь каждому было понятно, что он может стать следующим. В десятый раз он выпрыгнул из постели, молниеносно оделся и встал в строй. Павленко тоже подошел к строю солдат, вынул из кармана коробок спичек и сказал с ехидцей в голосе:
- Ну вот, полюбовались искусством Рихтера, а теперь ваша очередь. Рихтер - марш на кухню, а вы все, - он вынул спичку, зажег и поднял ее вверх, а вы должны одеться и построиться, пока эта спичка горит. Так что молите Бога, чтобы она горела подольше.
Ваня побрел на кухню, у него дрожали нога. А остальные ребята в это время одевались и раздевались наперегонки с огнем.
Один из новобранцев не выдержал и упал в обморок. Его отправили в лазарет. Кое-кто позавидовал ему: отдохнет недельку без кухонных нарядов и "раздеваний-одеваний" по секундомеру.

Оружие

- Сегодня мы перейдем к более серьезным вещам, товарищи, - объявил лейтенант Полевой отделению на утренней поверке. - Солдат без оружия - это не солдат, - продолжал он. - Сегодня вы познакомитесь с основным вооружением солдата Советской Армии, каждый из вас получит личное оружие.
"Все, теперь никуда не денешься, - промелькнуло в голове у Вани. - Теперь придется раскрыть карты". От этой мысли у него аж засосало под ложечкой.
Уже неделю группа новобранцев из Эстонии находилась в куйбышевской части ПРО. Казарма была расположена прямо в городе, и основная задача части - так сказали новобранцам уже в самый первый день - состояла в том, чтобы защитить промышленные предприятия и гражданское население в случае атомного нападения. В непосредственной близи находился военный аэродром и еще какие-то сооружения, о которых ничего не сказали.
До сих пор на Ваню не обращали особого внимания. Казалось, здесь никто ничего не знал о его отказе носить оружие. Во всяком случае, с ним обращались так же, как со всеми.
Теперь, когда дело дошло до оружия, ему придется заявить о себе. Как-то все обернется?
Сразу после зарядки и завтрака старшина Павленко повел отделение в правое крыло казармы, в помещение, где хранилось оружие. Эта комната круглосуточно охранялась.
- Здесь хранится оружие, по стволу на каждого из вас, - сказал Павленко. - Это автоматы Калашникова, известное во всем мире скорострельное оружие. Революционеры и коммунисты всего мира сражаются с этими автоматами в руках. Для каждого из вас большая честь получить такое личное оружие.
Старшина многозначительно окинул взглядом молодых солдат, особенно внимательно он посмотрел на Ваню. Так тому, во всяком случае, показалось. Павленко продолжил:
- Вот здесь, с правой стороны каждого автомата, есть номер. Вы должны запомнить этот номер. Кто завтра утром не будет знать свой номер наизусть, тому я буду вправлять мозги, - сказал старшина с ухмылкой.
Он вынул из бокового кармана список и стал называть фамилии и соответствующие номера. Он говорил так быстро, что никто, разумеется, не смог запомнить свой номер.
- Так, - сказал он строго, закончив чтение списка. - А теперь каждый возьмет свое оружие. Рихтер, ты первый.
Ваня вышел из строя, опустив голову, и так стоял молча несколько секунд.
- Ты что, не запомнил номер? - заорал Павленко. - Ну погоди, я тебе сегодня ночью память поправлю, болван!
Остальные солдаты ежились, прятали глаза, со страхом ожидая своей очереди. Но тут случилось нечто неожиданное. Ваня поднял голову, посмотрел Павленко прямо в глаза и сказал срывающимся голосом:
- Товарищ старшина, я автомат в руки не возьму. Моя вера мне этого не позволяет. Я - баптист.
- Кто ты? - не сразу понял Павленко.
- Я - верующий и поэтому не могу брать оружие.
Ванин ответ настолько ошеломил старшину, что тот смотрел на него не мигая и молчал. Наверно, у него не было инструкций на этот случай.
- Хорошо, позже поговорим об этом. Орлов,- вызвал он другого новобранца,- прочти номера еще раз. Каждый возьмет свое оружие и пойдет с ним в казарму. Я сейчас вернусь, - сказал Павленко и вышел из комнаты.
Орлов тем временем раздавал оружие. Когда очередь дошла до Рихтера, все посмотрели на него. Никто не сказал ни слова. Среди них был верующий. Ребята были растеряны, никто не знал, чем вся эта история закончится. Ваня не взял свой автомат. То, что он заявил о своей вере открыто, придало ему силы. Страх почти исчез, лишь лицо его пылало.
Новобранцы медленно пошли в казарму. Ваня тоже пошел за ними. Никто с ним не разговаривал. Он заметил, что его сторонились. Даже Валерий, который ведь и до того знал, что он верующий, старался держаться от него подальше. Через несколько минут вернулся старшина Павленко. Он подошел к Ване и сказал ему тихо, словно извиняясь за свое поведение:
- Товарищ Рихтер, пройдите немедленно в ленинскую комнату, там вас ждут.
Ваню ждал незнакомый офицер, стоявший спиной к двери. В руках, сложенных за спиной, он держал газету. "Правда", - прочел Ваня заголовок.
- Рядовой Рихтер явился по вашему приказанию, - попытался Ваня обратить на себя внимание. Офицер не двигался, как будто и не слыхал доклада. Потом, не обернувшись, он приказал Ване сесть. Лишь через несколько минут он повернулся и пристально посмотрел Ване в лицо.
- Вы захотели неприятностей, Рихтер? - спросил он с печалью в голосе. - Мы знаем вашу историю, но все-таки решили дать вам шанс. А вы что же - злоупотребляете нашим доверием?
Ваня молчал.
- Отвечайте, Рихтер, - приказал офицер с плохо скрываемым раздражением после затянувшейся паузы.
- Я не могу сказать вам ничего нового, товарищ офицер, раз вы все знаете, - ответил Ваня. - Я готов служить в Советской Армии, но только не возьму в руки оружия и присягу давать не буду. Моя вера мне этого не позволяет.
- А наш закон не позволяет вам делать такие заявления. Что вы на это скажете?
- Библия, которой я руководствуюсь в своей жизни, говорит, что мы в таких случаях должны больше слушаться Господа, чем людей.
- Что вы все про Господа, ведь никакого Бога нет. Наукой это давно доказано.
Напряжение отпустило. Ваня осмелел и даже перешел в наступление. В подобных дискуссиях он уже поднаторел, ему не составляло труда опровергнуть такие доводы.
- Вы говорите, наукой доказано. Если это так, то вы, наверное, без труда сможете мне сейчас доказать, что Бога нет? - Ваня с улыбкой посмотрел на офицера.
- У меня нет на это времени, товарищ рядовой, - ответил тот недовольно. - К тому же мне неинтересно вести с вами такие дискуссии, я не для этого здесь. Советую вам хорошенько подумать над вашим решением. Мы даем вам время до принятия присяги. Если хотите, участвуйте во всех занятиях без оружия, но имейте в виду, что времени на раздумье у вас осталось мало. Если вы откажетесь принимать присягу, вам прямая дорога за решетку. Тогда я вам ничем не смогу помочь.
Офицер встал и вышел из комнаты. Ваня остался один. "Ка-гэ-бэшник, - решил он. - С этими друзьями мне не раз еще придется встретиться".
Не успел он об этом подумать, как открылась дверь и в комнату вошел старшина Павленко.
- Рихтер, вот ты где. Отделение работает, а он здесь сачкует. У меня этот номер не пройдет, дружок. Марш на кухню. За неподчинение нашим законам, мы сперва отправим тебя убирать пищевые отходы. Запах там подходящий, пусть он тебе мозги прочистит, чтобы ты на всю жизнь запомнил номер личного оружия.
- Слушаюсь, товарищ старшина, - ответил Ваня и пошел из ленинской комнаты прямиком на кухню.

Комиссар

Полковник Иван Иванович Карьеров был вне себя. Весь его вид говорил о том, что утреннее происшествие ему очень не понравилось. Нет, этот случай возмутил его до глубины души. И он с большим трудом сдерживал свои эмоции, когда Ваня вошел к нему в кабинет. Вероятно, именно поэтому первые десять минут он не говорил ни слова, даже не ответил на приветствие. Вероятно, он хотел показать, насколько расстроен тем, что произошло, тем, что солдат Рихтер не присутствовал на церемонии приведения новобранцев к присяге. Сначала Карьеров с довольной улыбкой долго смотрел в окно, что, по-видимому, должно было означать его восхищение солдатами на плацу, принявшими сегодня присягу. Затем он прошелся пару раз по кабинету, остановился у висевшего на стене зеркала, поправил свои седеющие волосы, сел в глубокое кресло и стал читать толстую книгу, лежавшую у него на столе.
Он кого-то напоминал Ване. Мундир едва сходился на его чрезмерно плотной фигуре, ростом он был примерно метр шестьдесят, круглая лысина блестела на солнце. Чем дольше Ваня его разглядывал, тем меньше боялся, тем смешнее казался ему полковник. "Тоже мне - солдат", - подумал Ваня и вспомнил, кого тот напоминал: настоящий кулак с карикатуры. Внешность полковника никак не вязалась с его должностью, он ничуть не походил на комиссара, а может, как раз мундир сделал его таким нелепым. Эти мысли вызывали у Вани смешанное чувство презрения, сочувствия и печали, но тут полковник наконец заговорил:
- Рядовой Рихтер, вы глупо себя вели сегодня утром. Вы это, конечно, и сами понимаете как интеллигентный человек.
Он говорил тихо, так тихо, что Ване пришлось прислушиваться, чтобы понять. Полковник уловил Ванино движение и, вероятно, подумал, что тот раскаивается в своем утреннем поведении. Его лицо расплылось в ненатуральной улыбке.
- Ты ведь, Иван, все прекрасно понимаешь. Не всякую глупость можно простить и не каждому. Но что касается тебя, то мы решили всю эту историю забыть, как будто ничего и не было. Вот здесь лежит текст присяги, ты его сейчас подпишешь, и все опять будет в порядке.
Он говорил подчеркнуто дружелюбно, чуть ли не заискивая. "Странно, что это он со мной так разговаривает?" - подумал Ваня. И вдруг понял - полковник испугался за свою карьеру. "Если он не сумеет меня уговорить, - догадался Ваня, - он не получит повышения". Тем временем полковник встал, подошел к Ване, похлопал его по плечу, как будто они были хорошими друзьями, и повторил:
- Ну, давай, подпиши вон ту бумагу на столе, и можешь идти.
"Клянусь всей своей жизнью беззаветно служить социалистической Родине и ее коммунистической партии. Обещаю беспрекословно выполнять все приказы партии и моих командиров",- вспомнились ему слова присяги, которую ему предлагали принять.
- Нет, товарищ полковник, вы меня неправильно поняли. Мой поступок сегодня утром - это не ошибка, а следствие моей веры в Иисуса Христа. Моя вера не позволяет мне поставить здесь свою подпись.
Ванины слова, вероятно, так потрясли полковника, что он несколько минут просидел молча. Потом он отвернулся, пошел к окну, потом к зеркалу, затем к столу, взял лист бумаги в руки, снова положил его, сел в кресло, опять встал и вдруг заорал, да так громко, что Ваня вздрогнул: он никак не мог предположить, что этот маленький круглый человечек может так громко кричать.
- Вы... вы... ты... ты... Ты еще глубоко раскаешься! Вот здесь записаны наши законы!
Он схватил со стола ту самую толстую книгу в черном переплете, раскрыл ее и стал судорожно листать. Каким слабым показался Ване этот кричащий полковник, в руках которого была такая власть, что его слово может лишить Ваню жизни. Но именно этого-то он никогда и не сделает, это стало бы его поражением, ведь по разнорядке присягу должны принять 30 новобранцев, а не двадцать девять. Отсутствие одного помешало бы его продвижению по служебной лестнице. С ненавистью смотрел он на Ваню.
- Вы подпишите, - прошипел он, - или же я вам обещаю, что вы никогда больше не попадете домой. Вот здесь в кодексе написано...
- Там в кодексе, - перебил его Ваня, - вы знаете это не хуже меня - вы не найдете ни слова, ни полслова, которое давало бы вам право угрожать мне. И вообще, товарищ полковник, вы кричите только потому, что боитесь за свою карьеру.
Лучше бы Ваня прикусил язык, ему ни за что не следовало говорить этого. Полковник завыл, как смертельно раненый зверь. Больше получаса он извергал угрозы, но вдруг затих. "Охрип, что ли?" - подумал Ваня. И тут полковник прошипел слова, от которых Ване стало не по себе:
- Я знаю твоих братьев. Они собираются у нас в городе на Коммунистической улице. Это все предатели Родины и социализма. Но погодите, мы с вами еще расправимся.
Он говорил еще тише, чем вначале. Ваня едва расслышал его последнюю на сегодня угрозу.
- Неделю назад мы одного такого богомольца с Украины, из вашей же роты, отправили в психбольнице на тот свет, к вашему Богу. Ты будешь следующий. - Полковник неожиданно захохотал.
- Идите, баптистское отродье, мы вам покажем, где раки зимуют. Идите! - опять заорал он на Ваню. Ваня повернулся кругом и пошел к двери. Полковник остановился у зеркала и стал причесывать растрепавшиеся волосы.

Зуб за зуб

Страх. Да, Ване было страшно. Еще несколько минут и... и все пойдут спать.
"А я? - Его охватила паника. - Меня заберут, будут, наверно, бить!"
На ротной поверке Ваня стоял третьим во второй шеренге, стоял по стойке смирно. Ему было страшно - его глаза, напряженное лицо выдавали это: "Нельзя, чтобы они заметили, тогда будет еще хуже. Господи, помоги мне".
Но старшина Петухов, дежурный по роте, кажется, уже все давно заметил. Широко расставив ноги, он стоял напротив Вани и смотрел на него. Его голубовато-зеленые глаза искрились. С улыбкой поглядывая на Ваню, он стал отчитывать стоявшего перед ним Корякина: сапоги плохо вычищены, форма грязная и так далее. Все ждали, что его накажут, но наказания, как ни странно, не последовало. Петухов важно вынул из кармана коробок спичек и сказал:
- Сейчас вы мне покажете, сачки, чему вы научились за три месяца. Я зажигаю спичку. Пока она горит, вы должны раздеться и лечь в койку. Не забудьте: форму аккуратно сложить, сапоги - под табуретку, портянки на голенищах. Кто сделает что-нибудь не так, может считать себя наказанным. А теперь по команде - начали!
Упражнение со спичками было третьему взводу хорошо знакомо. Петухов зажег спичку, и все ринулись к своим койкам. Никто не хотел попасть в ночной наряд на кухню: в считанные секунды все улеглись. Началась проверка. Петухов был известен тем, что всегда находил виноватого. Кто-то станет сегодня его жертвой? Вразвалочку, злобно сверкая глазами, он прохаживался по казарме. У некоторых коек он останавливался, опрокидывал сапоги, переворачивал форму, приказывал солдатам встать и снова сделать все как положено. Наказания пока, правда, не было. Новобранцы боялись поднять глаза, почти все буквально тряслись от страха. Это, вероятно, особенно нравилось Петухову: его боялись. Вдруг он заметил чей-то презрительный взгляд. На него смотрел Дункин. Петухов застыл как ужаленный. Но тот и не подумал отвести глаза.
- Ну, ты, ученая свинья, - рявкнул Петухов, - что глаза-то вылупил, а?
- Во-первых, я - не свинья, товарищ старшина, а во-вторых я просто радуюсь нашим сегодняшним успехам, - ответил Дункин не без иронии в голосе.
- "Во-первых, во-вторых, радуюсь успехам" - ты как со мной разговариваешь, болван. А ну-ка встать! Встать! - заорал Петухов во всю глотку.
Дункин не торопясь вылез из койки и встал перед Петуховым.
Кальсоны на нем были разорваны. Вид рваного белья привел старшину в бешенство.
- Ты еще смеешь говорить об успехах, крыса институтская? Ты на свое белье погляди, клоун ты ученый!
- Я получил их сегодня в таком состоянии в бане вместо чистого белья, - заявил Дункин.
Среди новобранцев он был самым старым. Став студентом Московского университета, он получил на время учебы отсрочку от призыва. Говорили, что в университете он влип в какую-то политическую историю, за которую его выгнали из аспирантуры, так что он не закончил свою диссертацию по философии и попал в армию. Вероятно, из-за этой политической истории его взяли простым рядовым, ведь обычно выпускникам высших школ присваивалось офицерское звание. Дункин такой чести не удостоился. Зато он в полной мере испытал на собственной шкуре прелести "воспитания" такими инструкторами, как старшина Петухов. Этот невысокого роста, худощавый тип, очевидно, очень ценил свою безграничную власть над солдатами, и ему было неприятно интеллектуальное превосходство Дункина. Поэтому он притеснял того как только мог.
- Вот это тебе дали в бане? - воскликнул Петухов с издевкой. - Чтобы в нашей образцовой части выдавали такое белье?! Да ты нарочно кальсоны разорвал, чтобы очернить нашу Советскую Армию! Погоди у меня, мы тебе мозги промоем. Одевайся! Наряд на кухню вне очереди!
Но от Дункина было не так просто отделаться. Покраснев от возмущения и глядя на Петухова изподлобья, он процедил сквозь губы:
- Вам тоже надо дать наряд вне очереди, старшина Петушков. Ведь вы сами выдали мне сегодня это белье. И сами сказали, что для московского книжного червя у вас ничего получше нет.
Петухов взорвался. Он орал и размахивал своими тонкими длинными руками, как дирижер.
Дункин стал одеваться, грозя пожаловаться начальству, Петухов отреагировал на угрозы Дункина тем, что приказал всему взводу построиться. Через несколько секунд все тридцать новобранцев стояли в нижнем белье в проходе.
- Рядовой Дункин, два шага вперед, - приказал Петухов. - Теперь мы вместе проверим все белье, и если найдется еще хоть один такой экспонат, как твои рваные кальсоны, тогда - жалуйся на здоровье, Дункин, а если нет, можешь сразу готовиться к следующей бессонной ночи на кухне. Давай, проверяй белье своих товарищей.
Петухов подошел к первому из солдат, а Дункин не двинулся с места.
- Ну, что стоишь, товарищ адвокат? - вопрошал Петухов. - Давай, твои товарищи очень рады, что ты их будешь проверять. Так ведь? - обратился он к потупившимся новобранцам.
По строю прошел недовольный шумок. Никто не хотел продолжения этой сцены. Все устали, хотели спать. Дункин это тоже знал.
- Этот цирк никому не нужен, товарищ старшина, - ответил он. - Я в этом участвовать не буду, это ниже моего достоинства.
- Ниже твоего достоинства? - заорал Петухов. - Запомни, Дункин, в Советской Армии достоинство есть только у тех, кому партия доверила власть. У тебя здесь так же мало достоинства, как волос на твоей упрямой башке. Лысые у нас выполняют приказы. А кто философствует, того наказывают, - заключил Петухов и приказал взводу ложиться.
- А ты, Дункин, марш зашивать кальсоны. Если завтра они будут в том же виде, я тебе покажу кузькину мать, - сказал он притворно-примирительным тоном.
"Наверно, у него что-то еще на уме", - подумал Ваня. Случай с Дункиным заставил его забыть собственный страх. Он накрылся с головой и стал молиться за Дункина. "Господи, - молился он, - пусть бедный Дункин найдет иголку и нитки. Прошу Тебя, пошли ему друга".
Пока он молился, Петухов погасил свет, и вскоре наступила долгожданная тишина, через несколько минут там и сям послышался храп. Он никому не мешал. Все настолько устали, что спали крепким сном. Никто не услышал шагов по казарме, которые через пару минут приблизились к Ваниной койке. Один Ваня услышал их. Какая-то непонятная сила разбудила его. Лишь только шаги послышались в темном и длинном коридоре, он уже знал - это за ним.
"Господи Иисусе, - молился он, - помоги мне сохранить верность Тебе".
Странно: чем ближе были шаги, тем спокойнее становилось у него на душе. Шаги замерли у его койки. Кто-то стоял в темноте и ждал. Прошло несколько минут. Они показались Ване вечностью. Вдруг его снова охватил страх. "Что они будут со мной делать, как мне себя вести?" Тысячи мыслей пронеслись в голове. Человек, стоявший у его койки, молчал. Не выдержав напряжения, Ваня пошевелился и в тот же момент почувствовал чью-то тяжелую руку на своем плече.
- Рихтер, мы тебя ждем, - произнес человек. Странно, но этот голос опять подействовал на Ваню успокаивающе.
- Я иду, - ответил он, вылез из постели, быстро оделся и пошел к выходу. Посреди спального помещения он вдруг услышал чей-то плач и бормотание. Кто-то говорил - не то во сне, не то наяву: "Мамочка, я больше не могу, забери меня отсюда. Кто же мне поможет? Помогите же кто-нибудь!"
"Бедный, бедный, потерял надежду, без всякой помощи. У него нет Тебя, Иисус", - думал Ваня, выходя из огромной спальни. Голос беспомощного новобранца придал ему сил.
"Нет, у меня никто не отберет мою последнюю надежду. Господи Иисусе, помоги мне сохранить верность Тебе". С этой молитвой он прошел длинный коридор, в конце которого горела единственная тусклая лампочка. Она висела прямо против комнаты, в которой хранилось оружие - над ленинской комнатой. У входа в ленинскую комнату его ожидал прапорщик Переделко, украинец из Харькова. За несколько месяцев, проведенных новобранцами на полигоне, он отличился особым рвением, выслуживаясь перед начальством. Это он, Переделко, разбудил Ваню.
- Входите, Рихтер, - приказал он строго. Когда Ваня проходил мимо, он сильно пихнул его в спину и сказал:
- Не робей, баптист, твой Боженька ведь с тобой. Не боись, малый.
Неожиданно Ваню вытолкнули на самую середину ярко освещенной комнаты. Растерявшись от яркого света, он остановился и медленно огляделся.
В комнате находились четверо, все были хорошо знакомы Ване. Лейтенант Зверев присутствовал на всех политзанятиях. Его квадратное, туповатое лицо сразу запомнилось Ване. Однако, вплоть до этой встречи Зверев не сказал ни слова. Его присутствие было немного странным. Лейтенант приветствовал Ваню широкой, но ненатуральной улыбкой.
- Так вот, и нам предоставилась честь поговорить с тобой по-русски, - сказал он. - Ты ведь понимаешь по-русски, Рихтер? Наше государство дало тебе возможность закончить техникум. А зря - будь моя воля, я бы такого богомола, как ты, туда не пустил.
Пока Зверев говорил, Ваня рассмотрел остальных. Рядом со Зверевым скромно сидел Абдуллаев, маленький туркмен, которого Ваня до сих пор почти не замечал. Он плохо говорил по-русски, про него рассказывали, что он два года скрывался в Кара-Кумах от военной службы. Только благодаря связям своего отца он не попал в штрафбат. Четвертым в комнате был дежурный старшина Петухов.
- Рихтер, - продолжил Зверев, - мы знаем, что ты несколько лет активно работал в комсомоле. Из разговоров с тобой нам стало ясно, что ты никакой не баптист, а просто притворяешься, что веришь в Бога. Попросту говоря, ты - фашист, ты только ждал повода, чтобы предать нашу страну. Ведь твои родители давно уже добиваются выезда к империалистам в ФРГ. Только вот тебе не повезло: хотел к фашистам, а попал к нам. И наша задача теперь состоит в том, чтобы вернуть тебя на путь истинный. - Зверев сделал паузу, как будто ждал ответа. Но Ваня молчал. Тогда он встал, подошел к Ване, схватил его лицо своими сальными руками и посмотрел ему прямо в глаза. В больших налитых кровью глазах Зверева отражался свет, красноватые тени легли на мясистый нос.
Зверев гипнотизировал Ваню, как удав кролика. От него нестерпимо пахло водочно-табачным перегаром. Ваня опустил глаза, чтобы уйти от ужасного зверевского взгляда. Было страшно, его била дрожь. "Господи Иисусе, помоги мне", - беззвучно молился он.
Его губы при этом, вероятно, шевельнулись, так как Зверев Ваню вдруг отпустил, снова сел на свой стул и сказал:
- Молится. Ладно, ближе к делу. Во-первых, мы хотим проверить твою веру, Рихтер. В любой момент ты можешь прекратить испытание. Тебе нужно будет всего-навсего сказать: "Товарищ лейтенант, я отказываюсь от своей веры и хочу верно служить советскому народу". Понятно?
Ваня молчал и мысленно молился. Вообще, с этого момента он молился беспрерывно, несмотря ни на что. "Может, это Святой Дух вошел в меня и поддерживал во мне молитву", - размышлял Ваня позже.
- Рядовой Рихтер, ты утверждал, что живешь по Библии. Это правда?
- Так точно, товарищ лейтенант, правда, - впервые подал голос Ваня.
- Врет, - заявил Петухов из правого угла ленинской комнаты.
- И каждое слово в Библии для тебя - закон, да?
- Да, товарищ лейтенант, - повторил Ваня решительно. Теперь его голос звучал спокойнее.
- Хорошо, мы сейчас это проверим. Ты ведь хорошо знаешь свою Библию, Рихтер. Что сказал Иисус про наших врагов?
- Мы должны любить своих врагов, товарищ лейтенант.
- И поэтому ты отказался брать в руки оружие, так?
- Так точно, товарищ лейтенант.
- А что по Иисусу надо сделать, если тебя ударили по правой щеке?
- Надо подставить левую, - ответил Ваня, предчувствуя недоброе.
- Рихтер, ты ведь занимался боксом, ты ведь знаешь, как можно кулаком морду разбить. Вот мы сейчас с тобой это и проделаем. Абдуллаев нам рассказывал, что он в пустыне дергал у овец больные зубы, у него это отлично получится. Ты - это глупая овца, которую привели к врагам. И ты должен все стерпеть. Ты, Иисусик, нам покажешь, как надо любить своих врагов. Да, вот еще что: ты можешь дать сдачи, когда тебе надоест в иисусиков играть. Петухов, дай стул, - приказал Зверев.
- Слушаюсь, товарищ лейтенант, вот стул. - Петухов пододвинул Ване табуретку.
- Садитесь, раб божий, мученик, садитесь, пожалуйста, Рихтер.
Голос Зверева звучал так приветливо и ласково, что даже Переделко удивился, хотя он, наверняка, не в первый раз присутствовал при подобной экзекуции.
- Здорово у вас получается, - сказал он и сел напротив Вани. Петухов сел рядом с ним. Глаза у них горели от предвкушения удовольствия.
- Вот позабавимся, - подмигнул Петухов Звереву.
- Начинай, - рявкнул Зверев Абдуллаеву.
Тот робко подошел к Ване и в нерешительности остановился.
- Ну-ка, выбей ему правый нижний зуб, - приказал Зверев. Абдуллаев с извиняющимся видом сжал кулак и слегка ударил Ваню. Ваня опустил голову и мысленно обратился к Богу: "Отец, помоги мне выстоять!" Потом он поднял голову и подставил Абдуллаеву левую щеку. Это движение было настолько вызывающим, что все закричали наперебой: "Бей, бей его!" В страхе Абдуллаев ударил еще раз, потом еще раз и еше, пока изо рта у Вани не потекла кровь. С кровью он выплюнул выбитые зубы.
- На сегодня хватит, - приказал Зверев.
Он наклонился, поднял два только что выбитых зуба и показал их Ване, который дрожа, со слезами на глазах сидел перед ним.
- Ага, ты уже нюни распустил, Христосик. Сегодня ты молодцом держался. Но испытание ведь только началось. Завтра ночью продолжим. Иди умойся и в койку. Молодец, Абдуллаев. Завтра утром можешь выспаться. Слышите, Петухов, Абдуллаев может завтра на поверку не ходить.
- Понятно, товарищ лейтенант, - ответил тот и повел Ваню в умывальную.
- Давай, Рихтер, побыстрей, - приказал он. - Да смотри, чтоб на форме не было крови. Понятно?
Ваня подошел к умывальнику. Его тошнило. У него перед глазами все еще стояли кулаки Абдуллаева. "Да я этого вонючего туркмена одним ударом бы отключил", - думал он.
В какой-то момент ему захотелось отомстить. Он включил воду, она лилась в длинный металлический желоб и стекала по нему в канализацию. От холодной воды боль немного стихла. Но голова гудела.
"Попробуй, Абдуллаев, зайди сейчас только в умывальную, я тебя в порошок сотру, - думал Ваня. - Да я его..."
Но слабый зов, послышавшийся из другого угла умывальной, прервал мысли о мести, роившиеся в Ваниной голове. Он обернулся и увидел Дункина, лежавшего на полу. Кто-то избил его и привязал рваными кальсонами к батарее отопления.
- Рихтер, - попросил он, - отвяжи меня.
Когда Ваня отвязал и тот натянул свое рванье, он заметил кровь на Ванином лице и печально сказал:
- Ну вот, а из тебя они хотят выбить твою веру. Какая подлость!
В этот момент в умывальную вошел Петухов.
- Ты готов, Рихтер? Быстро в койку, А ты, Дункин, что тут делаешь? Ах да, ты штопал свое белье. Отлично, Дункин. - Петухов сделал вид, что проверяет белье у Дункина, и хотя тот ничего не зашил, отпустил его спать.
- За хорошее поведение, Дункин, можешь идти спать, я сегодня особенно добрый, - сказал Петухов уже в коридоре. Тот тихо выругался в ответ.
- Ты бы лучше молчал, Дункин, - сказал Ваня. - Первые полгода они с нами будут делать, что хотят.
- Вы, верующие, - неисправимые идеалисты. Вас преследуют, сажают, избивают до смерти, а вы все молчите. Скажи мне, Рихтер, откуда вы берете силы?
Ваня молчал. Ему было стыдно. Разве он не хотел только что отомстить Абдуллаеву? Не сказав больше ни слова, он пошел к своей койке. Но заснуть не мог - от боли, от мыслей.
"Борьба началась, - думал он, - но враг - это не Зверев. Мой враг сидит во мне самом. Могу ли я на самом деле любить, как любил Иисус? Смогу ли я простить Абдуллаева? Он же, бедный, не виноват в том, что именно его заставили быть палачом. Они просто прячутся за его спину: если что, скажут - КГБ здесь ни при чем, просто солдаты сводили личные счеты".
Тысяча мыслей роилась у него в голове. Он заснул только перед самым подъемом. Ему приснилась родная Эстония. К ним в дом пришел пастор и принес Библию. "Я хочу подарить эту Библию Ване",- сказал он. Ваня взял Библию, раскрыл ее и прочел в пятой главе Евангелия от Матфея: "Древним было сказано: око за око, зуб за зуб, но я..." В этот момент завыла сирена, оборвавшая все солдатские сны.
- Рота, подъем! - заорал Петухов. Начался новый день.

Рождение веры

Прошло два дня. Про Ваню, казалось, никто больше не вспоминал. Тем не менее он засыпал каждый день со страхом и иногда просыпался среди ночи весь в поту. "Может, они просто хотели меня напугать", - надеялся он. Однако Переделко пришел - на третью ночь, с пятницы на субботу.
И все повторилось вновь. Зверев начал с того, что показал Ване два его выбитых зуба и попросил ради Бога поберечь остальные. Но Ваня молчал и на этот раз, молча он перенес все издевательства. Они выбили ему еще один зуб. Следующая ночь была еще ужаснее. Они пришли за ним вскоре после двенадцати. Все были сильно выпивши.
- Мы уже причастились, Рихтер, ты нас извини. Сегодня ведь - первое воскресенье месяца. Вы в этот день всегда вспоминаете страдания своего спасителя. И мы решили оказать тебе особую честь. Пострадай-ка у нас как следует. Как настоящий ученик Христа.
- Точно, Рихтер, это тебе особая честь, - повторил Переделко. На этот раз, кажется, и выпивший Абдуллаев вошел во вкус. Он избивал свою беззащитную жертву с особым удовольствием. Переделко держал Ванину голову, а он бил все время в челюсть, чтобы не оставлять на лице синяков. И даже, когда очередные зубы были выбиты, Абдуллаев продолжал избивать Ваню, который упал на пол и корчился от боли.
На этот раз Ваня не мог умыться сам. Кто-то вымыл ему лицо и уложил в койку. Все воскресенье он пролежал в постели - ведь он едва мог двигаться. В понедельник Павленко приказал ему встать. Ваня встал в строй, хотя его ужасно тошнило. После обычной зарядки он побежал в туалет и нашел там свое Евангелие. Он долго думал, где бы ему лучше спрятать драгоценную книгу и наконец спрятал ее здесь, за плохо прибитой доской.
Раскрыв Евангелие наугад, он начал жадно читать. Ему попалось послание к римлянам: "Любящим Бога все содействует ко благу". Эти слова подействовали, как бальзам. Ваня почувствовал почти физическое облегчение.
На улице опять звали на построение. Надо было идти, двухминутный перерыв кончился. Но его хватило Ване, чтобы встретиться с богом. Эта короткая встреча принесла ему успокоение.
Понедельник был днем хозработ, обычные занятия с новобранцами не проводились. Ване поручили убрать территорию ремонтных мастерских.
- Абдуллаев, ты пойдешь с Рихтером, - приказал Павленко. - Рядовой Рихтер, ты будешь ответственным.
Лишь позже Ване вспомнилась изуверская ухмылка старшины, отдававшего приказание.
Ваня быстро глянул на Абдуллаева и заметил, как тот вздрогнул. "Боится, - констатировал Ваня с необычным для себя удовлетворением. - Только вчера бил меня, как последнюю собаку, а теперь боится. Эх ты, шакал пустынный..."
Мысли о мести опять вернулись к Ване. "Мы ведь сейчас будем наедине. Там, за мастерскими, нас никто не увидит и не услышит. Я тебе покажу, на что Рихтер способен".
Прежде он боялся думать о мести, теперь же злость кипела. Как старший он шел впереди Абдуллаева. Вдруг остановился. Прямо перед ним находился карцер. Провинившихся солдат держали в нем до 15 дней. Маленькая квадратная избушка, кое-как построенная, с единственным окошком под самой крышей напоминала Ване об издевательствах последней ночи. Челюсть нестерпимо болела. Его опять тошнило. У него потемнело в глазах. Чтобы удержаться на ногах, Ваня резко обернулся и столкнулся с Абдуллаевым, который шел за ним, опустив голову. Когда же взглянул на Ваню и увидал искаженное болью и гневом его лицо, то закрылся руками, словно ожидая удара. Это испуганное движение снова привело Ваню в чувство. "Боится, сволочь, боится, палач",- подумал он с горьким удовлетворением.
Потом он сказал, даже скорее прошипел Абдуллаеву:
- Держи дистанцию, ты, а то... - Он повернулся и быстро зашагал в сторону мастерских.
"Боится, - думал Ваня со злорадством. - Нет, я тебе не кукла, которую можно безнаказанно лупить. Я - человек. Боится, сволочь!"
Дойдя до места работы, Ваня выбрал самый грязный угол и резко приказал Абдуллаеву:
- Иди туда!
Тот молча взял свою метлу и пошел в дальний угол площадки, куда многие солдаты ходили по нужде.
"Твое место у параши", - хотел добавить Ваня, но запнулся на полуслове. Странное дело: ему вдруг показалось, что он говорит голосом Зверева. Тон приказа, мысли, обуревавшие его в последние минуты - все это было зверевское. "Зверев во мне? Этого не может быть! Мною овладела жажда мести".
Ваня стоял, растерянно озираясь. Пришло раскаяние. "Я ведь хочу любить, поэтому и не давал сдачи. А теперь, когда никто меня не видит, я захотел отомстить. Грех-то какой", - думал Ваня.
Не теряя ни секунды, он бросился к Абдуллаеву и стал ему помогать.
- Послушай, Рашид, я тебе помогу. Так воняет здесь, - сказал он дружелюбно.
- Помогат нэ надо. Я одын дэлай, - ответил он испуганно на своем ломанном русском.
Этот ответ снова пробудил в Ване почти уже побежденную злобу. "Ишь ты, не хочет прощения. Помощь моя ему не нужна. Мол, толку от тебя, Рихтер, никакого. Даже прощения твоего этому туркмену не нужно. И этого подонка ты хотел возлюбить. Да за что его любить!" - убеждал голос, похожий на зверевский.
"Но ты ведь - христианин, ты должен любить", - отвечал на это Ванин разум.
"Да, но ведь Христос защищался, ты что, забыл?" Перед Ваниными глазами вдруг возникла сцена из страстей Христовых. Иисус перед первосвященником. Один из слуг бьет его. И Иисус призывает его к ответу.
"Зачем подставлять левую щеку? Иисус ведь защищался. Ты что, хочешь быть лучше своего Учителя?" - вопрошал зверевский голос.
Внутренний спор продолжался. Ваня работал все быстрее, чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей. Но ему это не удавалось. Как только он поднимал голову и видел Абдуллаева, его захлестывала волна ярости. Он даже отошел в сторону. Они работали уже больше часа, задание было почти выполнено. Остался маленький кусочек неубранной площадки сразу за мастерскими, не более двух квадратных метров. Ваня работал в этом углу, а Абдуллаев в это время уже собирал свои вещи в противоположном. Он все сделал. Ваня разозлился: "Мы еще не закончили, а этот подлец уже вещи собирает. Он что думает, я один доделывать буду? Это уж слишком!"
Два квадратных метра сразу показались ему огромными. Лавина боли и злобы обрушилась на него.
- Эй, ты, Абдуллаев, здесь еще не все, - крикнул Ваня.
- Малэнкий кусок, сам дэлай, - ответил тот робко.
- Сам дэлай? А ну, поди сюда, - взревел Ваня, точно как старшина Петухов.
Абдуллаев медленно, неверными шагами подошел к разъяренному Ване. От страха он даже забыл прихватить свою метлу. Здание мастерских скрывало их от посторонних взглядов. Выпрямившись, Ваня одним рывком бросил туркмена на землю, сел на него и замахнулся кулаком. Его рука двигалась как в замедленной съемке, кулак был нацелен точно в челюсть справа, откуда Абдуллаев выбил у Вани первый зуб. Но тут какая-то высшая сила остановила Ваню, кулак разжался. Он схватил Абдуллаева за плечи и застыл. По Ваниному лицу, искаженному от боли, катились слезы.
- Как бы мне хотелось тебя измолотить в кровь, Абдуллаев, - выдавил он их себя, - но я не могу. Христос мне не позволяет. - Ваня заплакал. Силы покинули его.
Абдуллаев легко сбросил с себя еще несколько секунд назад столь грозного врага, встал и с удивлением смотрел на всхлипывающего Ваню.
- Ты нэнормальный, Рихтер, - сказал он тихо, пошел за своей метлой, взял ее и направился к казарме. Он ничего не понял.
Ваня поплелся за ним, утирая наворачивающиеся слезы. Но они появлялись снова - так же, как несколько мгновений назад мысли о мести. Он пришел в себя только после того, как столкнулся с каким-то офицером.
- Что случилось, рядовой? - спросил офицер.
- Ничего, - буркнул Ваня и поспешил за Абдуллаевым, который уже почти скрылся из виду.

Победа

День приближался к концу. Усталая учебная рота шагала в столовую. Перед столовой остановились. Старшина отдал рапорт дежурному офицеру, и затем все ринулись в нее. Каждый старался быть на раздаче среди первых. Первые получали побольше еды, им доставалось два, а то и три куска сахара. О последних никто не думал. Несколько месяцев учебки превратили нормальных, в большинстве своем добрых ребят в озлобленных, эгоистичных советских солдат.
"Каждый солдат должен быть готов за свою кашу к черту на рога полезть", - сказал как-то Петухов. И они приняли его мораль. Ваня тоже обычно старался побыстрей поспеть к раздаче. Но сегодня у него не было на это сил. Утренняя история с Абдуллаевым не давала ему покоя. Он все время думал об этом и наконец понял, что произошло. Он, Ваня Рихтер, последовал заветам своих вероучителей и отказался брать в руки оружие, поскольку так было написано в Писании - и этого от него требовала Христова любовь. Он сделал это и, надо признать, немного гордился собой. Наконец исполнилось его заветное желание - пострадать за Христа. Это было его мечтой со времени обращения в баптизм. Как часто он завидовал братьям, отсидевшим срок. С замиранием сердца он слушал их о помощи Божьей, о направляющей руке Господа, о духовных победах. Он тоже хотел испытать все это. В самых смелых мечтах он даже думал о том, что мог бы умереть за Христа. И вот теперь, в учебном лагере Советской Армии, действительность его настигла.
"Пару зубов потерял - и сразу скис, - размышлял он. - Хорош мученик!"
Ваня сел за стол самым последним. В кастрюле уже ничего не было. Остался только кусок хлеба в тарелке, да чай в чайнике. Ваня потянулся за хлебом, но кто-то успел выхватить его из-под самого Ваниного носа. Он проследил за рукой - это был старшина Петухов, Перед ним уже лежал кусок. Он смачно откусил и сказал с ехидцей:
- Приятного аппетита, товарищ баптист.
Ваня ничего не ответил. Он медленно налил себе чаю. Погруженный в себя, он, казалось, не замечал пустой кастрюли и издевательства старшины. Ко всему безучастный, он пошел на вечернюю поверку. В нем словно что-то умерло.
Ночью Переделко снова пришел за Ваней. Тот уже ждал его, безвольно встал и пошел. Бледный, с потухшими глазами, он производил впечатление смертельно больного.
В ленинской комнате, этой импровизированной камере пыток, Ваню ждали те же самые люди. Не было только Абдуллаева. Лейтенант Зверев с насмешкой разглядывал свою жертву. Он заметил, как Ваня изменился, но объяснил это по-своему.
- Гляньте-ка, прикидывается. Новые баптистские штучки. У меня это не пройдет, Рихтер. Я видал сегодня с утра, как ты с Абдуллаевым разделался. Что ты на Абдуллаева бросаешься? Этот болван-туркмен ни в чем не виноват. Его ведь заставили тебя бить. А сегодня я тобой займусь. Если уж ты хочешь подраться, то давай со мной. Интересно, справлюсь я с баптистом-боксером, а? - Зверев с тупым торжеством глянул на своих подручных.
- Что за вопрос, товарищ лейтенант. Да я бы этого дохлого баптиста одним ударом на тот свет отправил, - хорохорился Переделко.
- А ну, врежь ему, - выкрикнул Петухов, и на этот раз пьяный.
- Ну ладно, Рихтер, кончай ломаться, - сказал вдруг лейтенант серьезно. - Мы видали, как ты Абдуллаева отлупить хотел. Нечего нам лапшу на уши вешать.
- Да, я сломался, - ответил вдруг Ваня дрожащим голосом. Слезы душили его. - Я бы вас, товарищ лейтенант, и всю вашу компанию убил бы на месте. Но я - христианин и останусь им с Христовой помощью. Да поможет мне Бог.
Он едва успел договорить, как посыпались удары. На этот раз его бил сам Зверев. Измученному Ване было немного надо. Первый же удар свалил его с табуретки. Подняться он не мог.
На следующий день Ваня с трудом делал зарядку и сразу пошел в туалет, где за доской было спрятано Евангелие. Он запер за собой дверь. Кто-то снаружи крикнул, чтобы он делал свои дела побыстрей. Но Ваня схватил Евангелие, раскрыл его и нашел место, которое так занимало его все последние дни. Это были слова из Евангелия от Марка. Он медленно прочел:
"Кто пойдет за мной, тот отрекись от самого себя, возложи на себя крест свой и следуй за мной. Ибо тот, кто хочет спасти жизнь свою, тот ее потеряет, а тот, кто ее за меня отдаст, тот ее обретет..."
Он прочел эти слова и понял все - словно пелена спала у него с глаз.
"Так вот оно что, - думал он, проходя с раскрытым Евангелием в руках мимо нетерпеливого солдата. - Я-то думал, что я живу для Христа, а на самом деле я жил только для себя. Я хотел стать лидером и был им, и меня хвалили за это. Я хотел стать хорошим проповедником, я старался - и мои проповеди нравились. Я хотел пострадать за Христа, чтобы и меня уважали в общине, как братьев, вернувшихся из тюрем. Я хотел жить, и моя благочестивая жизнь должна была принести мне выгоду. Какой я был идиот!"
Он почти побежал к казарме. Он все понял. Он жил не так. Перед самой казармой он заметил, что держит Евангелие, быстро спрятал его и почти радостный, пробежал мимо удивленного Переделко.
После завтрака Ваню вызвали к комиссару. Целую неделю полковник не встречался с Ваней. И вот теперь пожелал с ним поговорить.
- Вы что, заболели, рядовой Рихтер? - спросил он безо всякого приветствия.
- Нет, товарищ полковник, мой вид вполне соответствует прописанному вами лечению, - ответил Ваня.
Его страх прошел. Как в тот день, когда он отказался взять в руки оружие, он почувствовал свое превосходство перед этим представителем службы безопасности, которую все так боялись.
Шокированный Ваниным ответом, комиссар попытался увести разговор в сторону и спросил, получает ли он письма из дома.
- Редко, товарищ полковник, - ответил он. - Впрочем, это вам лучше должно быть известно, не так ли?
Ваня взглянул на обескураженного такой прямотой полковника и добавил как нечто само собой разумеющееся:
- Но ведь это входит в ваши обязанности. Кто знает, может, чисто по-человечески вы поступили бы иначе.
Полковник молчал. Этот юноша задавал ему слишком много загадок. Он почувствовал нечто вроде восхищения и отвернулся к окну. На улице было теплое августовское утро. Безоблачное небо предвещало жаркий день, через открытое окно проникали запахи неповторимого приволжского лета.
- Идите, Рихтер. Вам нужно время на размышление. Я даю вам два часа. Подумайте. Мир слишком прекрасен, чтобы покидать его таким молодым. Я хочу дать вам шанс.
- Слушаюсь, товарищ полковник,- ответил Ваня и вышел твердым шагом из кабинета.
Вернувшись в казарму, он встретил Переделко. Тот улыбнулся:
- Ты, Рихтер, свободен до двенадцати часов. Бери свою книжку и исчезни куда-нибудь, чтоб тебя не видно было.
- Слушаюсь, товарищ старшина, - был ответ.
Ваня пошел в сторону карцера. Здесь, за столовой, перед забором завхоз посадил как-то несколько виноградных лоз. Они давно уже заросли сорняками и степной травой, которая была уже выше пояса. Здесь Ваня мог спрятаться. Говорили, что в траве водятся змеи. Одна, мол, даже ужалила незадачливого дон-жуана, который привел сюда свою знакомую и забавлялся с ней. Ваня, однако, не думал о змеях. Его охватило странное беспокойство.
"Я умру как апостол Павел, и повторю за ним: теперь живу не я, Христос живет во мне", - думал он, отыскивая траву повыше.
Он лег, вынул из кармана Евангелие и стал читать про страсти Христовы. Вдруг перед глазами возникла его любимая картина из Ленинградского Эрмитажа. Это была небольшая работа неизвестного итальянского мастера XVIII века. Художник нарисовал одну лишь голову Христа в терновом венке. Печально-любящий взгляд Иисуса выражал, с одной стороны, нечеловеческое страдание, а с другой, - Ване всегда казалось, когда он смотрел на картину, - Иисус как бы вопрошал: "Я за тебя страдал, а что ты теперь сделаешь для меня?"
Этот немой вопрос часто волновал Ваню. Он видел Его сейчас, как живого. Ваня закрыл глаза, встал на колени и попытался молиться, но вдруг все заслонил испуганный взгляд Абдуллаева. Ваня задумался. Снова и снова он слышал в себе мстительный зверевский голос. Нет, это был его голос. Он слишком хорошо это знал, и тем не менее этот голос принадлежал его палачу.
"Это мое Я, - догадался Ваня. - Во мне нет ничего хорошего, без Христа я пропал". Перед его мысленным взором еще раз прошли события последних дней. Они мучили его. Он заплакал.
Солнце грело все сильнее. Трава не давала прохлады. Кроме того, она колола тело. Тошнота подкатила к горлу.
"Отец, неужели я умру? У меня ведь есть родители, милая подруга... - При мысли о Марине, которая ждала его дома, ему стало не по себе. - И потом еще наша община. У меня есть способности. Я мог бы Тебе служить. Неужели я непременно должен умереть?"
Никто ему не отвечал. Ване стало страшно.
"Отец, слышишь ли ты меня, я твой сын и я хочу жить".
Он вытер слезы, взял Евангелие и открыл его наугад.
"Кто хочет сохранить свою жизнь, то ее потеряет, кто же лишится ее ради меня, тот обретет ее", - прочел он.
"О, Отец мой!" - воззвал и с силой закусил губу, чтобы не закричать вслух. Кровь потекла по подбородку.
Прошел почти час. Ваня молча лежал на траве. В непостижимой внутренней агонии он повторял: "Да, Отец, я хочу, помоги мне".
Проходило время. Ваня затих. Потом он шевельнулся, поднял лицо и увидел прямо перед собой гроздь винограда. "Откуда, - подумал он, - откуда эта виноградная лоза среди сорняков?"
И услышал внутри себя: "Кто за мной пойдет, то принесет много плода".
Ваня встал на колени и начал с облегчением истово молиться:
- Отец, я отдал Тебе свою жизнь. Ты сегодня ее принял от меня. Я готов умереть за Тебя, что бы со мной не произошло, дай мне остаться верным Тебе. Я хочу жить в Тебе.
Опять полились слезы, но теперь это были слезы радости. Господь подарил ему победу. Началась новая жизнь в лоне Христовом.

Ангел-хранитель

Ваня вышел радостный из своего убежища. Два часа прошли. По пути к казарме ему встретился старшина Переделко.
- Ты куда пропал, Рихтер? Я тебя уже с полчаса ищу. На двенадцать комиссар назначил построение. Я уж испугался, что ты повесился где-нибудь. Видок у тебя тот еще. Кровь вон. С кем это ты все дерешься целый день? Что тебе, ночи не хватает? - подтрунивал Переделко.
Ваня молчал.
- Иди, умойся, Рихтер, а то комиссар еще подумает, что мы тебя здесь пытаем.
Ваня охотно выполнил приказ. Через пять минут он уже стоял в строю. Комиссар произнес длинную речь.
- Наша часть удостоена чести в случае нападения китайских империалистов стоять на переднем рубеже защиты Родины. Это большая честь, - подчеркнул он. - Но нам также надо разбить внутреннего врага. Лентяи, саботажники и прочий сброд недостойны защищать Родину. Я хочу вам сегодня показать двух представителей этого сброда. Первый их них - отпетый саботажник. Баптист, - приказал он, - три шага вперед!
Ваня, для которого все это было неожиданностью, не сразу понял, что речь идет о нем. Он надеялся на то, что среди 1500 солдат вдруг найдется еще какой-нибудь баптист. Однако никто не двигался. Тогда он вышел вперед. Лицо его залилось краской, но глаза горели. Страха не было. Вот так стоя перед всей частью, Ваня слушал, как комиссар развивал теорию о связи баптистов с международным империализмом.
Затем он вызвал второго саботажника - широкоплечего, здорового детину.
- Здесь ефрейтор Сергеев, товарищ полковник, - оглушительно рыкнул он. Ему вся процедура, казалось, доставляла удовольствие.
- Смотрите у меня, не станьте такими, как этот ефрейтор, - сказал комиссар и перешел к другим темам.
До конца мероприятия, которое продолжалось еще более получаса, оба солдата стояли на виду у всей части. Ваня заметил, что Сергеев за ним наблюдал. Когда после обеда новобранцев развели по казармам регулярной части - Ваня попал во вторую роту, - он встретился в коридоре с Сергеевым.
- А, это ты, баптист, я про тебя слыхал - Петухов мне рассказывал. Здорово они тебя отделали. Не бойся, теперь этому конец. Меня зовут Владимир, - он протянул Ване руку. - Кто тебя теперь хоть пальцем тронет, тот будет иметь дело со мной. Будем друзьями, ладно?
- Ладно, - ответил Ваня, толком не понимая, что происходит. В этот момент мимо проходил Переделко. Его, кажется, тоже переводили из учебной во вторую роту. Сергеев схватил его за рукав, повернул к себе лицом и сказал безо всяких объяснений:
- Если ты еще раз тронешь Рихтера, я из тебя сделаю рагу. Понятно?
- Это не от меня зависит,- промямлил тот.
- Я знаю - ты трус, здесь заводила Зверев, с ним я тоже поговорю, как следует. Но ты запомни: за каждую неприятность, которая случится с Рихтером, и к которой ты будешь прямо или косвенно причастен, я у тебя буду вырывать по члену. Ты понял?
- Понял, понял, Володя.
Сергеев отпустил Переделко, и тот понурившись поспешил пройти мимо Вани. Ваня пошел в казарму, где дежурный прапорщик Смирнов показал его койку.
- Рихтер, привет, - вдруг сказал кто-то у него за спиной. Ваня обернулся и увидел невысокого, крепко сбитого рыжего солдата.
- Отто Майер, - представился тот. - Я немец,- продолжал он, - ты - тоже немец, и поэтому я хочу тебе помочь. Мне еще полгода служить осталось, - сообщил он с нескрываемым удовольствием. - То, что ты - баптист, меня, например, нисколько не волнует и других солдат, между прочим, тоже.
Завязался оживленный разговор. Ваня сразу почувствовал доверие к этому парню.
- Скажи-ка, Отто, - сказал он, - а что за человек Сергеев?
- А, твой политический соратник? Хороший малый. Его отец - шишка в КГБ, говорят, даже генерал. Но он всю эту систему не уважает. Поэтому отец сунул его служить в простую часть. На перевоспитание. А здесь все боятся его отца. Если наказывают, то мягко, а он делает, что хочет. Хорошо бы тебе с ним подружиться.
- Понятно, - сказал Ваня. - Мой ангел-хранитель.
- Что ты сказал? - не понял Отто.
- Ничего, это я так - про себя.
Ночью Ваня спал спокойно. Он снова был в согласии с Богом, и он послал ему ангела-хранителя. Ангел этот, конечно, совсем не походил на ангела, но дело свое он знал. Больше Ваню по ночам никто не беспокоил.

Перевод

- Привет! Ну, как идут дела у обученного советского солдата? - Ваня обернулся на доброжелательный голос и увидел Отто, своего нового знакомого.
- Привет! Хорошо, что ты зашел,- ответил Ваня.
Сразу после первого их разговора он почувствовал абсолютное доверие к этому немцу. Его присутствие придавало ему уверенности. Ваня собирал свои пожитки - новобранцев переводили из учебной части в регулярные батальоны. Говорили, что там будет все намного проще.
- Ваня, я про тебя все знаю, дружок. Знаю, что ты отказался брать в руки оружие. Имей в виду - это сильно осложнит твою службу. - Отто говорил тихо, так что Ване пришлось напрячь слух.
- Я неверующий и ни черта в этом деле не понимаю. На твоем месте я бы плюнул на все. Но ведь ты - немец и я немец. Поэтому я считаю своим долгом тебе помочь.
Он помолчал немного и продолжил:
- Я слыхал, что тебя определили во второй дивизион. Это "химия", химзащита, значит. Там тебя в два счета могут к праотцам отправить.
Ваня молчал. Он уже слышал, что его направили во второй дивизион. Он помнил угрозу Зверева, что уж он-то найдет способ изничтожить баптистскую заразу. После длинной паузы Ваня поднял голову, посмотрел Отто в глаза и сказал тихо, но твердо:
- Я знаю. Бог мне поможет.
Он смирился со своей судьбой, и это произвело на Отто нехорошее впечатление.
- Ну, старик, не надо так, не падай духом. Где наша не пропадала, - попытался успокоить он Ваню. - Двое немцев уж выберутся как-нибудь из русской переделки, так ведь? - говорил Отто с такой уверенностью, что она передалась Ване.
- А что же мы можем сделать? - спросил он с любопытством.
- Мы тебя пристроим в рабочий взвод. Тебе там, правда, придется вкалывать почем зря, но зато оттуда можно иногда смыться на пару часов,- объяснил Отто.
- А кто ж меня туда переведет, скажи на милость, - спросил Ваня недоверчиво.
- Ну, это уж моя забота, - ответил Отто и вышел, посвистывая, из казармы.
После обеда солдат распределили по подразделениям. Едва Ваня попал в казарму своего дивизиона, он понял, что ему здесь не поздоровится. Командир дивизиона майор Иванов, великан с мясистым лицом и приплюснутым носом, при первой же встрече придрался к его форме, которая обычно была в полном порядке. Вечером он отправил его в ночной наряд на кухню, "чтобы не ухмылялся", как он выразился.
"Ну, у этого мне не сдобровать", - решил Ваня.
На следующее утро Ваню вызвали к комиссару батальона -лейтенанту Добролюбову. Ваня знал этого офицера по одной-единственной встрече. В свое время Добролюбов уговаривал Ваню не отказываться от ношения оружия:
- Верить тебе ведь никто не запрещает, верь себе на здоровье, но совсем не обязательно, чтобы все об этом знали. Есть ведь много других возможностей выразить свои убеждения, не мозоля людям глаза. Меннониты вот, например, те всегда так и говорят, что они "тихие верующие". Не надо обращать на себя внимание,- убеждал он.
Когда Ваня отказался следовать его советам, он посмотрел на него почти с уважением и отпустил со словами: "Да поможет тебе твой Бог". Ваня не забыл этой встречи, которая так отличалась от всех его встреч с политработниками.
По пути к Добролюбову он встретился с Отто.
- К лейтенанту идешь? - спросил тот.
- Да. Надеюсь, что это - не новая ловушка, - ответил Ваня.
- Не бойся, никакой ловушки нет на этот раз, - успокоил его Отто, словно он был в курсе дела. - Лейтенант тебя накажет и переведет в трудовой взвод. Им там срочно нужен сварщик. Я сказал Добролюбову, что ты - отличный сварщик. - Отто рассмеялся.
- Кто я? - не понял Ваня.
- Ты - классный сварщик, - повторил тот со смехом.
- Ты что, Отто, какой сварщик?! Ну я немного учился сварке, аппарат подержал раз в руках, но это не значит, что я сварщик, тем более классный. Я не смогу.
- Сможешь, дружок, сможешь,- повторил Отто серьезно. - Никуда не денешься. Немцы все умеют. А уж про такую мелочь, как сварка, и говорить нечего. Сможешь! Ведь это твое единственное спасение. Ты должен стать для них необходимым. Только так ты сможешь здесь выжить.
Отто говорил быстро. Его слова звучали резко, как приказ. Вдруг он замолчал, серьезно посмотрел на Ваню и затем продолжил:
- Скажешь Добролюбову, что ты в техникуме учился на сварщика и хорошо владеешь этим делом. Понятно? Остальное предоставь мне. - Отто похлопал Ваню по плечу и сказал на прощание по-немецки:
- Все будет в порядке, старик. Не вешай нос.
"Какой он, однако, убежденный националист", - думал Ваня, поднимаясь на третий этаж.
Когда Ваня вошел в кабинет, Добролюбов стоял к нему спиной и курил. Ваня отрапортовал, но офицер не повернулся. Некоторое время Ваня стоял в кабинете, не зная, что делать. Все это сильно напоминало ему встречу с полковником Карьеровым.
"Их, наверно, всех обучают таким методам обращения с солдатами", - решил Ваня.
Но тут Добролюбов обернулся, посмотрел с улыбкой на Ваню и сказал с подчеркнутым дружелюбием:
- Я восхищаюсь вами, Рихтер. Вы - первый из встреченных мною людей, кто рискует всем ради своих убеждений. Но знаете ли вы, что ваши трудности еще только начались? Нет-нет, инакомыслящий у нас легким испугом не отделается. - Он попытался рассмеяться, но смех у него не получился.
"Кажется, его работа ему не очень нравится", - пытался Ваня понять поведение офицера.
- Так вы, значит, не измените своего решения, товарищ Рихтер? - спросил Добролюбов.
- Так точно, товарищ лейтенант, - ответил Ваня, удивленный необычным обращением.
- Тогда вашим трудностям не будет конца, - сказал офицер и добавил: - Жаль, а я думал, что вы образумитесь. Однако ваш фанатизм, вероятно, сильнее разума?
- Вы только что восхищались моей последовательностью, а теперь говорите обратное, - возразил Ваня.
Добролюбов не ожидал комментариев. Замечание, вероятно, немного его смутило, и он замолчал.
- Послушайте, Рихтер, - прервал он наконец затянувшуюся паузу. - Против вас затевают процесс. Это для вас добром не кончится. Я ведь знаю этих деятелей и их методы. Они вас отправят на несколько лет за решетку. Осознаете ли вы свое теперешнее положение?
Ваня молчал.
- Я хотел бы вас оставить в этой части, - продолжал Добролюбов. - Здесь для вас будет безопаснее всего. У нас здесь есть рабочий взвод, такое ремонтное подразделение. Там, правда, надо вкалывать. Умеешь работать?
Лейтенант заговорил тише, более доверительно, перешел на "ты".
- Товарищ лейтенант, я умею и хочу работать. Нигде и никогда я не говорил, что не хочу работать, - горячо возразил Ваня. - Я все готов сделать для Родины, но только я не могу защищать ее с оружием в руках.
Ванины слова прозвучали как-то выспренне, и Добролюбов ответил в том же тоне:
- Я знаю, Рихтер, что вы готовы сделать все. Я знаю. Помолчав несколько секунд, он встал со стула, на который только что сел, подошел к Ване и спросил, внимательно глядя ему в глаза:
- Вы умеете работать со сварочным аппаратом, Рихтер?
У Вани перехватило дыхание. Но ответ сложился как-то сам собой:
- По сварке я был лучшим в группе. Насколько я соответствую вашим требованиям - это вам лучше судить, товарищ лейтенант.
- Хороший ответ: скромно и с достоинством. И как это у вас верующих получается?
Добролюбов как-то сразу расслабился.
- Ну ладно. Завтра придешь в мастерскую и сваришь шов. Если он будет настолько хорош, как нам говорил твой друг Отто, то твои шансы на то, чтобы выйти живым из рядов нашей славной армии, вырастут на сто процентов.
Он снова попытался рассмеяться, и снова смех не получился. Ваню его слова обожгли. Выдержит ли он экзамен? Не обманул ли он лейтенанта? Стоит ли ему вообще с этим делом связываться? Что будет, если все узнают, что он никакой не сварщик? Ваня был в смятении. Он опустил глаза, чтобы скрыть свои чувства. Добролюбов прямо смотрел на него, пытаясь улыбаться.
- Можете идти, Рихтер, - услышал Ваня, будто издалека. Он поднял голову и посмотрел офицеру в глаза.
- Иди, Рихтер. Встретимся завтра утром. И не пытайся нас обмануть. Нас обмануть невозможно, мы знаем все. Понятно?
В голосе Добролюбова теперь звучал сарказм. Он отвернулся к окну, закурил сигарету и направился к тому месту, где стоял, когда Ваня вошел в кабинет.
Ваню охватили беспокойство и страх. Уже несколько дней он находился в состоянии внутреннего равновесия и покоя. Преодоление ненависти к своим мучителям наполнило его сердце любовью и удовлетворением. Казалось, уже ничто не сможет вывести его из этого состояния. И вот - новая ситуация. Опять над ним нависла опасность. За прошедшие месяцы он привык не обращать на это внимания. Что Бог ни делает -все к лучшему. Никогда прежде он не осознавал столь ясно верность слов Апостола Павла из его письма к римлянам: "Тем, кто любит Бога, все идет на пользу".
Теперь ему снова надо было принимать решение. Ему этого не хотелось. Однако что-то в нем говорило, что Бог, наверное, заинтересован в том, чтобы Ваня вырос, а ведь взрослый мужчина может все решить сам, не обращаясь ни к кому за советом. Бог тоже ведь заинтересован в таких "взрослых детях". Однако все внутренние доводы не могли прогнать Ванин страх. Он чувствовал, что может не справиться в данной ситуации.
Поглощенный своими мыслями, он возвращался в казарму, как вдруг услыхал недовольный голос майора Иванова:
- Гляньте-ка на него! Все солдаты давно уже на занятиях, а наш баптист разгуливает. Устроил себе легкую жизнь!
Ваня ускорил шаг.
- Рядовой Рихтер, где это вы гуляете, хотел бы я знать, - зарычал он, когда Ваня подошел ближе. - Отвечайте сразу и без всяких отговорок.
- Разрешите объяснить, товарищ майор. Я был в политотделе, куда меня пригласил для беседы лейтенант Добролюбов, - ответил Ваня.
Злой голос майора вернул его к реальности.
- Для беседы говорите. В политотдел, значит. Оказывается, вы очень ценный политический собеседник. Отвечайте! - кричал он.
Ваня не успел и рта раскрыть, как он продолжил:
- В моем взводе нет места политическому трепу, мы занимаемся военным делом. Понятно? - Он особо подчеркнул слова "военным делом".
- А вас сюда, мой дорогой, послали не для того, чтобы заниматься бабьими сплетнями, а чтобы учиться. Учиться военному делу. Учиться убивать врагов. Сантименты надо было оставить дома у бабушки. Понятно? Я спрашиваю, понятно ли вам? - Майор рассвирепел.
- Так точно, товарищ майор, мне все понятно, - ответил Ваня безо всякого страха в голосе.
Мясистое, плосконосое, красное лицо Иванова почему-то не вызывало в нем страха. От него пахло алкоголем. Майор, вероятно, почувствовал, что Ваня его не боится. Это окончательно вывело его из себя.
- Ничегошеньки тебе не понятно, фриц ты недоделанный. Он так близко придвинул свое лицо к Ваниному, что того чуть не стошнило от жуткого запаха алкоголя, плохого табака и нечищенных зубов.
- Но у меня ты поймешь. Смотри, я и не таких уму-разуму научил. Кто не понимает, тот быстро подыхает. Я - лучший педагог Советской Армии, - прошипел Иванов Ване в лицо и громко захохотал.
- Так точно, товарищ майор, я понял. Вы - лучший педагог Советской Армии и вы научите меня хорошим манерам,- ответил Ваня громко и решительно, отступив на шаг.
- То-то, сукин сын. Если будешь все понимать, то не буду тебя наказывать. А сейчас - марш в свой взвод. Учись, фриц, учись.
"На этот раз даже без наказания обошлось", - радовался про себя Ваня по пути к своему взводу.
Но там его ожидал новый сюрприз. Дежурный лейтенант, вероятно, ничего не знал о беседе в политотделе и наказал Ваню ночным нарядом на кухню. Таким образом, день закончился для Вани долгой ночью на кухне. Это была его вторая ночь перед огромным котлом с картошкой. Больше тысячи солдат роты будут есть завтра картофельное пюре, а Ване предстояло одному перечистить всю гору картошки. Усталый, он взялся за работу.
К утру он вернулся в казарму. На сон ему осталось всего час времени.
На утренней поверке дежурный старшина отвел его в сторону и сказал, чтобы он немедленно явился к лейтенанту Добролюбову.
- Я пойду с вами, - добавил старшина.
Ваня стоял недалеко от майора Иванова, и тот слышал слова старшины. Против правил он повернулся к майору и спросил его, может ли он идти. Майор, казалось, был польщен.
- Разрешите идти, - повторил Ваня свою просьбу.
- Идите, Рихтер, но соберитесь с мыслями и не болтайте там опять полдня. Сегодня мы начнем знакомиться с правилами пользования противогазом. У нас ведь дивизион химзащиты. Каждый солдат должен уметь различать газы, - при этом он двусмысленно улыбнулся. - Теперь начинается серьезное дело, и у вас все меньше будет времени на политические разговорчики. Переделко! - приказал он старшине. - Отведите рядового Рихтера к комиссару.
- Слушаюсь! - ответил тот и вышел вместе с Ваней из казармы.
- Лейтенант ждет тебя в мастерской, - сказал Переделко Ване, когда они вышли из казармы. - Хочет, наверно, проверить, какой из тебя сварщик. Отто Майер - ты его знаешь - сказал мне, что ты первоклассный сварщик.
Разговорчивость и приветливость старшины обрадовали Ваню. Он немного успокоился. Он плохо знал этого украинца. Отто только говорил ему, что Переделко стукач, как все хохлы, и его надо остерегаться. Он также сказал Ване, что Переделко получил задание перейти из учебки в мастерскую. Несмотря на эту информацию, Ване понравился его теперешний дружелюбный тон.
В мастерской Ваню ждали лейтенант Добролюбов, Отто и незнакомый ефрейтор, который оказался ротным сварщиком.
- Так, товарищ Рихтер, покажите нам теперь, как вы умеете варить. Ефрейтор Ильин объяснит вам, что надо сделать. Ильин!- приказал лейтенант. - Вы позовете меня потом. А вы, Переделко, отведите рядового Рихтера сразу после сварки в часть. Майор Иванов не любит, когда его подчиненных надолго отвлекают.
Пока Ильин объяснял Ване задание, Отто что-то говорил лейтенанту. Вскоре они скрылись в одном из помещений, взяв с собой Переделко. Ваня остался с Ильиным. Задание было трудным. "Ничего у меня не выйдет", - подумал Ваня и стал горячо молиться. "Отче наш, - молился он, - не я это все придумал, но если Ты хочешь избавить меня от "химии", то веди мою руку".
Вдруг он совершенно успокоился. Ильин дал ему электрод. Ваня даже не подумал о том, подойдет ли он, хотя, как известно, результат зависит от вида и толщины электрода. Не долго думая, он взялся за сварку. Скоро все швы были сделаны. Куски металла не распадались и сами швы выглядели неплохо. Ильин был вроде бы доволен.
- Ну, тут и мухлевать не надо, - сказал он весело. - Мы ведь уже заранее швы подготовили - на тот случай, если у тебя вообще ничего не выйдет.
Тут появился Переделко, и Ильин замолчал.
- Ну, Рихтер, это был твой единственный шанс, второй попытки не будет, - сказал Переделко все еще дружелюбным тоном. - Ильин, отнеси образцы лейтенанту, приказал он и вышел вместе с Ваней из мастерской.
Ванин взвод был на полигоне. Всем предстояло бежать пятикилометровый кросс в противогазе. Было очень жарко. В одиннадцать часов утра солнце уже высоко; говорили, что в тени тридцать градусов. Едва Ваня надел противогаз, ему стало нечем дышать. Он снял его, но майор Иванов тут же опять нахлобучил ему этот жуткий аппарат на голову. Иванов, казалось, нарочно следил за рядовым Рихтером. Ваня задыхался. Лишь через несколько минут он обнаружил, что на его противогазе был закрыт доступ воздуха. Он вынул пробку, и дышать стало легче. Тем не менее легким не хватало воздуха. Майор ухмылялся. Процедура повторилась несколько раз. Наконец Ваня понял, как надо пользоваться противогазом, но к этому времени он совершенно выдохся. Другие солдаты, впрочем, чувствовали себя не лучше.
Затем начался кросс. Уже через несколько метров Ваня стал выбиваться из сил. Было невыносимо жарко. Недостаток воздуха в противогазе и крики офицеров, которые бежали без противогазов и подгоняли солдат, превратили кросс в сущий ад. Но солдаты бежали. Бежал и Ваня. Он слыхал, какие жуткие наказания ожидали тех, кто не вьщержит испытания, он просил помощи у Бога. И помощь пришла. Он все-таки дотянул до конца пятикилометровой дистанции. Там стояло несколько дезинфекционных машин, "душегубок", как их называли старослужащие.
- Взвод! Через дезинфекцию - марш! - заорал один из офицеров.
Ваня вбежал в одну из "душегубок", сделал несколько шагов и упал в обморок. Его противогаз был не герметичен. Его вынесли из фургона, облили водой, привели в чувство. Едва он пришел в себя, как Иванов заорал во всю глотку:
- Рихтер! Назад в дезинфекцию!
Ваня с трудом натянул противогаз. Колени у него дрожали, его сильно тошнило, глаза слезились. Он вернулся в фургон. И опять надышался газа через неплотно прилегающий противогаз. Наступило удушье, и он снова упал. Его вынесли наружу, стали приводить в чувство, но он долго не мог прийти в себя. Когда он открыл глаза, перед ним стоял Иванов.
- Ну, как, Рихтер? Небось потруднее будет, чем болтать на темы политические и тем более религиозные.
Несколько секунд он разглядывал Ваню с кривой ухмылкой и затем проговорил:
- В "душегубке" ты обратишься в веру истинную, дружок. Откажешься и от Бога, и от черта. Здесь я твой Бог и твой черт, понимаешь? И никто кроме меня.
Ваня не отреагировал. У него не было сил. Он был рад, что его оставили в покое.
На следующее утро, на еженедельной ротной поверке, он едва стоял на ногах. Была пятница. Некоторых солдат ожидала увольнительная. Несколько счастливчиков получили отпуск домой. Командир роты зачитывал приказы и вдруг упомянул Ванину фамилию. Нет, он не ослышался: полковник сказал, что рядовой Рихтер в наказание за отказ подчиняться приказам переводится в ремонтное подразделение. Ваня невольно посмотрел вперед. Там стоял майор Иванов. Тот глядел на Ваню с искаженным от бешенства лицом, словно хотел сказать: "Ты от меня не уйдешь!" Но на Ваню это не произвело особого впечатления. Он выдержал испытание. Чудо случилось. На этот раз он был спасен.

Верный друг дороже золота

Перевод в ремонтные мастерские оказался для Вани большой удачей. Солдатская жизнь шла здесь по особым законам. Изношенная техника часто ломалась, поэтому рабочий день у солдат был ненормированный. Зачастую им приходилось работать день и ночь. Но, с другой стороны, солдат ремонтной бригады было чрезвычайно сложно контролировать. Конечно, в такой атмосфере процветала типично советская коррупция.
Ваня очень скоро почувствовал преимущества своего нового положения. Офицеры, приходившие в мастерские, были просто неузнаваемы. Здесь господствовал скорее коммерческий, чем военный дух.
Уже через неделю после своего перевода Ваня помогал Ильину собирать и сваривать ворота для гаражей. Ильин и не пытался скрыть, что ворота предназначались для частных гаражей командира и его заместителя. Без обиняков он ввел Ваню в мир беспримерной коррупции и хищений.
- Здесь, Ваня, хорошо, очень хорошо, - повторял он вновь и вновь. - Здесь, в мастерских, тебя никто не тронет. Но ты должен создавать впечатление, что ты всем необходим. У них у всех только одно на уме: побыстрей разбогатеть. Хоть здесь и армия, но среди начальства дисциплиной и не пахнет. Сплошь да рядом взятки и подхалимаж. Делай, что тебе говорят, делай хорошо, и тогда тебе нечего бояться.
- Но я ведь хорошо не умею, Саша, пойми, - попытался Ваня объяснить Ильину безвыходность своего положения.
-Знаю. Я все про тебя знаю. Мне Отто рассказывал. Я, Вань, не верующий, но и рабом у этих болванов становиться не собираюсь.
При этом он кивнул на гигантский плакат с портретом Ленина.
- Поэтому я тебе помогу. Тебе все здесь помогут. За исключением Переделко, конечно. С ним держи ухо востро. Он все кругом вынюхивает - шестерка, стукач, понимаешь?
- Но послушай, Саша,- возразил Ваня, - но ведь скоро заметят, что я на самом деле никакой не сварщик. Тогда ведь только хуже будет.
- Эти придурки ничего не заметят, - успокоил его Ильин. -Только Переделко берегись. Подлая тварь. Я здесь еще два месяца буду - достаточно времени, чтобы научиться хорошо варить. Что я могу сказать: пусть твой Бог тебе поможет.
Ваня стал учиться. Его сварные швы становились день ото дня лучше. Ильин был доволен. Но затем настал черный день, который чуть было все не перевернул.
Ильин заболел, его положили в лазарет. Через два дня после этого Переделко растолкал среди ночи Ваню:
- Рихтер, вставай. Водитель ротного пригнал машину в мастерскую. Выхлопная труба лопнула. Вставай, надо срочно сварить.
Ваня нехотя встал и пошел за Переделко в мастерскую. Только там он понял, что за задание он получил, и испугался. Ему надо было приварить проржавевшую и отвалившуюся выхлопную трубу. Он еще никогда этого не делал и даже не видел, как это делает Ильин.
"Я не знаю, как это делается",- хотел он сказать старшине, но побоялся раскрыться перед Переделко. Вместо этого он сказал с наигранной уверенностью:
- Трубу надо сначала снять. Я так не могу сварить.
- Как это не можешь? - не понял поначалу Переделко. - Ильин варит такие штуки с завязанными глазами, а ты не можешь? А что ты тогда вообще умеешь? Говори! Чтобы я еще эту штуковину снимал - и не подумаю. Давай, приваривай поскорей, и в койку, спать. Я не собираюсь здесь с тобой полночи лясы точить.
Ваню прошиб холодный пот. Он не знал, как к этой трубе подступиться, просто понятия не имел. Он стоял в нерешительности.
- Ильин всегда приваривает эту штуку прямо под машиной. Давай, не стой столбом, приваривай, - приказал Переделко.
Ваня полез под машину, стал сваривать. Но на этот раз у него ничего не выходило. Вместо того, чтобы приваривать трубу, он прожигал в ней только все новые дырки. На его счастье, старшина не видел того, что происходило под машиной. Он только все больше проявлял беспокойство. Вдруг под машиной вспыхнуло пламя. Наверное, Ваня коснулся какой-нибудь горючей проводки или чего-то в этом роде. Ваня выключил аппарат и накрыл собой пламя. В считанные секунды оно было потушено. Белый, как полотно, Ваня вылез из-лод машины. Переделко тоже остолбенел. Только что они стояли на краю катастрофы средней величины.
- Я больше не полезу туда варить, - сказал Ваня тихо, но твердо. - Трубу надо сначала снять. Так слишком опасно.
- Ты только что чуть не взорвал машину шефа, - проговорил Переделко, - Ты... ты вообще-то умеешь варить или нет? Ты, наверно, думал пересидеть здесь, в мастерских, трудные времена и уйти от ответственности перед нашим советским народом, ты, баптист! - Переделко с угрожающим видом надвигался на Ваню.
- Я больше не буду проводить сварку под машиной, - ответил Ваня тихо и отступил назад.
- Ты будешь делать то, что мы скажем, - бушевал Переделко.
- Нет, товарищ старшина, - возразил Ваня. - Я не могу. Я, действительно, еще ни разу в жизни не приваривал выхлопную трубу. Я не знаю, как это делается.
- И ты это говоришь только сейчас, подлый обманщик! - орал тот. - Ты в этом скоро горько раскаешься. Завтра пойдешь опять на "химию". Иванов передает тебе привет.
Старшина вышел из себя. Ваня молчал и не двигался с места. Переделко уже замахнулся, чтобы ударить его, но в этот момент вдруг открылись ворота мастерских и вошел Ильин.
- Что здесь происходит? - спросил он.
Обычно наглый старшина испытывал большое уважение к Ильину. Его появление подействовало на него, как ушат холодной воды.
- Вот этот шизик, этот баптист, он, как только что выяснилось, вообще не умеет варить. Еще чуть-чуть и этот саботажник взорвал бы машину шефа. - И он стал матерясь описывать ситуацию.
- А ты, Ильин, ведь знал, что этот идиот - никакой не сварщик. Я вас обоих теперь заложу. Это вам дорого обойдется, - заключил он свою речь,
- Пошел ты... - ответил ему Ильин.
Он взял из Ваниных рук сварочный аппарат и полез под машину. Через несколько минут работа была сделана. Ваня молился. Ему было страшно, но больше всего он корил себя за то, что впутался в эту историю.
"Наверно, это было неугодно Богу", - думал он.
Переделко посмотрел еще немного, как работает Ильин, и ругаясь вышел из мастерских.
Ильин закончил работу, вылез из-под машины и сказал, как обычно, Ване, чтобы тот сложил инструмент и привел все в порядок. Когда Ваня все сделал, он подошел к нему и сказал твердо:
- Не боись, старик. Мы с Переделко все уладим. Завтра меня выписывают из лазарета, и мы с тобой займемся сваркой выхлопов. С этим ты будешь сталкиваться чуть ли не каждый день. А теперь - иди спать.
"Отец небесный, - молился Ваня по пути в казарму, - Ты послал мне ангела в лице Ильина. Благодарю Тебя за это".
Его сердце наполнилось радостью и покоем. Он знал: Бог испытывал его веру. Поэтому не стоило всего этого так бояться.
"Все ведь в Твоих руках, Господи, - молился Ваня уже лежа в постели. - И завтрашний день, и все, что замышляет Передел ко!"
Тот уже вовсю храпел, но даже храп сегодня не беспокоил Ваню. Он легко и спокойно заснул.
Утром всю ремонтную бригаду срочно вызвали в мастерские - без зарядки и даже без завтрака. Целая колонна новеньких легковушек выстроилась перед воротами мастерских. Заместитель командира подполковник Светлов, ответственный за всю технику в части, явился собственной персоной. Вначале Ваня подумал, что срочный вызов связан со вчерашним происшествием, но, увидев колонну машин и самого шефа, успокоился.
~ Ребята, - обратился Светлов к солдатам,- в наш округ приехал генерал, и я обещал ему сегодня до обеда привести все машины в полный порядок.
Переделко был польщен.
- Слушаюсь, товарищ подполковник! К двенадцати часам все будет выполнено, заверил он и приказал бригаде тотчас приступить к работе.
У одной из машин механик нашел дефект в двигателе. Нужен был демонтаж. Переделко сам взялся за эту работу. Пока он готовил двигатель к выемке, Ильин, вызванный из лазарета, собрал вокруг себя всех солдат за исключением Вани.
"О чем это они там говорят", - гадал Ваня, не привыкший к подобной таинственности. Даже когда собирались за водкой, от него ничего не скрывали, хотя все знали, что он не пьет и считает пьянство грехом. Скоро все выяснилось.
Переделко как раз позвал нескольких солдат помочь ему вынуть двигатель из машины.
- Товарищ старшина, - обратился официальным тоном длинный и худой Михаил Дружинин из Москвы, - Мы боимся, как бы движок не повредить. Полезай-ка сам в яму и проследи снизу. А движок мы сами вынем, правда, Сергей? - Дружинин подмигнул своему другу Сергею Петрову, бывшему боксеру, известному в части тем, что из принципа принимал участие во всех ротных драках.
- Конечно, - ответил тот.
Переделко спустился в яму, и они начали высвобождать двигатель: подцепили его краном и отвинтили все крепления. Дружинин медленно поднял двигатель над радиатором и вдруг снова отпустил вниз - мимо машины прямо в яму. Переделко увидел это, попытался отвести двигатель в сторону, но было поздно: тяжелый двигатель опускался, прижимая его к полу. Он закричал, стал звать на помощь. Однако никто не двинулся с места. Ваня подбежал к яме, но Дружинин отодвинул его в сторону и сказал невозмутимо:
- Ты не вмешивайся. Пускай узнает, с кем он имеет дело. Двигатель опускался все ниже, Переделко распластался на полу ямы. Он матерился, просил отпустить.
- Стоп! - приказал Петров. Солдаты сразу же остановили двигатель. - Эй ты, стукач презренный, - проговорил вполголоса Петров, наклоняясь над ямой, - нам надоела твоя стукотня. Обещай, что больше ни слова не доложишь ни про кого из нас начальству, или же сегодня произойдет трагический несчастный случай со смертельным исходом.
- Вы что, убить его хотите?! - вмешался опять Ваня.
- Молчи, Рихтер!- прикрикнул на него Дружинин. - Если ты со своим христианским милосердием сочувствуешь этому подонку, то ты среди нас - исключение. У нас терпение лопнуло. Солнце не успеет сесть, а он тебя уже продаст. С такой нечистью мы расправляемся в два счета.
Ваня хотел еще что-то возразить, но Ильин оттащил его в другое помещение.
- Жди здесь, - приказал он.
Через несколько минут он возвратился в сопровождении Переделко. Тот плелся, опустив голову.
- Ваня, забудь, пожалуйста, все, что между нами вчера произошло. Я беру свои слова назад, - промямлил он.
- Ладно, - сказал Ваня и протянул ему руку. Они обменялись рукопожатием, и Переделко вышел, глядя в пол.
Вечером того же дня он подошел к Ване и тихо спросил:
- Ты что, правда хотел мне помочь, когда ребята меня чуть не задавили?
- Да, Роман, я правда хотел тебе помочь. Знаешь, я не думаю, что тебе очень приятно на всех стучать. Быть шестеркой у начальства - неблагородное занятие. Мне тебя жалко. Как христианин, я даже не обижаюсь на тебя. Мне тебя откровенно жаль.
- Вы, христиане, - совсем другие люди. Хотел бы я тоже так думать, - ответил Переделко едва слышно и ушел.
В тот вечер Ваня молился за старшину Переделко. Бог уберег его от доноса и с помощью довольно странных обстоятельств заронил в сердце доносчика сомнения. "Как же Ты велик, Боже, - думал он. - У Тебя даже люди, способные на самое худшее, уподобляются ангелам. Благодарю Тебя, непостижимый Отец!"

Танк на обмен

- Ты что, остаться захотел? - крикнул Ильину кто-то из ребят, уже с полчаса ожидавших его у мастерских.
- Потерпите чуток, я сейчас закончу, - донесся его спокойный голос из сварочного цеха. Через несколько минут он появился в дверях вместе с Ваней.
- Ты - молодец, Ваня, здорово все освоил. Надеюсь, что твой Бог тебе поможет, что бы ни случилось. Я тебя, наверно, никогда не забуду.
Он обнял Ваню и пошел прочь, ни разу не обернувшись.
"Вот ты и остался один", - подумал Ваня.
За прошедшие месяцы он очень подружился с Ильиным. Теперь его не было рядом. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как к нему подошел Переделко.
- Ну вот, Ваня, и уехал твой защитник, - сказал он и предложил неожиданно: - Давай дружить. Я знаю, что баптисты тоже доносчиков на дух не переносят. Но ты что думаешь, мне это нравится? Да я сам себя ненавижу. Но если я не буду этого делать, меня начальство с дерьмом смешает. Жуткая жизнь. Хочу делать добро - нельзя, а зло меня делать заставляют.
- Послание к римлянам, - 7-24, - перебил его вдруг Ваня.
- Что ты сказал? - не понял Переделко.
- Ты почти дословно повторил одно место из Послания Апостола Павла к римлянам. Там написано так: "Я хочу добра, но не делаю его, я ненавижу зло, но делаю его. Несчастный я, кто освободит меня от этого смертного тела..."
- Что, так написано в Библии? - спросил Переделко с любопытством.
- Да. Эти слова относятся к человеку, который живет, не общаясь с Богом.
- Вот хорошо бы Библию почитать, - сказал Переделко.
- К сожалению, вы, атеисты, сделали Библию недоступной для многих. Откуда же ты здесь Библию возьмешь, - ответил Ваня, повернулся и пошел в свой сварочный цех.
Сантименты старшины после прощания с Ильиным были ему неприятны. Его друзья и помощники - Отто, Ильин и Володя - уехали. Будущее стало снова неясным.
- Рихтер! Срочно к подполковнику! - услышал он вдруг голос из соседнего помещения.
Ваня побежал к маленькой конторке, в которой обычно сидел начальник технических служб подполковник Дельцов. Вот и сейчас, когда Ваня запыхавшись влетел в конторку, он восседал за столом, как всегда, под мухой.
- Рихтер! Мне срочно нужны двое новых ворот для гаражей. Гаражи еще не построены, но это все равно. На той неделе ворота должны быть готовы. Понятно?
- Товарищ подполковник! У нас ведь нет металла. Из чего же будем варить ворота?
- Металла нет, говоришь? - Подполковник выругался, подтверждая безвыходность ситуации. - Рихтер, пойми, я обещал ворота, и они должны быть сделаны. Пораскинь-ка своими немецкими мозгами. Вы, фрицы, ведь сообразительные.
- У меня есть одна идея, товарищ подполковник, но насколько она исполнима - это вам решать.
- Что за идея, говори!
- Вы отпустите меня в город. Я обойду несколько предприятий и выменяю металл и все, что нам еще нужно, на нашу технику и солдат.
- Ты что это выдумал? - не понял сильно подвыпивший подполковник.
- Ну, допустим, я предлагаю предприятию простой обмен. Мы даем им танк, грузовик или же взвод солдат на целый день. А они нам дают то, что нам нужно.
- Гениально, - оценил подполковник. - Вот вам немецкая рациональность. Вы всегда думаете. И поэтому вы опасны. Нельзя вам давать много думать.
Он изрек еще несколько истин в том же духе и наконец согласился дать Ване увольнительную в город.
- Но смотри, без металла не возвращайся, иначе это будет твоя последняя увольнительная. Понял?
- Так точно, товарищ подполковник, понял. Мы этот обмен провернем.
Следующий день начался с долгожданного вручения увольнительной. "Живым ты отсюда не выйдешь", - кажется, это предсказание не сбывалось.
Ваня вышел из части в 9.30. Был пасмурный осенний день. Уже несколько дней шел дождь, кругом стояли лужи. В нескольких сотнях метров от ворот части была трамвайная остановка. Ваня сел на первый попавшийся трамвай и поехал куда глаза глядят. Он твердо решил сначала найти в городе своих единоверцев, а потом уж заняться обменом. Единственное, что он знал о баптистах в городе - что они собираются на Коммунистической улице. Так почти полгода назад сказал комиссар.
"Порядок, - думал Ваня по пути в город. - Верующие на Коммунистической улице".
Где-то в центре он вышел. Моросил мелкий дождь, но Ваня не обращал на него внимания. Твердым шагом он направился в сторону большого рынка - там он надеялся разузнать, где находится Коммунистическая улица.
Рынок бурлил. Крестьяне из окрестных деревень торговали фруктами, овощами, мясом, птицей. Там и сям располагалась барахолка. Было шумно. Ваня подходил к людям, стоявшим около машин с куйбышевскими номерами. "Уж они-то знают, где эта улица", - думал он. Однако они не знали. Потом он стал спрашивать всех подряд. Безуспешно.
- Я в Самаре всю жизнь прожила, - говорила пожилая женщина,- но такой улицы не знаю.
Расстроенный, уходил Ваня с рынка. Улица, идущая от рынка, привела его на большую площадь. На вопрос, что это за площадь, проходившая мимо девушка ответила.
- Площадь Ленина, какая же еще. Вон памятник Ленину стоит, потому и площадь так называется.
Она улыбнулась и пошла дальше. Ваня хотел было спросить ее, не знает ли она Коммунистическую улицу, но не успел. И другие прохожие не могли ему ничего толком сказать. Наконец он решил спросить у милиционера.
- Садись на пятый автобус. Это в старой Самаре, - ответил тот нехотя.
Ваня сел на автобус и поехал в старую Самару, Выйдя наугад, он опять обратился к прохожим. Первая же женщина охотно объяснила:
- Коммунистическая - это третья улица налево. Мы ее, правда, больше Монастырской называем, по-старому. Там раньше монастырь был. Мы, местные, знаете, переименовывать не любим.
Ей, очевидно, нравилось разговаривать с солдатом.
- Большое спасибо, - перебил ее Ваня и поспешил в указанном направлении. Вот и Коммунистическая улица. Он дважды прошел ее всю, но церкви не заметил. Опять надо было спрашивать. Впереди шла женщина средних лет. Ваня догнал ее и вежливо спросил, не знает ли она, где здесь молитвенный дом баптистов.
- А я как раз туда иду, - ответила она, чем несказанно обрадовала Ваню.
По пути к дому общины Ваня познакомился с сестрой Машей. Она работала инженером, а сейчас шла в молитвенный дом, чтобы помочь там в ремонтных работах.
- Может быть, вы мне тогда и в другом деле поможете? - спросил Ваня и рассказал Маше о своем задании. Она сразу назвала несколько предприятий и объяснила, как их найти.
Они подошли к молитвенному дому. Это был старый частный дом, огороженный высоким забором. Маша рассказала, что по воскресеньям здесь собирается более восьмисот молящихся.
- Почти все стоим. Помещение рассчитано ведь только на половину этого количества людей. Зимой - очень неуютно, - добавила она.
Ваня немного рассказал о себе. Потом все опустились на колени и предались молитвам. После долгих месяцев духовной изоляции у Вани было такое чувство, будто он припал к живительному роднику. Выходя из молитвенного дома, он почувствовал прилив сил.
- Мы будем молиться за то, чтобы твой обмен состоялся, - сказала Маша. - Начни лучше сразу с машиностроительного завода. Обязательно найди там главного инженера. Ведь все у него в руках, - советовала она.
В начале четвертого Ваня вошел на территорию машиностроительного завода. Территория была жутко захламлена, кругом валялся металлолом. С большим трудом он разыскал главного инженера.
- Я из военной части. У нас кончился металл, и я пришел, чтобы договориться с вами об обмене. - Ваня сразу взял быка за рога.
- Обмен - это дело хорошее, молодой человек. Но что же вы нам можете предложить?
- За тонну металла мы дадим вам танк или тягач с обслугой. Или, если хотите, взвод солдат для уборки территории.
Главный инженер оживился.
- О, товарищ рядовой, у вас есть деловая жилка, - сказал он и предложил без обиняков: - Тонна металла за двадцать солдат на целый рабочий день. Как ты на это смотришь?
- Хорошо, - ответил Ваня. - В девять ноль-ноль наши солдаты будут здесь.
- Договорились. На следующий день можете забирать металл.
Довольный уходил Ваня с завода. Он провернул дело, которое поможет ему выжить. За ним последовали другие обменные операции. Через пару недель в мастерских было все необходимое: металл, электроды, запчасти и так далее. Офицеры технических служб были довольны. Их "фирма" процветала. Ваня варил ворота для гаражей, оконные рамы, печки. Он стал ценным специалистом. Даже комиссар оставил его на время в покое.

Община на коммунистической улице

Новое положение открыло перед Ваней фантастические возможности. Почти каждую неделю он мог беспрепятственно уходить из части. Почти каждый раз он посещал богослужения в общине на Коммунистической улице. Скоро он чувствовал себя там как дома.
Духовная жажда томила его, он с нетерпением ждал увольнения, чтобы попасть в молитвенный дом баптистов. И вот он снова здесь. На этот раз Ваня припозднился - богослужение уже началось.
Один из диаконов указал ему место на балконе: "Там твоя военная форма не будет так бросаться в глаза". - Ване показалось, что он чем-то встревожен.
Ваня занял место на балконе. Молитвенный дом был заполнен до отказа, молящиеся стояли внизу плечом к плечу, было душно. От спертого воздуха у него на минуту закружилась голова, но потом это прошло.
Пел хор. Рядом с Ваней были такие же верующие, как и он - его братья и сестры во Христе. Часа на два можно было забыть все страдания последних месяцев. Ваня внимательно слушал проповеди, свидетельства и песнопения. Душа его впитывала каждое слово будто животворную влагу.
Вдруг он почувствовал, что кто-то тянет его в сторону. Он обернулся, увидел диакона. Тот шепнул ему на ухо:
- Брат! Уполномоченный по делам религий заметил тебя. Вон он уже пробирается сюда. Иди за мной, я тебя спрячу. Братья его пока задержат. Пригнись и выбирайся потихоньку из зала. Скорей!
Ваня пошел за диаконом. Они вышли с балкона через другую дверь, попали в братскую комнату, потом в так называемую пасторскую и вылезли оттуда в окно. За молитвенным домом они перебежали в небольшую постройку, где Ваню уже ждали несколько пожилых сестер. С ними был еще один солдат.
- Такая вот у нас воскресная служба, - посетовала одна из сестер. - Уж сколько солдат мы спрятали от этого чудовища.
Она отодвинула стол с наваленной на него верхней одеждой в сторону и сказала с улыбкой:
- Добро пожаловать, мои дорогие подпольщики!
За кучей одежды находилась дверь в маленькую каморку. Маленькую настолько, что двое солдат могли там лишь стоять. Они познакомились. Николай приехал с Западной Украины. Хотя он и не отказался взять в руки оружие, у него тоже хватало проблем. Им было о чем рассказать друг другу. Оказалось, что их части находятся no-соседству. Они договорились встретиться еще раз, если получится.
За разговором и не заметили, как прошел целый час. Тут дверь в каморку открылась, и в нее заглянула одна из пожилых сестер.
- Опасность миновала, герои, - сказала она радостно. - Наши стражи порядка ушли не солоно хлебавши, однако очень сердитые, как всегда в таких случаях. Уполномоченный пригрозил испортить нам жизнь, если узнает, что мы вас где-нибудь прячем, - добавила она.
- По-моему, было бы лучше, если бы у нас была в запасе гражданская одежда, - предложил Ваня со свойственной ему практичностью. - Мы бы переодевались перед богослужением, и тогда попробуй узнай, что мы - солдаты.
Ванино предложение очень понравилось сестрам. Уже на следующем богослужении его не пришлось прятать.
На улице ребят ждали несколько семей. Ваня обрадовался, увидев среди них и Машу и ее мужа.
- Ваня! А мы тебя ждем, - сказали они почти в один голос. - Мы приглашаем тебя на обед.
Этот визит в семью Павловых положил начало настоящей дружбе. При любой возможности Ваня заходил к ним в гости. С особой радостью он бывал у Павловых на даче. Дача находилась на берегу одного из многочисленных притоков Волги, всего в пятнадцати минутах езды от части. Было не так уж сложно незаметно уйти из мастерских и съездить на пару часов к Павловым. Нередко приходили и другие молодые баптисты, чтобы помолиться вместе с Ваней. Бывал здесь и Николай. После одного из богослужений Ваня договорился с ним время от времени встречаться на даче. Павловы показали им место, куда они обычно прятали ключи, так что солдаты могли в любое удобное время найти на даче убежище.
Прошло несколько месяцев. В каждый свободный час Ваня стремился в город, к своим новым друзьям-баптистам. Он легко находил общий язык со сверстниками, что пригодилось ему и здесь. Ваня активно помогал общине и раньше, на родине. Здесь, в Куйбышеве, он с увлечением передавал свои знания другим молодым баптистам. Когда Ваня рассказал братьям и сестрам, как распространить листовки, все были в восторге: просто и эффективно. Например, идешь в универмаг, в отдел верхней одежды, и примеряешь в кабинке разные вещи. Самое главное - это карманы: незаметно рассовываешь по ним листовки (их, конечно, надо перед этим написать). Когда молодые миссионеры через некоторое время приходили в магазин, листовок в карманах пальто и курток уже не было - сама же немодная одежда висела месяцами. Ребята шутили: "Наш почтовый ящик все еще висит". Точно так же следовало действовать и в телефонных будках. Заходишь, вроде позвонить, - и оставляешь листовку.
Еще один эффективный способ - посещение так называемых научных конференций по проблемам религии и атеизма в университете. После лекции можно было задавать вопросы, в том числе письменно. Молодые баптисты писали записки, и в результате нередко завязывалась дискуссия. Потом ребята подходили к слушателям, проявившим интерес к этим вопросам.
В Пасху они попробовали провести акцию на кладбище. В пасхальные дни тысячи людей собирались на кладбищах, чтобы помянуть своих умерших родственников. При этом не обходилось без еды и выпивки. "Никто ведь не станет мешать нам, баптистам, поминать наших умерших братьев и сестер", - думал Ваня. Так они и делали: шли от могилы к могиле, пели молитвы и духовные песни, говорили об обращении покойных братьев и сестер в истинную веру, о их жизни в Боге. Такие поминовения продолжались недолго, но вокруг молодых людей собирались сотни слушателей. С теми, кто проявлял особый интерес, завязывали потом беседу.
Евангелическая деятельность принесла вскоре первые плоды. Ваня не всегда мог участвовать в таких мероприятиях, но молился за молодых единоверцев, помогал им советами. Собственные проблемы как бы отошли на второй план. Между тем тучи над ним сгущались.

Причастие на даче

В воскресенье Ваня встретился с Николаем на богослужении. Тот сказал Ване и другим ребятам, что поехал в город самовольно, без увольнительной. Уже несколько дней на него оказывали сильное давление. Волнуясь Николай рассказал о новых придирках своего начальства. Вскоре он собрался уходить, так как не мог долго находиться в отлучке. Ваня предложил ему встретиться в ближайшее время.
- Я постараюсь, но не раньше следующей субботы, часов в десять вечера, - пообещал Николай.
В следующую субботу ровно в десять вечера Ваня был на даче Павловых. Его друг еще не пришел. С трудом он нашел в тайнике ключ. В это время года ночи в приволжских степях, если не было луны, были непроглядно-темными. Такой была и эта ночь.
"Словно тьма неверия, в которую погружены здесь мы, христиане", - подумалось Ване. Найдя ключ, он отпер дверь дачи, вошел и устроился на диване.
Нападки, которым в последнее время все больше подвергался его друг, беспокоили Ваню. Николай не принадлежал к категории бескомпромиссных и крепких в вере людей, к которой относил себя Ваня. По этой причине он и не отказался от оружия. Лишь незадолго до призыва в армию он посвятил свою жизнь Христу. Иногда казалось, что он не выдержит всех испытаний военной службы. Ваня не без оснований боялся за своего друга. Но до сих пор Господь не оставлял его. Так размышлял Ваня, и тут в голову ему пришла странная идея.
"А что если совершить сегодня ночью здесь, на даче, обряд Святого Причастия?" - подумал он и тут же испугался этой мысли.
Уже несколько месяцев ни он, ни Николай не принимали причастия в общине на Коммунистической улице. Так уж случилось, что по воскресеньям, когда обряд совершался, им не давали увольнительной. Мысль о том, чтобы принять вместе со своим другом причастие, все больше овладевала им. И одновременно у него возникло множество вопросов. Можно ли принимать причастие без соответствующей проповеди? Не накажет ли их Господь за этот шаг? Не было ли то, что он собирался сделать, святотатством? Ваня обратился к Святому Писанию. Ему, однако, не удалось найти там никаких доводов против подобной тайной вечери. И еще - где взять вина? Он обыскал всю дачу, но не нашел ни вина, ни виноградного сока. Можно ли было выпить вместо церковного вина простой воды?
Тут раздался стук в дверь. Ваня пошел открывать. На пороге стоял Николай.
- Как я рад, Ваня, что ты еще здесь, - сказал он вместо приветствия. - Я ведь уже потерял всякую надежду, что смогу незаметно уйти из части.
Николай еще не успел отдышаться.
- Ты успокойся сперва, брат, - ответил радостно Ваня. - Я бы все равно прождал тебя всю ночь. Прошло ведь всего... - Он запнулся, взглянул на часы. - Всего несколько часов...
Николай рассмеялся.
- Чем это ты здесь занимался, что часов не наблюдал? - Действительно, не заметил, как столько времени прошло, - ответил Ваня. - Два часа ночи уже.
Потом он рассказал Николаю про свои мысли и предложил ему принять Святое Причастие.
- Ты ведь крещеный? - спросил он затем и облегченно вздохнул, когда Николай утвердительно кивнул: хотя бы эта теологическая проблема не нуждалась в решении.
Николай согласился. Так начался, вероятно, единственный в своем роде обряд. Оба брата дважды прочли историю распятия Христа, поговорили на эту тему и решили в тишине обратиться к Господу и просить у Него полного очищения их сердец.
Оба замолчали и долго не произносили ни слова.
Затем они по очереди помолились. Тут их вдруг охватило глубокое беспокойство. Глаза их наполнились слезами. Им стало страшно: казалось, что кто-то вошел в комнату и стоит прямо перед ними. Ване вспомнились многочисленные случаи его недоброты, гордыни, даже нечестности. Дрожащим голосом он стал каяться в этом перед Господом. Нечто подобное происходило и с Николаем. Около часа исповедовались ребята, и только покаяние принесло покой в их душе.
Братья во Христе обнялись.
Господь необычным образом посетил их и принес очищение. Теперь все сомнения исчезли: они могли принять Святое Причастие.
Ваня налил воды в стакан, вынул из кармана полузасохший кусок хлеба и положил его на стол рядом со стаканом. Как более старший в вере, он попросил Николая прочесть начальные слова из одиннадцатой главы Первого Послания к коринфянам. Николай читал медленно, волнуясь.
На улице, где всего несколько минут назад бушевал ветер, стало до жути тихо, будто сама природа, внимала этим проникновенным словам.
После чтения братья встали на колени и стали поочередно молиться. Это были жертвенные молитвы. Ваня почувствовал, что его охватили примерно те же чувства, что и тогда, в высокой траве за казармой.
Они вкусили крови и тела Господня, и несказанная радость и благодарность наполнила их сердца. Не сговариваясь, они вдруг запели духовные песни. Они все пели и пели, вспоминая забытые слова. Им было радостно. На улице уже почти рассвело.
- Пора идти, - сказал Николай. - Шесть часов. Через час -подъем. До подъема надо быть в койке.
- Прочти еще абзац, Коля, - ответил Ваня. - Я потом прочту Благословение и пойдем.
Николай раскрыл Новый Завет и прочел в Евангелии от Матфея историю о том, как Мария-Магдалина умащивала Иисусу ноги.
- Она отдала Иисусу все,- проговорил Ваня.
- И приготовила Его к смерти, -добавил Николай. При этом он как-то странно взглянул на Ваню.
Ване стало не по себе. По телу у него побежали мурашки, он опустил глаза, помолчал и затем произнес:
- Господь нас сегодня тоже к чему-то приготовил, Николай. Но ты не бойся, Он нас с тобой не оставит.
Друзья распрощались и пошли каждый в свою сторону. По пути в часть Ваню не оставляло чувство, что скоро с ним случится нечто чрезвычайное. Но чтобы его ни ждало-он не боялся.

Несчастный случай

Был ясный сентябрьский день. Солнце уже не пекло, как прежде, но было все еще очень тепло. Ничто не предвещало, что этот день резко изменит Ванину жизнь. Служить осталось семь месяцев, и потом он вернется домой. За прошедшее время Ваня завоевал неоспоримый авторитет. Даже офицеры из комиссариата приходили к нему в мастерскую с различными просьбами. Положение Вани стало настолько прочным, что иногда он даже забывал, где находится. Жизнь роты становилась для него все понятнее, а значит, все безопаснее.
- Гешефт ради выживания, - так называл всю систему Михаил, один из солдат, "в наказание" переведенных в мастерские. - Умей вертеться - тогда выживешь. У армян и немцев это получается лучше всего, - добавлял он частенько в Ванином присутствии.
Шли маневры. Большинство солдат находились на полигонах в приволжских степях, окружавших Куйбышев со всех сторон. Михаила и Ваню оставили в мастерских. Работы было совсем немного - получилось что-то вроде отпуска. Вечерами Ваня находил возможность улизнуть в город к братьям и сестрам баптистской общины. Это было чудесное, спокойное время. Покой царил и в Ваниной душе. Но ведь не зря говорят, что вор приходит, когда его не ждут.
Когда Ваня и Михаил пришли утром в мастерские, их там ждал первый "сюрприз". Перед воротами стояла передвижная мастерская старшины Переделко. Наверно, он приехал ночью.
- Отдохнули - и хватит. Так-то, Ваня, - сказал негромко Михаил. - Этот друг наверняка работу привез.
Не успел он договорить, как дверь мастерских распахнулась и влетел, запыхавшись, солдат из кухонной обслуги.
- Рихтер, скорей на кухню, - завопил он. - Труба с горячей водой лопнула, нас почти затопило. Командир приехал сегодня вместе с каким-то генералом. Нам надо на всех приготовить. Давай, Рихтер, скорей, помоги.
Он чуть ли не умолял Ваню. Но мастерские не обслуживали кухню. Михаил и Ваня с недоумением переглянулись. Они не знали, что делать: присутствие Переделко не предвещало ничего хорошего. Если они уйдут на кухню, может быть скандал. После минутного замешательства Ваня нашел выход.
- Миша! Бери автоген и иди на кухню. А я подожду здесь, посмотрю, что будет. Ты понял?
Еще бы не понять! Прорыв трубы был для Михаила настоящим спасением. Ведь Переделко мог появиться с минуты на минуту и забрать всех оставшихся на маневры. Он быстренько взял все, что нужно, и помчался на кухню.
Странно: как только Михаил ушел, на Ваню напала неведомая тоска. Он вспомнил родителей, семью, подругу, обшиHV. "Увидишь ли ты их еще когда-нибудь?" - подумал он вдруг.
Ему стало страшно. Чтобы отвлечься, он стал, как всегда в такие минуты убирать свой угол в мастерской. Тут и вошел Переделко. Он был чем-то взволнован, глядел в сторону.
- Рихтер, ты должен срочно выполнить одно задание. Нам нужна труба диаметром не менее метра. Поскольку ничего подходящего нет, я решил сделать ее из стальной бочки. Ты ведь знаешь - у нас есть такие бочки из-под бензина и прочего.
Переделко говорил быстро, не глядя Ване в глаза.
- Знаю, конечно. Может, еще что-то случилось, Роман? - спросил Ваня приветливо.
- Да нет, все в порядке. Устал я просто. Этими маневрами они кого хочешь укатают.
- Понятно, - посочувствовал Ваня.
Что-то не нравилось ему в поведении старшины. Странное беспокойство овладело Ваней.
- Бочка вон стоит, у двери, - сказал Переделко и вышел.
- А ты проверил бочку на остатки газов? - спросил Ваня громко, не в силах справиться с тревогой.
- Не беспокойся, проверил. Как всегда, - крикнул старшина из соседнего помещения. В голосе его прозвучали странные нотки.
"Что-то ты сегодня фальшивишь", - хотел сказать Ваня, но промолчал и вышел из мастерской.
- Намучаюсь я с ней, - сказал он в полголоса, разглядывая стальные бока бочки. Автогена у него не было. Придется разрезать электроаппаратом. Ваня открыл крышку, понюхал. Запах ему не понравился: пары бензина.
- Роман! - крикнул он Переделко. - Ты правда проверил бочку? Пахнет как-то странно.
- Чудак! Я же сказал тебе, что все в полном порядке. Тебе нос надо прочистить, - ответил тот раздраженно. - Давай, начинай. Нам скоро ехать.
Опять Ване показалось, что Переделко говорит неправду. Беспокойство стало почти невыносимым. Но все-таки он начал резать бочку.
Всего несколько секунд потребовалось для того, чтобы электрод пробуравил толстый стальной лист. И тут что-то грохнуло. Словно взорвалась бомба. Ваню, склонившегося над бочкой, охватило пламя, жуткая сила подняла и отшвырнула его в сторону. Он попытался подняться, почувствовал, что все лицо разбито, волосы и одежда полыхают. На секунду ему удалось приоткрыть правый глаз - что-то крича, к нему бежали караульные. И сразу все исчезло. С непостижимой быстротой пронеслись перед ним картины детства и юности. Он увидел даже то, о чем никогда никому не рассказывал: картины греха.
- Господи, помилуй меня, грешного, - выкрикнул он и упал.

Ангел в белом аду

Прошло два месяца. Ваня лежал в четырнадцатой палате военного госпиталя в Куйбышеве. Доктор Петров, молодой военврач, делал обход.
- Как он провел ночь, Наташа? - спросил он дежурную медсестру.
- Кто? Баптист? Состояние по-прежнему тяжелое. Он все еще в коме, - ответила та удовлетворенно, словно речь шла об улучшении.
В этот момент Ваня открыл глаза и попросил воды. Петров оживился.
- Нет, Наташа, по-моему, ему лучше.
После того, что с ним случилось, Ваня не приходил в сознание.
- Рихтер, вы меня слышите? - спросил Петров, наклоняясь к Ване.
У Вани перед глазами двигались длинные тени. Все как-то мерцало. Лицо Петрова походило на воздушный шар.
- Воды, воды,- повторял он шепотом.
Петров снова обратился к Ване, но тот, казалось, его не слышал.
- Самое худшее позади,- констатировал Петров. - Кажется, дело пойдет на поправку.
- Товарищ майор, не забывайте про приказ. У меня такое впечатление, что вы не хотите его выполнять.
Тон, каким это было сказано, ясно дал понять, кто здесь командует парадом.
- Не беспокойтесь, дорогая, мы всегда строго выполняем предписания, - ответил Петров с нескрываемой иронией.
Они вышли из палаты. Ваня медленно приходил в себя. Предметы в палате принимали свои действительные очертания. Он увидел кровать, стоявшую напротив.
- Где это я? - спросил он тихо.
Солдат, которому ампутировали ногу, немного приподнялся и ответил:
- Э-э, братишка, да ты у нас просто из мертвых восстал. В госпитале ты, где же еще. В госпитале, понимаешь? Два месяца уже лежишь. Ну, и досталось же тебе!
Он говорил громко, но Ваня все равно плохо его понимал.
Последние слова он вообще не услышал: снова впал в беспамятство.
Проходил день за днем. Наташа становилась все более недовольной. Вопреки всем прогнозам и ее методам "лечения", Ване становилось лучше. Уже через две недели после того, как он вышел из комы, он мог вставать и потихоньку передвигаться без посторонней помощи. Ваня заметил Наташино беспокойство. Догадался он и о том, что доктор Петров был его спасителем. Каждый вечер, когда менялся персонал, он приводил Ваню в процедурную. Ваня даже видел однажды, как он открывает дверь самодельной отмычкой. В процедурной он очищал Ванино тело от мазей, наложенных днем, и натирал его другими... Он давал ему также совсем другие таблетки.
- Их лечение тебе только во вред, - говорил он обычно и прибавлял: - Я знаю, что больно. Придется потерпеть. Пойми: если я не буду этого делать, ты тут скоро загнешься.
- Вы - мой добрый ангел, - отвечал обычно Ваня.
- Держи только язык за зубами. Если кто узнает, что я здесь с тобой делаю, нам обоим не сдобровать, - говорил Петров.
Днем они не разговаривали друг с другом. Петров даже не смотрел в Ванину сторону, делая вид, что этот солдат ему совершенно безразличен. Ваня понимал, что меры предосторожности необходимы, и тоже старался не попадаться врачу на глаза.
"Если это не Божий посланник, не ангел, тогда я не знаю, какие бывают ангелы, - часто думал Ваня. Ему очень хотелось поговорить с майором, расспросить его о том, как он относится к Богу. "Такой человек наверняка верующий", - думал он, но не решался начать разговор.
Прошло три месяца. Ваня чувствовал себя все лучше. Днем он даже добирался до холла, где больные встречались с родственниками.
Однажды утром и к нему пришли гости. С удивлением он увидел лейтенанта Добролюбова и двух солдат из своего взвода. Один из них был Михаил. Они разговорились, но вскоре Добролюбов оставил солдат одних:
- Поговорите лучше без меня.
Михаил рассказал о том, что произошло в части.
- Когда стало известно, как это все с тобой было, несколько солдат пошли к начальству и потребовали, чтобы этот случай был расследован. Рихтер, сказали они, парень знающий и осторожный, он не мог просто так, без проверки, подойти с аппаратом к бочке. Многие считали, что это просто преступление. Кто-то хотел тебя, Ваня, отправить на тот свет, - тихо добавил Михаил в заключение.
- Я знаю, Миша, - ответил Ваня. - Они, по-моему, и здесь хотят добиться своего. Но от судьбы ведь не уйдешь. Нам, христианам, полагается терпеть.
- Нас к тебе пускать не хотели, - продолжал Михаил. - Мы уже несколько раз пытались к тебе прорваться, но на проходной госпиталя нам каждый раз говорили, что здесь нет никакого Ивана Рихтера. Врали, сволочи.
Теперь Ваня понял, почему к нему за два месяца ни разу не пришел никто из друзей.
- Если бы не Добролюбов, мы бы, наверно, до сих пор не знали, где ты лежишь. Он хоть и спецотдельщик, но человек порядочный.
Друзья проговорили уже больше получаса, когда в конце коридора вновь показался Добролюбов.
- Ваня, еще одно дело, - заторопился Михаил, - Тут твои друзья-баптисты несколько раз приходили. Рассказать им про тебя?
- Расскажи им, Миша, пожалуйста! И объясни, где меня найти. По воскресеньям здесь из врачей почти никого. Если бы кто-то из них пришел, это был бы для меня самый большой подарок,- ответил Ваня.
Тут к ним подошел Добролюбов.
- Так, друзья мои, закругляйтесь, - сказал он. - Рихтер, я очень сожалею, что все так произошло. Держись. Желаю тебе, чтобы твой Бог тебя не оставил в беде.
"Странно,- подумал Ваня, - но мне иногда кажется, что этот офицер верит в Бога. Может, у Господа и в КГБ есть свои люди?"
Друзья сдержали слово. В воскресенье в Ванину палату вдруг вошли два брата из общины в белых врачебных халатах. Ему трудно было скрыть свою радость. Они, однако, с серьезным видом играли свою роль, и Ваня рассказывал о своем самочувствии, как будто это были и вправду врачи. Лишь когда Ванин сосед по палате вышел на пару минут, они обнялись. Братья обещали Ване молиться за него, и после их ухода Ваня почувствовал прилив сил. Скоро о том, что с ним произошло, узнает его семья, его друзья на родине. Он был несказанно рад.
Но вот во время одной из ежевечерних процедур между Ваней и Петровым состоялся интересный разговор. Скорее даже и не разговор - ведь говорил в основном Петров.
- Поступил приказ, Рихтер, отправить вас к праотцам, - сказал он после небольшого вступления. - Я думаю, вы и сами все давно поняли. "Несчастный случай" не удался. Мы сделали вам слишком удачную операцию. Мое лечение, кажется, тоже не вписывается в их планы: скоро вы окончательно выздоровеете. А если вы крепко встанете на ноги, то уж никак не скажешь, что, мол, поболел и умер. Наташа о чем-то догадывается, и дело идет, вероятно, к тому, что вас заберут из моего отделения. Это для вас может плохо кончиться, Рихтер. - Петров помолчал и продолжил: - У меня есть идея, Иван Иванович.
То, что он назвал его по имени и отчеству, насторожило Ваню.
- Я думаю, что это для вас единственная возможность выбраться отсюда живым. Однако это потребует от вас мужества, Рихтер.
Петров сделав паузу.
- Я полностью доверяю вам, товарищ Петров, - прервал Ваня молчание.
- Все "товарищ" да "товарищ", - сказал на это врач, поморщив лоб, и продолжил:
- У меня есть друг, глазной врач. Он преподает в здешнем университете и руководит там знаменитой глазной клиникой. Они проводят сейчас эксперименты по кислородному лечению. На животных, разумеется. - Он снова запнулся. В голосе его чувствовалось волнение. - Речь идет о попытке с помощью своеобразной промывки оживить омертвевшие ткани глаза. При этом в глаз накачивают кислород. Это страшно больно. Вы понимаете, о чем я говорю, Рихтер?
Сначала Ваня ровным счетом ничего не понял. Но потом до него дошло, что Петров предлагал ему стать объектом экспериментов в университетской клинике, чтобы избежать неминуемой расправы в военном госпитале.
- Вы, значит, предлагаете мне стать подопытным кроликом, - попытался он пошутить.
- Да нет, Ваня, не кроликом. Дело в том, что там, в клинике, за тобой будут хорошо ухаживать - пусть даже не ради тебя самого, а ради успеха эксперимента. Там ты наберешься сил. Глаз твой мы тут все равно спасти не сможем. Он уже омертвел. Но ведь лучше без глаза жить, чем отдать себя на растерзание этим стервятникам. - В его голосе зазвучала ярость. - И это называется у них "гуманная медицина", товарищ Рихтер. Помните об этом всегда. Вот вам и коммунистическое братство!
В коридоре послышались шаги. Петров быстро выключил свет и направился к двери.
- Спрячьтесь за шкаф,- приказал он.
Петров уже взялся за ручку, когда Ваня негромко, но отчетливо произнес:
- Я согласен быть кроликом.
Петров вышел и заговорил с кем-то в коридоре. Его собеседником была женщина. Из любопытства Ваня приблизился к двери и узнал по голосу медсестру Наташу. Она упрекала Петрова.
- Вы не справились с заданием, Петров, - говорила она раздраженно. - Этот баптист все еще жив. Вам ведь известен приказ. У меня такое впечатление, что вы его защищаете. Я предупреждаю вас, Петров, у вас будут неприятности.
- Погодите, Наташа, дайте мне хоть слово сказать. Я в точности придерживаюсь всех указаний сверху. Лекарства даем какие надо, процедуры - самые вредные, но этот парень лишь выздоравливает. Просто не знаю, как это у него выходит. У меня есть, однако, отличная идея, Наташа. Мы с вами в два счета избавимся от Рихтера. Он непременно сыграет в ящик.
Врач говорил с подчеркнутой развязностью, но Ваня чувствовал нарочитость его тона.
- Ну что ж, выкладывайте свою идею. - Наташа была настроена скептически.
Петров подробно рассказал историю с глазной клиникой. При этом он так красноречиво расписывал тамошние ужасы, что Ваня даже испугался.
- Этот эксперимент не выдержит ни один человек. Тем более Рихтер. Он еще слишком слаб. Уже при первом сеансе сердце у него остановится. А нам это и нужно.
Наташа помолчала немного и потом заявила:
- Надо это дело проверить, Петров. Всегда лучше, когда грязную работу за тебя делают другие. А вы, кажется, кое-что поняли. Мне это нравится. Подумайте - не перейти ли вам в наш отдел. У нас жизнь полегче. Я знаю, что говорю.
Врач промолчал. Потом Ваня услышал, как они распрощались и разошлись в разные стороны. Через несколько минут Ваня вышел из процедурной. Он твердо решил, что согласится на перевод в университетскую клинику.

Подопытный кролик

Через четыре дня Ваню перевели в глазную клинику Куйбышевского университета.
Клиника значительно отличалась от военного госпиталя, причем не только внешним видом палат, на что Ваня сразу обратил внимание. Другими были лица людей - спокойные, приветливые. Ване вдруг вспомнились слова сержанта на призывном пункте в Таллине:
- Сейчас вы все пока еще люди, а через пару дней станете солдатами.
Здесь, в клинике, Ваня снова встретился с людьми. Доброе, сердечное отношение врачей и медсестер поначалу просто поразило его. "Надо же, что с людьми муштра делает",- размышлял Ваня о военной службе.
Он ни на минуту не забывал, что он все еще солдат. Служба для него не закончилась, ему предстояло возвращение в роту. Однако внутренне он уже как-то перестроился. Причиной тому были люди в клинике.
Доброе отношение персонала тем не менее не заслоняло от него тот факт, что и здесь он был "особым пациентом", как выразился один из врачей в разговоре с медсестрами. Ване было запрещено покидать клинику и принимать гостей, его общение с другими пациентами было ограничено, и многое другое отличало его от обычных больных.
Через неделю после перевода в клинику Ване провели первый сеанс лечения. Сам профессор принимал в нем участие. Он сказал Ване, как бы извиняясь:
- Прошу вас понять, товарищ Рихтер - вообще-то не в наших правилах проверять недостаточно отработанные методы на людях. Но ведь мой друг и ученик Петров объяснил вам ситуацию, и вы согласились на это.
- Разумеется, профессор. Я согласен, - ответил Ваня.
- Будет очень больно, Рихтер, нечеловечески больно. Но мы начнем проводить сеансы лечения только тогда, когда вы физически будете в состоянии их переносить.
Сеанс начался. После первого же укола Ваня потерял от боли сознание. В себя он пришел уже в палате. Над ним склонилась медсестра Наташа. По ее лицу было видно, что она довольна результатом первого сеанса. Ваня лежал бледный и измученный. Левый глаз у него сильно опух.
Позади Наташи стоял незнакомый мужчина. Его лицо показалось Ване квадратным и невыразительным.
- Хорошая работа, - сказала Наташа мужчине.
- Оставим его здесь,- ответил незнакомец, повернулся и вышел из палаты. Наташа вышла следом.
Больше недели Ваня не вставал с постели. У него кружилась голова, его тошнило. Медперсонал трогательно заботился о нем. Профессор даже вызвал ортопеда, который занялся лечением Ваниных переломов. Его состояние улучшилось. Лишь через две недели после первого состоялся второй сеанс. Ваня перенес его уже легче: даже не потерял сознание. И снова его посетил незнакомец - на этот раз один. Ваня вовремя услышал его голос в коридоре и притворился смертельно больным.
Он понял правила игры.
Незнакомец вошел в палату в сопровождении профессора. Профессор говорил об огромной ценности этого эксперимента для науки.
- В худшем случае эксперимент может закончиться смертью пациента. Но как бы там ни было - это большой риск.
- Мы это знаем. Но, насколько мне известно, Рихтер добровольно пошел на этот риск.
Профессор взглянул на тяжело дышащего Ваню и понял, что тот притворяется.
- Вы видите, - сказал он, - что после второго сеанса состояние Рихтера значительно ухудшилось. Уже несколько часов он практически не приходит в сознание. Мы опасаемся, что он не перенесет третий сеанс.
- Не торопитесь, профессор, - ответил незнакомец. - До марта он может остаться у вас.
Они еще немного потолковали о проблемах современной офтальмологии и вышли из палаты.
"Этот человек - твой палач", - подумалось Ване, когда за ними закрылась дверь.
Ване снова стало страшно. Он начал мысленно молиться.

Божья помощь

Прошло еще несколько недель. Ваня чувствовал себя все лучше. Третий сеанс, проведенный опять-таки после двухнедельного перерыва, был также чрезвычайно болезненен, но Ваня держался молодцом.
- Скоро вы совсем выздоровеете, - сказала ему однажды вечером симпатичная медсестра Ольга. Она, судя по всему, полюбила Ваню, хотя он не отвечал ей взаимностью.
В тот вечер дежурила снова Ольга. Было уже около десяти часов, Ваня заснул. Вдруг его разбудило грубое прикосновение: кто-то пытался сделать ему укол. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой квадратное лицо незнакомца.
- Это вы? - прошептал он удивленно.
- Ваше состояние заметно ухудшилось, Рихтер, - сказал тот, и в этот момент Ваня почувствовал боль от укола. - Сейчас вам станет лучше. Вы будете спать спокойно, - добавил он и быстро вышел из палаты.
Ване стало жутко. На полу валялась пустая ампула. Дрожащей рукой он поднял ее. Голова у него закружилась. В этот момент в палату вошла Ольга.
- Ваня, кто здесь был? - спросила она, увидела, как он побледнел, и подбежала к постели. - Ваня, что случилось? - воскликнула она так громко, что проснулись другие больные.
Ваня уже не мог говорить. Ампула выскользнула у него из руки и упала на коврик. Ольга подняла ее, прочла надпись и закричала, что было сил:
- На помощь! Убийцы! Кто-то хотел отравить Рихтера! Крича, она выскочила в коридор.
Через минуту Ваня уже лежал на операционном столе. Помощь подоспела вовремя.
На следующее утро его посетил сам профессор. Он попросил всех выйти из палаты и сразу заговорил о вчерашнем посетителе.
- Вы уверены, Рихтер, что уже видели здесь этого человека?
- Абсолютно уверен, товарищ профессор. Это был тот человек, который приходил ко мне вместе с вами несколько недель назад. Помните, я тогда разыграл смертельно больного?
- Я верю вам, Рихтер, я охотно вам верю. Теперь пришло время покинуть нашу клинику. Вам здесь оставаться опасно, понимаете? Вам следует вернуться в военный госпиталь.
Профессор дал Ване несколько общих советов, как ускорить процесс выздоровления, и сердечно распрощался со своим "особым пациентом".
- В следующий понедельник мы отправим вас в госпиталь. Желаю вам, Рихтер, и в дальнейшем Божьей помощи. Хотя я и не верю в Бога, но если сложить вместе все случайности, спасавшие вам до сих пор жизнь, то следует признать, что без вмешательства высших сил здесь не обошлось, - сказал профессор и вышел.
Шла последняя неделя Ваниного пребывания в университетской клинике. Одни знали о том, что с ним произошло, другие не знали, но все относились к нему одинаково хорошо.
В четверг в палату вбежала Ольга. Она была очень взволнована.
- Ваня! - воскликнула она. - К тебе мать приехала! Ваня с недоумением посмотрел на медсестру.
- Я уже несколько месяцев не получал из дома писем. Моя мать, наверно, даже не знает, где я нахожусь, - ответил он.
В этот момент открылась дверь и вошла маленькая женщина лет пятидесяти с типично крестьянским лицом. Без малейших колебаний она подошла к Ване, обняла и поцеловала его. "Сынок, сыночек мой", - повторяла она при этом. Обнимая Ваню, она прошептала ему на ухо:
- Я - твоя сестра во Христе. Господь прислал меня к тебе. Позволь мне быть сегодня твоей матерью.
Ваня принял игру, хотя и без особой охоты. Ольга была счастлива - Ванина мама приехала. Она попросила больных оставить мать с сыном наедине.
- Чтобы вы могли спокойно поговорить, - сказала она.
- Меня зовут Мария Павловна, - представилась незнакомка. - Сегодня ночью мне приснился сон, - продолжала она. - Я увидела эту больницу, эту палату и тебя в ней. Вокруг больницы я видела много злых людей, и все они хотели навредить тебе. Мне показалось даже, что они хотят убить тебя. Потом мне привиделось существо, похожее на ангела. Ангел сказал мне, чтобы я приготовила горячую пищу и отнесла ее тебе. И еще сказал чудесные такие слова, что-то вроде: "Он слаб, ему нужна помощь и утешение. Иди к нему и стань ему матерью". Потом все исчезло, и я проснулась. Я сразу поняла, что сон мне послан свыше. Я пошла, приготовила пельменей, и вот я здесь.
Когда она рассказывала эту историю, в глазах у нее стояли слезы. Ее грубоватое лицо даже помолодело. Она вынула из корзинки большую банку с пельменями.
- Теплые еще, - сказала она. - Я их хорошо укрыла. Я ведь живу на окраине, до больницы мне больше часа на трамвае ехать. Пельмени вкусные. По-моему, еще не остыли.
Ваня был так растроган, что не находил слов. Сам Господь заботился о нем. И вот его посланник - совершенно незнакомый человек. Лишь после того как Ваня съел несколько пельменей, он заговорил.
- Сестра, - сказал он, - через несколько дней мне придется вернуться в военный госпиталь. Меня хотели убить. Но Господь не допустил этого. А вот теперь ты пришла. Господи, как ты велик!
Ваня заплакал от счастья.
В этот момент в палату вернулась Ольга. Она была расстроенна.
- Ваня! Та медсестра из госпиталя пришла. С профессором разговаривает. Давай, я тебя где-нибудь спрячу.
- Опять Наташа! По-моему, она пришла, чтобы забрать меня в госпиталь. Ваня нежно обнял сестру во Христе: - Спасибо тебе, Мария Павловна. Ты была мне сегодня, как ангел Божий. Иди, а то у тебя будут неприятности.
- А пельмени я оставлю. Кушай! Чтобы силы были, - сказала женщина и вышла из палаты.
Ваня вышел следом и смотрел, как она идет по коридору, утирая слезы большим цветастым платком. "Господь дал мне вторую мать", - подумалось ему.
Вдруг в конце коридора он увидел профессора и Наташу, идущих к его палате. Нельзя было терять ни секунды. Он закрыл дверь и стал судорожно соображать, куда ему спрятаться. Тут в палату влетела Ольга с половой щеткой.
- Ваня, скорее в шкаф, - приказала она.
Он не заставил себя уговаривать. Ольга стала быстро снимать с постели белье.
Через минуту дверь в палату открылась и вошла Наташа в сопровождении профессора.
- Сестра, а где же больные? - спросил профессор удивленно. - Кстати, зачем вы меняете белье после обеда? - осведомился он затем.
- Больной Рихтер ходит под себя,- соврала Ольга и добавила: - Ему, кажется, опять стало хуже, профессор.
- Она обманывает, - перебила ее вдруг Наташа. - По нашим сведениям, Рихтер чувствует себя прекрасно, и мы сегодня же заберем его назад в госпиталь.
- Погодите, товарищ профессор, - опять вмешалась Ольга. - Я видела эту женщину вместе с тем человеком, который хотел отравить больного Рихтера.
- Что за чушь! - возмутилась Наташа. Но Ольга не сдавалась:
- Да, профессор, это точно была она.
- Действительно, была попытка отравить Рихтера. - Профессор хотел объяснить ситуацию и тем самым несколько разрядить обстановку. - Сестра вовремя подоспела и спасла ему жизнь. С тех пор наши сотрудники в каждом посетителе подозревают убийцу. Извините ее, пожалуйста.
- Пойдемте, - проговорила Наташа.
Вероятно, она испугалась. Дело получало огласку. Она, конечно, не хотела, чтобы ее заподозрили в покушении на убийство.
- Петров приедет в субботу и заберет Рихтера. Пожалуйста, скажите это ему, когда он вернется, - сказала она профессору уже в коридоре.
- Ваня, выходи! - позвала Ольга, не скрывая своей радости. - Баба-Яга улетела.
- Ты, Оля, просто молодец,- поблагодарил ее Ваня, вылезая из шкафа. - Но насчет того, что я хожу под себя - это ты уж слишком, этого я тебе не прощу!
Оба рассмеялись.
Ночь с четверга на пятницу, всю пятницу и следующую ночь Ваня провел в молитвах. Он прятался ото всех и молился. Он готовил себя к новому этапу борьбы. Он пока еще не выбрался из логова страшного зверя, но впереди уже забрезжил свет. В последнюю ночь, проведенную в клинике, он вдруг отчетливо услышал голос, который сказал:
- Ты будешь жить, потому что я так хочу.
Покой воцарился в душе Вани. Со слезами на глазах он поблагодарил Господа за утешение и уснул.

Возлюби врага своего

Ворота медленно отворились. Ваня ступил на территорию своей части. Была весна. Все кругом цвело. Лучшее время года, буйство жизни. Даже газон, который в прошлом году было приказано покрасить поярче перед визитом генерала из Москвы, выжил и зеленел теперь естественным цветом. Ваня вспомнил эту историю и усмехнулся. Это случилось в разгар лета. Жиденькая трава пожухла под палящим солнцем. Чтобы порадовать глаз генерала, командир, не долго думая, приказал покрасить газон зеленой краской. И именно Ване "посчастливилось" исполнять этот дурацкий приказ. Он тогда думал, что трава погибнет. Но природа оказалась сильнее человеческой глупости.
Ворота за Ваней закрылись. Ему вспомнилось, как два года назад он впервые попал в часть. Тогда ему было страшно. Теперь вместо страха в его душе царил покой. Теперь у Вани был опыт. Он научил его верить. Верить в Бога.
Было обеденное время. Все находились в столовой. Раньше Ваня поторопился бы занять хорошее место. Теперь же он шел не спеша, чуть согнувшись от все еще не отпускавшей боли в спине. Его комиссовали. Солдатская жизнь для него закончилась. Всего за несколько недель до завершения срочной службы ему дали инвалидность третьей группы.
Он медленно шел мимо главного здания. Там, на третьем этаже, был кабинет полковника Карьерова, который почти два года назад обещал не выпустить его живым за ворота части.
"Это он, наверняка, отдал приказ меня уничтожить, - размышлял Ваня. - Но ничего у него не вышло. Бог все же сильнее". Ване стало смешно, и он рассмеялся. Со стороны он производил, наверно, странное впечатление: тощий, сутулый, с почти совсем лысой головой - настоящий живой труп. Да еще смеется.
Ваня не ожесточился. Он радовался вновь дарованной ему чудесным образом жизни. Тело его еще не оправилось от мук, испытанных за последние месяцы. Но в душе была радость.
Он вошел в столовую. За третьим длинным столом сидели ребята из мастерских. Дункин первым заметил Ваню.
- Рихтер вернулся! - завопил он вдруг так громко, что услышала вся столовая. Все затихли. Как по команде, его друзья вскочили со своих мест и бросились к нему. У Вани комок подступил к горлу. Его любили, любили несмотря на травлю, организованную начальством. Они ответили любовью на его любовь. Объятиям и рукопожатиям не было конца.
Вдруг прямо перед собой Ваня увидел Абдуллаева. Он тоже хотел пожать Ване руку.
- Ты для меня как святой, - сказал он тихо, - Я тэбя никогда не забуду.
- Свят только Бог,- ответил Ваня. Он хотел сказать Абдуллаеву что-нибудь хорошее, но его уже утащили в сторону.
Больше часа длилась эта сцена. Время обеда давно уже прошло. Однако офицеры не вмешивались. Они молча наблюдали за солдатами, выражающими свою солидарность с человеком, которого военные законы предписывали им ненавидеть. Его любовь была сейчас сильнее военных законов.
Ванины друзья решили организовать вечеринку в его честь. Чтобы встреча не сорвалась, один из слесарей подстроил поломку личной машины командира. В таких случаях весь взвод отправляли на работу в ночную смену. Так было и на этот раз.
По пути к мастерским Ваня столкнулся с Переделко в форме прапорщика. Тот опустил голову и хотел прошмыгнуть мимо. Но Ваня окликнул его:
- Привет, Роман! Поздравляю с повышением! Переделко остановился, помолчал и потом произнес, не поднимая глаз:
- Ваня, я знаю, что я - предатель и трус. Это я во всем виноват. Прости меня. - Голос у него дрожал.
- Ладно, что уж там, Роман. Я знаю, тебя заставили это сделать. Я тебя давно простил.
Только теперь Переделко посмотрел на Ваню. Он плакал.
- Я не хотел, Ваня. Меня заставили. Они грозили, что выгонят меня из армии, если я не подчинюсь. Ты же знаешь, для меня служба - это все: мой дом, моя работа. Я...
Он хотел еще что-то сказать, но не мог - слезы душили его.
- Хватит, Роман, не говори больше ничего. Я все забыл и простил. Я ведь и тебя полюбил, потому что Бог тебя любит. А как мне тебя не любить, Роман? Из-за моих грехов распяли Христа, сына Божьего. Я его убил. А он меня простил, привлек к себе и научил прощать. Потому и я тебя прощаю.
Вдруг Переделко обнял Ваню. Оба плакали.
- Хотел бы я стать таким, как ты, Ваня, - шептал он. - Помоги мне, прошу!
- Я не могу тебе помочь, Роман, - ответил Ваня взволнованно, - но Господь поможет тебе. Ищи Его.
Солнце давно зашло. В сиянии полной луны все предметы отбрасывали длинные тени. Ваня и Роман стояли посреди огромного пустого двора и плакали. Их тени тянулись через весь двор, сливаясь в одну.
Наступила ночь. Светлая ночь. Светлее, чем все ночи этих долгих двух лет.

Издательство Logos Verlag GmbH, г. Билефельд, Германия