Серия книг "По следам веры". Книга 12

Пит и Дэвид сидели в пижамах на кровати, в то время как отец по обыкновению читал им из Библии. Все было, как обычно, но все же это был особенный вечер. Завтра Питу предстояло отправиться в интернат совсем одному, без родителей. Это далекое путешествие на самолете. Его там ожидала бабушка. Дэвид не имел, конечно, представления о том, что творилось в душе брата.

В последнее время Пит старался казаться очень взрослым и совершенно спокойным. Когда он примерял свой новый школьный костюм, Дэвид аж позеленел от зависти. Но сейчас Пит был какой-то невеселый. Он сидел на кровати со скрещенными ногами и руками как-то неестественно ровно, с красным после бани лицом и растрепанными волосами. Отец был тоже очень обеспокоен отъездом Пита. - Даю тебе четыре минуты на заучивание стиха, - сказал он, протягивая Питу Библию, - я хотел бы, чтобы, находясь там, вдалеке от нас, ты всегда помнил о нем.

Дэвид не любил, когда о нем забывали. Просунув, подобно козленку, свою голову под локоть Пита, он пытался таким образом тоже учить стих. Слова были довольно трудными и длинными, но отец уже объяснил их значение. Это было место из Послания Филиппийцам (2:14,15): "Все делайте без ропота и сомнения, чтобы вам быть неукоризненными и чистыми, чадами Божиими непорочными среди строптивого и развращенного рода, в котором вы сияете, как светила в мире".

Ровно четыре минуты царило молчание. Затем, в то время как Пит все еще шепотом повторял стих, Дэвид, у которого заряд терпения кончился, глубоко вздохнул и покинул свое место. Ему хотелось, чтобы Пит выучил стих побыстрее, ведь сегодня их ожидает праздничный прощальный ужин и мать с Рут, судя по их шепоту в соседней комнате, уже готовы. Наконец Пит, которому было уже целых десять лет, вернул отцу Библию и без единой ошибки рассказал стих, причем Дэвид не преминул показать, что он тоже кое-что запомнил, ведь ему уже восемь и через несколько месяцев будет девять лет.

Спустя несколько минут все трое вошли в зал к уже ожидавшим их матери и Рут. Вся семья разместилась на ковре вокруг невысокого, вышиной сантиметров в двадцать стола, на котором все было представлено по вкусу Пита: печенье, апельсиновый сок, соленые фисташки и картофельные хлопья. И поскольку было заранее известно, что рождество придется праздновать без Пита, в середине стола красовалась свеча, каким-то умиротворяющим образом действовавшая на всю семью. Дети были веселы и довольны, не подразумевая о заботах родителей, которые старались не подавать вида. "В последний раз мы собрались вместе в таком составе, - думали они, - за это долгое время до следующей встречи Пит, наверняка, узнает многое, выходящее за пределы этого уютного круга, собравшегося вокруг горящей свечи. Возможно, он будет казаться себе слишком взрослым для того, чтобы отмечать праздник в пижаме".

Но пришел тот момент, когда пламя свечи догорело, а кудрявая головка Рут опустилась на мамино плечо. Мальчики быстро помыли руки, почистили зубы и исчезли под одеялом. Мать еще долго шептала что-то Питу, стоя на коленях возле его кровати. Дэвид, которого мать лишь торопливо поцеловала, тихо лежал и старался представить себе день своего уезда, который должен был наступить через год. Интересно, весело ему будет или грустно?

Следующее утро прошло в спешке. В аэропорту, находившемся далеко за городом, надо было быть в половине девятого. Отец, который был врачом, не мог оставить свое рабочее место, и потому ему пришлось попрощаться с Питом дома после завтрака. Провожать Пита поехали мать, Дэвид и Рут. Пит и все сопровождающие втиснулись на переднее сиденье - никто не хотел сидеть на заднем один. Маленькая черная собачка тоже показывала явное желание присоединиться к их обществу, но, поскольку она "подозревалась" в незнании правил поведения в аэропорту, ее оставили дома.

Стояла невыносимая жара. Самолет, похожий на красивую серебряную птицу с голубыми пропеллерами, стоял уже наготове. В другое время все были бы в восторге от увиденного, но сегодня... А время летело в каком-то ускоренном темпе, невозможно было удержать его.

Но самым удручающим обстоятельством для Дэвида был вид Пита. Он как будто стал меньше обычного, а всему виной - новая одежда. В своей обычной одежде - спортивной рубашке и шортах цвета хаки - Пит выглядел сильным, мускулистым мальчишкой. Но новые серые брюки, черно-красная куртка, купленная на вырост, в сочетании со спадающей по самые глаза школьной фуражкой делали из него карлика. Дэвид не мог вынести того, что брат выглядит таким маленьким и жалким, и уже представил себя, каким же сам он будет через год.

Когда пассажиров попросили занять свои места в самолете. Пит побледнел, обнял мать и на мгновение прижался к ней, затем поцеловал щечку Рут, пожал руку Дэвиду и побежал догонять других пассажиров, крепко прижимая к себе папку и билет. Конец плаща его волочился по земле. Руки Пита были заняты, и он не имел возможности вытереть слезы, струйками стекавшие с его лица. Пит становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез в серебряном туловище самолета. Провожающие видели, что стюардесса наклонилась и ласково заговорила с ним. Минуту спустя Пит появился в окне и помахал рукой. По-видимому, он успел найти свой носовой платок и вытереть слезы, потому что выглядел немного бодрее. Спустя еще несколько минут пропеллеры пришли в движение, и огромная птица медленно и грандиозно поехала по взлетной полосе, развернулась, остановилась, затем вновь тронулась с места и с ужасным шумом и ревом взмыла в небесную синь. Дэвид знал, что Пит теперь больше не плачет. Он забыл обо всем на свете, видит перед собой только пропеллера и крылья самолета. Но тут, внизу, было очень жарко и довольно тоскливо. В глазах матери стояли слезы, да Дэвид и сам ощущал какую-то странную боль в груди. Одна только толстушка Рут как ни в чем не бывало весело прыгала по багажным весам. На обратном пути никому не хотелось говорить, да, кроме того, панорама потрескавшейся под лучами палящего солнца, лишенной всякой зелени местности тоже не располагала к оптимизму. "Мне совершенно все равно, - думал Дэвид, - будь то реактивный самолет или даже комета, - я не хочу уезжать так далеко и не видеть маму целый год. И почему это мы должны жить в другой стране? Разве не лучше было бы вернуться в Англию и встретиться там с Питом на Рождество?"

Дэвид был в восторге от своего открытия и удивлялся тому, что эта замечательная идея никому не пришла в голову раньше. Это было так просто, и все сразу вставало на свои места. Всю дорогу он был занят этой мыслью. Ласковое веяние ветерка приятно охлаждало его высунутую в окно голову. Мать всю дорогу молчала. Дэвид знал, что мысленно она теперь рядом с Питом там, высоко в небе. На Рут же удручающая обстановка в машине не производила никакого впечатления. Предоставленная сама себе, она перебралась на заднее сиденье и прыгала на нем, напевая какую-то веселую, сочиненную ею самою песню, состоящую из нескольких слов без всякой мелодии.

Тем временем они въехали в огромные ворота больничного городка и вскоре были уже дома. В комнатах было прохладно. Они прошли на кухню и решили немного перекусить, чтобы отвлечься. Когда каждый получил по куску пирога и стакану молока, Дэвид, подперев руками голову, заявил: - Мама, я не хочу уезжать от тебя в другую страну. Ах, почему папа не работает врачом в Англии? Тогда нам не надо было бы в интернат. Помнишь, мама, как хорошо было в Англии в отпуске? Тогда мы могли бы всегда быть вместе. Попроси, пожалуйста, папу об этом!

Мать долго молчала. Рут прижалась к ее плечу, и мать положила подбородок на ее голову.

- Это невозможно, Дэвид, - сказал она наконец. - Знаешь, мы ведь направлены сюда так же, как послы одной страны посылаются в другую. Миссионер - это человек, который послан.

- Послан?! Для чего? - удивился Дэвид.

- Для того, чтобы рассказать людям, что Бог их любит и что Иисус Христос умер на кресте, чтобы их спасти. А еще чтобы показать, как каждый день жить с Богом, как надо молиться и что делать, чтобы Бог, глядя на нас, мог радоваться. Все живущие вокруг нас люди до сих пор не слыхали о том, что Христос умер за них. Мы обязаны рассказать им о Нем и показать путь к Иисусу.

- Разве нельзя то же самое делать в Англии? - спросил Дэвид. - Ах, мама, попроси, пожалуйста, Бога, чтобы Он послал нас в Англию. Я не хочу уезжать от вас.

- В Англии и без того много церквей и множество христиан, - объяснила мать, - и, кроме того, там каждый желающий может купить себе Библию и узнать из нее о Боге. Представь себе, Дэвид, что в одной комнате огромного темного дома горят много-много свечей, тогда как в других комнатах непроглядная тьма. Так будет, если все миссионеры останутся в Англии. Но ведь чем темнее местность, тем нужнее там свет. И хотя нам с папой очень больно, что вам приходится уезжать от нас, но все же мы благодарны Богу, что Он послал нас в такое темное место. Вокруг нас много городов и деревень, жители которых не умеют читать и еще никогда в жизни не слыхали об Иисусе, своем Искупителе. Поэтому папа и сотрудники больницы работают так много. Если бы здесь не было больницы, люди не приходили бы сюда и никто не рассказал бы им о Боге. - Множество горящих свечей в темноте, - повторил Дэвид. - Это почти как в стихе, который Пит учил вчера вечером. Ты знаешь его, мама? Вы сияете, как светила в мире. Папа объяснил его нам с Питером. Мам, а дети могут быть миссионерами?

- Конечно, - ответила мать. - Задача миссионера - показать в своей жизни Христа; причем, дела часто говорят намного громче умных и красивых слов. Это очень важно всегда поступать правильно, как угодно Богу.

В этот момент в коридоре послышался шорох, затем дверь отворилась и из-за нее показалось худенькое, загорелое личико с живыми черными глазами, обрамленное кудряшками. Это был соседский мальчик Ваффи. После всего услышанного Дэвид посмотрел на Ваффи другими глазами. До сих пор, когда они играли с соседскими детьми. Пит всегда был заводилой, а он просто одним из многих. Теперь же Дэвид понял, что он лишился опоры и должен сам решать, что ему делать, и самому находить себе друзей. На Рут, хотя она и была любимицей Дэвида, мальчик не рассчитывал, так как она еще слишком маленькая. Второго такого главаря, как Пит им не найти. Но, может быть, с Ваффи, который был живым, ищущим приключений мальчиком и притом одного возраста с ним, тоже будет интересно? Ваффи часто рассказывал занимательные истории, хотя Дэвид не всегда понимал его.

Две пары глаз - голубые и черные - несколько мгновений с интересом и как будто изучающе смотрели друг на друга, затем Дэвид повернулся к матери.

- Мама, можно мне поиграть с Ваффи на берегу?

- Можно, - ответила мать, посмотрев на песчаный берег, обрамляющий бухту, лежащую в подножии поросшего зеленью склона. - Но играйте только там, внизу, чтобы я могла вас видеть. За пятнадцать минут до обеда я позвоню через забор в колокольчик. И возьмите Лумпи с собой. Ах, как весело было съезжать по тропинке в бухту! Босоногий Ваффи чувствовал себя намного свободней Дэвида, обутого в сандалии. Лумпи заливался радостным лаем. Он с самого утра чувствовал, что в семье что-то неладно. Вместо того, чтобы взять с собой в машину, его привязали к дверной ручке и оставили дома одного. Он чуял, что все удручены. И, кстати, где же Пит? Но здесь, на берегу, было так весело, что все как будто опять встало на свои места. Лумпи радостно подпрыгнул и погнался за пестрой бабочкой.

Берег, на котором играли мальчики, был привлекательным местом. Море здесь было неглубоким, вода теплой, и ленивые волны медленно окатывали горячие камни. Этот дикий, заброшенный уголок пляжа знали только рыбаки да местные ребятишки. Настоящий же пляж с мелким песком и специальными приспособлениями для купающихся находился на другой стороне мыса. Там купались тысячи людей, но наших мальчишек больше привлекал этот каменистый, заброшенный берег. Им нравились выступающие из воды скалы, маленькие заманчивые бухты и темные пещеры, которые были их мальчишеской тайной. Иногда, когда у отца Дэвида был выходной, он спускался сюда и тогда они вместе в водолазных масках заплывали в море, чтобы насобирать ракушек с подводных скал. Затем ракушки отваривались в подсоленной воде, вынимались с помощью специальных палочек и побрызгивались уксусом. Есть их с хлебом и маслом было настоящим лакомством!

- Пойдем, - сказал Ваффи, - перелезем на другую сторону скалы. Отлив уже прошел, и мы сможем побыть в той маленькой бухте.

Дэвид сбросил сандалии и оставил Лумпи сторожить их. Лумпи не любил лазать по скалам; на них то и дело накатывались волны, с которыми, как пес испытал на собственном опыте, лучше не связываться. А если попытаться, грозно рыча, наброситься на них с целью отомстить, то окажешься по уши в воде, а это не очень приятно. Но Дэвиду и Ваффи это занятие нравилось. Они медленно поднимались на скалу, цепляясь за камни пальцами рук и ног. Со скал свисали морские ветреницы, и вода с веселым бульканьем проникала сквозь небольшие трещины. День был тихий и кругом ни души.

Дэвид любил эту скалу. В конце она раздваивалась и образовывала небольшую бухту, в которой можно было во время прилива плавать, а во время отлива просто плескаться. Из-за неровного дна бухты волны здесь были больше. Дэвид никогда не видел на этом месте рыбаков и считал обнаруженную им бухту своей собственностью. Мальчик показал ее Питу и Ваффи как людям, пользующимся у него особым доверием. Иногда, взбираясь вверх по отвесной скале, Дэвид не находил ногам опоры и срывался в море, но это было совсем не страшно, так как он плавал, как рыба.

Достигнув расщелины, Дэвид посмотрел вниз и вскрикнул от изумления. Внизу, среди уступов скал, покачивалась на воде маленькая лодка, привязанная цепями к вбитому в скалу железному кольцу.

- Пираты, - прошептал Дэвид.

- Браконьеры, - поправил Ваффи, который был больше осведомлен об истинном положении вещей.

Мальчики некоторое время молча наблюдали за лодкой, свесившись со скалы. Дэвиду в этот момент так недоставало Пита! Правда, сейчас Пит был бы наверняка ошеломлен не менее, чем Дэвид, но он бы сразу сообразил, что предпринять, чтобы получилось настоящее приключение. Ваффи в таких делах недоставало фантазии, а Дэвид был скорее боязлив. Он посмотрел в сторону своего дома в надежде, что мать их видит через окно.

- Скоро обед, Ваффи, - сказал он, - нам надо идти домой. Наверное, это всего-навсего рыбацкая лодка.

Ваффи отрицательно покачал головой.

- Контрабанда, - сказал он уверенно. - Они уже в течение долгого времени занимаются этим. Мой отец ведь работает шофером на грузовике. Полиция останавливает и проверяет все машины. Несколько дней тому назад они остановили машину с сеном и нашли в нем винтовки, которые шофер должен был передать кому-то на границе. Мы будем наблюдать за лодкой. Только никому не рассказывай о ней, слышишь?

Затем они на четвереньках, как крабы, поползли обратно и обессиленно плюхнулись на теплый морской песок отдохнуть. Небо было необыкновенно голубым, а сентябрьское солнце пекло немилосердно, но с моря дул освежающий ветерок и, кроме того, кругом было много интересного. Справа, на другой стороне мыса, находился порт, в котором стоял на якоре большой американский военный корабль. А еще дальше, на горизонте, виднелся маяк. Мальчишки закопали свои ноги в теплый песок, затем придумали себе интересное занятие: стали ловко запускать плоские голыши в море, заставляя их скакать по верхнему слою воды.

Дэвид сам не знал, почему он так обрадовался колокольчику, зовущему к обеду.

- Тебе хватит и десяти минут до дома, - сказал Ваффи.

- Все равно я пойду, - ответил Дэвид, застегивая сандалии.

Они взобрались по тропинке наверх. Дэвид чуть было не поддался искушению сократить путь, перелезть через забор позади дома, но Ваффи, у которого было несколько монет в кармане, хотел купить в магазине жвачку, и поэтому они пошли в окружную. Недалеко от магазина мальчишки увидели маленькую девочку, спящую в тени около забора. Возле нее стояли две большие корзины с виноградом. Ваффи остановился, с жадностью уставившись на виноград. Дэвид посмотрел на девочку. Она беспокойно металась, что-то бормоча во сне. Когда она повернулась, Дэвид заметил, что у нее на спине горб, а ноги по сравнению с телом необыкновенно худы. Лумпи обнюхал девочку и опустил хвост. Ваффи с опаской огляделся по сторонам, затем на цыпочках подошел к корзине и отправил себе целую пригоршню ягод в рот. Потом он попытался проделать то же самое с Дэвидом.

- Так делать нельзя, это воровство, - сказал Дэвид, пытаясь увернуться. Этого Ваффи никак не хотел понять.

- Глупый мальчишка, - зашептал он в бешенстве. Там, на скале, ты боялся контрабандистов, теперь ты боишься полиции. Если ты такой трус, то играй лучше со своей сестрой, а я буду играть с большими мальчишками. Они никого не боятся. Недавно Камал украл арбуз прямо с витрины.

Дэвид смутился. Он хотел быть смелым и сильным, как Пит, но Пит ведь никогда ничего не воровал. Если мальчишки не захотят играть с ним и он останется совсем один, то это будет ужасно. Но, может быть, храбрость бывает разная? Надо подумать об этом. Но сейчас все же лучше взять ягоды.

- Хорошо, - сказал он, протягивая руку, - давай сюда. Я ничуть не трусливее тебя.

Ягоды были сладкими, но Дэвид почувствовал себя вдруг очень несчастным.

- Девчонка не проснется, - сказал Ваффи, - посмотри, как она бормочет и мечется во сне. На, возьми еще несколько.

Сидя на корточках, они уплетали сладкие ягоды, причем Дэвид заметил, что, своровав один раз, совсем не трудно сделать то же самое и во второй раз. Винограда было много, и был он необыкновенно вкусен, но лежащая под забором девочка, по лицу которой ползали мухи, производила удручающее впечатление. Но пока Дэвид размышлял над тем, кто же бросил ее здесь одну, Лумпи вдруг отчаянно залаял и из-за угла показался бородатый мужчина в сопровождении женщины с ребенком, видимо, его жены.

Ваффи, которому часто в жизни приходилось удирать, вовремя заметил опасность. С молниеносной быстротой промчался он чуть ли не между ног мужчины, и в следующее мгновение его коричневые голые пятки уже скрылись за углом. Дэвид же, стоящий спиной к подходящим, не успел опомниться, как кто-то грубо схватил его за шиворот.

- Я отведу тебя в полицию! - пригрозил мужчина, поворачивая Дэвида к себе лицом. Одновременно он со злостью пнул Лумпи так, что тот заскулил от боли.

Увидев широко раскрытые от испуга голубые глаза и заключив, что этот ребенок не из его народа мужчина стал осторожнее.

- Чей ты? - спросил он все еще довольно грубо - Я сын доктора, - ответил Дэвид, весь дрожа, - извините, я съел всего несколько штук.

Мужчина был явно заинтересован. Все еще держа Дэвида за шиворот, он пнул больного ребенка.

- Вставай!

Девочка в ответ только застонала. Собрав все силы, она тщетно попыталась приподнять голову. Женщина сочувственно наклонилась к ребенку.

- Не получится, - сказала она наконец, - она не может идти, а нести ее вместе с младенцем, виноградом и пустыми корзинами мы не сможем. Если мы хотим еще сегодня вечером быть дома, то должны оставить ее здесь. В больницу нас, конечно, не впустят, так как уже слишком поздно, но если этот мальчик - сын доктора, то пусть он попросит своего отца принять нас. Это добрые люди; когда они увидят больного ребенка, то примут его.

- Да, я попрошу отца, - с готовностью подхватил Дэвид, довольный тем, что так легко отделался, - пойдемте, я покажу вам дорогу.

Мужчина очень спешил домой и потому сразу согласился.

- Ты, жена, останешься здесь сторожить фрукты, а ты, пацан, отведешь меня к своему отцу, - распорядился он. - Я, так уж и быть, ничего не скажу ему про виноград. Но если ты удерешь от меня или обманешь, я позову полицию.

С этими словами он поднял больную с земли и последовал за Дэвидом. Ваффи нигде не было видно. Центральный вход больницы был уже закрыт, но для Дэвида не составляло большого труда пробраться к своему отцу другим путем.

Повелев мужчине подождать возле ворот, Дэвид пересек больничный сад и исчез за дверью служебного входа. В приемной было полно народу, а это означало, что отец опять опоздает к обеду.

- Папа! - заорал Дэвид, протискиваясь между пациентами к столу, за которым сидел отец, - там маленькая больная девочка, ты должен ей помочь!

- Она не первая, - сказал отец, на мгновение отрываясь от работы, чтобы посмотреть на сына.

Рубашка Дэвида была мокрой и грязной, светлый взъерошенный чуб стоял дыбом, а широко открытые голубые глаза над веснушчатым носом выражали уверенность в том, что отец не откажет в просьбе. Вообще-то Дэвиду воспрещалось входить сюда, но, может быть, это особенный случай.

- Где ты нашел ее и что с ней? - поинтересовался отец.

- Под забором, - объяснил Дэвид, - она намного больнее, чем все эти люди, и ее отец пнул ее ногой.

- Хорошо, пусть внесут ее сюда, я посмотрю, - согласился врач.

Через несколько минут Дэвид появился вновь в сопровождении мужчины с больной на руках, которому, по всей видимости, не терпелось избавиться от своей ноши.

- Она не имеет ко мне никакого отношения, - сказал он, протягивая ребенка доктору. - В прошлом году ее родители умерли от тифа. А кому нужна маленькая горбатая девочка-сирота? Никому, конечно, но моя жена взяла ее к себе, и она нам помогала за это. Сегодня утром мы направлялись на рынок. Она несла корзину с виноградом и вдруг по пути ей стало плохо. Я не мог нести еще и ее и потому оставил ее с виноградом и гранатовыми яблоками под забором. Возвратившись из города, я увидел, что ей стало еще хуже. Нести ее в село вместе с нашим младенцем, виноградом и пустыми корзинами мы не можем, да она и не наша, нам не нужен больной ребенок, - объяснил мужчина, стараясь держать девочку как можно дальше от себя, так что создавалось впечатление, будто он собирается уронить ее.

Врач осторожно взял девочку и положил ее на кушетку. Она была совершенно безразлична и, казалось, не слышала того, что о ней говорилось. Трудно было определить сколько ей лет. Уродливое тело было очень маленьким, но лицо выдавало возраст. Смотря на девочку, Дэвид вдруг почувствовал в горле ком и поспешил выбежать из комнаты. Больная теперь в безопасности, отец и медсестра позаботятся о ней.

Подбегая к дому, Дэвид встретил мать, которая уже искала его.

- Почему так поздно, Дэвид, - спросила она, - прошло уже более пятнадцати минут, как я позвонила к обеду.

- Я не виноват, мама, - ответил Дэвид, - у меня приключение. Я нашел бедную горбатую девочку. Она очень больна. Ее никто не хочет, и мужчина пнул ее ногой. Я отвел их к папе. Мама, давай возьмем ее к себе, когда она выздоровеет; у нее никого нет.

- Я посещу ее, - сказала мать улыбаясь. - Но я все же думаю, что кто- то о ней заботится. А сейчас иди мыть руки и будем обедать. Папа скоро придет?

- Нет, - ответил Дэвид, - там еще много народа. Знаешь, мы видели маленькую таинственную лодку, привязанную за скалу. Как ты думаешь, это контрабандисты?

- Я думаю, это рыбацкая лодка, - сказала мать, повязывая Рут нагрудник. - Садись, Дэвид, начнем обедать, папу ждать не будем. Да, Рут, я слушаю, но вначале съешь суп, а потом будешь рассказывать дальше.

Рут как раз рассказывала длинную историю про кошку с котятами, живущими за мусорным ящиком. Очень нежелательно, конечно, чтобы маленькие дети посещали такие грязные места, но котята, подобно магниту, притягивали их.

Дэвид, погруженный в свои мысли, молча ел, предоставив Рут возможность болтать сколько угодно. Он почувствовал себя одиноким и несчастным. Причин для этого было несколько. Во- первых, он скучал без Пита, которого не увидит целый год. Подумать только - целый год! Это почти так долго, как вечность! Во- вторых, никому ненужная маленькая больная девочка произвела на него грустное впечатление. Но больше всего его удручало то, что он своровал виноград и никому не сможет рассказать об этом. Возможно, ему и впредь придется воровать, так как Ваффи делал это охотно. Иначе он назовет Дэвида трусом и расскажет об этом мальчишкам.

- У меня нет аппетита. Наверное, я болен, - сказал вдруг Дэвид, отодвигая тарелку. В этот момент на пороге появился отец.

- Ну, как вы проводили Пита? - поинтересовался он. - Наверное, он сейчас уже пролетает над Францией.

Мать с отцом начали говорить о Пите, а Рут продолжала рассказывать о котятах, живущих за мусорным ящиком. Ей было все равно, слушают ее или нет.

Дэвид подошел к матери и прислонился к ее плечу. Никто не удивился его невеселому виду, все были опечалены отъездом Пита.

- Кстати, - вспомнила мать, - Дэвид рассказывал здесь о маленькой бедной девочке. Что с ней?

- Я еще не знаю точно, - ответил отец, - малышка в больнице. После обеда я посещу ее еще раз. Она очень больна, худа и истощена. Я не знаю, сможем ли мы немного помочь ей. Самое печальное во всей этой истории то, что ей некуда идти после выздоровления. У нее нет родных, это всего лишь маленькая служанка.

Ваффи появился лишь на следующий день к вечеру и имел все причины для столь долгого отсутствия. Он не только своровал виноград, но еще и удрал, оставив Дэвида одного с тем мужчиной. Вначале Дэвид был очень зол на него, но, с другой стороны, жизнь была очень скучной без Ваффи и Пита. Никто из других друзей Пита не появлялся, а Рут была занята своими куклами да котятами за мусоркой. Дэвид решил построить себе в огороде вигвам из бамбука, но одному играть было неинтересно, поэтому он даже обрадовался, увидев на закате солнца в калитке сада живое лицо Ваффи.

- Я не могу здесь оставаться, - сказал он, хотя его никто и не приглашал остаться. - Отец послал меня в магазин, я должен как можно скорее вернуться домой, не то мне влетит. Но знаешь, сегодня рано утром я спустился в бухту и увидел, что та маленькая лодка исчезла. А вчера я весь вечер наблюдал за ней. Значит, они отчалили не днем, а ночью, в темноте, и притом без света!

- Откуда ты это знаешь? - удивился Дэвид. - Ты что, всю ночь не спал?

- Да, не спал и все смотрел в окно, - соврал Ваффи. - Я рассказал все отцу, и он сказал, чтобы я следил за этой лодкой. Мы должны каждый день ходить туда. Попроси свою мать, чтобы она нас завтра утром свозила на гору за удочками. Если мы спустимся и будем делать вид, что ловим рыбу там, за углом, никто и не подумает, что мы наблюдаем за лодкой.

Дэвид был в восторге. Это же настоящее приключение! В этот момент он простил Ваффи все. - Хорошо, - ответил он, - я попрошу маму. Приходи завтра после завтрака.

- Приду, - пообещал Ваффи, исчезая за калиткой.

Дэвид остался сидеть у входа в свой вигвам, продолжая смотреть в сторону моря. Лумпи доверчиво положил голову на его колени. Слева, с той стороны, где мыс далеко вдавался в море, небо было багрово. Затем розовые облака постепенно начали исчезать, и на землю опустилась ночь. В небе над мысом появилась пока одна единственная звездочка, которая по мере того, как темнота сгущалась, светила все ярче. Скоро в небе появятся и другие звездочки. "Я тоже хочу светить так, как эта звездочка, делать то, что угодно Богу, - думал Дэвид, - но это так тяжело. И почему только Ваффи такой вредный мальчишка?" Затем он встал и направился к дому. Белые цветы табачного куста распространяли по вечернему саду приятный аромат.

- Дэвид, тебе пора спать, - сказала мать, увидев сына, - раздевайся и ложись. Не забудь, кстати, помыть свои колени, они у тебя черные.

- Хорошо, - ответил Дэвид, - ты прочитаешь мне потом стих Пита? Как там написано: "Вы сияете, как светила в мире". Я никак не могу его запомнить. - - Когда ты будешь готов, мы поищем этот стих, - пообещала мать. - Рут уже засыпает. Иди, ложись, я сейчас приду.

- А что это значит, мама? - спросил Дэвид, когда мать, сидя на стуле возле его кровати> вполголоса прочитала стих.

- Это означает, - объяснила мать, - что каждое дитя Божье имеет в себе силу быть хорошим, делать то, что угодно Богу, и тем самым быть похожим на Иисуса.

- А что такое дитя Божье?

- Ты, например, наш ребенок, потому что мы с папой твои родители и ты живешь с нами, - ответила мать. - Дитя Божье - это человек, который принял Иисуса, Сына Божьего, в свое сердце. Он становится членом Божьей семьи. В другом месте написано: "А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими". Его - это значит Иисуса. Знаешь, это очень прекрасно - быть дитем Божьим. Человек чувствует себя тогда в безопасности и спокоен, как ребенок на коленях матери.

Несколько минут в комнате царило молчание, затем Дэвид прислонил свою голову к плечу матери, как он это всегда делал, когда хотел рассказать ей о своих переживаниях. Но сегодня он был еще не готов к этому, да, к тому же, и слишком устал. Мать помолилась с ним, поцеловала на ночь и поправила одеяло. Выходя, она посмотрела на пустую кровать рядом с Дэвидом и подумала, что Пит будет сегодня ночевать на новом месте, в незнакомой для него спальне. Вероятно, он одел выбранную им самим полосатую пижаму...

- Мама, - бормотал Дэвид засыпая, - ты свозишь нас завтра на гору за удочками? Знаешь, мама, лодка отчаливает в темноте без огней. И еще, мама, завтра я постараюсь быть дитем Божьим.

День обещал быть прекрасным. Ваффи, появившийся еще во время завтрака, нетерпеливо заглядывал в калитку и делал загадочные знаки, оповещая о своем приходе, хотя все его и так давно заметили, но мальчик любил таинственность. Просто так войти в дверь было для него страшно неинтересно, и весь день казался испорченным.

Мать не могла отправиться в горы сразу, так как ей надо было дожидаться Марианну, чтобы решить кое-какие дела по поводу еды и закупки продуктов. Марианна была спокойной женщиной с несколько печальным, но добрым выражением лица. Она приходила каждое утро уже в течение двенадцати лет. Когда Пит, Дэвид и Рут были маленькими, она носила их на спине в большом платке и любила всех троих как своих детей, умерших в раннем детстве. Приходила она в дом доктора охотно, но имела привычку опаздывать. Было уже начало одиннадцатого, когда мать, Дэвид, Ваффи, Рут с куклой и Лумпи выехали со двора, захватив с собой корзинку с печеньем и лимонадом.

Дэвиду нравилась эта черная дорога, серпантинами поднимавшаяся все выше и выше, так что, смотря вниз, можно было видеть ее повороты. Справа возвышалась скала, а слева была видна равнина, за которой на горизонте тоже виднелись могучие горные вершины. Матери приходилось ехать очень медленно, так как на дорогу часто выскакивали козы разных мастей со своими козлятами, сопровождаемые такими же неосторожными пастушками. К счастью, машин было мало. На половине дороги находилось уже знакомое всей семье место, где они обычно делали привал. Так поступили и на этот раз.

Весна была в полном разгаре, но из-за засухи было мало цветов. Могучие эвкалиптовые деревья с серыми стволами и шелестящими от легкого ветерка листьями создавали освежающую тень. По склонам гор росли кустарники, издававшие приятное благоухание. Даже на скалах примостились растения и ползали насекомые.

Немного подкрепившись, они собрали все оставшееся в корзинку, отогнав при этом козу, явно желавшую позаботиться о том, чтобы ничего не пропало. После этого мать занялась вязанием. Рут - строительством домика для кукол, а Дэвид, Ваффи и Лумпи решили взобраться вверх по склону. Кругом было необыкновенно тихо. Мальчики пробирались от дерева к дереву в поисках прутьев для удочек.

Внезапно до их слуха донеслась типичная азиатская песня, состоящая из чередующихся высоких и низких нот и монотонной мелодии. Вскоре они увидели и поющего. Это был маленький мальчик, одетый в грязную одежду из мешковины. Сидя на скале, пастушок широко открытыми глазами смотрел на мальчишек. Поскольку он иногда целыми днями не видал ничего, кроме скал и коз, то эта встреча была для него приятной неожиданностью. Но Ваффи и Дэвида, которые каждый день играли с мальчишками, больше интересовали козы и Лумпи, пытающийся погонять их. Двое козлят, один из которых был явно сильнее, бодались маленькими тупыми рожками. Вдруг козленок послабее отступил и прыгнул прямо на середину дороги в тот самый момент, когда из-за угла показался несущийся на большой скорости грузовик, груженный камнями. Маленький пастушок быстрее молнии оказался возле козленка, обвил его руками и ловко переметнулся вместе с ним в кусты. Заскрипели тормоза, шофер резко свернул в сторону, отчего камни с грохотом перекатились в один конец кузова, грозя опрокинуть грузовик. Мужчина зло выругал мальчика и поехал дальше, подняв облако пыли.

Пастушок еще несколько мгновений лежал в кювете, прижимая к груди яростно дрыгающего ногами козленка. Колени его были сильно поцарапаны, но больше никаких повреждений не оказалось. Затем он вскочил, поставил козленка на траву, погрозил кулаком вслед грузовику, громко ругая шофера, и как ни в чем не бывало пошел дальше. Отойдя немного, мальчик свистнул, в результате чего примерно дюжина коз потрусила вверх по откосу вслед за ним. - Хватит с меня, - сказал пастушок, - обращаясь к наблюдавшим за этой сценой мальчикам, - я лучше уведу их наверх, на самую вершину, где нет грузовиков.

Он стал взбираться еще выше, а стадо сбилось в кучу, следуя за ним по пятам.

- Эй ты, растеряешь половину! - закричал Дэвид ему вслед. - Посмотри, вон еще один бродит. Мальчик оглянулся.

- Это не мой, - ответил он, - мое дело заботиться только о своем стаде, об этих двенадцати, этого с меня достаточно. Те там принадлежат другому пастуху, пусть он и заботится о них.

Через несколько мгновений пастушок исчез вместе со своим стадом за мимозовыми деревьями, не оставив на выгоревшей от солнца земле и следа. Вскоре Дэвид с Ваффи нашли подходящие для удочек прутья и начали спуск по опасному песчаному склону. Это было очень весело, хотя брюки выглядели после этого не наилучшим образом. Поскольку приближалось время обеда, то мать и Рут подались на поиски мальчишек, которые, съехав последний отрезок пути, с радостным воплем плюхнулись прямо к их ногам.

Удочки были отличные, теперь все дело стало за червями, появлявшимися во время дождя. Времени у мальчишек было тоже не так-то и много, так как чрез неделю начинался учебный год.

Побережье стало для мальчишек таинственным местом. Через два- три дня после исчезновения лодки Дэвид с Ваффи спустились ранним утром к морю и увидели ее вновь. Осторожно обогнув скалу, они подплыли поближе, чтобы можно было лучше рассмотреть ее. Лодка спокойно покачивалась на воде, как будто никуда и не уплывала. - Они вернулись ночью, - прошептал Ваффи, - вчера, при заходе солнца, лодки еще не было. Мы должны наблюдать за ними, спрятавшись с удочками вон за той большой скалой, и в один прекрасный день у нас будет приключение.

- Какое приключение? - спросил Дэвид, весь горя от любопытства и страха. Мальчишки смотрели вниз со скалы в море и болтали ногами. Ваффи в ответ только загадочно покачал головой.

"Может быть, ему известны страшно интересные истории, а может быть, он просто притворился. Его не поймешь!" - подумал Дэвид.

Но дни проходили за днями, прошла целая неделя, и ничего интересного не случалось.

Один раз они нашли на берегу жирную сардину, которую не преминули поджарить и разделить себе на ужин. Маленькая лодка приплывала и уплывала в темноте. Каждый вечер мальчишки, стоя в саду, наблюдали через забор за бухтой до самой ночи, но ни разу не увидели на светлом во время захода солнца горизонте нечто, напоминающее лодку. Таинственная лодка занимала все мысли Дэвида.

Маленькая горбатая девочка постепенно выздоравливала, и Дэвид больше не переживал за нее. Мать сказала, что он сможет вскоре посетить ее. О винограде он тоже начал забывать, только иногда в темноте соделанное вновь приходило ему на память. Но Дэвид твердо решил не слушаться Ваффи и быть хорошим, поэтому, думал он, о прошедшем можно забыть. В конце концов, надо ведь только сказать "нет" в ответ на предложение Ваффи сделать что-нибудь плохое, а это не так-то и трудно. Но то, что произошло чрез несколько дней, было для Дэвида неожиданностью.

Мальчики лазали по скалам на другом конце бухты, как вдруг Ваффи спросил Дэвида:

- Ты ведь знаешь глубокое место за вон той скалой? Я туда недавно нырнул с высоты. Ты бы на такое не решился.

- Ты меня еще не знаешь! - вспылил Дэвид. - Я ныряю лучше тебя! Папа ходил с нами на речку, и я прыгал со второй ступеньки. В следующий раз я нырну с башни.

- Это неправда, - сказал Ваффи.

- Правда! - злился Дэвид.

- Тогда прыгни с этой скалы в воду, и я поверю тебе, - предложил Ваффи.

- Это невозможно, - возразил Дэвид. - Мама запретила мне плавать на другой стороне бухты, где она не может наблюдать за мной из окна.

Ваффи засмеялся.

- Я так и знал, что ты не посмеешь, - сказал он ехидно. - Ты трусливый заяц, вот ты кто! Я не верю, что ты вообще можешь прыгать с высоты. Если бы ты мог, то прыгнул бы. Твоя мама не увидит это, а через пять минут ты будешь опять сухой.

С этими словами Ваффи начал подозрительно посвистывать. Дэвид весь покраснел от злости. Он без труда мог бы спрыгнуть в воду. Больше всего его злило то, что Ваффи назвал его трусом. Но он обещал маме не делать этого. Как же поступить?

- Я так и знал, что ты врешь, - сказал Ваффи холодно.

- Это неправда! - закричал Дэвид. - Смотри! Рубашка полетела в сторону, и в следующее мгновение он уже летел головой вниз в воду. Но море в этом месте было намного мельче, чем Дэвид предполагал. К счастью, ему удалось руками смягчить удар, но головой он все же сильно ударился о скалу. Вынырнув чрез минуту с разодранными в кровь руками и большой красно-синей шишкой на лбу, Дэвид чувствовал себя совершенно разбитым. Взбираясь вверх по скале, он начал плакать.

- Ты во всем виноват, - всхлипывал он. - Сейчас мама обо всем узнает и будет ругать. Я ей скажу, что ты виноват.

- Скажи ей лучше, что ты поскользнулся и упал, - посоветовал Ваффи совершенно спокойно, - тогда никому из нас не попадет.

Но Дэвид уже не слушал его. Он взобрался по склону и побежал к дому. Шел он довольно медленно, потому что чувствовал себя очень плохо. Ноги были тяжелее свинца, голова невыносимо ныла, было трудно дышать. Всю дорогу домой Дэвид всхлипывал. Минут через десять он вошел в комнату, спотыкаясь и весь мокрый,

Мать, увидев огромный синяк на лбу сына, не стала ни о чем спрашивать, да Дэвид бы и не смог ничего толком объяснить. Потому она уложила его в кровать, помазала ладони и лоб йодом и ушла на кухню готовить ужин.

Наступал вечер. Лежа в постели, Дэвид чувствовал какое-то умиротворение. Он перестал всхлипывать. Голова больше не болела, да и вообще чувствовал он себя намного лучше.

Темнота навевала грустные мысли. В голове Дэвида рождались вопросы, на которые он не находил ответа. "Почему я во всем подчиняюсь Ваффи? - думал мальчик. - Я ведь каждый день обещаю себе быть хорошим и даже уже молился об этом. Почему я не могу устоять перед злом? Почему я не могу светить, как светила в небе? Спрошу маму".

Ужинать ему не хотелось, он просто лежал, погруженный в свои мысли, и ждал, пока мать уложит Рут спать и помоет посуду. А когда она, наконец, вошла и села возле сына, Дэвид, прижавшись к ее плечу, рассказал ей все: о винограде, о прыжке со скалы и о том, как трудно противостоять злу.

После его рассказа в комнате на несколько мгновений воцарилась тишина, затем мать сказала со вздохом:

- Тогда тебе нельзя будет больше играть с Ваффи. Я думала, ты поможешь ему стать хорошим, но если он на тебя влияет в худшую сторону, то тебя нельзя отпускать с ним. Будешь играть неподалеку, чтобы я всегда могла видеть и слышать тебя.

- Но мама, - взмолился Дэвид, - это ведь неинтересно, играть всегда возле дома! Я больше не буду так поступать. В следующий раз я скажу "нет", обещаю тебе.

- В прошлый раз ты говорил то же самое, - напомнила мать, - у тебя опять не получится быть хорошим, Дэвид. Есть только один выход. Помнишь, о чем мы говорили вчера вечером?

- Да, про детей Божьих.

- Правильно. Я объяснила тебе, что дети Божьи становятся членами Его семьи, могут жить жизнью Божьей и чувствовать себя в безопасности. Но это еще не все. Есть нечто большее. Когда ты впустишь Иисуса в свое сердце и Он поселится в нем, ты сможешь Его силой противостоять злу и быть хорошим. Ты ведь уже испытал, что собственными силами этого не достигнешь, но наш Бог очень силен, Он намного сильнее зла.

Через открытое окно проникал свежий ветерок, принося с собой запах моря. Над мысом всходила луна. Вся природа как будто затихла в ожидании чего-то. Дэвид тоже лежал совсем тихо и слушал.

- Помнишь, Дэвид, - продолжала мать, - как мы въезжали в этот дом? В нем до нас жили неопрятные и беспорядочные люди. Они не хотели освобождать дом, но папа посодействовал тому, чтобы они это сделали. Затем мы все почистили, побелили стены и поселились здесь. Теперь это наш дом. Но представь себе, что мы оставили тебя в доме одного и эти люди захотели бы вернуться и поставить все в доме вверх ногами. Смог бы ты помешать им в этом?

- Может, вдвоем с Лумпи мы смогли бы.

- Нет, вы не смогли бы, - возразила мать. - У них была собака намного больше Лумпи. Но если бы они подошли к двери и отец им сказал, что это его дом, то они бы, конечно, сразу убежали. То же самое со злыми делами и даже мыслями. Библия называет их грехом. Своей силой ты не сможешь противиться греху и избежать искушений. Но Иисус силен сделать это. Став дитем Божьим, ты можешь надеяться на Его силу, действующую в тебе. Дэвид, уверен ли ты в том, что Иисус живет в твоем сердце?

- Я не знаю, наверное, нет. Я Его еще никогда сознательно не приглашал в свое сердце, я только знаю о Нем многое из ваших с папой рассказов. - Не хочешь ли ты прямо сейчас попросить Его войти в твое. сердце и наполнить его Святым Духом?

- Хочу. Это должно быть прекрасно, побеждать зло силой Бога, живущего в твоем сердце.

И Дэвид сделал это! Рассказал Иисусу о своих плохих словах и делах. Сказал, что сожалеет об этом, просит прощения и приглашает Его войти в сердце.

- Теперь я дитя Божье, - прошептал он, обращаясь к матери.

- Да, Дэвид, теперь ты можешь быть уверен, что Иисус даст тебе силы противостоять злу.

С этими словами мать поцеловала его и тихо вышла из комнаты. А Дэвид лежал, погруженный в свои мысли. Вдруг он вспомнил о пастушке, спасшем козленка почти из-под самого грузовика. Пастушок сказал тогда: "Я забочусь о своих. Это - мои". А козы, собравшиеся вокруг его босых ног, последовали за ним в мимозовую рощу. Они толкались и бодались, стараясь быть поближе к пастушку. Животные не заботились о том, куда они идут, и ничего не боялись; им было достаточно того, что пастух впереди.

Дэвид сравнил коз с детьми Божьими и пастушка с Иисусом. С сегодняшнего вечера он тоже хотел следовать за Иисусом. И, может быть, если Иисус даст ему сил, он сможет сиять, как светило в мире... С этими мыслями Дэвид уснул.

- Послушай, - обратился отец к голодному, пришедшему домой на обед Дэвиду, - не хочешь ли ты сегодня посетить Лелу, ту маленькую горбатую девочку? Она уже почти здорова и была бы рада посетителю, потому что к ней никто не приходит.

- Да, конечно, - отозвался Дэвид, - но мне осталось еще вклеить две картинки в альбом, который я для нее готовлю. Я сделаю это сразу после обеда, а потом, вернувшись со школы, пойду к ней в четыре часа.

Мать готовила в кухне картофельное пюре, напевая про себя какую- то мелодию. Дэвид знал, что причиной ее веселого настроения было письмо Пита. Пит сообщил, что он один из лучших учеников в школе и надеется, кроме того, попасть во вторую футбольную команду. Рассказывал он и о директоре по прозвищу "орлиный глаз". По всему было видно, что Пит очень доволен и счастлив. За обедом письмо было прочитано еще раз, и Дэвид весь горел от любопытства. Через год он тоже сможет быть рядом с Питом и увидит директора "орлиный глаз"! Но потом он вспомнил, что Англия находится очень далеко, и задумчиво посмотрел на мать, отца и Рут. За окном возвышались мимозовые деревья и виднелась бухта, где он часто играл с Ваффи. Он легонько потянул Лумпи за ухо. Как это все будет выглядеть без него? Этого Дэвид не мог себе представить.

Вернувшись домой после школы, Дэвид схватил свой альбом и побежал искать отца, который как раз делал обход. Войдя в указанную отцом палату, Дэвид поздоровался и немного нерешительно уселся на стул. Лела теперь совсем не походила на того плачущего, грязного ребенка, каким Дэвид ее запомнил. Волосы ее были помыты и заплетены в две красивые черные косы, а одета она была в чистую, белую сорочку. Девочка была в хорошем настроении.

- Я сделал для тебя альбом, - начал Дэвид, - сейчас я покажу тебе картинки. - Затем, вспомнив, что говорится в подобных случаях, добавил вежливо: - Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше?

Лела ответила не сразу.

- Да, немного лучше, - сказала она наконец. - Но я еще не настолько здорова, чтобы возвратиться домой. Ты ведь тот мальчик, который привел меня к врачу, не так ли?

- Да, - подтвердил Дэвид.

- Ах, скажи, пожалуйста, твоему отцу, что я пока не могу идти домой. Моя спина еще болит и, вообще, попроси его, чтобы он разрешил мне остаться здесь еще долго-долго. Ах, я хотела бы остаться здесь навсегда.

Дэвид удивленно посмотрел на нее.

- Тебе хорошо в больнице? - спросил он. - Я думал, что люди хотят, чтобы их как можно скорее выписали отсюда. Разве тебе нравится болеть?

- Мне нравится здесь, - твердо сказала Лела. - Мне нравится эта еда. Медсестры здесь ласковые и постель мягкая. Но больше всего мне нравятся песни, которые здесь поют по вечерам, и рассказы о человеке по имени Иисус. Я люблю этого человека, я хотела бы остаться здесь до тех пор, пока я узнаю о Нем все. Если бы Он был жив сейчас, я бы пошла искать Его и Он исцелил бы меня.

Дэвид был в нерешительности. Он видел, что Лела не все правильно поняла, но затруднялся ей это объяснить.

- Он и сейчас жив, - сказал он наконец. - Ты не сможешь увидеть Его как те люди, о которых написано в Библии, но ты можешь и сейчас обратиться к Нему, я тоже недавно сделал это!

Дэвид говорил неуверенно, потому что не знал, как девочка отреагирует на эту новость.

- Он жив? Сейчас? - прошептала она, от радости схватив Дэвида за руку. Глаза ее блестели.

- Скажи мне, где Он? Я не знала, что Он сейчас жив. Где ты нашел Его? Как Он выглядит? Ах, как бы я хотела пойти к Нему. Или, может быть. Он смог бы прийти ко мне, как ты думаешь?

- Ты меня не совсем правильно поняла, - ответил Дэвид, затруднявшийся ответить сразу на все вопросы. - Тебе не надо никуда ходить. Он всегда находится рядом с нами. Я всего-навсего преклонил колени и помолился Ему. Если ты сделаешь так, то Он войдет в твое сердце.

- Но я ведь не могу преклонить колени, - сказала Лела со страхом. - Я должна оставаться в постели.

- Это не страшно, - успокоил Дэвид, - если тебе нельзя вставать, то ты можешь и лежа в постели помолиться. Знаешь, когда Иисус будет жить в твоем сердце, то будет не важно, что у тебя нет никого, ни отца, ни матери. Ты будешь принадлежать Ему, и Он будет любить и защищать тебя. Попроси медсестру объяснить тебе это. Я сейчас покажу тебе картинку в альбоме, как Он воскрес из мертвых и сказал Своим ученикам: "Не бойтесь, я жив!" Мне мама рассказала эту историю.

- Покажи, - потянулась к нему Лела, чуть не вывалившись из кровати от нетерпения и любопытства.

Когда Дэвид нашел картинку, Лела долго, не отрываясь смотрела на человека с поднятыми вверх руками и учеников, преклонившихся пред Ним.

- Посмотри, какие они счастливые! - сказала она наконец. - Они, наверное, больше никого не боятся. Но я хотела бы, чтобы Иисус повернулся, чтобы я смогла увидеть Его лицо.

- Мне кажется, что никто из людей в настоящее время не знает, как Он выглядел, - сказал Дэвид, - ведь это было так давно. Но, мне кажется, я должен идти, сюда идет медсестра с градусниками. Я приду еще и расскажу тебе больше.

Лела открыла рот, собираясь попросить Дэвида остаться, но медсестра поставила ей градусник, и она только улыбнулась и помахала на прощание рукой.

Домой Дэвид шел не спеша. Была пятница, а в пятницу не задают домашнего задания и поэтому он мог еще до захода солнца побродить по берегу. С Ваффи идти ему не хотелось, и поэтому он решил пойти с Лумпи, который уже бежал ему навстречу.

Дэвид думал о Леле. Если бы она могла стать дитем Божьим, то ее жизнь совершенно изменилась бы. Иисус нежно заботился бы о ней даже там, в ее селе. Тогда она не была бы больше одинокой и несчастной. Дэвид обрадовался своим мыслям и, счастливый, подобно маленькому козленку, начал ловко спускаться к морю, перепрыгивая с камня на камень. Лумпи весело лаял. Перед ними простиралось море. Оно не было золотистым, как при заходе солнца, а темно-синим в приближающихся сумерках. На ходу Дэвид напевал песню:

Глубже всех морей и океанов Необъятна, сильна, широка, Выше звезд, что тускло в небе светят, Есть любовь небесного Отца.

Дэвиду казалось, что он чувствует, как любовь Божья окружает его со всех сторон. Море было спокойно, отражая в себе нежные тона неба. Дэвид посмотрел в сторону мыса и подумал, что где-то там, среди гор и долин, находится Лелино село и девочка будет единственным человеком в нем, знающим о любви Божьей. Дэвид перестал прыгать и, усевшись на камень, задумался. Ему вдруг стало грустно от того, что так много людей в этих селах не знают об Иисусе. Не знает Его Ваффи и пациенты в больнице, которые не могут понять того, что им рассказывают о Нем. "Когда я вырасту, то тоже стану миссионером, как папа, - думал он. - Я тоже приеду сюда и расскажу этим людям все, может быть, даже пойду в Лелино село!"

Размечтавшись, Дэвид забыл обо всем на свете. Устремив взор в темную воду и пропуская сквозь пальцы теплый песок, он представил себя сильным, бесстрашным мужчиной, направляющимся в горное село. Он тоже будет лечить людей и рассказывать им об Иисусе.

Уже почти совсем стемнело, но Дэвид не заметил этого. Лумпи лежал рядом, положив голову на лапы. Тишину нарушал только плеск волн.

Вдруг Лумпи навострил уши, насторожился, нюхая воздух, и тихо зарычал. Дэвид испуганно схватил Лумпи за ошейник и, оглянувшись, увидел приближающихся двух мужчин. Они не могли прийти со стороны мыса, иначе он бы увидел их. Не спустились они и с холма, но как будто выросли из земли, совсем рядом от того места, где сидел Дэвид. По всей вероятности, мужчины скрывались поблизости за камнями.

Дэвид лег на землю и откатился за камень. Обняв Лумпи за спину, он умолял друга молчать. Лумпи перестал рычать, но все его тело было напряжено. Пес как будто чувствовал, что это необыкновенные рыбаки. Заметил это и Дэвид, так как передвигались мужчины быстро и как-то целеустремленно, оглядываясь через каждые несколько секунд. Был бы Дэвид побольше, они бы непременно заметили его. Кроме того, темнота сослужила мальчику хорошую службу.

Один из мужчин взобрался на скалу, отделяющую бухту от моря. Ту самую бухту, в которой Ваффи с Дэвидом видели таинственную лодку! Другой браконьер тем временем протянул первому, сидящему на скале как в седле, длинный, завернутый во что-то предмет. Затем взявший его отошел к скалистому гребню хребта и наклонился вниз. Через несколько минут он вернулся и, приняв от своего товарища такой же самый длинный предмет, опять ушел. Это повторялось несколько раз. Отнеся последний пакет, он исчез за гребнем хребта.

Вновь воцарилась тишина. Лумпи весь дрожал. Он был твердо убежден в том, что здесь происходило нечто особенное, и это дело обязательно нужно бы облаять, но, чувствуя на своей шее любимую руку, запрещающую ему это, пес не издал ни звука. Один из мужчин направился на другой конец берега, посмотрел, нет ли кого за скалами, и вернулся. Затем он обвел глазами бухту и, уверенный в том, что берег пуст, полез на скалу, цепляясь ногами за скользкие выступы и траву. Вскоре он исчез в облюбованной Дэвидом маленькой бухте. Через несколько мгновений тишину нарушил легкий плеск весел, и лодка тихо вышла в открытое море и вскоре совсем исчезла из виду. Дэвид и Лумпи остались незамеченными.

"Наверное, они включат мотор только в открытом море", - размышлял Дэвид, стуча зубами от холода. Он отпустил Лумпи и, выпрямившись, сел. Кругом было совершенно тихо. Еще с минуту прислушиваясь, мальчик встал и что есть духу побежал домой. У калитки своего сада Дэвид встретил искавшего его Ваффи.

- Где ты был? - удивился тот, - и почему ты так быстро бежал?

- Внизу на берегу, - ответил Дэвид гордо. - Я видел, как маленькая лодка уезжала. Двое мужчин носили в нее какие-то длинные предметы в мешках. Я спрятался за камнем и все видел. Они гребли веслами и так отъехали от берега, не включая мотора.

Ваффи весь позеленел от зависти, что он не был рядом с Дэвидом в тот момент. Вначале он притворился, что не верит ему, и мальчишки начали спорить. В результате Дэвид, отойдя от друга на несколько шагов, сказал со злостью:

- Ну хорошо. Я все расскажу отцу. Он уж мне поверит.

С этими словами он побежал домой. Но Ваффи, который на самом деле верил каждому его слову, догнал его. Он не хотел допустить, чтобы эта тайна стала достоянием взрослых, и уж ни в коем случае не должен знать об этом отец Дэвида. Родители Дэвида интересовались тем, чем занимается их сын. Они начнут задавать вопросы, а Дэвид достаточно глуп, чтобы рассказать им правду, и тогда мальчикам, может, даже нельзя будет больше играть на берегу. Ваффи считал, что другу не повезло с родителями. Свои собственные, живущие по принципу "чего глаз не видит, то сердце не волнует", были ему милее. Они никогда не тратили времени на расспросы.

- Дэвид, - умоляюще шептал он, - не рассказывай об этом никому, слышишь? Это наша с тобой тайна, и мы разрешим эту загадку сами. Взрослые расскажут обо всем полиции, и тогда нам, может быть, запретят играть на берегу.

Дэвид был в нерешительности. Ему не очень хотелось играть там. Но, с другой стороны, это ведь было настоящее приключение, почти такое, как в "Острове сокровищ". Пит, конечно, будет страшно завидовать ему, когда узнает обо всем.

- Клянись! - требовал Ваффи, смотря на товарища сверкающими глазами. - Если ты проболтаешься, то испортишь все дело. Обещай мне никому не рассказывать об этом.

- Ладно, - согласился наконец Дэвид. Ему были милее тайны, которые он мог бы рассказать маме перед сном. Но, с другой стороны, в этом ведь нет ничего плохого иметь тайну. "Может быть, это даже по-мужски знать тайну, о которой ни один взрослый в мире не знает", - убеждал он себя. Дэвид направился домой, жуя лист жерухи и обдумывая происшедшее. Может быть, он попытается поговорить с отцом в общих чертах, не выдавая тайну.

- Папа, - обратился он к отцу после ужина, - почему некоторые люди выезжают ночью на маленьких лодках в море?

- Чтобы ловить рыбу, -- ответил отец, думавший о пациенте с лопнувшим аппендиксом. - Рыбаки чаще всего рыбачат по ночам, потому что ночью рыбы не видят сеть.

- Значит, не запрещено выезжать из бухты ночью? - осторожно осведомился Дэвид.

- Это, по крайней мере, необычно, - ответил отец, - там слишком мелко для того, чтобы ловить рыбу. Но я думаю, это не запрещено. Сынок, уже поздно, не жди меня. Спокойной ночи, Дэвид и Рут. Когда я вернусь, вы будете уже спать.

Он торопливо поцеловал детей и ушел, Дэвид задумчиво пил молоко.

- Мама, - сказал он наконец, - что бы ты подумала, увидев в сумерках людей, несущих к лодке какие-то длинные предметы?

- Я бы подумала, что это удочки, - ответила мать, обеспокоенная тем, что муж в последнее время часто допоздна пропадает на работе. - Ты что, видел нечто подобное?

- Гм, да, - сказал Дэвид, обдумывающий, как далеко он может зайти, не нарушив обещания. - Почему люди отъезжают от берега на веслах, если у лодки есть мотор?

- Наверное, чтобы не распугать рыб, - заключила мать. - Рут, перестань облизывать пальцы. Пошли помоем руки!

Все еще держа кружку с молоком, Дэвид вздохнул и сморщил лоб. "До чего же непонятливы взрослые, - думал он. - Как скучно быть взрослым".

Дэвид вдруг почувствовал себя страшно одиноким и непонятым. Он был сегодня в большой опасности и теперь знал тайну, может быть, даже государственного значения. А у взрослых на уме только рыба. Если бы он мог рассказать им обо всем, они бы, конечно, удивились. Были бы они хоть немного полюбознательней и задали несколько вопросов, тогда он мог бы им кое-что рассказать.

- Мама, - спросил Дэвид, последовав за ней в ванную, где она как раз мыла колена Рут, - представь себе, что лодка выезжает в море без света. Как ты думаешь, почему так делается?

- Я думаю, из-за сардин, - ответила она. "Опять эти рыбы, - подумал Дэвид и прекратил попытки.

После этого вечера мальчишки реже играли на берегу. Причин было несколько. Главной была та, что оба втайне немного побаивались появляться там после захода солнца. Одним ясным воскресным утром они построили себе на берегу убежище из камней и песка, где собирались проводить каждый вечер. Но удивительным образом к тому времени, когда солнце приближалось к закату и опускались сумерки, кто-нибудь из них всегда вспоминал о неотложном деле. Итак, блиндаж оставался пустым. Но завтра, говорили они друг другу каждый вечер, мы обязательно будем там. Однако день проходил за днем, а все оставалось по- старому. Раза два они видели через забор человека, ходящего по берегу, но ни разу не заметили, как лодка отплывала в море. И хотя Дэвид часто просыпался еще до восхода солнца, он не видел возвращения лодки.

Кроме того, погода ухудшалась. Часто бывали штормы. Море стало каким-то темно-серым, и волны с белыми гребнями яростно обрушивались на скалы, поднимая брызги. Теперь даже при большом желании невозможно было пробраться в бухту к блиндажу.

Приближалось долгожданное Рождество. Семья Ваффи не праздновала этот праздник, но Дэвид только и думал о нем. Шкаф был полон сюрпризов. Для матери Дэвид с отцом смастерили полочку. Мать, наверное, слышала, как они пилили и стучали молотками, но ни разу не выглянула в окно и не задавала лишних вопросов, что, по мнению Дэвида, было очень вежливо с ее стороны. Для отца у Дэвида была припасена липкая лента со специальным приспособлением для намотки, для Ваффи - мяч. Рут предназначалась кукла, купленная на его собственные сбережения, а для Лелы Дэвид приготовил альбом с библейскими картинками. Обыкновенно Дэвид раз в неделю посещал больную, принося ей каждый раз одну картинку и рассказывая связанную с ней библейскую историю. Но Лела не знала, что все эти картинки затем вклеивались в альбом, который она по выздоровлению сможет забрать с собой. Это должно было быть сюрпризом.

Рождественский праздник в этом году будет не совсем обычным из- за отсутствия Пита. Дэвид уже в какой-то мере смирился с этой мыслью, что никак нельзя было сказать о родителях. Еще до Рождества они украсили небольшую елочку серебряным дождем и цветными игрушками - украшениями, оставшимися с прошлого года, а на макушку надели блестящую звезду. В рождественский вечер елке суждено было занять в зале самое почетное место. Затем намечалось зажечь на ней все свечи так, чтобы они были видны чрез окно всем прохожим и даже рыбакам в море, когда они будут смотреть в сторону бухты.

Праздник стремительно приближался. Погода на Рождество стояла на удивление хорошая. Это был первый ясный день после дождливой недели. Море все еще не могло успокоиться после шторма. Ослепительные гребни волн, ударяясь о скалы, рассыпались на сверкающие на солнце брызги.

В этой стране не было веток омелы и падуба остролистного, как в Англии, но они использовали для украшения комнаты душистые серебристые листья мимозы, стряхнув с них капельки дождя. А ранним утром к ним явился один из больных с целой охапкой нарциссов.

Когда Дэвид и Рут проснулись, солнце еще только всходило над морем. Они быстро оделись и выбежали в праздничный, сверкающий мир, чтобы, как было договорено, накануне петь возле больницы рождественские песни. Было ветренно, но это ничуть не портило праздника.

Пели они на местном наречии, причем Дэвид подпевал изо всех сил, тогда как Рут издавала ей одной понятные звуки, а Лумпи радостно лаял. Возможно, этот хор пел не совсем профессионально, но это было не так важно. Главное, каждый из поющих был счастлив.

Глянь, твой Царь грядет к тебе, Царь Салима, мира Князь. Торжествуй, Иерусалим, Дочь Сиона, радуйся.

Ваффи, чуявший хорошую еду и подарки, тоже не замедлил появиться.

Дэвид взглянул на сверкающее от золотистых лучей солнца море, затем поднял глаза к небу, на котором тучи приняли очертание крыл, распростертых над островом и мысом. В рождественской песне говорилось о радости, наполняющей несчастное, печальное сердце с приходом Иисуса. Дэвид в прошедшем году в первый раз испытал эту радость и поэтому, не взирая на отсутствие Пита, это было самое счастливое Рождество в его жизни.

После завтрака детям разрешено было развернуть подарки, затем все направились в церковь. В церкви было очень торжественно, пелись рождественские песни на различных языках, и все были рады. Придя домой, Дэвид схватил свой драгоценный альбом и побежал к Леле в больницу.

Девочка наслаждалась солнечным днем, лежа в веранде для лежачих больных. С каждым посещением Лела выглядела здоровей и счастливей. Из запущенного, похожего на больную обезьянку ребенка она в течение этих трех месяцев превратилась в красивую маленькую девочку с блестящими глазами. Лела была уже почти совсем здорова, и ее скоро можно было выписывать. Горб, конечно, у нее оставался, но теперь, когда она имела в себе силы ходить прямо, он был менее заметен. Она приветливо поздоровалась с Дэвидом, надеясь, что он покажет новую картинку. Увидев предназначенный для нее альбом, Лела потеряла дар речи от восторга и радости.

- Эта книжечка намного лучше той, которую ты мне уже подарил, - заключила она, просмотрев альбом от начала до конца. - В той были вперемешку наклеены картинки с собаками, кошечками и домами и только в конце две картинки об Иисусе. Здесь же все из библейских историй. Дэвид, расскажи мне, пожалуйста, все эти рассказы еще раз, прежде чем мне надо будет уходить отсюда. Я думаю, на следующей неделе меня выпишут, поэтому времени осталось совсем мало. Дэвид удивлялся спокойному тону, с которым она говорила это.

- Разве тебе не страшно возвращаться в село? - спросил он.

- Теперь уже не так страшно, - ответила девочка.

- Почему? - поинтересовался Дэвид. - Наверное, твой господин приходил сюда и был ласков с тобой?

- О нет, - сказала Лела спокойно. - Они не будут ласковей со мной, да и почему, я ведь чужая для них. Но я им нужна. У моей госпожи родился еще один ребенок, и она еще слаба. Она говорит, что не может крутить жернов и держать ребенка на спине. Кроме того, приближается праздник и некому побелить дом. Они приходили уже три раза, прося доктора выписать меня.

- Я бы хотел, чтобы ты осталась здесь, - сказал Дэвид со вздохом. - Мне кажется, там в селе жить ужасно тяжело.

- Да, тяжело, - проговорила Лела задумчиво. - После смерти матери я часто плакала во сне. Но теперь будет легче. Я познала Иисуса и буду обращаться к Нему. Я знаю, что Он всегда со мной. Он любит меня. Если я опять заболею или даже умру, я ведь чуть не умерла в прошлый раз, я больше не буду бояться, потому что пойду к Нему.

- А раньше ты боялась? - поинтересовался Дэвид.

- Конечно, - ответила Лела. - Я ведь не знала для чего живу. Я не знала, что существует Бог. Никто не рассказывал мне об Иисусе, любящем всех людей и приготовившем для них небо, где они будут счастливы. Было бы хорошо, если бы ты пошел со мной и рассказал обо всем этим несчастным; одиноким людям, боящимся смерти.

- Может быть, ты им это расскажешь, - ответил Дэвид. - Попытайся светить, как светило в море, как написано в моем стихе.

Девочка в ответ печально покачала головой.

- Они не поверят мне, - сказала она. - Я ведь всего-навсего служанка.

- Но мама сказала, что светить это не значит говорить, - сказал Дэвид убежденно. - Нужно только быть хорошим и добрым, как Иисус. Это значит, говорить правду, когда другие люди обманывают, быть приветливым, когда другие несправедливы и жестоки. Короче, отличаться от них так, как звездочки выделяются на темном небе.

- Надо попробовать, - ответила Лела задумчиво. - Но повтори мне сейчас эти истории еще раз, Дэвид.

Он рассказал ей рождественскую историю во всех подробностях: про большую звезду, появившуюся на небе, про трех мудрецов, следовавших за ней и надеявшихся найти младенца во дворце между тем, как он находился в бедном доме.

- Они не опечалились, что очутились там, во дворце? - поинтересовалась Лела.

- Я не думаю, что это имело для них какое-то значение. В Библии написано, что они очень обрадовались. А ведь они не нашли Его во дворце. Я думаю, что это был такой домик, как у вас в селе, Лела.

- Я тоже думаю, что после того, как они нашли Иисуса, им было все равно, так же, как я теперь более спокойна, хотя и должна возвращаться в село.

На мгновение воцарилась тишина, затем Дэвид, вспомнив, что ему пора домой, торопливо попрощался и убежал.

На час дня намечался праздничный обед, на который были приглашены и несколько людей из сел, обратившихся ко Христу в больнице. Они пришли со своими детьми, преодолев долгий путь по горам, и все это не только из-за праздничного обеда, конечно. Никто из них не мог читать, и души их изголодались по Слову жизни.

К приходу Дэвида все уже были в сборе. Мать внесла две миски: одну для мужчин, другую для женщин с любимым блюдом Дэвида - вареной манкой с мукой, возвышавшимся в миске горкой, на самой верхушке которой находилось мясо, смешанное с луком, изюмом и миндальным орехом. Все уселись на подушки вокруг двух маленьких столов и принялись за еду. Затем был подан десерт из апельсиновых долек, посыпанных сахаром и корицей, и сладкий мятный чай. Гости говорили об урожае, о скоте, о детях. Ваффи тоже пришел и заглядывал в окно до тех пор, пока его не пригласили войти и сесть к столу.

Затем мать села за пианино, и гости с сияющими от радости лицами собрались возле нее в кружок и предлагали песни, которые выучили в больнице. Они многое забыли и просили, чтобы мать им вновь повторила слова песен. В горных селах, в которых они жили, песни о Христе и небесной родине были их единственным утешением. Они бы с удовольствием научились читать, но это было невозможно, так как некому было учить их. Поэтому, приходя в город по делам, они с большим энтузиазмом учили стихи наизусть.

Ваффи, которого не интересовали песни об Иисусе, с нетерпением ждал момента поиграть со своим мячом. При первой возможности они выскочили с Дэвидом в сад. Рут укладывала свою новую куклу спать. Дэвид показал Ваффи свои рождественские подарки: воздушного змея, которого отец смастерил своими руками и собирался запустить с сыном на берегу, перочинный нож с двумя лезвиями, штопор, стеклорез от матери и самодельную рогатку, присланную Питом. Ваффи был в восторге от рогатки. Он никогда в жизни не видел подобного, и руки его чесались от желания стрелять ею во все стороны.

Мальчики долго играли в саду, затем вышли на улицу. Лумпи поплелся за ними, сонный после сытного обеда. Улица, не считая машины "Скорой помощи", была пуста.

- Дай-ка мне рогатку, - сказал Ваффи возбужденно, - я постреляю вон в то дерево.

- Хорошо, - согласился Дэвид, - после тебя моя очередь. Давай будем целиться в ту нижнюю ветку.

Но камни летели во все стороны, и никто из них не мог попасть в цель. Один раз камень чуть было не угодил в окно больницы.

- Мне кажется, нам нельзя здесь играть, - сказал Дэвид с тревогой. - Это то же самое, что бросать камни рукой, а это ведь запрещено. Сейчас я стрельну еще разок, и мы пойдем стрелять в забор в саду.

Он натянул резинку до предела и старательно прицелился. Наверное, Дэвид криво потянул резинку, так как камень, довольно- таки большой, со свистом полетел в противоположную сторону. Послышался звон разбитого стекла, и мальчики увидели, что одно окно машины "Скорой помощи" разбито и мелкие осколки падают на землю. Дэвид весь онемел от страха, смотря на дело своих рук. Лумпи, успевший за это время заснуть, вскочил и, не зная в чем дело, но желая всегда быть начеку, угрожающе зарычал. Ваффи мгновенно оценил ситуацию. Выхватив рогатку из рук Дэвида, он засунул ее в свой порванный карман.

- Быстрей, - сказал он и схватил Дэвида за руку, увлекая его за калитку. - Никто нас не видел, никто не знает, что это мы сделали. Пошли, зайдем в сад задним ходом и сделаем вид, что мы все время там играли. Твой отец не вспомнит о рогатке. Если он начнет расспрашивать, скажешь, что мы вообще не были на улице.

Дэвид не двигался с места. Он хотел вначале все обдумать. Но Ваффи нетерпеливо тянул его за руку.

- Быстрей, Дэвид, - торопил он. - Нас могут увидеть. Пойдем со мной.

Дэвид стряхнул его руку и уселся на низкий выступ. Лицо его было красным, но решительным.

- Не пойду, - выпалил он. - Я иду сейчас прямо к своему отцу и расскажу ему все.

- Ты... расскажешь все твоему отцу?.. Ваффи от удивления потерял дар речи. Он не верил своим ушам.

- Зачем? Ты что, спятил?.. Он отнимет у нас рогатку!

- Мне все равно, что он сделает, - ответил Дэвид, пнув ногой камни. - Я пойду домой и расскажу ему все.

Ваффи направился к нему со сжатыми кулаками. Он думал, что подобным образом может наставить глупого Дэвида на правильный путь. Ваффи никогда еще не имел игрушки лучшей, чем рогатка, и ни за что не хотел лишиться ее.

- Если ты расскажешь это твоему отцу, - пригрозил он, - тогда я никогда больше не буду с тобой Играть. Ты настоящий молокосос! Я играю только с большими мальчишками.

- Ну и убирайся поскорей отсюда! - закричал Дэвид в отчаянии. - Иди, играй с большими. Я был бы глупым, если бы послушал тебя. Ты всегда пытаешься заставить меня врать и воровать. Но я больше не хочу этого делать. Тебе не стоит больше стараться, я все равно не поддамся. Я не хочу обманывать. Хочу поступать правильно!

Ваффи был бы менее удивлен, если бы ему плеснули в лицо ведро холодной воды. Несколько мгновений он ничего не понимающими глазами смотрел на Дэвида, не зная что сказать. Он ни в коем случае не хотел терять такого друга. Хотя Ваффи и храбрился, но никто из больших мальчишек не хотел играть с ним. Кроме того, Дэвид нравился Ваффи больше других мальчишек, поэтому он решил лучше потерять рогатку, чем Дэвида, и решил изменить тактику.

- Не обижайся, - сказал он мягко, - я просто не хотел, чтобы твой отец рассердился и забрал рогатку. Разбей я окно, мой отец избил бы меня до полусмерти. Я вынужден обманывать его. Но если тебе очень хочется быть хорошим, Дэвид, делай как хочешь, но давай будем и впредь друзьями. Я тоже постараюсь быть лучше.

- Своей силой у тебя не получится, - пояснил Дэвид, - я тоже пытался достигнуть этого, но безрезультатно. Я был очень печален по этому поводу, и тогда мама объяснила мне, что хорошим можно стать только силой Иисуса, живущего в сердце. Ваффи, я хотел бы, чтобы и ты стал христианином. Хочешь, чтобы моя мама помогла в этом?

Ваффи отрицательно покачал головой.

- Я останусь в той вере, в которой родился. Отец не разрешит мне принять другую.

А про себя подумал: "Я и сам не хочу переходить в другую. Что эта за жизнь, когда всегда надо говорить только правду?"

Воцарилась тишина. Каждый из мальчишек сознавал, что они не смогут больше так хорошо понимать друг друга из-за разности мнений.

"Как хорошо было бы, если бы Ваффи стал христианином, - думал Дэвид, - тогда мы могли бы вместе светить, как светила в мире".

"Я бы хотел, чтобы Дэвид был не чересчур уж честен, тогда мы были бы одинаковыми и смогли бы лучше понимать друг друга", - размышлял Ваффи.

- Я иду домой, - заявил Дэвид, - скоро начнет ся наш рождественский праздник. Пошли со мной. С этими словами он поднялся с земли и встал в ожидании Ваффи.

- Если ты сразу обо всем расскажешь отцу, то не пойду, - заупрямился Ваффи.

- Нет, - успокоил его Дэвид. - Я сделаю это только после ухода гостей, когда мы останемся одни.

Мальчики направились к дому в подавленном настроении. Праздник прошел, однако, очень весело. Гости беседовали друг с другом и пели песни. Затем за ними зашла медсестра и увела всех в больницу, где тоже праздновали. Дэвид пошел с ними, чтобы петь песни и посмотреть диафильмы на рождественскую тему. Ночь была темной, так как луны еще не было видно.

На обратном пути, завернув за угол, Дэвид увидел в окно стоящую в зале елку. Все свечи были зажжены, и свет, исходящий от них, освещал тропинку, указывая ему дорогу домой.

Дэвид решительно направился к дому, намереваясь рассказать отцу обо всем. При этом он подумал о Ваффи, блуждающем во тьме греха, позволяющем себе красть и обманывать и вынужденном потому жить в постоянном страхе. Дэвид решил теперь молиться за друга каждый вечер.

Рождество прошло, но оставалось еще целых десять дней каникул! Мысли Дэвида и Ваффи вновь вернулись к загадочной лодке.

Период дождей уступил место цветущей весне, приходящей в эти места очень рано. По утрам было еще довольно прохладно, но когда стояла ясная погода, к обеду становилось жарко.

Как-то после обеда мать, собрав детей, выехала с ними на природу. Лелу тоже взяли с собой. Остановились они у подножия болотистого склона. Протекающий там ручей весь порос камышом, раскачивающимся на ветру. На берегу кучками росли белые нарциссы. Дети быстро разулись и, шлепая босыми ногами по воде, начали собирать цветы для больницы, букет за букетом. В воздухе, напоенном ароматом цветов, чувствовалась весна. Через одну-две недели в долинах расцветет миндаль и появятся синие ирисы. Рут, бегающая босиком по болоту, была вне себя от счастья, то и дело нюхая свои нарциссы. Вдруг, увидев недалеко от себя маленького черного ягненка, подпрыгнувшего от радости, она тоже начала скакать по берегу на своих коротеньких полных ножках. Испуганный ягненок тут же убежал к матери, а Лела, наблюдавшая эту картину, смеялась до слез. Она еще никогда не видела такую толстощекую маленькую девочку, ведущую себя подобно ягненку.

Дэвид тоже чувствовал себя в последнее время счастливым. Дни становились все длиннее, и он часто просыпался на восходе солнца. Однажды он проснулся довольно рано оттого, что Лумпи, спавший возле кровати Дэвида, рычал во сне на невидимого врага и царапал когтями корзину, в которой спал. Дэвид спросонья протянул руку и, успокаивая, погладил собаку по голове. Открыв глаза, мальчик увидел, что уже рассветает, и позабыл о том, что еще не выспался. Он сел в кровати и, положив локти на подоконник, выглянул в окно. Расположенные на другом конце побережья маленькие села показались ему не такими уж далекими. Темное море, отражающее первые солнечные лучи, казалось посыпанным бисером, а видневшиеся вдалеке горы омрачали эту игру света своими темными вершинами. Тьма постепенно рассеивалась, и остров как будто оживал. Дэвид внимательно вглядывался в окружающую природу. Он почему-то чувствовал, что этот день будет особенным. Вначале он хотел почитать Библию, а затем встать.

Сегодня он читал до того интересную историю, что ему очень хотелось побежать в больницу и спросить Лелу, знает ли она ее, но это было невозможно, так как девочка уже вернулась в село. История была записана в Матфея 14-й главе. В ней рассказывалось о том, как Иисус ходил по воде и о попытке Петра сделать то же самое. "Петра можно было бы понять, - размышлял Дэвид, - если бы море было таким, как сегодня утром, когда каждая волна как будто отражает золото и пурпур, но ведь то было ночью, еще до восхода солнца, да притом на море разыгрался шторм. На небе не было ни звездочки, а огромные волны не предвещали ничего хорошего. Петр, наверное, очень обрадовался, когда Иисус протянул к Нему Свою сильную руку".

Дэвид подумал о том, что значит для него самого море, сколько радости оно приносит. Сегодняшний день должен стать днем приключений. Мальчишки хотели спуститься к берегу и последить за лодкой. Может быть, им удастся разгадать ее тайну? Лумпи, чувствовавший что-то необычное, положив лапы на подоконник, нюхал воздух и дрожал всем телом. Дэвид раскрыл окно пошире, пес выскочил в него и начал как угорелый носиться взад и вперед по росистой траве.

Дэвид быстро оделся, размышляя о море, о маленькой лодке и радуясь своему свободному времени. Стараясь ступать как можно тише, мальчик прошел по залу мимо занятого чтением отца. Мать и Рут еще спали, а Ваффи никогда не появлялся раньше восьми. Выбежав в свежий, солнечный мир, Дэвид разыскал Лумпи и, счастливый, принялся носиться с ним по саду. Вскоре мать позвонила к завтраку. Но до обеда Дэвид не смог уйти с Ваффи к морю, так как к матери то и дело приходили люди, с которыми она беседовала и читала им из Библии, а Дэвиду пришлось играть с Рут.

Дети построили в саду магазин. Рут положила на прилавок, устланный листьями жерухи, цветки мимозы, гладкие камешки, шишки и синие плоды эвкалиптов, а Дэвид играл роль то одного, то другого покупателя. То он был подслеповатым сапожником и, желая получше рассмотреть товар, подносил его к самому носу, то играл роль важной дамы из посольства, расхаживающей на высоких каблуках и пришедшей в магазин с собачкой и в сопровождении слуги, который должен был нести покупки. Затем он играл толстого мясника, который едва пролез в двери. Польщенный веселым смехом Рут, Дэвид выдумывал себе все новые роли до тех пор, пока не прозвучал звонок к обеду. Мать была очень довольна сыном.

- Молодец, Дэвид, ты очень хорошо играл с Рут, - сказала она, выходя навстречу весело смеющимся детям.

После обеда Рут уложили спать, а Дэвид был свободен. Он тут же подбежал к забору и посмотрел вниз, к морю. Было время отлива, и белые гребни волн пенились и искрились на солнце. На мокром песчаном берегу не было ни следа. В Этот момент Дэвид, почувствовав, что не может ждать больше ни минуты, на цыпочках прошел возле спящего на ступеньке Лумпи и побежал по тропинке искать Ваффи. Мальчики уже заранее решили не брать Лумпи с собой на берег. Если им удастся напасть на след контрабандистов, то может случиться, что им придется спрятаться и наблюдать за ними из убежища, тогда как необузданное поведение пса могло бы все испортить.

Ваффи уже ждал Дэвида. Уже в течение почти трех недель мальчики не были на берегу, но сегодня настал решающий момент. Был ясный весенний день со всеми присущими ему звуками. Мальчики чувствовали себя героями и, молча направляясь к берегу, смотрели друг на друга сверкающими от любопытства глазами. Оба чувствовали, что сегодня произойдет нечто необычное, и были готовы ко всему.

Вначале они направились к своему блиндажу, пострадавшему от прилива, и поправили его с помощью камней и песка. Разговаривали они при этом шепотом, так было загадочней. За работой они то и дело смотрели в направлении мыса, откуда можно было, по их мнению, ожидать появления незнакомцев, если только последние не предпочтут появиться таким же путем, как и наши наблюдатели.

Между тем солнце продвигалось к западу, и наступало время приключений. Вот и последний солнечный луч исчез, и на землю начала опускаться тьма.

- Давай, один из нас будет строить, а другой - стоять на посту, - прошептал Ваффи, подползая поближе к Дэвиду.

С этими словами он исчез за выступом скалы, а Дэвид продолжал работать, как можно быстрее, причем руки его уже стали болеть от песка, но зато укрытие удалось на славу. Спрятавшись в нем, мальчишки были бы незаметны для постороннего глаза.

Вдруг Ваффи, издав какой-то странный предупреждающий звук, в один миг очутился в блиндаже и туда же втянул за штанину Дэвида.

- Смотри, - сказал он, переводя дух, - идут! Мальчишки с сильно бьющимися сердцами лежали в своем устланном сырым песком убежище, тесно прижавшись друг ко другу. Двое мужчин, обогнув мыс, прошли мимо них, споря между собой. Незнакомцы были одеты в поношенные грубые плащи, под которыми высовывались какие-то длинные предметы.

- Мы должны непременно отчалить, как только стемнеет, - сказал один из них.

- А я говорю, что у нас еще достаточно времени для того, чтобы сходить в город за второй партией, - возразил другой.

- Ты с ума сошел, - возмутился первый. - Если мы опоздаем и не встретимся с часовым до восхода, то все потеряно.

- Будь по-твоему, но я хочу еще сегодня завязать с этим делом! Мы справимся, сегодня полнолуние. Сегодня я еду в последний раз, затем возвращусь к своей семье с деньгами. Хватит с меня этой опасной работы.

Стоя спиной к блиндажу, мужчины возбужденно разговаривали, затем, все еще продолжая спорить, направились к скале и перебрались через ее грот. Подозрительные длинные предметы, спрятанные под плащами, они, вероятно, привязали к телу, так как руки их были свободны. Один из мужчин спустился к бухте, а другой протянул ему длинный предмет. Через несколько минут оба вновь прошли мимо блиндажа.

- Ладно, - сказал один из них довольно сердито, - будь по-твоему! Но если это продлится дольше, чем полчаса, то я не пойду. Если станет посветлее мы, может быть, наткнемся на береговой патруль и, к тому же, наш "часовой" не ждет.

- Ах, не пройдет и полчаса, как мы вернемся, вот увидишь, брат, - успокоил его другой. - Не успеет взойти луна, как мы будем в море.

С этими словами мужчины быстро прошли мимо убежища наших наблюдателей. Чрез несколько мгновений Ваффи осторожно высунул голову и увидел, что два силуэта, обогнувши выступ скалы, исчезли за поворотом.

Мальчики обменялись долгим, значительным взглядом. Вдвоем было не так страшно, и Дэвид чувствовал себя довольно бодро.

- Целых полчаса в нашем распоряжении, - прошептал Ваффи возбужденно. - Давай перелезем через грат и посмотрим, что это было. Нам потребуется не более пяти минут, и прежде чем они вернутся, мы будем дома.

Дэвид медлил с ответом. Сердце его почему-то билось в два раза сильнее, и ему было не по себе. Но ведь это такая замечательная возможность! Дэвид не хотел ударить в грязь лицом и кивнул головой в знак согласия. Мальчишки осторожно вылезли из укрытия. Кругом было очень тихо и довольно темно, чему Дэвид был очень рад. Днем у него бы, наверное, не хватило смелости пробраться к лодке, но в такой полутьме это должно быть не настолько опасно. "Даже если мужчины вернутся раньше, мы их увидим в тот момент, когда они появятся из-за уступа скалы, и у нас будет достаточно времени, чтобы взбежать вверх по холму и исчезнуть за забором сада", - размышлял он.

Пробравшись на цыпочках по песчаному берегу, мальчики взобрались на скалу. Вначале Ваффи, затем Дэвид. Ваффи первый достиг вершины и бросил взгляд в сторону лодки.

- Что там? Скорее! - торопил Дэвид.

- Ничего там нет, - ответил Ваффи. - Лодка пуста. А вообще-то нижняя часть лодки довольно толстая.

- Дай-ка я посмотрю, - сказал Дэвид и взглянул чрез плечо друга вниз. - Может быть, у лодки двойное дно? Ведь где-то те длинные предметы должны находиться.

- Я спущусь и посмотрю, - предложил Ваффи, - а ты будешь здесь часовым. Ты видишь вон ту скалу?

- Да, но не совсем ясно, - ответил Дэвид нерешительно. - Но не задерживайся там долго, так быстро темнеет.

В следующее мгновение послышался слабый плеск и, очутившись в лодке, Ваффи начал по очереди пробовать на прочность доски, покрывающие днище. Вдруг он радостно вскричал. Одна из досок оказалась не прибитой и, приподняв ее, Ваффи увидел сложенные штапелем, ствол одной к прикладу другой, винтовки.

- Они повезут их к границе для войны, Дэвид, - прошептал Ваффи. Он чувствовал себя героем. - Дэвид, мы не будем про это никому рассказывать, мы на их стороне. Тебе еще виден выступ скалы?

- Почти что нет, - ответил Дэвид беспокойно, устремив взгляд в темноту. - Возвращайся скорей, уже... о-ой!

Дэвид почувствовал сильный удар по голове, затем его руки были скручены и связаны за спиной. Оказывается, Дэвид, наблюдая за выступом скалы, не заметил мужчину, который тихо подкрался с другой стороны.

; Сопротивляться было бесполезно. Крепкие руки держали его как клещи. В следующее мгновение черное бородатое лицо наклонилось через голову Дэвида к Ваффи, все еще державшему доску от днища лодки в руках.

- Так, так, - сказал мужчина с показным спокойствием, - вы думали, что нас только двое и мы все ушли. Но мы никогда не оставляем наши ружья без присмотра. Мы всегда втроем, и у часового то

же есть ружье. Ступай в лодку ты, белый, и сядь там со скрещенными за спиной руками. Если кто-то из вас пошевелится, я стреляю!

С этими словами он принудил Дэвида войти в лодку и сесть лицом к морю, все еще держа его за руку и ворот рубашки. Никто из мальчишек не шевелился. Дэвид до того напрягся, что даже мускулы у него стали болеть, но боялся пошевелить хотя бы пальцем. Он посмотрел на Ваффи. Тот тоже сидел как статуя с бледным, будто вылитым из воска, лицом. Тем временем небо становилось все темнее и темнее, а приветливые огни побережья не проникали в бухту. Но вдруг Дэвид, находившийся в каком

то полузабытьи, как будто парализованный от страха, заметил что-то необыкновенное. Это была звезда, ярко сияющая на темном небе над портом. Эта звезда напомнила мальчику звезду, сиявшую на рождественской елке.

Впоследствии, когда все страхи, подобно кошмарному сну, будут позади, Дэвид не раз вспомнит эту звездочку.

Мальчики не знали, сколько они просидели так неподвижно. Может быть, это были минуты, возможно, и несколько часов; они потеряли счет времени. Единственное, что они замечали, было то, что становилось все темней и они все сильнее мерзли. Правая нога Дэвида онемела, но он не решался пошевелить ею. Не хотелось ему думать ни о ярко освещенной уютной кухне, огонек который должен был быть заметен с моря, ни об отце, вероятно, ищущим его сейчас, ни о мягких руках матери. Они наверняка думают сейчас, что он, как невоспитанный мальчик, опять опаздывает. При воспоминании обо всем этом глаза Дэвида наполнились слезами, но он не решался даже пошевелить рукой, чтобы их вытереть. Ему казалось, что скоро наступит утро, а прошло всего лишь полчаса.

Вдруг послышались быстрые шаги по камням, затем всплеск воды. Это, конечно, возвращались те Двое. Затем до их слуха донеслись возбужденные голоса: один о чем-то спорил, другой отвечал, но

мальчики не разобрали ответа. Потом послышался такой звук, как будто кто-то копал в песке.

Хотя никто из мальчишек не шевелился, они чувствовали, что трое мужчин рассматривают их.

- Ну, - прошептал один голос, - что вы собираетесь делать с ними?

- Мы отплывем в море и бросим их в воду, - ответил другой голос.

- Если они все видели, то нельзя отпустить их домой. Детям нельзя доверять. В противном случае береговая охрана будет ожидать нас на другом берегу, а это значит - тюрьма всем нам.

- Осторожней, - прошептал мужчина, поймавший их, - один из них - европеец.

- Тем хуже, - ответил другой. - Наверное, он француз. Родители скоро будут искать его на берегу. Лучше будет, если мы побыстрее уберемся отсюда. Следи за пацанами, направив на них ружье. Они могут попытаться удрать, пока мелко.

С этими словами мужчина влез в лодку, да так, что маленькое суденышко под его тяжестью ударилось носом в скалу. За первым последовал второй. Затем Дэвида связали и прикрепили веревкой к заднему сиденью. Другой мужчина проделал то же самое с Ваффи. Рты им тоже завязали. Мужчины действовали так быстро и умело, что на все это им потребовалось всего несколько секунд. Когда Дэвид опомнился, бухта уже осталась позади. Мужчины управляли лодкой быстро и бесшумно, плеска весел почти не было слышно.

Так прошло минут десять, затем один из мужчин направился к пульту. Послышался тихий звук мотора, и лодка пошла быстрее, слегка вздрагивая от его рокота. После этого один из мужчин подошел к мальчикам и разрезал повязки на их ртах. Ваффи тут же издал истеричный крик, который никто на берегу не мог услышать, потому что лодка находилась в открытом море, довольно далеко от берега.

Дэвид сознавал, что это бесполезно, и потому не кричал. Он повернулся, насколько это было возможно, к видневшемуся вдалеке берегу. Ему казалось, что скоро полночь, но огни на берегу все еще горели.

"Конечно, - думал Дэвид, - папа и мама никогда не пойдут спать, пока я не приду домой. Одна Рут, наверное, спит, крепко обхватив свою куклу.

Щечки ее, конечно, розовые, как всегда, а локоны разлетелись по подушке". В этот момент сестренка показалась Дэвиду очень милой, он никогда не думал, что она ему так дорога. О родителях он старался не думать, так как от этого хотелось плакать. Тем временем шея его начала болеть от того, что он долго смотрел назад и, повернувшись, Дэвид увидел перед собой вместо темной воды серебристую и даже зажмурился от неожиданности. Это взошедшая луна нарисовала на волнах серебристую тропинку и напомнила ему, что такую же тропинку он видел на море в знаменательный день своего обращения к Богу. Вспомнилась ему и история, прочитанная утром. "Не бойтесь, - это Я", - сказал Иисус испуганным ученикам. Петр тогда вышел из лодки и направился по воде к Иисусу. Возможно, он шел по такой же серебристой тропинке, ведущей прямо к Иисусу. Дэвид был уверен, что эта тропинка появилась здесь по воле Божьей, чтобы напомнить ему, что Иисус находится рядом и протягивает к нему руку помощи даже здесь, далеко в море.

- Ваффи, - прошептал он, - я буду сейчас молиться.

Ваффи, понявший, что его истеричный крик не производит на мужчин никакого впечатления, перестал кричать и обессиленно прислонился головой к плечу Дэвида. Он тихо всхлипывал и дрожал всем телом. Но при всем своем удрученном состоянии Ваффи обратил внимание на необыкновенное спокойствие Дэвида. Неужели он верит, что Христос силен помочь? Может быть, Он дал Дэвиду силу быть спокойным и надеяться в таких тяжелых обстоятельствах? Поможет ли им Христос? Ваффи придвинулся к Дэвиду совсем близко. Это действовало на него успокоительно, да и, к тому же, вдвоем было теплее.

- Кто ты? - неожиданно обратился к ним высокий мужчина. - Ты сын нашего народа, кто твой отец?

- Он води-тель грузовика, -прошептал Ваффи, стуча зубами от страха. Огни на берегу были так далеко, а море таким глубоким...

- А ты, французский мальчик, - продолжал мужчина, - кто твой отец и где ты живешь?

Он говорил по-французски, и Дэвид смотрел на него непонимающими глазами.

- Я не понимаю, я англичанин, - ответил он на местном наречии. Мужчина посмотрел на него с интересом. ; ,эд;.-.

- Англичанин, а говоришь по-нашему? 'h-j-f- воскликнул он.-Кто же ты? Л^ г

- Я - сын доктора из английской больницы, - ответил Дэвид, и при воспоминании о своем добром, сильном отце голос его задрожал.

Мужчина очень низко наклонился к нему и долго рассматривал при лунном свете маленькое белое лицо.

- Сын английского доктора, - повторил он. - Это тот высокий доктор с маленьким шрамом на лбу?

- Да, и-и, - ответил Дэвид, на этот раз слегка всхлипнув. Мужчина, все еще внимательно смотря на него, озабоченно почесал себе бороду. Затем он повернулся к товарищу, правившему лодкой.

- Этот доктор - честный человек, - сказал он. - Он отец беднякам. Я был не старше этих пацанов, когда умерли мои родители и никто не лечил раны на моих ногах. Но этот доктор нашел

меня и принял в больницу. В течение долгих месяцев я лежал в больнице, и он собственноручно перевязывал мои раны. Не будь его, я был бы сегодня хромым калекой. Я не хочу, чтобы по моей вине упал хотя бы волос с головы его сына. Мы должны придумать что-нибудь другое.

- Другого пути нет, - возбужденно отозвался его товарищ. - Если дети вернутся домой, мы пропали.

- Ты не прав, - возразил первый, который, по всей вероятности, уже составил себе новый план действий. - Послушай, мы успеем еще до восхода солнца добраться до следующей бухты. Там мы пристанем к берегу, высадим детей в том месте, где начинается тропинка. Через час мы передадим винтовки, получим за них деньги, и я завязываю с этим делом. Детям придется бродить часами, пока они найдут село, потом будут спать. Люди в тех горных селах ездят на ослах и поэтому не смогут быстро сообщить родителям, что дети находятся у них. Итак, дети ни в коем случае не смогут сегодня вечером и даже завтра утром возвратиться к своим родителям. Мы успеем еще до рассвета спрятать лодку, и задолго до наступления ночи ружья будут вверху, в горах. У жителей гор есть свои контрабандистские тропы, и потому они не выдают чужих секретов.

Мужчина, сидящий за штурвалом, был явно встревожен и недоволен. Последовала долгая, тихая беседа, в то время как лодка стремительно продвигалась вперед.

Наконец мужчина, желавший во что бы то ни стало спасти мальчиков, вновь повернулся к ним.

- Этого я не боюсь, - сказал он, указывая на

Ваффи. - Он - сын нашего народа, и наша война - это его война. Его родственники не выдадут нас. Я больше боюсь другого, но и ему не хочу причинить зла в знак благодарности его отцу. Послушай, малец, - сказал он, наклонившись совсем близко к лицу Дэвида, - мы высадим тебя на берег в целости и сохранности. Когда ты попадешь домой, то расскажи твоему отцу обо всем. Скажи ему, что я помню о добре, которое он оказал мне, и потому был добр к его сыну. Попроси его не выдавать нас во имя любви, которую он питает к нашей стране и к нашему народу.

- Хорошо, я запомню! - торжественно пообещал Дэвид. - Я объясню ему, что мы не имеем права выдавать.

Он весь дрожал от холода, и голова его кружилась от усталости и пережитого страха. Но теперь страха больше не было, ведь мужчина был так ласков. Когда-нибудь, как-нибудь они все же попадут домой. Затем мужчина разрезал ножом веревки, которыми мальчики были связаны. Доски были твердыми, и ночь холодной, но море нежно покачивало лодку, а серебристые брызги, то и дело ударявшиеся о нос лодки, как будто пели мальчикам колыбельную. Луна успела уже высоко подняться над горизонтом и, посмотрев на нее, Дэвид почувствовал, как душа его наполняется покоем. Ему показалось, как будто какие-то сильные, любящие руки держат его, и положил свою руку на плечо испуганного маленького Ваффи, чтобы утешить.

"Мне бы очень хотелось, чтобы Ваффи все понял, - подумал он. - Ах, как сильно я этого желаю!" Затем он свернулся калачиком на своем твердом сиденьи и заснул глубоким, спокойным сном,

как будто находился в своей постели. Ярко сияли на небе созвездия, а луна продвигалась все дальше по своей траектории по направлению к большой горе. Приближался предрассветный, самый темный час ночи... Наконец лодка со своим "драгоценным" грузом причалила к берегу.

Проснувшись от какого-то толчка, Дэвид вначале не понял, где находится. Он весь окоченел от холода, лежа на твердых, мокрых досках. Какая-то сильная рука трясла его энергично, но не грубо. Все кругом было так непривычно: скрежет киля от соприкосновения с галькой, плеск волн в бока лодки, завывание ветра и шепот двух мужских голосов... Дэвид заплакал от холода и неизвестности, но поплакать не дали - какая-то сильная рука зажала ему рот. Затем те же руки, пахнувшие бензином и табаком, поставили его на каменистый берег. У Дэвида от усталости и возбуждения закружилась голова, и он тут же упал на землю, но мужчина вновь поставил его на ноги, прислонив к скале. В следующее мгновение рядом с ним очутился Ваффи, и товарищи по несчастью облегченно вздохнули, прислонившись друг ко другу.

- Я должен покинуть вас, - прошептал мужчина. - Сразу за вами начинается тропинка, ведущая в село. Подождите здесь до рассвета, осталось недолго, примерно с час, затем идите прямо по этой тропке, никуда не сворачивая. Вон за тем холмом

находится село. Идти далеко, но вы не заблудитесь. Скажите тем людям, кто вы, и они доставят вас домой; селяне любят английского доктора. Идите с миром, пусть Аллах благословит вас! И еще, не забудьте о том, что я вам сказал.

С этими словами он влез в лодку, затем мальчики вновь услышали скрежет киля о камни, и через несколько мгновений лодка растворилась в темноте. Кругом стояла непроглядная тьма, только многочисленные звезды ярко сияли на темном предрассветном небе. Луна уже зашла, вдалеке темными грозными силуэтами неясно вырисовывались холмы. Справа от мальчишек в море стекал ручеек.

В этой кромешной тьме не имело никакого смысла искать тропинку, пришлось терпеливо ждать. Смотря на небо, Дэвид вспомнил, как отец показывал ему созвездия Ориона, Млечного пути, Плеяды и на юге созвездие Медведицы. Ваффи все еще охал и всхлипывал, но Дэвид больше не плакал. На море уже не было серебристой тропинки, но он был уверен, что Тот, кто тогда ходил по волнам, приведет и их домой.

- Мы замерзнем здесь на берегу до наступления утра, - ныл Ваффи. - Ты боишься?

Дэвид ничего не сказал в ответ. Честно говоря, он тоже очень боялся темноты, прилива и гор, находившихся у них за спиной, но мысли его все время возвращались к серебристой тропинке на море и к Иисусу, поддерживавшему Петра, чтобы тот не утонул. И, к тому же, Иисус ведь только что сохранил их от смерти.

- Я верю, что мы попадем домой, - утешил он Ваффи. - По крайней мере, они нас не бросили в море.

- Ах, Дэвид, ты смелый, - всхлипнул Ваффи. - Это твой Иисус сделал тебя таким отважным?

- Он охраняет нас, - ответил Дэвид просто. - Рассказать тебе, Ваффи, как Он ходил по волнам? Мы ведь все равно не можем еще отправиться в путь?

- Да, - ответил Ваффи, устало вздохнув. Мальчики сидели под выступом скалы, тесно прижавшись друг ко другу, и Дэвид рассказал всю историю от начала до конца.

- Как только Иисус вошел в лодку, море утихло и никто больше не боялся, - закончил он свой рассказ.

- Смотри, Ваффи, уже рассветает!

Они повернулись лицами к востоку и стали наблюдать за тем, как темнота рассеивалась и небо из черного превратилось в темно-синее. Звезды гасли. В противоположной стороне начали ясно, подобно грозным призракам, выступать из темноты горные вершины. Морские волны, ударяясь о прибрежные камни, образовывали белую пену.

- Мне кажется, нам теперь удастся найти тропинку, - сказал Дэвид. - Пойдем-ка поищем!

Оба потянулись, пытаясь размять свои окоченевшие от холода члены, и поковыляли к подножию холмов, еле передвигая ноги. Скоро они нашли то, что искали - узкую каменистую тропинку, ведущую наверх. Вначале им пришлось взбираться на четвереньках, цепляясь руками за жесткие кусты и траву. Чем выше они взбирались, тем светлее становилось. Добравшись до вершины, они обернулись и их взору представилось море, подобное синему платку с серебринками и пурпурными пятнами. На фоне розового неба, подобно грозной крепости, вырисовывался остров, окруженный туманом. Обессилев, мальчики на несколько минут опустились в траву с тем, чтобы отдохнуть и осмотреться по сторонам. Но поскольку трава была холодной от росы, они вновь поднялись и, повернувшись спинами к восходящему солнцу, попытались проследить направление тропинки.

Лежащая перед ними местность была каменистой и холмистой. Тропа то поднималась в горы, то спускалась в долины и в конце концов скрывалась на горизонте. Она была ровной и довольно прямой, но Деревни все еще не было видно.

Наши путешественники молча поднялись и тро

нулись в путь; разговаривать никому не хотелось, они были слишком усталыми для этого. Но чем дальше, тем солнце сильнее согреваало их спины, придавая новых сил, да, кроме того, они набрели на источник с чистой, студеной водой. Встречались и другие приятные неожиданности: то и дело попадались растущие кучками на болотах душистые нарциссы, а один раз даже синие ирисы, еще покрытые капельками росы. Но каждый раз, когда они, в надежде наконец-то увидеть село, достигали вершины очередного холма, их постигало разочарование. Голое, неуютное нагорье казалось бесконечным. Совершенно обессилев, достигли они наконец вершины одного холма, казавшегося выше других, и их взору представилась долина, а за ней они увидели высокую, похожую на неприступную стену, горную цепь, вершины которой светились в лучах восходящего солнца.

- Мы никогда не сможем перебраться через них, - заныл Ваффи. - Там, наверху, водятся обезьяны и дикие кабаны. Наверное, мы сбились с пути.

- Нет, мы не сбились, - успокоил его Дэвид. - Он ведь сказал, чтобы мы держались этого пути. Смотри, Ваффи, там, внизу в долине, пасется стадо коз, а вон там поднимается дым. Мне кажется, мы находимся невдалеке от села.

- Слава Аллаху! - воскликнул Ваффи облегченно. - Пойдем скорее. Как ты думаешь, Дэвид, они накормят нас? Я голоден как волк.

- Конечно, накормят, - ответил Дэвид, который до сих пор испытал от местных жителей только хорошее.

Они потащились дальше. Ноги их были в мозолях от мокрых сандалий и каменистого пути.

Растущая на каменистой почве трава и низкие кустики сменились засаженными полями, заложенными в виде террас виноградниками и какими-то уродливыми оливковыми деревьями. Деревня располагалась в долине, возле бассейна реки. За ней высились красноватые скалы.

Мальчики пошли медленней. На пути им встретился мужчина, пашущий землю простым деревянным плугом с помощью упряжки волов. Мужчина остановился, с любопытством уставившись на мальчишек, но ничего не сказал. Его худой пес погнался за ними, но когда Ваффи бросил в него кам.г нем, тот заскулил и убежал. Вскоре они подошли к колодцу, у которого стояло несколько девочек, наполнявших кувшины водой и болтавших при этом как сороки. Увидев незнакомцев, они на минуту прервали разговор и уставились на возникшего как изпод земли голубоглазого белокурого мальчика с грязным лицом. Некоторые из них еще никогда в жизни не видали такого.

- Кто он такой? - спросила одна из них. - Откуда он?

- Это француз, - ответила другая, пренебрежительно засмеявшись.

- Что ему здесь надо? - осторожно осведомилась третья. - Может быть, здесь неподалеку много французов? А кто другой? Откуда он? Он не из нашего села.

Девочки были напуганы и насторожены. Дэвид совсем упал духом. Он был переутомлен, голоден, и ему очень хотелось пить. "Господи, - молился он в душе, - пошли нам, пожалуйста, навстречу приветливого человека. Пожалуйста, приведи нас туда, где мы сможем поспать, и пошли нам человека, который доставит нас домой".

Дети недоверчиво смотрели друг на друга. Ваффи решился попросить у девочек воды, но те стали вновь перешептываться и смеяться. Говорили они на том же языке, что и Ваффи, но как-то певучемедленно, и поэтому городской диалект Ваффи вызывал у них смех. Мальчики пошли дальше. Одна из девочек бросила им вслед горсть камней, но Ваффи настолько устал, что даже не смог отплатить им тем же, что он в другое время обязательно сделал бы.

- Пойдем к реке, - предложил Дэвид. - Может, мы встретим там женщину, стирающую белье. Девчонки - глупый народ.

Они прошли мимо нескольких глиняных хижин, покрытых соломой, возле которых играли дети; в одной слышался звук мелющих жерновов. Никто не обратил на мальчиков внимания. Уже послышалось журчание ручья и, завернув за угол, они увидели женщин и девочек, на корточках стирающих белье. На камнях горели костры, на которых висели большие железные котлы. В котлах кипела желтоватая мыльная вода, и поднимался пар. На берегу было разложено для сушки белье разных размеров и мастей.

Наши путешественники, стоявшие за оливковым деревом и наблюдавшие за работающими, все еще оставались незамеченными.

Вдруг Дэвид насторожился: он увидел девочку, спускавшуюся к реке. Девочка пела. Она несла на плече большой узел белья и потому не могла увидеть Дэвида. Дэвид тоже не видел ее лица, но заметил горб и расслышал слова песни. Это была песня, которую пели в больнице каждый вечер, а медсестра аккомпанировала на пианино:

Я был в пустыне совсем потерян, Когда Спаситель нашел меня;

Он взял на плечи Свою овечку, Теперь со мной Он везде, всегда.

- Лела! - закричал Дэвид от радости, чуть не сбив ее с ног, так что белье полетело во все стороны. Девочка испуганно вскрикнула, еле удержавшись на ногах. Она была старше Дэвида, но ростом не выше его.

- Это я, Дэвид, сын доктора! - закричал мальчик, сияя от радости. Усталости как не бывало. Когда Лела наконец поняла в чем дело, она не могла поверить своим глазам. Она держала Дэвида обеими руками и рассматривала его, а лицо ее светилось от радости. Наконец Лела убедилась в том, что это действительно ее маленький друг.

- Ах, Дэвид! - воскликнула она наконец. Большего сказать она не смогла и заплакала от счастья и облегчения. Женщины тоже оторвались

от своей работы и, столпившись вокруг детей, начали задавать им вопросы. Это были высокие женщины с коричневыми мускулистыми руками, но Дэвид не боялся их. Он улыбнулся, и они улыбались в ответ при виде его голубых глаз и светлых волос. Затем женщины заметили Ваффи и начались расспроссы: кто? откуда? почему?

Ваффи не мог больше стоять от усталости и, примостившись под оливковым деревом, рассказал им почти всю историю, соответственно приукрасив ее. Особенно он пытался обратить внимание слушателей на то, что они с Дэвидом со вчерашнего дня ничего не ели и очень хотят кушать. О своем обещании Ваффи, однако, не забыл, ни словом не обмолвившись о ружьях. Женщины, которые, кто сидел на пыльной дороге, кто стоял, подперев бока руками, внимательно слушали, издавая время от времени возгласы удивления. Лица их были темные и голоса грубые, но сердца в груди добрые. Каждой хотелось взять мальчиков к себе и накормить их, но эта честь бесспорно принадлежала Леле. Ей не часто случалось оказывать кому-либо честь, но Дэвид был ее знакомым, а значит, ее личным гостем; это не подвергалось сомнению.

- Пойдемте, - сказала она наконец с достоинством, собрав валявшееся в грязи белье и связав его в узел. - Идем к моей госпоже!

Ваффи и Дэвид последовали за девочкой по тропинке, ведущей в гору, радуясь тому, что смогут поесть и отдохнуть. Вскоре они.иодошли к глиняной хижине, обнесенной живой изгородью из кактусов. Возле хижины играло двое малышей, а сидящая на пороге женщина месила тесто. Дэвид тут же узнал ее - это была женщина, которую он видел в тот день, когда Лела попала в больницу.

- Госпожа, - обратилась к ней Лела, - это сын доктора. Он пришел пешком с берега вместе с другим мальчиком. Надо дать им покушать и доставить домой. .

Женщина была явно заинтересована. Она тотчас встала и пригласила мальчиков войти в прохладную хижину, сразу сообразив, что иметь знакомство с доктором совсем даже неплохо; кто знает, вдруг опять кто-нибудь заболеет. Кроме того, она была доброй женщиной, и ее тронул вид грязных, усталых детей. Расстелив для них на полу тростниковую подстилку, она принесла мальчикам простокваши и черного хлеба. Лела быстро побежала куда-то за дом и, вернувшись через минуту с двумя коричневатыми яйцами, вбила их в сковороду, раздула угли и поставила жарить. По хижине распространился приятный запах жарящихся в масле яиц, отчего аппетит у мальчиков разгорелся еще сильнее. Есть им пришлось руками, но качество пищи от этого ничуть не ухудшилось. Напротив, она им казалась необыкновенно вкусной, так что они съели все подчистую, вымакав остатки жира хлебом.

- Когда мы сможем попасть домой? - спросил Дэвид, но ответа уже не услышал. Он был слишком усталым для этого, да, кроме того, у Лелы они были в безопасности; он знал, что она позаботится обо всем. Женщина оттащила циновку со спящими в спокойный темный уголок хижины, подсунула каждому под голову по подушке и накрыла светлым самотканым одеялом. Мальчики уснули крепким сном, даже не поблагодарив за еду.

Когда Дэвид проснулся, солнце уже успело сесть за красную скалу по ту сторону реки. Вечер был прохладным и тихим. Дэвиду казалось, что он вообще больше не сможет двигаться, так как все его члены окоченели от холода во время ночи, проведенной в лодке, и долгого утомительного путешествия по горам. Он остался лежать и прислушивался к кудахтанью кур, журчанью ручья, стекавшего неподалеку со скалы, и бульканью воды в котле, висящем над костром. Лела с госпожой, сидя на пороге хижины, теребили, расчесывали и складывали кучками коричневую овечью шерсть, тихонько переговариваясь.

- Я пойду к соседям и попрошу у них свежей мяты, - сказала госпожа. - Надо приготовить хороший ужин к приезду доктора. Он, наверное, уже сегодня вечером приедет за своим сыном, если, конечно, твой господин вовремя добрался туда. Последи за едой, я возьму детей с собой.

С этими словами она водрузила младшего на спину, двое старших детей ухватились за ее юбку. Выждав, пока она скроется за оградой из кактусов, Лела обернулась к Дэвиду.

Тот приподнял голову и улыбнулся ей из-под одеяла. Увидев, что ее друг проснулся, девочка собрала шерсть в подол и уселась рядом с ним на матрац.

- Время так быстро летит, Дэвид, - сказала она печально. - Как ты только уснул, господин отправился в путь известить твоего отца. Путь через горы долог, но теперь они уже скоро будут здесь и тогда ты должен будешь уехать отсюда. Весь день я хотела разбудить тебя, но госпожа не разрешала.

- Почему ты хотела разбудить меня? - снрооил Дэвид. - Я был таким усталым; мне кажется, я'бы тебя даже не услышал.

- Почему? - удивилась Лела. - Разумеется, для того, чтобы Ты рассказал мне что-нибудь из Библии. Представь себе, с тех пор, как я вернулась в село, я ничего не слышала об Иисусе. Научи-меня молиться! Я так многое хочу знать, я бы слушала хоть всю ночь.

- Молиться - это значит разговаривать с Богом, - объяснил Дэвид. - Там в лодке я тоже

МОЛИЛСЯ. .' . ^'-;' ' ' i ' '\ I

- И что потом произошло?- поинтересовалась Лела. . :

- Я вспомнил библейскую историю о том, как Иисус ходил по воде, а на море как раз была серебристая лунная тропинка, и мне казалось... как будто она простирается прямо к нам. После этого мне уже больше не было так страшно. Те мужчины грозились бросить нас в море, но я был уверен, что мы будем спасены. А у колодца я молился о том, чтобы нам встретился приветливый человек, и вот появилась ты.

- Ой, ой! - воскликнула Лела в ужасе от того, сколько страшного пришлось пережить ее маленькому другу. - Иисус ответил на твою молитву, Дэвид. Теперь я буду молиться о том, чтобы Иисус послал в наше село человека, который мог бы рассказывать мне о Нем. Ведь я - единственная христианка в селе. Я даже боюсь рассказать кому-нибудь об этом, они побьют меня. Мне не с кем побеседовать и не от кого учиться.

- Я что-то придумал, - сказал Дэвид. - Когда отец придет, я попрошу его объяснить тебе мой

стих. В нем говорится о детях Божьих, жизнь которых Бог изменил так, что они сияют, как светила, как звезды на темном небе. Ты - единственная звездочка в этом селе. Это значит, что ты поступаешь честно в то время, когда другие обманывают, и приветлива, когда другие люди злы и неприветливы, как девочки возле колодца. Мы с Ваффи тоже разные люди, потому что я - христианин, а он нет. Когда я вспомнил об Иисусе этой ночью, то почти уже больше не боялся, а Ваффи боялся все время.

Ваффи, который тоже уже успел проснуться и лежал не шевелясь, навострил уши. Вначале он не прислушивался к разговору, но последние слова задели его за живое, так как были сущей правдой. Увлеченные разговором, Дэвид и Лела не заметили этого. Затем Ваффи вновь закрыл глаза и притворился спящим, ему хотелось поразмышлять.

Дэвид был моложе его, но, однако, Ваффи чуть не лишился рассудка от страха, а Дэвид, по крайней мере, после восхода луны казался спокойным и надеющимся на что-то. Неужели это Иисус, о котором Дэвид так часто рассказывал, помог ему не бояться смерти и темноты? Неужели с ним рядом в течение всей этой ночи находился кто-то невидимый, незнакомый Ваффи, но которого знал Дэвид? Некто любящий, спасший и утешивший их. Если это так, то надо познакомиться с Ним поближе. При одном воспоминании о темном безбрежном море по спине Ваффи пробегали мурашки, но теперь его больше занимала мысль об этом невидимом Друге. Ваффи лучше Дэвида знал, что в жизни много зла и много ужасного, и поэтому решил, что было бы неплохо иметь рядом такого сильного и любящего Защит

ника. "Когда мы вновь будем дома в саду, то надо спросить Дэвида об этом".

Так размышлял Ваффи в сладком полузабытьи, в то время как Дэвид с Лелой продолжали беседу. В маленькой хижине было почти совсем темно, но через открытую дверь виднелся кусочек багрового неба. Было тепло и, кроме того, вкусно пахло супом. Вскоре вернулась госпожа Лелы в сопровождении ковыляющих за ней детей и зажгла лампу. Ваффи встал, и все собрались на коврике вокруг пышущих жаром углей. Дэвид все прислушивался: не послышится ли звук мотора, он уже почти потерял терпение, ожидая отца.

Наконец, когда почти совсем стемнело, послышался лай собак, затем мужские голоса и, наконец, звук приближающегося автомобиля. Услышав его, Дэвид вскочил и ринулся через пыльный двор к воротам. Куры шарахнулись во все стороны от испуга, и как только отец появился в отверстии посреди живой изгороди, мальчик бросился ему в объятия. Доктор растроганно прижимал сына к груди, как бы не желая больше выпускать его из своих рук. Отец Ваффи, тоже приехавший в горы, отодвинул их обоих в сторону, пробираясь к собственному сыну.

- Папа,- шептал Дэвид, все еще не отпуская отца, - не рассказывай, пожалуйста, об этом полиции, и пусть они не допрашивают нас. Мы обещали тому приветливому человеку не выдавать его.

Отец улыбнулся.

- Те мужчины уже задержаны, Дэвид, - ответил он. - К счастью, Ваффи рассказал отцу о таинственной лодке. Зная, что вы спустились к морю, он предполагал, что вы столкнулись с бандой контра

бандистов. Начиная с полуночи, велось наблюдение за всем побережьем и дорогой, ведущей к границе. Утром маленькую лодку обнаружили в одной бухте, куда она, вероятно, вошла еще до рассвета. Винтовки были найдены высоко в горах спрятанными в грузовике, под мороженой рыбой. Вечером задержали и мужчин. Их счастье, что они отпустили вас. Контрабанда - не тяжкое преступление; бросающие же в море детей подвергаются строгому наказанию.

- Ой! - воскликнул Дэвид. С одной стороны, ему было жалко контрабандистов, но, с другой стороны, он был даже рад, что свободен от своего обещания. Ему больше никогда в жизни не хотелось иметь секретов. Он облегченно прислонился к плечу отца.

- Мы сразу сейчас поедем домой, к маме? - .спросил он.

- Скоро поедем, - ответил отец. - Надо будет в знак благодарности этим приветливым людям и из-за Лелы немного побыть здесь. Мама знает, что ты в безопасности, поэтому нам можно не торопиться.

Уехать сразу было действительно невозможно, потому что еда была готова и столы накрыты. Меню состояло из ароматного супа с мясом куропатки, поданного в глиняном горшке, разломленного на части лаваша и мятного чая. Все уселись на разложенные на полу хижины ковры и цыновки и принялись за еду, причем каждый отец сел рядом со своим сыном, а Лела с госпожой - немного поодаль, готовые услужить. В хижине пахло свежими лепешками, сочным мясом, душистой мятой, и все эти запахи перемешивались с запахом горящей керо

синовой лампы. Ужин удался на славу, чему подтверждением были уплетающие за обе щеки голодные дети. Все говорили почти одновременно о захватывающих событиях прошедшей ночи. Одна Лела сидела, сложив руки, с тяжелым, как камень, сердцем. .

"Отец Дэвида приехал слишком быстро, а после ужина они, конечно, сразу уедут,-думала она. -Я не смогу больше поговорить с ними без посторонних, а у меня еще столько вопросов". Сердце ее жаждало хлеба жизни, ей хотелось все знать, но, наверное, больше не будет возможности. Но всетаки она узнала нечто новое от Дэвида, о чем можно поразмышлять. Она постарается быть другой, чем окружающие, быть звездочкой, освещающей ночь. Иисус силен изменить ее жизнь; она еще сама не знала, как это будет, но Дэвид сказал, что Иисус может это сделать.

Ужин закончился. Доктор встал и, поблагодарив приветливых хозяев, собрался уезжать. Увидев это, Лела подошла к нему, и при свете лампы доктор увидел ее полные слез глаза.

- Может быть, вы расскажете им что-нибудь? - шепнула она. - Если вы этого не сделаете, они никогда не услышат ничего подобного.

Доктор колебался. Он знал, что дома их с нетерпением ждут, да, кроме того, в темноте опасно ехать по неасфальтированным горным дорогам. В то время, как он все еще нерешительно вглядывался в огорченное лицо ребенка, за дверью послышался какой-то шорох, шепот и шлепанье босых ног по грязи. Неподалеку залаяла собака, и заплакал ребенок. Затем звук шагов стих.

- Кто там? --спросила госпожа Лелы.

Вначале все было тихо, затем послышался нерешительный ответ:

- Это мы, больные из села. Мы слышали, что доктор здесь.

- Войдите, - сказал господин Лелы. В следующий момент деревянная дверь отворилась, и на пороге появилось несколько человек: слабый старичок с открытыми ранами на ногах, мать с ребенком, больным корью, полуслепая женщина, закрывающая глаза рукой от света лампы, и еще одна мать с ребенком - калекой. Больные доверчиво рассказывали доктору о своих недугах, их лица выражали надежду и ожидание.

- Послушайте, - сказал отец Дэвида, - у меня нет лекарств с собой и, кроме того, я не могу сейчас долго задерживаться. Сегодня среда, а в субботу я приеду опять. Я возьму с собой медикаменты и книгу, рассказывающую о пути в небо. Скажите всем больным, чтобы они к обеду собрались здесь. Я приеду.

- Я тоже, - сказал Дэвид.

- И я, - вставил Ваффи.

Лела ничего не сказала, так как служанке положено молчать в обществе. Потирая руки от радости, она исчезла за ящиком с зерном. Все были счастливы.

Наконец посетителям удалось, еще раз сердечно поблагодарив хозяев, покинуть гостеприимный дом.

- Не забудьте о своем обещании, обязательно приезжайте! - слышалось вслед уезжающим.

Уже успела взойти луна, и освещенные ею оливковые деревья казались серебристыми. Мир был так прекрасен! Если бы не покрытые мозолями и как

будто свинцовые ноги, Ваффи с Дэвидом охотно попрыгали бы по причудливым теням, которые бросали на дорогу освещенные луной деревья и кустарники. Как хорошо было ехать в теплом автомобиле рядом с отцом!

Путь домой был долог, да и невозможно было развить высокую скорость, потому что горная дорога, по которой обычно ездили на мулах, была неасфальтированной. Кругом почти ничего не было видно, за исключением серебристых при лунном свете гор да усыпанного звездами неба. Иногда показывались кусты белых нарциссов, загадочно светящихся в темноте.

Прошло много времени, прежде чем наши путешественники добрались до центральной асфальтированной трассы, по которой можно было ехать быстрей. Дорога казалась бесконечной. Но вот справа показалось море, а затем и огни города. Дэвиду казалось, что он не видел мать уже несколько недель. Он много пережил в течение прошедшей ночи и сам чувствовал, что изменился. "Я должен теперь начать жить по-другому", - думал он.

Наконец на горизонте показались огни порта и освещенные окна больницы. При свете фонаря Дэвид разглядел стоящих в воротах мать, Рут и Лумпи. Едва машина остановилась, как Дэвид ринулся к выходу, чуть не столкнувшись при этом с отцом Ваффи, и тут же попал в объятия матери. Рут с жалостью целовала его босые ноги под радостный лай Лумпи. Дэвид был дома!

На следующий день, когда Дэвид выспался, родители решили, что он сможет пойти в школу. Но оказалось, что не так-то просто вновь влиться в обыденную жизнь. Пережитый шок давал о себе знать; мальчик чувствовал себя усталым, был раздражителен и плакал по любому поводу и без повода. В течение нескольких дней с ним трудно было справиться: он плохо относился к сестренке, доводя ее до слез, а учительница жаловалась на его рассеянность на уроках. В пятницу вечером Дэвид, опустошенный и недовольный собой, слонялся без дела по саду и вдруг наткнулся на Ваффи.

- Привет! - улыбнулся Ваффи. - Давай пойдем на берег, там ведь теперь безопасно.

- Мне нельзя, - промямлил Дэвид. - Без отца мне нельзя туда.

- Н-н-да, - ответил Ваффи, - тогда придется остаться в саду. Давай, постреляем из лука.

Но из этого занятия тоже ничего хорошего не получилось. Ваффи, со свойственной ему тягой к первенству, старался каждый раз захватить лучший лук. Дэвид тоже не хотел сдаваться.

- Так нечестно, - сказал он сердито. - У тебя лук и самая прямая стрела. Давай поменяемся, тогда я выиграю.

- Неправда! - возразил Ваффи. - Они все одинаковые.

- Нет не одинаковые! - закричал Дэвид и, потеряв терпение, ухватился за его лук и потянул к себе. Ваффи не отпускал.

Результат можно предугадать: послышался треск и у каждого в руке осталось по половине.

- Ага! - закричал Дэвид в бешенстве. - Ты поломал мой лучший лук! Ты всегда ломаешь мои вещи! Я больше не играю с тобой!

- Я тоже не хочу больше играть с тобой, - ответил Ваффи и, бросив свою часть лука в заросли бамбука, сердито отвернулся. - Я не хочу иметь дело ни с тобой, ни вообще с христианами. Они так же злы и эгоистичны, как и все люди.

С этими словами он медленно направился к выходу, ожидая, что Дэвид догонит его, но тот и не думал делать этого. Он отвернулся, стараясь скрыть подступающие к глазам слезы и справиться с комом в горле, и посмотрел через забор к морю. "Конец моим надеждам, напрасно я молился, - думал он. - Я так твердо верил, что Ваффи станет христианином, а теперь все потеряно. Ваффи никогда не поверит, что христиане - особенные люди". Дэвид и сам уже сомневался в этом.

Он посмотрел на лежащий на земле поломанный лук, тот самый, который он несколько недель тому

назад так старательно мастерил. В конце концов, луки были недолговечны, рано или поздно они всегда ломались и тогда приходилось делать новый. Может быть, не стоило из-за этого ссориться?

Взор его скользил по морю и багровому предзакатному небу. Он часто стоял здесь, под мимозовыми деревьями, наблюдая за вечерним небом. Когда он бывал зол или в плохом настроении, закат успокаивал его. "Как хорошо, что есть на свете нечто постоянное, неизменяемое: море, закат, звезды и Бог", - думал он. Скоро взойдет луна и нарисует на воде серебристую тропинку, точно такую, как той страшной ночью. Он был уверен тогда, что Иисус рядом. Наверное, это было возможно потому, что Он неизменяем. Иисус всегда приходит на помощь к нуждающимся. "Он, конечно, поможет мне стать хорошим, я так хочу этого!" - размышлял мальчик. Эта мысль успокоила его. Ему казалось, что он нашел скалу, за которую можно ухватиться в минуту опасности.

- Прости меня, Боже, - шептал он.

Природа действовала на него успокаивающе. С берега поднялась белая чайка и бесшумно полетела прямо к солнцу. По небу, неподалеку от видневшегося вдалеке маяка, плыло розовое облачко. Вскоре на своем обычном месте засверкала первая звездочка. Все было в порядке, в природе ничего не изменилось. Дэвиду вдруг вновь вспомнилось, сколько он молился за Ваффи в надежде, что тот станет христианином. "Еще не все потеряно, - решил он, - я извинюсь перед ним сегодня же, и мы вновь будем друзьями".

Виновны были оба, но сказать "прости" будет нелегко.

Дэвид медленно обернулся и в первый момент даже обрадовался тому, что Ваффи не было видно. Значит, он сделает это завтра, а завтра наверняка легче будет извиниться. Но Ваффи не ушел. Для него было очень важно, чтобы сегодня все встало на свои места, так как на завтра намечалась поездка в село и что, если они будут во вражде и он не сможет поехать? Такой вариант был для Ваффи совершенно неприемлем, и поэтому он, увидев, что Дэвид остался стоять под деревьями мимозы, решил подождать, потому что испытал на опыте, что настроение Дэвида всегда менялось к лучшему после того, как тот постоит под мимозовыми деревьями у моря.

Завернув за угол дома, Дэвид увидел сидящего на ступеньке Ваффи. Вначале мальчики отчужденно посмотрели друг на друга, затем Ваффи подвинулся. Помедлив немного, Дэвид принял это молчаливое приглашение и сел. Им двоим как раз хватало места на ступеньке.

- Извини меня, - начал Дэвид. -- И ты меня извини, - эхом отозвался Ваффи.

- Ты можешь завтра поехать с нами, - пробормотал Дэвид. у-- Я сделаю тебе новый лук, - пообещал Ваффи. -'!ј- Я разрешу тебе стрелять лучшей стрелой,сказал Дэвид.

Мальчики еще некоторое время остались сидеть, размышляя о том, как хорошо быть примиренными. Вокруг становилось все темней, и на вечернем небе одна за другой появлялись звезды. Затем мать позвала Дэвида ужинать, и Ваффи пошел домой.

Шел он медленно, размышляя о том, как быстро Дэвид позабыл о поломанном луке и извинился.

Ваффи был очень эгоистичным и хотел везде быть первым, из чего, конечно, ничего хорошего не выходило. Он вечно ссорился со всеми мальчишками, а поскольку никто из них и не думал извиняться, то отношения оставались напряженными и относились они друг ко другу недоброжелательно. А если христиане так быстро приводят все в порядок... Какая большая разница была между тем, как обращались друг с другом другие мальчишки, и тем, как приятно было сидеть на ступеньке после примирения!

Ваффи задумался. Что значит быть христианином? Что для этого нужно сделать? Дэвид смог бы объяснить ему это, но Ваффи считал ниже своего достоинства спросить его об этом. Да, кроме того, отец Ваффи, конечно, очень рассердится, узнав, что сын его интересуется подобными вещами. Пойти в воскресную школу мальчик тоже не решался. Наконец ему пришла в голову счастливая мысль, что завтра он поедет в село, а доктор ведь обещал людям почитать из той книги и, конечно, объяснит им, как стать христианами. Ваффи решил, что будет внимательно слушать. Хорошо было бы больше ни с кем не ссориться и никого не бояться!

За ужином Дэвид был тих и неразговорчив. Мать, наблюдавшая через окно за поединком в саду, тоже заметила, что сын ее стал другим. Ей было интересно, о чем же думал плачущий Дэвид, стоя под мимозовым деревом с поломанным луком в руках. В нем, конечно, произошла перемена. Из раздражительного, невежливого ребенка он превратился в милого, готового услужить мальчика. После ужина Дэвид по собственному желанию убрал посуду и даже обтер стол.

- Не знаю, что бы я делала без тебя, Дэвид, - сказала мать благодарно. - Ты так хорошо прибрал здесь. Скоро мне еще больше понадобится твоя помощь, потому что произойдет что-то неожиданное.

- О чем ты, мама? - спросил Дэвид, подметая пол.

- Это большой секрет, - ответила мать. - Я расскажу тебе его перед сном.

"Что это может быть за неожиданность?" - размышлял Дэвид. Он помылся как можно быстрей, одел пижаму и был готов. Не зная, что предпринять от радости, Дэвид побежал на кухню и три раза оббежал вокруг стола. От грусти последних дней не осталось и следа, он был снова радостен. Завтра они поедут с отцом и Ваффи в село, а сегодня он узнает секрет! По тому, как мать ему сообщила об этом, Дэвид знал, что новость будет хорошей.

- Ты скоро, мама? - спросил Дэвид, прыгая на кровати.

- Сейчас, - отозвалась мать, поправляя одеяло на кровати Рут.

- Побыстрей, пожалуйста, мне не терпится узнать секрет.

Рут была еще слишком маленькой, чтобы узнать их "взрослый секрет", она бы ничего не поняла. Поэтому эта тайна должна была стать собственностью Дэвида с матерью. От нетерпения Дэвид вставал на кровати и с шумом падал вновь.

- Ты повредишь перья, Дэвид,-сказаламать,быстренько ложись.

Дэвид послушался, и она опустилась на колени РЯДОМ с его кроватью. Она делала это всегда, когда хотела рассказать о чем-то особенном. То, что она

рассказала сегодня, было очень даже особенным. Дэвид не верил своим ушам. После ухода матери он еще долго размышлял в темноте.

Через два месяца у Дэвида будет еще одна сестренка или братишка. Он или она появятся еще до пасхальных каникул, до того, как поля покроются цветами, в саду расцветут белые лилии и станет жарко. Этот ребенок будет в особенной мере принадлежать ему, Дэвиду, и он поможет матери в выборе имени. Если родится девочка, то ее можно будет назвать Розой, потому что как раз к этому времени в саду зацветут розы. Если же будет мальчик, Дэвиду хотелось назвать его Иоанном, так как евангелист Иоанн писал о Христе, как о Свете, пришедшем в мир. Ему очень нравились слова: "И свет во тьме светит, и тьма не объяла его". Мать будет очень нуждаться в его, Дэвида, помощи, так как Рут сама еще ребенок, а отца часто не было дома. Вначале ей некоторое время придется оставаться в постели, да и после этого она еще в течение долгого времени будет слабой. И даже к тому времени, когда она будет вновь совсем здоровой, будет много работы: кормить малыша, купать его, стирать его маленькие одежонки и петь песни перед сном. Дэвид попытался вспомнить, как было тогда, когда родилась Рут, то тогда ему было всего лишь пять лет и он не размышлял так много, а просто принял все так, как оно есть. Сейчас было по-другому, он был рад и готов помочь чем мог.

Вдруг он вспомнил о чем-то и сжал кулаки под одеялом от обиды. Когда ребенку будет всего пять месяцев, ему придется уехать и не видеть его целый год! Он и раньше со страхом думал об уезде, а сейчас тем более, теперь это было в десять раз ужасней. От

одной мысли об уезде в глазах у Дэвида выступили

слезы.

- Боже мой, - шептал он, - молю Тебя, сделай так, чтобы мне не пришлось уезжать. Я хочу стать миссионером, когда вырасту, а для этого ведь не надо так много учиться. Я бы мог остаться здесь и помогать маме с ребенком, а папа учил бы меня. Не посылай меня, пожалуйста, в Англию.

Дэвид вытер слезы простыней и посмотрел в окно. Ночь была ясной, и на небе ярко сияли звезды. Каждая была на своем, предназначенном ей месте и освещала пространство вокруг себя. Звезды будут без устали светить до тех пор, пока взойдет солнце и темнота рассеется. Но Дэвид был еще слишком мал и слишком печален, чтобы научиться чему-то от них. Он отвернулся от окна, уткнулся лицом в подушку и горько заплакал.

На следующее утро отцу, Дэвиду и Ваффи удалось отправиться в путь только с третьей попытки. Отцу было всегда нелегко оторваться от больницы. В первый раз зазвонил телефон, когда они были недалеко от ворот, и доктору пришлось вернуться. В другой раз уже на улице встретился человек, нуждающийся в лекарстве. Наконец все дела были сделаны, и нашим путешественникам удалось скрыться из виду, чему мальчишки были очень рады.

Ваффи высунул голову из окна. Он был сегодня особенно спокоен, чувствуя, что день будет необыч ным. Может быть, ему удастся сегодня узнать нечто, что сделает его счастливым и освободит от страха. Мальчик каждую ночь с ужасом вспоминал об огромных темных волнах, чуть было не поглотивших его, и подолгу не мог уснуть. Часто он просыпался от кошмарных снов. Если христиане ничего не страшатся, то, может, и ему стоит стать христианином. Родителям и родственникам можно ведь об этом не рассказывать, это будет его с Дэвидом тайна. Дэвид прислонил голову к плечу отца, ему хотелось поделиться с ним. К счастью, Ваффи не понимал по-английски.

- Папа, - начал он, - мама тебе рассказала про ребенка?

- Конечно,- улыбнулся отец. - Она мне уже некоторое время тому назад рассказала об этом. Ты рад, Дэвид?

- Да, - ответил мальчик. Помолчав немного, он добавил: - Папа, когда у мамы будет еще один ребенок, то я буду ей нужен. Папа, не посылай меня, пожалуйста, в интернат. Мне придется уезжать, когда ребенку будет всего пять месяцев. Я могу ведь и здесь ходить в школу.

Несколько мгновений отец молчал. В этот момент они достигли вершины холма, и взору открылся великолепный пейзаж из гор и долин. Дорога отсюда была видна на многие километры вперед.

- Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Дэвид? - спросил отец наконец.

- Миссионером, - ответил сын твердо. -Может быть, и врачом, как ты. Ты ведь можешь учить меня, не так ли, папа?

Отец в ответ отрицательно покачал головой.

- Тебе надо будет сдавать экзамен, - пояснил

он. -Но как бы там ни было, ты не можешь по собственному желанию стать миссионером. Мы миссионеры, потому что Бог послал нас. Миссионер - это человек, посланный Богом с тем, чтобы возвещать Благую весть. Бог не всех посылает. Когда я, к примеру, делаю операцию, то беру специально приготовленный для этого острый и чистый скальпель. Если ты хочешь, чтобы Бог избрал тебя и употреблял для осуществления Своих целей, то должен уже сейчас начинать старательно готовиться к этому.

- А как это? - поинтересовался Дэвид.

- Слушай, - начал объяснять отец, - много лет тому назад Бог тоже хотел послать людям откровение и, не нашед среди взрослых подходящего человека, избрал для этого мальчика.

- Самуила, - вставил Дэвид.

- Да, Самуила, - ответил отец, - потому что |он был готов. Он уже в течение многих лет вел ^жизнь, угодную Богу, хотя люди, окружающие его, были злы. Он всегда слушался Илия, старательно выполняя его приказания, убирая и делая в храме всякую работу. Живя в храме, он учился служить Богу и потому не скучал по дому, хотя виделся со своей матерью всего один раз в год. Поэтому Бог избрал этого честного, послушного и старательного мальчика своим послом.

- Смотрите, кролик! - закричал Ваффи, все еще сидящий с высунутой в окно головой.

- В другой раз Богу понадобился царь, - продолжал отец, - но, не нашед среди сильных солдат подходящего, он избрал простого отрокапастушка.

Меня, - улыбнулся Дэвид.

- Да, - продолжал отец. - Как ты думаешь, почему Бог избрал именно Давида?

В это время они свернули на каменистую горную дорогу, и Дэвид, подскакивая на сиденьи от толчков, ответил:

- Потому что он был верным и храбрым пастушком.

- Правильно, - сказал отец. - Давид готовился уже в течение долгих лет, хотя никто из людей этого не видел. Ему не предоставлялось возможности делать что-либо великое, но все, что он мог, мальчик делал как можно лучше: он в совершенстве овладел искусством игры на арфе, отлично стрелял из пращи, побеждал львов и медведей. Никто бы не заметил пропажи нескольких ягнят из стада, но Давид был верным. И вот когда понадобился человек для сражения с Голиафом, Бог избрал Давида, потому что тот уже не раз побеждал в неравных поединках, о которых никто из людей не знал.

- Но разве я не смогу здесь готовиться, - спросил Дэвид, покраснев.

- Не наилучшим образом, - ответил отец. - Здесь ты не сможешь в совершенстве научиться чему-нибудь. Быть готовым - означает согласие быть на том месте, которое Бог предназначил тебе, быть трудолюбивым и много учиться, чтобы светить на всяком месте, подобно яркой звездочке. Я надеюсь, что ты будешь жить с хорошими людьми, но если тебе встретятся плохие, ты должен быть другим, чем они, по примеру Самуила.

- Неукоризненным и чистым чадом Божьим, непорочным среди строптивого и развращенного мира, - дополнил Дэвид.

Отец был приятно удивлен.

- Я рад, Дэвид,- сказал он, - что ты не забыл этот стих. Когда ты будешь в школе...

- Я видел ежа! - завопил Ваффи.

По этому поводу отцу пришлось остановить машину, и мальчишки пустились на поиски. Вначале они даже хотели завернуть ежа в тряпку и взять его с собой в качестве сюрприза для Рут, но передумали, так как, во-первых, на нем были блохи, а, во-вторых, может быть, у него есть детеныши, которым плохо придется без матери. Итак, они продолжали путь, глядя через окно на розовую скалу, возвышав^ шуюся за селом.

Приближаясь к селу, они увидели за оливковой рощей силуэт девочки, несущей на спине младенца. Это была Лела. Узнав их, она помахала им рукой в знак приветствия. Однако наши путешественники сразу заметили, что девочка чем-то удручена, выглядела она серьезной и даже печальной.

Оставив машину в тени, все трое последовали за ней в скромное жилище.

Хозяин с женой ожидали гостей в прохладной хижине, пахнувшей зерном и травами. Пол был аккуратно подметен, и на нем расстелены циновки. Все было готово к приему гостей. Снаружи возле хижины дымился на огне вкусный обед. Однако чувствовалось что-то неладное. Хозяин вежливо улыбался, но жена его выглядела усталой и обеспокоенной. Несколько раз она исчезала за воротами и шепотом с кем-то разговаривала. Когда доктор обратился к ней, то она, казалось, почти не слушала. Без сомнения, эту хижину посетила какая-либо печаль. Но лишь после того, как гости покушали и порядком отдохнули, хозяин рассказал им о своем горе.

- Сестра моей жены очень больна, - начал он. -

Уже в течение долгого времени она чувствовала себя неважно. А вчера, когда муж повелел ей принести угля с рынка, она не выдержала и упала под ношей. Сейчас больная лежит в постели и ни с кем не разговаривает. Не могли бы вы после того, как отдохнете, осмотреть ее?

- Почему вы мне сразу не сказали об этом? - спросил доктор, вставая. Он заметил, что страх на лице хозяйки уступил место какому-то облегчению. - Дэвид и Ваффи, пойдемте со мной, вы можете поиграть там на улице.

Ярко светило солнце. Дорога проходила по холму, покрытому цветущей калужницей, и спускалась к реке. Дверь хижины была открыта, и через нее слышалось тяжелое дыхание больной и испуганный плач ребенка. Доктор вошел в казавшуюся при ярком дневном свете совершенно темной хижину, а Ваффи с Дэвидом присели на пороге.

Доктор долго говорил о чем-то с госпожой Лелы. В это время появилась и сама Лела и уселась рядом с мальчиками на порог. Пришло еще несколько любопытных детей, пытавшихся протиснуться мимо них в хижину. Рядом бродили куры и клевали что-то в грязи возле их ног.

- Почему ты такая печальная, Лела, - поинтересовался Ваффи. - Наверное, эта больная женщина - твоя родственница?

- Нет, - ответила Лела, - она принадлежит к семье моей госпожи.

- Почему ты тогда плачешь? - удивился Ваффи, плохо разбиравшийся в тонких чувствах.

- У больной есть дочь, и если мать умрет, то госпожа возьмет девочку к себе. Куда мне тогда деваться? - заплакала Лела. - Они выгонят меня из

дому. Ах, почему я не умерла тогда вместе с мамой?

Девочка все вздрагивала от рыданий, и мальчики не знали, как утешить ее, но один из малышей, Лелиных подопечных, обнял девочку и несколько раз поцеловал. Худая кошка начала мурлыча тереться о ноги девочки, а маленький безрогий козленок обнюхивал ее. Наконец, почувствовав себя немного утешенной, девочка перестала плакать. Теперь, освещенные лучами весеннего солнца, все сидели молча до тех пор, пока отец Дэвида не вышел из хижины. Выглядел он серьезным и озабоченным.

- Она умрет? - шепотом спросил Дэвид, беря отца за руку.

- Боюсь, что да, - ответил тот. - Наверное, даже очень скоро, я ничем не могу помочь. Сестра останется при ней, а я перед уездом еще раз загляну сюда.

Лела не поняла того, что он сказал, но по интонации определила, что дела неважны, и глаза ее опять стали грустны. Во второй раз в своей жизни она останется одна. Правда, господин был не всегда ласков к ней, но к госпоже и детям девочка успела привязаться. Мать они ей заменить, конечно, не могли, но это было все, чем она обладала. А теперь она, наверняка, попадет к другим людям, потому что служанки были нарасхват.

Вернувшись к хижине Лелы, доктор увидел ожидавшую его там толпу людей. Он вошел в хижину, и больные один за другим заходили к нему. У некоторых были на ногах застарелые гнойные раны, которые надо было обработать и перевязать. Дэвид и Ваффи убежали к реке, а Лела осталась у доктора.

- Вы потратите много времени на то, чтобы обследовать всех этих людей, - вдруг сказала она. -

Если разрешите, я займусь обработкой и перевязкой ран больных.

- Ты?! - удивился доктор. - Ты это сможешь?

- Конечно, - ответила девочка. - Я всегда следила за работой сестер. Когда мне стало лучше, одна из них часто разрешала мне помогать. Подождите, я помою руки.

Доктор удивленно наблюдал за ней. Лела расстелила на столе чистую простынь и разложила на ней перевязочный материал. Затем она с таким усердием принялась обрабатывать рану, что, казалось, не замечала никого вокруг. Тем временем доктор начал обследовать другого пациента, а когда обернулся к девочке, то рука больного была старательно перевязана.

- Я ведь двенадцать недель лежала в больнице, - напомнила она. - Каждый день я смотрела и училась, а теперь я сама почти что медсестра.

- Мне тоже так кажется, - ответил врач. - Умеешь ли ты закапывать глазные капли?

- Разумеется, - ответила Лела. - Больной должен откинуть голову назад, вот так, затем веко оттягивается вниз и закапывается. Я это много раз видела.

- Прекрасно! - похвалил доктор.

Внезапно ему в голову пришла идея, и он посмотрел на девочку другими глазами. В первый раз в течение этого дня она выглядела счастливой. Несмотря на искалеченную маленьким горбом спину, Лела действовала быстро и ловко. Кроме того, она сама болела и могла сочувствовать больным людям, а в больнице всегда много работы. Надо поговорить с сестрами, если кто-нибудь возьмется подучить девочку, то от нее скоро будет толк.

Между тем, был обследованпоследний пациент, но двор был все еще полон. Многие из У людей около дома или на дворе были всего- навсего любопытными. Не часто случа- лось, чтобы в их село приезжал врач.

Кто-то расстелил для доктора свой мешок. Когда тот сел и вытащил из кармана Евангелие, многие подвинулисьпоближе, недоверчиво улыбаясь. Всех разбиралолюбопытство; они не собирались принимать другую веру, им хотелось просто узнать что-то новое. Лела села с краешка, закрыв свое печальное, маленькое личико руками. Ваффи с Дэвидом, вернувшись с реки мокрые, грязные и разгоряченные, плюхнулись прямо на землю.

Когда отец начал говорить, стало очень тихо, никто не двигался. Только тени перемещались по розовым скалам вместе с солнцем. Доктор говорил о Боге, присутствие которого исполняет людей совершенной радостью и изгоняет страх. Но люди, говорил он, не узнали Его и не захотели принять, потому что они были грешны, а грех отдаляет людей от Бога. Затем он говорил об Иисусе Христе, взявшем на Себя нашу тяжелую ношу, наш грех, и из-за нее пригвожденном ко кресту и умершем.

- Посмотрите сюда, - сказал отец и положил носовой платок между собой и мужчиной, сидев шим у его ног, - сейчас между мной и"им находится носовой платок. Если я уберу его, то что останется между нами?

- Ничего, - ответили слушатели, радуясь простоте вопроса, на который мог ответить каждый.

- Правильно, - подтвердил отец, - ничего. Так бывает и с человеком, который покается в своих грехах и поверит, что Иисус взял на Себя его грехи. Бог открывает ему путь в небо. Бог готов помочь каждому из нас.

При этих словах некоторые отвернулись, недоверчиво улыбаясь, один даже плюнул, но таких было мало. Большинство людей с радостью слушали повесть о любви Божьей к людям. Лела тоже напряженно слушала. Значит, она не будет больше одиноким, никем не любимым ребенком. Конец придет отчаянию.^

Ваффи, прислонившийся к доктору, внезапно понял, как сильно он любим Богом, и решил доверить Ему свою жизнь как Дэвид. Тогда он сможет с Божьей помощью стать лучше. Он будет таким же храбрым и бесстрашным, как его друг.

Проповедь была окончена, и толпа вновь зашумела. Некоторые обратились к доктору с просьбой о лекарстве, умеющие читать просили книги. Видя, что люди начали вновь болтать о недостойных внимания вещах и, как казалось, совершенно позабыли о слышанном, доктор почувствовал разочарование. Он передал людям Благую весть, однако никто не был тронут ею. Но это только так казалось.

Доктор не видел, что творилось в сердцах двоих детей, сидевших у его ног. Сердце Лелы исполнилось радостью, что она поверила в то, что Иисус будет всегда рядом с ней и она никогда больше не

будет одинокой, а сердце Ваффи билось сильнее потому, что он только что попросил Иисуса поселиться в нем. Итак, проповедь доктора не была бесплодной!

Лела смотрела вслед уезжавшему автомобилю до тех пор, пока тот совсем исчез из вида, оставив за собой только облако пыли. Затем она повернулась и начала взбираться вверх по холму, прихрамывая от усталости. Сердце ее опять наполнилось тоской безысходности. Еще никогда, даже в тот день, когда умерла мать, будущее не казалось ей таким беспросветным. Тогда она была еще ребенком и надеялась, что кто-нибудь позаботится о ней. Став постарше, она поняла, что ошиблась. Девочка узнала, что такое страх, испытала на себе, что для ничейного, никому ненужного ребенка жизнь очень тяжела. Будь она здоровой и сильной, это было бы еще полбеды, но часто ее заставляли нести непосильные ноши и тогда ужасно болела спина. А ведь, может быть, новый господин заставит ее нести ноши еще потяжелей, а новая госпожа будет не такой ласковой, как эта.

Сев на выступающий из земли корень оливкового дерева, Лела в задумчивости уставилась на пыльную дорогу. Кругом было темно. Серпообразная луна серебрила листья деревьев, а ветер нежно шевелил их. Как жаль, что этот долгожданный день подошел к концу. Ее друг Дэвид едет теперь домой, прислонившись к плечу отца. Может, она никогда больше не увидит его. В округе было множество маленьких сел, нуждавшихся в докторе. Лела попыталась вспомнить все события прошедшего дня по порядку, особенно долго размышляла она над последними часами. Перед ее глазами все еще стояла картина: в середине сидит доктор, вокруг него - толпа. Все внимательно слушают. Положив голову на колени, Лела старалась вспомнить каждое слово говорившего. Иисус удалил грех, который разделял людей с Богом, и освободил путь к Богу, простирающему к ней, Леле, Свои любящие руки и она может беспрепятственно подойти к Нему. Господь Иисус всегда рядом, а это значит, она больше не будет одинокой; об этом Лела хотела всегда помнить. Ах, если бы у нее была та книга и она могла бы читать!

С этими мыслями Лела встала и продолжала путь. Приближаясь к хижине, она услышала сердитый голос господина и с ужасом поняла, что слишком долго задержалась. - Лентяйка! - кричал господин, размахивая палкой. - Побежала за чужими людьми в то время, как ты нужна дома! Сходи к хижине свояченицы и скажи моей жене, чтобы пришла домой. Уже время ужина и я хочу есть!

Двое старших детей, неумытые и голодные, заснули на полу, прижавшись друг ко другу, как два котенка. Лела, чувствуя свою вину, положила детей на циновку, укрыла их и побежала вниз с холма к хижине, находившейся у реки. В помещении, тускло освещенном керосиновой лампой, было полно народа. Соседи тихо сидели в ожидании перемены в состоянии больной. Как только она произойдет,

они громко заплачут и начнут бить себя в грудь от невыразимой скорби. Леле было неудобно нарушать тишину, она тихо проскользнула к своей госпоже, сидевшей на корточках возле кровати сестры, и осторожно тронула ее за плечо.

- Госпожа, - шепнула она, - твой муж голоден и повелевает тебе прийти домой.

Женщина заплакала еще сильней. Затем поднялась, поцеловала больную и с младенцем на спине последовала за Лелой в темноту. Ей так хотелось остаться, но надо слушаться мужа. Она знала, что больше не увидит сестру; прежде чем она вернется - смерть унесет больную.

"Ах, если б они знали что-нибудь о небе, - думала Лела, едва поспевая за госпожой. - Мне бы хотелось, чтобы слова доктора не пропали даром! Если б они верили, что существует любящий Бог, то не пришлось бы им так безутешно плакать по умершим, потому что те попадали бы после смерти ко Христу на небо. Я не буду печальной, когда придется умирать, - думала девочка, - ведь я войду в небесную родину. Я буду даже счастлива, потому что на земле нет родины для меня. Если б я больше знала об этом, то рассказала бы другим, но кто будет слушать ребенка?"

Между тем они пришли к хижине. Господин дремал, посасывая свою трубку. Никому не хотелось говорить. Немного смущенный немым горем жены, он молчал, когда она готовила ужин. Ни она, ни Лела не прикоснулись к еде, он ел один. Вдруг ночную тишину нарушил громкий плач ребенка. В следующее мгновение занавес, закрывающий вход в хижину, отодвинулся, в нее вбежала девочка лет двенадцати и бросилась на пол рядом с хозяином.

- Умерла, - всхлипывала несчастная. - Она покинула нас. Ах, что мне делать? Куда деваться?

Госпожа тоже вскрикнула и заключила девочку в объятия. Так вместе они начали покачиваться и стонать от невыразимой скорби. Затем женщина, даже не посмотрев на мужа, сказала сквозь слезы:

- Маленькая, разве ты не дочь моей сестры? Разве это не твой дом?

Хозяин, вытиравший в этот момент миску хлебом, остановился на мгновение и строго посмотрел на жену.

- Мы не можем содержать двух девочек, - сказал он. - Если придет эта, Лела должна будет уйти.

Больше никто не сказал ни слова.

Госпожа с девочкой продолжали тихо плакать, а Лела молча сидела в своем углу. Затем госпожа повелела ей убрать со стола и, пожелав мужу спокойной ночи, пошла в дом скорби, чтобы причитать там вместе с другими. Лела помыла посуду и улеглась на циновку возле спящих детей. Но уснуть не смогла. Девочка ясно сознавала, что в ее распоряжении остается совсем мало времени. Если она сейчас не примет какое-либо решение, то это за нее скоро сделают другие, и если она тогда попадет в плохие руки, то ей, может быть, всю жизнь придется работать на новых хозяев.

"Попрошу Бога указать мне правильный путь, - решила девочка. - Если Он действительно любит меня, то поможет". И она обратилась к Тому, о котором узнавала все больше, рассказала Ему о своем горе и попросила указать правильное решение.

После этого Лела еще долго не могла уснуть, перебирая в голове всевозможные варианты. Она знала, что священник, у которого было две жены, по Н

стоянно ссорящиеся между собой, нуждается в служанке. Лела лучше умерла бы, чем пойти в этот дом. А если Бог не скоро поможет, то, наверное, пошлют к нему. Да, умереть и попасть в небесный город было бы несравненно лучше.

Однажды она попросила Дэвида рассказать ей об этом городе, но мальчик тоже не очень много знал о нем. Рассказал только, что там очень-очень хорошо. Ворота будут в том городе из жемчуга, а улицы вымощены золотом. Они, конечно же, будут более гладкими, не сравнить с каменистыми горными дорогами!

Мысленно девочка водворилась в тот солнечный зимний день, когда она была на веранде больницы, а Дэвид, сидя на стене и болтая ногами, рассказывал ей об этом. "Дэвид... он такой хороший", -думала Лела. Она представила себе его голубые глаза, веснушчатое лицо, растрепанные светлые волосы и улыбнулась в темноте.

Затем она, должно быть, уснула и увидела себя, стоящей у подножия горы. Вероятно, было раннее утро, так как, стоя в тени, она видела освещенную солнцем вершину. Во взбиравшейся на вершину фигуре она узнала Дэвида. Издали он казался совсем маленьким. Лела позвала его. Дэвид обернулся. Увидев девочку, он указал ей на освещенную солнцем вершину и помахал, приглашая следовать за собой. Девочка начала быстро карабкаться по ухабистой, почти отвесной тропинке. Она очень торопилась, так как Дэвид, как ей казалось, остановился и ждал ее.

- Дэвид, - крикнула она, - подожди, я иду!

Вдруг с горы стал скатываться огромный камень и начал толкать ее вниз. Лела проснулась, плача и

дрожа всем телом. Оказалось, что это не камень, это господин толкнул ее ногой, потому что девочка кричала во сне.

Некоторое время Лела лежала совсем тихо. Господин тоже лег и вскоре захрапел. Приятный сон исчез, но Лела получила ответ на свою молитву. Теперь она знала что ей делать. Дэвид позвал ее, и она пойдет к нему. Она решила, что лучше будет отправиться в путь сразу же, рано утром. Сегодня в городе был рыночный день, и многие сельчане направятся туда со своим товаром. Чувствуя, что нашла единственно-правильное решение, Лела спокойно уснула. Спала она до самого утра. Выбравшись изпод одеяла, под которым спала вместе с двумя детьми, Лела собрала свои небогатые пожитки в узел и на цыпочках вышла из хижины. Хозяйка спала крепким сном, прижав к себе осиротевшую девочку.

Люди, собравшиеся в город на рынок, уже отправились в путь, и Лела просто присоединилась к ним. На вопросы, куда она идет, девочка отвечала, что ей нужно в больницу. Люди решили, что доктор повелел ей прийти, и больше не спрашивали.

- Однако, это очень далекий путь для горбатого ребенка, - заметил один из соседей, ведущий на поводу лошадь, груженную мешками со свеклой. - Если хочешь, садись на мешок, я подвезу тебя, - продолжил он.

Лела с радостью согласилась. Все было как во сне. Долина, по которой проходила дорога, была еще в тени, но солнце уже освещало видневшиеся вдалеке горные вершины. Покрытая росой трава сверкала на солнце. Лошадь была сильной, и потому они быстро продвигались вперед, обгоняя согбенных под тяжестью своих нош женщин. Узкая горная

дорога была сегодня многолюдна, каждый старался как можно раньше прийти в город. Солнце поднималось все выше, а шоссе все еще не было видно. Наконец вдали показался город. Синее море и красивые белые дома напомнили Леле о небесном городе.

Сняв девочку с лошади, приветливый сосед поставил ее на тротуар и объяснил, как пройти к больнице. Помедлив немного, Лела обратилась к нему.

- Не сможете ли вы передать нечто моему хозяину?

- Да. Я скажу ему, что очень нехорошо с его стороны посылать больного ребенка в такую дальнюю дорогу.

- Нет, пожалуйста, не надо, - умоляла Лела. - Он даже не знает о том, что я ушла. У него теперь в доме другая девочка, и я стала ненужной. Скажите ему, что я останусь в больнице. Пусть не ищет меня, я нашла себе пристанище. Пусть Бог благословит вас за это!

Мужчина был удивлен.

- Хорошо, я передам.

С этими словами он начал сгружать свои мешки, а Лела пустилась в путь, ведущий к Дэвиду. Она еще не знала толком, что сказать. Одно ей было ясно:

Дэвид позвал ее и теперь она спешит к нему. Приближаясь к больнице, девочка вдруг забеспокоилась. Сможет ли она все объяснить? А что, если для нее не найдется места и ей придется вернуться в село? Ведь в тот раз ей тоже хотелось остаться еще надолго, а ее отправили домой, потому что кому-то понадобилась ее кровать. Что же делать, если ее не примут?

Озабоченная этими мыслями, Лела пошла мед

леннее, а, достигнув ворот больницы, остановилась совсем. Помедлив минуту, девочка решила побродить немного, чтобы успокоиться. Она прошла по улице, затем свернула в переулок и присела на траву как раз в том месте, где когда-то лежала больная. Отсюда Дэвид отвел ее с господином в больницу. Впереди плескалось море...

Надежда в душе Лелы сменилась страхом, она забыла о том, что с самого утра ничего не ела, не считая одной сырой свеклы. Ах, если бы она могла читать ту книгу, рассказывающую о любви Божьей. Может быть, кто-нибудь возьмется и научит ее читать, ведь она уже переросла тот возраст, когда начинают ходить в школу. Но кто? Дэвид еще слишком мал, а сестры в больнице всегда заняты. Если бы она могла читать, было бы уже не так страшно возвращаться в село. Ей казалось, что вместе с этой утешающей книгой ничего не страшно.

Девочка сама не заметила, как уснула от усталости, голода и тоски, а когда проснулась, солнце уже опустилось на самое море.

Испуганно вскочив, Лела решила, что ей надо идти к доктору, хочет она этого или нет. Возвращаться в село было уже поздно, а оставаться на улице ночью тоже невозможно.

С этими мыслями она направилась к больнице. Прохожие удивленно смотрели на нее, недоумевая по поводу того, что она делает в такой поздний час на улице. Она вошла в ворота, но, подойдя к дому доктора, не осмелилась постучать.

Через ярко освещенное окно она увидела сидящую на диване мать Дэвида. Рут у нее на коленях, а Дэвид и Ваффи примостились на полу, у ее ног. Горя желанием тоже услышать то, о чем она рассказывает,

Лела позабыла весь свой страх. Она вошла в комнату, даже не постучав, и примостилась на полу возле мальчишек.

Дэвид и Ваффи были очень удивлены ее приходу и хотели тут же начать расспросы, но Лела приложила палец к губам.

- Ш-ш-ш, я хочу слушать. Попозже я расскажу вам обо всем.

Мать рассказывала историю о сестрах из Вифании, оплакивавших своего мертвого брата. Иисус превратил их скорбь в радость. Лела вспомнила о женщинах в ее селе, безутешно плакавших по поводу смерти своих близких, и о людях, умиравших, не зная ничего об Иисусе и вечной жизни. Неужели ни у кого нет времени принести им Благую весть?

- Как много людей живет в твоей стране? - обратилась она к Дэвиду, как только мать кончила рассказывать.

- Тысячи, - ответил тот, - наверное, даже миллионы. А почему ты спрашиваешь об этом?

- И все они умеют читать эту книгу? - поинтересовалась Лела.

- Да, в Англии все умеют читать, - похвалился Дэвид.

- Почему они тогда не придут в наше село и не расскажут нам обо всем этом? - спросила девочка разочарованно. - В нашем селе никто ничего не знает об Иисусе.

- Мне кажется, они занимаются другими вещами, - ответил Дэвид. - Может быть, они даже не знают о том, что где-то люди ждут Благой вести.

- Ладно, тогда научи меня читать, - сказала Лела решительно. - Когда я вырасту, то возвращусь в село и расскажу людям все.

- Ты уже проснулся, Дэвид? - тихо позвал отец. Он был слишком взволнован, чтобы молчать. - Я обязательно должен тебе что-то показать.

Над морем как раз всходило солнце. Дэвид отвел заспанные глаза от окна. Ему только что приснился страшный сон. Посмотрев на отца, Дэвид тотчас понял, что случилось, и вылез из-под одеяла прямо к нему в объятия.

- Джон или Роза? - поинтересовался он.

- Джон, - ответил отец. - Твое желание исполнилось, сынок.

Дэвид решил воздержаться от бурного выражения радости по поводу рождения мальчика, потому что знал, что родители больше хотели девочку, но в душе он был рад брату. Джон подрастет, пойдет в школу, будет играть в футбол и станет его другом. Размышляя об этом, мальчик забыл, что к тому времени он сам будет почти взрослым.

В восторге Дэвид хотел босиком, в пижаме побежать в комнату матери, но отец задержал его.

- Тихо, Дэвид, - сказал он. - Мама очень устала и, кроме того, еще довольно рано. Войди туда на несколько минут, поцелуй маму и посмотри на Джона. Затем мы все еще ляжем спать. У нас с мамой была тяжелая ночь.

Войдя на цыпочках в спальню, Дэвид увидел мать сидящей на кровати. Она опиралась на подушки и как раз пила чай. В комнате, кроме того, находилась медсестра. Она налила чай себе и отцу. Джон лежал в кроватке, завернутый в теплый платок. Волосики его были черными, а сам он - совсем крошечным. Судя по внешнему виду, трудно было заключить Роза это или Джон. Дэвид долго смотрел на братика, затем наклонился и поцеловал маленькую мягкую головку. Прижавшись после этого к матери, он подумал, что все они очень счастливы. Жаль Пита, находящегося так далеко от них, в Англии. Пит не может в этот момент быть рядом в этом счастливом кругу. Ему даже хотелось, чтобы медсестра ушла, оставив его с отцом, матерью и Джоном одних. Было бы, конечно, неплохо, если бы и Рут была с ними, но она еще слишком мала, чтобы понимать, какое важное событие произошло. С этой точки зрения было даже хорошо, что она еще спала. Дэвид тоже получил чашку чая с вкусным печеньем.

Слышался легкий щебет птиц, в окно проникал аромат цветущих в саду лилий. До пасхи оставалось всего четыре дня. Джон родился в самое подходящее время.

Будь его воля, Дэвид целый день остался бы в объятиях матери, прислушиваясь к сопению братика, но отец взял его на руки и понес в кровать. Через

пять минут Дэвид опять крепко уснул, освещенный лучами весеннего солнца.

Спали все долго. Когда Дэвид проснулся, то оказалось, что он опоздал в школу. Взяв с собой записку для учительницы, он пошел на занятия. Мальчик чувствовал себя виноватым и боялся, как отреагирует учительница. Узнав причину, она понимающе улыбнулась и освободила его от уроков. Был последний день занятий перед пасхальными каникулами.

Дома было чем заняться. В то время, как мать лежала в постели, дети бегали по всей больнице, рассказывая свою новость до тех пор, пока не убедились, что все знают о том, что на свет родился маленький Джон. Первой им встретилась Лела. На девочке был белый медицинский халат. Она помогала в больнице и жила в одной комнате с медсестрой по имени Марта, которая была христианкой. Марта учила девочку читать. Весь персонал больницы полюбил Лелу, любили ее и больные. Она

знала, что значит быть больной, и была всегда приветливой с пациентами.

Услыхав новость, Лела вся засияла и не могла дождаться момента, когда увидит ребенка. Дэвид целый день помогал по дому: играл с Рут, мыл посуду и делал закупки. Каждый раз, когда мать про; сыпалась, он подбегал к кровати сообщить, что все в порядке и что она может оставаться в постели, сколько душе угодно. Дэвид восторгался братиком, хотя Джон был еще очень маленьким, красным и сморщенным. В первый же вечер он с Рут, сидя на кровати, по очереди держали братика на руках. Джон "умно подмигивал" Дэвиду и зевал. Затем явилась Лела с букетом роз. Ей тоже разрешили подержать младенца.

Наконец вся работа по дому была переделана, и дети уселись на ступеньках. Пришел и Ваффи. Обычно мать читала им в это время какую-нибудь историю из Библии, но сегодня она была слишком усталой для этого. Поэтому они просто сидели рядышком, а отец в это время укладывал Рут спать.

- Ах, Дэвид, - сказала Лела, улыбаясь, - сейчас ты, конечно, не захочешь возвращаться в свою страну; у тебя ведь теперь есть маленький братик, о котором надо заботиться.

Дэвид задумался. Эта мысль занимала его целый день.

- Когда мне осенью надо будет уехать в Англию, то отец с матерью поедут со мной, - решительно ответил он. - Я думаю, что мы всей семьей останемся там долго-долго, может быть, даже до тех пор, пока я стану взрослым, и тогда уже возвратимся сюда.

Он был и сам не уверен в том, что сказал; родите ли собирались остаться в Англии всего девять месяцев. Но за это время ведь тоже многое может измениться. На лице Ваффи появилась грусть, а глаза Лелы широко раскрылись от испуга. Несколько мгновений царило молчание.

- А кто будет нам читать из Библии, если твоя мать уедет? - спросил Ваффи печально.

- И кто тогда будет посещать больных в горных селах и рассказывать им о любви Божьей, если уедет твой отец? - добавила Лела.

- Кто-нибудь другой, - ответил Дэвид.

От этих вопросов стало как-то не по себе, так как он знал, что сделать это действительно почти некому. Большинство людей заботя гея только о себе и не имеют времени для других. Может быть, Марта сможет помочь Ваффи. А что касается множества горных сел, жители которых еще никогда не слышали Благой вести, тут дело сложнее. Сколько вокруг абсолютной тьмы, без единого луча света.

Вдруг Дэвид услышал голос отца, зовущий его, и, попрощавшись, пошел домой. В комнате матери находилась медсестра, и потому ему разрешили войти всего на несколько минут, чтобы пожелать матери спокойной ночи. Дэвид был удручен, но отец поднял ему настроение напоминанием, что через три дня наступит пасха, и поинтересовался, не хочет ли он поехать вместе с ним на рассвете на гору, чтобы праздновать там пасху.

Пасхальное собрание всегда проводилось здесь подобным образом, но Дэвид еще никогда на нем не присутствовал, так как считался слишком маленьким. Но сейчас ему было целых девять лет!

В субботу он лег спать рано. Праздничная одежда была приготовлена еще с вечера. Рут ничего не ска зали, а то бы она тоже обязательно захотела поехать. Отец разбудил сына в половине шестого утра. Умывшись холодной водой, Дэвид почувствовал себя совсем бодро. Затем он одел белоснежную сорочку и синие вельветовые брюки. Небо над морем начинало светлеть, но солнце еще не взошло. Съев на завтрак хлеб с повидлом и выпив по стакану молока, они с отцом осторожно вышли из дома. Мать, Рут, Джон и даже Лумпи еще крепко спали.

Все желавшие встречать праздник Пасхи на горе еле уместились в машину. Поднимались они в гору наперегонки с солнцем. Дорога была довольно узкой и извилистой. С минуты на минуту становилось светлей.

На место прибыли как раз вовремя, последний крутой поворот открыл перед ними вершину. Смотря вниз, сквозь ветви эвкалиптовых деревьев мож но было увидеть океан, а на нем - два парохода, едва различимые в предрассветной дымке. Возможно, они пристанут к мысу, а может быть, поплывут прямым ходом к западу.

Когда машина остановилась, все быстро выскочили из нее и стали смотреть к востоку, откуда должен был появиться красный огненный шар. На покрытой зеленью горе находилось около пятидесяти человек различных национальностей. С одной стороны виднелся склон, весь покрытый белыми лилиями, но все, не отрываясь, смотрели в другую сторону, и когда наконец показался кусочек солнца, все запели пасхальный гимн. Дэвиду был знаком этот хорал, и он пел изо всех сил:

Жив Христос, с Ним жив и я! Смерть, скажи, где твое жало? Он воскрес и будет жить, Нас из мертвых воскресит. Он осветит и меня, Это твердо знаю я!

Глаза Лелы светились от радости. Смотря на нее, Дэвид вспомнил вопрос: "Почему вы не пришли раньше и не рассказали нам об Иисусе?" Тогда он не знал, что ответить.

Дэвид посмотрел в сторону мыса, затем к северу. Кругом были рассыпаны по горам маленькие села, в которых никто никогда не слыхал о Господе Иисусе.

Песня кончилась. Кто-то начал читать историю воскресения из Евангелия от Марка. Рано-рано утром, когда солнце еще только всходило над покрытыми росой цветами, точно как здесь, на верши

не, женщины нашли гроб открытым, а возле него кого-то в белых одеждах, который возвестил им, что Иисус воскрес. Им было поведено возвестить об этом другим.

Дэвид вспомнил о том, как он рассказывал эту историю Леле. Ее маленькое, печальное лицо осветилось радостью. Она никогда еще раньше не слышала о том, что Иисус жив и сегодня. Эта весть преобразовала ее одинокую жизнь.

Затем Дэвид вновь стал прислушиваться к чтению. Глава кончалась. В утренней тишине ясно прозвучало последнее повеление Иисуса: "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари".

Солнце все выше поднималось над островом, его лучи освещали уже не только вершины, но достигали и до сел, которые казались от этого приветливей и светлей.

"Точно так бывает, когда проповедуется Благая весть, - думал Дэвид. - Под ее действием печальные, заблудшие души приходят к Иисусу, который наполняет их сердца Своей любовью, после чего они сияют, как светила в ночном небе. Ученики пошли и проповедовали везде в тех местах, где царила тьма".

Эти слова проникли в самое сердце Дэвида. Ему вдруг стало понятно, что им нельзя всей семьей возвращаться в Англию, родители должны остаться здесь и возвещать людям Благую весть. Лела и Ваффи подрастут, будут учиться и затем станут возвещать своему народу об Иисусе. Они с Питом будут учиться в Англии, Господь Иисус сделает их Своими верными и мужественными последователями. Затем они возвратятся сюда и понесут свет

Евангелия дальше. Рут и маленький Джон вырастут к тому времени и...

Вернувшись от грез к действительности, Дэвид увидел, что вся гора освещена яркими лучами солнца и не видно было ни единого темного уголка...