Пишу вам, дети
Наш YouTube - Библия в видеоформате и другие материалы.
Христианская страничка
Лента обновлений сайта
Медиатека Blagovestnik.Org
в Telegram -
t.me/BlagovestnikOrg
Видеобиблия online

Русская Аудиобиблия online
Писание (обзоры)
Хроники последнего времени
Українська Аудіобіблія
Украинская Аудиобиблия
Ukrainian
Audio-Bible
Видео-книги
Музыкальные
видео-альбомы
Книги (А-Г)
Книги (Д-Л)
Книги (М-О)
Книги (П-Р)
Книги (С-С)
Книги (Т-Я)
Новые книги (А-Я)
Фонограммы-аранжировки
(*.mid и *.mp3),
Караоке
(*.kar и *.divx)
Юность Иисусу
Песнь Благовестника
старый раздел
Бесплатно скачать mp3
Нотный архив
Модули
для "Цитаты"
Брошюры для ищущих Бога
Воскресная школа,
материалы
для малышей,
занимательные материалы
Список ресурсов
служения Blagovestnik.Org
Архивы:
Рассылки (1)
Рассылки (2)
Проповеди (1)
Проповеди (2)
Сперджен (1)
Сперджен (2)
Сперджен (3)
Сперджен (4)
Карта сайта:
Чтения
Толкование
Литература
Стихотворения
Скачать mp3
Видео-онлайн
Архивы
Все остальное
Контактная информация
Поддержать сайт
FAQ


Наш основной Telegram-канал.
Наша группа ВК: "Христианская медиатека".
Наши новости в группе в WhatsApp.

Хорев М.И.

Пишу вам, дети

Оглавление

Письмо первое
Письмо второе
Письмо третье
Письмо четвертое
Письмо пятое
Письмо шестое
Письмо седьмое
Письмо восьмое
Письмо девятое
Письмо десятое
Письмо одиннадцатое
Письмо двенадцатое
Письмо тринадцатое
Письмо четырнадцатое
Письмо пятнадцатое
Письмо шестнадцатое
Письмо семнадцатое
Письмо восемнадцатое
Письмо девятнадцатое
Письмо двадцатое
Письмо двадцать первое
Письмо двадцать второе
Письмо двадцать третье
Письмо двадцать четвертое
Письмо двадцать пятое
Письмо двадцать шестое
Письмо двадцать седьмое
Письмо двадцать восьмое
Письмо двадцать девятое
Письмо тридцатое
Письмо тридцать первое
Письмо тридцать второе
Письмо тридцать третье

Письмо первое

28 января
Приветствую вас, мои милые родные. Спешу утешить вас, а вместе с вами и сам нуждаюсь в утешении. Я вновь в тюрьме. Мы вновь разлучены. Христос утешал взволнованных учеников словами: "Мир Мой даю вам". Пусть люди мира сего прилагают богатство к имению своему, растут в величии своем, пользуются греховными наслаждениями. А нам Христос дает Свой мир. Поклонимся Господу за такой чудесный подарок.
Дорогие мои, не считайте себя обездоленными, когда притесняют вас, не считайте себя сиротами, хотя мне вновь приходится идти в тюрьму за служение Господу. Христос дает нам Свой мир, а в этом наивысшая компенсация всех потерь!
Знаю, как хочется вам все знать обо мне и особенно о первых днях моего ареста. Я разделяю вашу тревогу и хочу поделиться некоторыми подробностями. Но в одном письме я сделать это не смогу, поэтому вооружитесь терпением и ждите очередных писем.
Меня арестовали 26 января 1980г. в г. Ленинграде, у дома моих сестер. 00.30. Началась суббота. Два работника уголовного розыска, которые дежурили у дома, ожидая меня (а вы знаете, что круглосуточное дежурство милиции было и у моего дома в Кишиневе), отвели меня в милицию. Поместили в камеру. Три дня я был в ней один. Я знал, что этот привод в милицию есть начало моего третьего срока.
Как только меня завели в камеру и двери закрылись на замок, я склонил колени перед Богом. Скажу вам каково было содержание молитвы. Благодарственная была молитва. Я Господа благодарил за все: и за тернистый путь, по которому прошел Христос, и за дорогую Церковь, которая вот уже 20 веков идет Его путем. Благодарил Бога за то, что Он дал мне познать не только радость спасения, но и радость в страданиях за возлюбленную Церковь, чтобы вместе страдать и вместе явиться в славе пред Господом. Я благодарил Бога за эту камеру, где совершена моя первая молитва в новых скитаниях. Молился и о всех вас, дорогие, чтобы вы не были чрезмерно в печали за меня, но, доверяя Господу все вопросы жизни, навсегда избрали бы путь Христов.
В камере было очень холодно. И хотя одет я был по-зимнему, все равно замерз. Приходилось быть все время в движении. А когда одолевала усталость и сильно хотелось спать, начинил делать физические упражнения до полной усталости и тогда, согреваясь таким образом, быстро снимал пальто и ложился спать на нары так, чтобы пальто служило и подстилкой и одеялом. Укрывшись с головой, быстро засыпал. Просыпался от сильного холода. Ноги очень замерзали. Опять согревался за счет усиленных физических упражнений, но спать уже не хотелось. Часа два сна вполне укрепляли физические силы. Особо торжественно я провел 27 января.
Воскресный день. Я знал, что меня на днях увезут в Ленинградскую тюрьму "Кресты". И я с благоговением ждал этого часа. Вы спросите почему? Когда моему папе было 48 лет - его арестовали как служителя Христова и увезли в эту тюрьму. Мне тогда было семь лет. И вот я достиг возраста отца своего и иду по стопам его через те же тюрьмы, а может быть, и через те же камеры,
Я вспомнил свое детство, особенно последнюю беседу мою с папой, и не мог без глубокого волнения не припасть к ногам Иисуса Христа, благодаря Его за моих родителей, которые научили меня любить Господа больше всего на свете! Каким коротким мне показался этот воскресный день! Я его провел в песнопении, в молитвах и радостных размышлениях. Постараюсь, дорогие мои, и вас приобщить к радости моего воскресного дня - 27 января 1980г. и прошу Господа, чтобы Он уровнял пути для следующего письма, в котором продолжим начатый разговор.

Письмо второе

Помни весь путь, которым вел тебя Господь.
Втор.8:2
Мои милые родные, сегодня я решил продлить разговор, начатый в предыдущем письме, в котором я писал вам о первых днях моего пребывания под арестом в г. Ленинграде. Да, воскресный день 27 января 1980 года останется в моей памяти как один из прекрасных дней, когда Господь чудно посетил меня и напомнил о чудных делах Своих в моей жизни. Этот воскресный день был для меня днем благодарения.
Я был один, никто не отвлекал меня. Я вспоминал детство, родителей и благодарил Господа, что они научили меня любить Его, идя от юности тернистым путем за Иисусом. Я постараюсь, если Господь продлит жизнь нашу, рассказать подробно вам обо всем, что я запомнил и чему научился в детстве. Ведь мой папа уделял нам очень много времени для воспитания в учении Господнем. Но сегодня хочу рассказать вам, дорогие мои, о той беседе с папой, которая волновала сердце мое 27 января 1980 года.
Шел 1938 год. Трудное это было время для Церкви Христовой. А этот год особенно. Мы жили в г. Ленинграде. В этом году все 14 молитвенных домов были закрыты, служители церкви арестованы, многие их семьи сосланы на север. Эта же участь ожидала и нас, ведь мой папа тоже был служителем в одной из баптистских церквей г. Ленинграда, а всех служителей и активных членов церкви уже арестовали. Ждал ареста и мой папа. У дверей нашей комнаты лежал рюкзак, собранный им в дорогу, и мы, дети, часто подходили и перебирали содержимое мешка. Там было нательное белье, черная рубашка, ватные брюки (в заплатках, ведь жили мы бедно), подшитые папой валенки, миска, ложка и кружка. Вот и весь багаж.
Однажды после работы (а работал он электромонтером) он сидел за столом, что-то писал. Мы - дети - окружили его, и он начал с нами непринужденную беседу. Эта беседа оставила глубокий след в моей душе.
"Дети, - говорил он, - я отправляюсь в далекий путь. И вернусь ли когда-нибудь домой - не знаю. Только Господь знает и мой путь, и все трудности на пути, и время скитания. Так вот, отправляясь в дальнюю дорогу, хочу договориться с вами сейчас о месте встречи, чтоб нам не потерять друг друга, но всегда быть вместе". И чтобы мы лучше поняли, пояснил, что, направляясь в многолюдные места: на рынок или в универмаг, или на железнодорожный вокзал, люди стараются заранее назначить место встречи, если случится непредвиденно потерять друг друга. Эти места встреч бывают различными: у ворот рынка, у справочного бюро на вокзале и т.д.
"А мы тоже на время потеряем друг друга. - продолжал он. - Поэтому я предлагаю вам, детки, встречу у "белого престола". Как только войдете в небесный Иерусалим, приходите к белому престолу, где будет восседать Иисус Христос, и я там буду. И мы встретимся и больше никогда не будем разлучаться". И тут он стал карандашом рисовать небо и белый престол, куда придут поклониться все странники Божьи. Говорил он все это с такой увлеченностью и вдохновением, что остаться равнодушным было невозможно. И запомнилось на всю жизнь.
Папа знал, что больше не вернется на свободу, но, имея глубокое упование на Господа, доверяя себя и свою семью Ему, смело шел по стопам Иисуса Христа, зная, что кто с Ним страдает, с Ним и царствовать будет. Повторяю, папа имел это святое упование, но он хотел, чтобы и дети его были тоже в Царстве Небесном.
Как же мне не радоваться и не благодарить Господа, что у меня был такой любящий Господа и заботливый о своих детях отец!
Через 3 - 4 дня после этого его арестовали. Мы провожали его только до дверей, дальше нам не разрешили идти. "Воронок" стоял напротив окна нашего дома, и нам хорошо было видно, как он с небольшой ношей на плече, подойдя к машине под охраной солдат НКВД, посмотрел в нашу сторону, улыбнулся, поднял слегка правую руку, приветствуя и прощаясь с нами, и все. Дверца захлопнулась и машина увезла его.
Прошло восемь месяцев и папа нам написал последнее письмо с далекого Севера. Он писал это письмо накануне перехода и вечность, за 1 - 2 часа. (В 1955 г. я встретил брата, который тогда находился вместе с ним. Он многое рассказал мне о его последних днях жизни.) Папа писал в этом письме очень мало: "Милая, если ты услышишь, что я умер, то не верь, потому что верующий не умирает, а переходит от смерти в жизнь".
Я в этой камере 27 января 1980 года благодарил Бога за моего папу и просил у Него силы и мудрости быть таким отцом, который и вам, мои милые дети, оставил бы пример подражания Иисусу Христу.
Через пять месяцев после ареста папы я видел его на свидании в "Крестах", но об этом посещении тюрьмы в детском возрасте я постараюсь написать в следующем письме.

Письмо третье

Как-то вечером мама пришла домой и сообщила, что папу осудили на пять лет и завтра мы идем в тюрьму к нему на свидание. Для нас этот день был праздником. Вам, дорогие мои, знакомо это чувство внутреннего волнения. Ведь вот уже в третий мой срок вы приезжаете ко мне на свидание!
Что мне особенно запечатлелось тогда в моем детском воображении? Расскажу по порядку. Администрация тюрьмы заявила маме, что ей не следовало бы давать свидания с мужем, так как он в камере занимается "пропагандой". - "Но ради детей все-таки дадим". На свидании мама спросила: "Говорят, ты занимаешься здесь какой-то "пропагандой"? Папа улыбнулся и говорит: "Молюсь я Богу открыто, совершая коленопреклоненную молитву, а после молитвы мне задают вопросы, и так все дни в камере проходят в беседе о Боге".
Хочу описать внешнюю обстановку самого свидания. Всем, кому разрешили свидание с близкими, сказали зайти в одну большую комнату. Народу собралось человек около 50-ти. И всем объяснили как вести себя на свидании: нельзя громко разговаривать, передавать что-либо, обмениваться рукопожатием и еще что-то говорили, но я уже не помню. Затем открыли дверь и посетители стали заходить куда-то. Мы, дети, первые вбежали в комнату для свидания и растерялись. Непривычная обстановка! Я постараюсь описать ее. Большая комната огорожена П-образным барьером в два ряда. С одной стороны барьера стоят заключенные, с другой - посетители. А между барьерами проход, по которому ходят надзиратели. Посреди комнаты - большой стол.
Итак, мы вбежали в эту комнату и остановились посреди, осматривая всех стоящих вокруг. Вдруг слышим знакомый голос: "Деточки". Я увидел папу. Он стоял, облокотившись на барьер, и улыбался. Мы подбежали к нему (три мои сестры и я). Но барьер был для нас высок, и нам пришлось отойти на расстояние от барьера, чтобы видеть папу. Но вот в комнату зашли все посетители и люди у барьера стали в два ряда. В такой обстановке взрослым было трудно что-либо увидеть, а детям тем более. Стоял сильный шум. Каждый старался говорить так, чтобы быть услышанным другой стороной. Я забрался на стол и стоя наблюдал за всем происходящим.
Рядом с папой, по правую сторону, стоял худощавый пожилой еврей. Слезы из глаз у него текли постоянно. Он о чем-то горячо говорил своей жене, а потом как закричит на весь зал: "Тише, товарищи!" Все чуть приумолкли, а он громче всех говорит: "Фирочка, ты веришь мне? Ведь я ни в чем не виноват!" Он еще о чем-то говорил своей Есфири, но общий шум вновь стал набирать силу и все слилось в одно.
Для меня была интересна сама обстановка. Все взволнованные, многие плачут и по ту и по эту сторону барьера, а мой папа приятно улыбается нам. Стоя на столе, я не слышал ни одного его слова из разговора с мамой. Шум стоял невыразимый. Но навсегда запомнилось мне спокойствие, мир и какая-то торжественность в выражении лица папы, в его взгляде, в поведении, в манере разговора.
30 минут свидания прошли быстро, и все посетители нехотя стали выходить. Последними выходили мы, дети. Папа говорит нам: "Вы помните, где мы встречаемся? У белого престола!" И левой рукой опираясь на барьер, поднял правую руку и указательным пальцем показал наверх. Мы не знали, что расстаемся с папой навсегда.
Во время свидания у него сильно болели ноги, поэтому он опирался на барьер, а маме он ничего не сказал о плохом здоровье. Решил не расстраивать ее. И только в 1955г., когда мне случайно довелось встретить брата, который был тогда вместе с папой в тюрьме, я узнал, что у папы так сильно болели ноги, что он даже не мог сам идти на свидание, ему помогали заключенные.
Это было мое первое и последнее свидание с папой в заключении. Больше я никогда не видел его. Но на всю жизнь он запечатлелся в моем детском сознании как верный служитель Божий и я всегда хотел ему подражать. И твердо знаю, что встретимся мы с ним у белого престола на небесах, и радости этой встречи не будет конца.

Письмо четвертое

Дорогие мои! Вы помните, что в первом письме я писал вам о том, как прошел мой первый воскресный день в заключении. Хочу продолжить мои воспоминания.
Мне уже было известно, что из милиции, куда меня сразу привезли после ареста, заключенных увозят в тюрьму по вторникам и пятницам. Это значит, что во вторник, 29 января, "воронок" меня привезет в "Кресты", как и 42 года назад было с моим папой. Ах, как мне хотелось тогда сказать ему: "Папа, я приду к белому престолу и воздам славу победителю Иисусу Христу и там встречусь с тобой и со всеми святыми, прошедшими тернистый путь Христа".
Но чтобы достичь этой цели, нужно пройти узким путем тюрем, пересылок, допросов, судов, долгих разлук... Да разве можно перечислить все, что встретится на нашем жизненном пути?! Но мои воспоминания будут неполными, если я упущу еще один эпизод из своего детства, очень важный, на мой взгляд.
Когда арестовали папу, то перед выходом из дома он предложил совершить семейную молитву. Я не помню содержания ни своей молитвы, ни молитвы своих сестер и мамы, но помню, что папа говорил приблизительно так: "Господи, я очень люблю своих детей и жену. Для меня дорог семейный очаг. Но больше всего на свете я люблю Тебя, поэтому избрал тернистый узкий путь. Доверяю Тебе свою семью со всеми ее запросами и нуждами. Позволь, Господи, считать, что Ты берешь всю полноту ответственности за моих детей, за всю мою семью - на Себя. Я знаю, Владыко, что Ты всегда верен Своему обетованию, и когда закончатся мои скитания и я явлюсь к Твоему престолу, чтобы воздать Тебе славу, - увижу там и всю мою семью. Славлю Тебя за такое упование, которое Ты дал мне сегодня! Да будет имя Твое благословенно в этой разлуке!"
Дорогие мои дети, в этот день я особенно благодарил Господа за таких родителей, которые возлюбили Бога своего всем сердцем, всем разумением, всеми чувствами. Имею большое желание подробно порассуждать об этом с вами и надеюсь исполнить это в следующих письмах. А сейчас хочу рассказать, как прошел мой следующий день заключения, т. е. понедельник, 28 января 1980г.
Я уже писал вам, что в камере я был один, но в других камерах за три дня народу набралось много. У дверей моей камеры в коридоре поставили передвижной столик, и сотрудник милиции, пожилой мужчина, стал вызывать по одному всех арестованных и брать отпечатки пальцев у каждого. Для меня процедура эта не нова, и я ждал своей очереди. Исполнитель этой формальности был человеком словоохотливым, любознательным, вернее, любопытным. У каждого он спрашивал за что тот задержан и - кому посочувствует, кого и пожурит за плохой поступок. И делал он это, не отвлекаясь от основной работы. Например, двум алкоголикам советовал: "Пить надо в меру, как я, - только по праздникам". Уклоняющегося платить алименты журил за неотцовские чувства, насильника укорял за разложение нравственности. Словом, всем находил что сказать - хулиганам одно, ворам другое. Я увлекся, внимательно слушая все, что происходило у дверей моей камеры, и думал: "А что скажет этот человек мне, какие наставления выслушаю от него?"
Наконец, настала и моя очередь. Открывается дверь моей камеры, и я выхожу в коридор. Мне прочитали постановление прокурора о задержании, в котором вкратце была изложена моя вина: нарушение законодательства о религиозных культах, ст.142. Пожилой мужчина, который брал у всех отпечатки, посмотрел на меня с недоумением: "Я ничего не понимаю, за что же все-таки вас задержали?" Я коротко объяснил ему, что я христианин, проповедую Евангелие и рассказал ему о Иисусе Христе, о спасении души. Говорил минуты 2-3, меня никто не перебивал. Заканчивая, я спросил слушающих меня (а их было трое): "Вы когда-нибудь читали Святое Евангелие?" Вместо ответа пожилой мужчина спросил меня: "А кто вы по вероисповеданию?" Как только он узнал, что я баптист, в нем все переменилось. Стал кричать на меня, обвинять во всех смертных грехах. По его словам, мы и детей в жертву приносим, и на богослужениях занимаемся развратом, и еще многое-многое говорил и говорил.
Кое-как взял он у меня отпечатки пальцев, и я пошел в свою камеру. А он все никак не мог успокоиться и продолжал говорить со мной даже через закрытую дверь. Чего только я не слышал в обвинение! - Мы и предатели родины, и человеконенавистники, и американские агенты... Да стоит ли все перечислять? И относилось это не только ко мне, а скорее ко всем верующим. Вывод его был такой: "Если бы не вы, давно коммунизм был бы построен".
И думал я: откуда у него такая ненависть к верующим, такие жуткие обвинения? "Может быть, - рассуждал я, - он был лично знаком с людьми, которые называли себя христианами, но не были таковыми на деле и своим поведением дали повод злословить Церковь Христову?"
Озабоченный этим предположением, я спросил через дверь: приходилось ли ему встречаться с верующими, разговаривать с ними или, быть может, жить по соседству? К моему удивлению, оказалось, что он никогда не был знаком с верующими и в лице меня впервые встретил баптиста, а знает о нас "хорошо" по рассказам, много читал и в кино видел таких изуверов, как я.
Долго в тот день шел в коридоре разговор о разных небылицах, о нас! Но больше в разговор я с ними не вступал.
"Молитесь за обижающих вас", - сказал Христос. И мне очень захотелось в тот момент исполнить это повеление. Но как только в глазок он увидел меня на коленях, то разгневался еще больше. Как больно сердцу, что люди так обмануты и искалечены грехом и таких очень много! Да простит им Бог!
Господь с вами! В следующем письме я продолжу об этом.

Письмо пятое

Обидно мне было слушать незаслуженные обвинения на верующих. Тем более, что надуманными, нелепыми были эти обвинения, так как высказывал их человек, никогда доселе близко не знавший христиан. Все понаслышке! Но это не в первый раз встречается такое. Я часто вспоминаю 16 мая 1966г.
Трудное это было время для Церкви Христовой. Повсеместно усиливались гонения на верующих в нашей стране. В чем это выражалось? - Верующим препятствовали проводить богослужения, налагали непомерно большие штрафы, открывали уголовные дела, арестовывали, лишали работы, исключали из учебных заведений. Интересно то, что эти действия начались одновременно по всей стране. Ясно было, что инструкция, как поступать с верующими, шла из центра, из Москвы. Поэтому верующие решили лично посетить ЦК КПСС по этому вопросу и, по возможности, встретиться с главой ЦК - Л.И.Брежневым.
Для этой цели 16 мая 1966 года приехали в Москву представители церквей евангельских христиан-баптистов, около 450 человек, и ровно в 10.00 собрались у главного подъезда ЦК КПСС.
Я не имею сейчас цели подробно описывать в этом письме те события, хотя знаю, как хочется вам знать все подробно. Скажу только: делегацию не приняли, хотя все стояли у ЦК на улице больше суток. На другой день, 17 мая, часам к четырем дня подогнали автобусы, силой погрузили всех просителей приема и увезли в Лефортовскую тюрьму. А там отсортировали: кого судили на 2-3 года, кому ограничились дать от трех до пятнадцати суток, а большинство - через три дня развезли по домам. Вот так и закончилось это паломничество.
Дорогие дети, вы спросите, а где же я был в эти ответственные дни? Вот об этом я и хочу поделиться.
19 мая Г.П.Винс и я были посланы братьями Совета церквей с ходатайством в приемную ЦК по поводу ареста нашей делегации. Принял нас зав. приемкой ЦК КПСС - Скляров. Великодушно выслушав наше заявление, подивившись несправедливым отношением действий местных властей, он предложил нам обратиться в Министерство Внутренних Дел. Позвонил туда при нас по телефону и заверил, что мы будем там приняты. Но как только мы вышли из приемной ЦК, нас сразу арестовали работники КГБ и увезли в ту же Лефортовскую тюрьму.
Но цель моего сегодняшнего письма рассказать вам не о первом моем аресте. 16 - 17 мая меня не было среди делегатов у дверей ЦК, я был в стороне и смотрел на все происходящее вместе с прохожими, которых в центре Москвы не так уж и мало и которые, видя необычное явление, останавливались и спрашивали друг у друга: "Что бы это значило?" А перед их глазами у главного входа ЦК множество людей молились (коленопреклоненной молитвой), пели религиозные песни, потом их окружила милиция. Необычное зрелище! Люди, случайно оказавшиеся в это время там, собирались на Главном бульваре, напротив здания ЦК, и на тротуарах группами по 5-10 человек. И удивительно, возле каждой группы всегда оказывался один "всезнающий" человек, который отвечал на любой вопрос проходящих. Как вы уже догадались, это были сотрудники милиции, а кое-где и лица, одетые в штатскую форму. Все они слегка приятно улыбались, разговаривая с любопытными, не торопясь, входили в пространные объяснения и все время внимательно присматривались ко всем интересующимся. Я подходил к нескольким таким группам, желая слышать, что говорят о верующих.
Первая группа, у которой я остановился, состояла из 6-ти человек. Старшина милиции давал пояснения: "Это верующие баптисты. Они приехали с разных мест требовать свободы своим действиям. Но рассудите сами, может ли наше правительство разрешить аморальные действия, разлагающие общество?" Одна пожилая женщина спросила: "А какие это аморальные действия?" На это старшина как бы застенчиво улыбнулся и говорит: "Здесь есть молодежь. Так что не все можно говорить вслух". Мне стало стыдно от такой беззастенчивой лжи, и я подошел к одной группе, человек из 10. Мужчина лет сорока, в штатской одежде, был здесь "гидом".
- Что хотят эти баптисты? Им не нравится наша система образования. Они не пускают своих детей в школы, запрещают читать книги и т.д. и т.п.
И к каким группам я ни подходил - везде слышалась одна и та же ложь. Ни единого слова правды! А стоило бы ответить на вопрос: почему верующие и старые и молодые, мужчины и женщины вынуждены были приехать из далеких мест и прийти к зданию ЦК? Почему их там арестовали? В этот день, 16 мая 1966 года, центральные органы своими решительными действиями против мирной делегации верующих лишили себя права ссылаться на "перегибы" на местах. А Церковь Христова с помощью Божьей перенесла тот трудный период 1966 года и смело смотрит в будущее, зная, что Господь даст сил перенести и дальше все лишения, аресты и разлуки.
Хочу рассказать вам еще один пример из своей жизни.
Летом 1979 года я был на богослужении в г.Ростове. Узнав о моем присутствии, на место служения сразу прибыл наряд милиции. Нарушив богослужение, он арестовали меня и посадили на заднее сидение легковой машины "волга", чтобы отвезти в отделение. Вокруг машины стояло много народа, в основном соседи, которые, видя большое скопление милиции, пришли посмотреть что происходит. Они окружили машину, в которой я сидел, и некоторые женщины, те что посмелее, заглядывали в открытое окно машины и спрашивали, указывая на меня: "А что плохого сделал этот человек? Молятся люди, никого не трогают, никому не мешают. За что вы его увозите?" Окна быстро закрыли, и вместо ответа руководитель этого разгона (забыл его фамилию, он сидел на переднем сидении) оборачивается ко мне и говорит: "Посмотрите, сколько народу собралось! Если мы проведем с этим народом беседу, подробно расскажем всю правду о вас и чем вы занимаетесь, а потом вас пустим в толпу, то вас народ разорвет на части. (И, улыбаясь, добавил: "Если мы не защитим!")
Я согласился с его доводами. По опыту я уже знал, насколько способны атеисты-пропагандисты самой невероятной ложью настроить народ, чтобы он дружно скандировал: "Распни, распни его!" Но благодарение Богу, еще не взят Дух Святой, удерживающий людей от полного растления! По милости Господа мы не исчезли! Слава Богу!
Дорогие дети, не смущайтесь, когда и ваше имя будут проносить как бесчестное. Радуйтесь и веселитесь в тот час, что за имя Иисуса Христа злословят вас. Это для нас большая честь.

Письмо шестое

Дорогие мои дети, в этом письме я хочу еще немного дополнить о первом воскресном дне моего третьего ареста - 28 января 1980г.
Я уже писал вам, что два дня, которые я провел в Ленинградской милиции, - воскресение и понедельник - были совершенно не похожи между собой. Если воскресение было днем благодарения, славословий и радости, то понедельник был для меня днем вопросов и ответов.
В этот день я выслушал много незаслуженных обвинений и нареканий на Церковь Христа. О всем, что я слышал тогда, не буду писать, но не могу умолчать о некоторых вопросах, которые побудили меня к долгим размышлениям.
В предыдущем письме я писал, что находился в камере один. В этот день это было просто необходимо для моей души. За дверью, в коридоре, стоял шум и неслась брань в мой адрес, и я преклонил колени и молился за них, несчастных людей, обманутых атеистической пропагандой.
Один милиционер открыл "кормушку" моей камеры (небольшое окошко в дверях, через которое подается пища) и стал расспрашивать: давно ли я стал верующим, в какой семье воспитывался, сколько раз и за что судим и задавал много других вопросов. Завязалась беседа, а потом и другие подошли к двери послушать. Один из собеседников говорит: "У вас очень много денег". Я спросил, почему он сделал такой вывод.
- Если вы пошли добровольно третий раз в тюрьму, - ответил он, - значит, это дело очень выгодное. Ведь все в мире построено только на деньгах. Допускаю, что вы не выйдете из тюрьмы никогда, зато ваши дети будут миллионерами.
Я не стал ему тогда возражать, потому что бесполезно это было. А вот с вами, дорогие дети, хочу поговорить об этом серьезно.
Я стал христианином в семнадцатилетнем возрасте. Совершенно сознательно вручил себя Господу, желая одного, чтобы Он сохранил меня в чистоте и святости во все дни земной жизни. Я избрал узкий путь Христов не потому, что можно разбогатеть, приобрести славу, иметь земное изобилие и т. д. За короткую жизнь я не раз уже убедился на примере своей семьи, что истинные христиане всю свою жизнь гонимы. Мой папа учился в вечернем институте и был отчислен (1934г). Сказали ему, что "у нас своих учеников хватает". В 1936 году у моих родителей отобрали паспорта, и они обречены были влачить жизнь свою в голоде. Так что я голод познал не только во время блокады Ленинграда 1941г., но намного раньше.
Отец в 1939 году отошел в вечные обители, а семья его продолжала скитаться (не только без миллионов, но и без куска хлеба) .
Презрение к себе я ощущал в детстве часто. Бывало, в школе учительница говорила, указывая на меня: "Ты сын врага народа". Ведь папа мой был осужден на пять лет по ст.58. А эта статья политическая. И я молчал. Когда приходил домой и рассказывал маме, она утешала меня как могла. Но чаще всего повторила: "Сынок, Иисуса Христа больше злословили. Терпи, милый". И я терпел и рос. Когда же достиг совершеннолетия, то избрал путь Христа - узкий, тернистый - своим путем. Почему я это сделал? Потому что понял: только этот путь ведет к вечной жизни во Христе Иисусе.
Я прекрасно помню тот вечер, когда Господь коснулся моего сердца. Это произошло 7 декабря 1949 года. Господь посетил меня и дал Духа Святого, Который вошел в мое сердце, и я был безмерно счастлив. Помню, я говорил в молитве: "Владыка Господи, владей мной, как Своей собственностью, и приготовь меня к тому, чтобы быть послушным орудием в Твоих руках". Незадолго перед этим мне пришлось говорить проповедь на тему: "Твой посох, Твой жезл, они успокаивают меня". И меня самого глубоко коснулась эта проповедь. Я продолжал свою уединенную молитву: "Господи, Ты мой Пастырь навеки, а я навсегда Твоя овечка. И пусть Твой жезл будет всегда в Твоей руке. Когда я буду в опасности - Ты защитишь меня от врагов. А когда я сверну с Твоего пути и уйду в сторону, чем-либо прельщенный или испугавшись трудностей или по другой какой причине, то, Господи, употреби жезл Твой и вновь направь меня на правый путь.
И если я по испорченности своего сердца когда-нибудь буду говорить иначе - то прошу Тебя, Владыка, пусть наш сегодняшний союз будет вечным союзом верности между Тобой, моим Господом, и мной, рабом Твоим!"
Эта молитва была совершена за закрытой дверью, втайне, и Господь мой, видящий тайное, воздаст мне явно.
В ранней юности я и мечтать не мог о большом служении в церкви. Но моя заветная мечта была - стать проповедником Евангелия. И Господь помог мне в этом. С чего я начал? В собрании я старался найти вновь пришедших, одиноких, никем не замеченных. Чаще всего это были студенты, ремесленники, солдаты или матросы, случайно зашедшие в собрание. И другие стремились поступать так же. Постепенно сложился очень дружный кружок молодежи. Мы старались возрастать как в познании Слова Божьего, так и в добрых делах. А проповедь Евангелия всегда была на первом месте. Чаще всего это были не проповеди, а сердечные беседы о Слове Божьем. Но никогда в жизни у меня и мысли не было, чтобы проповедь о спасении душ употребить для материального обогащения. Наоборот, все материальное я расточил ради проповеди Святого Евангелия.
Дорогие мои дети, была ли у вас полная отдача Господу Иисусу Христу? Соедините с Ним все интересы вашей жизни, и Он благословит вас.
О том, как я стал служителем церкви, постараюсь написать в другом письме. Господь да благословит вас, мои милые, во всяком деле благом.

Письмо седьмое

Дорогие мои детки, как и обещал, я расскажу в этом письме о третьем дне моего пребывания в заключении. В прошлых письмах я рассказал, как меня арестовали в Ленинграде, как поместили в камеру отделения милиции, взяли отпечатки пальцев и во вторник я ждал этапирования в "Кресты" (так называют Ленинградскую тюрьму, т.к. построена она в виде креста). Я хоть и не новичок, не раз у же был осужден, но в "Крестах" еще не был.
Я уже писал вам, что эта тюрьма связана с моим детством. Там находился в заключении мой папа в 1938 году. "И вот завтра, - думал я, - и я пойду по стопам своего отца. А, может быть, и в камере той буду находиться?.." Но мои размышления прервал надзиратель. Открылась дверь и меня пригласили в дежурную комнату. Две-три минуты - и меня передали в распоряжение пожилого неразговорчивого мужчины, одетого в хороший полушубок. Он взял мое дело и дал знак следовать за ним. У подъезда стояла легковая машина ГАЗ-24. Я сел на заднее сидение, рядом со мной сел молодой сержант милиции (охрана), а "начальник" сел рядом с шофером, и машина тронулась.
Куда? Я хорошо знал город и потому внимательно смотрел, чтобы определить направление. Вот машина проехала Литейный мост. Справа виден дом управления КГБ. Может быть туда? Нет, направо мы не свернули. Здание КГБ осталось позади. "Кресты" тоже миновали. Тогда куда же меня везут? В машине тишина, никто не промолвил ни слова. Но минут через десять все стало ясно. Меня везут в аэропорт. И тут возникли новые беспокойства: куда меня хотят отправить самолетом? Вспомнил Георгия Петровича Винса. И его в Москву несколько раз доставляли самолетом, пока не увезли в Америку. Скажу откровенно, стало немного жутко. Я внутренне был готов предстать пред судом и защищать учение Христово. Да, я этого желал всем сердцем. Но оказаться за границей? Нет! И не потому, что там нет поля деятельности, не потому, что в тех условиях нет нужды в свидетелях истины Христовой. Мы знаем богатые примеры полной отдачи всех сил тружеников на обширной ниве Божьей. Но что касается меня, то место моего служения - Россия!
За эти три дня ареста я настолько привык к мысли, что я узник, исполняющий посольство Иисуса Христа, что, казалось, никакой другой жизни и не надо мне. И я молился Господу, продолжая путь в аэропорт: "Господи, Боже мой! Цель моей жизни - прославить Тебя в этом мире. Поэтому распоряжайся мной Сам и соверши то, что считаешь лучшим для Церкви Твоей, для славного имени Твоего. Господи, если мое заточение в узах принесет Тебе славу больше, чем моя жизнь на свободе, - то зачем мне свобода? Да будет благословен каждый день моего пребывания в тюрьме! Господь, Ты достоин всякой чести, славы и величия! И во всем мире в различных странах славословят Тебя на разных языках. Но если Ты, Господи, усматриваешь, что я больше прославлю Тебя, находясь на скамье подсудимых, то зачем мне кафедры Запада? И если даже смерть моя в узах прославит Тебя больше, чем жизнь на свободе, - то зачем мне свобода? Все от Тебя. Господи Боже мой, и для Тебя!"
Так я молился и так размышлял. Со мной по пути в аэропорт никто не разговаривал, и я в полной сосредоточенности провел весь свой сорокаминутный путь. Потом выяснилось, что я лечу в Кишинев. Вот и два сотрудника милиции подошли ко мне и я узнал, что они специально командированы из Кишинева, чтобы этапировать меня из Ленинграда в Кишинев самолетом.
И вот я в самолете. 18.00. У меня полная ясность о всем происходящем. Меня отправляют в Кишиневскую тюрьму. Так и не побывал я в "Крестах"! Но впереди меня ждут многие тюрьмы, трудные пересылки, жуткие обстоятельства, которые даже невозможно описать, но все это впереди. В последующих письмах я постараюсь хоть немного описать то, что пришлось пережить, чтобы и вы прославили Бога вместе со мной за Его величие и Силу, которую Он являет в трудный час, за Его мир и покой, который Он дает усталому и изнемогшему в пути. Очень о многом хочу я вам написать, если к тому будут споспешествовать обстоятельства.
Итак, я в самолете. Смотрю в иллюминатор и вижу, как соседний самолет направляется к взлетной полосе, а наш - за ним. Тот самолет взял курс на Москву, а наш на Кишинев.
Я благодарен моему Господу за сегодняшний вечер, ведь я лечу самолетом. Каждый, кто хоть раз был в тюрьме, хорошо знает, что такое долгие этапы. Но вместо того, чтобы скитаться по тюрьмам от Ленинграда до Кишинева 40-50 дней, я за два часа преодолел это расстояние. Господь и в этом оказал мне помощь. И об этом я часто впоследствии вспоминал.
Как я уже сказал, наш самолет взял курс на Кишинев. Сидящий рядом милиционер все время молчал, и у меня была возможность на протяжении всего пути размышлять. Я думал о предстоящем судебном процессе. И пришло мне на память событие двадцатилетней давности. В 1960 году я первый раз летел самолетом Ленинград-Кишинев на всесоюзное совещание молодежи. Это совещание проходило 7 - 8 января под Кишиневом в с.Трушены. Нужно отметить, что это было первое совещание на таком уровне в нашей стране. Я считаю себя обязанным рассказать вам подробно об этом совещании и постараюсь сделать это в последующих письмах. А пока скажу, что для меня было весьма многозначительно - первая и последняя поездка по трассе Ленинград-Кишинев. 20 лет моего служения! Для чего я сейчас туда лечу? И отвечаю себе: "Отчитаться за 20-летнее служение Господу".
Господь с вами, мои милые сыновья.

Письмо восьмое

Приветствую вас, дорогие мои дети. В этом письме я хочу рассказать о своем последнем приезде в Кишинев. За двадцать лет моего служения я очень часто приезжал в этот город. Во-первых, в феврале 1962 года мы решили из Ленинграда переехать в Кишинев, и этот город стал местом постоянного жительства моей семьи; во-вторых, тогда я совершал служение благовестника при Совете церквей и все мое служение было в разъездах, но иногда, раз в месяц, а то и реже, я все же заезжал домой; в-третьих, среди прочих поручений я и по Молдавии совершал служение, а это значит, что в Кишиневе мог бывать много чаше, чем тогда, когда находился на служении в Сибири или Средней Азии.
Итак, я обещал рассказать о последнем приезде в Кишинев. В прошлых письмах я писал вам о последнем аресте и как меня на третий день, вопреки всем ожиданиям быть в Ленинградской тюрьме "Кресты", отправили самолетом в Кишинев. И вот 29 января 1980 года в 22.00 под конвоем в самолете я прибыл в Кишинев. Полет прошел очень быстро. Я о многом вспоминал, особенно о своей первой поездке по этому маршруту двадцать лет назад. Меня очень радовало то обстоятельство, что я буду защищать учение Иисуса Христа там, где еще 20 лет назад впервые открыто на всесоюзном совещании христианской молодежи сделал призыв не отступать от повелений Божьих и противостать всякому нечестию, внедряемому в церковь. Конечно, то были первые шаги, но каждый плод созревает в свое время.
Итак, самолет прибыл в Кишинев. Первым выводят меня. Недалеко от самолета уже стоит "Волга" ГАЗ-24. Я опять сажусь на заднее сидение (как 3 - 4 часа назад в Ленинграде), и мы поехали. Вечер тихий. Обозрение хорошее. Я знаю, что сейчас увижу свой дом, ведь дорога проходит мимо! О, сколько волнений, святых чувств!"
Машина остановилась у светофора. На тротуаре ни души. Я и не знал тогда, что в это время у нас заканчивался обыск квартиры. Это был уже шестой обыск за мою жизнь. Это немало. Но подробно об обысках я напишу в другой раз, а сейчас хочу поделиться с вами о тех переживаниях, которые наполняли мою душу по дороге из аэропорта в тюрьму.
Когда я последний раз обернулся и посмотрел в сторону своего дома, сердце мое особенно затосковало. О чем я подумал? Об этом-то и хочу рассказать в этом и других письмах.
Я очень люблю свою семью, всех вас, мои родные. Люблю большой, глубокой, полной любовью. И можно было бы об этом и не писать, но я делаю это только потому, что хочу сказать всю правду, как она есть. И всех вас благодарю за взаимность в любви! Но хочу добавить, что Господа я люблю больше. И поэтому я оставил дом свой и с полной отдачей сил совершал служение па ниве Божьей. О, сколько раз за эти 20 лет мне хотелось поехать домой и пожить вместе с вами! Но часто я на это не имел права.
Рассудите сами: не мог же я оставить служение только потому, что хочется побыть в своей семье! А искушений было много. И никогда я в этом не имел бы победы, если бы не помощь и с вашей стороны. Я часто вспоминаю день моего рукоположения. 14 июля 1962 года брат Григорий Антонович Руденко и Геннадий Константинович Крючков рукополагали меня на служение благовестника. И вот вопрос моей жене, а она стояла шагах в трех-четырех от меня: "Сестра Вера, согласна ли ты, чтобы твой муж принадлежал, во-первых. Богу, во-вторых, Церкви, а в-третьих, тебе?" Я искоса смотрел на свою жену и не знал, что она ответит. Вернее, я знал, что ответит она положительно на этот вопрос. Ведь то, что она больше всего на свете любит Господа, - я не сомневался! Но в какой форме будет ответ, какими словами она выразит свое согласие - я не знал. Одно мне было ясно, что заданный вопрос очень глубокий и ответ должен быть глубоко осознан и сказан раз и навсегда. Все смотрели на нее и ждали ответа. А она от глубокого волнения души ни одного слова не сказала, и только кивнула в знак согласия, а из глаз текли обильные слезы. Брат продолжал: "Братья и сестры! Сестра согласна отдать на постоянное служение своего мужа. Волнения, переживания твоей души, дорогая сестра, мы понимаем. Будет трудно тебе, но Господь с тобой, Он принимает твою жертву, и ты, сестра, не останешься без успеха и плода. Да поможет тебе Бог быть доброй помощницей твоему мужу". И еще что-то говорили братья, но я все не помню. Но главное, что было в тот день, - это наша совместная отдача на служение Господу! И эту поддержку я ощущал на протяжении всего периода служения!
Да, за 20 лет труда о многом можно рассказать вам. Да я и обязан это сделать. Потому что жизнь моя и моей семьи не похожа на жизнь большинства окружающих. Другие дети могут быть со своими отцами каждый день, но не вы. Я был постоянно в разъездах, но даже когда случалось быть дома - редко уделял вам внимание, это вы лучше других знаете ("все некогда"). Помню, как однажды пообещал я быть с вами один вечер, но пришли со своими нуждами к нам братья, и опять не получилось столь желанного общенья. Мамочка говорит: "Ты хоть им не обещай, а то верить не будут, ведь они не понимают, что у тебя нет времени". Да, я всегда так молился и сейчас продолжаю просить: "Господи, мое отсутствие восполни Твоим присутствием в моей семье!" Вы с раннего детства ходите по тюрьмам на короткие свидания со мной или приносите мне передачу. Вы научились писать мне письма в узы, которые ободряют меня всегда!
Когда машина остановилась у светофора рядом с моим домом, я смотрел на знакомую улицу, дорогой моему сердцу дом и мысленно сказал Господу: "Господи, я оставил все и последовал за Тобой. Благослови мой следующий тюремный этап и утешь мою жену, моих детей, дорогую церковь, которая так нуждается в служителях! О, если бы мои дети, Господи, были избраны Тобой на служение!" Такими были мои размышления у светофора.
В следующем письме я продолжу.

Письмо девятое

Дорогие мои дети! Сейчас я хочу продолжить мысль, которую высказал в предыдущем письме.
Я писал вам, что, проезжая под охраной мимо своего дома 29.01.80г. и увидев в окошко родные места, я сказал: "Господи, я оставил все и последовал за Тобой!" При этом состояние души моей было прекрасное и взволнованное. Я знал, что меня привезли в Кишинев, чтобы судить как христианина. Еще раз в жизни со скамьи подсудимых я должен защищать истину Божью, поэтому не могло быть сожаления об избранном пути. Я всегда благодарил Бога, что Он удостоил меня такой великой чести: следовать за Ним и служить Ему!
Апостолы последовали за Иисусом Христом, оставив все. Поэтому вопрос Петра кажется совсем естественным: "Господи, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?" Иисус Христос посчитал этот вопрос лишним, нескромным. Но сказал Он об этом случае: не знаете чего хотите. Ибо все последователи Христа должны знать во имя чего они подвизаются, оставив все. Христос ответил им, что тот, кто последовал за Ним, уже здесь, на земле, получит во сто крат, а на небесах - жизнь вечную.
Дорогие мои дети, в этом письме я не буду говорить о наградах земных или небесных (хотя и это прекрасная тема для рассуждения), но остановлюсь на первой части вопроса Апостола Петра: "Мы оставили все и последовали за Тобою."
Вы как-то спрашивали меня: трудно ли идти за Господом, оставив все? Да, оставить все и последовать за Господом очень трудно. Я вручил Господу свою жизнь еще в ранней юности, а мое посвящение на служение Ему было 14 июля 1962 года. И за все это время служения мне не раз думалось, что не выдержу такого большого напряжения духовных и физических сил.
Не буду перечислять сколько раз меня доставляли с богослужения в милицию, сколько раз штрафовали, сколько раз я был в опасности и от кого, кто мне больше всего принес огорчений в служении и т.п. Все эти вопросы оставлю в стороне. Но об одном эпизоде из моей жизни, о котором вы не знаете, напишу подробно.
Так как я был благовестником при Совете церквей, мне приходилось часто бывать в разъездах, и большей частью посещать Сибирь и Среднюю Азию. В 1963-1964 годах чаще всего я совершал служение с уже почившим братом Павлом Фроловичем Захаровым (чудный это был служитель!).
В марте 1964 года мы были во Львове на совещании служителей, а на следующей неделе должны были быть в Киеве, а потом отправиться опять в Сибирь. Павел Фролович говорит мне: "Пока мы недалеко от дома, поезжай дня на два, на три навестить, семью. А в эти дни я буду здесь. В Киеве мы встретимся и поедем дальше".
Я обрадовался этому предложению и на следующий день был в Кишиневе. Поднимаясь по лестнице нашего подъезда, я услышал громкий детский плач. "Не в моей ли семье?" - встревожился я. Торопливо подошел к своей квартире, открываю дверь ключом, а за дверью раздается громкий, безутешный детский плач. Распахнул дверь и вижу... в коридоре на полу лежит Вера, ваша мамочка. Около нее стоит Ванюша и громко плачет, а в кроватке Павлик не уступает в громкости старшему брату. Я не стал расспрашивать, что случилось, а скорее помог мамочке лечь в кровать и стал успокаивать детей. Оказывается, дети были голодные, просили кушать, а в это время у Веры был сильный приступ (связанный, наверное, с болезнью печени, а может и другое что). Словом, она не могла встать и сварить что-то детям. Но так как иного выхода не было, она приползла в кухню, чтобы что-то приготовить.
Я тогда сделал все, что в моих силах: сходил в магазин, сварил молочную кашу и еще что-то, не помню, и занялся небольшой стиркой.
Но в этот день вечером должно было быть богослужение в нашей церкви. Я немного колебался: может быть, остаться дома, помочь, ведь в моей помощи нужда есть?
- Церковь будет очень рада, увидев тебя, оставь все и иди на собрание, - предложила мамочка. - Да и я не имею права тебя задерживать, когда ты нужен церкви.
Как глубоко я был тронут такими рассуждениями! На следующий день ей стало легче, она поднялась, но еще чувствовала себя очень слабо. Узнав, что в пятницу вечером я должен быть опять далеко от дома и надолго, она сказала: "Насколько чуден наш Господь! Он посылает помощь в самое нужное, критическое время, когда нести крест, кажется, нет больше никаких сил!"
Мы совершили благодарственную молитву за выздоровление, за помощь, за встречу и я стал собираться в дорогу. Всего два дня мы были вместе! Я думал: хорошо ли я поступлю, если уеду надолго, оставив больную жену с маленькими детьми? Своими переживаниями я поделился с Верой. Она ответила: "Ты помнишь, какой вопрос задали мне братья при твоем посвящении на служение? Во-первых, ты принадлежишь Господу, во-вторых - церкви и только потом семье". И вновь расставание, но радостное. Вы спросите: неужели некому было помочь нашей семье, ведь в церкви есть очень много добрых душ? Это истинно так. Помочь есть кому и многие помогали, слава Богу! Но расскажу вам и о другой трудности, о которой я никогда раньше не говорил. Не многие способны оставить все и посвятить себя на служение. В этом вопросе много недопониманий встречала наша семья. Неверующие, узнав, что меня часто не бывает дома, говорили мамочке: "Как нам жаль тебя! Возьми развод со своим мужем, если он не хочет воспитывать своих детей..." Но о таковых я и говорить не хочу, им не понять, что такое служение Богу. Но среди верующих тоже было много суждений и толков, я приведу некоторые:
"Почему ваш муж уезжает на служение, когда семья нуждается в его присутствии?"
"Написано: "кто не печется о своем доме, тот отрекся от веры и хуже неверного". Брат Миша знает это место из Священного Писания, почему же?.."
"Сестра Вера, мой муж не такой. Если он заметит хоть малый недуг у меня, то не оставляет меня и делает по дому все сам, а вот у тебя..."
"Верочка, неужели ты выходила замуж только для того, чтобы жить постоянно одинокой?" и т.д. и т.п.
Милые дети, я не буду перечислять всевозможные толки людей, хотя бы и мог продолжить, но это ни к чему. Каждый рассуждает в меру своего духовного развития. Многое зависит от того, какую цель мы ставим в жизни. Но все это я рассказываю для того, чтобы возбудить в вас дух благодарности Богу за то, что Он дал всем нам силы все пережить и не оставить служения Господу.
У меня к вам, милые, есть предложение, вернее, просьба: рассудив обо всем прошлом, совершите благодарственную молитву (пока Ванюша не уехал в армию). Скажите доброе пожелание из Священного Писания мамочке, но прежде: удалите все, что может препятствовать вам в молитве, попросите другу друга прощения, если когда-то были огорчения, и напишите мне подробно, как прошел этот вечер.
Вы скажете, что у вас мало времени. Знаю. Оставьте все, все, все! Сделать это очень важно сегодня! Верю, что Господь обильно благословит вашу жизнь. На этом буду заканчивать. Желаю в последующем продолжить начатый разговор о нашем служении Богу.
P.S.
Прошло три дня, дорогие мои дети, как я написал это письмо, а сейчас пора его отправлять, но, прочитав, я немного смутился: стоит ли говорить детям о трудностях? Поймут ли они меня? Не осудят ли тех, кто неверно понимал мое служение и положение моей семьи? После некоторых рассуждений я все же решил отослать это письмо, но предупреждаю: не судите никого никак прежде времени. Наше служение тогда только начиналось. Верующие привыкли жить под гнетом человеческих постановлений и многие с недоверием смотрели в первое время на это великое движение, которое Господь начал в нашей стране.
В последующих письмах я постараюсь подробнее об этом написать, чтобы вы со своими сверстниками воздали славу нашему Господу...

Письмо десятое

Дорогие мои детки! Приветствую вас любовью Бога, Которому служу с юности от всего сердца.
В этом письме я хочу продолжить свое повествование о пути, по которому вел меня Бог, Я уже писал вам, что меня самолетом этапировали в Кишиневскую тюрьму.
И вот я в Кишиневе. В 22.00 на машине "ГАЗ-24" меня подвезли к самым дверям тюрьмы. И я вновь переступил знакомый порог, ведь и в прошлый арест меня содержали здесь под следствием. Произвели личный обыск и отвели в камеру на третьем этаже. В камере нас было двое.
Расскажу о первом вечере на новом месте. Я был совершенно спокоен, доверив Господу дальнейший путь жизни. У меня оставалась одна забота: защищать учение Иисуса Христа на скамье подсудимых. Это мой жребий, как служителя и как христианина, - об этом я молился Богу. Теперь - это третий срок моего заключения, а может быть, и последний. Если это так, то да будет имя Господа благословенно. Отойти в вечность на тюремных нарах - блаженная участь для христианина. Но об этом не всегда думаешь, хочется жить еще, но жить для того, чтобы исполнить всю волю Божью.
Вы как-то спрашивали меня: почему я больше нахожусь в узах, чем другие служители? Отвечу: во-первых, есть те, которые находятся в узах за Слово Божье больше, чем я; и во-вторых, не всем предназначен Богом один путь, одно служение. Самое же главное - не уклоняться от страданий за имя Господне. Я всегда боялся нарушить волю Божью обо мне, но всем судья Бог. Есть верные служители Христовы, преданно служащие Господу, но у них другие жизненные обстоятельства, - всем руководит Бог.
Были в моей жизни большие искушения, когда мне предлагали избежать тюрьмы, избрав спокойное служение в церкви: разъезжать, быть дома и т.д. Вот один из таких примеров.
Дело было 19 мая 1966 года. Брата Г.П.Винса и меня арестовали и содержали в Лефортовской тюрьме КГБ г.Москвы. Санкцию на арест мне не предъявляли в течение тринадцати суток. На четырнадцатый день меня вызвали к следователю. В его кабинете находился еще какой-то незнакомец, который и "решал" наши судьбы. Назвать свою фамилию и должность он наотрез отказался. Вел разговор только он. Он спросил, куда я поеду, если сегодня меня отпустят домой. Я сразу понял, что от меня хотят и мысленно сформулировал фразу, которую им хотелось бы услышать: конечно, мол, поеду домой, ведь у меня жена, маленькие дети... Но нет! Я решил иначе и ответил: "вы знаете, что я благовестник при Совете церквей. Уже две недели, как вы меня содержите здесь, отвлекая от возложенных на меня обязанностей. И, вне всякого сомнения, я буду продолжать служение, на которое меня призвал Бог и которое мне доверила церковь".
Посмотрел он на меня испытующе и говорит: "Но ведь у вас больная жена, трое маленьких детей. Да и ваша община нуждается в поместном служителе... Вот и живите дома, ведите служение как вы считаете лучше. Я понимаю, что диапазон ваш больше, вам мало одной общины, но в Молдавии много общин, пожалуйста, посещайте! Почему вы считаете, что вам нужно обязательно только по всей стране ездить?"
Слушая его, я молча качал головой, давая понять, что его предложения для меня не приемлемы.
Он это видел, но продолжал: "Стоит получить первый срок, а потом вас будут арестовывать по любому поводу. Не играйте с огнем! Больше того, зачем вам сидеть в заключении три года? Не лучше ли для вас, для вашей семьи, для ваших верующих, чтобы вы эти три года были дома? Завтра исполняется пятнадцать суток вашего задержания. Если вы согласны с нашими предложениями, то мы оформим вам задержание за мелкое хулиганство в здании ЦК КПСС".
Дорогие мои дети, я не знаю, способны ли вы меня правильно понять, но я отверг все их предложения. Помню, как войдя после этого разговора в камеру, я упал на колени и молился: "Господи! И Тебе дьявол предлагал, казалось бы, безобидное и даже полезное, но Ты все это отверг. Если Тебе угодно, чтобы я шел домой и мое служение стало другим, то я готов на все. Но договариваться о чем-либо с недругами Церкви Твоей - я не могу". И я предпочел лучше страдать с народом Божьим. Вот так с этого дня и пошли мои скитания по тюрьмам...
В жизни я очень часто стоял перед выбором: "да" или "нет". Например, наступает праздничное общение. Собирается много молодежи. В таких случаях я старался ни на кого не возлагать ответственности, зная, что организаторам вменят в вину общение и будут судить. Имею ли я право отойти в сторону и сохранять себя? Нет. Меня трижды судили, и каждый раз в обвинительном заключении фигурировал один из эпизодов организации молодежных общений, и я рад, что удостоился такой чести.
Некоторые говорят, что служителя надо беречь. Это очень верно. Но служитель не имеет права беречь себя из страха перед гонениями. Верующие плакали и уговаривали Апостола Павла не идти в тот город, где очень опасно. А он отверг эти уговоры: "Что смущаете сердце мое?.." Надо понять и верующих - они дорожили своим служителем. И это очень хороший признак. Но истинный пастырь не убегает при виде опасности, но полагает душу свою за вверенную ему паству.
Вы как-то спрашивали, было ли у меня когда-либо колебание? Отказался ли я хоть раз от какого-нибудь служения, чтобы избежать новых страданий? Вся жизнь - борьба. Искушений было много, но я старался всегда с Божьей помощью быть победителем над собой. Это прежде всего. И я благодарю Бога и за свой путь и за Его помощь.

Письмо одиннадцатое

Дорогие мои дети! С большой радостью приступаю к сегодняшнему письму и расскажу вам о суде в Кишиневе в апреле 1980 года.
Это был уже третий суд в моей жизни, но накануне его я волновался, как новичок. Дату суда я знал еще за семь дней и много думал: кто придет, что буду говорить в защиту дела Господнего и т.п.
Я знал, что мне дадут пять лет лагерей строгого режима и осудят по четырем статьям. Об этом говорилось в обвинительном заключении. Конечно, много в нем было вымышленного и даже абсурдного. Например, кому не понятно, что в селе Чучулены во время бракосочетания (брата Миши с Ритой) никаких нарушений советских законов не было? "Если мы все вышли на улицу и пошли по дороге, - говорю я следователю, что же в этом противозаконного? По молдавским обычаям жених с невестой и все приглашенные во второй половине свадебного торжества идут из дома жениха в дом невесты, и никого за это еще не судили, наоборот, поощряют народные обычаи!"
- На то и суд, чтобы во всем разобраться, - улыбаясь, говорил следователь. - За нами последнее слово! А пять лет на далеком Севере отбыть все-таки придется!
Это только один эпизод из обвинительного заключения. Все остальные обвинения построены точно так же. Поэтому подробно останавливаться на них нет смысла. Лучше расскажу о событии, свидетелями которого были и вы.
Я всегда старался быть в гуще молодежных дел, особенно, когда проходили большие молодежные общения. И хотя я понимал, что только одно присутствие на них будет рассматриваться как "уголовное преступление" и что меня непременно обвинят в организации, все же всегда старался участвовать в них. Более того, я никогда не хотел ставить кого-либо под удар и старался не уклоняться от руководства молодежными общениями. Почему? Потому что знал, что наши общения не пройдут незамеченными. Так почему же я должен подвергать опасности какого-либо брата, а сам оставаться в тени?
На такие общения приходит много молодежи, которая впервые слышит о Господе. Немало бывает и тех, кто слышал весть о, спасении, но все еще не отдал своего сердца Господу. В ходе общения возникает много непредвиденных вопросов, как было, например, 2 мая 1979 года, и поэтому ответственность очень большая на руководителе и перед Богом, и перед церковью, и перед внешними. И почему-то последним настолько не понравилось это благословенное общение, что меня обвинили за проведение его по всем четырем статьям!
Существует такой порядок: по окончании следствия обвиняемый получает для ознакомления весь собранный материал, после чего он имеет право возбудить ходатайство по тому или иному пункту обвинения. В начале апреля я несколько дней знакомился с объемистым двухтомником обвинительного заключения, которое собрал на меня следователь по особо важным делам Цуркан.
Каково же было мое удивление, когда из протокола я узнал, что все свидетели, которые проходили по моему делу (а их было более 30!), были сотрудники милиции, дружинники и люди специально посланные наблюдать за нашим богослужением!
Вот показания жителя села Кицканы. "2 мая 1979 года меня вместе с другими сотрудниками привезли на машине в лес, где я увидел верующих, которые пели, молились, играли на музыкальных инструментах",- рассказывает он. "Между деревьями был натянут плакат религиозного содержания; кто-то читал проповеди, кто-то декламировал стихотворения. Народу было у них много, человек 400 - 500. Наша группа захватила с собой мяч и мы играли рядом с ними. Меня удивило то, - давал показания этот свидетель, - что когда я, как бы случайно, бросил мяч в сторону верующих, думая этим отвлечь детей и молодежь, мальчик из их группы (ему было лет 10-12) взял наш мяч и принес его нам, аккуратно положил на землю и пошел опять в толпу верующих".
Свидетеля удивило, что ему не удалось даже детей отвлечь от богослужения и этот мальчик не стал играть чужим мячом. Следователь, основываясь на таких показаниях, поставил мне это в вину как руководителю.
Прочитав это, я торжествовал. Слава Богу за нашу молодежь, которая с раннего детства имеет возможность видеть неприглядное лицо безбожников и испытывает на себе поношение за имя Господа уже со школьной скамьи! Вы в своей жизни, мои дорогие дети, также испытали очень много подобного.
Да, я был руководителем этого благословенного общения, на котором не один десяток душ (в основном молодежь) отдали свои сердца Богу и получили прощение грехов.
В ходе общения мне передали записку с просьбой совершить молитву о брате, уходящем в армию. Я прочитал записку вслух и предложил автору выйти на средину. Но вместо одного юноши вышли сразу девять(!) Все они на следующей неделе уходили и армию. Я раскрыл Евангелие и прочитал им слово наставления, затем один из пресвитеров также сказал им слово напутствия, и мы совершили о них молитву. Вот и все.
Но прокуратуре понадобилось большее. "Свидетели", которых они привлекли, были все сотрудниками милиции и дружинники. Они заявили: "Хорев призывал юношей призывного возраста не идти в армию!" Это утверждали те "свидетели", которых привезли в лес для того, чтобы они мешали нашему служению. Эти же свидетели, оказывается, были одновременно и теми "отдыхающими", которым верующие мешали отдыхать в лесу!
Я спросил следователя: "Каким образом все ваши работники могли слышать то, что я говорил молодым братьям? Во-первых, не было микрофона, и стоящим сзади вообще ничего не было слышно, тем более тем, которые за 100 метров играли в мяч или распивали спиртное. Главное же то, что я вообще не говорил того, чтобы верующие не шли в армию! Мы благословили юношей, совершив о них молитву Богу, и дали им пожелания из Священного Писания".
- Суд разберется! - ответил следователь.
При закрытии дела я воспользовался правом выдвигать ходатайства и просил допросить несколько верующих братьев (назвал их имена) и сказал, что они подтвердят, что призыва отказаться от службы в армии не было.
Через несколько дней меня вызвал следователь и сказал, что в этом ходатайстве отказано. Им очень нужно было это обвинение, чтобы за такие "действия" меня можно было осудить на пять лет.
Я изложил и другие просьбы, но меня лишили абсолютно всякого права.
Как-то в личной беседе следователь спросил: "Какое пожелание вы дали юношам?" Я кратко ответил: "Чтобы юноши везде были примерными христианами, всегда находили время для молитвенного общения с Господом и чтобы использовали всякую возможность иметь при себе Священное Писание". Я еще говорил, а следователь, махнув рукой, перебил: "Обвинение выдвигается справедливое! Если даже взять в основу ваше пожелание, о котором вы мне только что сказали, то пять лет вам обеспечено!.."

Письмо двенадцатое

Мои милые дети… Сегодня хочу продолжить воспоминании о чудных делах Божьих в моей жизни и о тех путях, которыми вел меня Господь.
В предыдущих письмах я рассказывал вам о пребывании в тюрьме в ожидании суда. И вот этот очень ответственный и очень радостный день в моей жизни настал. В чем меня обвиняют я знал (заключительное обвинение было у меня). Знал, что мне дадут пять лет строгого режима, т.е. самый большой срок, на который только можно осудить по четырем статьям, предъявленным мне в обвинение.
Для меня было очень важно: мужественно защищать истину Христову со скамьи подсудимых; ободрить свою семью, дорогую церковь; и еще очень важно было, чтобы люди, которых специально пригласили на суд, поняли, что сегодня в лице служителей Христовых, желающих исполнить волю Божью, судят Самого Христа.
И вот настал долгожданный день. Почему я говорю "долгожданный"? Потому что я очень устал в подследственной камере, хотелось уже в лагерь, где есть хоть немного свежего воздуха, а главное - будут свидания, встречи с семьей. Хоть они не часты - одно личное свидание в год и два общих по два часа, когда приходится говорить по телефону и видеть родных через два стекла, что, конечно, при моем плохом зрении очень удручает. Но все-таки есть встречи с дорогими моему сердцу. И еще: находясь в лагере, я смогу два раза в месяц писать вам письма! Слава Богу!
В суд меня доставили не как всех заключенных. Обычно тех, кого везут на суд, содержат в общих "боксиках", пока соберут всех. Затем подсудимых сажают в "воронки" (которых в тюремном дворе бывает от 4 до 6) и развозят но судам в сопровождении милиции.
Так поступают со всеми, но не со мной. Как только привезли в "привратку", т.е. в камеру, которая находится со стороны тюремных ворот, меня сразу же окружили милиционеры, солдаты, офицеры. Все они уже знали кто я и за что меня будут судить. Среди них были и те, которые приходили для разгонов наших богослужений. Конечно, я их не знал, но они меня запомнили.
Пока мной занимался парикмахер, сотрудники милиции переговаривались между собой:
"Однажды послали разогнать нас верующих, - говорил один из них. - Они в воскресенье собрались на свою сходку. Я первый раз пришел к ним. Смотрю, они поют, один проповедует. Мы приказали разойтись, а они встали на колени и молятся. Мне легче было, если бы вся эта компания была пьяная, или если бы они дрались или оказывали нам физическое сопротивление... Но с этими людьми не знаешь как поступать. Я был у них всего один раз и хорошо было бы никогда больше не быть".
Конечно, я вмешался в разговор и сказал им о Господе то, что было возможно сказать в тех условиях.
Затем меня одного повели к машине в сопровождении 10-ти солдат. Путь был коротким: суд назначили в одном из заводских клубов г.Кишинева. Меня предупредили, чтобы шел не оборачиваясь, держа руки за спиной, в противном случае угрожали надеть наручники. Как только я вышел из машины, сразу посмотрел по сторонам: нет ли близких моих? Вокруг стояли чужие люди, специально присланные на суд. Слава Богу, думаю, что и эти люди у слышат Слово Божье, если не во спасение своих душ, то во свидетельство.
Дойдя до двери, я услышал: "Михаил Иванович!" Издали я не мог узнать человека, хотя он мне махал рукой. "Слава Богу, - думаю, - значит, суд не тайный, как было в прошлый раз". Вхожу в зал, народу много, но нет ни одного из близких. Суд начался без вас. Судья спросил: не возражаю ли я, чтобы суд шел при данном составе?
- Не возражаю, - ответил я, - но почему нет моей семьи на суде, нет моих друзей?
Судья заверил меня, что они будут в зале на протяжении всего процесса, но пока надо начинать суд.
Обычные формальности: мне предлагают адвоката. "Я - христианин, меня будут судить за служение моему Господу, - сказал я, - а адвокат - атеист. Как он может понять меня? Если бы адвокат был верующим человеком, то я согласен был бы с его участием в процессе".
Суд, посоветовавшись на месте, отклонил мою просьбу и назначил мне своего адвоката, которого я впервые увидел. Судья объявил перерыв на два часа, чтобы я познакомился с защитником.
И тут в зал суда вошли вы, мои дорогие. Увидев вас, я сразу понял, что и вы не согласны с навязанным адвокатом, так как верующий адвокат из ФРГ согласился защищать меня, но ему не позволили.
В следующем письме продолжу наш разговор. Господь с вами!

Письмо тринадцатое

Дорогие мои дети... Был ли в вашей жизни такой день, когда вы стояли перед выбором пути, сознавая, что от вашего решения в данную минуту будет зависеть вся дальнейшая жизнь?
У меня этот день был 7 декабря 1949 года. В этот день я отдал свое сердце Господу и Он стал моим Богом. Прошло более 30 лет, а наш союз с Ним нерасторжим.
Когда я предстал пред судом, то не делал выбора, не раздумывал что сказать. Этот выбор я сделал однажды и теперь моя жизнь протекает согласно ему. На суде я не защищал себя, нет. Меня как будто и не существовало. Весь смысл моих выступлений состоял в том, чтобы защищать Христово благовествование в нашей атеистической стране.
Как я вам уже писал, судья заявил, что для знакомства с адвокатом мне достаточно двух часов. Меня под охраной завели в комнату, где я познакомился с ним.
Как человек адвокат - хорошая женщина, но она была совершенно незнакома с жизнью верующих! Впервые в своей практике она встретилась (а возраст у нее не молодой) с таким подсудимым, как я.
- Прежде всего хочу сказать, - начал я, - что виновным себя не признаю. И дальше я объяснил адвокату, что все верующие, желающие верно служить Господу, никогда не смогут исполнять существующее "Законодательство о религиозных культах", так как его статьи носят явно противоевангельский характер. А значит, все эти верующие становятся нарушителями 142 статьи Уголовного кодекса, которая предусматривает лишение свободы за нарушение этого законодательства. Но дать обещание исполнять такой противобожеский закон - значит отречься от Евангелия, значит стать отступником от заповедей Божьих! Поэтому верующие стоят перед выбором: или отречься от Бога и получить за это свободу от гонений, или оставаться верным Христу, но подвергнуться за это преследованиям.
Что касается меня, то я в своей жизни избрал второе, потому что вопрос вечной жизни - центральный вопрос моей жизни, и ради Господа я готов здесь лишиться всего, только бы оставаться верным Ему и войти в небесное царство.
Более того, как служитель Христов я обязан был предупреждать народ Господень о грозящей опасности оказаться неверными Богу и поэтому совершенно открыто писал об этом в журнале "Вестник истины" в статье "Святое неповиновение". Говорил я об этом и на различных совещаниях служителей и на многочисленных членских собраниях, где мне приходилось бывать. Всех я учил, что мы должны повиноваться властям и почитать их, но там, где начинается посягательство на наше взаимоотношение с Богом, когда, будучи атеистами, они учат нас как молиться Тому Богу, в Которого сами не верят, то надо иметь мужество противостоять этим повелениям, невзирая на последствия и на то, какой ценой придется оплачивать свою верность Богу. Если в этой борьбе нам придется отдать даже жизнь - отдадим ее во имя нашего Господа, ради чистоты и святости служения Богу, - призывал я везде.
Что касается других статей, предъявленных мне в обвинение, то и по ним я виновным себя не признаю, - пояснил я адвокату.
Например, 190-я статья. - На советский государственный строй я никогда не клеветал.
По статье 191-й меня обвиняют в том, что я проявлял неповиновение органам власти. Но и в этом я не виновен. Все обвинение по этой статье строится только на том, что я продолжал проповедовать, когда сотрудники милиции, нарушив наше мирное богослужение, приказали прекратить его.
По статье 143-й УК МССР мне дали 5 лет. И на йоту я не повинен в нарушении этой статьи, хотя эксперты и считают, что своими высказываниями через статьи в журнале "Вестник истины" я нарушал покой граждан, когда говорил о суде Божьем, об идеалах небесной жизни, о прощении грехов, о возрождении, о святой жизни во Христе.
Да, я это делал, я проповедовал учение Христа. В этом смысл всей моей жизни. Все эти деяния попадают под статью 143-ю УК МССР. Но я счастлив, получив такое обвинение. Скажу словами святого Апостола Павла: "...горе мне, если не благовествую!" (1Кор.9:16).
Итак, адвокат, назначенный судом, уточнил то, что, в силу своих убеждений, я не мог не нарушать 142-ю статью УК, но виновным себя в этом не признаю. Конечно, времени мало было. За два часа много не объяснишь.
Когда я вошел в зал, то увидел чудную картину. Часть зала была занята верующими. Я увидел своих друзей, сотрудников на ниве Божьей, всю свою семью. Мне не разрешали оборачиваться, но от того, что я успел увидеть хотя некоторых, настроение мое было возвышенным. Мне очень хотелось засвидетельствовать о Господе моем многим, и особенно я радовался тому, что наконец-то все мои три сына являются очевидцами судебного преследования отца. Прошлые суды в 1966 и 1970 годах вы были неспособны все понять и сделать правильные выводы. Теперь же для меня настал чудный день. О себе я не думал и не беспокоился. Не тревожился ни о большом сроке заточения, ни о трудных этапах по тюремным пересылкам.
Мне очень хотелось, чтобы, глядя на меня и многих служителей, осужденных в наши дни за верность Господу, вы полюбили истерзанного Христа, бедную, бросаемую бурей гонимую Церковь, которая "...грозна, как полки со знаменами" (П.П.6:41).
Великое это счастье быть отверженным миром и несправедливо осужденным за служение Богу! Мне очень близки слова Христа: "Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах..." (Мф.5:12). Удалось ли мне передать вам эту радость быть гонимым учеником Христа, вам виднее со стороны, потому что вы были на суде два дня и все слышали.
Господь с вами! Ваш папа.

Письмо четырнадцатое

...Изберите себе ныне, кому служить...
Нав.24:15
Дорогие мои дети! Не случайно эпиграфом этого письма я взял слова: "...изберите себе ныне, кому служить..." Очень важно сделать правильный выбор в своей жизни. Если ты отдал сердце свое Господу и всем сердцем служишь Ему, всю свою жизнь доверяешь Господу во всем, Он поможет тебе во всех обстоятельствах!
Помогал мне Господь и на этом суде, на котором довелось присутствовать и вам. Вы много слышали о судебных процессах над верующими, но для вас все было ново. Вы были внимательны к каждому моему слову и, возможно, после суда рассуждали: правильно ли я поступил, достойно ли подражания мое поведение на суде? Вам, дорогие мои, виднее со стороны, я же буду рад видеть вас ревностными защитниками Христова учения. Да поможет вам в этом Господь. У меня одно желание перед Богом, чтобы и вы, однажды посвятив Господу свою жизнь, служили Ему честно, с полной отдачей сил во все дни жизни, сохранив при этом верность Господу в каждом отдельном житейском случае.
Не буду писать о том, что вы видели и слышали, но расскажу о том, чего вы не знаете.
Ко второму дню суда я готовился особо. Мне предстояло сказать последнее слово. Вы знаете, что конспектов я никогда не составлял даже к проповедям (зрение не позволяет). Значит, мне нужно было все запомнить. Ночь прошла почти без сна. Не потому, что меня тревожила будущность, нет, я был спокоен, но уснуть не мог. Многое вспоминал. К утру у меня сильно болела голова. (Впрочем, это не удивительно, это моя постоянная болезнь. Дома у меня от переутомления часто бывали такие головные боли, что я не мог говорить и даже трудно было повернуть голову. Тогда я ложился, закрывал глаза и часа 2-3 лежал без движения, чтобы боль немного утихла).
По этой причине я попросил перенести суд на следующий день. Но судья отклонил мое ходатайство. Мне предложили говорить последнее слово. Я был удивлен. Мне не только не оказали крайне необходимой медицинской помощи, но даже не предложили никаких медикаментов от головной боли. Но удивляться этому не приходится. Устроителей суда мое состояние устраивало: я не в силах был не только говорить, но и присутствовать на суде. Мне пришлось напрягать все силы, чтобы сказать в защиту Святого Евангелия хоть немного. Как я это сделал - не мне судить.
На следующий день, хотя я и отдохнул и голова уже не болела, трудно было вспомнить о чем я говорил. Но меня это не смущает, вы поняли меня все равно правильно.
Главное, что вы должны были понять из моего выступления - это то, что я люблю Господа больше, чем свою жизнь, и все посвящаю Ему на служение.
Если бы я был здоров, то в последнем слове я бы сказал следующее: "Граждане судьи! Вся моя жизнь была посвящена служению моему Господу Иисусу Христу. Как вы ныне судите меня, так некогда судили и моего Учителя Господа Иисуса Христа, первых Апостолов, которые почти все закончили свою жизнь в мучениях. Все христиане во все века были гонимы, одних жгли на кострах, других томили в тюрьмах, но истину Христову они донесли до нас. Я счастлив, что и наши отцы показали в себе образец святой верности Богу и были преданы Ему до смерти. Таким путем прошел и мой отец. Он оставил своих маленьких детей и за проповедь святого Евангелия пошел в Уральские лагеря, где и принял мученическую смерть.
Здесь, в этом зале идет необычный суд: здесь в лице последователей Христовых судят Самого Иисуса Христа. В ходе суда против меня не было выдвинуто обвинение, что я кого-то оскорбил или что-то украл. А вот что я служил Богу, проповедовал о Христе, организовывал новые общины там, где их не было, - это верно, это я делал, Меня судят в третий раз. И все обвинительные заключения похожи одно на другое. Если вдруг случится невероятное, т.е. суд вынесет решение освободить меня, то я буду очень рад вновь прийти домой к жене, к деткам, в родную церковь. Но свобода мне нужна для того, чтобы с еще большей ревностью совершать служение моему Господу. Вновь я буду призывать всех верующих твердо стоять в истине Христовой, хотя именно за это меня судят сегодня. Я буду воспитывать молодежь и детей в учении и наставлении Господнем, хотя вы и в этом обвиняете меня на данном процессе. И это я буду делать всегда, не потому что упрям по характеру или мне это выгодно. Нет! Но я - служитель Божий и иначе поступать не могу!"
Продолжу письмо, когда представится возможность. Дети, храните верность Богу всегда, во всем.

Письмо пятнадцатое

Дорогие дети! Как всегда с трепетным сердцем сажусь писать письмо, которое пойдет к вам.
Я уже начал подробно рассказывать вам о своей жизни, но не знаю, смогу ли передать все то, что желаю. Меня не волнует художественная сторона изложения или красота слога. Беспокоюсь о том, достигнут ли ваших сердец слова, исходящие из глубины отцовского сердца? Утешаюсь тем, что труд мой не окажется тщетным, и как для меня, так и для вас дороже всего в жизни станет Иисус распятый, Иисус воскресший, Иисус вознесшийся!
Как бы ни били мою ладью волны житейского моря, я и в самый сильный шторм хочу оставаться спокойным. Господь доведет мой челн до тихой пристани. Но хочу прийти туда не один, а вместе с вами, мои дорогие. Тихая пристань, где мы отдохнем, еще впереди, еще далеко. Смысл всей своей жизни (надеюсь, и вашей) я вижу в том, чтобы сохранить верность нашему Господу.
Вы просили меня написать подробно, как проходил мой судебный процесс. Я рад это сделать. Вы присутствовали на суде, - тем лучше мне описывать его. Не буду повторять то, что вы сами видели и слышали; не буду останавливаться и на том, как предвзято следственные органы и прокуратура готовили мне обвинение.
Сегодня поговорим вот о чем. Шесть моих статей, опубликованных в журнале "Вестник истины", были посланы на научную судебную экспертизу, в которой участвовали доктор исторических наук профессор Воронцов и кандидат философских наук доцент Андрианов из Ленинграда.
Мне очень хотелось получить заключение этой "научной" экспертизы, но следователь самым категорическим образом запретил мне снять даже копию. А этот документ очень интересный. Он очень ярко показывает неприглядный облик атеизма. Кое-что я все-таки переписал из заключения этой экспертизы и сейчас процитирую вам.
Вопрос:
"Содержится ли в статьях обвиняемого М.И.Хорева призывы к отказу от общественной деятельности или от исполнения гражданских обязанностей?"
Вопрос поставлен так, что если эксперты скажут "да", тогда мне вменят в вину ст.143 (227 РСФСР) и осудят на пять лет. Прокуратуре, видимо, показалось мало одной 142 статьи (нарушение законодательства о религиозных культах). Эта статья предусматривает лишение свободы до трех лет, и я уже два раза отбывал заключение по этой статье. Когда следователь ознакомил меня с поставленными перед "научной" экспертизой вопросами, я понял, что мне дадут пять лет. Что же ответили эксперты? Они сказали свое "научное" "да" (цитирую):
"Идеал верующего он, Хорев М.И., видит в человеке, который видит себя гражданином неба, В статье "Рождественское пророчество" ("Вестник истины"-4,1977г.) говорится: "С тех пор, как я познал Христа Богом Крепким, Отцом Вечности, я могу засвидетельствовать, что имею жизнь вечную и что я - гражданин Нового Иерусалима, гражданин неба."
Или вот еще на чем строилось обвинение:
"...М.И.Хорев высказывает идеи, направленные на запугивание верующих страшным судом за недостаточную отреченность от земного мира". В доказательство обвинения приводят мои слова: "И если ты не примешь Христа, Который пришел в этот мир с единственной целью спасти тебя, то я должен тебе засвидетельствовать, что это пророчество все равно сбудется над тобой, но сбудется в день суда и уже не во спасение, а в осуждение тебе за то, что не уверовал во имя Единородного Сына Божьего" ("Вестник истины" - 4,1977г.).
"И далее, - пишут эксперты, - эту же мысль Хорев М.И. навязывает в статье "Зависть" ("Вестник истины" - 2-3.1977г.). "Если мы не позаботимся об очищении себя от всякой скверны плоти и духа, - нет нам части в обетованиях Божьих, не будем обманываться". "И не войдет в него (в Новый Иерусалим) ничто нечистое..." (Откр.21:27)".
А вот еще что поставили мне в вину:
"Хорев М.И. пишет в своей статье "Верность до смерти": "Лучше принять смерть, чем перестать поклоняться живому Богу".
Дорогие мои дети! Когда я говорю о гонителях церкви, о том, как они несправедливо поступают с христианами, изображая их в прессе и в передачах по радио и телевидению, как отсталых, неграмотных людей, людей без стремления к лучшему, передовому, в общем, стараются представить их в самом плохом свете и в то же время совершенно лишают права в противовес этой неверной информации сказать правду и публично опровергнуть ложь, - так вот, когда все это вы видите и слышите (а я уверен, что вы располагаете очень богатой информацией по этому вопросу), не ожесточите после этого сердец ваших, не отвечайте злом на зло или ругательством на ругательство, но благословляйте проклинающих вас! Этому учит нас Господь Иисус Христос.
Да поможет вам в этом Сам Бог. Моя забота о вас, чтобы вы не ожесточили сердец ваших, когда на вашу юную жизнь постепенно наслаивается несправедливое отношение неверующих людей к христианам. Господь да поможет вам иметь доброе сердце, чтобы с любовью вместить всех и все.

Письмо шестнадцатое

Дорогие мои дети... Хочу вам рассказать о моих скитаниях по пересылкам.
Можно смело сказать, что для заключенных этапирование - самое трудное время. Зимой в пересыльных тюрьмах может быть холодно, летом - сильно жарко. То и другое тяжело переносить. Мой этап проходил через Кишинев - Одессу - Харьков - Ростов-на-Дону. В течение месяца я прошел по этим тюрьмам. В Ростовской зоне я пробыл два месяца и вновь этап: Ростов - Волгоград - Свердловск - Омск. Надолго ли останусь в Омске - не знаю. Бог знает.
Расскажу о первой половине этапа. Осужденные радуются, собираясь на этап. Радуюсь и я, слишком утомляют душные камеры следственной тюрьмы, очень соскучился по свежему воздуху. Скорей бы в лагерь. Но куда? В Сороки? Там я отбывал три года. Обычно заключенных отправляют в лагеря той местности, где они совершили преступление. Это положение для всех, но не для меня. Работники прокуратуры угрожали, что отправят далеко на Север. Зная, что любой маршрут не будет случайным, я готов ехать в любую сторону.
Наконец, 17 мая 1980 года ночью меня вызывают с вещами. Все в камере знают, что сегодня идет этап на Тирасполь и Одессу, где есть зоны строгого режима. Если повезут на Одессу, значит, мне предстоит дальний путь. Вещи у меня были собраны. Помолившись, прощаюсь с остающимися в камере (нас было шесть человек).
Один из них был особенно близок к Богу. У него была верующая мама. Жили они в Унгенском районе. В те годы детей на собрания не пускали. "Сынок, когда подрастешь, тогда и будешь ходить на собрание, говорила ему мама, - а сейчас нельзя, закроют собрание из-за детей, что мы тогда будем делать?" Время шло. Он вырос без Бога. Женился на неверующей женщине. Жена оказалась жестокой (по его словам), посадила его уже дважды в тюрьму. Мама умерла. Как он обрадовался, когда узнал, что я христианин! И очень полюбил меня, узнав, что я нахожусь в тюрьме только за то, что мы всем братством отстаиваем права детей и молодежи посещать молитвенные собрания, т.е., чтобы им был открыт доступ в Царство Небесное. Мы очень много беседовали. Он настоятельно просил молиться о нем. Наша разлука была трогательной. Мы обнялись, как братья, и нам тяжело было расстаться. Уже открыли дверь камеры, и надзиратель торопит, а он никак не может отпустить меня.
Чудные пути Господни! Иной раз и не думаешь, что среди грязного, развращенного, пьяного общества можно отыскать такие жемчужины. Люди погрязли в пороках, которые невозможно перечислить, и это явление не случайное. Со многими из них я беседовал. Бедные люди, они не знают другого пути, потому что в своей жизни никогда не слышали о Боге. Как они были внимательны, слушая слово о Господе, хотя далеко не все принимают его всем сердцем, но моей вере и упованию завидовали многие.
Глубокой ночью на "воронках" нас привезли к поезду "Ивано-Франковск - Одесса". Машины въехали прямо на перрон. Когда я выходил из "воронка", то невольно посмотрел по сторонам. Вас никого не было, да вы и не знали о моем отъезде. Если бы знали, то уверен, что непременно пришли бы проводить меня в дальнюю дорогу.
В нашем купе было человек пятнадцать. Для купе это много. Тем более, что все стали курить. Поезд тронулся. "Господи, благослови начало моего пути!" - молился я в душе. Куда еду - я не знал. В Тирасполе высадили почти всех, а в моем купе осталось всего три человека. Значит я еду далеко. "...Да будет воля Твоя и на земле, как на небе", - сказал я от сердца Богу.
Утром мы прибыли в Одессу. Днем подали "воронки" и привезли в Одесскую тюрьму. До вечера вновь прибывшие заключенные проходили утомительные тюремные процедуры. Вначале всех держали в одной большой камере. Затем проверили но "делам", сортировали по режимам, тщательно обыскивали, повели в баню. Наконец, в восемь часов вечера, усталые, голодные, но довольные, мы вошли в камеру, где находились несколько дней в ожидании нового этапа.
Когда меня обыскивали, я попросил посмотреть в сопроводительную карточку, чтобы узнать, куда меня везут.
- Проходи дальше! - грубо отказал мне надзиратель. Заключенный, стоявший за мной в очереди на обыск, сказал, указывая на меня: "Этот человек святой, ему ни в чем нельзя отказывать". Надзиратель заинтересовался, по какой статье меня судили. Мы пробеседовали с ним целый час, за что я был очень благодарен Богу. Но об этом в следующем письме.
Господь да благословит вас во всем!

Письмо семнадцатое

Дорогие мои дети, я рассказал вам о начале своего путешествия по пересыльным тюрьмам. Первая остановка у меня была в Одессе. Вечером 17 мая я вошел в камеру. Камера очень большая, в ней находились в основном все одесситы, которых уже осудили и они только ожидали, когда приговор войдет в силу.
Для меня нашлась свободная койка и, поблагодарив Бога за совершенный путь, я спокойно заснул. В прошлом письме я упоминал о старшине, который узнав, что я верующий, сразу изменил ко мне отношение. Он сообщил мне, что конечный пункт моего этапа - Ростов-на-Дону. Похвалился тем, что знал некоторых верующих из Одессы, которые раньше находились в этой тюрьме. "Это настоящие верующие! Они за своего Бога охотно отдадут жизнь!" - засвидетельствовал он. "Кого вы помните?" - поинтересовался я. И по описанию внешности я понял, что он говорит о Николае Павловиче Шевченко. Как только я назвал его фамилию, имя, отчество он оживился и долго тряс мне руку.
Да, брата Николая Павловича, пресвитера Одесской Пересыпской церкви, нет на земле. Он отошел в вечность более десяти лет назад, но светлая память о нем осталась и в этом заведении. О, как в этой тюрьме нужен свет Христов!
Здесь я пробыл до 24 мая. Как я провел время? Каждый день находились собеседники. Некоторые из заключенных хорошо знали верующих. Оказывается, они сидели в тюрьме с нашими братьями в 1968 году.
При мне был приговор суда. Заключенные несколько раз читали его, а я давал разъяснения. Свидетельство очень хорошее. Были и противники, но это хорошо, когда среди слушателей есть и противники, легче беседовать, появляется масса неожиданных вопросов. Словом, время проходило не напрасно. Пребыванием в этой тюрьме я доволен. Правда, уж очень она грязная, очень много вшей. Когда стоишь на полу в тапочках, они ползут по ногам. На пересылках вши - обычное явление, заключенные привыкли к этому. Когда нас выводили на прогулку (на один час) в маленький дворик, то все снимали белье и уничтожали вшей. Но это только в тюрьмах, в лагере, где я сейчас, этого нет. Здесь легче следить за собой.
Итак, после 24 мая я снова в пути, еду в Харьков. До "воронка" меня проводил тот знакомый старшина, пожелал всего хорошего и что-то положил мне в мешок. В поезде я раскрыл сверток. Там лежало сало, чеснок и домашнее печенье. За такое любезное отношение этого незнакомого человека я был очень рад и благодарен Богу, понимая, что его сердце было покорено святым поведением и приятными беседами брата Н.П.Шевченко.
В 1961 году, когда началась работа по пробуждению в нашей стране, то Пересыпская церковь, где пресвитером был Н.П.Шевченко, первая в Одессе присоединилась к святому делу Божьему.
В доме Николая Павловича я всегда находил не только приют, но и вдохновение для работы. Николай Павлович проводил ночи в молитве за дело Божье - я свидетель этому.
Итак, новый путь, новые знакомые. Со всей уверенностью свидетельствую, что случайностей в нашей жизни нет. Во всем - чудный промысел Божий.
Харьковская тюрьма. Очень хорошо, что в ней есть баня, в которой "прожарили" мои вещи, а это очень важно в таких условиях. Когда нас (50 человек) завели в предбанник, то выяснилось, что в бане не будет воды часа два. Заключенный, который ехал со мной из Кишинева (по характеру он дерзкий, смелый, непоседа, постоянно ищущий приключений), объявил: "Зачем нам праздно проводить время? С нами едет святой человек, священник. Давайте его и послушаем". Все обратили на меня внимание, а один человек особенно. Завязалась хорошая беседа. Вначале в ней принимало участие человек 25, а затем все меньше и меньше, пока не остался один. Он очень интересовался истиной.
И так на каждом месте. Господь всегда создает условия для доброго свидетельства о любви Божьей.
В Харькове я пробыл пять суток. Камера очень большая. Мой кишиневский попутчик и здесь представил меня как святого человека, "главного священника Божьего в нашей стране", и сказал, что со всеми вопросами, касающимися спасения души, просьба обращаться ко мне. Опять читали приговор, опять беседы, диспуты...
29 мая меня отправили этапом дальше, и я был доволен, что это был уже последний этап и что я остановлюсь в Ростове. Ростовская пересылка была для меня самой трудной, но об этом в следующем письме. "Межи мои прошли по прекрасным местам и наследие мое приятно для меня".
Господь с вами.

Письмо восемнадцатое

Дорогие мои дети! Продолжаю писать вам письма, которые начал около двух лет назад. В них я хотел рассказать вам о всем пути, по которому вел меня Господь. Мне известно, что некоторые письма прошлых лет не дошли до вас. Вы просили меня восстановить пробел, образовавшийся в результате этого, но сделать это трудно, хотя я буду стараться сделать все посильное.
Прошло два года, как я уехал из Ростовской зоны. Оглядываясь назад, скажу: "Господь вел меня премудро". Он дал мне в этой зоне немного отдохнуть (два с половиной месяца), а потом был долгий этап и очень трудный. Но Бог дает утомленному силу и изнемогшему дарует крепость.
Находясь в заключении, я и радуюсь и грущу. Радуюсь, что за имя Христово удостоился быть гонимым, униженным. А грущу о том, что в Церкви очень много работы, а делателей мало. Работать в Христовом винограднике очень хочется, но на все - воля Божья. "Не Моя воля, но Твоя да будет..."
Осужденных верующих помещают вместе с преступниками. "К злодеям причтен..." Нас всегда содержат среди уголовников, то есть с людьми, совершившими убийство, со спекулянтами, взяточниками. Входишь в камеру и первый вопрос: "По какой статье судили?" Скажешь: по 142-й, - и все недоуменно пожимают плечами. Объясняю. Как только узнают, что я верующий и за служение Богу нахожусь в тюрьме, опять удивление: "А почему тебя сюда, а не в политическую тюрьму сажают?" "Я не политик, я - христианин, служитель. Мы в политику государства не вмешиваемся", - отвечаю и слышу возражение:
- Советское государство и атеизм неразделимы. Если бы вы просто верили, как мы: хотим свечку в храме ставим, хотим - грабим храм Божий, то за такую веру у нас не судят. Но если вы своими деяниями мешаете атеизму идти победным маршем по планете - вас раздавят! Вы мешаете политике нашего государства, - поясняют мне. - Цель политики нашего государства - построение коммунизма, а коммунизм и религия - несовместимы. Значит, надо создавать условия для ее постепенного вымирания, что и делается всячески: закрывают храмы, мечети, молитвенные дома и костелы. Открывают дворцы и дома культуры, стадионы и спортивные площадки, танцплощадки, устраивают, различного рода гуляния, туристические походы, массовые выезды зимой лыжников, а летом грибников, проводят встречи "белых ночей" и проводы "русской зимы", - и все это поощряется государством. А вы, как видно из вашего приговора, тоже были в лесу, но перенесли богослужение на лоно природы, а это противозаконно советскому обществу. Ваши действия не будут способствовать отмиранию религии. Вы враждуете с атеизмом, а ведь он (атеизм) взят на идеологическое вооружение государством. Это значит, что вы, верующие, выступаете против политики партии и правительства, вы мешаете строить атеистическое общество. Значит вы, - политические преступники, а не уголовники! Но почему вас сажают с нами, этого я не понимаю...
Вот такие разговоры мне приходилось слушать не раз, находясь в камерах и на пересылках. Много встречается интересных людей и хороших собеседников, но со временем они рассеиваются, каждый занимается своим делом. Остаются отдельные личности, которые интересуются верой больше, глубже. Некоторые из них очень близки к истине. Они с жадностью воспринимают весть о Христе как Спасителе души! Им очень дорога весть о всепрощающей любви Божьей через Кровь Христа. Они удивляются простоте учения о прощении грехов. Над некоторыми из них я совершал молитву, и они говорили: "Как хорошо, что здесь, на дне преступного общества, есть проповедники об Иисусе Христе!"
Да, и в уголовный мир преступников Бог послал нас не случайно. Всегда благодарю Бога за Его премудрый путь.
Господь с вами.

Письмо девятнадцатое

Приветствую вас, мои милые дети!
В каждом своем письме я с большой любовью и старанием хочу рассказать вам о чудных делах Божьих, о моем служении Господу, о великих милостях Его, которыми наполнена наша жизнь. Не все деяния Божьи понятны нам сейчас; когда же окончится жизнь, то христианин, обернувшись назад, обязательно воскликнет: "Велик Ты, Боже, во всех путях Твоих, и все дела Твои премудры!"
Но это потом, а теперь благодарим ли мы за все Господа? Ведь если мы вверили Ему свою жизнь, то может ли Он где-либо ошибиться, дать нам непосильный крест? Нет! Никогда!
Сейчас я хочу вернуться к началу своей жизни (в полном смысле этого слова). Из прошлых моих писем и рассказов вы уже знаете о моем папе, который прожил сравнительно короткую жизнь, но она была подвигом веры, он был служителем церкви и последовал за Господом, оставив все. Умер он в тюрьме города Тавда Свердловской области в 1939 году. Он был беден и не оставил нам никакого материального наследства. Но, несмотря на это, мы сегодня богаче самых богатых, потому что знаем и верим живому истинному Богу, в которого верил наш папа. Не ошибусь и это не будет преувеличением, если скажу о своем отце, что он - муж веры. В подтверждение этого приведу пример.
Когда в семье рождается ребенок, то для родителей - это праздник! Не был исключением и день моего рождения. (Пишу об этом по воспоминаниям моей мамы).
Вы знаете, что у меня от рождения плохое зрение. Врачи сразу сказали маме: "У вашего сына будет плохое зрение, а какое и будет ли вообще - узнаете, когда подрастет".
Нужно ли говорить о том, сколько переживаний было у мамы? Две дочери росли здоровыми, а вот родился сын и такой "несчастный". В понятии мамы я был совсем слепым.
Своими переживаниями она поделилась с папой. Мама вспоминала этот день очень часто. "Как только мы пришли домой, говорила она, - папа взял тебя на руки и сказал:
- Сейчас мы воздадим славу Богу за подарок, который Господь дал нашей семье.
- У нас не только радость, но и глубокая скорбь, - возразила мама, - ведь сын нездоров... Еще неизвестно, может быть, он совсем слепой...
- Милая, ты согласна, что Бог не ошибается в Своих деяниях? - спросил папа.
- Конечно, Бог никогда не ошибается, но...
Папа прервал возражения и продолжал:
- Да, наш сын не здоров, как остальные наши дети, но его болезнь - исключение. Ты согласна?
- Да. Но...
А папа продолжал, не давая возможности маме возражать.
- Если без воли Божьей и волос с нашей головы не падет, то и сегодняшнее событие в ведении у Бога, и я верю, я знаю, что Господь наш имеет Свои планы по отношению нашего сына. Вот за эти особые планы Божьи мы и воздадим славу нашему Богу.
- Не помню, - продолжала свой рассказ мама, - какое место из Священного Писания прочитал папа, затем мы преклонили колени, и, держа на руках тебя, благодарили Бога за чудные пути Его в нашей жизни. Я не разделяла его радости и, больше того, отнеслась к его рассуждениям с тайной критикой, т.е. вслух возражать не стала, но подумала, что его рассуждения легкомысленны.
Но вот прошло тридцать лет, папы давно с нами нет, а я только теперь присоединяюсь к его справедливому рассуждению. И оттого, что столько времени я не могла понять, почему у тебя плохое зрение, слабое здоровье, - меня судит совесть, а самое главное, мне очень бы хотелось сейчас сказать твоему папе: да, ты был прав, так просто доверяя Богу. Прости меня, что я тебя не понимала и, больше того, осуждала...
Впервые мама мне рассказала об этом на Новый 1969 год. Конечно, я порадовался с мамой и прославил Бога в молитве, сказав приблизительно так: "Возлюбленный Господь! 37 лет назад мой папа воздал Тебе благодарность за особый удел, приготовленный Тобой для меня. Мой папа верой видел будущее! Славлю Тебя за чудные Твои пути!"
Дорогие мои дети, обо всем этом я пишу вам для того, чтобы утешить вас (конечно и себя) в нашей долгой разлуке. Что я могу сказать вам о моем недуге? Моего здоровья всегда хватало только для служения в церкви. Никто из окружающих даже не знает, как мало я мог сделать что-либо для дома. Для моего зрения это было очень тяжело. Прошу вас, милые, своей посильной помощью замените, пожалуйста, меня в доме. Через месяц мне исполнится 50 лет. Может быть, поэтому я и избрал эту тему для письма...
Господь с вами, мои милые.

Письмо двадцатое

Мои милые дети, вы просите, чтобы я рассказал вам о самом тяжелом моменте в моей жизни за время пребывания и тюрьмах. Ваш вопрос мне очень понравился и заставил как бы оглянуться назад, многое вспомнить, взвесить, оценить...
Жизнь в тюрьме очень многоразлична. Каждый новый день - это новые испытания, новые трудности. Тяжела сама среда. Сами понимаете: днем и ночью, без перерыва, тебя осуждает преступный мир, встречаются случайные люди, которые еще не успели внутренне испортиться, им трудно в таком окружении, они мучаются в душе своей, но таких мало. Больше встречается тех, которые начали свой преступный путь в юности и так, с небольшими перерывами, проводят всю жизнь в заключении.
Но внешняя среда меня не смущает. Наоборот, со многими преступниками я знакомился, беседовал, вместе делил пайку хлеба, некоторые охотно слушали слово истины.
Среди различных служб администрации есть очень большая оперативная служба. Многие заключенные работают на нее, являются тайными осведомителями. Таких людей очень много как в тюрьмах, так и в лагерях. Я не имею никакого желания говорить о них, и если написал об этом, то только для того, чтобы вы имели полное представление о моей жизни.
Меня не тяготят постоянные слежки. Может быть потому, что я привык к ним с юности. Вы и сами помните, какая страшная слежка была устроена за мной года два до ареста! Даже вы, дети, и то хорошо видели!
Хочу вам рассказать вот что: однажды заместитель начальника по режимно- оперативной части капитан Власов сказал мне: "Хорев, ко мне звонили из Америки и интересовались вами. Передайте, чтобы больше этого не было. Хорошо, что вы сразу не попались мне на глаза, иначе я посадил бы вас в карцер". Спустя месяц он рассказывал мне об этом, улыбаясь. Я не стал спрашивать его, за какую вину он хотел посадить меня в карцер, потому что знал: при желании он найдет любую причину для наказания. Я уже писал вам, как недавно Власов лишил меня личного свидания за то, что я носил зимой валенки.
Но меня не тяготит и это бесправное положение. Не тяготит и скудная пища. Кстати, что сказать о пище? Часто она бывает просто несъедобной, но едим. Меня не тяготит так же недостаток в пище витаминов, и что совершенно нет ни фруктов, ни овощей. Когда же я получаю что-либо от вас из продуктов, то испытываю великую радость поделиться радостью с обездоленными, всеми забытыми, никому не нужными людьми. Словом, стараюсь быть довольным всем, всегда!
Большое утешение мне приносят ваши письма, которые я получаю часто. Иногда даже получаю, но далеко не все письма, моих братьев и сестер по вере в Иисуса Христа. На днях на мое имя пришла бандероль из Австрии. Меня вызвали по радио и сказали, что для получения ее необходимо разрешение лично Власова. Опять Власова! Для меня очень приятно и несравненно дорого внимание и забота друзей обо всех узниках Христовых на Руси великой.
Но есть гнет, который давит и не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Как только я перешагиваю порог тюрьмы и располагаюсь на тюремных нарах, я изолирован от служения в Церкви. Это самое тяжелое! К этому я никогда не привыкну! Прошло 20 лет, как я полностью посвятил себя на служение Богу в Церкви Его святой!
В феврале 1962 года я уволился с работы. Имел хороший заработок, 14 лет непрерывного стажа, любящую жену (полгода прошло, как мы поженились), - и все это я оставил и пошел на служение.
Самым дорогим местом Священного Писания для меня были слова: "Мы оставили все и последовали за Тобою" (Лук.18:28).
В начале своего служения я испытывал много трудностей, так как у меня не было опыта, хотя я много трудился среди молодежи в Ленинграде. Всесоюзное же служение несравненно труднее и сложнее, но Господь пошел мне навстречу. В первый год я работал с братом Александром Афанасьевичем Шалашовым - почтенным старцем, верным служителем. У него был очень богатый духовный опыт. В конце 1963 года он отошел в вечность. Он нередко говорил о том, что немногие желают последовать за Христом, оставив все. Одни ждут, когда подрастут дети, чтобы поднять их на ноги, дать образование, а потом, говорят, я свободен и буду совершать служение. Другие обещают, что будут служить Господу, когда пойдут на пенсию. Третьи не могут оставит хозяйство, у четвертых - нет согласия в семье.
Меня лишили ленинградской прописки, а это значит и права когда-либо жить в родном для меня городе. Но ради Господа и служения Ему, для пользы церкви, я от всего отказался. Четыре года я нес служение, будучи на нелегальном положении. Некоторые идут этим путем, когда грозит им арест, и они ничего не теряют: днем раньше, днем позже - все равно арестуют, - рассуждают они и уходят из дома. А у меня все было спокойно, можно было жить в семье. Но, как только я услышал зов Христа: "Следуй за Мной", я пошел этим путем.
Служение было очень ответственное, очень благословенное, хотя и трудное.
И вот 19 мая 1966 года я первый раз оказался в тюрьме. А на воле очень много работы. Проблема в церкви все та же, что и при жизни Иисуса Христа: "жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою..." Никак не привыкнешь к неволе. Хочется освободиться, но не для того, чтобы пожить свободно, а для того, чтобы все силы, какие есть у меня, отдать Церкви.
Кажется, я ответил на ваш вопрос: какой самый тяжелый момент для меня был в то время, когда я находился в неволе.

Письмо двадцать первое

Мои милые детки!
Сегодня я решил побеседовать с вами об очень дорогом для меня событии, которое легло в основу всего уклада моей жизни. Как я уже писал в предыдущих письмах, 14 июля 1962 года меня рукоположили на служение благовестника. Сам ход рукоположения я также описывал в тех письмах, наверное, вы их получили.
Поэтому 14 июля 1962 года мой славный праздник - двадцатилетие служения в Церкви Христовой. Я говорю, что у меня праздник, но жизнь прошла нелегкая, даже трудная, очень трудная. И все же, вспоминая пройденный путь, я говорю: "Велик Бог мой!" Я служу Иисусу Христу и Он дает мне силы переносить все. И когда я приду к престолу, где Он будет восседать, то скажу: "Господь мой! Все, что Ты дал мне, я отдал на служение Тебе..."
Прежде всего напомню, что 1961 - 1962 годы были особыми в жизни нашего братства. Началось пробуждение Церкви Христовой. Мы распространяли послания, письма, приветствия, в которых братья Инициативной группы старались ободрить народ Божий, указывали на неверность руководителей ВСЕХБ, умоляли твердо стоять на путях Божьих, воспитывать молодежь и детей в страхе и любви Господней.
Многие верующие читали эти послания и, естественно, по-разному воспринимали их.
Одни говорили: "Написано правильно, но неосуществимо. КГБ не даст возможности подняться нам на ноги. Хорошее пожелание, и только!"
Другие проявляли недоверие: "Кто писал эти письма? Молодежь! Написано грамотно, с задором, но где у них опыт? Вот если бы авторитетные, ответственные братья встали впереди этого движения по пробуждению, тогда бы!.."
На третьих вообще тайно влияли со стороны, стараясь распространить в народе Божьем, что братья, подписавшие послания, - от КГБ, они подставные лица и через них якобы власти хотят выявить в церквах более ревностных и ликвидировать.
Поэтому в то время очень многие хотели встретиться с братьями, которые возглавили эту святую работу, чтобы с ними решить все вопросы. А вопросов, сомнений, недопониманий было очень много.
Помню такой случай. Однажды в Прибалтике было организовано общение проповедников. На нем должен был присутствовать и брат Геннадий Константинович Крючков. Он приехал. Мы сидели за столом рядом. Когда я представил собравшимся Геннадия Константиновича, все были очень удивлены. Все ожидали увидеть пожилого, солидного старца, а здесь - молодой человек! Но когда общение, начатое вечером, окончилось утром - все присутствующие радовались, что Бог посетил Свой народ и избрал на этот труд молодых братьев.
Многие верующие удивлялись мужеству руководящих братьев Инициативной группы: оставить семью, работу на производстве, нести служение в конспирации при постоянных слежках!.. За 30 лет предыдущих гонений верующие отвыкли от такой жизни. Некоторые говорили (кстати, и до сих пор говорят!): "Пока есть возможность работать на производстве - лучше работать, а служить Богу можно и в свободное от работы время..." Почему они так рассуждают? Потому что у них нет полной отдачи Богу. Если не иметь освобожденных от работы на производстве братьев, которых можно послать в любой уголок нашей большой страны, то организационного, независимого от мира служения, практически, осуществить невозможно.
Двадцать лет я трудился в гонимых общинах нашего братства, и эти 20 лет не числятся в моей трудовой книжке. В глазах мира сего я все эти годы вел "антиобщественный образ жизни". Но это лучшие годы в моей жизни, и я их посвятил на служение народу Божьему. Это мой подарок Богу и Церкви.
Помню, один брат, когда я предложил ему взять расчет на производстве и посвятить себя служению, сказал: "А моя семья? У меня пять детей, жена, мать старушка; их нужно содержать..."
- Если ты согласишься трудиться, то семья будет на обеспечении церкви, - успокаивал я его.
- О нет! Церковный хлеб очень горек. Я не допущу, чтобы моя семья жила так. Я не хочу, чтобы мою жену потом упрекали, не хочу, чтобы у моих детей были трудности. В школе их будут спрашивать: где работает твой папа, сколько он получает? Что дети будут отвечать? Вот мои мозоли на руках и я...
Не буду описывать дальше наш разговор. Уходил я от него с очень тяжелым сердцем. У всех служителей гонимого братства тоже семьи, жены, дети, и они любят их не меньше. Бог свидетель! Они могли бы так же, как и он, работать и содержать семью, жить, не разлучаясь, но они возлюбили Господа более всего и согласились переносить все лишения ради Господа и дела Его.
И моим детям трудно в школе. Сколько раз им приходилось отпрашиваться, чтобы поехать ко мне на свидание! И сейчас я снова в тюрьме. А у того брата - все гладко. После беседы с ним я сказал сам в себе: "Как поступал, так и буду поступать! Пусть детям моим будет иногда трудно, пусть раздаются упреки в мой адрес, но я люблю Тебя, Господи, больше всех на свете! Поэтому я оставил семью и посвятил себя на служение Тебе!"
Дорогие мои дети, хочу вам задать несколько вопросов:
- довольны ли вы, что воспитывались в семье служителя? Вы видите разные семьи, где отцы каждый день дома, обстановка у них иная и положение в обществе иное, и в газетах о них не пишут клеветнических статей, - жизнь спокойная;
- не тяготит ли вас частая разлука со мной? Знаю, что вы, мои милые, очень любите меня и, наверное, вам тяжело без меня;
- хотели бы вы, чтобы и ваша жизнь прошла так же, как моя?
- 20 лет - мой юбилей, мой праздник! Но позвольте спросить вас, милые: могу ли я от вашего имени сказать, что 14 июля - наш семейный праздник?
Буду заканчивать, но в следующий раз хотел бы вам рассказать о том, какие трудности мне приходилось встречать за 20 лет.
Господь с вами.

Письмо двадцать второе

Дорогие мои дети, сегодня продолжу разговор о жертвенном служении Господу. В основу размышлений возьмем слова: "...войди ты и все семейство твое в ковчег; ибо тебя увидел Я праведным предо Мною в роде сем" (Быт.7:1).
Бог решил истребить всех живущих на земле, так как земля растлилась и всякая плоть извратила путь свой и земля наполнилась злодеяниями (Быт.6:12-13). Только один Ной оказался праведным в очах Божьих. "Тебя увидел Я праведным предо Мною", - сказал ему Господь. Других праведников Бог не нашел. И вот ради его праведности Бог оказал милость всей семье Ноя. Как это прекрасно! Мне бы очень хотелось быть на месте Ноя, чтобы и вся моя семья была спасена от грядущего бедствия.
Во дни Ноя жизнь шла обычным порядком: люди ели, пили, женились, выходили замуж, строили, пахали. Словом, каждый занимался привычными житейскими делами. А у праведного Ноя были совершенно другие заботы. На протяжении многих десятков лет он по велению Божьему строил убежище от грядущего бедствия.
У него была семья, росли дети (три сына). Ему так же, как и другим, надо было их как-то определить: приобрести участки земли, насадить виноградники, построить дома, где бы каждый из них мог бы спокойно жить, приготовить им наследство. Если бы только об этом заботился Ной, то окружающие восхищались бы: "Какой заботливый отец! Какие счастливые дети при таком отце!" Да, так делали все, но не Ной. Вместо трехэтажных особняков для своих сыновей, он строил трехэтажный ковчег, в котором будут спасены все, кто туда войдет.
Будучи взрослыми, сыновья могли бы сказать Ною: "Знаешь (папаша или дедушка), ты уж устраивайся сам, как хочешь. На горе построил какой-то ковчег и намерен когда-то плавать, странно! Мы не видим никаких оснований для тревог. В жизни еще такого не бывало, чтобы в наводнение вода поднялась до гор! Нет уж, папаша дорогой, при всем уважении к тебе, мы лучше останемся в спокойствии здесь!"
Могли дети или родственники так сказать Ною? Могли. Но, благодарение Богу, в ковчег спасения вошли все его сыновья, его жена и жены сыновей! Пришел день, когда гнев Божий излился на всех живущих на земле, и только Ной со своей дорогой семьей был спасен. Велика верность Бога нашего! За праведность и послушание одного человека милость получила вся семья! Благоразумный Ной сохранил самое ценное для своих детей: жизнь! Прошел потоп, земля зацвела вновь, и сыновья Ноя наслаждались всеми плодами ее.
Дорогие мои дети, я хочу немного упростить это святое повествование и дерзаю сравнить жизнь семьи Ноя с жизнью нашей семьи. Скажу вам, милые дети, для меня нет ничего более прекрасного и драгоценного, как служить Господу. Это желание было у меня еще в юности, но и до сего дня цель всей моей жизни та же - созидать Церковь Христову!
Служение Богу было для меня отрадой, и даже тогда, когда пришло время создавать семью, меня сильно волновало одно: не свяжут ли меня дела житейские, не отвлекут ли от служения к Церкви Христовой? Я знал, что тот, кто хочет подвизаться в деле служения Богу, не должен связывать себя делами житейскими. Как же быть? Я видел много семей, в которых муж и жена были заняты только друг другом и детьми, и такие семьи принято считать благополучными. А я хотел вести совсем другую жизнь. Об этом молился Богу и Он меня услышал. Семейные узы не только не связали меня (хотя я и очень люблю мою жену и детей, Бог свидетель), но и помогли мне в моем служении.
...Расскажу вам еще об одном дне из моей жизни. Это было в первых числах августа 1964 года. После двух месяцев разлуки, я вновь встретился с вами. "Надолго?" - это обычный вопрос, каким меня встречали дома. В это утро я ничего определенного не ответил, но, увидев очень трудное положение семьи, на другой день сказал, что уехать просто не могу, не имею права. Но и оставить служение я тоже не мог. Что же делать? И мы согласились не говорить о нашей нужде никому, но пребывать в посте и молитве, чтобы сам Бог разрешил этот неразрешимый для нашей семьи вопрос.
В те дни я никуда не выходил, усиленно молился Богу, зная, что у Него нет тупиков и безвыходных положений. В самый ответственный час Он непременно придет на помощь. Так было и тогда. На третий день молитвы к нам приехала в гости Прасковья Александровна из Ленинграда (бабушка Паша, как вы ее потом называли).
Я знал ее с детства. Она приходила к нам (в Ленинграде) и отпускала наших родителей на богослужение, оставаясь с четырьмя маленькими детьми, какими мы тогда были,
Мы были очень рады встрече, и я спросил: "Дорогая тетя Паша, надолго ли вы к нам приехали? Решили погостить, отдохнуть или дела у вас какие есть в наших краях?"
- Нет, - ответила она, - я услышала, что у тебя, Митенька, есть уже семья, маленькие дети, и вот я решила взять отпуск и навестить вас, и, если чем можно будет, помогу. В моем распоряжении месяц.
Да, это был ответ от Бога! Бог, видевший тайное, воздал нам явно. Мы благодарили Господа за скорый ответ, и я в тот же день уехал на служение.
Дорогие дети, бабушка Паша настолько влилась в нашу семью, что была для нас как родная. Через месяц она поехала в Ленинград, взяла расчет (последние 15 лет она работала домработницей в одной богатой семье) и сразу, не задерживаясь, приехала опять к нам.
Многие, видя усердие нашей бабушки Паши, считали, что мы платили ей много денег. Но платить нам было нечем, да и ни за какие деньги нельзя было найти такого человека, как она!
Бабушка Паша любила повторять в молитве: "Господи, благодарю Тебя за то, что Ты указал мне место в служении Тебе!"
Да, эта милая старушка успокоила мое сердце, и я не тревожился так сильно о вас. У нас она пробыла до мая 1968 года. Затем тяжело заболела и уехала домой. Я в это время был в заключении за мое служение Господу. Мой срок подходил к концу, и я успел увидеть ее на смертном одре. Вместе мы совершили благодарственную молитву, и через несколько дней Прасковья Александровна отошла в вечность. Да, в лице этой доброй старицы Бог воздал нам во сто крат еще здесь, на земле.
Я напомнил вам о благословенном служении и жертвенности бабушки Паши, чтобы вы возблагодарили Господа за Его великие дела и милость к нашей семье.
Не удивляйтесь, дорогие дети, что наша семья не похожа на другие. Вы уже в совершенных летах и понимаете, что если все мы решили служить Господу, то нужны и жертвы, надо оставить все. Я оставил все ради Господа, но у меня сохраняется забота о вас, мои милые. Какое у вас намерение в жизни? В этот ответственный период жизни Церкви на земле не хотите ли вы полностью посвятить себя для строительства "новозаветного ковчега"? Эта работа самая нужная, самая ответственная!
У меня к вам два вопроса:
- Приняли ли вы святое водное крещение? Если еще нет, то принято ли уже вами твердое решение войти в церковь через святое крещение?
Приняв крещение, готовы ли вы будете оставить все и следовать за Иисусом Христом?
Прошу вас ответить мне на мои вопросы, а еще лучше - ответьте на них себе!
Иногда искренние и любящие Господа души объявляют о своем желании вступить в церковь только летом. Я считаю, что открыть свое желание перед народом Божьим вы должны тогда, когда в вашем сердце созрело это желание. Когда юноша или девица заявили о своем желании стать членом церкви, этим они уже связали себя с живой Церковью Христовой. Служители и вся церковь уже будут наблюдать за этой душой, наставлять ее, заботиться о ее духовном росте. Главное же, конечно, в том, что для самой души этот вопрос уже решен и сделан верный выбор! Я знаю случаи, когда зимой преподавали крещение, но эти случаи редки. Мне пришлось только дважды преподавать крещение в ледяной воде.
Итак, труд ваш да не будет тщетным пред Богом! Он на нашей стороне! Слава Ему!
До славного вознесения Церкви Христовой!
Самое мое большое желание вместе с вами помолиться Господу.

Письмо двадцать третье

Мои милые и дорогие...
Сердечно-сердечно приветствую вас в это славное воскресное утро. Я особенно люблю этот день и всегда стараюсь мысленно встретиться с вами. Зная, что везде в этот день народ Божий имеет живое общение, ободряют друг друга, поддерживают, подкрепляются и вместе радуются (общение святых всегда радует), я стараюсь присоединиться ко всем вам. Да, только духом, но и это дорого.
Еще в ранней юности я старался поступать осторожно, свято, не нарушая Слова Божьего. Когда я намеревался сделать какое-либо дело и не имел полной уверенности, колебался: можно или нельзя, тогда я спрашивал себя: а хотел бы я видеть своих детей поступающими так? И мне это становилось ясно.
Я знал: если я буду ходить в страхе Божьем, дети мои тоже будут бояться Бога. Это истинно так! Если я буду нечестным, хитрым, боязливым, словом, плохим, - то дети мои будут не только такими, но несравненно хуже. Бывают исключения? Да. Но я не об этом хочу сейчас сказать, а вспоминаю дни своей юности о том, как готовился к сегодняшним дням вашего благополучия. Вашему воспитанию я посвятил не 20 лет (т. е. всю вашу жизнь), а все 40 - всю мою сознательную жизнь. Теперь рассудите сами, мои дорогие дети, разве я не вправе иметь уверенность в вас? "Сеющие со слезами будут пожинать с радостью"
Некоторые считают, что для хорошего поколения достаточно иметь хорошую наследственность. Я понимаю иначе. Просто - верен Бог Своим обетованиям и что обещал - исполнит! Так что, милые, я с большим нетерпением жду от вас всякой доброй весточки, в которой ищу признаков перемен вашего характера к лучшему и, когда нахожу, - радуюсь великой радостью.
Вы как-то спрашивали меня: какое самое радостное событие пережил я во время моего заключения?
Позвольте мне без колебания повторить слова Апостола Иоанна: "Для меня нет большей радости, как слышать, что дети Божьи ходят в истине!" Находясь в самых тесных обстоятельствах, христианин радуется. Чему? Не тому, что скоро пройдут все его скорби и будет легче, но тому, что дети Божьи ходят в истине. Эти слова мне особенно дороги в стенах тюрьмы. Я лишен всего, ничего не знаю даже о здоровье семьи, - так проходят месяцы. Когда ведут на суд, предупреждают: "Руки назад! По сторонам не смотреть! Не оглядываться!"
Сижу на скамье подсудимых и украдкой иногда посмотрю на друзей. Радуюсь, что многие пришли на суд. Слава Богу! Вижу всю семью. Прекрасно! Когда закончился первый день судебного процесса, я на тюремной койке не спал почти всю ночь. Старался все запечатлеть в своем сознании, все вспомнить. Несколько раз в ночи склонялся на колени и молился. Соседи по камере меня неправильно поняли и решили, что я сильно переживаю о своей судьбе. Но о себе я не думал, это меня не беспокоило совершенно. Еще до начала суда я знал, что мне дадут пять лет строгого режима.
Во-первых, я беспокоился о том, справлюсь ли с возложенным на меня Богом служением: защищать истину Божью на скамье подсудимых.
Во-вторых, тревожило меня ваше духовное состояние. Я видел вас обутыми и одетыми и благодарил Господа: значит, друзья заботятся. Вы хорошо выглядели, значит, здоровы. И это было приятно. Но не это главное для меня. Больше всего я был озабочен тем: ходят ли мои дети в истине Божьей? Любят ли они ее больше своей жизни? Избрали ли они путь истины, путь жизни?
"Я есмь Путь и Истина и Жизнь", - сказал Христос. Сколько родителей проявляют чрезмерную заботу лишь о том, чтобы их дети внешне выглядели не хуже других, и горько ошибаются. Потому что "Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе" (Рим.14:17). Поняли ли это мои дети? Отдали ли свои юные сердца Богу безраздельно и навсегда? Пожелают ли они идти путем Христа тернистым, но прекрасным. единственным, ведущим в Царство Христа и Бога? Не постесняются ли мои дети, если Господу будет угодно, вместе со мной быть на одной скамье подсудимых за верность Богу, а в вечности восседать на престоле Божьем? Очень много вопросов беспокоило меня в ту ночь.
В соответствии с этим я подготавливал спою защитную речь. Мне очень хотелось, чтобы и вы, мои милые сыновья, поняли суть жизни со Христом.
Прошли месяцы, и вот я узнаю, что все вы, дорогие мои, решили вступить в союз с Богом через водное крещение! О, какое это счастье! Вступить в союз с Богом в юности и всю свою жизнь сохранять верность Ему - великая честь для каждого юноши! Да поможет вам Господь осуществить ваше благословенное желание и посвятить всю свою жизнь Богу!
Хочу вам дать некоторые важные предупреждения, но об этом в следующем письме. Спешу сказать вам все, что есть на сердце, чтобы предохранить вас от ошибок, а потом... Я очень устал и мне очень хочется к Иисусу... Но еще очень хочется успеть сказать вам все, что есть у меня на сердце. Да поможет вам Господь во всем.

Письмо двадцать четвертое

Дорогие мои дети! Сегодня я имею возможность продолжить рассказ о своей жизни. Я делаю это для того, чтобы вы прославили Бога, Который благословил меня, хранил на всех путях и, хотя допускал трудные испытания, всегда посылал силу и помощь. У меня никогда не было испытаний сверх сил.
Итак, 30 мая я приехал в Ростов-на-Дону. Часто я был в этом городе. А вот в Ростовской тюрьме впервые. Из всех тюрем этого этапа Ростовская была для меня самой тяжелой. Как всегда на пересылках нигде не спешат разгружать машины с заключенными, а быть в них длительное время очень тяжело. Погода была жаркая. "Воронок" весь железный. Он долго стоял с нами на солнцепеке.
Чтоб лучше представить, каково ехать в этой машине, я расскажу немного подробнее. "Воронок" подогнали вплотную к вагону и стали загружать. Первые 12 заключенных сели на боковые скамейки, расположенные с трех сторон машины. Затем вошли еще семь человек. Нас троих, последних, вталкивали солдаты силой. Люди кричат, что места нет, но никто на это не обращает внимания. На полу чьи-то вещи. Встать буквально некуда. Я кое-как втиснулся и встал на одну ногу, рукой уперся в стенку, чтобы не упасть на сидящих. Дверь закрыли. Наша машина загрузилась первой. Ждем, когда заполнят еще два "воронка". Нестерпимо жарко. Вентиляции никакой. В добавление ко всему с разных сторон закурили. Изредка стараюсь стать на другую ногу.
Наконец наша машина тронулась. При такой давке качка особенно тяжела. Иногда просто руки не выдерживают нагрузки и нет сил, чтобы сдержать такую массу людей при поворотах. Утешаю себя тем, что скоро все трудности будут позади.
Приехали в тюрьму быстро, но долго ждали когда откроют тюремные ворота. Разгрузили вначале другие две машины, а наша снова стояла в ожидании на солнце. Но вот подошел и наш черед. Заключенные все мокрые, словно попали под дождь. Выходят, шатаясь, из машины и становятся в ряд. На мне также не было ни одной нитки сухой, даже карманы мокрые. Пот с лица не вытирал, бесполезно. Но путь свешен, и мы стоим, хоть и под палящим солнцем, но на свежем воздухе.
Мне очень хотелось, чтобы процедура приема длилась как можно дольше. Но офицер получил наши "дела" и стал выкрикивать фамилии. Дошла очередь и до меня. Называю вслух где я родился, год рождения, номера статей, по которым меня осудили и срок. Эту процедуру я люблю, так как я единственный иду по 142-й статье. Почти никто не знает, что это за статья. После этого ко мне обычно подходят и спрашивают, что это за статья и кто я такой, за что меня судили?
Итак, я снова в камере. Низкий сводный потолок. Воздуха мало. Народу битком: пришло сразу несколько этапов. Я не считал сколько в камере человек, но если в нашем вагоне ехало 70-75 человек, то сюда втиснули несколько вагонов. Приблизительно более двухсот человек. Я нашел на середине камеры свободное место для своего вещмешка и сел на него. Во-первых, мне хотелось посидеть, так как я сильно устал стоять, а, во-вторых, вверху мало кислорода, потому что почти все закурили, и чем ниже к полу, тем легче дышать.
Махорочный дым заволок всю комнату. Главное, сразу, как только вошли в камеру, заключенные стали варить "чифир", то есть очень насыщенный чай. "Чифир" на время одурманивает и повышает настроение.
Что значит варить "чифир" в камере? Чтобы закипятить пол-литровую кружку воды, жгут полотенце, портянки, майки или даже одеяло. Эти тряпки, пропитанные, как всегда, потом, тлеют, выделяя особо едкий дым. И в таком смраде нужно находиться по несколько часов в день.
Дверь открывается и нас начинают сортировать. Через час-полтора назвали мою фамилию и я вышел. После уточнения данных меня опять завели в эту камеру. Часа через четыре народу явно убавилось. В камере остались только заключенные строгого режима.
Ко всему можно привыкнуть. У меня же в трудные часы есть утешение: я знаю, что во имя Господа Иисуса Христа нахожусь в этих условиях. Не за преступления, не за то, что кого-то обидел, огорчил или что-то похитил, а за проповедь Святого Евангелия! Слава Богу, что Он удостаивает нас этой великой чести! Бог дал нам право ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него!
К вечеру нас сводили в баню и окончательно распределили по камерам. Имея прежнее представление о тюрьмах, я думал, что и здесь стоит только добраться до камеры, как можно будет отдохнуть. Но это оказалось не так. Небольшая камера с двухъярусными нарами, куда меня буквально втиснули, была заполнена до отказа. Сначала я даже смутился: некуда ступить ногой! Стояла сильная духота. Все были мокрые от пота. Сразу у дверей, направо, туалет и умывальник.
Второй ярус нар невысокий, мне по грудь, видимо, потому, что низкий потолок. Но за счет этого нижние нары на полу. Везде - полуголый народ, С нового этапа нас вошло сюда десять человек. Так мы и остались стоять посреди камеры, не зная, куда поставить свои вещмешки.
Как обычно, сразу началось знакомство. Кто, откуда, за что, по какой статье? И опять я в центре внимания. Сразу нашлись те, которые раньше сидели вместе с нашими братьями. Чаще всего называют фамилию брата Петерса, который сидел в этой тюрьме.
Всю ночь я не спал и весь день провел в напряжении, поэтому, как только мне нашлось место на нижних нарах, я решил отдохнуть. А если учесть, что в день приезда заключенных не кормят, то можете представить, как я устал... Но Бог дает изнемогшему силу и утомленному дарует крепость.
Очень хорошие собеседники были у меня в этой камере, но это уже на следующий день. А в этот вечер я сразу же лег и заснул. Проснулся глубокой ночью. Чувствую - немного окреп. Сразу встал, ведь кто-то, уступив мне место, не спал, а я проспал 6 часов. Слава Богу за такое расположение. Хотя народ в тюрьмах жестокий, но Бог нам посылает на пути и утешения. А возможно это потому, что за нас, узников, молятся многие дети Божьи. Я благодарен Богу за Церковь Христову, которая помнит узников своих.
Господь с вами, мои милые. Постараюсь продолжить в ближайшее время.

Письмо двадцать пятое

Дорогие дети! В прошлом письме я рассказывал вам, как попал в Ростовскую тюрьму. Как хорошо, когда по этим местам впереди тебя прошли верные братья - служители Божьи! Добрым своим поведением и проповедью о Христе они приготовили путь для последующих узников-христиан.
Был я на пересылке в Ростовской тюрьме всего девять дней. Коротко опишу о пережитом в эти дни.
Круглосуточно в камере горит яркий свет. Правда, ночью он мне не мешал, потому что я спал внизу, защищенный верхними нарами. Но внизу спать соглашаются немногие: из-за клопов. Все считают, что на нижних нарах их больше, чем на верхних. По-видимому это так. При ярком свете, наверху, клопы не такие смелые. А внизу - тень, и они объявляют настоящую "войну". Многие соскакивают, так как спать невозможно.
Но меня они так не допекали. Это не значит, что клопы обходили меня стороной. Конечно, нет. Но я их укусов не чувствовал. Как только я ложился спать, сразу засыпал. От большой усталости я спал настолько крепко, что множество клопов не способны были меня разбудить. Проснувшись, я сразу же уступал место другому. Народу очень много. Люди ждут очереди поспать. И только когда я вставал, видел, что все мое тело и белье в крови. По этому можно было судить насколько воинственна была ночь.
Я всегда благодарил Бога за крепкий сон. В этом я вижу особую милость Божью!
В этой камере вслух читали мой приговор. Имел очень хороших собеседников. Стояла сильная духота. Иногда надзиратели открывали "кормушку" (окошко в двери, через которое подают пищу). Прогулки были по полчаса в сутки. Я выходил всегда. На это время включали сильный громкоговоритель, звучала музыка, чтобы заключенные, гуляющие в разных двориках, не перекрикивались. Мне этот шум не мешал, я был спокоен.
Время больше всего проходило в беседах, чаще наедине с кем-нибудь, а иногда и в коллективных.
Я уже не говорю о том, что в камере все время курят и варят "чифир". Такая картина типична для всех тюрем. Круглые сутки играют в карты. Проигрывают деньги, вещи, честь, совесть...
К умывальнику в тапочках подойти невозможно. Вначале я не мог понять, что за грязь у умывальника? Было похоже, будто кто-то нанес жидкий слой чернозема, толщиной в 3-5 см. Потом я понял, что это перемешанная с водой зола от тряпок и бумаги, которые жгут для того, чтобы заварить "чифир". Чтобы можно было подойти к умывальнику и туалету, заключенные перевернули пять или шесть мисок, уложили в эту слякоть и по ним, как по камешкам, шагали. Ко всему можно привыкнуть и на все смотреть спокойно.
В этой тюрьме я впервые видел надзирателей с дубинками и деревянными молотками. Впрочем, не только видел, но и силу деревянного молотка испытал на себе. Знаю, вам будет интересно узнать: за что? Неужели ваш отец нарушитель режима?
4 июня нас повели в баню. Мыла у меня не оказалось, хотя вы позаботились и передали его достаточно. Но людям никто его не передает, и я постепенно все раздал.
В душевой дали по маленькому кусочку мыла, и мы стали с поспешностью мыться. Воду включают всего на 10 минут. Кто не успел сполоснуться - тому приходится одеваться мыльному.
Прошло минут 5-6.
Некоторые стали уходить. Я собрал брошенные обмылки и быстро постирал нижнее белье. Воду выключили, но я радовался, что успел все постирать. Стал одеваться. В предбаннике было очень душно, мне стало плохо с сердцем. Я одевался, но медленно. Обычно заключенных не уводят в камеру, пока не выйдут из бани все. Но когда я вышел, то во дворе уже никого не было, и я быстро побежал догонять. Стоящие во дворе рабочие дружно засмеялись: "О! И этот сейчас попадет под молотки!"
Как только я спустился в подвал, где была наша камера, то увидел, что у дверей с молотком стоит старшина. Не буду повторять всего, что слышал от него (эти слова недостойны повторения), но под дружный смех надзирателей один удар молотком я получил, но и этот один удар долго давал о себе знать.
Обстановка в пересыльных тюрьмах такая, что все заключенные не чают, когда повезут в лагерь.
Наконец, 8 июня вызвали меня. Я сразу понял, что этап в этот день идет только на "двойку", т.е. в Ростовский лагерь, и был доволен. Всю ночь нас держали в отдельной камере, я наутро погрузили в "воронок" и отвезли на место.
Очень трудный путь был позади. Я радовался и не знал, что через два-три месяца опять буду собираться в дорогу, и что этап будет ничуть не легче.
Но, дорогие, мы - странники и пришельцы здесь на земле. Путь наш лежит через страдания, разлуки, скорби, лишения. Но цель прекрасна - Царство Небесное! И чем больше мы сейчас в пути устаем, тем дороже, приятней и милее будет там отдых. Христос отрет с наших очей слезы. Кто не плакал, тому и утирать нечего! Будем уставать во имя Бога! Будем изнемогать, совершая наше поприще во славу Божью! А Бог даст нам сил на все. С Ним мы победно пройдем путь. Слава Ему!
В следующем письме постараюсь рассказать о пребывании в Ростовском лагере.

Письмо двадцать шестое

Продолжаю давно начатое письмо.
И вот я в лагере. Что из себя представляет лагерь строгого режима? Они бывают разные и по территории и по внутреннему распорядку. В каждом лагере свои особенности.
Больше всего мне понравились в Ростовском лагере обширные места для прогулки. Есть небольшой стадион. Это, конечно, редкость для строгого режима.
Вы, видимо, обратили внимание, что я ни в одном письме не писал о том, как кормят в тюрьмах и хватает ли пищи. Прежде всего, я это сделал сознательно: мы ведь не рабы своего желудка. Апостол Павел говорил, что он научился всему: насыщаться и терпеть голод, жить в изобилии и недостатке. "Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе" (Фил.4:13). Всем нам очень важно достигнуть такого состояния полного довольства любыми обстоятельствами. "...Царствие Божие не пища или питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе", говорится в Священном Писании (Рим.14:17). Это значит: когда останешься голодным или ежедневно будешь жить впроголодь, - это не будет отражаться отрицательно на твоем духовном состоянии.
Часто я ложился спать с чувством голода. Но утром, случалось, я даже не шел на завтрак, так как просто не хотел кушать. И самочувствие было хорошее.
В Ростовской зоне семь дней мы были в карантине. Камера для вновь прибывших (а нас было 15 человек) находилась в здании штрафного изолятора. Это длинный коридор, а по бокам - двери с засовами, как в тюрьме. Вещмешки нам не разрешили взять с собой. Мы их сложили в углу комнаты для надзорслужбы. Через два часа камеру отворили и сказали, чтобы мы взяли свои мешки. Они были проверены, и из них было изъято то, что было нужно надзирателям. Это - мелочь, но я пишу об этом, чтобы вы имели представление о жизни в лагере.
Вставал я раньше всех, часов в пять утра: помолюсь и выхожу на свежий воздух. Ранним утром особенно хорошо иметь общение с Богом, я очень ценю уединение. Была середина июня, погода хорошая, воздух чистый, а я сильно соскучился по свежему воздуху. Поэтому прогулки мои были длительными, от них я испытывал огромное удовольствие. Мне казалось, что я никогда не надышусь свежим воздухом. Хотелось дышать, дышать и дышать как можно глубже. Так обычно ведут себя люди, уставшие от длительных скитаний по тюрьмам.
Были у меня и хорошие собеседники. По вполне понятным причинам я не буду называть их имен, но всегда помню о них в молитвах. Один заключенный говорил: "Какое это счастье, что я услышал такую простую истину о прощении грехов! Я не сожалею, что попал в тюрьму. Я узнал здесь то, чего никогда бы не узнал на воле. Кроме клубов, дворцов культуры, стадионов, пивных баров и пляжей я ничего не посещал. О Боге слышал только в грязных анекдотах".
Особенно мне запомнился один высокий парень. Как-то вечером, уже темнело, он подошел ко мне и спросил о моих убеждениях. Спросил также, почему наши общины не регистрируются и за что нас судят. В конце разговора он признался, что был дружинником и разгонял верующую молодежь, тащил ее в милицию. Он объяснил, что он и не знал толком, за что гонят молодежь. Ему сказали только, что верующие - это американские агенты, провокаторы, шпионы. Но когда он узнал, что всю молодежь, которую они привезли в милицию, отпустили, то задумался и понял, что милиции и дружинникам чего-то не договаривают, обманывают. Нам пришлось расстаться и он попросил у меня прощения за то, что был обманут. Он был приятно удивлен, видя мое самое доброе отношение к нему.
Помню еще одного убийцу. Он получил очень большой срок. Не хочу рассказывать подробности его преступления. Он сам понимал, что совершил страшное. Мы с ним часто встречались. Он много говорил. В одну из встреч я попросил его не прерывать меня и выслушать до конца. Как мог я рассказал ему о любви Божьей, о грехопадении человека, о возмездии за грех, о пролитой Крови Иисуса Христа, о Книге жизни, в которой пишутся имена всех спасенных. Словом, мы пробеседовали весь вечер и только после отбоя расстались.
В пять утра, по обыкновению, я вышел на прогулку и увидел его. Он не спал всю ночь. Он никак не мог понять: почему так просто можно получить прощение грехов? "Если бы Бог требовал больших жертв для прощения грехов - было бы более понятно, - рассуждал он. - Но здесь все очень просто: признай только вину свою, и Кровь Иисуса Христа очистит от всякого греха..."
Я рассказал ему о планах Божьих, что Богу "...благоугодно было...юродством проповеди спасти верующих" (1Кор.1:21). Большая у нас была беседа. Думаю, что и это грешник нашел прощение во Христе Иисусе.
Я хотел бы, дорогие мои дети, чтобы вы написали мне как вы понимаете этот текст Священного Писания? Почему у Бога такой план спасения и что такое "юродство проповеди"?
Очень хочется получить от вас обстоятельный ответ на мои вопросы. Буду ждать.
Дорогие дети, я написал вам о взаимоотношениях с заключенными. Но у меня были беседы и с начальством. Об этом - в следующий раз. Господь да хранит вас.

Письмо двадцать седьмое

Дорогие мои дети! Приветствуя вас, продолжаю давно начатые письма. Когда я закончу? - Не знаю. Наверное, тогда, когда освобожусь и увижусь с вами, тогда и нужды не будет писать, а пока... Да поможет нам Господь не только сохранить любовь к переписке, но чтобы иметь одно сердце, одну цель, единое стремление.
Итак, в прошлом письме я вам рассказывал о моих взаимоотношениях с заключенными. Воспоминания о Ростовской зоне у меня остались самые лучшие. Можно сказать, что Господь дал мне два с половиной месяца отдыха, а потом опять я отправился в дальний путь.
В этом письме я обещал вам рассказать о моих встречах с начальством.
Однажды вызвали меня в оперчасть. Офицер стал расспрашивать меня о семье, о личной жизни.
- Гражданин начальник, - сказал я, - меня вызвали не в благотворительное общество, а в оперативную часть. Поэтому, прошу вас, не теряя времени, скажите конкретно зачем вы меня вызывали?
- Познакомиться с вами.
- Для знакомства у нас в отряде есть начальник, а в оперчасть для знакомства не вызывают.
Он улыбнулся.
- А что вы думаете об оперчасти? Вы знаете, какие функции мы выполняем?
Он разговаривал со мной намеками. Изучал: смогу ли я с ними сотрудничать.
- С функциями оперчасти я знаком, - ответил я, - но сотрудничать с вами не буду ни сейчас, и никогда. Этому учит нас Евангелие, которое мы приняли сердцем. И это стало нашим убеждением. Мы не относимся равнодушно ко греху. Сами отказываемся от него и обличаем делающих грех. И никогда не поощряли преступлений. Но методы исправления преступников у нас, как у духовных лиц, совершенно другие и не строятся на доносительстве. Поэтому я говорю вам о своем убеждении сразу.
Мы расстались по-хорошему. Он обещал еще вызвать, но не вызвал.
Может быть, вы не знаете, что такое оперчасть, тогда я вкратце опишу. Среди заключенных все отношения строятся на слежке друг с другом. Кто что сказал, чем занимался, что принес или отнес, куда и кому, у кого какие планы и прочее, - всю эту информацию оперчасть получает от агентов, которые являются тайными осведомителями.
Я далек от того, чтобы осуждать их за это, но такова форма работы. Впрочем, такая же форма работы сотрудников КГБ на воле. Там они везде имеют своих осведомителей, и даже в церкви! Но это - особый разговор. Если будет возможность, постараюсь об этом рассказать подробнее.
Вы обратили внимание, что в разговоре с офицером оперчасти я был предельно конкретным и сразу высказал свое отношение к сотрудничеству с ними? Нужно ли быть таковыми?
Скажу вам, дорогие сыновья, что Иисус Христос одержал победу в разговоре с дьяволом своей конкретностью. "Написано, написано, написано..." Трижды дьявол обращался с различными предложениями, и трижды Христос отражал его нападки Словом Божьим. Ничего лишнего в их диалоге не было. А в конце: "Отойди от Меня сатана!" Разговор был коротким, а победа - великая!
А вот Ева потерпела поражение в беседе с дьяволом, потому что много говорила, высказывала опасения, вдавалась в уточнения и - пала!
Очень важно, чтобы юноша везде, куда бы Бог ни повел его, - сразу сообщал окружающим, что он христианин, впоследствии ему самому будет от этого легче.
Один юноша рассказал мне о том, как его проводили в армию. В поезде он постеснялся сказать о себе, что он верующий. Вместе со всеми он смеялся над грязными анекдотами. Совесть его осуждала, но после всего этого он и вовсе не мог признаться ребятам. Так с каждым днем ему было все труднее и труднее, а в результате - мирская жизнь. О, как трудно ему было подниматься.
Чтобы вам понять насколько серьезен этот вопрос, расскажу историю одного брата-служителя.
Он был верующим с юности. В 36-37 лет стал пресвитером. Он очень любил свою большую общину. Когда начались трудности, угрозы со стороны гонителей, он вначале бодрствовал. И рассказывал мне, как Бог дает ему мудрости даже законодательство о религиозных культах не исполнять. "Это - великий грех", - говорил он. Но постепенно он нашел общий язык с уполномоченным по делам религиозных культов. Я был удивлен его изворотливости и попросил рассказать, как ему это удается.
И он рассказал: "Меня вызывают в соответствующие органы и ругают, что я развел активную деятельность в церкви: и призывные собрания есть, и дети участвуют в служении, и крещение преподаем без согласования с уполномоченным, и многое другое. Они говорят мне, что эти действия караются законом и подлежат уголовному наказанию по ст.142 УК РСФСР. Я их внимательно выслушиваю и говорю, что я человек сельский и делаю все, как лучше, а о существовании этой статьи ни разу не слышал. Они смеются над моим "тупоумием", а я, притворяясь простачком, втайне над ними посмеиваюсь. Ведь Давид тоже однажды притворился юродивым. А ты, брат, как поступил бы?" - спросил он меня. "В этих случаях я поступаю решительно и прямо, - ответил я, - и говорю, что выполнять законодательство о религиозных культах не буду, потому что оно противоречит учению Иисуса Христа.
Пресвитер со мной не согласился и сказал, что неразумно открывать себя врагу. "Пусть, - говорит, - враг не знает, о чем ты думаешь и что планируешь".
Спустя некоторое время мы с ним вновь встретились. Он предложил мне провести беседу в его церкви. Я это сделал. Среди прочих вопросов затронули вопрос о ходатайствах, о гонимых, об отношении к регистрации, о законодательстве и другие.
Пресвитера, конечно, после этой беседы вызывали и спрашивали: почему верующие его общины пишут ходатайства. Он ответил: "Я сам ничего не писал. Я понимаю, что надо больше уповать на Бога и Он защитит, но так как некоторые понимают иначе, то ради единства я разрешил это делать".
- А почему в вашей общине неодобрительно отзываются о Законодательстве? - спросили пресвитера.
- Я неграмотный, и в этих вопросах не разбираюсь. А если гости что-то говорят, то каждый сам за себя дает ответ.
Община, о пресвитере которой я говорил, большая, и он предложил избрать помощника. " Мне тяжело, я уже старый", - указал он причину. Избрали помощника хорошего, ревностного служителя.
Вскоре пресвитера вызвали вновь и предъявили те же обвинения. Он на этот раз всю вину свалил на своего помощника: "Я занимаюсь только богословием, а мой помощник - остальными вопросами, в которые мой разум не может проникнуть..."
После этого помощника арестовали и осудили по 142 статье Уголовного кодекса.
Встретившись с пресвитером, я вновь поинтересовался, как идут дела в его церкви. Он был всем доволен и по-прежнему считал, что молодые братья неразумные и не умеют лавировать. В пример он ставил себя. "Где-то простачком, где-то юродивым надо прикинуться, а в душе я знаю свое..."
Так думал он. Но придет час, когда на праведном суде Божьем наши дела предстанут в подлинном их значении и все совершенно не так, как мы их рассматривали здесь. Там они обернуться изменой делу Христову и тех сподвижников на ниве Божьей, которых мы ставили под удар своим "мудрым" поведением. Даже поняв ужас своего положения, мы ничего изменить не сможем.
Дорогие мои дети! Бойтесь всякой нечистоты. Особенно бойтесь уклониться от прямых путей Божьих. Органы власти хорошо поняли этого лавирующего служителя. Пока они терпят таковых. Терпят боязливых, которые готовы вместо себя других подставить под удар, - такие люди не представляют для них опасности.
Пресвитер, о котором я вам рассказывал, и сейчас жив, но на него стыдно смотреть. Он все время живет со страхом, а это трудно. Христос "трости надломленной не преломил", - это верно. Но надломленная трость не годится, чтобы на нее опереться. Если бы она пригодилась бы на что-то в хозяйстве, то только для огня. Помните слова: "В страхе есть мучение" (1Иоан.4:18).
Я понимаю эти вопросы так:
если я служитель, то обязан защищать народ Божий в трудный для него час;
не только сам, но и церковь я обязан подготовить к испытаниям, привить каждому члену церкви любовь к ближним и защищать друг друга всеми доступными путями (материально, добрым словом ободрения, ходатайствами перед властями, одновременно обличая их в злых делах и свидетельствуя о любви Божьей);
делать это абсолютно открыто, не боясь, что тебя первого привлекут к ответственности. "А наемник, не пастырь...", "...пастырь добрый полагает жизнь свою за овец" (Иоан.10:11-12);
у доброго пастыря не должно быть хитрости, чтобы во имя личного благополучия других ставить под опасность;
добрый пастырь должен быть жертвенным в служении во всякое время.
Когда меня в 1967 году в заключении спросили, чем я буду заниматься, если меня отпустят, я ответил: "Буду служить Господу со всяким усердием!" За такие слова на меня не распространилась амнистия, и я просидел в лагере еще 10 месяцев. Насколько же мой дух торжествовал и торжествует сейчас!
Берегите, дорогие мои сыновья, сердце чистым! Храните совесть неоскверненной!
Мне очень хотелось видеть всех вас верными, делателями неукоризненными, чистыми, святыми. Стремитесь к большему, светлому, прекрасному - и Бог будет с вами.
Хотел бы продолжать, но сильно утомил зрение.

Письмо двадцать восьмое

Мои милые дети. Продолжим наши рассуждения. На днях я написал вам письмо (надеюсь, вы его получили), в котором отвечал на вопрос: какое событие больше всего принесло мне радости в заключении. Для меня нет большей радости, говорил я, как слышать, что дети Божьи ходят в истине.
Меня порадовало известие, что вы дорогие мои сыновья решили принять святое водное крещение, быть членами святой Христовой Церкви. Для каждого отца и матери - большое счастье дождаться того дня, когда их дети вполне сознательно посвятят свою жизнь Богу. Моему отцу не довелось испытать этого счастья на земле. Он отдал свою жизнь в узах, когда мы были еще маленькими. Да, Бог оказал мне милость Свою.
Но при всем моем приподнятом и радостном настроении я обязан указать вам и на некоторые опасности, которые могут подстерегать вас на христианском пути. Обратите внимание, что Апостол Иоанн говорит: "Дети Божьи ходят в истине". К сожалению, должен сказать вам, что не все, называющие себя сегодня детьми Божьими, ходят в истине. Для меня подлинная вечная радость о вас будет тогда, когда вы не только примете святое водное крещение, не только станете членами Церкви, но и будете ходить в истине Божьей!
Апостол Павел также печалился о том, что многие верующие "ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу". Какая трагедия! Да не будет этого с вами, мои милые дети.
Ходить в истине Божьей - это значит умереть для себя, во всем жить для Бога, для ближних. Жить в истине Божьей - значит не идти за большинством и не смущаться, когда и друзья тебя не понимают. Ведь последнее слово за Тем, Кому вы служите: за Богом. А Он Свое решительное Слово, оценившее всю вашу жизнь, все ваше бытие, скажет в последний день.
Два определения вынесет Христос Своим рабам: "верный и добрый раб" и "ленивый и лукавый раб". И соответственно оценке, каждому даст или награду, или наказание. Обратите внимание на притчу о талантах. Каждый из нас волен распоряжаться вверенным ему талантом по своему усмотрению. Если кто хитрит и неправо поступает, господин не мешает ему. Но в свой час спросит с него.
Мне очень хочется пожелать вам быть такими детьми Божьими, так свято жить и трудиться, чтобы вам Христос в славный день сказал: "верный и добрый раб, войди в радость господина твоего!" Об этом я молюсь.
Из Священного Писания, а также из личной жизни мы знаем много отрицательных примеров, когда люди начали духом, а окончили плотью. Позвольте мне привести несколько примеров для вашего предостережения.
Елисей и Гиезий. Эти два служителя Божьи молились одному Богу, на одном жертвеннике Ему приносили жертвы, были оба почитаемы в народе, но их поступки в жизни были прямо противоположны.
Нееман, сирийский военачальник, получил исцеление от страшной болезни - проказы и в дар за это предложил Елисею большие богатства. Елисей отказался: "Жив Господь! Не возьму!" И счастливый Нееман поехал домой и благодарил Бога.
Богатство погубило очень многих в этом мире. Прельстило оно и Гиезия. Он, видя, что Нееман увозит с собой большие драгоценности, решил взять себе хоть часть из всего того, от чего отказался его господин. И послушайте, что Гиезий говорит сам себе: "Жив Господь! Побегу и возьму!" Как Елисей так и Гиезий призывают в свидетели живого Бога, а поступки их совершенно противоположны. Не буду рассказывать, что произошло дальше, вы хорошо знаете эту историю. Напомню только, что Елисей и по смерти имел силу (помните, как погребавшие мертвеца бросили его в гроб Елисея, и тот при падении коснулся костей Елисея и ожил), а потомство Гиезия до четвертого рода было поражено проказой.
Несчастье отдельных детей Божьих в том, что они постепенно теряют Божье присутствие в своей жизни. Помните слова Божьи: "Ты это делал, и Я молчал; ты думал, что Я такой же, как ты" (Пс.49:21). Христианин, поступивший неправо и не понесший наказания, тут же (как Анания и Сапфира), начинает злоупотреблять долготерпением Божьим и незаметно так далеко уходит от истины, что, порой, не верится даже, что он когда-то знал истину и пребывал в ней.
Определение Божье "ленивый и лукавый раб" и последующее за ним возмездие будет очень тяжело вынести. Но если бы тот раб был только ленив! Он еще и лукавством прикрыл свою леность! Кому из людей хочется, чтобы о нем говорили плохо?
Многие христиане делают сегодня только такие дела, которые помогут им создать авторитет и избавят от страданий. Произносят грамотные проповеди, красивые призывы. Но нет главного: личной жертвенности. И когда им предлагают написать ходатайство за гонимых, они выставляют сразу множество причин-отсрочек: то - "некому написать красиво и грамотно"; то - "немного подождем, пока яснее факты узнаем"; то - "уже поздно, брата посадили" и многое другое. И такие люди никак не хотят признать, что просто боятся гонений. Если бы у них было мужество признать подлинную причину отказа от ходатайств - страх! Но этого зачастую не происходит.
Не стоит таковым выносить поспешные приговоры. Но я должен вам со всей серьезностью сказать, что многие в недалеком будущем услышат Господнее окончательное определение: "ленивый и лукавый раб!" Что это? Полная неожиданность? Удивительное откровение? Нет, для этого раба нет неожиданности. Господь и раньше при жизни его на земле и при его служении обличал его. Но все было тщетно.
Бойтесь лености и лукавства. Перед вами, милые мои, непременно будет выбор: иметь личное благополучие или защищать истину Божью. Моя молитва о вас: всегда делайте выбор в направлении истины Божьей, и Господь скажет вам: "Хорошо, добрый и верный раб, в малом ты был верен, над многим тебя поставлю..."
Ваш папа.

Письмо двадцать девятое

"Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах..."
Мтф.5:12
Мои милые дети! Сердечно приветствую вас самой возвышенной любовью, которой нас наделил Господь!
Знаю, что вы всегда с волнением ждете моих писем, переживаете, когда они задерживаются, и радуетесь, когда приходит весточка от меня... Мне было приятно видеть, как вы бережно храните мои письма, с какой любовью перечитываете их. За это время я и от вас получил много писем, потому что с раннего детства я в разлуке с вами. Ваши первые рисунки (домик, елочка, птички), вы посылаете мне в узы. Иногда я получал от вас особого рода рисунки: на лист бумаги вы клали свою ладонь и обводили ее карандашом. Этому письму я был очень рад. Самые первые слова, которые вы мне написали печатными буквами - "Бог есть любовь".
Шли годы. Уже третий срок я отбываю в узах за Слово Божье. Вы уже выросли, можете делать самостоятельные выводы, принимать решения. И я благодарю Бога! "Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Матф.7:14). А вы, мои дорогие сыновья, по милости Божьей нашли этот тернистый путь, и он стал вашим.
В этом году вы решили принять святое водное крещение, дав обещание Богу служить доброй совестью всю свою жизнь. Это решение правильное. Сожалею, что не могу быть на берегу реки, где вас будут крестить, но радуюсь, что могу написать вам хотя пожелание. Вы были послушны мне во всяком возрасте, надеюсь, что это послушание будет постоянным. Итак, выслушайте мое пожелание:
"Следуй за Мной!" Эти слова Иисус Христос говорил Своим ученикам. Пусть этот призыв будет и вашим. Что значит следовать за Господом? Это значит разделять с Ним и радость и горе, радоваться с Ним и плакать, быть в чести и бесчестии.
Быть всегда со Христом - великая честь. Когда Христос прославляется и предстает перед учениками во всем Своем величии, как это было на горе Фавор, - и если ты с Ним, то и ты преображаешься. Когда Ему поют осанну при въезде в Иерусалим, а ты рядом с Ним - и тебе честь.
Но, дорогие дети, будьте рядом со Христом и тогда, когда Он на суде перед Пилатом, когда Его обвиняют в различных надуманных преступлениях, когда Его бьют тростью по голове и плюют Ему в лицо. Будьте и в этих обстоятельствах рядом со Христом и не смущайтесь, если какое нелепое обвинение падет и на вас, если какой удар тростью причинит и вам боль, если какой плевок хулителей Христовых обезобразит и ваше лицо. Будьте всегда рядом со Христом. Следуйте за Ним! Идите по Его стопам, и будете счастливы абсолютно. Радуйтесь всякой возможности прославить Иисуса Христа через страдания, лишения и унижении.
Дорогие мои дети, все мы ждем Второго пришествия Иисуса Христа на землю, когда верные будут переселены на небеса. Там, в вечности, мы будем всегда со Христом и со всеми снятыми жить во веки веков. Но я хочу спросить вас: с чем вы туда явитесь?
Христос, живя на земле, учил Своих последователей собирать себе сокровище на небесах (Мтф.6:20), т.е. не здесь, а там "открыть свои лицевые счета", и гарантировал всем вкладчикам надежность вкладов! "В Бога богатейте!", - наставлял Христос (Лук.12:21). На небесах одни получат великую награду от Иисуса Христа, а другие будут без наград.
Эпиграф, который я привел в начале письма, предлагает вам очень серьезно проверить свою жизнь. Ведь правом страдать за Иисуса Христа обладает только человек. Ангелы не могут проникнуть в эту тайну.
Помните, как в дом Лота, живущего в Содоме, вошли два ангела, и как негодные люди, желая сделать зло пришельцам, требовали, чтобы Лот вывел их к ним. За такое беззаконие все они были поражены слепотой, а ангелы продолжали выполнять порученное им Богом служение. Ангелы, повторяю, не имеют такого права - страдать за Христа, а мы имеем! И, слава Богу, пользуемся этим великим правом, и радуемся, перенося страдания, побои, разлуки и прочие лишения.
Я часто вспоминаю диакона первоапостольской церкви Стефана. Его побивали камнями, а он молился за своих палачей: "Господи! не вмени им греха сего..." Никто из палачей не ослеп, как это было с содомскими жителями, никто не умер от внезапного гнева Божьего, Умер только Стефан. И сказано, что, умирая, он увидел отверстое небо и Самого Иисуса Христа, Который наблюдал за этим великим событием. Стефан получил свою награду на небесах. Примеру его последовали миллионы христиан, которые в мучениях донесли до наших дней Слово истины, и каждый из них получит свою награду.
Но с чем явитесь вы, повторяю я вновь. На небесах мы будем жить вечно. Встречаясь со всеми святыми, мы будем часто вспоминать о нашей жизни на земле (ведь память мы возьмем с собой!). О чем мы будем вспоминать? Конечно, не о своем доме, каким бы прекрасным он ни был, не о машине. Ненужным будет воспоминание о своем положении в обществе, о богатстве и т. д. Но если ты жертвенно жил для Господа и во время гонений, когда все закрыли свои дома для богослужений, а ты всегда держал открытым свой дом для народа Божьего и делал это с радостью, то эта тема достойна будет для воспоминаний на небе.
И я думаю, что такой христианин подойдет и поклонится Христу и скажет: " Славлю Тебя, Господи, что Ты на земле удостоил меня великой чести и посетил мой дом с народом Твоим!"
Наша жертвенная жизнь на земле будет предметом торжества на небе.
Сожалею, что надо заканчивать письмо, но вы сами можете продолжить начатую тему. Буду ждать продолжения.
Заканчивая, прошу вас: радуйтесь и веселитесь, когда за имя Христа будете нести поношения, скорби, озлобления. За служение Богу вас, возможно, будут злословить через радио, телевидение, прессу; будут штрафовать, понижать в работе, а может быть, и уволят; будут осуждать на 15 суток, а может быть, и на годы, - радуйтесь великой радостью! Страдать за Христа - наше право! Воспользуйтесь этим правом, мои милые сыновья.
Жду от вас ответа. Хочу знать, что вы думаете о поднятых в этом письме вопросах.

Письмо тридцатое

Дорогие мои дети, мир вам!
Я хочу продолжить разговор о моем служении Богу и об опасностях, которые встретились на этом пути. Может быть, более подходящее слово не "опасности", а "трудности". Какими бы способностями не обладал проповедник, но в служении Богу ему придется встретиться с трудностями. И больше того: по мере способностей будут увеличиваться и трудности.
У начинающего проповедника Святого Евангелия обязательно будут неудачи. Он не всегда сумеет высказать то, что у него на сердце. Но это не опасно. Когда же проповедник чувствует неудовлетворенность своим служением, он проявляет беспокойство, а это уже хорошо, тогда он пребывает в усиленной молитве, ищет в себе недостатки, причины своих неудач, больше углубляется в Слово Божье, лучше готовится к следующей проповеди. Все это я испытал в юности. Самое главное - не проповедовать Слово Божье кое-как. Если во время твоей проповеди слушатели спят, то не вини их. Может быть, они задремали потому, что ты неинтересно преподносишь тему, затронутую тобой, жизни нет в твоих словах. Речь может быть весьма грамотной, но нет огня, и она не способна зажечь слушающих.
За 30 лет христианской жизни я проповедовал очень часто, но когда видел перед собой дремлющего слушателя, винил только себя. Конечно, иногда слушатели могут дремать, потому что переутомились на работе или не спали всю ночь... Но из опыта своей жизни скажу: когда проповедник "пылает", то слушатели "горят".
С годами я чувствовал все большую ответственность за мои проповеди. Наши богослужения редко когда заканчиваются вовремя, а я, как правило, говорю слово последним. Поэтому моя цель - уложиться в 30 минут, но сказать проповедь так, чтобы слушатели хотели ее слушать.
Приступая к проповеди, я всегда был в напряжении, понимая, что от меня ждут обилия "пищи". Жить в постоянном напряжении очень трудно, сильно устаешь. Иисус Христос в минуты усталости искал уединения. Тем более, совершенно необходимо уединяться и нам для общения с Богом, для обновления в силе. Пользуйтесь этим.
Дорогие мои дети, вы вошли в юность, зная Священное Писание еще с детства. Вас воспитывали в христианском духе, и с детских лет вы добросовестно относились к чтению Библии и другой христианской литературы, а также к молитве. Я до сих пор помню ваши молитвы. Это была подготовка к служению. Конечно, служение Богу может быть различно, соответственно дарованию, которое дает Бог. Да благословит Он вас! Мы все должны быть свидетелями истины.
Каждый начинающий проповедник встречается не только с трудностями. Его может встретить и большой успех. Бывает так: на богослужении проповедуют братья различного возраста и духовного опыта, и среди них - юноша, проповедь которого подействовала на слушающих больше всего. И вот для юноши наступает весьма трудный момент в его жизни. Сумеет ли он в этом правильно разобраться? Не припишет ли себе славу, которая принадлежит Богу? Не унизит ли других проповедников, которые говорили в этот день проповедь?
Я часто вспоминаю одно богослужение в Риге. Однажды летом мы, четверо юношей из Ленинграда, приехали туда на воскресное собрание. Всем четверым предложили участвовать в проповеди. Получилось так, что я говорил последним и должен был пригласить к молитве. Это была моя первая проповедь в таком большом богослужении. Когда я встал за высокую кафедру и увидел перед собой большой зал, до отказа заполненный верующими, я очень заволновался. Раньше я говорил проповеди, но это было в кругу молодежи, дома или среди близких друзей, а здесь, передо мною - более тысячи человек...
Я прочитал из Евангелия следующее место: "И как Моисей вознес змею в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому" (Иоан.3:14). Скованность быстро исчезла, через две минуты я говорил свободно, вдохновенно и даже страстно. Зал плакал, были слышны громкие всхлипывания. Говорил я всего минут двадцать и затем пригласил к молитве. Преклонил колени и я. И, о ужас! Ко мне пришла мысль, что из всех говоривших сегодня, я - самый удачный проповедник. Я гнал эту мысль прочь, старался вникнуть в молитвы, произносимые вслух, но она настойчиво овладевала моим сознанием. "Только твоя тема заняла сердца слушателей, - шептал мне чей-то коварный голос, - обрати внимание на молитвы..." Всеми силами я старался отогнать эти недостойные мысли, но, поверьте, это не так-то просто было сделать.
Когда мы, гости, проходили по залу, многие поджидали нас для того, чтобы пожать мне руку и поблагодарить за сказанную проповедь. Одна пожилая сестра со слезами на глазах говорила мне: "Дорогой брат, я 15 лет ждала такой проповеди! Сам Господь через вас сказал мне сегодня то, что я ожидала от Него многие годы".
Дорогие дети, я был тогда в вашем возрасте, и вы сами взвесьте: легко ли принимать такую похвалу в свой адрес? Мне стоило больших усилий ничего не приписать себе. Господь говорит: "Славы Моей не дам никому (Ис.48:11). И горе тем, которые возомнили себя очень способными и хвалятся этим. А чем хвалиться? Ведь кому много дано, с того много и спросится!
Вы знаете какие деревья срубают и выкорчевывают совсем - это те деревья, которые или бесплодны или приносят несъедобный плод. Но бывает и другая причина: дерево, которое еще недавно приносило прекрасные плоды, доставляло садовнику и прохожим много радости, вдруг срубили. На нем было такое обилие плодов, что оно не могло выдержать этой нагрузки и ствол его раскололся пополам. Я видел такое дерево в Алма-Ате. Видел я и людей которые внутренне надломились, не выдержав духовной нагрузки. Причины такой катастрофы могут быть различны. Я не намерен подробно останавливаться на них, но смело скажу, если бы я приписал хоть один, даже малый, успех в своем служении себе, а не Богу, то это была бы моя личная катастрофа. Дереву, приносящему обильный плод, подставляют подпорки, чтобы помочь удержать всю тяжесть плодов. В таких подпорках и я всегда нуждался, и нуждаюсь по сей день...
Итак, мои милые, я желаю вам совершать служение с полной отдачей. Любое служение Богу требует прежде всего всецелой отдачи себя и глубокой серьезности по отношению к любой работе Господней.
Вы спросите: какое служение было у меня на первом этапе моей христианской жизни? Скажу вам: как только я обратился к Богу (мне тогда было 17 лет), мне очень часто хотелось выполнять какое-либо служение. И я нашел для себя дело. Ленинградская церковь, где я жил, была очень большой (1500-2000 человек посещало воскресное богослужение). Я старался не выпустить из виду ни одного человека, молодого или пожилого, который пришел на собрание. Это были и приезжие братья и сестры, которым надо было оказать гостеприимство. Я много беседовал с ними и результаты были очень хорошими. Некоторые, из впервые переступивших порог дома Божьего, навсегда обрели покой и счастье для своей души у ног Господа. Кое-кого вы знаете.
Собрание посещали солдаты и матросы, служащие в армии, и я никогда не проходил мимо незнакомых. И очень часто эти знакомства вырастали в большую дружбу. Одиноких юношей и девиц, которые жили в общежитии, я старался познакомить с семьями верующих, где они могли бы найти постоянный приют. Этому служению я отдавался полностью.
Только теперь я понимаю какая хорошая и мудрая у меня была мама. Она незаметно направляла мои поступки и мое поведение по верному руслу, а я об этом и не догадывался. Мне казалось, что все как-то само собой гладко у меня идет. Глядя на свои успехи, я думал, что это я сам просто такой догадливый. Но сейчас я понимаю, что это моя мама так умело, ненавязчиво контролировала мои поступки.
Например: однажды мама прочитала вслух место из Священного Писания (у нее был обычай всегда читать Слово Божье вслух), где Христос предлагает делать добро и прежде всего тем, которым нечем будет рассчитаться. Мама спросила меня, как я понимаю прочитанное? Я объяснил. Она согласилась с моим объяснением, а потом, как бы невзначай, между прочим, предложила: "Сынок, как ты думаешь, не следует ли и тебе так поступать? Посмотри на молодежь: в основном приглашают друг друга в гости те, кто авторитетен, хорошо знаком, смел, не застенчив. А скромные, робкие - в стороне. Почему? Несправедливо! Ты попробуй собрать всех тех, кто живет в общежитиях, кто не знаком ни с кем, замкнут по своему характеру и в уединении проводит свою жизнь: на собрание - и домой, ни с кем не знакомится. Ведь странно: почему молодой человек или девушка так одиноки. Причин много может быть, но одна из них - твоя халатность..." Мне было 18 лет. Я поинтересовался, как это сделать, и мама дала мне несколько советов. Я очень загорелся такой идеей, и через неделю в нашей комнате собралось около 30-ти юношей и девушек. Я умышленно не говорю: братьев и сестер, так как многие из них не были еще обращенными, но стремление к лучшему, поиск истины Божьей у них был.
Этот вечер прошел просто замечательно! Обычно, когда собирается молодежь, много поют, но мы настолько были увлечены беседой, что не успели спеть ни одного гимна - не хватило времени. С тех пор я особенно полюбил обращать внимание на никем не замеченных.
Почему я пишу об этом сейчас? Не только для того, чтобы вспомнить свою юность, нет. Я беспокоюсь о вас, о вашей жизни. Нашли ли вы свое место на больших просторах нивы Божьей? Это меня очень беспокоит. Ведь ваш возраст такой, что начало сегодняшнего служения окажет влияние на всю вашу жизнь. Надеюсь, вы внимательно, серьезно отнесетесь к моим письмам, советам, предостережениям.
В моей и вашей юности много схожего: вы, как и я, получили христианское воспитание с раннего детства; вы, как и я, имеете богобоязненных родителей; как и я в вашем возрасте, горите большим желанием что-то сделать для Господа. Но вы имеете одно преимущество, которого не имел в вашем возрасте я: вы имеете отца, который сейчас, хотя только в письмах, но может вас наставлять, помогать вам, подсказывать. У меня рано не стало отца; и потому я был лишен даже такого, письменного отцовского наставления.
Я хотел закончить это письмо, но считаю себя неправым, не написав еще об одном эпизоде из своей ранней юности.
Видя мою ревность, пылкость, мама проявляла обо мне особую заботу. Как-то вечером, когда я уже лег спать, она подошла ко мне и так ласково, нежно говорит (видимо, боясь, что я ее могу не так понять): "Сыночек, я прошу тебя, чтобы ты не делался учителем. Для этого есть несколько причин: первая, и самая главная, это та, что тебе 18 лет. Ты молод, и тебе не к лицу поучать старших. Во-вторых, у тебя еще нет таких знаний, которые бы позволили ответить на любой вопрос, который тебе зададут. И, вообще, ведь написано: "не многие делайтесь учителями..."
Я не помню, что тогда ответил, но мне не совсем понравилось ее наставление. Мне показалось, что она из чисто материнских чувств угашает во мне дух, и что я в глазах мамы всегда буду "маленьким". Но у нас в семье не было принято противоречить маме, она была главой семьи.
Прошли годы, десятилетия, и что я могу теперь сказать об этом? Предостережение мамы мне очень помогло в юности. В своей жизни я часто, особенно после избрания меня на служение, вспоминал ее наставления. Мама, хотя и была малограмотной, но обладала большим жизненным опытом и была весьма богобоязненной.
Юноше, каким бы способным он ни был, не хорошо торопиться с поучениями. Каким бы он разумным и духовным ни был, скромность должна украшать его. Юношу иногда буквально засыпают вопросами: как понимать то или иное место Священного Писания, как поступить в том или ином случае и т.п. Хорошо, если у юноши хватит мужества сказать "не знаю". Это было бы справедливо и честно. Но нередко молодым бывает неудобно признать свою неосведомленность и начинаются ошибки. О, как это опасно! Опасно не только потому, что ты кого-то неправильно наставишь, дать неверный совет. Самое главное - ты себе наносишь большой вред. В будущем такой юноша не будет бояться ошибок; он смолоду привык учить, будучи сам непросвещенным. Бойтесь этого. Будьте духовными, смелыми, но скромными.
Хочу напомнить вам случай из жизни великого мужа Божьего Моисея. К нему, как к вождю народа Израильского, подошла группа людей и спросила: можно ли им участвовать в Пасхе Господней вместе со всеми Израильтянами? Что ответил Моисей? Он сказал буквально так: "Побудьте здесь, а я поднимусь на гору и спрошу Господа, как вам надо поступать". Какая удивительная скромность! На это способны только сильные духом! Моисей не побоялся, что народ подумает о нем плохо. Ведь он видел Самого Бога, решал серьезные вопросы, совершал великие чудеса, написал закон, продиктованный Богом, и вдруг - не знает что ответить на такой незначительный вопрос!
На такое смирение мало кто из юношей способен. Чаше подводит поспешность, юношеская горячность.
Хочу привести пример. Если твои часы неправильно показывают время, - только ты будешь введен в заблуждение: неверные часы в семье - ущерб всей семье; если на городской башне - жителям города, а если ошибутся на радио - на всю страну.
Надеюсь, вы поняли мою притчу. Когда сам ошибаешься, неправильно оценишь какие-либо события, то ущерб принесешь только себе- это не так страшно, легко поправить. Но если ошибся и так научил других, то хотя завтра и уразумеешь ошибку, но не исправишь.
Я никак не хочу, чтобы теперь, прочитав мое письмо, вы были безынициативными, боясь ошибиться. Будьте Моисеями, не стесняйтесь признавать свое незнание, и будете великими в очах Божьих, и Он может употребить вас на большее.
До завтра. Целую вас, милые дети.

Письмо тридцать первое

Дорогие мои дети! Сердечно приветствую вас любовью, которая возрастает во мне по мере того, как возрастаете вы. Соответственно вашему возрасту у меня умножаются и заботы о вас, растет беспокойство за вашу будущность.
Я спокоен за вас, что вы послушны нам, родителям, дружны между собой, услужливы, прилежны и исполнительны в работе. Много можно было бы перечислить доброго, что вижу в вас, но для полного счастья всего этого мало.
Вы навсегда покинули детство и вошли в юность, и я вас, дорогие мои, приветствую на этом этапе жизни. В юности вы столкнетесь с новыми, доселе неведомыми вам трудностями.
Апостол Иоанн писал наставление верующим всех возрастов: "Пишу вам, дети... пишу вам, отцы... пишу вам, юноши..." Но юношей он приветствовал торжественными словами: " Пишу вам, юноши, потому что вы...победили лукавого". Это приветствие относится не ко всем, а только к побеждающим юношам. Обратите внимание, что лукавый вступает в особую брань с юношами, которые по свидетельству Иоанна, в этом трудном единоборстве с дьяволом выходили победителями. Значит, были и такие юноши, которые не сохранили юность незапятнанной. Причины их падения различны. Одни были поражены гордыней, высоко возомнив о себе, другие погрязли в богатстве, третьи в похотях юности, в низменных страстях и т.д. О, сколько загубил юных душ дьявол еще при начале их жизненного пути!
...Юношам необходимо ограничивать свои чувства, желания, похоти, страсти, увлечения, потому что познавшим горечь греха, вкусившим яд смертоносных похотей, очень трудно будет в жизни.
Апостол Павел советует юному служителю Тимофею, чтобы он не просто уходил от похотей, восстающих на душу, или оставался в спокойствии, когда они ворвутся в душу, но чтобы спасался от этого греха бегством. Почему? Потому что большая опасность кроется в самонадеянности тех юношей, которые думают, что сами справятся со своими влечениями, усиленно против них борясь. Тот, кто надеется на свои силы и ведет себя легкомысленно, непременно попадет в сеть дьявольскую.
Я всегда наставлял юношей, чтобы они берегли себя, были осторожны.
Юноши иногда говорят, что у них здравый смысл берет верх над страстями и им нечего бояться. Они уверены в себе. Им приятно быть наедине с сестрами, им кажется, что они знают допустимый предел, насколько можно дать волю чувствам, знают, когда нужно их остановить. Нет! Нет! Нет! Зачем обманывать себя? Юношеских похотей нужно убегать стремительно, а не пребывать в них в меру допустимого. Их вовсе нельзя и на минуту впускать в свое сердце. Необходимо бодрствовать непрерывно и, как только они дают о себе знать, моментально перечеркивать в своем сознании, не давая овладеть им вашим сердцем. Только те юноши и девицы, которые сохраняют себя в чистоте, т.е. свое сердце, помыслы, взгляд, чувства - могут надеяться на благословенное будущее. Только страх Господень может удержать нас от господствующего в мире растления.
С ранней юности я старался всегда ходить в страхе Божьем и стремился находиться в этой немногочисленной среде побеждающих христиан.
Вы знаете, что на формирование моего характера большое влияние оказала мама. Хоть она была совершенно неграмотной, но ежедневно заботилась не только о нашем здоровье. Ее материнское сердце было в постоянной тревоге за наши души. Она беспокоилась даже, о чем мы думаем.
Бывало, задумаешься, сосредоточишься, и мама обязательно заметит и спросит, что меня беспокоит, о чем переживаю. Однажды я спросил у нее: "Мама, почему ты спрашиваешь, о чем я думаю? Ведь не всегда удобно сказать об этом вслух, а говорить неправду - грех. И ты меня вводишь в неловкое положение..."
- Сынок, я в ответе перед Богом за тебя, - сказала она, вздохнув, - и мне важно, чтобы ты не только внешне был чист и опрятен, но чтобы душа твоя была чиста. Перед Богом ты всегда открыт и ты это знаешь, о чем же ты можешь думать, чего я не должна бы знать? Когда у тебя будут дети, ты узнаешь, как это серьезно. Пойми, насколько ты будешь откровенен со мной, настолько твои дети будут откровенны с тобой. Всей глубины моей тревоги тебе пока не понять, но как ты был послушен мне до сего дня и ничего не скрывал, таким останься и в будущем.
Мне было тогда лет 18, и я старался ничего от мамы не скрывать, скажу откровенно, мне не всегда было легко это делать. Прихожу как-то домой в 12 ночи. Мама не спит. Она знает, что вечернее богослужение давно закончилось и я должен прийти часам к одиннадцати. Я же задержался. Она ставит на стол ужин, садится рядом и не из любопытства, а как самый близкий друг, для которого дорог каждый твой шаг, спрашивает: с кем я беседовал, не нужно ли было кого проводить и прочее. Словом, ее волновало все, что окружало меня...
Какая милая и заботливая у меня была мама! Сколько матерей теряют своих детей, считая, что их дети уже взрослые и в их жизнь уже не надо вмешиваться, а им всего 18 - 20 лет. Какая великая ошибка!
Согласен, не всегда мама умело подходила ко мне, но она всегда была начеку, она была моим милым сторожем. Однажды подошла ко мне и говорит: "Сынок, дай мне слово, что ты не будешь помышлять о женитьбе до 25-ти лет". И я дал ей это слово. Мне тогда было 20 лет. И я благодарен ей за это предостережение. Дав слово, я старался его исполнить, и не в 25 лет, а в 27 впервые обратился к Богу в молитве, чтобы Он дал мне друга жизни, за которого я благодарю моего Господа.
Дорогие мои дети! Я бы очень хотел, чтобы вы были откровенны во всем. Это избавит вас от многих ошибок. Ведь у вас много энергии, много замыслов и сил, но опыт отсутствует.
Мне приходилось не раз слышать, как молодые люди пререкаются с родителями: "Мне уже 18 лет, а ты все контролируешь меня как маленького. Я сам во всем разберусь. Ни о чем меня не спрашивай: где я был, что делал, все равно не скажу ничего. Никогда не спрашивай куда иду, я уже взрослый..."
Бывают ли у вас такие разговоры? Если да, то вам срочно нужно покаяться и начать новую жизнь. Великое счастье иметь богобоязненную мать, которая может предостеречь вас от беды не только в раннем возрасте, но и в юности может сохранить ваше сердце незапятнанным.

Письмо тридцать второе

Приветствую вас, мои милые...
Сегодня хочу поделиться с вами воспоминаниями о моей маме (5 марта - день ее похорон). В это время я был в тюрьме. О ее смерти мне сообщил следователь. Раньше я думал, что смерть матери особенно трагична, когда остаются маленькие дети. Но сейчас я глубоко убежден, что матери нужны детям во всяком возрасте.
Я люблю писать вам письма, у меня не бывает проблем, о чем вам писать. Но писать вам о своей маме мне особенно тяжело. Почему? Во-первых, какие бы слова я ни подбирал, описывая ее жизнь, я заранее знаю, что не смогу сказать того, что чувствую, чего она достойна. Во-вторых, ее уже нет в живых, а подобные благодарственные письма хорошо посылать матерям при жизни, чтобы они знали, что не напрасно прожили свою жизнь.
Для матерей самый дорогой подарок - это благодарное сердце своих детей. Я знаю много гимнов, в которых воспевается любовь к матери, но чаще всего эта любовь запоздалая, то есть матерей уже нет, а поэты в своих стихах на все лады сожалеют об этом. Да, это свойственно человеку - не дорожить тем, что имеешь.
Моя милая мама была простой, малограмотной, но богобоязненной христианкой. Окончила она всего два класса церковноприходской школы Тверской губернии (ныне Калининская область). Рано потеряла родителей и в 1906 году ее, как сироту, привезли в Петроград, где она и прожила всю жизнь. Там ее и похоронили. Но жизнь ее была насыщена (мне так кажется) многими житейскими трудностями.
Накануне моего ареста я зашел к маме. Тогда я не подозревал, что эта встреча будет последней. Мы сидели за столом и беседовали. Она всегда была словоохотливой и любила беседы. Я спросил: "Мамочка, я знаю, что ты много пережила, но что для тебя было труднее всего в жизни?" Задавая этот вопрос, я внутренне готовился к ответу, но он для меня был совершенно неожиданным. Я думал, что она скажет, как осталась вдовой, поведает о всех ужасах, пережитых в Ленинграде во время блокады, расскажет о тяжелом бремени матери, на долю которой выпало в одиночку поднимать четверых малолетних детей и так далее. Но ничего этого я не услышал.
Она ответила приблизительно так: "Все трудности, которые я пережила в своей жизни, у меня оставили самые светлые воспоминания, потому что Бог давал скорую помощь во всех скорбях. Путника, достигшего, наконец, своей цели, не отягощают воспоминания о перенесенных невзгодах. Теперь я понимаю, что задачу, возложенную на меня Господом, я выполнила. Дети выросли, все - члены церкви. Самая большая трудность для меня - дождаться перехода в вечность. Очень хочется, сынок, чтобы Господь пришел за мной..." (Она тяжело болела).
После этого разговора прошло 75 дней и моя мамочка перешла в вечность. Мои сестры подробно рассказывали мне о спокойном, я бы сказал, даже мужественном переходе ее в вечность.
Самое большое, что сделала для меня моя мама - это научила молиться! Да, да, не удивляйтесь этому. Постараюсь вам это показать. Не помню, когда впервые я помолился Богу (я был тогда совсем маленьким), но некоторые молитвы раннего детства помню хорошо.
Детство мое прошло в бедноте. А где нужда, там и Бог. Нас было четверо у родителей. В 1941 году в Ленинграде был голод. Мы жили в коммунальной квартире, в одной комнате. Кроме нас там жили еще три семьи. Наш дом уже был поврежден бомбой: не было ни света, ни воды, ни тепла. Окна были заколочены фанерой. Каждый день мы ждали своего последнего часа. Люди умирали от голода ежедневно. И я, десятилетний мальчик, принимал участие в похоронах. В те жуткие времена гробов не делали, могил не копали. Заворачивали труп в простыню и выносили на улицу, чтобы их собрала специальная машина и отвезла в братскую могилу.
Нашу семью голодная смерть миновала не потому, что у нас были большие запасы, нет. Наша семья и до войны испытывала бедность. Секрет совсем в другом. Если бы папа оставил нам в наследство большое имущество, много денег, то и эти богатства не помогли бы нам, и нас постигла бы общая участь.
Но верен Бог в Своем Слове. Мы жили под особой заботой Божьей. Наша семья удивительным образом была вывезена из Ленинграда и мы были спасены. Каким образом? Коротко расскажу.
Мама приютила одну женщину с двумя маленькими детьми в нашей комнате. Их дом сгорел во время бомбежки. А через 10 дней за ней с фронта приехал муж, полковник, чтобы вывезти их. В знак благодарности нашей семье, что его жена с детьми нашла у нас приют, он вывез на военной машине и нас. Таким образом, 14 января 1942 года мы выехали из Ленинграда. 35 километров ехали по Ладожскому озеру: бомбежка, обстрел по колонне машин, кругом смерть, машины идут под лед, но Бог сохранил нас и там.
Бывало: когда мы еще жили в Ленинграде, мама придет рано утром с работы, и сразу к нам: живы ли? Мы все лежали в одной кровати, укрывшись одним одеялом, чтобы было теплее. Один раз в сутки мы поднимались в 7 часов утра, и все преклоняли колени и молились Богу. Мама не только приучала нас к молитве, но умело могла поправить и менять содержание наших молитв. Делала она это удивительно деликатно, с умелым подходом. Вечером она также совершала с нами вечернюю молитву и делала это с большим постоянством.
Читая Библию, обратите внимание, что, когда дается характеристика царей, сразу пишется о том, кто была его мать. Влияние матери на развитие ребенка велико. Я долго не мог понять, почему в моей детской памяти запечатлелся образ отца? Видел я его мало. В шестилетнем возрасте мы навсегда с ним расстались. Но я всегда мечтал жить его жизнью от начала и до конца. Я любил встречать людей, хорошо знавших моего папу, и моим вопросам не было конца. Причину этой большой любви к папе я понял совсем недавно.
Моя мама, как я помню, очень часто рассказывала нам о папе, часто ставила его в пример. Из ее слов я знаю о папе больше, чем о маме. Подобно сильному прожектору, посылающему яркий луч на предмет, она освещала образ папы в нашем сознании очень ярко, и при этом сама оставалась незаметной, в тени. Такова была моя мама, а ваша бабушка Груня...
О, мудрые матери! Их меньше всего интересует свой авторитет. Вся их жизнь посвящена детям, а дети так редко воздают за любовь любовью. Часто детям кажется, что мама излишне интересуется их жизнью, назойлива в своих советах, распросах, пожеланиях.
Я и сейчас удивляюсь, как у такой малограмотной женщины, какой была моя мама, было так много вариантов разнообразных подходов к нашим сердцам?! Один случай я вам расскажу.
Это было осенью 1942 года. Мы эвакуировались из Ленинграда в далекую Киргизию. Временно остановились в доме одинокой женщины. Помню, однажды хозяйка пошла уже спать в свою комнату. Готовились и мы ко сну. Прежде чем совершить вечернюю молитву, мама всегда спрашивала: не огорчил ли кто кого, не обижен ли кто, и только тогда, когда убедится, что все благополучно, предлагает совершить молитву. А в этот вечер она предложила совершенно новое. "Дети, - сказала она, - когда в молитве "Отче наш" дойдете до слов "да святится имя Твое...", то прошу вас заранее подумать о себе. Если хоть в чем-нибудь ваше поведение было плохим и вы огорчили кого-либо, а значит и Господа, то пропустите эти слова, а если совесть ни в чем вас не осуждает, то можете всю молитву произнести ничего не пропуская..."
Я вспомнил свои похождения за прошедший день и, когда после личной молитвы мы все вместе повторяли молитву "Отче наш", я пропустил эти слова, сделал паузу на этом месте. Все легли спать. Минут через 15 мама вызвала меня в сени и спросила: "Сынок, расскажи, что волнует тебя, почему ты собой недоволен?" Я подробно рассказал маме, как днем забрался в подвал хозяйского дома и из бочки взял два соленых помидора и съел (без разрешения хозяйки, разумеется). Мама уточнила некоторые подробности и послала меня тут же к хозяйке просить прощения.
Решение мамы было для нас законом. Хозяйка, выслушав мое извинение, пошла поговорить с мамой. Много позже я узнал, что она была приятно удивлена таким признанием и разрешила нашей маме пользоваться всеми солениями как своей собственностью.
Ваш папа.

Письмо тридцать третье

Дорогие мои!..
Находясь на свободе, я не мог понять до конца, что значит "умирать каждый день". Глубина переживаний Апостола Павла мне открылась отчасти, когда сам побывал в подобных обстоятельствах.
Это было в Свердловской тюрьме. В камеру, рассчитанную на 20 человек, нас втиснули 50! Не то что прилечь, присесть негде. Лето, нестерпимо жарко. Стоишь, пот течет по спине, ногам, в ботинки; присядешь - с бороды не капает, а стекает струйкой.
Почти у каждого в зубах папироса. Камера сизая от удушливого дыма. Курильщики с трудом зажигают спички: не горят, кислорода нет. Это типичная картина тюремной жизни. Но на сей раз приключилась беда: под потолком камеры проходила канализационная труба и ее прорвало. Нечистота стекала по стене на пол. Сутками напролет мы стояли в этой зловонной жиже.
Среди заключенных было много с открытой формой туберкулеза. Они задыхались и кашляли кровью. Здоровые возмущались, требовали изолировать от больных. Достучались до надзирателя. Он, не взглянув, крикнул: "Это вам не курорт!" и тут же захлопнул "кормушку", чтобы не дышать смрадом.
Заключенные, с которыми я вошел в эту камеру, пробыли здесь только пять суток. Меня продержали в ней 18. Слава Господу, туберкулез у меня не открылся, хотя некоторые заразились, а из больных кое-кто умер.
На 19-е сутки меня перевели в камеру к особо опасным преступникам. Как я понял, они меня уже ожидали. Об этом наперед позаботились работники спецслужбы, "опекающие" нас постоянно, и тем более в лагере.
Главарь, ему было лет 25, увидев меня, перестал играть в карты и властным жестом приказал подойти.
- Святой отец! сюда...
По выражению их лиц я понял, что они замыслили недоброе. Подхожу, спокойно смотрю на них. В сознании с особой силой звучат слова Апостола Павла: "Я каждый день умираю..." Находясь в смрадной камере, я много рассуждал над этим местом Священного Писания.
- Говори, где твое золото, святой отец! - произнес он, нажимая на каждое слово. - Ты - священник, и этого добра через твои руки прошло ой-ей-ей! Бедные сюда не попадают.
- Мое золото вам, ребята, не достать, - ответил я.
- Не смеши! Не у таких доставали...
И принялись рассказывать, как один еврей отдал сам им деньги после того, как они раскаленным утюгом стали жечь его маленького сына.
- Не тяни, рассказывай! Наша рука везде достанет! - подступали они ко мне, готовые решительно на все.
- И все же моего богатства вам не достать. Оно в Царстве Божьем! - подняв руку к небу, ответил я.
Из-за спины кто-то молниеносно сильно ударил меня в печень. Потеряв сознание, я рухнул на пол. Больше ничего не помню. Очнулся уже на нарах. Кто меня туда уложил, я не знал. Поблагодарил Господа, что еще жив, а также за заботу того человека, который уступил мне свои нары.
За каждым моим движением они напряженно следили, я это почувствовал. Только я стал подавать признаки жизни, едва успел открыть глаза, как слышу нарочито ясный шепот:
- Полотенце мылом натрем и повесим на решетке святого, - все меньше мороки! - предлагал один.
- Возня! Горло ему перерезать и хорош! Лезвие сунем в руки и концы! - возражал другой.
Мне хорошо знакомы такие расправы. Виновного не найдешь. Мысленно я помолился: "Господи! Прими дух мой! Не покинь дорогое братство, милых страдальцев. Не оставь мою семью..." И я ясно себе представил, как встречусь наконец-то с Господом, с мучениками, которые приняли страшную смерть. Встречусь со своим отцом... С этими утешительными размышлениями я не заметил, как уснул. Просыпаюсь через какое-то время, а зловещий диалог как будто не прекращался:
- Чего с ним возиться? Вздернуть и точка! - слышу знакомый голос.
- Кровь святому пустить! - настаивает другой. - Вложим лезвие в руку и его же рукой...
И вот в эти напряженные минуты, когда земная жизнь для меня, можно сказать, больше не существовала, я от сердца помолился моему Господу: "Господи, если моя смерть прославит имя Твое больше, чем моя жизнь, то зачем мне жизнь?! Да будет воля Твоя. Возьми меня к Себе прямо с этих тюремных нар, и пусть эта тюрьма будет для меня последней..."
Наутро, пробудившись, я вышел на прогулку. Спускаясь по каменным ступенькам, я тихо пел:
"...Я к отчизне иду неземной по кровавым следам христиан..."
Этот гимн мне стал особенно дорог. Мне казалось, что автор написал его, находясь в камере смертников.
В эти дни я постоянно вспоминал отца. Он умер в таком же возрасте, как и я. Именно Свердловская тюрьма была предпоследней его тюрьмой. Меня радовали эти совпадения, что Господь привел на это место, чтобы удостоить здесь принять мученическую смерть.
Под таким ежеминутным ожиданием смерти пробыл я 18 суток. Здесь-то впервые в жизни, до меня дошел смысл слов Апостола Павла: "...Я каждый день умираю..." На себе лично я прочувствовал, что значит ни на минуту не быть уверенным за свою жизнь. Когда я ложился спать, то не надеялся, что дождусь утра. А, пробудившись, не знал, доживу ли до вечера. Каждую минуту я считал последней. Выходил на прогулку, чтобы в последний раз взглянуть на небо, последний раз вдохнуть глоток свежего, чистого воздуха.
Из заключенных мало кто выходил на прогулку, потому что, надышавшись свежим воздухом, некоторые, возвращаясь, падали без сознания, не выдерживая камерного смрада.
Господь меня сохранил и я выжил. На 19-е сутки надзиратель объявил, чтобы я собирался на этап. Неожиданно ко мне подошел один из преступников и крепко пожал руку.
- Отец... - каким-то не своим голосом дружелюбно обратился он ко мне. - Необычный ты человек... ты вправду святой. Есть, наверное, и Бог, в Которого ты веришь. Ты думаешь, мы не знали, что ты слышал всю нашу травлю? Ты слышал. Но почему, уходя на прогулку, ты не добивался, чтобы тебя перевели в другую камеру, как это обычно делают все люди? Почему ты не кидался на нас и мог спокойно спать? Ты знал, что мы должны были убить тебя, и ты каждый день сам шел к нам в руки... удивительный человек...
- Соберите отца в дорогу! - приказал он своим обычным диким голосом, и его никто не посмел ослушаться. Они наполнили мою сетку салом, печеньем, сухарями, которых мне хватило как раз до Омска.
Держу я в руках сумку с продуктами и мне вспомнился ворон, который по слову Господа кормил Илию. Неприятная черная птица. Так же вот и обо мне Господь проявил Свою заботу через этого преступника.
"...Я каждый день умираю..." Мгновенно умереть, положив голову на плаху, несравненно легче. Отойти в вечность неожиданно - праздник для христианина. Это день встречи с Господом. Но ежедневно жить под страхом смерти - тяжкая ноша.
Представьте себе на минуту, что ваши руки сдавливают не наручники, а тяжелые цепи. Ноги ваши забиты в колоды. Каждое движение причиняет нестерпимую боль. Вы - обреченный человек, вам вынесен смертный приговор. Наутро вас публично должны казнить, отсечь голову. Всю ночь вы не сомкнули глаз. Уста тихо шептали жаркую молитву. Ничто и никто уже не в силах изменить вашей участи. Уповая и молясь, вы, наконец, дождались бездушного окрика надзирателя и вышли навстречу своей смерти. Последние тяжелые шаги. Конвой вас торопит и не дает окинуть прощальным взглядом собравшуюся на казнь толпу. Вы пытаетесь отыскать родные лица, но глаза, опухшие от слез и бессонных ночей, застилает пелена. Да и станет ли вам легче, если вы встретитесь взглядом с матерью, женой, детьми?.. Вы слышите стук собственного сердца, последние его удары... Последние ступеньки к эшафоту. Помоги, Господь, не оступиться, не заплакать...
И вдруг, из невесть откуда налетевшей черной тучи, обрушился проливной дождь. Огненные стрелы молний со страшным треском грома разметали по сторонам конвой. Люди в ужасе припадают к земле. Среди палачей - паника. Кто-то судорожно толкает вас в спину и почти волоком тащит вас назад, в подземелье сырой тюрьмы. Мокрого и полумертвого вас бросают на каменный пол. Вы снова в камере смертников. Отрешенно смотрите на лица арестантов, с которыми только что попрощались навсегда.
И снова - томительное ожидание смерти. Исполнение приговора по неизвестной причине оттягивается на неопределенное время. Собрав остатки сил, вы склоняетесь на колени и просите у Бога милости: "Крещением должен Я креститься; и как томлюсь, пока сие совершится..." (Лук.12:50).
Да, легче умереть внезапно и навсегда успокоиться, водворившись у Господа. Но есть у Господа и в наши дни такие служители, которые, как и Апостол Павел, претерпевают муки смерти из года в год ради возлюбленной Церкви Христовой, ради спасения грешников.
Да поможет нам Господь, дорогие братья и сестры, ни в одной своей молитве не забыть обреченных на смерть. Они находятся не только в застенках тюрем, но и живут на свободе. Это те служители, которые вот уже третье десятилетие подряд в нелегальных условиях несут попечение о народе Божьем.
Молитесь о Геннадии Константиновиче, которого Господь поставил стражем в народе Своем. Ежедневно он находится не только под опасностью ареста, но и под угрозой покушения на жизнь. Его служение - это ежечасная смерть. Помните и его большую семью, на долю которой выпала бессрочная разлука.
Не забывайте узников, ради Господа не принявших освобождения и приговоривших себя к пожизненному заключению.
Молитесь о тех, чьи имена вам неизвестны, но которые ради Господа оставили все и имеют в себе приговор смерти.
Возлюбленные! "Не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать… бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну; ей, говорю вам, того бойтесь" (Лук.12:4-5).
Молитесь, молитесь обо мне...