Детский Друг

Тут она запнулась и не знала дальше.

Это хороший стишок, только ты его очень быстро рассказала. А подумала ли ты о том, о чем он тебе хочет сказать?

- Нет, не подумала, - ответила Резли.

- Видишь ли, это значит, что утром, когда ты проснешься, ты должна перво-наперво подумать о Боге, радоваться и благодарить Его за то, что Он тебя хранил всю ночь. Так молятся утром. А знаешь ли ты и вечернюю молитву?

- Нет, я не знаю ни одной.

Тогда ты можешь помолиться Спасителю своими словами от всего сердца и попросить Его о прощении, если ты днем сделала что-нибудь нехорошее. Видишь, Резли, если так, от всего сердца помолишься, то опять станешь веселой. Если бы я так всегда не поступала, то давно бы уже умерла с тоски и горя.

- Почему? - спросила Резли удивленно.

- Видишь ли, причин для этого у меня достаточно. Я ведь очень бедна и мне тяжело живется. Где-то далеко-далеко отсюда живет мой сын, но я ничего о нем не знаю. Может быть, он сейчас пропадает в нужде или уже пропал. И если бы я и сейчас не приносила его каждый вечер на руках молитвы к Богу, как приносила его к Нему с первого дня его жизни, то я от беспокойства и страха ни одну ночь не могла бы спать.

- Так я вам помогу за него молиться, - сказала Резли.

- Это меня радует, дитя, и если ты будешь молиться за Иосифа, то это и тебе поможет, и ты получишь помощь, в которой так нуждаешься, если ты будешь искренне молиться.

- В какой помощи? - спросила Резли.

- Видишь, дитя, - начала Матушка-Забота любовно, но и немного боязливо. - Твой дядя плохо хозяйничал. Говорят, что у него скоро отберут дом и поле. Тогда ты вынуждена будешь идти к чужим людям и тебе придется много работать, но мало слышать хороших слов. Ты этого еще не понимаешь и потому хорошо, что ты теперь знаешь, что обо всем можно сказать Богу и получить от Него утешение.

Тогда я приду к вам и буду жить у вас, - сказала Резли, скорей обрадованная, чем испуганная.

- Ах ты, доброе дитя! Но ведь я тебя не смогу прокормить. Но мы все это предоставим Богу, он позаботится о тебе. Ну вот, теперь все зашито, - заключила Матушка-Забота, которая во время разговора пересмотрела все платье девочки и починила его.

Резли поблагодарила ее и с облегченным сердцем убежала. Свое обещание она не забыла и каждый вечер, ложась спать, молилась:

- Дорогой Господь, помоги так же и Иосифу.

Наступила длинная тяжелая зима. Матушка-Забота хоть и мерзла, но уже не голодала, как в прошлые годы. Роза-Резли была ее опорой и помощницей. Поздней осенью она видела, как Матушка-Забота каждый день зажигала огонь в своем маленьком домике и варила себе на маленькой печке суп из хлеба. Каждый вечер Роза-Резли появлялась у Перекрестницы, часто дрожа от холода, так как у нее не было ни зимнего пальто, ни теплого платья, она набрасывала на плечи и голову только тонкий платок. Когда крестьянка видела Розу-Резли дрожащей от холода, так что у нее зуб на зуб не попадал, то она думала, что Роза-Резли должно быть сильно голодает, если приходит в такой холод и непогоду за кусочком хлеба. Ей становилось жаль девочку и она отрезала от ковриги хлеба еще больший кусок, чем тот, который давала ей летом.

Но девочка все это относила Матушке-Заботе, и на просьбу той съесть половину, упорно отвечала отказом. Хотя сама ложилась спать часто голодная, но она радовалась при мысли, что Матушка-Забота не терпит такой нужды и, помолившись: "Дорогой Господь, помоги и Иосифу", радостно засыпала. Платье ее под наблюдением Матушки-Заботы всю зиму оставалось целым, и ни один школьник больше не смеялся над ней и не дразнил ее.

Вот опять пришло лето и во всех садах в изобилии цвели розы, распространяя свой аромат. Был на редкость плодоносный год для роз.

Летний вечер спустился над Вильдбах. Все луга и леса вокруг него, и домик Дитриха были освещены золотом вечернего солнца. Пред домиком стояли двое мужчин с задумчивыми лицами. Один из них был дядя Дитрих. Он знал, что у него завтра заберут дом, поле и козу, и что он, тем не менее, все еще будет иметь большой долг. Он засунул обе руки в карманы и сказал раздраженно:

- Я отсюда уйду. Я ни о чем не хочу знать и думать.

- Но знай, что тебя все равно найдут, - сказал другой. - Ребенка я возьму к себе. Девочка, правда, еще не может работать, ты ее ничему не научил, но уж я научу ее обращаться с мотыгой. После школы остается много свободного времени, так что она мне должна помогать.

- Она еще слишком мала, - сказал дядя.

- Тем легче учить, - ответил тот и ушел своей дорогой.

Это был дорожный рабочий села Вильдбах, которому было поручено очищать все дороги от сорной травы. Все дети боялись и сторонились его, так как он был очень зол и груб, и никто никогда не слыхал от него приветливого слова. И к такому человеку должна была завтра попасть Роза-Резли! Он не имел своих детей и ему как раз было кстати взять такого ребенка к себе, который исполнял бы всякую работу.

Девочка ничего не знала о том, что решили о ней мужчины. Она в это время весело бежала по лугам, далеко от села, по направлению к мельнице. Там весь сад был полон прекраснейших роз, и мельничиха обещала Рез ли большой букет.

Вскоре девочка с розами в руках уже шла обратно той же дорогой при золотом вечернем свете. Она прошла совсем немного, как позади нее послышались быстрые шаги. Это был какой-то молодой человек. Он держал шляпу в своей руке, и свежий вечерний воздух охлаждающе обвевал его голову.

- Какие у тебя красивые розы! - воскликнул он, догоняя Рез ли. - Не дашь ли ты мне одну?

Резли кивнула в знак согласия головой и вытащила одну розу.

- Как это мило с твоей стороны! Ты мне дала самую красивую! - сказал чужеземец и с довольным видом воткнул розу себе в шляпу.

- Куда ты идешь и долго ли тебе еще идти?

- Я иду домой, в Вильдбах.

- Тогда нам по пути, - сказал странник и пошел рядом с Резли. - Если ты сама из села Вильдбах, то ты, вероятно, знаешь там всех людей и можешь сказать, жива ли еще фрау Штейман?

- Я такую не знаю, - объяснила Резли, - там никого так не зовут.

Чужеземец вздохнул и замолчал. Резли удивленно смотрела на него. Он время от времени вытирал слезы, появившиеся у него на глазах, и не был уже так весел, как раньше. Долго шли они друг возле друга молча. Наконец, странник заговорил опять:

- Знаешь ли ты дорогу к Перекрестнице?

Резли кивнула головой: "Я бываю у нее каждый день".

- Тогда скажи мне, кто живет теперь в старом домике налево, у дороги, где стоит кривая верба?

Там живет Матушка-Забота, я ее знаю хорошо.

- Что за странное имя?'

- Но я не знаю другого.

- Ее зовут так потому, наверное, что она имеет много забот, не так ли? Как ты думаешь?

- Да, у нее много забот, еще и потому, что она не знает, где Иосиф.

Чужеземец вздохнул опять и так быстро зашагал, что далеко обогнал Резли. Но потом он вернулся, взял ее за руку и сказал очень ласково:

- Пойдем, пойдем вместе и еще немного поговорим.

При этом вид у него был такой добродушный, что Резли стала совсем доверчивой.

- Скажи мне, - начал он снова, - Матушка-Забота очень зла на Иосифа?

- О нет! Каждую ночь она молится за него, иначе совсем не смогла бы спать, и я помогаю ей в этом.

- Так. А как же ты молишься?

Я молюсь: "Дорогой Господь, помоги и Иосифу".

Может быть, Бог тебя теперь услышал?

- Вы так думаете? - спросила Резли и внимательно посмотрела на странника.

Вот они поравнялись со старым домиком.

- Так, до свидания, - сказала Резли, протягивая руку страннику, - я зайду к Матушке-Заботе.

- И я пойду с тобой, - сказал он быстро.

Но не успев дойти до двери, она изнутри открылась, и оттуда выскочила Матушка-Забота, обхватила странника обеими руками и несколько раз крикнула:

- О Иосиф! Ты ли это?

От радости она громко плакала, и Иосиф плакал вместе с ней. И когда, наконец, Резли поняла, что странник был Иосифом, сыном, который теперь возвратился и так хорошо выглядел, и совсем не был оборвышем, то она, не зная, что ей делать от радости, обхватила плачущую мать и, ликуя, воскликнула:

- Дорогой Господь ему помог!

Но вот, наконец, все трое вошли в дом и только теперь Матушка-Забота осмотрела своего сына с ног до головы, и ее сердце переполнилось радостью и благодарением, так как он выглядел хорошо, а не так, как она представляла его себе в своей скорби: пропадающим в нужде.

- Иди, мать, иди! - весело вскричал парень, - теперь мы что-нибудь покушаем и будем веселиться. Девочка может что-нибудь принести?

- О да, она это сделает, - подтвердила мать, - сколько доброго она мне уже сделала, а вот теперь привела и сына. Где это ты его нашла, Резли?

- Об этом я потом расскажу, мама! Пусть девочка пойдет и принесет колбасы и хлеба, - попросил Иосиф и положил на стол большую монету.

Резли от радости так быстро умчалась, что вскоре вернулась, купив все, что просили. Тогда все трое сели за стол и начался пир, какой еще ни разу не совершался в этой маленькой комнатке. Только мать от радости почти ничего не ела, и Иосиф подвигал один кусок хлеба за другим Резли, и когда она говорила: "Нет, я больше не буду есть, это ведь для Матушки-Заботы", то он отвечал: "Ешь и не беспокойся, мать больше не будет терпеть нужды".

Когда Иосиф немного подкрепился после своего долгого путешествия, то сказал:

- А теперь я хочу рассказать тебе, мама, что со мной было. Ты знаешь, что меня хотели отослать в Австралию, и поэтому я убежал. Я приехал в Англию. Там мне было очень плохо. Я должен был много и тяжело работать, чтобы только просуществовать. Я твердо уверен, что ты меня, мама, спасла своими молитвами. Каждый раз, когда я доходил до крайности и плохие мысли приходили мне в голову, то я видел тебя перед собой, молящейся обо мне, и не мог совершить плохое, которое было у меня в мыслях, и я опять начинал работать. Я работал на машиностроительных заводах и мало-помалу продвигался в работе дальше. За эти девять лет я стал хорошим механиком и работу теперь смогу найти и здесь. Ни один человек не должен с этих пор называть тебя Матушкой-Заботой. Вот смотри, я принес тебе кое-что из моих сбережений. - С этими словами Иосиф положил на стол заработанные и сбереженные им деньги и все лицо его сияло от радости, когда он увидел изумление своей матери.

- О, и ты все это честно заработал, Иосиф? Я не знаю, как мне благодарить Бога, это слишком много милости!

И добрая мать все время складывала руки и благодарила Бога.

Наконец, сын ее попросил:

А теперь, мама, расскажи мне, как тебе жилось?

- Об этом нечего много говорить, Иосиф, - сказала она, - я пережила тяжелые дни и имела много горя и скорби. Не даром меня прозвали Матушкой-Заботой. Бог же мне всегда во всем помогал. Но последний год я себя очень плохо чувствовала и даже думала, что не переживу эту зиму, И вдруг, словно ангел с неба, явилась Роза-Резли и стала мне помогать. Всю зиму, да и сейчас еще она мне отдает свой хлеб, часто при этом сама голодая. И вот теперь у меня остается только одна забота, Иосиф: Резли живет у своего дяди Дитриха. Дитрих завтра должен убраться из дома. Ребенок вынужден будет идти к чужим людям, и кто знает, как ей там будет.

- Что? Дитя, которое тебя кормило, должно идти к чужим людям? - взволнованно прервал мать Иосиф. - Мы сможем прокормить и ребенка, нам не надо ничьей помощи. Я сейчас же пойду к Дитриху. Розу-Резли мы больше никому не отдадим!

И Иосиф выбежал из дома. Теперь и Резли спрыгнула со своего стула, обхватила старушку за шею и, полная радости, стала говорить одно и то же много раз: "Матушка-Забота! Матушка-Забота! Теперь я могу у вас остаться! Теперь мне не надо больше уходить".

Женщина крепко прижимала девочку к себе, говоря:

- О, Резли, как нам надо благодарить Бога! Если бы мы всю свою жизнь только и делали, что благодарили верного Бога, то и этого было бы не достаточно. Не забывай этого никогда в жизни. Теперь с моего сердца снята последняя забота. И ты меня больше не называй Матушка-Забота. Я уже не Матушка-Забота, но хочу быть для тебя матерью.

Когда дядя Дитрих услышал желание Иосифа, то очень обрадовался. Он не хотел бы отдавать Резли злому дорожному рабочему. И он сказал Иосифу:

- Оставь дитя у себя и возьми сразу ее кроватку. Он подумал, что так будет лучше: когда дорожный рабочий придет, то ни Резли, ни ее кроватки уже не будет дома.

Иосиф был этим очень доволен и вложил в руку Дитриха монету. Затем он взял кроватку со скудной постелью, взвалил ее себе на плечи и весело пошел домой.

Кроватка была поставлена в каморке, рядом с постелью матери, и Резли чувствовала невыразимую радость, что могла быть и день и ночь с матерью. Иосиф же нашел свою постель такой же, какой оставил ее девять лет тому назад. Мать все это время думала: "Постель его всегда должна быть готовой, может быть, он вернется".

А Иосиф был так счастлив, найдя опять свою родину, что ни за что не хотел больше ее покидать. Работу он нашел по душе, какую хотел, так как он был способный, опытный ремесленник.

Каждое утро, когда он уходил на работу, Резли давала ему одну розу. Это очень нравилось Иосифу и поднимало настроение, и он с радостью работал. Он всегда имел свою розу, хотя их уже нигде не было видно. Но Резли ведь знала каждое место, где еще могли цвести последние розы и всегда получала цветок. С того времени, как люди узнали, что Роза-Резли почти целый год одна кормила Матушку-Заботу, каждый полюбил ее еще больше прежнего, и где бы она не показывалась, всегда ей давали розы, будь то первые или последние.

И вот получилось так, что в самом маленьком домике села Вильдбах жили трое самых счастливых людей.

"Блажен, кто помышляет о бедном! В день бедствия избавит его Господь" (Ис.40:2).

- Вы очень слабы. Вам надо съесть несколько апельсинов или немного винограда, чтобы спал жар и появился аппетит, - сказал врач одной бедной женщине, которая жила в маленькой квартире большого портового города и была больна.

- Виноград! - сказала бедная женщина со вздохом. - Откуда же я возьму виноград? Мне и на хлеб едва хватает.

Вдова эта имела одного-единственного сына, бедно одетого мальчика, который делал все возможное, чтобы помочь матери в заработке.

Когда он пришел вечером домой, то мать рассказала ему все, что сказал врач.

- Не унывай, милая мама, - сказал мальчик, - я думаю, что ты получишь виноград. В Воскресной школе я слышал, что мы можем обо всем просить Бога, и Он нам это даст.

Ночью, склонив колени для молитвы, мальчик рассказал Господу все их нужды и обстоятельства жизни и просил его прислать для матери виноград. Утром он встал рано, опять преклонил колени и молился о том же, что и вчера. В нем жило твердое сознание того, что Господь его услышит. Затем он вышел на улицу, чтобы заработать себе завтрак. Один добродушный человек дал ему монету за небольшую услугу. С этой монеткой он вошел в кафе на пассажирской пристани.

В то же самое утро один гражданин этого города ушел из дому, чтобы семичасовым катером ехать на работу на другой конец города. Когда он быстро шел по улицам, то услышал, к. своему удивлению, что башенные часы пробили семь часов. Значит, он опоздал и теперь должен дождаться восьмичасового катера.

От нечего делать он купил себе плетеную корзинку винограда и зашел в кофейную выпить кофе. Когда он уже сидел и пил кофе, его внимание привлек маленький мальчик, который покупал себе чашку кофе. Мальчик взял чашку и сел за стол, где сидел этот человек. Перед тем, как есть, мальчик снял шапку и поблагодарил Бога. Это понравилось гражданину и, положив руку на плечо мальчика, он сказал: "Вот это правильно! Никогда не стыдись исповедывать Христа, и ты станешь дельным и блаженным человеком". В награду он дал мальчику корзиночку с виноградом, которую купил для себя.

Мальчик взял корзиночку в руки, затем опустился на стул, положил голову на стол и заплакал.

Человек этот очень удивился и спросил его: "Почему он плачет?" И мальчик сказал ему: "Моя мама лежит дома больная, и врач прописал ей виноград, но она сказала врачу, что бедные люди не могут покупать виноград. И вот я просил Бога, чтобы Он послал мне возможность достать ей виноград. И вот Бог послал мне его через вас. Но самое странное в этой истории было то, что этот гражданин опоздал, хотя его часы всегда шли очень точно, а на этот раз почему-то подвели его.

Из всего сказанного видно, что Бог присутствовал при всем этом, чтобы ответить на молитву мальчика.

"Воззови ко Мне - и Я отвечу тебе" (Иер.33:3).

Старый господин Исаак Браун и его экономка жили на маленькой даче, расположенной на холме недалеко от городка.

Исаак Браун был немного странный, но очень ласковый человек. Его жена умерла, когда его сыну Альфреду было только несколько месяцев.

Альфред вырос и стал хорошим человеком. Он уже в ранней юности вполне заменял отца на предприятии, так что тот все больше и больше ему передавал свои дела, и, наконец, совсем ушел с предприятия. По истечении некоторого времени Альфред женился на хорошей девушке, и Бог даровал молодым людям несколько детей.

И все они жили так счастливо, что многие завидовали счастью, выпавшему на их долю. Но на этой земле все непрочно. Это должны были испытать на себе и господин Браун со своей семьей.

Однажды старший внук Артур исчез бесследно. И, несмотря на самые тщательные поиски, не был найден. Он, как всегда, играл во дворе, и вдруг его не стало. Никто не мог понять, куда он исчез. Если бы он упал в близ текущую реку, то был бы найден его труп. Все поиски были напрасны, Артур исчез бесследно.

Это был очень большой удар для родителей, особенно для отца. Он очень любил старшего сына. Он стал меланхоличен, начал болеть и прежде, чем прошел год, его похоронили.

Опечаленная вдова уехала со своими двумя дочерьми к своей матери.

Старому Исааку Брауну стало невмоготу жить одному в доме, где раньше царила радость и веселье. Он продал свое предприятие, продал дом и купил дачу, в которой и поселился. Его экономка, которая со смерти жены вела его хозяйство, последовала за ним.

Старый Исаак Браун очень переживал удары, последовавшие один за другим. Маленький Артур был его любимым внуком, и смерть сына тоже очень сильно затронула его. Но он знал, кто нанес ему эти глубокие раны, и знал, что Господь действует всегда мудро и с любовью, а потому он без всякого ропота подчинился воле Божией. Но он никогда не мог забыть своего внука, и где бы он ни встречал детей его возраста, его тянуло к ним, и он старался принести им какой-нибудь подарок. Его самой большой радостью было рассказывать детям об их лучшем Друге и направлять их мысли на любовь Иисуса и на Его свершенное дело искупления.

Мои милые юные читатели! Если бы старый Браун еще жил, и вы бы с ним встретились, он бы вам с радостью указал на единственный путь, ведущий к небу. Но он не может этого больше сделать. Он уже несколько лет покоится на кладбище. Попробую я заменить его. Я так же очень желал бы видеть вас всех счастливыми. А счастлив, истинно счастлив только тот, кто верит в Иисуса, кто узнал Его, как своего личного Спасителя, и кто знает, что он омыт в Его крови и стал белее снега. Несчастны и жалки, напротив, все те, кто еще далек от Него и идет своим путем. Без Бога, без надежды они идут навстречу вечной гибели, в то время как тот, кто признал в Иисусе Своего Спасителя с полной надеждой ожидает пришествия Господа.

Я уже сказал, что Исаак Браун был немного странным человеком. И это было в действительности так. Он имел какие-то особые привычки. Между прочими странностями особенно выделялась одна.

В своем доме он устроил маленькую боковую комнатку для жилья. Кровать, столик и несколько стульев - вот все убранство комнаты. Зиму и лето эта комната готова была принять гостей, но часто проходило много месяцев и никто в ней не поселялся. Комнату содержали всегда с педантичной аккуратностью. Каждый день она проветривалась, и, по крайней мере, один раз в неделю подметалась и тщательно убиралась. На кровати были белоснежные простыни, кувшин и бутыль всегда были наполнены свежей водой, на стене висели полотенца; свеча стояла на ночном столике и там же лежала открытая Библия. Эту комнату Исаак Браун прозвал "комнатой пророка".

- Удивительная выдумка! - скажет кто-нибудь из моих юных читателей, качая головой.

Другие же, наверное, вспомнят историю из жизни пророка Елисея, которому тоже была в свое время приготовлена "комната пророка" благочестивой женщиной. Кто еще не знает эту историю, тот живо бери свою 'Библию в руки и прочитай 4 главу из IV книги Царств. Там вы найдете "комнату пророка".

Как уже было сказано, "комната пророка" очень редко бывала занята. Однажды в ней переночевал Божий посол, распространяющий Библии, и еще изредка ночевал какой-нибудь прохожий. Но чаще, эта комната месяцами была никем не занята, так как для друзей и родственников были другие комнаты.

Хотя Исаак Браун и не был богатым человеком, но все же жил довольно зажиточно и всегда имел дома определенную сумму денег. Он никогда не боялся того, что могут напасть на дом и обворовать его, и если кто-нибудь ему говорил, что дом так далеко от трассы расположен, что легко могут забраться воры, он неизменно отвечал: "Никогда, если Господь не допустит. Но если Он найдет нужным, чтобы у меня что-то взяли, то и это должно быть мне на благо". Многие смеялись над ним, слыша такие речи, другие же были того мнения, что тот, кто так во всем уповает на Бога, не может быть постыжен.

Однажды зимним вечером Исаак Браун сидел один в своей комнате. Его лицо было серьезно и подчеркнуто грустно. Был канун рождения его пропавшего внука, и он имел обыкновение праздновать этот день так, как будто внук был с ним. Это тоже была его особая странность. За несколько дней до этого он всегда покупал какой-нибудь подарок для своего незабываемого любимца, который потом отдавал кому-либо из своих маленьких друзей. Иногда он покупал и фрукты, и лакомства, и ставил все это на стол, печально рассматривал некоторое время, а затем относил все какому-нибудь больному.

Вообще, Исаак Браун очень много посещал больных и бедных в окрестности, и никогда не забывал одновременно с материальной помощью рассказывать им о Великом Враче души и о Божием плане спасения.

Да, наш старый друг имел много удивительных идей и особенностей, но все они, в конечном итоге, выливались в то, чтобы приносить пользу ближнему своему. И поэтому его все и всюду любили.

Итак, Исаак Браун сидел в своем кресле возле печки. Задумчиво смотрел на огонь. Наконец, он встал и взял свою тетрадь с изречениями из Библии, которая всегда лежала на столе. Он открыл ее, и взор его упал на слова: "Она не умерла, но спит". "Нет", - сказал он сам себе, - этот стих не для меня, поищу другой". Он закрыл тетрадь, потом вновь ее открыл и прочел те же самые слова: "Она не умерла, но спит". "Что это значит?" - пробормотал он. И невольно вспомнил утерянного мальчика, в то время, как его взгляд переходил от одного подарка к другому. Одним из подарков была маленькая книга, на первом листе которой он вчера сам написал: "В память маленького Артура, родившегося 6 августа 1879 года". И в то время как он продумывал вновь все прошедшее, перед ним, как будто наяву, появилось милое личико, обрамленное длинными золотистыми локонами с ясными голубыми глазами.

Долго он так стоял среди комнаты. Наконец, он глубоко вздохнул и взглянул на старые часы, висящие над его креслом. К своему удивлению он заметил, что было уже гораздо позже, чем он обычно ложился спать.

Он взял свечу, потушил лампу и медленно пошел в спальню. Его путь шел мимо "комнаты пророка". Он не мог удержаться, чтобы не заглянуть туда и не убедиться в том, что все готово к принятию гостя, которого он всегда ожидал, но который почти никогда не приходил. Да, все там было в порядке. Он тщательно запер дверь, против обыкновения, и пошел спать.

Рано утром, в восемь часов, он спустился по лестнице в столовую, где его ожидал завтрак. И прежде, чем завтракать, он опять подошел к "комнате пророка", чтобы открыть окно для проветривания. Когда он открыл дверь, то остановился пораженный: холодный воздух повеял оттуда. С первого взгляда он понял, что окно, хоть и было закрыто, но в нем не было одного стекла. Не зная, чем это объяснить, он взглянул на кровать: и кто опишет его удивление?! В кровати кто-то лежал, как будто мальчик лет двенадцати. В белоснежных подушках утопала черная лохматая голова, между тем, как одна рука в очень грязном и рваном рукаве лежала на одеяле. На спинке стула висела изрядно поношенная и очень грязная рубашка.

Итак, в "комнате пророка" был опять гость, но такой, который не вошел через дверь, а предпочел в тиши ночной залезть в окошко.

Исаак Браун подошел к кровати и молча всматривался в чужого мальчика, спавшего глубоким сном. Вдруг резкий голос экономки прозвучал по всему дому:

- Где же это вы, господин Браун? Яйца остынут, а через несколько минут и кофе нельзя уже будет пить!

- Идите-ка сюда быстрее, фрау Якобе, - позвал тот.

Экономка подбежала так быстро, насколько ей позволяли ее большие домашние туфли, заглянула в "комнату пророка" и испустила такой громкий возглас удивления и досады, что незнакомец испуганно вскочил и стал удивленно озираться кругом.

- Где такое видано? - вопила во все горло экономка. - Ночью прокрался черный мальчишка через окно в дом и лег в чистую постель, грязный, как трубочист! Марш отсюда! Дерзкий малыш! Вон из кровати, или ты попробуешь моих кулаков!

С этими словами рассерженная женщина схватила мальчика за воротник и потащила из кровати. Но в это время Исаак Браун заступился за мальчика. Ведь сегодня был день рождения Артура и ему исполнилось бы десять лет. И хотя чужой мальчик и на него произвел неприятное впечатление, но ради Артура он не хотел быть с ним слишком строг.

- Оставьте мальчика в покое, фрау Якобе! - сказал он. - Предоставьте его мне, а вы тем временем приготовьте ему завтрак.

Экономка, взбешенная до крайности, только посмотрела на своего господина, но, видя его решительное лицо, отвернулась и с ворчаньем пошла на кухню. Она знала своего хозяина. Знала, что он не любит тратить много слов, и знала все его странности.

Когда она ушла, Исаак Браун сел на стул подле кровати и сказал:

- Ну, а теперь парень, расскажи-ка, как ты сюда попал?

Лицо мальчика выражало странную смесь озабоченности и хитрости; провалившись опять в подушку, он ответил:

- Через окно!

Исаак Браун улыбнулся.

- Это я и сам вижу. Но зачем ты залез в окно? Мальчик ответил не сразу. Наконец, он тихо произнес:

-Мне надо подумать, что вам рассказать.

-Говори много или мало, как хочешь, но пусть то, что ты скажешь, будет правдой. Уж лучше я ничего не услышу, нежели ложь.

- Хорошо, - ответил мальчик, - но если я буду говорить правду, то мне надо вначале спросить у вас кое-что: Что вы со мной сделаете? Отдадите ли полиции?

- Нет, - ответил Браун очень решительно, - этого я не сделаю.

Маленький незнакомец испытующе посмотрел на Исаака Брауна, чтобы удостовериться: можно ли ему доверять. Осмотр, очевидно, удовлетворил его, и он начал тихо рассказывать:

- Если вы меня не выдадите полиции, я вам все без утайки расскажу. Мое имя Матфей Давиде, но обычно меня зовут Мат. Я один из младших членов воровской шайки. Мы услышали, что вы живете здесь совершенно один и довольно часто имеете в доме деньги, вот и решили произвести у вас кражу. Наш предводитель вырезал стекло и сказал мне: "Мат, влезь и открой нам заднюю дверь". Я последовал приказу, но у меня при себе не оказалось никаких приспособлений, чтобы открыть замок, потому я вынужден был вернуться. Как раз тогда, когда я намеревался вылезть, я услышал на дворе сигнал, предупреждающий об опасности и чьи-то шаги. Я быстро нагнулся и ждал дальнейшего сигнала. Прошел приблизительно час, но сигнала я так и не услышал. Усталость овладевала мною все сильнее и сильнее, и так как я не рискнул прыгнуть через окно, боясь быть схваченным, то и лег в постель, чтобы поспать часик, а затем убраться. От усталости я быстро уснул. И вот, вместо того, чтобы проснуться вовремя, я проспал целую ночь, и потому я здесь.

- Что же мне теперь с тобой делать? - сказал Исаак Браун, потирая себе в задумчивости подбородок.

- Но ведь вы обещали, что не отдадите меня полиции? - воскликнул мальчик, испуганно приподнимаясь.

- Этого я не сделаю, - ответил Браун. - Затем он продолжал: конечно, если ты не имеешь ко мне доверия, то самое лучшее для тебя оставить мой дом как можно скорее, ибо только тогда ты почувствуешь себя в безопасности.

- Ладно! Это ты получишь. Но тогда марш из кровати! Вот вода, чтобы мыться, а вот и гребешок. Когда ты будешь готов, то приходи в смежную комнату. Там мы сможем еще поговорить.

Исаак Браун еще не выпил свою первую чашку кофе, как вошел мальчик. Он почистился, как мог и насколько было возможно, привел в порядок свои спутанные волосы. Старый Браун кивнул ему приветливо головой и указал занять место возле себя и кушать бутерброд, который экономка для него приготовила. Мату не надо было повторять дважды. Он уплетал за обе щеки, пока не осталось ни кусочка. Исаак Браун смотрел на это с большим удовольствием. Вдруг на дворе запел петух. Мат вскочил, посмотрел в окно и вскрикнул:

- Вы имеете курей?

- Да, - ответил Браун, - моя экономка, наверное, сейчас выпускает их из сарая.

- О, какие красивые куры! - вскричал Мат удивленно, а затем, увидев несколько голубей, добавил: голуби эти также принадлежат вам?

- Да, я время от времени даю им корм. Сейчас как раз время их кормления. Смотри, вот еще летит целая стая.

Это было поистине красивое зрелище. Со всех сторон прилетали красивые птички и, обращая свой взор к окну, где стоял Мат, моргали ему, как бы желая напомнить хозяину его обязанность.

- Мат, не хочешь ли ты покормить этих птичек? - спросил вдруг Браун.

- О, с большим удовольствием, - воскликнул Мат, глядя на Брауна блестящими глазами.

- Тогда возьми эту коробку с кормом, иди во двор и посвисти так, как я сейчас посвищу. И ты увидишь, как они все соберутся вокруг тебя.

Исаак Браун просвистел ему простой манящий призыв, и Мат стремглав понесся во двор.

Вначале вся пернатая стая испуганно разлетелась. Но как только они услышали призывный свист, то все вернулись. Справа и слева слетались все новые голуби, и вскоре Мат был окружен большой стаей птиц, которая быстро склевывала разбрасываемые зерна. Некоторые же из голубей были так доверчивы, что садились к нему на плечи и ласкали его своими клювами. Когда коробка была опорожнена, Мат медленно вернулся в дом. Хитрое выражение, лежавшее до того на его лице, исчезло, и Исаак Браун немало удивился, заметив, что глаза мальчика полны слез.

- Что с тобой, Мат? - ласково спроси Браун, кладя свою руку на плечо мальчика.

Мат был очень взволнован и ему стоило больших усилий отвечать. Наконец, он проговорил:

- О, я думал о том, как эти маленькие невинные птички так доверчиво опускались на мои плечи. Знали бы они, кто я, то не относились бы так доверчиво.

- А что же препятствует тебе сделаться тем, за кого они тебя принимали: честным мальчиком, заслуживающим доверия?

- Ах, если бы вы меня знали, то не говорили бы так! Я привык воровать уже с того времени, когда еще ничего не понимал. Я никогда не имел ни отца, ни матери, вероятно, имел, конечно, но никогда их не знал. Я попал в воровскую шайку с младенческих лет. Кем же я мог вырасти, как не вором? И к тому же, кто мне теперь поверит, что я серьезно хочу изменить свою жизнь?

- Я, - ответил Исаак Браун твердым тоном. - Голуби тоже инстинктивно почувствовали, что ты не злоупотребишь их доверием, и я так же верю, что ты и меня не захочешь обмануть.

Мат вздохнул.

- Благодарю вас, - сказал он таким тоном, каким едва ли когда говорил раньше, - со мной еще никто никогда так ласково не говорил. Но вы, наверное, смеетесь. Это не правда?

Исаак Браун любовно взглянул на Мата и ответил:

- Мат, я говорю вполне серьезно, хотя тебе оно и кажется невероятным. Но, мальчик, видишь, я имею Господа, Который живет на небе и как раз таких плохих людей, как ты, хочет сделать Своими учениками. Люди, которые в своих глазах хороши и справедливы, не годятся для нашего Господа. Но когда человек, вот, как ты, сознает, что он в жизни сделал очень много плохого и начинает в этом раскаиваться, тогда Господь подходит к нему и говорит: "Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас". И вот я хотел бы последовать примеру моего Господа. И чтоб тебе доказать, что я тебе вполне доверяю, я даю тебе монету в 10 марок и записку. Возьми их и поднимись вверх по шоссейной дороге, пока не дойдешь до крестьянского домика. Зайди туда, покажи записку и попроси крестьянку дать тебе два фунта лучшего масла. Оплати масло и сдачу принеси мне обратно.

- Неужели вы говорите это серьезно, господин Браун? И вы не боитесь, что я вместе с вашими деньгами удеру?

- Нисколько! - ответил Браун. - Возьми свою шапку и покажи-ка, как быстро ты умеешь бегать.

В следующую минуту Мат уже исчез из вида. Исаак Браун остался сидеть в кресле возле печки. Он сложил руки и из его сердца вознеслась горячая молитва к Богу, чтобы Он умилосердился над этим несчастным ребенком и обратил бы его от злых путей его. Вместе с тем он просил Господа о том, чтобы Он сделал его орудием для ознакомления мальчика с евангельскими истинами и наставлением его на правый путь.

Прошло немного времени, как Мат, едва переводя дыхание, опять вошел в комнату. Масло он положил на стол, а деньги передал Исааку Брауну.

- Пересчитайте деньги! - крикнул он возбужденно. - Посмотрите, все ли тут?

Исаак Браун взял деньги и нарочно медленно стал считать монету за монетой. Сосчитав, он кивнул головой. Мат, стоя возле него, сиял от радости. Он был счастлив, что нашелся человек, который оказал ему доверие.

- Все очень правильно, мой мальчик, - сказал, наконец, Браун, пряча деньги в карман, - ты видишь: я и мои голуби одного пошива.

Затем он продолжал:

- Садись-ка, Мат, сюда, возле меня, и слушай теперь внимательно. Я тебе хочу сделать одно предложение.

Вслед за тем он ласково и сердечно сказал мальчику:

- Как было бы печально, если бы ты опять вернулся к старой своей жизни, к прежним товарищам, тогда никто не оказал бы уже доверия тебе.

Всего важнее, что Мат мог бы умереть среди такой плохой жизни, а затем он должен был бы явиться пред Всемогущим, справедливым Богом на суд и был бы Им осужден на муки вечные. Еще и еще раз он говорил ему, какой большой грех воровство, и как опасно для него и для здешней, и для вечной жизни, если он не покинет прежнюю дорогу. Свою беседу он закончил следующими словами:

- Ну, Мат, что ты скажешь на то, чтобы остаться здесь, у меня, навсегда?

- У вас, мой господин? Совсем остаться у вас? Это вы говорите серьезно? - спросил Мат с таким выражением удивления на лице, что Браун не мог удержать улыбки.

- Конечно, вполне серьезно, - ответил он, - мне нужен мальчик, которому я мог бы доверять.

Браун так особо подчеркнул слово "доверять", что оно запало в сердце мальчугана.

- Мне нужен мальчик, который был бы помощником в доме, на птичьем дворе и в саду. Моя экономка стареет, так же, как и я, а работы очень много и справиться с ней она уже не в состоянии. Я давно подумывал о том, чтобы взять кого-нибудь в дом ей в помощь. И вот, если ты уверен, что будешь у меня счастлив, то я хочу взять тебя и испытать, насколько ты сможешь оправдать мое доверие к тебе.

- Дайте мне время подумать, прежде чем я отвечу "да" или "нет", - попросил Мат.

- Хорошо. Спи еще и эту ночь в "комнате пророка", прежде чем решишься на что-либо, и дай Бог, чтобы ты выбрал правильный путь.

На следующее утро, когда Исаак Браун еще спал, в дверь его спальни тихо постучались. Вошел Мат.

- Извините, господин Браун, - сказан он, - что я так рано побеспокоил вас, но я не мог больше дожидаться. Так как вы удостоили меня своим доверием, то я охотно у вас останусь и буду всю свою жизнь вам благодарен за вашу доброту.

- Руку, мальчик! - воскликнул Браун.

И Мат взволновано положил свою руку в протянутую руку Брауна. И когда Исаак Браун произнес, пожимая его руку: "Да благословит тебя Господь, мой мальчик", то крупные капли слез покатились по щекам Мата.

Вначале экономка никак не могла смириться с этим новым чудачеством своего господина и все время ворчала. Но со временем она утихла и даже переменила свое мнение о Мате. Мат оказался очень исполнительным мальчиком и прилагая все усилия, чтобы быть ей полезным и облегчать ее работу. Он так же прилагал немало усилий к тому, чтобы избавиться от вредных привычек прошлой своей жизни и быть достойным доверия, какое к нему питал Браун. Что дело при этом обходилось не без известных, иногда ласковых, иногда строгих выговоров, само собой понятно, ибо мальчик не получил ведь никакого воспитания. Но Господь, которого Браун ежедневно умолял о помощи в этом трудном деле, благословлял сие доброе дело. Совесть мальчика проснулась. Его стал мучить вопрос: что с ним будет, когда Бог потребует от него отчета за пройденную жизнь? С этим вопросом он стал обращаться к Исааку Брауну и нашему старому другу вновь пришлось привести душу к Иисусу. Не медля он стал с ним читать Слово Божие, разъяснять его и молиться с ним. И какая радость была для него, когда он увидел хорошие всходы своих семян!

Он относился к Мату, как к своему внуку, и потому Мат вскоре узнал историю исчезновения его внука. Мат был только очень удивлен тем, что старый господин совсем не забыл своего любимца, что он даже праздновал каждый год день его рождения.

Однажды в воскресенье Исаак Браун опять заговорил о маленьком Артуре и, между прочим, сказал, что Мат, как раз в день рождения Артура, ночевал в "комнате пророка".

- Может быть, Господь послал мне тебя взамен Артура, - сказал он в заключение, приветливо глядя на рядом сидящего мальчика, и ласково проводя рукой по его темным волосам

- Мы только что прочли историю пророка Елисея, которому сонамитянка так же устроила помещение. И Елисей должен был сделаться орудием в руках Божиих, чтобы воскресить сына этой сонамитянки. И вот, я думаю, Мат, что Господь, после того, как ты ознакомился с "комнатой пророка", хочет тебя здесь для чего-то употребить, чтобы привести в исполнение Свои благие намерения ко мне. Конечно, моего любимца ты мне не вернешь, но ты сможешь мне в моей старости быть помощником и утешением. Частично это уже так и есть, так как я имел радость привести тебя к Иисусу.

Браун замолчал. Мат так же ничего не говорил. Но эта беседа оставила в нем глубокий след. Проходил месяц за месяцем. Мат вновь и вновь просил экономку рассказать ему историю маленького Артура во всех подробностях.

Однажды он сидел в столовой с Исааком Брауном. Тот занимался с ним чтением, ибо Мат никак не мог научиться читать. Мат всегда был прилежным учеником, но в этот вечер он был очень рассеян, так что Браун вынужден был его побранить. Вдруг, прервав чтение, Мат взглянул и спросил:

- Как же было полное имя вашего внучка, господин Браун?

- Артур Альфред Браун, - ответил тот.

- Значит, начальные буквы А.А.Б., не так ли?

- Да, А.А.Б., - повторил Браун.

- Имеете ли вы фотокарточку мальчика?

- Только очень маленькую, - ответил Браун, - и на ней он далеко не такой красивый, как был в жизни.

С этими словами он поднялся и достал из письменного стола фотокарточку, на которой было видно красивое личико мальчика, обрамленное прекрасными локонами.

- Вот он! - сказал Исаак с глубоким вздохом и положил фото перед Матом.

Мат с большим вниманием рассматривал фотокарточку, и если бы Исаак Браун наблюдал в это время за Матом, то от него, наверное, не укрылось бы, с каким интересом и вниманием он прямо-таки изучал черты лица мальчика на фотокарточке. Но Браун был слишком поглощен своими тяжелыми воспоминаниями, чтобы понаблюдать за Матом. Спустя несколько минут, Мат отдал фотографию со словами:

- Благодарю, господин Браун!

И занятия продолжались, но не к радости учителя, Он вообще не понимал больше своего прилежного и старательного ученика. Начиная с этого дня, он заметил в нем большую перемену. Что-то было у него на сердце, что не давало ему покоя. Но на все вопросы Брауна или экономки он отвечал одно и то же:

- Оставьте меня! У меня ничего не болит. Все хорошо.

Часто он просился уходить со двора, и два раза случилось, что его не было целый день. На вопросы: что с ним такое приключилось, он давал уклончивые ответы. Но так как он вечером всегда вовремя возвращался, то Исаак Браун решил не препятствовать ему. Он полностью доверял мальчику, и Мат до сих пор оправдывал его доверие, поэтому он и предоставил ему свободу действий. Тем более что он часто был свидетелем того, как Мат в тиши своей комнаты беседует с Господом, стоя на коленях у стола. Это еще больше убедило его в том, что Мат на плохое не способен.

Время бежало быстро, и опять была зима, и опять был близок день рождения Артура.

Мат с каждым днем становился тише и неразговорчивее и столько делал ошибок в своих заданиях, что Исаак Браун решился, наконец, серьезно с ним поговорить. Но Мат так кротко попросил прощения, что его ласковый учитель не мог долго на него сердиться.

Так подошло 22-е января. Когда они пообедали, Мат попросил разрешения отлучится до вечера. Браун посмотрел испытующе в глаза мальчику. Но поскольку Мат спокойно выдержал этот взгляд, он, качая головой, дал свое согласие.

Что ему оставалось делать? Что случилось с его Матом? Но вскоре его мысли перешли к другому. Ведь сегодня был канун рождения Артура. И он, как всегда, пошел после обеда в город, чтобы сделать необходимые покупки.

Мат вернулся поздно вечером. Против своего обыкновения он сейчас же пошел в кухню и попросил свой ужин. Экономка дала ему ужин, и он с ужином немедленно пошел в свою спальную коморку. Экономка удивленно посмотрела вслед ему и подумала про себя: "Этот со временем будет еще большим чудаком, чем мой старый господин". Но сердиться на такого, всегда приветливого, услужливого мальчика она не могла, хотя иногда ей и приходило в голову, что господин Браун мог бы относиться к нему построже.

Браун же, по старой привычке, сидел в этот вечер дольше обычного. Он разложил на столе купленные подарки для Артура и тихо отдыхал в своем кресле, разглядывая их. Весь прошедший год лег перед его взором. Как много хорошего сделал ему Господь за этот год, какую прекрасную замену Он ему послал, подарив чужого мальчика'. Конечно, воспоминания об Артуре и Мат не мог стереть. Как он его любил! Артур был и будет всегда больной раной в его сердце. И все-таки, жало потери, сама рана не ощущалась уже так остро, как раньше.

Наконец, он поднялся и взял свою тетрадь, взор его опять упал на стих: "Он не умер, но спит". Странное волнение охватило старика. "Разве Господь действительно...? Но, нет". Он не посмел даже закончить своей мысли. Долго он шагал по своей комнате из угла в угол, Наконец, он сам себя обозвал глупцом и пошел спать. Постепенно его волнение улеглось, и он спокойно заснул. Но его сон не был бы так спокоен, если бы он слышал, как сразу после того, как часы пробили 12 часов ночи, дверь спальни Мата тихо отворилась, и Мат на цыпочках прокрался к "комнате пророка". Пришедши туда, он осторожно открыл окно и тихо просвистел. Вслед за тем из ближнего кустарника поднялась чья-то голова и темная маленькая фигурка приблизилась к дому; бесшумно влезла в окно и скрылась в комнате. Что это? Разве Мат все-таки оказался лицемером и за всю оказанную ему в этом доме любовь заплатит гнусной неблагодарностью? Неужели его вера, страх Божий, вся его набожность были только обманом, и он предал своего лучшего друга в руки своих прежних товарищей?

На следующий день рано утром постучали в дверь к Исааку Брауну.

- Пожалуйста, как только вы встанете, непременно приходите в "комнату пророка", - прозвучал за дверьми голос Мата.

- Я сейчас приду, - ответил тот.

И действительно, не прошло и пяти минут, как он медленно спускался по лестнице.

- Добрый день, господин Браун, - воскликнул Мат, едва завидев его, и сделал это с таким сияющим лицом, которого Браун давно у него не видел.

Мои самые наилучшие пожелания на сегодняшний день!

Браун остановился на полпути, с нескрываемым удивлением несколько мгновений смотрел на мальчика и в душе его возник вопрос: "Что это за приветствие?"

Мат же не дал ему времени для долгого размышления. Он снова начал говорить:

- Я вас просил прийти в "комнату пророка", но прежде я хотел бы вам кое-что сказать. Вы, наверное, помните, что некоторое время назад мы совместно читали историю пророка Елисея и его первой "комнаты пророка"?

- Да, помню, - ответил Браун.

И помните, вы тогда сказали, что вы, хотя я вам и не смогу вернуть вашего утерянного внучка, как однажды Елисей вернул сына сонамитянке, оживив его, все же убеждены в том, что Бог послал меня, как орудие, чрез которое Он хочет излить все милости Свои на вас.

- Да, да, я вспоминаю это, - ответил старый Браун, в душу которого закралась какая-то тревога при этих словах мальчика.

- Господин Браун! Маленький вор, которого вы спасли от земной и вечной погибели, может теперь вас отблагодарить. Приготовьтесь к маленькому сюрпризу. Думайте о том, какая радость наполняла сердце той матери, когда Елисей воскресил ее ребенка.

С этими словами он открыл дверь в "комнату пророка", и с сильно бьющимся сердцем туда вошел старец.

Один момент он стоял как вкопанный. Затем он сделал несколько шагов, но вдруг зашатался, схватился за спинку кровати, чтобы не упасть; на постели опять кто-то лежал. И, как год тому назад, - опять мальчик, только моложе Мата. Разница была лишь в том, что у Мата были черные волосы, а у этого золотисто-белокурые. Еще шаг вперед, и Исаак Браун вперил свой взор в лицо мальчика.

- Боже Милосердный, разве это возможно? - сорвалось с его дрожащих уст. - Мое предчувствие меня не обмануло?

И когда он нагнулся над кроватью, то к нему полностью обернулось красивое лицо, конечно, старше, чем было, но с теми же правильными чертами, какие были некогда у Артура, и две сильные руки протянулись и обхватили его шею.

Последовала трогательная сцена: дедушка и внучек, ибо это был никто иной, как Артур, - плакали вместе и крепко сжимали друг друга, как бы боясь опять разлучиться.

Когда, наконец, Исаак Браун первый опомнился и обернулся к Мату, то не увидел его. Он оставил Артура и пошел искать приемыша. Он нашел его в своей комнатке. Мат сидел на стуле и громко плакал. Браун поспешил его приласкать и утешить.

Но каким образом удалось Мату вернуть утерянное дитя? Терпение! Мой молодой читатель, ты все узнаешь.

Артура в свое время украла та же банда, что и Мата. Мат его давно уже знал, только под другим именем. Постепенно, после того, как он увидел его фотокарточку, Мат убедился, что тот мальчик в шайке воров и утерянный Артур - одно и то же лицо. К тому же, несколько лет тому назад он у этого мальчика видел некоторые рубашонки, которые были помечены буквами А.А.Б. Когда он убедился в том, он решил посетить своего бывшего товарища. Но это было не так-то легко, ибо он подвергался опасности быть узнанным остальными членами банды и быть насильно опять задержанным. Он должен был выжидать, чтобы встретить его одного, и с помощью Божьей это ему, наконец, удалось.

Артур был очень удивлен, увидев своего товарища совершенно изменившимся. Но еще более удивился он, когда услышал от него повесть о своем удивительном водительстве Божием; а когда Мат стал говорить о нем самом такие странные вещи, то воспоминания все живее просыпались, воспоминания о первых годах своего детства. И когда Мат ему рассказал, что его дедушка до сих пор любит его, всегда думает о нем, то он решил бежать из банды.

Чтобы сделать сюрприз Исааку Брауну, оба мальчика договорились, что Артур в ночь на 23-е января должен явиться на дачу к дедушке. Он исполнил данное слово, а остальное уже известно.

Когда первая радость немного улеглась, дали телеграмму матери Артура, и уже под вечер она приехала со своими двумя дочерьми, чтобы обнять потерянного, оплаканного и вновь найденного сына. В этот день, без преувеличения можно сказать, что в доме старого Исаака Брауна собралась самая радостная семья, и что к престолу Божию возносились самые горячие благодарственные молитвы.

А Мат? Что делал Мат? Его среди всеобщей радости тоже не забыли, ибо после Бога он был виновником всего их счастья. Но он отклонял все благодарности, говоря, что он вполне удовлетворен, глядя на их веселые, счастливые лица. И когда поздно вечером все вновь склонили колени, и Исаак Браун благодарил Господа за Его дивные и чудные пути, то Мат чувствовал себя не менее счастливым, чем все остальные.

До глубокой ночи сидела благодарная семья вместе. Исаак Браун не спускал глаз с найденного любимца и несколько раз пробормотал: "Этот сын мой был мертв и ожил, был потерян и найден".

"Все пути Господни - милость и истина к хранящим завет Его и откровения Его" (Пс.24:10).

Много лет тому назад в одном северном немецком городе жил один молодой человек, который ни во что не верил и отбросил далеко от себя всякую мысль о Боге. Он жил в таких открытых страшных грехах, что перещеголял этим всех своих товарищей. Но пути Божий неисповедимы.

Бог использовал как раз то глубокое падение, в котором находился юноша, чтобы этим воздействовать на его совесть и пробудить в нем серьезное желание спасения.

И настало время, когда молодой человек все-таки обеспокоился величиной своей испорченности и безбожия. "Я худший из худших, - сказал он сам себе, - если правда, что безбожники пойдут в ад, и только верующие пойдут на небо, то моя судьба ужасна. Если кто из людей и погибнет навечно, то это я". Такие мысли мучили молодого человека день и ночь. Его покой исчез бесследно. В прежних грехах он уже не находил удовольствия. "Разве существует для такого, как я, спасение?" - вздыхал он. Но что ему делать, чтобы получить помощь и покой, свет душе?

Он слыхал о монастырях, в которых монахи проводили свои дни в покаянии о своих грехах, замаливая их молитвами, постом и бичеванием себя. Он очень охотно подвергся бы самым строгим упражнениям в покаянии, стал бы делать самую тяжелую и низкую работу, лишь бы получить хоть малейшую надежду на конечное прощение его грехов.

Он решил стать монахом, при чем в таком монастыре, чей устав был бы особенно строгим. На его запросы ему ответили, что монастырь Ля-Триппе, расположенный во Французской Нормандии, - самый строгий. И он решил пойти в этот монастырь, там провести остальную жизнь. Что для этого путешествия он не имел денег, его не пугало. Он решил идти пешком и питаться милостыней. Это должно было быть началом его покаяния. И он думал, что этим подвигом он на один шаг станет ближе к небу.

Путешествие было долгое и трудное. Ежедневно, находясь под палящим солнцем, он шел, окруженный всякими лишениями и нуждой, из страны в страну; с одного места в другое, пока он, наконец, находясь почти у грани своих сил, не достиг старинного здания монастыря, где он думал найти покой своей душе. Не беда, что тело его было истощено! Он ведь радовался, что достиг цели своих желаний. Он позвонил, и через несколько минут ворота медленно и тяжело отворились. Их открыл один старый-старый монах, который производил впечатление, что он по старческой слабости не способен и шага ступить.

- Что вы желаете? - спросил старец.

- Я желаю быть спасенным, - ответил усталый путешественник, который своим акцентом сразу выдал, что он не француз и пришел издалека. - Надеюсь, что я здесь найду долгожданный мир для своей души.

Старый монах предложил ему войти в монастырь и молча провел его в одну из комнат.

- Ну, мой дорогой друг, - сказал он ласково, - скажите мне откровенно, что вы шдесь ищете?

- Я ищу покой и мир, ибо я - погибший грешник, -ответил юноша с отчаянием во взгляде. - Я имел за собою безбожную жизнь и такую, что не имею слов выразить. Мне кажется почти невероятным, что для меня еще есть спасение. Но я готов делать все, что в моих силах, и охотно подвергну себя всем правилам, если я только найду приют в монастыре. Чем тяжелей работа, чем мучительнее бичевания, тем лучше для меня.

С сожалением смотрел старец на молодого чужестранца, весь вид которого подтверждал правильность его слов. Злая, неспокойная совесть и распутная жизнь наложили на него свою печать.

- О, скажите же мне, что я должен делать? - продолжал юноша, рыдая. - Что бы это ни было, я беспрекословно всему подчинюсь.

- Так вот, - произнес старец, - если вы готовы сделать то, что я вам скажу, то отправляйтесь прямехонько домой.

С бесконечным удивлением чужестранец посмотрел на монаха.

- Да, возвращайтесь домой, на родину, - повторил старец, улыбаясь, - и я вам скажу, почему. Видите ли, дело, которое вы взялись совершить, уже, прежде, чем вы пришли, совершено, и вам ничего не остается больше делать. Другой был здесь и совершил это дело вместо вас в вашу пользу. Все совершенно.

- Все совершенно? Это дело совершили для меня? Что вы под этим подразумеваете? - спросил юноша в высшей степени удивленный.

- Разве вы не знаете, - вопросил юношу старый монах, - что Бог послал Единородного Сына, Спасителя мира? Разве вы не знаете, что Господь Иисус Христос пришел на эту землю и здесь совершил дело искупления, которое Ему было поручено Отцом? Разве Он на кресте не воскликнул: "Совершилось!" И что же совершилось? Он принял на Себя наказание за наши грехи. И Он понес наши грехи на Себе. Бог вполне удовлетворен делом искупления Своего Сына. А знаете ли вы, где теперь Господь Иисус?

- Я думаю, на небе, - был ответ.

- Да, Он на небе, - ответил старец торжественно.

- А почему Он там? Почему Он сидит одесную Бога?

- Потому что Он совершил дело искупления. Если бы Он его не совершил, то Он не был бы там, на небе, Он был бы еще здесь на земле, ибо Он взял на Себя все совершить, все дело искупления привести к исполнению. Он бы не вернулся обратно к Отцу, если бы Он не все совершил. Я смотрю ввысь и вижу Иисуса, сидящего одесную Отца. И я могу сказать: "Он там, потому что Он все для меня совершил и мне теперь ничего больше не нужно для себя делать". Ах, мой бедный друг, зачем же вам и мне искать что-либо для своего искупления, когда это сделал Сын Божий. Если бы Бог дело искупления поручил нам самим, то мы никогда не смогли бы это совершить. Если бы мы подверглись всем правилам покаяния, какие только может придумать человеческий ум, то и это нам бы не помогло. И даже хуже: это послужило бы к бесславию Божию. Оно равнялось бы тому, что мы сказали: "Христос сделал для меня очень мало". Это значило бы не ценить драгоценное дело искупления Христа и значило бы прибавить к нему еще кое-что, хотя Он и сказал: "Совершилось!" Я вам прямо говорю, мой молодой друг, что чрез такие дела и мысли Христос бывает поругаем, а Бога мы делаем лжецом. Если бы я не был так стар и так слаб, что едва дохожу до ворот, то я бы, во свидетельство против этого места, моментально ушел отсюда. Ни одного лишнего дня я здесь не остался бы. Но так как я стар и слаб, то мне надо здесь выдержать до конца, чтобы дождаться Господа, который прийдет взять меня домой. Вы же можете уйти, и я прошу вас: сделайте это! Благодарите Господа, что Его Возлюбленный Сын из любви к вам пошел на смерть и совершил дело искупления, которое вы никогда не смогли бы совершить, чтобы удовлетворить все притязания Своего и Справедливого Бога. И всегда вспоминайте о том, что Христос уже после свершения дела искупления сидит одесную Бога, - так говорил старый монах.

Слушающий молодой человек не верил своим ушам. Это были такие прекрасные, такие драгоценные сообщения для усталого и обремененного, разбитого телом и душою человека, что казались слишком прекрасными, чтобы быть правдой. И все же он принял эти сообщения верой, и полными глотками пил жаждущий молодой человек предложенную воду жизни. После короткого отдыха, во время которого он еще больше слышал от старого монаха о необъятной любви Божией к падшему человеку, он, подкрепленный душой и телом, вернулся опять на свою родину, чтобы и там с радостью распространить весть о спасении заблудших грешников чрез Иисуса Христа, Господа неба и земли.

"В Боге спасение мое" (Пс.61:8).

Иосиф Баркер был ярким безбожником, который из года в год объезжал всю страну, выступая всюду с атеистическими речами. И вот однажды, когда он в зале одного маленького городка держал речь об атеизме, он сказал следующее:

- Если бы действительно был Бог, то неужели вы думаете, что Он бы меня не наказал, ведь я всю жизнь провожу, доказывая, что Его нет! Посмотрите на меня хорошенько, и вы убедитесь, что я живу очень хорошо. Я всегда в хорошем настроении, всегда веселый, всегда готов заставить смеяться других, пожалуй, лучше всех, и теперь скажите, если бы действительно был Бог, то неужели Он бы не показал мне и вам всем Свое неудовольствие и негодование, слыша мое богохульство.

При этих словах встал из среды слушателей один крестьянин и сказал:

- Моя собака имеет привычку лаять на все, что она видит. Даже луну, когда она восходит на чистом небе, она встречает лаем. Но что делает луна? Она продолжает сиять своим прекрасным блеском, не обращая внимания на завывание неразумного существа. Точно так же дело обстоит и с оратором, которого мы только что слышали. Он так же лает на Всемогущего Бога. Он дает восходить солнцу своему и над злыми и над добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Но прийдет день, когда Он посчитается со всеми людьми, как написано в послании к Римлянам 2 гл. ст.3-4: "Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и сам делая то же? Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию?"

Это простое, но убедительное свидетельство о Божием величии и долготерпении не было бесплодно. И в скором времени Баркер осознал свое заблуждение, смирился, получил прощение грехов и закончил свой жизненный путь, распространяя всюду Евангелие. Он пришел к выводу, что Бог оставил его ненаказанным не в силу Своего бессилия, но из-за безграничной, незаслуженной милости и долготерпения.

Один богатый купец имел тихого, прилежного слугу. Он ему служил неутомимо и верно целый год. Когда год окончился, то он пришел к своему хозяину и попросил заработанную плату. Купец же был в такой же мере скуп, как и богат, к тому же он изучил досконально скромный нрав и удовлетворение малым своего слуги, и дал ему за целый год работы одну единственную копейку. Слуга был удовлетворен этой копейкой, принял ее, но затем вернул ее хозяину, попросив его сохранить ее, и прослужил ему еще один год. И опять он пришел к своему хозяину и попросил дать ему его заработок. Скупой хозяин дал ему ту самую копейку, которую он сдал на хранение. Слуга опять попросил сохранить ее и прослужил ему верно и усердно еще третий год. По истечении года он опять пришел к хозяину и тихо и спокойно получил от него ту же копейку.

Ничего не сказав, он ушел от него, построил себе в лесу маленький домик и стал жить в нем довольный и счастливый.

Спустя некоторое время его бывший хозяин снарядил большой корабль. Он хотел поехать в дальние края и закупить много товара. Ему было мало его богатства.

Слуга об этом услышал, пришел к своему бывшему хозяину с вырученной копейкой и сказал:

- Хозяин, ты большой и умный купец, прошу тебя, привези и мне что-нибудь на эту копейку.

Когда корабль был нагружен, он отплыл. В одной чужой стране он однажды увидел, что дети мучают хорошенькую кошечку и издеваются над ней. И он вдруг вспомнил о копейке слуги, подарил ее детям за кошечку и взял с собою на корабль. С привезенными товарами он распоряжался очень умно: продавал их; а другими постепенно наполнял свой корабль. Кошечка же усердно ловила мышей на корабле. Все ее любили. Наконец, весь корабль был загружен товарами, и купец подумывал об обратном пути.

Но едва они очутились в открытом море, как разразился страшный шторм. Он вдребезги разбил об утес корабль, и люди, и все имущество утонуло. Один купец спасся. Он судорожно обхватил одну из балок, и волны выбросили его на берег. Смертельно усталый, он еле добрался до одной пальмы, и в тени ее стал отдыхать. Вдруг он, к своему удивлению, увидел кошечку. Она тоже была прибита к берегу, и, увидя его, быстро подбежала к человеку и стала тереться о его ноги, сладко мурлыкая. "Из царского богатства, ничего не осталось, как только эта жалкая кошка, да и то она не моя, а принадлежит моему слуге", - подумал он горько.

Вскоре жители города его обнаружили. Они были хорошими людьми и взяли его к себе, в свое жилище, позаботились о его насыщении.

Но у них был свой особый бич, который отравлял их существование: множество мышей хозяйничали, как хотели, в каждом доме, массами прогуливались по скамейкам и столам.

- Как вы терпите этих паразитов? - спросил купец. - Почему не убиваете мышей?

- Ах, их слишком, слишком много! Мы ночью спим в закрытых ящиках, лишь бы отдохнуть от них.

При этих словах купец вспомнил о кошечке, которая так ловко очистила корабль от мышей. Он пошел к морю, разыскал ее и принес в ратушу, где так и кишело хвостатыми гостями. К удивлению всех присутствующих, кошка за некоторое время уничтожила массу мышей и неутомимо продолжала свое дело. Тихое, молчаливое удивление присутствующих сменилось радостным громким восклицанием.

На этом острове еще никто никогда не видел кошку, и поэтому они очень сильно благодарили купца и просили оставить им кошку, за которую предлагали ему много серебра и золота. Купцу это было как раз на руку. Он согласился. Ему снарядили большой красивый корабль, нагрузили его очень ценными товарами, дали ему опытных моряков, и в один прекрасный день корабль снялся с якоря.

Погода была хорошая. В то время, как киль корабля разрезал волны, он все с новой радостью осматривал груз, который был на корабле. В начале путешествия нет-нет, да и промелькнет мысль у купца: "В сущности, все это принадлежит моему бывшему слуге. За его копейку я приобрел кошку, и всю прибыль, всю выгоду, весь этот груз мне принесла кошка. Следовательно, я должен, по крайней мере, половину этого отдать слуге". Но всякий раз, как ему приходила эта мысль, он сейчас же отгонял ее прочь:

Это ведь сущий вздор! Что начнет этот человек делать с таким богатством? Ему и во сне не снилось такое! Нет, я остаюсь владельцем всего этого богатства, но ему подарю что-нибудь красивое. Но что же ему подарить? Он в раздумьях подходил к каждому тюку.

Вот этот шитый золотом костюм ему, наверное, понравится. Но нет! К чему ему эта роскошь? Или дать вон ту золотую чашу? Нет, не надо! Ему и из глиняной чашки хорошо кушать. Может быть, эту серебряную кружку? Вздор! К чему в такой бедной хижине серебро?

Так он долго искал самое что ни есть незначительное и бесценное, пока, наконец, не нашел невзрачный камень, покрытый коркой земли. "Вот это и отдам! Что можно еще купить за копейку, если не камень? И он увидит, что я не забыл своего обещания".

Когда купец причалил к родному берегу, он нашел своего верного слугу ожидающим его.

Слуга приветливо поздоровался с ним и обрадовался, что поездка прошла благополучно. А затем спросил:

- Хозяин, смог ли ты что-нибудь приобрести за мою копейку?

- Мог, но не много! - ответил, улыбаясь, купец. - На вот, возьми этот камень в память о моем путешествии.

Слуга поблагодарил и пошел. По дороге он стал вытирать камень. Когда он так тер да тер его, то часть землистой корки отвалилась, и камень вдруг начал светиться и блестеть. Слуга испугался и отнес этот камень обратно своему хозяину.

- Хозяин, посмотри, что ты мне дал. Это ни в коем случае не может быть моей собственностью.

Взглядом знатока купец окинул камень и испугался. Это был бриллиант неоценимой ценности. С легкостью можно было за него купить три таких корабля с товарами. Он сильно смутился и покраснел, опустил глаза пред верными, чистыми глазами своего слуги. Затем, оправившись немного, он поднял глаза свои и долго, молчаливо всматривался в глаза слуги.

- С тобою Бог, верный ты человек! - сказал он, наконец, глубоко взволнованный. - Возьми все, что есть на корабле. Оно все твое. Ты же останешься у меня в доме, как мое самое лучшее и ценное сокровище, ибо ты чист душою и с тобою пребывает Бог.

Он взял его к себе вместо сына, выдал за него свою дочь, и его дом стал благословенным домом.

Маленькая Эна была сегодня очень счастлива. Выдался ей очень удачливый денек. Во-первых, отец разрешил ей позавтракать вместе с ним рано утром и проводить его на вокзал; они жили в отдаленном пригороде, а ему нужно было съездить в центр города. Затем он ей обещал привезти что-то интересное. А в-третьих. Явился почтальон и принес письмо лично ей - Эне Венерт, с приглашением: провести каникулы у дяди. А у дяди Вольтера, в его лесничем домике было восхитительно. В-четвертых, она получила в трамвае, когда ехала в школу, букет цветов и обрела новую подругу, хоть и пожилую.

Но надо все рассказать по порядку, не то все окажется вверх дном.

Итак, Эна со своей подругой Геди утром, в половине восьмого, села в специальный школьный поезд. Они были одеты в свои ученические формы с белым передничком, с шапкой на голове и с ранцем за спиной. В то время, как Геди сразу же вытащила учебник и углубилась в него, Эна осматривалась вокруг. Осматриваясь, она заметила как раз напротив себя даму, которая держала в руке громадный букет маргариток и ландышей, кроме того, свежий зеленый венок из мха. Глаза Эны погрузились в букет цветов, и, когда она их подняла, увидела два других глаза, ласково смотрящих на нее. Она не могла иначе, как тихо рассмеяться от удовольствия.

И вдруг ласковый голос спросил:

- Ты, наверное, тоже очень любишь цветы?

Эна оживленно кивнула головой, и тут начался очень интересный разговор. Когда они подъехали к главному вокзалу, дама уже все знала о жизни Эны. Прежде чем они расстались, она подарила Эне букет из своих маргариток и ландышей.

Когда Эна прошла немного по платформе, ее нагнал друг ее брата и подарил ей в маленькой коробочке двух майских жуков, которых он поймал на прогулке.

От счастья Эна не знала, что ей делать, глядя то на цветы, то на коробочку с жуками, она шла по знакомой дороге, не видя ничего вокруг.

Но не всем людям счастье так улыбалось в это утро, как Эне.

Медицинский работник Симон, например, несмотря на ясное солнечное утро, имел явно неудачный день. Вначале его слишком долго задержала одна больная, а он ведь обещал своему коллеге присутствовать при очень сложной операции. Затем отказался работать его автомобиль, и его не могли исправить. По телефону он попросил своего коллегу заехать за ним на своем автомобиле, но коллеги уже не было дома. Заменить автомобиль чем-либо иным - не представлялось возможным, идти пешком - слишком далеко. Когда, наконец, медицинский работник уселся в наемный автомобиль, то имел уже сорок пять минут опоздания и очень скверное настроение.

По дороге, у канавы, он велел остановиться на минуточку, чтобы по пути посетить свою давнишнюю пациентку, которая уже много лет была парализована, но не глядя на это всегда была спокойна и терпелива и уже много раз успокаивала его вспыльчивый нрав. Вот и сегодня она сразу заметила тучу на лице старого друга.

Ну, доктор, разве таким ясным солнечным утром можно быть таким пасмурным? Что опять случилось?

- Сущий вздор, и везде всякие непредвиденные обстоятельства, - проворчал врач. - Задержка дома; отказал автомобиль - несчастный старый ящик! - 45 минут опоздания, а мне предстоит сейчас сложная операция. Ну, как вы поживаете? Принесли ли вам порошки для сна? Выглядите вы очень плохо!

Старая дама улыбнулась.

- Доктор, вы более озабочены моей бессонницей, чем я. Лучше скажите, как поживает Франц Деннерт?

Тень покрыла лицо доктора. Все недовольство исчезло с его лица, уступив место глубокой заботе.

- Он, как был, так и останется предметом наших забот. С тех пор, как отняли ногу, у него исчезла вся жизнерадостность. Он умоляет не писать о том его матери, а сам объят таким безучастием ко всему и такой тоской, которые заставляют опасаться самого худшего. Все заняты им, но ничто не помогает.

С сердечным участием слушала больная.

- Бедный человек! Может быть, ему все же кто-нибудь поможет, я ему сегодня опять пошлю корзину апельсин. Но идите, доктор, идите скорей, и если вам что-нибудь помешает, то не забудьте: человеческие затруднения, помехи - это все случаи нашего любвеобильного Господа.

Она опять улыбнулась своей тихой улыбкой, и доктор ушел от нее гораздо спокойнее, чем пришел.

Но едва он вышел, как его терпение опять подверглось тяжелому испытанию: большой отряд солдат переходил дорогу и запрудил ее, из-за чего его автомобиль очень медленно продвигался вперед. Доктор раздраженно смотрел на густую толпу людей у остановки трамвая, вдруг глаза его широко раскрылись, и он удивленно и внимательно посмотрел на маленькую девочку, которая медленно и без внимания проходила через рельсы, глядя только на цветы в своей руке.

Вот навстречу ей мчится на всех парах велосипед, с другой стороны быстро едет подвода. Доктор Симон открыл дверцу автомобиля и крикнул на девочку, но та не слыхала ничего. Тогда он выскочил из автомобиля и схватил за узду лошадь. В эту минуту затормозил велосипедист, но не удержался и упал вместе с велосипедом, увлекая за собой и ребенка. Когда он поднялся, то девочка лежала без чувств на асфальте. Доктор Симон, бросив лошадь, подбежал к ней, взял ребенка на руки, и, сильно браня испуганного молодого велосипедиста, понес девочку в автомобиль. Со всей скоростью понесся он по освободившейся теперь улице, к больнице. Все это заняло несколько минут.

Доктор Симон озабоченно всматривался в бледное личико на своей груди: это была Эна Венерт, дочь его друга - директора фабрики в местечке Рот. Как хорошо, что он оказался здесь. И тогда он вспомнил слова своего друга о Божьих случаях и задумчиво покачал седой головой.

В больнице ему навстречу вышла старшая сестра.

- Сестра Марта! Возьмите малышку, я надеюсь, что она лишилась чувств, скорее всего, от страха. Но куда ее положить? Ах, да, несите ребенка в четырнадцатую палату, к Деннерту. Там одна кровать свободна.

Осмотрев Эну, он не обнаружил никакого повреждения. Он прописал ей холодный компресс, посмотрел мгновение участливо на крепко спящего больного в другой кровати и, поручив свою маленькую пациентку старшей сестре, ушел.

И вот наша маленькая Эна в свой счастливый день очутилась вдруг в больнице на солдатской кровати, и лежит совсем бледная, с закрытыми глазами. Сестра Марта положила ей мокрое полотенце на голову и затем тихо вышла. Стало совсем тихо, только цветущий каштан слегка шелестел под окном. Но вот часы на ближней церкви пробили девять часов. От этого проснулся больной солдат. С глубоким вздохом он повернулся на другой бок, бегло посмотрел вперед, и вдруг взгляд его упал на соседнюю кровать. Он мигом сел. Его дыхание стало прерывистым, а глаза с величайшим изумлением остановились на миловидной белокурой головке, чьи длинные косы спадали с кровати. Затем он тихо, прерывающимся голосом проговорил:

- Маргариточка! А? Маргариточка!

И сильно нагнулся в кровати. В эту минуту девочка проснулась. Ее глаза удивленно оббежали комнату и вдруг увидели на столике возле себя букет цветов, коробочку и ранец. И вот она сразу обеими ногами выскочила из кровати и удивленно воскликнула:

- Но я ведь должна быть в школе! Где же это я?

- У меня, Маргариточка, в больнице, - ответил раненый, все еще как бы во сне, глядя все время на миловидное детское личико. - Каким это образом ты тут очутилась, моя Маргариточка? Это уже знает мама.

- Но меня ведь не зовут Маргаритой, - сказала очень удивленно Эна и подошла к его кровати.. - А кто ты?

- Я раненый солдат.

- Болит у тебя рука?

Солдат покачал головой: "Нет". - Но почему же ты тогда остаешься в постели? - Встань, походи.

- Я не могу ходить; я имею только одну ногу, а искусственную мне еще нельзя носить, - при этом лицо его помрачнело и выразило страдание.

Лицо Эны стало серьезным.

- Тебе ногу прострелили французы?

- Да, наполовину, - ответил солдат, - затем доктор ее совсем отрезал.

Карие глаза Эны широко открылись и выразили испуг:

- Тебе, наверное, было очень больно при этом? Солдат молча кивнул.

- Разве твоя мама не пришла тебя утешать?

- Моя мать не знает об этом.

- Почему же ты ей не сказал? Она бы тогда, наверное, пришла к тебе и утешила бы тебя. Моя мама тоже недавно держала меня за руку, когда у меня вырывали зуб, и мне не было так больно.

- Моей матери здесь нет. Она живет далеко отсюда.

- Тогда ты должен был написать ей.

- Но у меня больная рука, и я не мог написать. Эна задумалась.

- Я за тебя напишу. Я умею уже писать пером, но лучше я пишу карандашом, тогда нет клякс.

- Но я ничего об этом не хочу говорить матери. Теперь Эна вдруг покраснела:

- Как это нехорошо с твоей стороны! Мама всегда говорит, что матери надо все рассказывать!

Глаза солдата медленно наполнились слезами. Он увидел свою мать, как тысячу раз ее уже видел за все время его пребывания здесь: с утра до ночи прилежно работающей, исхудалой, озабоченной. Она жила и надеялась на его помощь. Отец умер, он старший, а дома еще четверо маленьких детей. И вот теперь он придет домой никому ненужным калекой!

Франц Деннерт заплакал. И вдруг он почувствовал мягкую ручку на своей руке.

- Ты не должен плакать. Подожди, я напишу твоей маме. Она приедет к тебе и утешит тебя. А я тебе подарю мои цветы. А еще у меня здесь есть что-то веселое. Смотри!

- Она взяла коробочку, высоко подняла ее и крикнула, открыв ее:

- Ну, выходите погулять, мои хорошие господа!

И вот, в отверстии коробочки появились две головки с усиками, и вслед за тем два майских жука упали на одеяло.

- Так, а теперь мы их начнем обучать, - сказала живо Эна; поставила жуков один за другим и начала командовать:

- Марш вперед! Вперед, направо, налево!

И Франц Деннерт невольно рассмеялся. Но это действительно было очень милое зрелище: белокурая головка, золотистые длинные косы, сияющие карие глаза и ползающие жуки на одеяле. И это было так ново и так дивно - прекрасно, после стольких дней и ночей страданий в лазарете! Франц Деннерт вспомнил свои детские годы, вспомнил свою сестру Маргариточку. Она тоже всегда была веселая.

Затем он сказал:

- Твоя коробочка не имеет даже дырочек для воздуха. Ты должна бы иметь домик, такой, как у меня был когда-то, с настоящими летными отверстиями, которые можно открывать и закрывать. Эна в восхищении захлопала ладошками.

- О, как это было бы прекрасно! Ты мне не сможешь сделать такой домик?

- Да, если я получу дерево и хороший нож. На это уже рука моя сгодится.

- Какое дерево вам надо, Деннерт? - спросила сестра Марта, войдя в палату.

- Она ничуть не удивилась, найдя их уже такими друзьями.

Когда доктор, по окончании работы зашел еще раз взглянуть на свою пациентку, то Эна сидела на кровати Франца Деннерта и болтала без умолку, а Деннерт мастерил с ревностью домик для жуков.

- Дядя доктор! Дядя доктор! Он мне делает домик для майских жуков с двумя воздушными отверстиями.

- Так-так, барышня-разиня! Это сегодня утро могло плохо кончится! Я сразу же позвонил твоей матери, и теперь ты должна идти домой.

- Но мой домик для майских жуков! - взмолилась пораженная этой вестью Эна. Да и на просветлевшее лицо Деннерта опять легла скорбная складка.

Доктор Симон это заметил и внутренне этому очень обрадовался.

- Ну, дочка, завтра ведь среда, и я попрошу твою мать, чтобы она опять тебя отпустила сюда. А вы, Деннерт, сумеете сделать ей домик?

- Как прикажете, господин доктор, - сказал солдат явно удовлетворенный.

В тот же вечер доктор зашел еще раз к больному другу и вернулся от него с торжественно-спокойным лицом.

Эна Венерт на другой день опять сидела в палате №14 у Деннерта. Сестра Марта подвинула столик к кровати, и Эна с Францем вместе пили кофе с пирожным, которое передала мать Эны. Затем, среди веселой болтовни Деннерт закончил домик для майских жуков, и тогда Эна вытащила прекрасную почтовую бумагу с розами и незабудками и сказала:

- Это, Франц Деннерт, для твоей мамы. Смотри, моя мама разлинеила его, и я буду писать карандашом. Ты мне только должен говорить, что писать.

Деннерт лежал тихо и смотрел перед собой. Он эту ночь плохо спал и все время думал о словах маленькой девочки. Может быть, его мать еще больше беспокоится, не имея так давно известий от него. Все-таки, одну ногу он ведь сохранил, а многим, очень многим пришлось пережить еще больше. И доктор все время говорит, что он опять великолепно научится ходить и сможет даже работать с искусственной ногой. Мать должна же когда-нибудь все узнать, не может ведь он все время это скрывать. И потом, ему так хочется домой, что, как только врач разрешит, он уедет. Слезы всегда застилали его глаза, когда он думал о встрече с матерью. Как он тоскует о ней день и ночь!

- Ну, начнем писать! - сказал он, наконец, с очень глубоким вздохом.

Эна серьезно кивнула головой и взяла карандаш. Франц Деннерт диктовал:

Дорогая мама! Сегодня у меня в гостях маленькая девочка, которая хочет за меня писать. Мне живется неплохо. Рука почти зажила. Но у меня ведь еще нога... - Он не мог больше говорить. Дышал коротко и тяжело. Он боролся с собой и вскоре смог диктовать дальше.

Да, знаешь ли, мама ноги-то одной уже нет. Наш доктор говорит, что я с искусственной ногой выучусь быстро ходить и даже работать, и тогда я снова смогу что-нибудь зарабатывать, Не тоскуй, не печалься очень, дорогая мама. Я все не мог решиться сказать тебе это, но ты ведь все равно должна знать. Как только мне разрешат, я приеду домой. Поцелуй Маргариточку и других.

Маленькая Эна изо всех сил старалась поспевать записывать все, что он говорил. Когда он перестал диктовать, то она внизу еще дописала: "И приезжайте как можно скорее к Францу, и утешьте его".

С приветом - Эна, Деннерт. Затем она рукой обтерла свое разгоряченное личико и сказала:

- Так, теперь остается только адрес.

- Может быть, я сумею его написать? - раздался вдруг ласковый голос.

С этими словами мать Эны вошла в комнату и присела у кровати солдата. Она ему много кое-чего принесла и так приветливо и участливо с ним говорила, что Деннерт, не зная сам, как это случилось, рассказал ей всю свою жизнь. И вот мать Эны узнала, что он рано потерял отца, и что он уже много лет был опорой своей матери.

Дома еще осталось четверо детей, и его Маргариточка выглядит точь-в-точь, как маленькая Эна.

- Когда вчера я увидел ее на кровати, то подумал, что это, должно быть, Маргариточка. О, я всегда думал об одном: как бы не вернуться домой калекой! У меня сердце чуть не разорвалось, когда я об этом диктовал, чтобы и мать, наконец, узнала.

Мать Эны мягко ответила на это:

- Ваша мать, наверное, возблагодарит Бога, что вы остались живы. И мы позаботимся, чтобы письмо поскорее ушло. Эна вскоре вас опять посетит. Они сердечно попрощались с ним и ушли.

И он опять остался один со своими мыслями: "Что скажет мама, когда узнает, что у меня нет уже одной ноги? Что за печаль будет в маленьком домике?" Но при этом он страстно ждал ответа от матери и высчитывал время: "На Троицу, может, уже прийти письмо - из дому, если нет срочной работы в саду и на поле". С его сердца все же спала тяжесть, как только он ей сообщил, но как она переживет это?"

И вот пришла суббота перед Троицей, - ясный теплый весенний вечер. Каштан уже отцвел, зяблики заливались под зеленым его покровом и только что отзвонили колокола, сзывая всех в церковь.

Франц Деннерт лежал совсем тихо, с закрытыми глазами, но не спал. Душою он опять был дома. Видел свою Маргариточку, моющую пол прилежными детскими ручками и посыпающей его белым песком, видел мать, занятой приготовлением ужина. А после ужина они все вместе пойдут на папину могилку посадить гвоздику и анютины глазки. Кладбище и церковь находились на небольшой горке, и оттуда вид на долину открывался восхитительный. О, родина, родина! Всеми фибрами своей души он стремился домой, к матери. И его руки складывались сами собой, и из его сердца вырвалась благодарственная молитва Богу, сохранившему его жизнь. Теперь он сможет когда-нибудь увидеть родину и мать. "Мама!" - сказал он тихо и проникновенно.

Вдруг открылась дверь, и на пороге вместе с золотым вечерним светом появилась простая, по-сельски одетая женщина, рано постаревшая, но с глубоким выражением радости на бледном лице. Глаза оглядывали молодого человека на постели, и дрожащий голос произнес: "Мой дорогой мальчик!"

Солдат лежал неподвижно, с широко открытыми глазами, как будто видел видение. Затем он с криком: "Мама! О, мама!" - протянул дрожащие руки. Но она уже сидела у него на кровати и, обхватив его голову своими мозолистыми руками, повторяла одно и то же: "Мой мальчик, мой дорогой, дорогой мальчик": И Франц Деннерт все-все, что его мучило, что заставляло так страдать, вложил в материнские руки, и его глаза не могли оторваться от милых, дорогих, верных глаз матери. Наконец, сильно запинаясь, он произнес:

- Мама, что ты скажешь насчет ноги? Она набожно сложила руки:

- Благодарение тысячу раз Господу, что Он тебя так милостиво охранял. Как ты можешь быть так настроен, и как ты можешь это так близко принимать к сердцу, когда тебе надо только благодарить и благодарить Спасителя. Видишь, я сразу заподозрила, что у тебя что то не в порядке и неизвестность было снести хуже всего. С ногой все будет хорошо. Если Господь подарил тебе опять жизнь, то Он и все остальное опять пошлет. Не могу тебе высказать, как Маргариточка радуется, да и другие тоже, что ты остался жив.

Но вдруг он что-то вспомнил и удивленно спросил:

- Мама, как же это ты приехала?

И мать рассказала, что вместе с письмом Эны пришло еще одно письмо от Эниной матери, милое, хорошее письмо, с вложенной большой суммой денег и точным описанием дороги, и что она теперь гостит у этих хороших людей.

Эна и ее мать пришли немного позже. Эна просияла, когда увидела счастливое лицо своего друга:

- Не правда ли, Франц, твоя мать тебя утешила?

Да, она его утешила, как только мать может утешить. И ее благодарное, верующее сердце в течении тех нескольких недель, которые она провела в родительском доме Эны, исполнились еще большей благодарностью.

Франц получил, наконец, искусственную ногу. А так как радость, по соизволению Божию, самый лучший врач и целитель, то он и выучился ходить гораздо быстрее и лучше, чем думал. Отец Эны взял его к себе домой. И наблюдая за ним, заметил, что Франц дельный парень, любящий Своего Господа, то он предложил ему место садовника в своем большом имении. Кто может описать радость Франца? Пока что он лето проведет у матери, но осенью поселится в красивом чистом доме садовника, и с ним приедет туда Маргариточка. О Маргариточке мать Эны обещала позаботиться. Она там будет ходить в школу и вести маленькое хозяйство Франца, между тем, как Анночка станет помогать матери дома. Эна очень радуется, что получит маленькую подружку, и пишет ей уже большие письма.

Франц выучился прекрасно ходить. Он тихий, счастливый парень, уповающий так же глубоко, как и его мать, на Господа Бога.

Таким путем Божьи случаи часто происходят от внешних неприятностей, задержек, неисполнения желаемого, и один неприятный случай влечет обязательно за собой другой, счастливый, случай.

"Любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу" (Рим.8:28).

В 1824 году был очень сильный шторм на Финском заливе. Этот шторм способствовал сильному повышению уровня воды, так что часть большого города Петербурга была затоплена.

Утром этого рокового дня, когда ничто еще не говорило о наступающем бедствии, один бедный немецкий механик, который жил в нижней части города, шел, как обычно, на работу со своей женой. Они оба были верующие и работящие люди, и их все уважали и любили. Они оба, как всегда, поднялись рано, одели своих детей: мальчика пяти лет и девочку четырех лет, дали им покушать, а затем приготовились к уходу, оставляя детей одних на два-три дня. Когда мать запирала дверь, она принесла детей в молитве Богу, прося их охранять. Они спокойно работали. Все внимание их было сосредоточено на работе, потому они и не замечали, что творится на улице. Когда они окончили работу и хотели уже идти домой, то, к ужасу своему, увидели, что все покрыто водой, что вода еще прибывает. Отец хотел было пойти по воде, чтобы спасти детей, но это было невозможно: место, где они жили, находилось гораздо ниже, вода, наверное, туда уже давно вошла и сделала свое разрушительное дело.

Муж и жена взглянули друг на друга в безграничном смятении, но затем их взоры направились ввысь с тихой молитвой к Тому, чья рука не отяжелела спасать и ухо не закрылось, чтобы слышать вопли горя. Наученные опытом того, как мало можно полагаться на людскую помощь, они чувствовали, что нуждаются в подкреплении веры, чтобы сказать вместе с Иовом: "Господь дал, Бог и взял, да будет имя Господне благословенно!" (Иов.1:21).

Медленно проходили ужасные часы ожидания. Наконец, в четыре часа дня, шторм утих, и вода начала спадать. Тихо, ни на что не обращая внимания, родители пошли домой с печальным сознанием, что их милые дети утонули. Когда они подошли к двери и открыли ее, то сердце у матери едва не остановилось. Войдя, они увидели своих милых деток вытянутыми во всю длину на столе без движения.

При дальнейшем осмотре стало очевидным, что вода была выше стола. Вот и показалось, что печальный рок совершился над их детьми. Отец еле дотащился до стола и внимательно осмотрел детей: они дышали и находились в сладком крепком сне.

"О, какое чудо, милосердного Бога! О, Ты Бог любви!" - воскликнула мать в порыве радостного удивления.

"Будь прославлен вовеки! Как же это могло случиться?" - воскликнул отец.

Вскоре загадка разрешилась. Когда дети проснулись, то рассказали матери, что они делали в родительском отсутствии:

- Когда вы ушли, мы играли в комнате. Когда вода через дверь вошла в комнату, мы принесли ваши деревянные лодочки и игрались с ними. Но вода поднималась все выше. Она уже доходила до колен. Тогда мы залезли на стул. Но она поднималась все выше, мы испугались и залезли на стол, где она не могла нас достать. Там, на столе, мы играли, пока не устали. Затем мы улеглись на столе спать, пока ты и папа не пришли домой. Из этого рассказа и из того факта, что верхняя часть стола была сухая, можно было предположить, что вода достигла высоты стола, подняла его со своей драгоценной ношей, как плот, а при падении опустила его опять на пол, таким образом дети были спасены.

Все соседи счастливых родителей говорили с удивлением:

- Это сделал Бог, никто иной!

Прекрасным июньским утром, когда солнышко ярко светило и птички хором весело пели хвалу, Эдит - молодая девушка, пошла своей обычной дорогой в соседнюю избу, где жила старая странница, с которой она обычно читала Священное Писание. На этом пути она уже давно приметила одного старого человека, который, облокотясь спиною на один из заборов, больше смотрел вниз в то время, как руки его покоились на большом посохе. Одежда на нем была бедная: выветренная широкополая шляпа, грубый, заплатанный сюртук, кожаные брюки и неуклюжие ботинки, которые смело можно было принять за первые в своем изделии. Но лицо старого человека имело такие привлекательные черты и такое необыкновенно умное выражение! Седые локоны, ниспадающие на плечи, придавали ему особо почтенный вид. Недалеко от старого человека паслись две коровы, которых он стерег. "О чем это старики все думают? - так Эдит часто себя спрашивала, проходя мимо него. - Вероятно, у него нет высоких мыслей, кроме как эти коровы, которых он пасет. В следующий раз, как я его увижу, я заговорю с ним и попробую, не разбужу ли я его душу от равнодушия к Богу, ибо, боюсь, что он именно погрузился в равнодушие", - так Эдит часто думала, но опять и опять она проходила мимо него, не заговаривая с ним. Но сегодня, когда она проходила, старик медленно поднял с земли глаза и посмотрел на нее.

Она остановилась, поздоровалась, сказала ему несколько слов о прекрасной погоде и затем спросила, как ему нравится его занятие?

- Чрезвычайно нравится, дорогая барышня, это занятие несет с собой много приятного, - ответил старик, взглянув кротко на Эдит своими серыми глазами.

- Много приятного! Как же? - подумала Эдит и сказала, что это занятие должно быть очень скучным.

- Нет, дорогая барышня, не так скучно, как вы думаете, ибо я имею тут общество, которое меня никогда не оставляет, - ответил старик, вытаскивая из-за пазухи книгу.

- Эдит вначале не поняла, что старик хотел сказать, но книга ей объяснила все, объяснила, какое он любил общество.

- Я радуюсь тому, что вы имеете Библию, это, конечно, самое лучшее общество, какое можно иметь, но я этой дорогой иду очень часто и, к сожалению, должна сказать, что я вас никогда не заставала читающим.

Пастух при этих словах опять взглянул на нее так умно и с такой живостью, что она удивилась.

- Я опасаюсь, молодая барышня, - сказал он, что вы принадлежите к тем, которые держатся поговорки: все читать, ничего не обдумывать. Это не мой способ. Раздумывать о Библии - вот что делает ее истинным питанием для души.

Глубокая мудрость этого замечания поразила и обрадовала Эдит, и она спросила старика, что его привело к исканию в Слове.

- О, дорогая барышня! Кто же может наставить правильно читать Слово, как не Сам Бог!

- Все, что вы говорите, мне так нравится, - ответила Эдит, - что я бы вас хотела попросить рассказать мне, что вас привело к размышлению о Слове Божием. Хотя я из опыта знаю, что только Бог может дать правильное понятие о Библии, и наш путь сообразно этому ускоряет, но все же мы к Библии чаще всего прибегаем чрез особые обстоятельства жизни. Вам жилось, наверное, плохо, когда вы в первый раз стали читать Библию?

- Не думаю. Но если вы, дорогая барышня, хотите услышать, что старый грешник может сказать о любви Иисуса к душе, то я с удовольствием расскажу вам свой опыт. Но это длинная история, она может вам наскучить.

- Нет, нет, этого не будет, не наскучит, - ответила Эдит, глядя с радостью и удивлением на старого верующего человека.

Она уселась на ствол дуба, где она была ограждена от лучей солнца ветвями высокого каштана, и затем попросила старого Гумфри (таково было имя ее нового друга) рассказать ей, чем и отчего ему так полюбилось Слово Божие.

- Ну, хорошо! - сказал Гумрфи, подходя ближе на несколько шагов к ней и приняв свое обычное положение у забора. - Видите, вскоре мне исполнится 76 лет, если до того времени доживу. Вы думаете: долгое время для человека, который имел столько работы и столько хлопот, как я! Но когда я вспоминаю то время, когда я был молодым и таким веселым парнем, как редко кто на селе, то мне мои дни кажутся шириной в ладонь, как говорит царь Давид. Но если я посмотрю вперед, - и глаза старика горели восторгом при этих словах, - то тоже остается путь только шириной в ладонь, и я скоро буду вне тела, как говорит апостол Павел, и буду уже дома у Господа.

- Разве вы так уверены, что вы пойдете на небо, когда вы умрете? - спросила Эдит, желая узнать основу его надежды. Разве вы не знаете это утешительное слово: "Итак, нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу. Потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти" (Рим.8:1-2).

Дорогая барышня! Я не могу хвалиться, ибо знаю, что я по натуре своей ничто иное, как ничтожный грешник, но я спасен свободной милостью Божией в Господе Иисусе. И если вся моя надежда основана на смерти и воскресении Христовом, то радостно могу сказать: эта надежда не постыжает.

Эдит увидела, что она разговаривает с истинным христианином и пожелала себе, чтобы его рассказ был для нее благословением. Поэтому она попросила его продолжать свой рассказ.

- Я уже раньше говорил, что расскажу длинную историю. Вы хотите знать, что меня привело к Господу Иисусу? Мне кажется, что мне было уже за тридцать, пока я начал беспокоится о небе. Если я когда-либо раньше и думал о нем, то утешался тем, что умру так же хорошо, как и мои соседи, ибо я был так же честен, как и они, был гораздо тише их и исполнял мои обязанности хорошо. Мне кажется, что это было только вчера вечером. Я сидел с некоторыми друзьями, такими, как и я, на скамейке перед корчмой "Пшеничный колос" в нашем селе и пил пиво, когда Вилли Вилдер, который слыл у нас за ученого, стал хвалиться тем, что он умеет бегло читать в любой книге. Он прицепился ко мне и спросил меня, умею ли и я это делать? Я должен был сознаться, что я немного могу читать в Библии. "Посмотрим! - сказал Вилли. - Давай попробуем".

С этим он встал, пошел в дом, принес Библию. И правда, я стал читать, но получилось плохо, и он стал надо мной смеяться. Это меня рассердило, и я подумал: а я все-таки попробую бороться с Вилли. Времени ведь я имел очень много свободного, когда пас овец, и пройдет немного времени, тогда я буду таким же чтецом, как и он.

На следующий день я вытащил свою Библию, которую я однажды получил в подарок, будучи молодым пареньком. Я ее завернул в белую бумагу и положил в чемодан. Там она лежала, исключая воскресенья, когда я ее брал с собою в церковь, если появлялась охота идти туда. И вот по истечении некоторого времени, примерно через год, я мог уже бегло читать в Ветхом и Новом Завете, мог померяться в чтении с Вилли. Как я гордился своей ученостью! Я решил, что все время буду упражняться в чтении, чтобы не забыть и поэтому всегда имел при себе свою Библию и ежедневно прочитывал новый отрывок из нее. Спустя некоторое время я стал смотреть на себя, как на чрезвычайно хорошего христианина, потому что я каждый день читал Библию, когда мог, ходил в церковь. Жил тихо и честно и никому ничего плохого не делал. Так продолжалось некоторое время. Но однажды я пас своих овец целый день и очень устал. Я немного заснул, а когда проснулся, то вспомнил, что я за целый день ни разу не подумал о чтении.

Я быстро вытащил из кармана Библию, и заметьте: мне нужно было как раз открыть 5-ую главу 2 Послания к Коринфянам. Я начал читать и прочел до 17-го стиха. Когда я прочел 17-й стих, мое сердце как бы остановилось, я не мог дальше читать. Я все думал над этими словами: "Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое". Я был испуган. Закрыл Библию и сказал сам себе: я не тот христианин, за кого себя считал, я не живу в Господе Христе, ибо я не новая тварь. Старое не прошло, ничего во мне не изменилось. Я не стал лучше, чем был прежде, насколько я себя помню. Эти слова не давали мне покоя. Я все время слышал внутри себя голос: "Ты не христианин", и я на это ничего не мог возразить, очевидно, я не был во Христе, ибо я и сейчас не очень заботился и не думал о небе, как и тогда, когда еще не читал Библию и жил безбожной жизнью, как и раньше. Я открыл опять Библию, открыл то же самое место, ибо я держал палец на этом месте, и прочел следующий стих: "Потому что Бог во Христе примирил Собою мир, не вменяя людям преступлений их и дал нам слово примирения". Когда я обо всем этом думаю, - продолжал старик, глядя вверх, - то понимаю, что это был свет с неба. Это была милость Божия, которая пробудила мое грешное безбожное сердце и заставила ощутить свой грех. Я теперь начал от всей души молиться, чтобы Бог обновил мое сердце и научил бы меня любить Его. Это меня немного утешило, но все же я немного печалился, когда вспомнил о своем легкомыслии по отношению к своей душе и долго не мог освободиться от этого бремени. Я часто открывал свою Библию, мне казалось, что в каждом стихе открыт особый смысл, которого я раньше не замечал. Каждый стих теперь говорил мне, что я несчастный грешник, и что я до этого времени жил без Бога. Однажды вечером, возвратясь с овцами домой, мне пришла мысль пойти к нашему пастору, ибо я думал, что он-то, наверное, скажет мне, что надо сделать, чтобы стать хорошим, и я пошел к нему. Он был приветливый и добродушный человек. Я ему сказал, как беспокойно у меня на душе, но он, очевидно, не понял, о чем я говорю и сказал мне (я помню это так ясно, как будто это вчера было): "Гумфри, вы ведь честный, справедливый человек, и незачем вам впадать в такое уныние из-за религии. Религия, наоборот, делает людей счастливыми. Читайте, только прилежно, свою Библию и ходите два раза в воскресенье в церковь".

И вот, дорогая барышня, я сразу понял из этих слов, что наш пастырь не сможет понять того, что творится в моем сердце. Поэтому я пожелал ему спокойной ночи и ушел. По дороге домой беспокойство все сильнее охватывало меня. Я был так уверен, что пастор поможет моей душе прийти к миру.

Но тут я очень ошибался, ибо только Бог может дать покой душе. Мое беспокойство достигло таких размеров, что я совершенно забыл, где я нахожусь. И посреди дороги я упал на колени и воззвал к Господу из глубины души, чтобы Он по Своей милости дал мне познать Его пути, и мое сердце зажглось любовью к Нему, так как ни один человек не может меня правильно направить, и вы не поверите, какой мир влился в меня, когда я так помолился. Идя дальше, я громко сказал сам себе: "Не буду я больше искать наставления у людей. Люди могут мне в руки дать Библию, но Бог Один может дать ее мне в сердце". Это было мое решение тогда, и я Ему верен до сего часа. Господь Бог освободил мое сердце от греха. Он, - это я знаю верно, - лучший Учитель своего собственного слова и те, которые Его серьезно ищут, не нуждаются ни в ком другом.

- О, какая это проповедь для меня! - подумала Эдит, тихо молясь, чтобы Бог благословил ее для нее, ибо она чувствовала, как ока в этом отношений ошибалась. Как часто она при своем искании Бога и Его правды опиралась больше на людскую помощь, чем на помощь Духа Святого. Не думаешь ли ты, дорогой читатель, что этим оканчивается история старого пастуха? Эдит не желала конца истории, она попросила старого пастуха продолжать, и он стал рассказывать дальше.

- Когда я пришел домой, у моей жены был уже готов ужин, так как она была аккуратной, дельной хозяйкой. Она, как водится, стала говорить о том, о сем, чем только полно было ее сердце. Как только я поужинал, один присел у окна и вынул Библию. Место, которое мне открылось, был Псалом 61:2-3: "Только в Боге успокаивается душа моя, от Него спасение мое. Только Он - твердыня моя, спасение мое, убежище мое, не поколеблюсь более". - И вот, дорогая барышня, - сказал старик в то время, как его лицо все сияло, - вы не можете себе представить все то утешение, какое дали мне эти слова. Мне казалось, что я стою на скале, так как мне ясно было указано уповать только на Бога. И с того дня, в который я нашел спасение и мир для души и до сих пор, а с того времени прошло уже больше, чем сорок лет, - я стремился всегда к тому, чтобы ждать Его поучения и никогда не приступал к своей работе без моей Библии, которая является моим ежедневным утешением. И я в ней читаю не так, как некоторые, которые не ожидают от нее наслаждения для души. Нет, я читаю один стих, может быть только один, какой попадается, закрою книгу и повторяю слова в своем сердце, но прежде говорю с царем Давидом: "Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего" (Пс.118:18). И тогда Бог дает мне по своей великой милости разумение слов по моей нужде.

Эдит спросила своего нового друга, какую часть Библии он более всего любит. Гумфри ответил, причем ласковая улыбка промелькнула на его морщинистом лице: "Более всего я люблю читать места, где речь идет о любви Иисуса к грешниками и к Своим. Охотно я останавливаюсь на местах, которые нам показывают, что Христос, будучи благ, обнищал ради нас, дабы мы обогатились Его нищетою, обогатились не тем, чем богат мир, ибо Христос не обещает тем, которые все оставляют и следуют за Ним, - деньги или другое земное благо, но чрез Него они обогатятся милостью, миром и радостью в Господе Иисусе Христе. Это лучшее богатство, единственное, которое остается и после смерти.

- Ваша жена также была верующей? - спросила Эдит.

- Она стала ею прежде, чем умерла. Но я буду продолжать свой рассказ. Некоторое время я тихо шел путем Божиим, не думая о том, чтобы учить других, иначе получилось бы так, как Господь говорит, что слепой слепому хочет указать дорогу. Я вначале сам должен был вполне убедиться в том, что единственно правильный путь быть счастливым и блаженным - это быть прощенным Иисусом Христом, прежде чем я смог говорить своей жене об обращении. Она, в сущности, была лучше меня. Однажды я все-таки решился не много с ней поговорить и спросил ее: "Жена, когда ты умрешь, где ты будешь?"

- Что тебе пришло на ум, Гумфри? - сказала она на это. - Я, конечно, думаю, что буду на небе, я ведь ничего плохого не делаю, хожу так часто, как только возможно, в церковь и читаю немного с Библии по воскресеньям, если есть время.

- Да, Эльза, - сказал я, - если у тебя нет лучшего основания, чем то, что ты говоришь, то ты на небо не попадешь. Моя жена посмотрела на меня удивленно, и сказала: - Что же я сделала такого, что ты меня считаешь такой безбожной женщиной, что я пойду в ад, когда умру?

Я на это ничего не ответил, но открыл Библию и нашел места, которые я уже ранее себе наметил, и прочел их ей: "Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную" (Гал. 6:7-8), "Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Мф. 7:13-14).

- Ну, жена, - сказал я потом, - какой дорогой ты идешь, - широкой или узкой?

- Я тебя не совсем понимаю, дорогой, - сказала она, - но я думаю, что я не хуже других...

- Ну, вот, видишь, - сказал я, - ты сама произнесла свой приговор, жена. Если ты не лучше всех других, то положись на Слово Божие, которое говорит, что ты идешь широким путем, ведущим в погибель.

Моя бедная жена стала беспокоиться, ибо я говорил это особо серьезным тоном, и попросила меня объяснить ей, что собственно означает широкий и узкий путь.

- Дорогая жена, - сказал я, - это очень понятно. Спаситель здесь говорит, что если кто хочет быть блаженным чрез Него, то надо войти узкими воротами. Ну, а если такие беспечные, легкомысленные христиане, как ты и большинство вокруг нас, а ты ведь сама говоришь, что ты такая же, как они, не лучше их, если такие люди, как ты и они, действительно вошли узкими вратами и ходили бы по узкому пути, ведущему в жизнь, то должно было.бы быть написано: многие находят его. Поэтому, Эльза, верь Спасителю, что немногие находят дорогу на небо и что так, как ты, так и другие, еще не идешь по дороге в небо.

Моя жена слушала внимательно и желала, чтобы я ее направил на правильный путь. Но я ей ответил, что она от меня больше требует, чем я или какой другой человек может дать.

Господь Бог Один может оказать ей милость, найти дорогу на небо: это наш Иисус. И могу сказать, что я верю, что Иисус меня направил по узкому пути.

- И не думай, жена, что я сам себя хвалю, когда говорю: я уверен, я иду этим путем по милости Духа Святого. Я имею твердое основание для этой уверенности. Библия говорит: 2 Кор. 5:17 "Итак, кто во Христе, тот новая тварь, древнее прошло, теперь все новое". Я поистине могу сказать, что я обращен и ушел от старой дороги и от старого нрава. Мое сердце уже не привязано к земному, как было раньше. И если я раньше не заботился о Боге и вечном блаженстве, то теперь я люблю Бога и Его Слово больше всего в мире, небо для меня - самое высшее, что может получить человек, я чувствую радость, что я, по милости Божией, могу идти путем, указанным нам Христом, и знаю, что все мои грехи прощены в Его крови. Итак, ты видишь, жена, что у меня, действительно, старое все прошло, и пока ты не сможешь сказать это также из твоего личного опыта, до тех пор ты еще не находишься на узком пути.

Здесь Гумфри на минуту замолк, посмотрел очень серьезно на Эдит, а затем продолжал, волнуясь:

- И вот, дорогая барышня, можете ли вы поверить, что моя бедная жена совсем не обратила внимания на мои слова?

Как раз тогда, когда я так ревностно говорил к ее сердцу, она взяла миску и начала ее чистить, как будто не желая меня слушать. Что мне было делать? Я замолчал, сейчас же пошел в свою коморку, запер за собой дверь и в тиши молился Господу, чтоб Он проявил милость и дал бы моей незнающей жене чистое сердце и новый правый Дух. Я молился также о том, чтобы Бог мне даровал милость не думать, что я жалкий червь, могу что-то сделать для обращения моей жены, нет, пусть Он Сам, только Сам милостью Своею достигнет ее души, чтобы она впредь не себя искала, но Своего Спасителя, который умер ради ее искупления. Когда я говорил с женой, то прежде испросил благословения от Господа на мои ничтожные слова, так и сейчас я предал успех в Божьи Руки, чтобы Он сделал все по Своему изволению, но об одном я просил очень серьезно, чтобы служить ей примером в моем хождении.

- И скоро ли ваша жена проснулась от духовного сна?

- О, милость Божия медленно работала над ее сердцем. Одно время она вела себя так, как будто между нами не было никакого разговора на эту тему. Но я ждал терпеливо, ибо знал, что один Господь мог содействовать моей работе и молился каждый день о спасении ее души. Однажды она начала сама говорить об этом.

- Она сказала, что она много лет над этим думала, что она не может понять: неужели она такая плохая, что заслужила ад? Христос ведь умер за грешников и если такие люди, как она, пойдут в ад, то что же будет с остальным миром? Эти слова меня сильно потрясли, ибо я увидел, что моя бедная жена старалась ожесточить свое сердце, как это было в Израиле, и поэтому я очень серьезно ответил:

- Ты ошибаешься, жена. Смерть Господа Иисуса не касается тех, которые подобно тебе, считают себя хорошими и справедливыми и ни в чем не нуждаются. Смерть Иисуса Христа касается только тех, кто чувствует, что они - грешники, и которые побеждают все мирские мысли и похоти, чтобы взять свой крест на себя и последовать за Ним. Апостол Павел говорит: "Помышления плотские - суть смерть" (Рим. 8:6). А ты, жена, этого не разумеешь. Ты думаешь, что плотское мирское сердце, как твое, находится на пути к небу. Апостол же Павел далее говорит: "а помышления духовные - жизнь и мир". Ты же думаешь, что жизнь и мир находятся в мирском, черством сердце. Не правда ли, это было сказано напрямик и очень резко?

- Но моя бедная жена с кротостью приняла это слово. Она пролила много слез. Тогда я попросил ее преклонить вместе со мной колени и вместе помолиться, чтобы Бог дал ей познание своих грехов и веру сердца в Господа Иисуса. Она это сделала, и я должен сказать, что с того дня она все более и более каялась и стала, наконец, верующей душой.

- Есть у вас еще что рассказать? Пожалуйста, сделайте одолжение и продолжайте, - сказала Эдит, которая сердечно полюбила старика.

- Конечно, я еще могу рассказать много о милости и благости Господа во всей моей жизни, об Ангеле, Который меня всегда охранял от всего злого.

- Вам жилось хорошо? - спросила Эдит, - Есть ли у вас дети?

- Да, я имел пятеро детей. Трое умерли совсем маленькими, двое выросли, чтобы восхвалять милость Господа жизнью и смертью. И вот теперь я один остался, без жены и детей, но Господь является моим прибежищем. У Него я всегда нахожу утешение. Вы спрашиваете, жилось ли мне хорошо? Ну, вы же видите, что и кто я: старый человек, который пасет коров. При всем этом я должен сказать, что моя душа нашла в Господе спасение. Это ведь главное. Я никогда не знал нужды в пище, одежде и крове. Я могу хвалиться Богом, что Он вел меня так, что я не голодал ни одного дня. И хотя моя жизнь со смертью моей верной жены, не была так легка и удобна, а этому уже скоро минет двадцать лет, то я же знаю, что все мои печали идут сверху и должны мне содействовать ко благу. Потому что с той поры, как я остался одиноким, я еще больше полюбил Его слово и искал в нем наставление себе с более смиренным духом, чем раньше. Я часто говорю себе: "Благо мне, что я пострадал, дабы научиться уставам Твоим" (Пс.118:71).

- Все ваши дети умерли ранее вашей жены?

- Да. Господу было угодно взять всех моих милых детей прежде, нежели Он отозвал их мать. А когда и она ушла, то я остался совсем одиноким, и моя избенка, которая мне всегда представлялась такой радостной, стала вдруг для меня печальна и одинока. Но я усиленно молился Господу, чтобы мне узнать, что Он мне хотел сказать моей скорбью. Моя жена умерла как раз в начале зимы, и я не имел никакого заработка и никого, кто бы мне сделал самое необходимое. Когда же пришла весна, а с ней работа, так что не хватало рук, меня взял на работу один арендатор, где я и нашел пристанище себе. Мне нужно было пасти мелкий скот за оградой, следить за пернатыми, хозяйством и делать всякую мелкую работу, которая встречается в хозяйстве, Я был весьма рад, что мог оставить свою одинокую избенку и перейти к новому хозяину. Но человек предполагает, а Бог располагает. Когда я перешел, то только тогда заметил, что я в своей радости забыл вопросить Господа.

Семья моего хозяина не была набожной. Никто там не заботился о Господе, и в служении Ему и мне многое надо было перенести за то время, что я там жил. Ах, как живется тяжело в шатрах нечестия! Как часто мне приходилось слышать позорные слова и видеть позорные дела, особенно в кухне! А когда я выговаривал им за это, то в ответ получал только насмешки и хохот. Но это я бы охотно сносил, если бы только мог быть им благословением. Я выдержал у них пять лет, хотя и с тяжелым сердцем, и думаю, что они прошли не совсем напрасно, ибо Господу было угодно чрез меня дать прозрение одному, двум, а может быть и еще большему числу моих соработников. Но хозяин и хозяйка ничего не хотели слушать об этом. И вот случилось, что за 14 дней до моего ухода, хозяин тяжело заболел. Весь дом пришел в движение, но при всей беготне бедные люди не подумали о -единственной руке, Которая может исцелять. Один за другим рассыльные посылались к врачу. Наш хозяин был прямо взбешен, что доктор не приходит моментально. Я очень хорошо помню: я сидел совсем в углу у очага, опершись руками на эту старую палку, как всегда делаю, и думал о Божьих путях, и что это будет, если Господь в эту ночь потребует душу моего бедного хозяина! О, это была страшная мысль, и я сердечно молился, чтобы он выздоровел, чтоб изменить свой путь и узнать Бога.

Этим было полно мое сердце в то время, как все слуги бегали туда сюда и говорили обо мне, я продолжал тихо сидеть. Они стали мне говорить, что неужели, если и я когда-нибудь заболею, то я тоже ничего не буду делать и не подумаю позвать врача. На это я им сказал, что, пожалуй, доктора я позову, если будут деньги, но помощи я от него не стал бы ожидать. Как же они начали смеяться и стали потом ругать меня глупцом и простаком, что я могу отдать свои деньги доктору, не доверяя ему, что он меня исцелит! "Я доверяю Богу, - сказал я, - Он может низложить и исцелить. И я твердо знаю, что ни один доктор во всем мире не может сам собой исцелить меня или кого бы то ни было, если Бог не благословит его работу. Когда мне приходится что-нибудь предпринимать, то я говорю всегда (и моя жена это так же делала): "Прошу Тебя, Господь, пусть это лекарство будет мне на пользу, но если Ты этого не хочешь, то да будет Твоя воля".

Когда они это выслушали, то насмешки немного стихли и они заметили, что знают это также хорошо, как я. "Очень жаль, - ответил я, - знать вы знаете, но не поступаете так". Мой хозяин перенес болезнь и выздоровел, но остался таким же скрягой, как и был, стремясь только к проходящему богатству, и не помышлял о милости Божьей, Которая его спасла.

Моя совесть была неспокойна, что я ему еще ни одного слова не говорил, чтобы пробудить его душу от глубокого греховного сна. Я стал просить Господа, чтобы Он мне дал мудрость сказать в свое время слово. И когда представился удобный случай, я почтительно заговорил с моим хозяином. "Радуюсь, дорогой хозяин, видеть вас опять на дворе и надеюсь, что эта болезнь послужит тому, что вы свое сердце отдадите Тому, Кто вас спас. Ибо не лекарство врача, но милость Божья восстановила ваше здоровье". - так я сказал хозяину, но хозяин мрачно посмотрел на меня и сказал, что я нахальный подлец, что осмеливаюсь так говорить со своим хозяином, и чтобы я впоследствии более взвешивал свои слова, не то мне будет плохо, и что он великолепно разбирается в религии, что он ходит регулярно в церковь и мнение каждого о нем, что он хороший христианин. Затем он ушел, обозвав меня еще ленивым старикашкой, который вместо того, чтобы работать, болтает о религии. Ну, я ведь знал, что все, кто последует за Христом, должны нести крест, и что дорога на небо также тяжела, как и легка. Легка она тем небесным утешением, которое дается всем идущим путем Христа. И поэтому я пошел от хозяина, не сердясь на него. Мое сердце, наоборот, молилось за него, что если это Богу угодно, то Он даровал бы ему новое сердце. На следующий день я заметил, что хозяин хочет излить на меня свое отвращение ко мне и всячески старается придраться к чему-нибудь, но я молчал. Так прошло два-три дня. И вот буря разразилась. Он меня обозвал никчемным старикашкой, который не достоин его платы, и сказал, что он уже нанял другого слугу, помоложе, и в субботу вечером я должен уйти из его дома. Это было для меня, старого семидесятилетнего человека, очень печально. Но я видел, что мой хозяин меня больше терпеть не мог, и что мне было делать? Когда я стал от господина собираться, в моей душе было больше заботы, чем нужно: что я буду делать в субботу вечером без хлеба и без крова? Но тут я вспомнил слова Пс. 36:5: "Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит". И я спокойно спал эту ночь, да и следующие дни, и не был более так удручен. Я стал искать работу, но так как не находил ее, то я сделал так, как говорил мне стих и все свои заботы и нужды возложил на Господа и был вполне уверен, что Он позаботится обо мне, и пока я живу на этой земле, даст мне найти пропитание и одежду, ибо я хотел бы охотно как молиться, так и работать прилежно по профессии, в которой я родился. Так подошла суббота. Наступил, как всегда, вечер, а я не имел пристанища на ночь, ни работы на понедельник. Но я знал одно место в деревне, где мог найти пристанище и добрых людей.

Этого было для настоящей минуты достаточно. Я пошел к своему хозяину, чтобы получить зарплату. Он отсчитал мне маленькую сумму, на которую я мог претендовать, и сказал:

- Гумфри, имеешь ли ты пристанище, пока опять найдешь работу?

- Нет, хозяин, - ответил я, - но я думаю получить его у хороших людей. Надеюсь, что они не откажут.

- Но, Гумфри, - заметил он, - квартира стоит денег. Ты можешь остаться в хижине, которую занимал старый Валькер, можешь в ней жить, пока ты опять не получишь работу. Она теплая и удобная, и я велю тебе туда поставить стол, стул и все, что нужно. Ты не должен говорить, что я тебя выбросил вон.

С этими словами он мне в руку дал еще шиллинг, и я его от души поблагодарил, ибо я на него не был в обиде, хотя он меня и без причины уволил. Я пожелал ему здоровья и счастья, и мы распрощались. Вот видите, конец дела бывает часто лучше, чем начало, только мы, маловерные, часто сомневаемся в этом. Так думал я, перевозя на тачке свои вещи в хижину. Она была довольно хороша для меня, и я больше ничего не желал. Хозяин сдержал слово: в хижине уже были необходимые хозяйственные принадлежности. Дрова же я собрал по дороге. Первое, что сделал, это натопил камин, а затем пошел в село и купил немного хлеба, сыра и кувшин молока, ибо следующий день было воскресенье, а в воскресенье я ничего не покупаю. Когда я был опять в своей хижине, подсел к камину и размышлял о верности и благости моего Господа, Который в моей великой нужде подарил мне теплую комнату. Я взял свою Библию и наслаждался чтением. Но вскоре стало темно читать и тогда только вспомнил, что у меня нет свечи. Идти вновь в село покупать свечу я не мог, так как была дождливая ночь. Попробовал читать при свете каминного огня, открылся мне 72-ой псалом и когда прочел следующие слова ст. 24-26: "Ты руководишь меня советом Твоим, и потом примешь меня в славу. Кто мне на небе? И с Тобою ничего не хочу на земле. Изнемогает плоть моя и сердце мое. Бог - твердыня сердца моего и часть моя вовек". Я закрыл Библию. Мне не надо было больше читать в этот вечер. Здесь был избыток утешения, если бы даже моя печаль была в десять раз больше. Я бы мог присвоить себе эти драгоценные слова, так как я избрал Господа моим вечным уделом и отбросил мир далеко от себя.

Радость Гумфри чудесным образом переходила на Эдит, которая не спускала глаз с милого старика. Она редко-редко чувствовала себя так в единении с Богом, как в эти минуты. Она попросила Гумфри досказать свою историю, и он продолжал:

- На следующий день, дорогая барышня, было воскресение, и Господь сделал мне этот день полным отдыхом для души и тела. По своей привычке я пошел слушать Слово Божие, но прежде моего ухода помолился, чтобы мирские заботы не отягчали моего сердца, дабы Слово не упало в терни.

Все село уже знало, что меня прогнали с работы, и я должен был выслушивать много злобы, замечаний и вопросов, но я на это не обращал внимания. Так один сосед сказал другому при уходе домой: "Плохо, друг, если люди становятся слишком набожны, они лишаются зарплаты и хлеба", - и при этом они измерили меня насмешливыми взглядами, но я спокойно прошел мимо них, принимая и это наказание, которое мне было необходимо. Вечером я опять не мог читать, потому что у меня все еще не было свечи. На следующий день я пошел искать работу, но нигде ее не было. И еще два дня потратил на это, и все бесполезно. Некоторые говорили, что я слишком стар, другие не имели для меня работы.

И вот в среду я опять пришел домой, не видя нигде помощи, но не отчаивался. Я ведь уверенно знал, что Господь мне поможет, когда пробьет Его час, и Его слово было мне утешением и посохом. Прошла целая неделя, а Бог давал мне трудный урок: с закрытыми глазами верить Его обетованиям. Пришло второе воскресенье, и я с радостью пошел слушать проповедь, молился с более легким сердцем, чем всегда, слушал с радостью Слово Божье и вернулся домой преисполненный Божьей любви. В понедельник и вторник шел сильный дождь, так что я не отважился выйти. В четверг же я рано отправился в путь туда, куда меня направили, говоря, что там-то я уже найду работу. Когда я туда пришел, то узнал, что они как раз сегодня утром наняли человека, в противном же случае оставили бы меня. И вот тогда я все же прослезился. Я был очень печален, что хорошее место уже занято. Но вскоре дух печали должен был уступить место другому, лучшему духу, который говорил моему сердцу: Бог, Который до сего времени заботился о тебе, и в дальнейшем даст тебе то, что надо для дальнейшей жизни на земле. Этот хороший дух сопровождал меня всю дорогу домой, и надо было идти два часа, Шел сильный дождь, и я насквозь промок. Когда пришел домой, комната была холодна, а у меня было очень, мало дров. Но я быстро зажег огонь и побросал в него все, что только мог, оделся в будничное платье, ибо самое лучшее одел в дорогу, - и стал ужинать. При этом подумал: надо очень экономно обходиться с запасами, так как работа, наверно, еще не скоро будет. Но в этот вечер я наелся досыта, ибо был очень голоден и подумал при этом: что мне томиться и заботиться о завтрашнем дне? Я ведь скоро уже там буду, где ничего не нужно, как говорит: "Там беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощавшиеся в силах. Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставников. Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего" (Иов. 3:17-19).

На следующий день меня мучила подагра, так что я еле мог ходить, но я просил Господа, чтобы Он дал мне тишину в сердце и не допустил ропота против Его воли. Целую неделю очень страдал и не мог ходить. С трудом доходил до магазина, чтобы принести себе хлеба. Но я ведь еще имел и пропитание, и кров, и поэтому благодарил Господа, зная, что Господь одной рукой бьет, а другой подает утешение, если только духовные глаза не закрыты. Это дано было и мне тогда испытать, ибо боли мои улеглись скорее, чем я думал и в воскресенье уже мог пойти, чтобы с народом Божиим возблагодарить Господа за Его помощь. В понедельник утром все мои боли совсем прекратились, и я был совсем весело настроен. У меня в кармане был только один шиллинг и девять пфеннигов, и мне надо было во что бы то ни стало искать работу. И вот я услышал о хорошей работе в одном селе. Но туда надо было идти шесть часов. Я сразу же собрался в путь. Но прежде, чем вышел из дому, попросил Господа, чтобы Он, если на то Его воля, благословил мой путь и привел бы меня на такое место, где бы я нашел питание, одежду и кров на все мои остальные дни жизни. При этом я подумал о слуге Авраама, который молился, чтобы Бог его встретил в пути. Было ясное, холодное зимнее утро. Когда я, примерно с час шел, я останавливался, немного отдыхал и прочитывал несколько стихов из моей Библии. Так я делал всю дорогу, и время прошло очень быстро, пока я, наконец, в три часа дня не достиг цели своего путешествия. Прежде, чем войти в дом, чтобы там предложить свои услуги, я сел и подкрепился, ибо в пастушеской моей сумке еще был хлеб и сыр. Затем немного отдохнул и горячо помолился, если Богу угодно не дать мне здесь место работы и крова, куда так далеко шагал, то чтобы Он подарил мне спокойное сердце, и чтобы не пошатнулась моя вера. Внутренне, не переставая молиться, я с такой молитвой вошел в дом. И кто же мне вышел навстречу? Сын одного милого старого человека, которого я хорошо знал. Я ему рассказал свою просьбу, а он очень обрадовался, увидев меня. Он там работал управляющим, и мне сейчас же обещал, что порекомендует меня. Если меня не примут, то это не его вина. Можете себе представить, как я был рад! Я ходил по двору, пока молодой Матфей (так его имя) пришел обратно со своим господином. Господин ласково заговорил со мной и сказал, что Матфей - верный служитель, на его слово можно положиться. И вот он хочет взять меня и испытать в работе, только я уж слишком стар для нее. И я на это сказал: "Конечно, я старый человек и не могу больше тяжело работать, но если вы возьмете меня, то найдете меня верным и охотно исполняющим все, что по силам, ибо я боюсь навлечь гнев моего Господа, если не буду исполнительным. Что касается зарплаты, то с этим мы легко сойдемся. Дайте мне пищу, одежду и кров, сколько стоит моя работа, и я возблагодарю моего Бога, что Он мне дал то, что мне еще нужно здесь, в этой земной жизни. Господин сказал, что мое предложение ему нравится, и что, если я боюсь Господа, то он уверен, что буду верным слугой. И вот здесь, в тишине и мире живу я с того дня, служа хорошему господину, который имел сострадание ко мне, старику. И если моя работа не стоит того, что он мне платит, то Бог, Который заботится таким образом обо мне, воздаст ему во сто крат.

- Но как же получилось, что вы, имея определенное занятие, пасете двух коров по изгородям?

- Видите, для определенных занятий я уже не гожусь, а мой господин очень хороший человек, который сострадает бедным. И он имеет две коровы, молоко от которых идет тем семьям, которые не могут содержать корову. И вот мне подумалось, что я могу принести небольшую прибыль моему господину. Когда на улице вижу хорошую травку, которую топчут ногами, пригоняю коров сюда и экономлю траву дома у господина.

- И вот, дорогая барышня, я вам рассказал, каким путем меня Бог вел, как Он был моим Помощником, и как на мне самом исполнилось это слово.

"Ищущие Господа не терпят нужды ни в каком благе" (Пс.33:11).

Эдит сердечно поблагодарила старика за рассказ и пошла дальше, искренне удивляясь милости Божьей с этим человеком, которого никто больше не наставлял, как только один Учитель всех верующих - Святой Дух,

Против одного христианина продолжительное время ополчались его враги. На все их выпады и оскорбления он отвечал полным молчанием.

Однажды друзья спросили христианина:

- Отчего ты молчишь? Отчего не отвечаешь безумцам?

Он ответил:

- Я молчу потому, что у меня есть договор между мной и моим языком. Мы обещали, что когда я буду взволнован, то мой язык в это время будет молчать.

"При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои разумен" (Пр.10:19).