Самым первым и самым важным воспитателем в моей жизни была моя мама. Ее влияние оставило во мне глубокий след. Библия так же подчеркивает важную роль матери в жизни человека. Автор книги Царств, перечисляя имена царей Иудейских или Израильских, говорит такие слова: "Имя матери его...". И когда мы читаем, что царь ходил путями Господними и делал угодное в очах Его, в этом была немалая заслуга матери, воспитавшей в нем любовь ко Всевышнему.

Счастлив тот человек, которому Бог дал первого воспитателя в жизни, богобоязненную мать.

Самое первое, что я помню из раннего детства, это себя на коленях матери, которая учила меня первой молитве: Я маленький мальчик, Боже. Сделай мое сердце чистым. Пусть никто в нем не живет, кроме Иисуса Христа".

Я очень благодарен, что она с раннего детства научила меня молиться!

Сама же она каждый день приносила всех детей на руках молитвы к Господу.

Мама посеяла доброе семя в мое сердце. Она рано научила меня таким словам жизни: "Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен". В минуты опасности я мог вместе с Иосифом сказать: "Как же сделаю я сие великое зло и согрешу пред Богом?".

Но мама была не только благословенным воспитателем в моей духовной жизни, но и в вопросах практической жизни. Сколько житейской мудрости было в ее поговорках, которые она часто повторяла для нас, поэтому они крепко засели в моей памяти.

Я очень хорошо помню поговорку: "Короток путь через язык". Знаете, что она хотела этим сказать? Что мы наслаждаемся вкусом любой пищи до тех пор, пока она находится у нас на языке. Стоит только проглотить ее, мы тут же забываем ее вкус. И если это удовольствие так коротко, то не стоит растрачивать много денег на сладости и лакомства.

Этими простыми поговорками она научила меня не растрачивать зря деньги на разные сладости. Мне жалко было отдавать деньги на такое короткое наслаждение. Я ведь знал, что: "Короток путь через язык".

Урок этот очень простой, но очень важен. Позднее я познакомился с одной семьей, где ее отец думал иначе, чем моя мама. Он придавал большое значение вкусной пище и старался чтобы на столе было что-то особенное. Это требовало много денег, и у него не хватало средств, чтобы так кормить семью. Но он так привык к хорошей жизни, так был привязан к ней, что не смог устоять перед искушением: он совершил кражу в кассе, в которой работал. Конечно, это дело было обнаружено, и хотя сумма была небольшая, но позор от этого был велик. Этот человек не знал другого выхода - он пустил себе пулю в лоб.

Сколько горя и страданий он принес этим своим детям и жене! А что же было причиной? Он не выучил эту простую поговорку, которой научила нас мама: "Короток путь через язык".

Она учила нас быть не требовательными к еде. За нашим столом никогда не было слышно: "Это мне не нравится" или "Этого я не хочу". Я благодарен маме за это. Если бы я не научился все кушать, то мне было бы нелегко в моей работе евангелиста. Мне приходится бывать во многих домах и везде по-разному готовят пищу. Теперь, когда я с благодарностью могу есть все, что мне дают, будь то в Голландии или в Швейцарии, Китае или Норвегии, я всегда с благодарностью вспоминаю мою маму, которая научила меня этой простой поговорке: "Короток путь через язык".

Еще одной поговоркой часто пользовалась наша мама: "Береги платье снову, а честь смолоду". Все дети любят новую красивую одежду. Какой ребенок не хочет выглядеть красиво? И когда они получают новую одежду, они готовы ее носить хоть каждый день, не снимая. Мама же объясняла нам, что новая одежда тоже быстро испортится, если мы будем постоянно ее носить. А если мы будем бережно относиться к ней, то она долго еще будет выглядеть новой и красивой. Мама говорила: "Кто всегда хочет выглядеть красивым, но не аккуратен, тот не будет таким на самом деле, потому что не бережет своей одежды".

Эти простые слова помогли нам, детям, аккуратно относиться к своим вещам. И как я рад, что с детства научился этому.

Но в одном мама не могла мне помочь. Она здесь была бессильна. Никакие предостережения не помогали. Я был очень вспыльчивым. Небольшой пустячок раздражал меня. Мама поэтому называла меня "ворчуном". Она часто мне говорила:

- Посмотри на этого ворчуна! Сынок, своим постоянным недовольством ты сам себе осложняешь жизнь.

Я и сам это видел и старался сдерживать себя, но мои усилия так мало помогали. Бессильными оказались просьбы и наставления матери. Освободил меня от этого порока только Иисус Христос. И освободился от него только тогда, когда понял значение креста на Голгофе, спасение, совершенное Господом на этом кресте. Дорогая моя мама очень радовалась этому. Она видела, что другой Воспитатель взял мое дальнейшее воспитание в Свои руки. Этому Доброму Пастырю она доверила своего сына.

Школа, в которой я учился, находилась недалеко от нашего дома. Дорога, по которой мы ходили из школы домой и из дома в школу, была пустынной, и проходила мимо садов. Там росли разные фруктовые деревья. В некоторых местах их ветви выходили далеко за ограду и низко свисали под тяжестью сочных плодов.

По этой дороге мало кто ходил и часто мальчишки палками и камнями сбивали с деревьев краснощекие яблоки и сочные груши. То же самое делал и я.

Однажды я шел из школы домой один. Вокруг никого не было, и я захотел использовать эту возможность, чтобы сбить себе яблоко.

Дома у нас тоже был большой фруктовый сад, и мы могли есть фруктов столько, сколько нам хотелось. Но вот беда, нам почему-то всегда хотелось именно тех яблок, которые свешивались через ограду чужих садов. Запретный плод всегда сладок. Запретное, оно влечет к себе, возбуждает аппетит.

Это же испытали наши прародители в Эдемском саду. Они тоже сорвали для себя те плоды, которые Бог не разрешал срывать. Этот поступок Библия называет грехом. И вот последствия этого греха были горьки не только для них, но и для всех людей, живущих на земле.

Я взял камень и бросил в крону дерева. В это время я получил такой удар по уху, что у меня потемнело в глазах.

Вначале я ничего не мог сообразить, ведь вокруг меня, казалось, никого не было. Но потом я все понял.

Передо мной стоял старый еврей. Он жил недалеко от нас, и я часто видел, как он прогуливался по этой тихой дороге. Он то и застал меня на этом месте. Я даже не успел опомниться, как удар повторился. При этом старик строго сказал:

- Мальчик, ты же воруешь! Разве можно воровать?!

Правду сказать, я не видел в этом ничего плохого. Да мне и в голову не приходило, что это воровство! Но удар старого еврея, перед которым мне вначале было очень стыдно, открыл мне, что это на самом деле воровство. Здесь я понял, что этот поступок был грехом. Тогда же я сказал себе:

- Нет, я не хочу быть вором! Впоследствии я никогда этого не забывал.

Конечно, вначале я очень злился на этого еврея и старался обходить его стороной. Но когда я стал взрослым, я не раз благодарил Бога за этот "благословенный удар".

Позднее Бог доверил мне служение и я стал проповедником. Часто случалось, после проведенного собрания, ко мне подходили люди и со стыдом признавались в своих грехах воровства. Спрашивали совета, как им привести в порядок свое прошлое. Да, несчастны те люди, которые годами носят это тяжелое бремя греха. А когда они делали их, то успокаивали себя тем, что так делают все. Как часто я слышал: "Так делают все". Да, я знаю, что на это мало обращают внимания. Когда же Бог изольет на нас Свой свет, тогда мы увидим свои неверные поступки и скажем: "Да, я украл!"

Я благодарен старому еврею, что он своим ударом открыл мне глаза на этот грех. Это сохранило меня в дальнейшей жизни от этого греха. Этот урок принес мне боль, но был для меня очень полезен. И я благодарю Бога за этот благословенный удар.

Это случилось после Нового года. К нам неожиданно пришло письмо на имя отца, но его не было дома, он уехал. Мама подумала, что это какой-нибудь счет, и открыла его. Это было письмо из школы от моего учителя. Учитель писал, что я совершил очень плохой поступок, который ставит вопрос о моем дальнейшем пребывании в школе. Он просил отца прийти в школу, чтобы поговорить об этом деле. Мама строго меня спросила:

- Ты что там сделал?

- Я ничего не знаю, - ответил я ей.

- Но он же не может так написать, если ты ничего не сделал!

Я ничего не мог вспомнить, поэтому стоял на своем, что ничего не знаю.

К назначенному времени, со мной в школу вместо отца пошел мой старший брат.

- Все дело в том, - сказал учитель, волнуясь и бросая на меня взгляд, - скажет ли он нам правду.

Я обещал говорить только правду. И тут он рассказал брату в чем состоит моя вина.

- Он подписал мне на Новый год открытки, содержание которых очень обидело не только меня, но бросает пятно на всю школу. Хотя писавший не поставил своего имени, но установили, что автор этих открыток, ваш брат.

- Честное слово, я этого не писал!

Но мое объяснение было бесполезным. Учитель не поверил мне. Меня выслали за дверь. Тут он показал брату эти открытки и сравнил почерк на них с почерком в моей тетради. Они были очень похожи. Это и было доказательством моей вины.

Расследование продолжалось долго, но ничего не изменилось. Я доказывал свою невиновность, но мне не верили. Меня не стали наказывать, потому что не было явных улик. Настоящий виновник тоже не нашелся, и эта вина осталась на мне.

Последние месяцы этого учебного года были очень тяжелы для меня. Отношение учителя ко мне так же изменилось в худшую сторону. Он так и остался при своем мнении, что я виноват и обманул его. Я же точно знал, что со мной поступили несправедливо, потому что ничего подобного не писал. В конце концов, результатом этих взаимоотношений оказалось то, что я остался на второй год в том же классе. Для меня это был потерянный год. Но, как ни странно, я был рад, что мне больше не придется учиться у этого несправедливого учителя. Если бы меня перевели, то я бы снова оказался у него.

Потерянный год, и все же он не был потерянным. Я очень благодарен Богу за этот год. Он оказался для меня очень убедительным уроком. Во-первых, я понял, как распространено коварство среди людей. За этот тяжелый год я научился презирать все, что делается скрытно и тайно. Ученик, который послал учителю эти новогодние открытки, поступил очень плохо. Он так и не сознался в своем проступке. И я должен был нести на себе этот незаслуженный позор! Для меня это было очень тяжело и обидно. Тут-то я и дал себе слово:

"Я никогда ничего не напишу и никогда ничего не скажу такого, под чем не смог бы или не захотел бы поставить свое имя".

Благодаря этому "потерянному году", я научился презирать всякие разговоры за спиной, всякие неподписанные письма и всякое лицемерие.

Теперь, когда я стал взрослым, я все еще хорошо помню этот урок из школьной жизни. Все письма, которые я пишу, я читаю моей жене и она часто говорит мне:

- Ты очень честен. Я не знаю никого, кто бы так открыто писал людям правду.

Этому я научился в те тяжелые годы учебы. Я снова и снова благодарю Бога за них. Сейчас Бог призвал меня на служение в Его винограднике, работать с душами. В этой работе особенно нужны эти важные качества. Эта работа не терпит никакой половинчатости, никакого лицемерия. Она требует честности, людям нужно открывать все в истинном свете.

Поэтому этот год не был для меня потерянным. Бог употребил его для моего воспитания, чтобы я мог пригодиться Ему для служения в Его винограднике.

Веселое оживление царило в доме Брокман. Наконец-то каникулы!

- Андрейка! Зина! - то и дело слышится мамин голос. Они хотели всей семьей провести свой отпуск на хуторе, и мама собирала вещи в дорогу. А это всегда приносит много хлопот. Там и тут лежали вещи, стояли сумки, чемоданы.

Андрейка, которому было 9 лет, и Зина, которой исполнилось 11 лет, уже давно мечтали провести свои каникулы на природе. И вот, наконец, их мечта исполнилась!

Андрейка тоже собрал кое-что из своих игрушек и думал, что ему еще взять с собой. Он был очень шустрым, смышленым мальчиком, но также был способен на всякие шалости. Частенько приходил он со школы с порванными брюками и насквозь промокшими ботинками. Он не мог просто так пройти мимо чего-нибудь интересного. Как и все мальчишки, он хотел все увидеть и пощупать своими руками, а поэтому на брюках появлялись иногда масляные пятна. Андрейка и сам порой не понимал, как это ему удавалось.

Уложив все в свою походную сумку, он, весело насвистывая, пошел во двор.

Зина в это время усердно помогала маме. Она уже много могла делать по дому, но не всегда у нее все удачно получалось. На днях, ничего не сказав маме, взяла свою юбку из бельевой корзины и стала гладить ее. Не заметив, что утюг сильно нагрелся, она прожгла юбку. Какое это было огорчение!

Папа уже с нетерпением ждал маму. Андрейка с Зиной тоже были готовы и сидели в машине. Но вот, наконец, пришла мама, села в машину рядом с папой и они поехали. Андрейка тут же попросил кушать, сказав, что умирает от голода. Он никогда не жаловался на аппетит. Зина тоже была рада, что Андрейка начал этот разговор, так как она знала, что в дорогу мама всегда берет что-нибудь вкусное. И они с аппетитом принялись кушать.

Они выехали за город и теперь по обеим сторонам дороги тянулись поля, маленькие деревни, хутора.

- Андрейка! Зина! Мы приехали! - радостно сказала мама.

В это время папа свернул с шоссе, и машина поехала по проселочной дороге.

- Эта дорога идет в Волнушкино, - отчетливо прочитал Андрейка на дорожном указателе.

- Да, туда нам и надо, - с облегчением сказал папа. Дорога его немного утомила. Но каково же было удивление всех, когда через 300 метров мы остановились перед большим и красивым домом с огромным двором.

- Вот и Волнушкино! Мы приехали! - восторженно крикнул Андрейка и выскочил из машины.

Вечерело. Хозяин хутора Иван Линдер как раз направился в коровник, чтобы покормить скотину. В это время он увидел гостей. Он приветливо поздоровался с ними, помог занести в дом вещи. Поговорив немного, гостей пригласили ужинать. После ужина дядя Ваня сказал:

- Ну, дети, желаю вам хорошо провести каникулы, - при этом похлопав детей по плечу.

Затем, пожелав друг другу спокойной ночи, гости отправились спать.

Первый день. Зина и Андрейка проснулись рано. Их разбудил петух своим громким: "Ку-ка-ре-ку-у-у!" Окна из их комнаты выходили во двор. Не скрывая своего любопытства, они осмотрели весь двор, и с удивлением заметили, что все уже встали. Им не терпелось поскорее выскочить на улицу и все осмотреть. Родители еще спокойно спали, а дети в это время быстро оделись и спустились по скрипучей лестнице вниз и оказались перед открытой дверью на кухню. Дядя Ваня с женой сидели за столом.

- Доброе утро, дети, - приветливо сказала тетя Аня, - вы уже завтракали?

- Нет, - робко ответили Андрейка с Зиной.

Дети поняли, что с их стороны было не совсем правильно, что они самовольно сошли вниз. Тетя Аня отложила свое шитье и усадила ребят за стол.

- Как вкусно пахнет кофе! - подумала Зина, бросая взгляд на крупно нарезанные ломти хлеба. Андрейка же в это время не сводил глаз с мармелада. Он очень любил сладости и глотал слюнки, пока дядя Ваня рассказывал, что мармелад сделан из ежевики и клубники, которые растут у них в саду. Когда все было готово к завтраку, дядя Ваня с тетей Аней помолились.

- Господь Иисус, - говорил хозяин, - прими сердечную благодарность за эту хорошую пищу, которую Ты вновь нам дал. Благослови эти добрые дары. Аминь.

Зина растерянно посмотрела на брата. Дома они никогда не молились.

- Приятного аппетита, дети! - сказала тетя Аня. Она улыбнулась, когда увидела, как Андрейка орудовал большим ножом.

- Берите, сколько кому хочется, ешьте, не стесняйтесь! - подбадривала их хозяйка.

Дядя Ваня посмотрел на часы.

- Так, - прервал он веселый разговор за столом, - я сейчас прочитаю еще отрывок из Библии и пойду на работу.

Он взял большую настольную Библию и прочитал из Евангелия от Иоанна 6 глава 51 стих: "Я - хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек".

Все встали для молитвы. Молился хозяин. Он говорил так, как будто разговаривал со своим самым лучшим другом:

"Любящий Отец Небесный, прими сердечную благодарность за то, что Ты отдал Своего возлюбленного Сына, Иисуса Христа на Голгофскую смерть. Мы благодарим Тебя, что Он умер за нас, грешных людей. Он стал для нас хлебом, сшедшим с небес, хлебом жизни. Мы благодарим Тебя, что через Иисуса Христа мы имеем вечную жизнь. Дай, чтобы еще многие жаждущие сердца получили этот хлеб жизни. Аминь".

Во время молитвы Зина невольно посмотрела на хлеб, лежащий на столе. Хлеб жизни... Как это нужно понимать? Она решила спросить об этом дядю Ваню, когда он придет домой.

Дядя Ваня завел на дворе трактор. Андрейка даже вздрогнул от неожиданности.

- С какой скоростью он может ехать? - подумал он.

- В следующий раз я возьму тебя с собой! - крикнул дядя Ваня и, смеясь, выехал со двора.

В это время папа и мама проснулись и с удивлением смотрели на детей. В другой раз им бы за это попало, но сегодня они были в хорошем настроении и только приветливо кивнули им.

До обеда время прошло быстро.

- Обедать! - позвала мама.

Андрейка и Зина были как раз в сарае и смотрели на поросят. Как весело они резвились! Им так не хотелось уходить.

Все сели за стол.

- Приятного аппетита, - пожелал всем папа. Для Андрейки это послужило сигналом и он начал кушать. Зина же тихо сидела и не кушала.

- Что с тобой? - спросил ее отец.

- Папа, почему ты не молишься перед едой? Дядя Ваня это делает всегда.

Это прозвучало, как упрек.

- Дядя Ваня? Гм... - растерянно пробормотал отец.

- И еще он нам после завтрака читал из Библии, - добавила Зина.

- О хлебе, который пришел к нам с неба, - сказал Андрейка с полным ртом.

Благодарить? Зачем? За что? Слова детей напомнили ему детские годы. Его мама тоже всегда благодарила Бога за пищу. Но когда домой с войны пришел отец, они совсем перестали молиться. И повзрослев, он никогда больше не думал об этом.

Отец ничего не ответил детям.

Дети же с увлечением рассказывали обо всем, что видели до обеда. Особенно их заинтересовал Черныш, красивый черный кролик. Дядя Ваня разрешил им кормить его и ухаживать за ним. Он сказал им, что они должны ему каждое утро давать свежую воду и листья салата.

После обеда Андрейка продолжал осматривать двор. Вдруг он остановился, как вкопанный.

- Вот он, тот трактор! - промелькнуло в его голове. Недолго думая, он тут же забрался в кабину. "Как здесь хорошо! - подумал он, внимательно рассматривая все. - Вот тормозная педаль, а вот - педаль сцепления". Он был знаком с папиной машиной. И вдруг он увидел ключ зажигания, видно дядя Ваня забыл его. У Андрейки зачесались руки, ему так захотелось хоть разочек повернуть его. Может быть попробовать? Все равно никто не увидит, - думал он. Он повернул ключ зажигания и вдруг трактор громко затарахтел. Андрейка так испугался, что громко закричал, зовя к себе на помощь. Тут, конечно, все сбежались к трактору. Хорошо, что и дядя Ваня находился недалеко от этого места. Он быстро заскочил в кабину, заглушил мотор, затем строго сказал:

- Андрейка, не смей больше так делать! Это же очень опасно!

Мальчик утвердительно кивнул головой и убежал.

Вечером дети пошли в сарай, чтобы посмотреть как кормят и доят коров. Дядя Ваня залез на чердак, сбросил оттуда сена, а потом большими вилами разнес его коровам. Они были голодные и сразу же бросились жевать.

- Коровы тоже не молятся, - подумал Андрейка, - дядя Ваня, наверное, пожелал им "приятного аппетита".

Дети знали, что коровы дают молоко, но как это делается, они не знали.

- Раньше, - рассказывал дядя Ваня, - мы доили руками, а сейчас мы доим доильными аппаратами.

Дети с интересом следили за каждым его движением. Он показывал им, как доят руками, а затем подключил аппарат к вымени коровы, и молоко звонкой струйкой потекло в бидон.

- Интересно! - с восхищением сказал Андрейка шепотом. Наблюдая за всем этим, его вдруг осенила такая мысль:

- Правильно! Коровы дают молоко, а телята сгущенку, они ведь маленькие!

О своем открытии мальчик поделился с дядей Ваней. Услышав это, он так смеялся, что слезы выступили у него на глазах.

- Андрейка, сгущенка - это то же самое молоко, только его долго, долго кипятят, вот и получается сгущенка, - объяснил он ему.

Родители тоже весь день отдыхали на улице, наслаждаясь чистым воздухом. Отец читал свои книги, а мать грелась на солнышке, отдыхая от домашних забот.

Каждый день приносил что-то новое. Зина охотно помогала тете Ане мариновать овощи и фрукты, и хозяйка пообещала дать ей несколько закрученных банок с фруктами, когда они поедут домой. Андрейка за это время уже крепко подружил с дядей Ваней Линдер. Почти каждый день он выезжал с ним в поле и, гордо сидел на комбайне, наблюдая, как косят рожь и пшеницу.

- Вначале это зерно везут на мельницу. Там из него получают муку. Затем эту муку везут в пекарню, где пекут из нее вкусный хлеб, разные булочки и печенье, - объяснял ему дядя Ваня.

Андрейка уже научился различать рожь от пшеницы. Загорелый, весь в пыли, но довольный и радостный возвращался он домой и делился с сестренкой своими впечатлениями. Как-то она пришла к ним на поле. Андрейка с нескрываемой гордостью слез с комбайна. Зина набрала целую горсть пшеницы и задумчиво рассматривала зернышки. "Какие они все-таки маленькие!" - думала она. Раскусив зернышко, она увидела, что внутри оно белое.

- Смотри, Андрейка! - она показала ему половинку зернышка. - Внутри что-то белое. Это и есть, наверное, мука?

- Это зерно везут на мельницу и там получают из него муку, - объяснил ей брат.

В этот вечер дядя Ваня сел на скамейку около дома. Солнце медленно уходило за горизонт, жары уже не было.

- Детки, идите сюда, я хочу вам что-то рассказать, - позвал он их, держа что-то в своей руке.

Андрейка с Зиной сели с ним рядом на скамейку. Он разжал ладонь, на ней лежали зерна пшеницы и начал свой рассказ:

- Человек не может жить без хлеба. Мы имеем много продуктов, но самая главная пища для человека - это хлеб. Мы можем от многого отказаться, но не от хлеба, не правда ли? В хлебе есть сила. Мы нуждаемся в нем. чтобы расти и работать. Хлеб - это здоровье. Иисус Христос говорит, чтобы мы просили о хлебе насущном. А без дождя, солнца и ветра никакое зерно не будет расти и приносить плоды. Поэтому жизнь наша полностью зависит от Бога. И каждый земледелец должен благодарить за дождь, солнце, ветер и за хорошую солнечную погоду во время жатвы. Смотрите, дождь падает на землю, смачивает зерно и оно прорастает, то есть появляется маленький росточек. Его едва можно увидеть, но он есть. Солнце обогревает землю вместе с зернышком, этот росточек под действием тепла растет и, наконец, пробивает землю, выходит на свет. Здесь вырастает длинный стебель, на верхушке которого образуется колосок. Ветерок колышет колосья и они опыляются друг другом, подобно как пчелки опыляют цветы на деревьях. С цветка на цветок переносят они пыльцу. Эту великую тайну вложил в природу Бог. Он дал жизнь всему. Один колосок приносит 60, 80 и еще больше зерен. Но все было бы бесполезно, если бы земледелец не посеял бы эти зерна в землю. Только в том месте, где лежит зерно, вырастет стебель с колоском.

Здесь он прервал свой рассказ и, немного подумав, продолжал:

- Так и Иисус Христос сделался для нас пшеничным зерном. Оставив всю славу небес, Он взял на Себя наши грехи и наше наказание, чтобы нам не умереть, но иметь жизнь - жизнь вечную. Он умер на кресте Голгофы и Его положили в гроб. На третий день Он воскрес из мертвых, и поэтому мы празднуем Пасху. Иисус жив! И все, кто принимает Его в свое сердце, получает этот хлеб жизни. Бог предлагает его всем. Никто не может это сделать за другого. Каждый должен лично иметь встречу с Иисусом и принять Его в свое сердце.

В это время солнце совсем скрылось за горизонт.

- Что нужно сделать, чтобы получить хлеб жизни? - спросила Зина.

Дядя Ваня ласково обнял девочку и сказал:

- Смотри, в Библии написано: "Имеющий Сына (Божия) имеет жизнь; не имеющий Сына Божия не имеет жизни".

Он взял руку Зины и насыпал эти зерна ей в ладонь.

- Скажи Зина, давно эти зерна в твоей руке?

- Нет. Я только что получила их, - ответила она.

- Правильно, ты только что получила эти зерна, потому что открыла свою руку. Так и Иисус Христос хочет, чтобы ты открыла Ему свое сердце, и Он смог зайти в него. Он не заставляет тебя делать это. Ты можешь обратиться и сказать Ему: "Иисус Христос, я хочу, чтобы Ты стал моим личным Спасителем и простил все мои грехи. Прошу Тебя, прости меня, ведь Ты и за меня умер на Голгофе и понес наказание и за мои грехи. Войди в мое сердце и будь для меня хлебом жизни".

Андрейка все это время внимательно слушал и понял, что ему также нужен хлеб жизни.

- Те, кто примет Иисуса Христа в свое сердце, могут стать такими же как эти колосья - спелыми, красивыми, полными зерна. Но для этого, они должны ежедневно пить воду с небес, которая есть Слово Божие и получать солнечное тепло в сердечной молитве. Кто не получает солнечное тепло и не орошается дождем, будет подобен растению, которое засыхает от недостатка влаги.

Дни на хуторе летели незаметно. Каждое утро они выгоняли коров на пастбище и уже знали всех по имени. Особенно нравились пестрые телята, которые своими шершавыми языками лизали им руки. Затем они шли к овечкам, которые встречали их радостным блеянием и выглядели, как пушистые клубочки шерсти. А всегда голодные свиньи встречали детей веселым хрюканьем. Как хорошо было на хуторе!

Это случилось однажды после обеда. Андрейка и Зина стояли перед клетками и хотели покормить своего питомца. Но Черныш лежал в углу без движения, вытянув свои лапки. Зина вначале подумала, что он спит. Они стали его звать, но он даже не пошевельнулся.

- Интересно, что же случилось? - пробормотал Андрейка. Дядя Ваня заметил, что дети растерянно стоят возле клетки с Чернышом, и подошел к ним. Увидев лежащего кролика, лицо его стало серьезным, и он с горечью сказал:

- Черныш мертв.

- Мертв? - с ужасом переспросила Зина.

- Да, Черныш мертв, - повторил дядя Ваня, - и причина в том, что вы забыли дать ему воды, поэтому он не мог больше кушать.

Никогда еще Андрейка с Зиной так горько не плакали, ведь они кормили его каждый день. И вот в последние дни они забыли дать ему воды. Дядя Ваня утешал их, но все усилия его были напрасны.

- Ах, как же это могло случиться? - горевали они.

В этот вечер они долго не могли уснуть. Все снова и снова дети думали о том, что это они виноваты в том, что умер Черныш. Так печально закончились дни отдыха.

Настал последний день каникул. После печального случая с Чернышом Андрейка стал задумчивым. "О чем недавно говорил дядя Ваня? Дождь, солнце и ветер необходимы для роста,- вспомнил он. - Чтобы жить, кролик тоже каждый день нуждался в воде и пище. Кто не ест хлеба, тот умрет, - промелькнуло в его голове. Вдруг он подумал о своем сердце: - Может быть и оно голодает без жизни, о которой недавно читал дядя Ваня в своей Библии?" Мальчик не мог вспомнить, чтобы он хоть раз молился Иисусу Христу. Он решил поговорить об этом с дядей Ваней. Он сможет помочь ему. Папа с мамой готовили все к отъезду. Зина помогала им. Андрейка в это время сидел на кухне с дядей Ваней, и перед ними лежала открытая большая семейная Библия. Внимательно слушал он еще раз о хлебе жизни - Иисусе Христе. Этот последний день каникул Андрейка никогда не забудет. После беседы мальчик громко молился:

- Господь Иисус, мне тоже нужен хлеб жизни и я благодарю Тебя, что Ты и для меня сошел на эту землю и стал пшеничным зерном, и умер за мои грехи. Прошу Тебя, прости меня, и дай мне вечную жизнь. Прими меня, мой Иисус. Аминь.

Когда он закончил молиться, лицо его сияло от радости. Теперь он знал, что Иисус живет в его сердце.

- Теперь, Андрейка, ты должен расти, как пшеничное зерно, и приносить плоды, - обнимая его, сказал дядя Ваня приветливо. - И особенно люби эту книгу!

Он положил свою загорелую руку на Библию.

Андрейка кивнул и его смеющиеся глаза говорили о том, что он будет каждый день читать Библию.

Детям очень трудно было уезжать. Андрейка не мог скрыть своих слез. Он твердо решил в своем сердце, что на следующий год он вновь приедет сюда отдыхать на каникулы. Медленно выехала машина за ворота. Они долго махали друг другу, пока не скрылись из виду.

Совсем тихо стало на хуторе. Дядя Ваня и тетя Аня привыкли к детям, и им теперь так не хватало их.

Как-то утром пришло письмо. И вы думаете от кого? От Андрейки с Зиной! Андрейка интересовался о всех своих четвероногих друзьях и о жизни на хуторе. Делился своими радостями: он попросил папу купить ему Библию и в тот же день получил ее. В их доме тоже многое изменилось. Теперь они всей семьей всегда молились перед едой, и Андрейка каждое утро читал стих из Библии, как это делал дядя Ваня. Но самой большой радостью было то, что и Зина приняла Иисуса Христа в свое сердце. Тетя Аня подарила ей маленький Новый Завет и подчеркнула в нем некоторые места, чтобы она могла их еще раз прочитать дома в тишине. И она исполнила просьбу тети Ани. С какой радостью писала она обо всем этом. Она была счастлива. Как и Андрейка, Зина нашла хлеб жизни - Иисуса Христа.

Каждый вечер они склоняли колени у своих кроваток и благодарили Господа, что Он спас их. И самым большим желанием детей было, чтобы папа с мамой тоже познали Господа. А в своем сердце они решили твердо следовать за Спасителем и своей жизнью показывать, что Иисус подарил им новое сердце. Все должны видеть, в них, что они являются собственностью Иисуса.

Дорогой маленький читатель! Ты закончил чтение этого рассказа. Иисус Христос зовет и тебя, чтобы ты открыл Ему свое сердечко. Он хочет простить тебе все грехи, чтобы и ты был радостным и счастливым, как Андрейка и Зина.

Один из моих друзей однажды рассказывал мне об очень интересном экзамене в школе глухонемых.

На столе перед каждым учеником лежала маленькая доска. Учитель подходил к каждому из них и писал определенные вопросы, к которым они должны были подписать правильные ответы.

Среди всех учеников школы мой друг обратил внимание на одного серьезного, тихого и приветливого мальчика. В конце экзамена он подошел к учителю и попросил разрешения задать несколько вопросов этому мальчику. Ему разрешили. Тогда мой друг взял мел и написал на доске глухонемого:

- Дорогое дитя, ты видишь солнце и землю, а ночью луну и звезды. Ты можешь мне ответить, откуда это все произошло?

Мальчик тотчас написал:

- Вначале Бог сотворил небо и землю. Снова взял мой друг мел и написал:

- Откуда взялись скорби, страдания и горе, и смерть?

Ответа не пришлось долго ждать:

- Грех проник в мир, а через него и смерть. Мой друг, немного удивляясь этим ясным ответам, задал следующий вопрос:

- Ты можешь сказать, как человек может спастись от греха и его последствий?

- Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха, - быстро написала проворная рука мальчика.

Ободренный хорошими и правильными ответами, мой друг написал следующий вопрос:

- Почему ты не можешь слышать и разговаривать, как другие дети?

Ответ последовал тут же. Неужели заданный вопрос ничуть не смутил мальчика? Но к великому изумлению моего друга, на маленькой доске ясным почерком было написано:

- "Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение".

Мальчик избрал для ответа слова, которые сказал Сам Иисус Христос.

Какие хорошие ответы были у этого глухонемого. Дети, могли бы вы так ответить? Мальчик был счастлив и доволен, несмотря на то, что он не мог слышать и разговаривать. Принимаете ли вы в вашей жизни все с благодарностью? В чем же была причина счастья глухонемого мальчика? - В любви Божией. Он принял Христа Иисуса в свое сердце и каждый день прилежно читал свое маленькое Евангелие.

Хотелось бы, чтобы маленькие читатели этой книги подражали этому глухонемому мальчику и также прилежно читали Слово Божие.

Вдова Рикке была удивительная мастерица. Она очень искусно шила платья, чепцы и прочее. Поэтому жители окрестных деревень охотно заказывали ей шить свои наряды. Все знавшие ее, любили эту тихую, добрую женщину. И она, в свою очередь, также старалась угодить и услужить всем своей работой. Но не любила она оставлять свой домик. Иногда, только по необходимости, вдова Рикке отлучалась из дому.

Жила она в маленькой квартире в предместье города, и имела двух деток, которые были окружены ее заботой и лаской. Мальчику, которого звали Мартын, было шесть лет, а девочке Лене исполнилось два годика. Трудно было маме оставлять малых деток одних. Когда был жив отец, было все иначе. Он зарабатывал нужное для своей семьи, но теперь его нет. Он недавно умер и она должна прилежно работать, чтобы прокормить себя и детей. Трудно приходилось ей. К тому же она была очень болезненная и слабая. Отправляясь с готовой работой к заказчикам, ей приходилось часто останавливаться и садиться отдыхать.

Недалеко от их дома стоял памятник, окруженный густым кустарником. Сюда приходили Мартын с Леной встречать свою маму. Идти дальше запретила им мама. Здесь в зелени кустов они играли, ожидая ее.

Сегодня воскресенье. Утром они были в собрании, а когда дневная жара немного прошла, мама собрала детей, чтобы пойти погулять с ними на свежем воздухе. Мартын был в своей новенькой зеленой курточке с блестящими пуговицами и с двумя настоящими карманами. Как счастлив был мальчик, ему очень нравилась эта курточка, и он с нетерпением ожидал, когда позволят ему выйти на улицу.

- Мама! Мама! - воскликнул Мартын. - Что скажут наши собаки, увидев мою зеленую курточку?

Мальчик выглянул в окно, чтобы посмотреть на своих четвероногих друзей, которые всегда с радостным лаем встречали детей. Он представлял себе, как они будут удивляться и радоваться его новой курточке.

Наконец мама была готова и они отправились на улицу. Две собаки с радостным лаем провожали их до ворот. На улице было тихо, только мягкий, теплый ветерок шевелил листья деревьев. Вдова Рикке скоро устала, и они остановились у памятника доброго Мартына.

- Детки, я здесь посижу на скамеечке, - устало сказала мама, - а вы поиграйте немного.

Дети занялись игрой среди кустов, делая сады и огороды из ветвей, цветов и песка. Малыши так увлеклись, что Мартын даже забыл про свою новую курточку.

Уже начало темнеть. Стоял теплый, летний вечер. Дети кончили играть и подсели к маме. Леночка забралась к маме на колени, а Мартын сидел рядом. На небе появились первые звездочки.

- Мама, смотри! - воскликнул мальчик, восхищенно глядя на мерцающие звезды, - Ангелы зажигают свет в доме Божьем.

Мама часто рассказывала мальчику о небе, об Иисусе Христе, Который живет там. И сейчас она рассказывала ему, как прекрасно в доме Божием. Как хорошо живется тем, которые перешли туда.

Так беседуя, они не заметили, как уснула Леночка. Уже пора было возвращаться домой, но девочка так крепко спала, что жалко было будить ее. Нести ее на руках она тоже не могла. К тому же вечер был так хорош, что мама решила еще немного посидеть с сынишкой. Леночка же за это время отдохнет и сможет сама пойти домой.

- Мама! - обратился Мартын к матери. - Эта большая звездочка моя или на ней живет папа?

- Он у Господа, дитя мое, а звезды - это Божьи глаза, которыми Он смотрит на землю. Добрый ли ты или послушен - Он все видит.

- А чем же Бог смотрит днем, когда звезд нет? - спросил мальчик.

- Солнце - это тоже глаза Божий. Он видит все, что ты делаешь, даже тогда, когда тебе кажется, что глаза Его закрыты.

Мальчик нежно обнял свою любимую мамочку и еще раз взглянул на небо. Все вокруг потемнело: кусты, где они недавно играли, были едва различимы; памятник, как огромное черное пятно, выделялся в темноте. Взгляд мальчика остановился на нем.

- Мама, расскажи мне сейчас историю о добром Мартыне, - попросил он, - а то у тебя не хватает времени никогда. Расскажи, мама, расскажи!

Мать взглянула на памятник, почерневший от времени и непогоды, но оставшийся целым и невредимым. Памятник представлял собой рыцаря, скачущего на коне, который рассекал мечом свой плащ надвое. Что он хотел сделать с половиною своего плаща, можно было понять, посмотрев на рядом стоящую фигуру, которая представляла собой одетого в лохмотья человека, простиравшего с мольбой свои руки к рыцарю.

- Расскажи, расскажи! - просил Мартынка свою мать.

И мама, подумав немного, начала свой рассказ:

- Жил некогда на земле далеко отсюда добрый человек. Звали его Мартын Тур. У него было очень сострадательное сердце и все, что только мог, он отдавал бедным. Однажды зимой, когда стояли сильные морозы, и на улице нельзя было встретить ни одного человека, даже ни один воробей не смел показаться на дворе, возвращался Мартын Тур домой с посещения больного. Путь был далекий. Всадник и его лошадь тоже дрожали от холода. Мартын все плотнее закутывался в свой длинный плащ, радуясь скорому возвращению домой. Уже темнело.

Вдруг он услышал вблизи себя крик: "Помоги мне, господин, я замерзаю!" Мартын остановил лошадь и увидел возле себя человека, одетого в лохмотья, едва прикрывавшие его тело. Босой, с непокрытой головой, он стоял на коленях и умоляя о помощи, протягивал к нему окоченевшие руки. Мартын посмотрел вокруг, нигде ни человека, ни жилья, куда бы он смог приютить несчастного. Не раздумывая долго, он снял свой широкий и длинный плащ, вынул меч и рассек им плащ на две равные части. Одну отдал нищему, а в другую закутался сам и поскакал дальше, сопровождаемый словами благословения несчастного, и, радуясь, что мог сделать что-то доброе.

С большим вниманием слушал маленький Мартын историю о большом Мартыне. Этот добрый рыцарь очень понравился ему, а также очень жаль было этого несчастного замерзающего человека. Мальчик задумался.

- Нужно ли всегда так давать? Хочет ли этого Иисус? - спросил Мартынка.

- Конечно, хочет, - ответила мама. - Тот, кто может, должен помогать другим, хотя бы самому пришлось немного пострадать, померзнуть, поголодать. Но, послушай, что было с Мартыном дальше.

Мама продолжила свой рассказ:

- Возвратившись домой, усталый и сильно замерзший, Мартын попил горячего кофе, чтобы согреться, лег спать. Он быстро заснул. Вдруг перед ним встал тот нищий, которому он отдал половину своего плаща, и вся комната наполнилась чудным светом; только он теперь не казался таким жалким. Лицо Его сияло, как солнце, а глаза светились чудной любовью. На плечах лежала половина плаща Мартына. Радостным и нежным голосом незнакомец сказал ему: "Добрый Мартын, Я - не нищий, Я - твой Господь. Я хотел испытать тебя будешь ли ты милосердным: отдашь ли ты что-нибудь или оставишь все себе. То, что ты сделал несчастному нищему, то сделал ты Мне". Сказав это, Он исчез, только чудный свет еще долго оставался в комнате Мартына Тура, да великая радость в его сердце. Много делал он добра в своей жизни, помогая всем, чем мог, и всегда давал охотнее другим, чем принимал помощь от других.

Мать умолкла. Мартынка внимательно посмотрел на своего большого тезку, а затем спросил:

- Мама, а это правда, что к нему приходил Сам Иисус?

- Конечно, правда, дитя мое, - ответила мама. - Кто любит Иисуса Христа и делает все по Слову Его, к тому Он приходит Сам и живет в сердце такого человека. Все, что мы делаем людям во имя Господа Иисуса Христа, мы делаем Ему Самому. Но пойдем домой, уже очень поздно. Вот и Леночка проснулась. Дома я покажу тебе большую Библию с картинками и прочитаю слова Самого Господа, который говорит: "Все, что вы делаете одному из малых сих, сделали Мне".

- Это те, которым мы должны помогать? - спросил Мартынка.

- Да, - ответила мать. - Вот таким, например, как бедному и больному мальчику Ване, слепой девочке Марусе, больному ногами дяде Васе и всем бедным, больным и несчастным должны мы помогать. Делать для них все, что мы можем. Все они - наши близкие.

- Должен ли я всем этим бедным что-нибудь давать? - спросил мальчик.

- Начни сначала с одного, - ответила мама. Ступай завтра к маленькому Ване, поиграйся с ним и подари ему что-нибудь.

- Мой барабан? - спросил Мартын.

- Ну да, хотя бы его, - сказала мама. - Ты ведь можешь везде ходить, все видеть и играть чем-то другим, а он не может, он должен постоянно лежать в постели.

- Мама, а Ваня разве Господь?

- Нет. Ты только будь с ним добр, как ты был бы с Господом. Он ведь видит все, что ты делаешь, где бы ты ни был.

- А если Ваня рассердится и побьет меня? - продолжал спрашивать Мартынка.

- Ваня больной мальчик и ты должен во всем ему угождать и делать все так, как хочет он. - ответила мать. - Помни только, как любит тебя Бог и делай все ради Господа.

- Ради Господа? А как это? - снова спросил мальчик.

- Это значит, - сказала мама, - если кто-нибудь хочет делать доброе, он должен это делать потому, что Господь этого хочет, а не для того, чтобы понравиться людям.

- Значит ради Господа, а не ради людей?

- Мартынка, не спрашивай больше ничего, а делай, что я скажу тебе: возьми Леночку за руку и пойдем домой, - строго сказала мама.

- Спокойной ночи, Мартын, - сказал мальчик своему каменному тезке, махая ему на прощанье своей кепочкой. - Завтра я опять приду к тебе!

На следующее утро оба Мартына, действительно, были вместе, и мальчик еще с большим вниманием рассматривал своего каменного тезку, зная теперь историю его жизни. Вдруг он увидел еще одного человека, который лежал возле скамейки, на которой они вчера сидели с мамой. Он спал. По-видимому, это был странствующий подмастерье - ноги его были босые, он был одет в грязную, рваную рубаху. Пиджака на нем не было. Должно быть, мастеровой подложил его себе под голову. На него жалко было смотреть, особенно Мартынке, который был приучен матерью к безукоризненному порядку и к чистоте. "Сначала найди кому помочь, а потом помогай", - вспомнил он слова мамы. Мальчик вновь посмотрел на спящего. Он был такой же несчастный, как и тот, что изображен на памятнике, хотя этот не стоит на коленях, но лежит и спит. Он не просит, но его изорванная рубаха и сама говорит достаточно громко. Маленький Мартын взглянул на памятник. Тот бедняк тоже в нужде.

"Похож, похож! - промелькнула, как молния, мысль в детской головке Мартына. - Это Господь! Он хочет испытать буду ли я добр и сострадателен. О, если бы я имел такой широкий плащ и такой же меч, как у большого тезки, я разрубил бы его! Но у меня есть курточка, не эта в которой я сегодня, нет! Я хочу отдать свою новую зеленую курточку, которой Господь будет очень радоваться".

Как ветер, примчался он домой. Мамы нет дома. Лена еще спит. Курточка висит в шкафу в самом низу. Он повесил ее туда сегодня утром. На мамином рабочем столе лежат большие ножницы. Одно мгновение он медлил. Ему стало жаль своей курточки. Она была так хороша, а новой он не получит. Но мама вчера говорила так ясно, что дарить нужно всегда самое лучшее, то, что самому нравится, а не то, что похуже и что самому не нужно. Однако, как блестят пуговицы... Но Мартынка храбрый мальчик... Чик... чик... чик... и зеленая курточка разрезана ровно по середине. Теперь скорее туда, пока еще Господь там!

Бедняк еще крепко спал, и мальчик тихо положил половину своей зеленой курточки на его обнаженную грудь. Теперь он хорошо укрыт и как он будет радоваться, когда проснется и увидит курточку!

Муха зажужжала над спящим. Мартын взял зеленую веточку и осторожно отогнал муху от его лица, как привык это делать у спящей сестренки.

Тут он вспомнил, что Лена должна проснуться и, если его не будет дома, она будет плакать. Он не должен так долго оставлять ее одну. Он хочет быть добрым и послушным мальчиком и делать все так, как велела мама. Теперь нужно скорей бежать домой. Мальчик бросил последний взгляд на спящего. Когда проснется этот человек, он, конечно, придет к нему! Приходил же после тот нищий к большому Мартыну!

Всю дорогу, пока он бежал домой, Мартынка думал об этом.

Дома все было тихо и спокойно. Лена сладко спала, мамы еще не было дома. Мальчик хорошо убрал в доме. Повесил в шкаф оставшуюся половину курточки. Затем взял старую большую Библию с картинками, сел и стал осторожно перелистывать страницы. Многие картинки ему уже знакомы, мама каждый день из нее рассказывает ему. Он то и дело посматривает в окно - не идет ли к нему Господь, оглядывается кругом - не видно ли в комнате чудного света подобного свету солнца.

Проснулась Лена. Мартынка дал ей молока с хлебом и играл с ней до тех пор, пока, наконец, не отворилась дверь. Но это была только мама. Она очень устала от дальнего пути, но приветливая и ласковая как всегда, села к своему шитью.

Мальчик все ожидал, что внезапно его окружит чудный свет, но вместо этого становилось все темнее. Вскоре грянул гром, засверкала молния. Началась гроза. Дети боязливо прижались к матери. Она закрыла окна и зажгла в доме свет.

- Мама, - обратился Мартынка к матери, - Это гневается Бог, когда гремит гром?

- Нет, дитя мое, - ответила мама, - гневается Бог только тогда, когда ты бываешь непослушным и не делаешь того, что Он говорит.

- А это Он делает гром?

- Конечно, Он. Все в Его руках. Он посылает грозу, если хочет и усмиряет ее.

Мартынка замолчал. Он вспомнил, что тот бедняк на улице под таким ливнем и ему стало жаль его. "А все-таки это должен быть Сам Господь", - думал мальчик.

- Кого ты ожидаешь? - спросила мама.

- Мама, ты сказала, - отвечал мальчик, - что я не должен об этом говорить, или должен? Мама, должен я тебе рассказать?

- Я сказала тебе, - ответила мама, - что только тогда ты не должен рассказывать, если сделал что-нибудь доброе. Если есть у тебя что-то на сердце, то сохрани это лучше про себя.

Мальчику же не терпелось обо всем рассказать маме и он, тяжело вздыхая, отправился в свою комнату спать. Он собирался было не всю ночь спать, но сон оказался сильнее его, глаза его закрылись и Мартынка крепко уснул.

На другое утро вдова Рикке открыла свой шкаф, взгляд ее упал на зеленую курточку. Она взяла ее в руки. "Что это такое? Почему она разрезана пополам? Кто это сделал?" - подумала она. Она позвала Мартына. Он шел, переполненный счастьем, что может, наконец, рассказать ей о том, что он сделал, о чем молчало его сердечко вчера. Он рассказал ей, как вчера у памятника он увидел одного бедняка, который, наверное, был Господь. Он лежал на земле без пиджака, босой и в одной рваной, грязной рубахе. Тогда он разрезал пополам свою лучшую курточку и отдал ему.

- Знаешь, мама, как большой Мартын, - закончил он свой рассказ.

Теперь он надеется, что Господь сойдет к нему и осветит Собою все.

- О, мама! - воскликнул Мартын, с появившимися внезапно на глазах слезами. - Он не приходит, курточка для Него была, наверное, слишком мала!

Мама была так удивлена услышанным, что совсем растерялась, и не знала сразу, что ответить сынишке. Она успокоила ребенка, отерла ему слезы и сказала:

- Перестань плакать, сынок. Бог знает все и видит все. Он без сомнения радуется тому, что ты хотел Ему нечто подарить. То был какой-то бедняк, не Сам Господь, но Он все видел и благословит тебя, за то, что ты сделал для Него от всего сердца.

Мать прижала мальчика к своей груди и нежно поцеловала его.

- Однако же, Он не приходит ко мне, как к большому Мартыну. Отчего это, мама? - спросил Мартын.

- Он никогда не обещал, что придет к тебе так, чтобы ты Его видел. Невидимо же Он всегда с нами. На земле никто, никогда и нигде не видел Бога и видеть не может. Когда же мы будем на небе, тогда увидим Его, как Он есть. Мартын Тур, о котором я тебе рассказывала, видел Его, когда Он приходил к нему, только во сне. Бедняк же, которому Мартын отдал половину плаща, был также не Сам Господь. Это мог быть только Ангел Божий, которого Бог посылает к людям, когда хочет говорить с ними. Но послушай, сынок, тот Мартын мог дарить все, что имел, он был человек взрослый и все, что он имел, было его. Ты же еще дитя и не имеешь права ничего ни разрезать, ни дарить, не спросив у мамы.

- Это же была моя курточка? - сказал Мартынка.

- Нет, дитя мое, все твои вещи я сделала, и без моего согласия ты не имеешь права никому ничего отдавать. Вот видишь, это было не совсем хорошо.

- Мама, значит, Бог был немножко недоволен? - спросил мальчик.

- Может быть, - ответила мама. - Ты ведь знаешь, что Он хочет иметь совершенно послушных детей. Он всегда возле тебя и радуется, когда ты делаешь доброе и бываешь послушным.

А теперь поцелуй меня и ступай гулять с Леночкой.

Мартынка поцеловал маму и прошептал ей на ухо:

- Ты опять сошьешь мне курточку, милая мамочка?

- Нет, мой мальчик, - ответила мама, - теперь ты должен с удовольствием носить свою коричневую курточку и в воскресенье.

Мартын знал хорошо, что никакие уговоры не помогут и ушел немного опечаленный играть с сестренкой. Но в веселой игре скоро забыл о зеленой курточке, и о каменном Мартыне, и о всех подмастерьях мира.

Вдова Рикке встала сегодня очень рано. На лице ее отражалась тихая радость, глаза ее были устремлены на небо, губы ее не шевелились, но сердце ее горело: оно было переполнено верой и надеждой. Оно говорило: "Дорогой Господь, благослови моего милого, любящего мальчика. Он любит Тебя и из любви к Тебе сделал нечто глупое. Как жалко, наверное, было ему разрезать и потом отдавать свою новую зеленую курточку! Но Ты, Боже, ее не забудешь, она Тебе не слишком мала! Приди к нему, когда он останется круглым сиротой. Ты богатый, Господь, и не нуждаешься в наших дарах, когда мы из любви к Тебе, в сердечной простоте отдаем Тебе что-нибудь, Ты возвращаешь нам тысячекратно".

Прошло шесть лет после того, как маленький Мартын в простоте любящего детского сердца отдал половину своей любимой курточки. Он теперь большой мальчик и хорошо знает, что Господь наш не странствует по земле, хотя живет невидимо в каждом из Своих детей. Но уста, которые научили его этому и многому другому, умолкли. Мартын и его маленькая сестренка теперь круглые сироты.

Мать их усердно работала, как могла, и никто не знал о том, как ей было тяжело, потому что она никогда не жаловалась. Отец ее был учителем и очень богобоязненным человеком, и дочь его получила хорошее образование и воспитание, так как была воспитана в страхе Божием. И из этого внутреннего богатства многое она могла передать детям. Беседуя с ними, она передавала им все, что знала сама, и учила их всему, чему только могла. Она знала, что ничего не сможет оставить своим детям, но она знала также и то, что вера и упование на Бога, любовь и усердие к труду - лучшие сокровища на земле, которые дороже золота и серебра.

Ей очень трудно было заработать на пропитание и одежду. Некоторые добрые люди, узнав о ее бедности, помогали ей. Она и ее дети всегда были опрятно одеты; никто не слышал от нее никаких жалоб и поэтому многие думали, что вдове Рикке живется неплохо. Это было тогда, когда она была еще здорова и могла работать. Но к весне здоровье ее сильно ухудшилось. С каждым днем ей становилось все хуже, пока, наконец, иголка не выпала из ее прилежных, но уже обессилевших рук. И только через силу, кое-как она могла управляться с домашней работой. В конце концов, бедная женщина совсем слегла в постель.

Хотя она видела, что конец ее приближается, она все-таки решила обратиться за помощью к одной знакомой крестьянке, для которой она много шила и которая всегда была добра к ней. В большом городе, в котором она жила, для нее все были чужие. Поэтому, как только потеплеет, Мартын должен был сходить к этой женщине. Но первый теплый день, в который стаял последний снег, принес бедной вдове вечную весну.

Как будто луч теплого, весеннего солнца, согрел ее на ложе страданий и проник в глубину ее сердца. Это яркое весеннее солнце послужило ей утешением и ободрением. В последние дни скорбь о детях пробудилась в ней во всей своей силе. Упование на Бога как-то помрачилось, но теперь она наполнена миром и тихой радостью.

Она позвала к себе детей:

- Мартынка! Леночка! Будьте добрыми и любите Бога. Он же будет заботиться о вас и помогать вам. Мартын, смотри за Леной и не оставляй ее. Убегай греха, будь добр и люби Господа. Обещай мне это, ради Господа Бога.

Это были последние мамины слова.

Пришли соседи и взяли к себе плачущих детей. Маму похоронили. Детей должны были отдать в приют. Мартын был на все согласен, только об одном он всегда спрашивал:

- А Лена останется со мной?

Когда же он узнал, что девочки и мальчики живут в разных домах, и поэтому его сестренка не может быть с ним, он наотрез отказался идти в приют.

- Что же ты будешь делать? - спрашивали его.

- Работать для себя и для Лены, - отвечал Мартын.

- Где же ты будешь работать?

Но где найти работу? Это был пока неразрешимый вопрос. Шить, как мама, он не умел и не хотел, он думал было найти работу в качестве посыльного мальчика, но тогда Лене придется быть целый день одной. Потом он подумал заняться продажей спичек или деревянных игрушек, но откуда он возьмет эти вещи. И сколько бы он ни думал, он так ничего не мог придумать.

Попечитель сирот Владимир Сергеевич ласково уговаривал его, говоря, что там им будет хорошо и они смогут многому научиться. Мартын не мог не согласиться с этим, но одно удерживало его: обещание, данное маме, что он остается вместе с Леной.

- В таком случае, - говорил Владимир Сергеевич, - мать должна была оставить вам деньги. Но будь благоразумным мальчиком и будь доволен, что власти заботятся о вас. Вы должны идти в приют, иначе никто не сможет вам помочь.

Был однако же Некто, Который мог им помочь и Мартынка знал это хорошо. Он стал на колени:

- Дорогой Господь! - молился он. - Ты все можешь. Ты знаешь, что мама поручила мне Лену. Сделай же так, чтобы я мог оставаться при ней. Прошу Тебя, мой Иисус, услышь мою молитву, а я вечно буду благодарить Тебя. Аминь.

Так взывал маленький Мартын к своему Небесному Отцу, в помощи Которого он был уверен. Он не знал как и откуда придет эта помощь, но что она непременно придет, в этом он не сомневался. Мальчик сел вместе с сестренкой у открытого окна и стал ожидать помощи Божией с таким же томлением, с каким шесть лет тому назад, ожидал Самого Господа.

Было ли тогда его ожидание напрасным? Да и нет - ответим мы. Должен ли он теперь напрасно надеяться? "Надеющиеся на Меня не постыдятся", - сказал пророк Исайя и тысячи, испытавшие это, скажут: "Аминь".

Завтра, в десять часов утра, Лена и Мартын Рикке должны быть отправлены в приют, так детям было сказано.

- Дорогой Господь, в десять часов, - сказал Мартын, - Ты это слышал - в десять часов. Значит, Ты должен нам помочь раньше десяти!

Нерассудительная детская молитва, - сказали бы мы.

Но Бог ее услышал.

На другое утро Лена со слезами на глазах не могла есть свой завтрак.

- Лена, перестань плакать, - сказал Мартынка, - мы останемся вместе.

Он был твердо уверен в том, что Господь им поможет, и только снова и снова повторял:

- Господи, я не хочу в приют, ведь тогда мы должны разлучиться, а мама поручила мне сестренку. Ты ведь, Боже, это знаешь!

В дверь постучали. Вошел попечитель сирот и с ним мужчина лет 35-ти. У него были светлые волосы, а глаза светились радостью и добротой.

- Вот этот мальчик, о котором я вам говорил, - сказал Владимир Сергеевич. - Я думаю он такой, какого вы ищете, мы охотно отдаем его вам.

Попечитель попросил детей выйти в другую комнату, чтобы им поговорить наедине. Мартынка не мог слышать их разговора, потому что пришедшие тихо разговаривали между собой. Затем Владимир Сергеевич позвал мальчика и сказал ему:

- Николай Иванович - садовник и он берет тебя к себе в маленький город, который находится недалеко отсюда, чему мы очень рады. Я всегда охотно отдаю наших сирот на руки хорошим людям. Николай Иванович пошлет тебя в школу, жить будешь у него, он будет кормить и одевать тебя. Ты же должен быть ему послушным во всем, хорошо вести себя и исполнять всякую работу, которую тебе скажут, а когда вырастешь, будешь обучаться у него садоводству.

- Этому, мой мальчик, ты будешь учиться, - сказал незнакомец, - если захочешь.

- Ну, да, - сказал Владимир Сергеевич, - и мы, впрочем, также будем наблюдать за тобою, надеясь слышать о тебе только хорошее. А теперь собирайся, попрощайся со своей сестрой, через полчаса ты должен отправиться.

Мартынка слушал это, как во сне. Он никак не мог понять вестника своей судьбы. С какой радостью он пошел бы к этому человеку, который, мальчик не сомневался в этом, был послан Богом в ответ на его молитву. Этого он не хотел.

- О, нет! Нет, нет, дяденька! - воскликнул мальчик в отчаянии.

- Почему "нет"? - спросил Николай Иванович.

- Пустяки, - сказал попечитель сирот, - упрямый мальчик забил себе в голову, что ему ни в коем случае, нельзя разлучаться с сестрой.

- Нет, это не упрямство! - сквозь слезы проговорил Мартынка и, с мольбой протягивая руки к незнакомцу, сказал: - Дорогой дяденька, заберите и Лену с собой, она такая хорошая. Я буду для нее работать и никогда не буду упрямиться.

Было что-то трогательное в голосе и словах мальчика. Владимир Сергеевич не знал, что делать. Николай Иванович в раздумье молчал. Дети стояли и ждали, со страхом глядя ему в лицо.

- Дяденька, сделайте это ради Господа Бога, - сказал Мартынка.

- Ради этого имени ты не должен просить напрасно, - с волнением произнес Николай Иванович и, обращаясь к попечителю, сказал: - Владимир Сергеевич, если вы не против, то я возьму обоих детей и буду воспитывать, как своих собственных.

- Но сейчас такое время, - неуверенно возразил попечитель, очень тронутый таким исходом дела.

- Если они так любят друг друга, то и меня полюбят, - ответил садовод и, обращаясь к детям, спросил: - Значит, вы оба пойдете ко мне?

Мартын от радости плакал, крепко держа за руку свою сестренку Лену. В этот момент он забыл про всех. Его сердце ликовало и было переполнено горячей благодарностью Тому, Кто услышал его молитву и послал просимое.

Они быстро собрали необходимые вещи и радостные, счастливые сели в экипаж. Несколько часов спустя они подъехали к своему новому дому. Их встретила молодая женщина с ребенком на руках и еще двое малышей следовали за нею. Она удивилась, увидев мальчика с девочкой, однако приветливо поздоровалась с ними. Николай Иванович ввел детишек в дом, а сам пошел с женою в другую комнату. Вскоре они возвратились к детям, которые ожидали их решения.

- Рады мы вам во имя Господа, - сказала жена Николая Ивановича, - рады вам обоим.

Она хотела было обнять Леночку, но та в испуге отшатнулась от нее. Взглянув же в ее глаза, девочка вдруг обвила ручонками шею женщины и прижалась к ней. Теплый луч материнской безграничной любви согрел ее сердечко. Мартын был переполнен радостью. "О, - думал он, - если они так полюбили Лену, то все будет хорошо. Я так же буду стараться их не огорчать". С этой минуты чувство одиночества покинуло их.

После смерти матери они чувствовали себя покинутыми, подобно путнику, который заблудился темной ночью в дремучем лесу. Он не знает, где найти себе приют. Кому приходилось находиться в положении такого странника, тот знает, что значит для такого человека огонек, который приводит его к убогой хижине, в которой, живущие в ней, встретят его с дружеским приветом. Тогда эта хижина покажется ему - дворцом, люди - ангелами, а огонек - лучезарным солнцем, освещающим лес.

Но еще счастливее тот путник, у которого

Христос является путеводной звездой, ведущей к небу.

Так было и с детьми, в особенности же с Мартыном. Лена не так сильно ощущала одиночество, потому что большее время она проводила с братом в котором всегда имела охрану и помощь. Мартын же очень остро чувствовал потерю матери, ему очень не хватало ее. Она была для него хорошим другом и советником. Теперь же на смену скорби пришла огромная радость. Они вместе с сестренкой получили папу с мамой и новый дом. Сердце его было переполнено благодарностью Богу, Который все это приготовил для них.

- Мартын, возьми мой тулуп и закутайся в него хорошенько, не то ветер продует тебя. Мне жаль, что я должен посылать тебя в такой холод, но ничего не поделаешь. Сегодня сочельник, - так говорил Николай Иванович высокому молодому человеку, в котором мы узнаем нашего друга Мартынку.

- Папа, я еду очень охотно. Целый год я радовался тому, что поеду с таким поручением, - ответил счастливый юноша.

- Ну, хорошо, хорошо! Ты заслужил доверие.

Смотри, только ничего не перепутай! Итак, послушай еще раз: 60 кочанов капусты и мешок картофеля отдашь в детский приют. Те две корзины, что стоят отдельно, с яблоками, горохом, фасолью и чечевицей, а также ягодный компот передашь в девичью гимназию. Туда же отдашь немного свежей капусты и сумку орехов. Мешок муки и корзину слив - в приют для старичков. Вдове Мюллер, знаешь, у которой шестеро детей, отдай картофель, яблоки, орехи, пакет с печеньем, на котором написано ее имя, и елку. Большую елку и большой пакет печенья отдашь в ремесленное училище. Затем, на улице Марьинской в этом году основан приют для старых женщин, я думаю ты найдешь его. Над дверями этого дома написано: "Господи, зайди к нам, потому что день склонился к вечеру. Старушкам, что живут там, отдай мешок картофеля, полторы сотни кочанов капусты, редьку, яблоки. Туда же отдай и старое платье, которое Лена так искусно помогала штопать. Все, что у тебя останется, сын мой, отвези жене пастора. У нее ведь всегда много гостей и ей все пригодится. Всем скажи, что все это посылает им младенец Иисус, а от меня пожелай всем радостного праздника Рождества. Когда же повозка освободится, то купи все, что я записал тебе. Раньше четырех часов ты не успеешь вернуться.

Так заботливо провожал садовник своего приемного сына. Он смотрел, как Мартын запрыгнул легко на передок повозки, весело хлопая кнутом, съезжал со двора, ловко управляя тяжело нагруженным возом.

Николай Иванович долго стоял у окна, задумавшись о чем-то, что бывало у него редко, потому что всегда был занят. Но были у него некоторые памятные дни в году, когда он любил вспоминать прошлое и размышлять о пережитом.

Было около четырех часов, когда Мартын возвратился из города. Мороз и ветер ничего не смогли сделать такому здоровому юноше. Он исполнил все в точности и привез от всех сердечную благодарность и много добрых пожеланий.

- Ну как, обрадовались люди? - спросил Николай Иванович.

- Больше, чем я могу рассказать, - отвечал Мартын.

- Я думаю, что они смогут употребить все это, как следует.

Вечерело. Мартын окончил всю работу и сел возле отца.

- Папа, - сказал он, - мама занялась украшением елки и сказала, что моя помощь ей не нужна. Лена занимается с детьми.

- Ну, и что же дальше? - спросил отец.

- Мы так редко бываем одни... - продолжал Мартын.

- Это правда, - согласился отец. Помолчав немного, Мартын продолжал:

- Куда бы я сегодня ни приходил, везде тебя очень хвалят и говорят: ты такой хороший человек, каких немного и, что лучше было бы жить, если бы было побольше таких людей, как ты.

Отец покачал головой.

- Нет, папа, не качай головой. Я не могу забыть того, что ты сделал для нас! Скажи же, как это ты научился быть таким хорошим или ты всегда был таким?

- Не говори глупостей, - сказал Николай Иванович, немного помолчав. - Нет никого доброго или благого, кроме Бога. Ты очень удивился бы, если бы увидел меня лет двадцать или тридцать тому назад, и, конечно, не поверил бы, что это был я. Да, я был совсем пустым, беспорядочным молодым человеком и то, что я расскажу, пусть будет для тебя полезным примером.

Родителей своих лишился я очень рано, может быть, потому имею особое сострадание ко всем сиротам. Я выучился садоводству, но копать землю и сажать деревья мне не нравилось и от этого занятия у меня скоро начали болеть спина и голова, вернее же - это была лень и ничто иное. Кроме того я думал, что знаю в этом деле намного больше своего хозяина и поэтому уже не позволял учить себя.

Захотелось мне посмотреть садоводство в чужих краях, и вот я отправился путешествовать. От моих родителей у меня осталась порядочная сумма денег, и поэтому у меня не было недостатка в так называемых "добрых друзьях-приятелях". Да сохранит тебя Бог, Мартын, от таких "добрых друзей".

Разгульная жизнь, пьянство и насмешка над всем святым совсем заглушили во мне всякое чувство веры и страха Божия, который еще оставался во мне. Сегодня святой вечер и я не хочу рассказывать тебе подробно о всей той грязи, в которую я тогда окунулся. Ко всему тому, я был еще высокомерен и горд до крайности, и ни во что считал окружающих меня. Поэтому я очень низко опустился и не следил за собой, потому что меня злил вид всякого порядочного человека. Да, Мартын, был я тогда несчастен и жалок, хотя в душе моей появлялось иногда желание другой, лучшей жизни.

Однажды, почти без копейки денег в кармане, без друзей и без всякой надежды, а главное - без упования на Бога, пришел я в один город. Был жаркий летний день и я расположился под тенью густых кустарников и уснул.

Меня разбудили веселые детские голоса. Открыв глаза, я увидел одну женщину, которая сидела недалеко от меня со своими детьми на скамейке. Она не видела меня, а иначе, наверное, ушла бы, увидев такого отчаянного молодца, каким был я.

При виде этой семьи у меня сделалось теплее на душе: мне также захотелось иметь мать, которая могла бы говорить со мною, как эта со своими детьми. Я хотел быть любимым, но в целом мире не было ни одного человека, кто бы мог пожалеть меня.

Каменный памятник, стоявший на этом месте, дал маленькому мальчику повод просить маму, рассказать ему историю про доброго Mapтына Тура, который разделил свой плащ с одним нищим.

- Ты же знаешь эту историю, не правда ли? - спросил он Мартына.

- Знаю, - пробормотал юноша.

- Прекрасно, значит, мне незачем ее рассказывать; все равно я не могу ее так рассказать, как рассказывала та женщина. Но мне так проникло в душу то, что она говорила о Господе Иисусе Христе, на Которого я никогда не уповал. Она учила детей оказывать любовь во имя Его всем бедным. "Все, что мы делаем ради Него другим - мы делаем Ему Самому", - говорила она детям. Я думал про себя: "О, если бы кто-нибудь оказал мне сострадание из любви, действительной любви, ради имени Его, тогда я возвратился бы на истинный путь!"

Да, Мартын, я хотел только брать, но не давать.

Мартын слушал с напряженным вниманием. В комнате стало уже темно и Николай Иванович не мог видеть, как взволнован был юноша, не видел, как лицо его то бледнело, то краснело.

- Женщина пошла домой, - продолжал отец свой рассказ. - Я не решился следовать за ней, боясь напугать ее и детей, а отправился в трактир, где и оставил последние копейки. Я не хотел внимать голосу, говорившему внутри меня. Заплатить за ночлег мне было нечем и поэтому, побродив до раннего утра, я расположился спать в кустах у памятника Мартына Тура. Я подумал, что лучшего места для отдыха мне не найти и я, лентяй, спал до тех пор, пока горячие лучи солнца не разбудили меня.

Я приоткрыл глаза. Возле меня стоял вчерашний мальчик. Я поскорее закрыл глаза, чтобы он не ушел, но малыш вдруг быстро убежал от меня. Это меня разозлило. "Смотри, - подумал я, - ты сделался страшилищем даже для малых детей". С этими мыслями я снова заснул. Когда я проснулся, то почувствовал на себе нечто постороннее. И знаешь, Мартын, что я нашел на своей груди?!

- О, продолжай! Пожалуйста, продолжай! - воскликнул Мартын.

- Мартын, - продолжал отец с воодушевлением, - то была половина зеленой курточки, совершенно новой, с блестящими пуговицами! Вчера в ней был этот мальчик, я это хорошо приметил, так как он много раз восхищался ею. И вот она лежала на мне, разрезанная пополам. Я не смог бы понять в чем дело, если бы не слышал рассказа этой женщины. Но теперь я понял все.

Мальчик в сердечной детской простоте, из любви к Господу пожертвовал мне свой любимый наряд. О, Мартын, от этой половинки зеленой курточки, у меня впервые, после столь долгого времени, открылись глаза. Я снова смог поверить, что есть Бог, который печется и обо мне, заблудившемся в этом мире. Я искал любви, и Господь посредством этого мальчика сказал мне: "Я люблю тебя!" Зеленый кусочек так громко говорил мне, что этот звук навсегда остался запечатленным в моем сердечном слухе.

В комнате было совершенно темно, и Николай Иванович не видел, как Мартын широко открытыми глазами, с изумлением смотрел на него. Он сдерживал себя, чтобы не выдать своего волнения.

- Я долго разыскивал этого мальчика, - продолжал садовник, - но в большом городе я не смог найти его. Тогда я сказал самому себе, что если мне не удастся отблагодарить этого мальчика лично, то я должен благодарить моего Спасителя Иисуса Христа, Который вновь открыл мне Свою любовь через этого мальчика.

Вечером того же дня, сидел я на одной из скамеек в тихом месте и размышлял о своей жизни и о себе. Мысль о Боге и Его любви внезапно осенила мое сердце, и я последовал этому нежному зову любви. Там же я упал на колени и просил прощения у Господа, что так долго огорчал Его. Радость прощения наполнила мое сердце.

Вскоре я пришел сюда, к моему тестю, который дал мне работу и многое другое. Этому доброму человеку я очень многим обязан. Он сажал доброе семя не только в своем саду, но и в моем сердце. Дай Бог, чтобы это семя принесло сторичный плод. Потом он отдал мне в жены свою дочь, а после его смерти я унаследовал этот прекрасный дом и сад. Так было угодно Богу, чтобы я поселился здесь, и хотя б понемногу отдавал в Его руки то, что получил от Него.

Вследствие того, что первый толчок к моему возвращению на добрый путь сделал маленький мальчик, я питаю большое расположение к детям, а особенно к мальчикам.

- Папа, а были ли олени на блестящих пуговицах зеленой курточки? - спросил Мартын, весь дрожа.

Николай Иванович вскочил со своего места.

- Что ты говоришь? - воскликнул он. - Разве ты видел ее у меня?

- Это моя курточка, - тихо проговорил Мартын.

- Твоя курточка!? Великий Боже! Так это ты, мой маленький мальчик?!

- Да, это я!

Несмотря на темноту, они нашли друг друга и сплелись в такие тесные объятья, как бы не желая никогда отделяться друг от друга.

- Мартын, принеси сюда свечу, я хочу тебя видеть!

В этот момент позвонили, и в то же мгновение распахнулись двери в зал и яркие, ослепительные лучи света осветили темную комнату. С другой стороны в зал вошли дети и прислуга. Жена подошла к мужу и сказала:

- Разве ты не хочешь к нам? Елка давно готова и я два раза уже звонила вам.

Они втроем вошли в зал.

- А теперь давайте споем, - сказала она. Чистым, красивым голосом она запела рождественский гимн и все, окружив их, пели вместе с нею:

- Слышишь, лик с небес гласит: "Богу слава и хваленье! Мир земле Господь дарит, Людям всем благоволенье".

Когда кончили петь, Николай Иванович произнес краткую, сердечную молитву. Жена удивленно посмотрела на него, не понимая, отчего он так взволнован. Тогда муж подвел к ней Мартына и сказал:

- Смотри, жена, что нам сегодня даровал Господь. Это тот самый мальчик, который меня, несчастного человека, навел на истинный путь. Это он подарил мне тогда свою курточку.

Изумленно глядела жена садовника то на мужа, то на Мартына. Она поняла все и, прижав Мартына к своему сердцу, сказала:

- Милый мой, дорогой сыночек! Ты давно уже дорог мне, но теперь ты стал еще дороже для меня.

Некоторое время они стояли тихо все трое вместе среди ликующих детей. Затем Николай Иванович вышел и тотчас же возвратился с зеленой курточкой, которую он положил под елку, сказав:

- Наш Господь не принимает ничего, не вознаградив вдвое или втрое. Ах, что я говорю?! В 100 и 1000 раз!

- Да, - волнуясь, сказал Мартын, - я испытал это, папа, на себе. Точно также воздал Господь мне и Лене. Он дал нам папу с мамой, сестренок и брата, и многих родных. Как мне отблагодарить Его за все это?

- Любить Его и ради Него любить всех людей, - ответил отец.

- Аминь! Аминь! - подтвердила мать.

У одного господина был слуга-мальчик, который должен был служить лишь ему, других он мог не слушать.

Однажды господин послал его в магазин купить кое-какие вещи. Мальчик выполнил поручение, и у него осталось несколько копеек. Не спрашивая разрешения у своего хозяина, он купил на них резинку и сделал тайком из нее рогатку. И вот, ходя по двору, он стал искать, во что бы выстрелить. Тут он заметил утку, которая важно расхаживала по двору, не видя никакой опасности. Выстрелив он попал ей прямо в голову. Пройдя еще немного, утка повалилась набок. Мальчик подбежал к ней, поднял ее и с ужасом заметил, что она мертвая. Он убил ее. Этого он не ожидал, что так все получится. Мальчик не думал, что своей игрушкой наделает столько беды. Быстро оглянувшись по сторонам и, никого не увидев, он вырыл яму на огороде и закопал в ней убитую утку. Довольный тем, что никто не увидел его проступка, мальчик продолжал гулять как и прежде.

Вдруг послышался стук в окно. Это стучал повар из кухни. Мальчик подбежал к нему, и он повелел ему вынести ведро с помоями. Он возразил ему, сказав, что он ему не слуга. Тогда повар сказал ему, что видел, как он убил утку, и скажет об этом хозяину. Делать было нечего, пришлось мальчику повиноваться и вынести помои.

На другой день повар велел принести дрова, и мальчику пришлось с досадой повиноваться. Так продолжалось долгое время, пока он не решился все откровенно рассказать своему господину. Так он и поступил. Господин простил его, и мальчик снова стал свободен.

После этого повар еще несколько раз пытался использовать его, угрожая при этом рассказать об убитой утке. Но на это мальчик ответил смело, что он сам уже все рассказал хозяину и тот простил его.

Это является для нас хорошим примером. В себе нельзя хранить долго проступки, чтобы не использовал нас сатана. Мы должны сразу обратиться к тому, перед кем мы провинились и все рассказать, что мы сделали, а также попросить прощения. И затем все сказать в молитве Иисусу, чтобы Он нас простил и сделал вновь свободными от греха.

- Смотрите, я сейчас полечу!

Гордо и самоуверенно взбирается Славик на изгородь, окружающую их сад, и привязывает к рукам два огромных картонных крыла.

- Не шути! Ты сломаешь себе шею! - испуганно кричит Катя с качелей.

- Да, Катя права, - говорит Толик. - ты не сможешь полететь. Славик, ты ведь слишком тяжелый!

- Нет! - говорит Славик уверенно, продолжая свои приготовления. - Вы сейчас сами увидите. Я же долгое время наблюдал за нашими голубями и видел, как они это делают. И сейчас я так же полечу, как и они!

Славик твердо убежден в своем решении. В этот момент он выглядел очень серьезным. Важно размахивая самодельными крыльями и плавно раскачиваясь, словно готовясь к стартовому прыжку во время плавания, мальчик вдруг отталкивается ногами от края забора и летит вниз...

- Ой!

В то же мгновение маленький "летчик" приземлился в куст ежевики.

- Ну вот, что мы тебе говорили? - подскочили Катя с Толиком и помогли младшему братишке выбраться из колючего куста.

Славик растерянно смотрел на них. Он не мог понять, почему он не смог полететь. К счастью, мальчик ничего не повредил себе, только на руках, ногах и лице были видны свежие царапины.

- Что вы там делаете в ежевичном кусте? - спросил подошедший в это время отец, удивленно заглядывая в сад.

Рядом с поцарапанным младшим сыном папа разглядел две огромные полосы из картона. Старшие брат с сестренкой побежали отцу навстречу и рассказали ему о случившемся. Славик же все еще, ошеломленный происшедшим, сидит на земле и думает: "Почему самолет там вверху спокойно летит и не падает? Он ведь намного тяжелее меня?!"

- Знаете что, детки, - сказал папа весело, - я думаю, что лучше всего, было бы посмотреть настоящий самолет и спросить дядю Колю, как он работает. Он, наверняка, это знает.

- О, это же очень хорошо! - хором воскликнули дети. - Правильно! Ведь дядя Коля пилот!

Услышав это, Славик повеселел и уже через несколько минут были забыты неудавшийся полет и царапины, полученные в ежевичном кусте.

В следующую субботу они всей семьей поехали на спортивное летное поле, где дядя Коля уже ожидал их.

- Дядя Коля, - спрашивает Славик, сразу же после приветствия. - Дядя Коля, почему я не смог полететь, ведь самолеты намного тяжелее меня?!

- Ты прав, мой мальчик. А теперь пойдемте-ка и посмотрим такую железную птицу из каких частей она состоит.

С нескрываемым любопытством дети вместе с родителями пошли за дядей Колей. Подошли к большому помещению, в котором стоят несколько спортивных самолетов.

- Ух, какой большой гараж! - с удивлением говорит Катя.

- Этот гараж для самолетов и называется он ангаром, - объясняет дядя. - Здесь самолеты проверяют и, если нужно, ремонтируют. Смотрите, сейчас на буксире выведут спортивный самолет из ангара.

Подошли к самолету, и дядя Коля стал объяснять, из каких частей он состоит.

- Вот смотрите: корпус самолета называется фюзеляжем. В нем находятся мотор, салон для пассажиров и кабина пилота. А как вы думаете, может ли фюзеляж сам по себе летать? Дети со смехом ответили:

- Нет, конечно, нет! Он упадет, как камень! Для этого у самолета есть крылья!

- Правильно. При помощи крыльев, которые мы называем несущие поверхности, самолет может летать, - говорит дядя. - А чтобы удерживать направление при полете, он нуждается в хвосте.

- Как у корабля киль, - говорит Толик.

- Да, - подтверждает папа, - хорошее сравнение. И как судно нуждается в руле, чтобы менять направление, так и самолеты нуждаются в рулях высоты и направления, чтобы изменять курс полета.

- Да это так же просто, как и при езде на самокате, - говорит Славик.

- Не совсем, - говорит дядя Коля, улыбаясь, - я думаю, лучше всего мы сможем изучить самолет в полете. Давайте сделаем несколько кругов на этой железной птице.

- Чудесно! - и дети с восторгом забираются в самолет.

- Да здесь ремни безопасности, как в автомобиле! - удивляется Толик.

- Значит, вы уже знаете, что ими нужно пристегнуться, - отвечает дядя Коля.

Папа с мамой остались на земле, наблюдая за самолетом с края взлетной полосы.

Дядя еще раз обходит самолет и проверяет все ли в порядке. Затем он садится в пилотскую кабину и также проверяет все инструменты, часы и кнопки на приборной доске.

- Как много приборов и разных кнопок! - удивляются дети, - намного больше, чем в автомобиле.

Дядя Коля надевает наушники.

- Зачем они нужны тебе? - спрашивает Толик у него.

- Через наушники пилот получает точные указания для старта и посадки с контрольной башни.

- Это не то высокое здание, вон там напротив, с большими окнами? - спрашивает Катя.

- Да, - отвечает дядя Коля, - инженеры по летному делу сидят в той башне и по приборам наблюдают за каждым самолетом в воздухе и на летном поле, а также отвечают за их безопасность. Так! Они дали мне разрешение на старт. Можно лететь!

Дядя заводит ключом зажигания мотор самолета. Железная птица вся задрожала от рева мотора. Самолет вначале медленно, а затем все быстрее бежит по взлетной полосе. Набрав нужную скорость, он отрывается от земли. Пилот сразу же убирает шасси. Самолет набирает высоту.

"Такое впечатление, как в лифте", - думает Катя. Она почувствовала себя нехорошо. Но когда девочка выглянула из окна, то увидела, что улицы и дома становятся все меньше и меньше и она тут же забыла обо всем неприятном.

- Какой прекрасный вид с высоты! - восклицает она восхищенно. - Я вижу нашу школу!

- А я наш дом! - Где?

- Смотри туда!

- А какие маленькие автобусы и люди!

- Еще меньше, чем на твоей детской железной дороге! - восклицают Толик с Катюшей, перебивая друг друга.

Только Славик сидит совсем тихо и внимательно наблюдает за каждым движением дяди. Он держит каждый прибор в поле зрения и смотрит какую кнопку пилот нажимает, когда нужно изменить направление самолета или подняться выше. Самолет послушен дяде. Славик совсем не боится, он доверяет ему и чувствует себя так уверенно, как будто он едет со своим папой в машине по земле. Но вот самолет начал медленно опускаться, приближаясь к земле. Пилот выпустил шасси. Самолет коснулся земли и побежал по посадочной полосе, все уменьшая скорость. Наконец, он совсем остановился и дети с радостными возгласами подбежали к папе с мамой.

Слишком быстро закончился их первый в жизни полет на самолете. После полета они, радостные и счастливые, вместе с дядей Колей поехали домой. Когда они вечером сидели все вместе, и дети с сияющими глазами делились своими впечатлениями о полете на самолете, папа сказал:

- Я думаю, что когда Славик пробовал полететь с садовой изгороди, он, наверное, заметил, что полет не зависит от наших собственных сил и умения. Сколько он ни старался, у него все равно ничего не получалось.

- Да, я упал на нос, - засмеялся Славик, - воздух не мог меня удержать.

- Да, - подтвердил дядя Коля, - воздух окружает нас, но мы его не видим и едва ощущаем, почти все падает на землю, как будто воздух сам - ничто, но все равно он сам по себе может нести многотонные тяжести самолетов. Я всегда думаю, что это является хорошим примером для веры в Господа Иисуса Христа.

- Каким образом? Как ты думаешь об этом?- удивленно спрашивают дети своего дядю.

- Хорошо, - ответил он, - я постараюсь это вам объяснить. Многое в летном деле является примером для нашей жизни. Как воздух вокруг нас невидим и едва ощутим, так наша вера в Иисуса Христа невидима и не осязаема. И все же она может нести нас через всю нашу жизнь, если мы соблюдаем все, что требуется для полета. А теперь скажите мне: что самое главное у самолета?

- Ну, это же ясно! Конечно несущие поверхности. Без крыльев самолет упадет.

- Правильно! Люди, которые хотят собственными усилиями и своими добрыми делами попасть на небо, представляются мне всегда, как самолеты без крыльев. Это просто невозможно.

- Но, - спрашивает Катя, - делать что-то доброе, это ведь хорошо?

- Делать доброе - это хорошо, - отвечает отец, - но одни добрые дела не приведут нас на небо.

- Не приведут? - спрашивает Славик, - почему же?

- Разве вы не знаете? - вступает в разговор мама. - Вы же недавно учили на детском часе стих из Библии, который записан в Евангелии от Иоанна 3:36. Кто из вас помнит его?

- Я! - восклицает Катя и повторяет его "Верующий в Сына Божия имеет жизнь вечную".

- Хорошо, - говорит мама, - значит наша вера - это крылья самолета, которые несут его по воздуху. И как самолет не может лететь без крыльев, так и мы, верующие, не можем жить без веры в Иисуса Христа. Апостол Павел так пишет в своем послании к Евреям: "А без веры угодить Богу невозможно".

- Но одни крылья без фюзеляжа также не имеют смысла, - замечает Толик, - крылья сами по себе не могут летать или что-либо перевозить.

- Ты прав, - говорит дядя Коля, - поэтому Господь Иисус говорит нам в Слове Своем: "Вера без дел мертва" (Иакова 2:20). Это значит: если мы говорим, что мы верим, что Иисус Христос умер за наши грехи, простил нас и живет в нас, то мы должны показать это в нашей жизни добрыми делами, которые мы делаем из любви и благодарности к Нему. И как в самолете крылья не могут обойтись без фюзеляжа, так и в нашей жизни вера должна сопровождаться добрыми делами.

- Но пилот - это самое важное, - заметил Славик, - без пилота не полетит ни один самолет.

- Это верно, - говорит мама, - самое важное место в нашей жизни веры должен занимать Иисус Христос. Он должен быть пилотом нашей жизни. Он знает все. Он знает направление нашего пути. Он знает наш самолет - нашу жизнь. Он знает нас совершенно точно, если мы доверяем себя Ему и будем уповать на Него, то Он будет руководить нами и вести нас.

- И если мы послушно будем исполнять то, что Господь желает, Он проведет наш жизненный самолет через все бури и опасности. Тогда наша вера будет способна нести нас, и мы придем к цели, - закончил папа.

- Посмотрите, дети, - сказал дядя Коля, - я хочу обратить ваше внимание на то, что я считаю очень важным. Я, как пилот, подвергаю тщательному осмотру весь самолет перед каждым полетом. Также и в нашей жизни очень важно, чтобы мы ежедневно просили Иисуса, постоянно контролировать и направлять нас. Поэтому мы должны ежедневно читать Слово Божие и молиться.

- Дядя Коля, - спрашивает Славик, - ты же хотел объяснить мне, почему самолет может летать, а я нет?

- Хорошо, - ответил он, - я тебе сейчас поясню. Чтобы самолет мог держаться на воздухе, нужно, чтобы под крыльями его было необходимое давление воздуха. И чтобы получить это давление, крылья имеют особую форму: верхняя сторона выпуклая, дугообразная, а нижняя - почти плоская. Таким образом, воздух, который струится над крыльями, должен совершить больший путь, чем под крыльями, поэтому он струится быстрее. Но давление в быстротекущем воздухе меньше, чем в текущем медленнее. Таким образом давление воздуха под крыльями самолета сильнее, чем над крыльями. Оно так сильно, что поднимает и несет самолет. Это называется противодавлением или подъемной силой. Но достаточная сила давления воздуха, которая сможет поднять самолет, будет лишь тогда, когда крылья с большой скоростью пролетают через воздух. Поэтому самолет должен достичь такой высокой скорости, прежде чем он сможет оторваться от земли и лететь. Эту силу движения вперед называют тягой. Тяга достигается через моторы, через пропеллеры или через сопло.

Пропеллеры работают в воздухе подобно гребному винту в воде.

Тягу сопла у больших самолетов вы лучше всего поймете на примере воздушного шарика: если вы его надуете, то воздух, который вырывается из отверстия, гонит шар вперед. Это называется отдачей или ответным ударом.

- Ну и ну, - говорит Славик и глубоко вздыхает.

- Понятно! - подтверждает Толик, - спасибо, дядя Коля. Когда я вырасту, я тоже буду пилотом.

- Прекрасно, - улыбается папа, - тогда ты, наверное, сможешь еще раз все объяснить Славику.

А вечером после семейной молитвы, Катя задумчиво сказала маме:

- Милая мамочка, когда мы сегодня летели на самолете, там наверху я поняла, что Иисус всегда видит нас и очень хорошо всех нас знает.

- Да, доченька, ты права. Поэтому ты можешь Ему полностью доверять. Он защитит и сохранит тебя на всех путях твоих.

Дорогие дети! Верите ли вы в Иисуса Христа, как своего личного Спасителя? Живет ли Он в вашем сердце? Придите к Нему и доверьтесь Ему. Только Он силен сохранить вас в вашей жизни и спасти вас.

Дети, вы, наверное, видели летом в траве маленький голубенький цветочек, который называется незабудкой? Об этом маленьком цветочке рассказывают много интересных историй.

Говорят, что ангелы, пролетая над землей, роняют на нее голубенькие цветочки, чтобы люди не забывали о небе. Поэтому эти цветы и называются незабудками.

Есть еще одна легенда о незабудке. Было это давно-давно, в первые дни творения. Только что создан был рай, и прекрасные, благоухающие цветы зацвели в первый раз. Сам Господь, проходя по раю, спрашивал у цветов их название. Но один маленький голубой цветочек, устремив в восхищении свое золотое сердечко к Богу и не думая ни о чем, кроме Него, позабыл свое имя и смутился. От стыда зарумянились кончики его лепестков, а Господь посмотрел на него ласковым взором и промолвил:

- За то, что ты забыл себя ради Меня, Я тебя не забуду. Называйся впредь незабудкой и пусть люди глядя на тебя, также учатся забывать о себе ради Меня.

Конечно, этот рассказ есть вымысел человеческий, но правда в нем та, что забывать о себе ради любви к Богу и к ближним - есть великое счастье. Этому нас учит Христос, и в этом Он служит нам примером.

Многие люди это забывают и ищут счастье вдали от Бога, но есть люди, которые всю свою жизнь служат любовью ближним. Все свои таланты, все свои способности, все свои средства, - все, что имеют, они употребляют на служение Богу и людям, и, забывая себя, живут для других. В жизнь они вносят не ссоры, злобу, и разрушение, а мир, радость, порядок. Как солнышко своими лучами греет землю, так они лаской и любовью согревают сердца людей.

Христос показал нам на кресте, как надо любить, забывая себя. Тот счастлив, кто отдает себя полностью Христу и следует Его примеру.

Не хотите ли и вы, дети, не только вспоминать воскресшего Христа, Его любовь к нам, но, забывая о себе, оказать Ему любовь в лице наших ближних; стараться помогать делом, молитвой, всем и каждому, кому нужна помощь. Стараться думать не о себе, а о своей семье. Будем поддерживать друг друга в добрых делах.

Да поможет нам в этом Бог!

Ганс Фридлейн жил на одной из узких, грязных улиц громадной столицы Англии города Лондона. Но он не был ни владельцем старого дома, где жил, ни даже хозяином зеленой лавки, в которой служил из года в год. Нет, все это принадлежало господину Джонс, а калека Ганс был только бедной сиротой.

Было бы трудно определить, какое собственно положение в доме занимал Ганс. Поэтому, когда это надо было выразить письменно, господин Джонс всегда приходил в смущение, так как не знал в какую рубрику вписать Ганса. Он не мог его назвать рассыльным мальчиком, так как Ганс был хромой, а между тем, большую часть поручений исполнял именно он, он терпеливо ковылял, как мог, по плохо мощенным улицам.

Нельзя было также назвать его бухгалтером, так как хозяин сам вел книги до тех пор, покуда они не приходили в такой беспорядок, что ни один человек больше не мог в них разобраться. Тогда они предоставлялись Гансу, который каким-то чудом умел привести их снова в порядок.

Не мог он быть назван и домашним слугой, потому что кроме него была служанка. Но что было бы в доме без Ганса? Кто позаботился бы о детях и делал бы вообще все, что Лена оставляла недоделанным! Короче говоря, он исправлял все неисправности в доме и что писал господин Джонс в конце концов было известно ему одному. Господину Джонсу никогда не приходило в голову подумать о том, что бы он делал без Ганса. Все привыкли считать его как бы своим крепостным, а Ганс был доволен, что получал "пропитание и одежду" и быстро исполнял всякое дело.

После смерти родителей он нашел пристанище у дяди и до 14 лет ходил в школу, затем дядя отдал его к зеленщику Джонсу, говоря, что отныне он сам должен зарабатывать свой хлеб.

И вот уже шесть лет прожил Ганс у господина Джонса, и ему исполнилось 20 лет. Ни одно радостное событие не прервало за это время однообразного течения его жизни. Но когда - то, когда он еще ходил в школу, у него были радостные дни, и воспоминание о них освещало ему все последующие годы.

Дело в том, что Ганс посещал воскресную школу, где была милая и добрая учительница, и хотя она была немолода, некрасива и слишком полна, но она любила своих мальчиков, и они ее любили и почитали как святую. Какие это были золотые часы, когда ее приветливые уста передавали радостную весть о добром Пастыре. И доброе семя упало на добрую почву. Ганс стал принадлежать Спасителю. И когда ему пришлось покинуть воскресную школу, так как он переселился в другой конец города, то, госпожа Ви-гель могла его спокойно отпустить. Он был той почвой, в которой крепко держится жизненный якорь и тот верный посох, благодаря которому он всегда держался прямо.

Ганс Фридлейн обладал необычайно любящим сердцем. Он полюбил госпожу Вигель всей полнотой своего горячего детского сердца, и теперь, разлученный с нею, он тем крепче привязался к Спасителю, Который был для него поистине самым дорогим и любимым Другом на земле! О, как чудно иметь кого-либо, кого у нас отнять не могут!

В детстве Ганс страстно любил свою мать, но она умерла, когда ему было только десять лет. Он приютил себе бедную изголодавшуюся и грязную кошечку, которую нашел на той улице, где жил его дядя. Но когда она однажды выпила молоко у тети, ее тотчас же убили. Потеря животного огорчила его и вызвала у него никогда не испытанное им чувство одиночества. Ему постоянно нужен был предмет любви.

Затем он узнал госпожу Вигель и привязался к ней, но вскоре опять наступила разлука. Поэтому, как он был рад, когда узнал Того, Кто вечно остается с нами, с Кем нет разлуки, Кто нас несказанно любит. Сознание этой любви не покидало бедного юношу все последующие безрадостные годы и хранило его душу от горечи и уныния.

Шесть долгих лет он работал и добросовестно исполнял все, что ему приказывали, не спрашивая, обязан ли он это делать. Но затем господин Джонс начал его бранить, что он стал вялым и ленивым. И не без основания. Ганс хорошо это знал. Он сам удивлялся тому, почему его ноги и руки отказываются ему служить. Он с трудом исполнял свое дело, уныние и печаль овладевали его доселе довольной и терпеливой душой. Почему это так было?

Однажды, в жаркий августовский день Ганс подметал лавку, как вдруг ему показалось, что пол уходит из-под его ног. Он изо всех сил ухватился за метлу, но она не выдержала - резкий удар, и Ганс потерял сознание. Когда сознание к нему вернулось, он увидел себя лежащим на диване в хозяйской комнате и супругов, стоящими около него. Они не заметили, что он пришел в себя, и таким образом он услышал, что они говорили о нем.

- Если это так будет, то лучше всего поскорее от него избавиться, - услышал Ганс как бы в отдалении голос хозяина.

- Вздор, Вильям, ведь мы без него не обойдемся, где найти другого?

- Подобных ему можно найти везде.

- Хотела бы я знать, кто придет служить у тебя без жалованья? Если бы дядя не прислал его, то и Ганс не пришел бы к нам.

- Так скажи же мне, что делать? Вы, женщины, всегда зря болтаете!

- Делай, что хочешь, то, что я говорю, ведь для тебя все равно ничего не значит.

Супруги еще несколько времени ссорились, а затем госпожа Джонс предложила вызвать врача.

- Еще только доктора недоставало в доме!

- Как хочешь, я это давно предвидела. Уже несколько месяцев я замечаю, что Ганс бледнеет и худеет, а теперь и совсем свалился.

Раздался звонок, в лавку пришли покупатели, и господин Джонс поспешил к ним, сказав жене:

- Так зови доктора, но постарайся, чтобы он не попался мне на на глаза. Я не выношу докторов и больных людей, - с этими словами он вышел, хлопнув дверью. Тогда Ганс обратился к своей хозяйке:

- Мне, право, очень жаль, сударыня, что такое случилось, но я и сам не знаю, что со мной.

- Успокойся, - сказала она, - и лежи смирно, покуда я тебе не позволю встать, - она не могла бы дать ему более приятного приказания, как он был рад, что может спокойно полежать.

Госпожа Джонс не была злой женщиной, хотя и казалась несколько строгой, но тут вина была в обстановке и в борьбе за существование, особенно жестокой в этой части города. Целый час прошел, а Ганс все еще лежал на диване. С самого детства этого с ним не случалось. Затем он встал, не дождавшись разрешения госпожи Джонс, и отправился в лавку.

- Ну, теперь лучше стало? - спросил его хозяин. - Ты пришел как раз вовремя, мне нужно перенести эту корзину через улицу и ты можешь мне помочь.

Ганс послушно взялся за корзину и прошел несколько шагов по улице, но затем он внезапно очутился на мостовой.

- Убирайся скорее в дом! - сердито закричал Джонс, когда увидел бледное, как полотно, лицо юноши. - Ступай туда и жди доктора, иначе мы оба дождемся того, что жена нас выбранит.

Ганс молча повиновался.

Для Ганса было так непривычно и ново, чтобы кто-нибудь о нем заботился и оказывал ему помощь, что он был совсем смущен при посещении врача. Последний, приветливый человек, всем охотно помогавший где и как мог, пришел поздно вечером. Ганс был уже наверху, в своей комнате под крышей. Он, хоть и с трудом, все же взобрался туда, потому что слишком уж неуютно чувствовал себя внизу в хороших комнатах. Ему казалось, что он не имел права там быть.

Доктор Витт много не расспрашивал у Ганса, но сумел его утешить и ободрить. Господин Джонс остался недоволен, он надеялся, что врач пропишет Гансу такое лекарство, которое немедленно восстановит его силы, так что он начал бы опять работать. Между тем, когда врач вошел в лавку, лицо его было так серьезно, что зеленщик оробел.

- Хотите ли вы, чтобы молодой человек жил, или чтоб он умер? - спросил доктор Витт.

- Ну, понятно, чтобы он жил, хотя пользы от него мало и некому особенно его оплакивать.

- У него нет родных?

- Нет, собственно, никого. Есть дядя, но тот нисколько о нем не заботится, так что сказать можно, что у него никого нет.

- Был ли он вам полезен?

- Да, немного.

- Молчи, Вильям, - прервала его госпожа Джонс, - я все скажу господину доктору. Да, сударь, Ганс всегда был усердным и верным слугой, и мы были бы очень рады, если бы он снова поправился.

- Вы разумная женщина, войдите сюда, мы с вами переговорим. - Доктор заметил комнату за лавкой, и ему хотелось уйти от зеленщика, который все равно не мог дать ему никаких сведений. Они вошли в комнату, и госпожа Джонс хлопнула за собой дверью, давая этим понять мужу, чтобы он оставался в лавке.

- Видите ли, - сказал врач, - этот юноша выздоровеет, если вы будете обращаться с ним, как следует, иначе он умрет, сейчас его жизнь в опасности.

Госпожа Джонс испуганно взглянула на него.

- Что же нам делать? - спросила она.

- Прежде всего, его нужно на месяц отправить в больницу, и вы должны оставить его в покое. Ни в коем случае, вы не должны спрашивать, как он себя чувствует, когда он может приняться за работу? Вам разрешается только чисто дружеское посещение, запомните это.

- Да, сударь.

- А когда он к вам вернется, ему непременно нужно будет давать один день в неделе, или, по крайней мере, часть дня для отдыха. Я его расспрашивал и узнал, что у него до сих пор не было ни одного свободного воскресенья. Хотя лавка и закрыта в воскресенье, но для него это самый трудный день, так как он должен заменять служанку, которая пользуется своим свободным днем. И заметьте, он не жаловался и считал это просто в порядке вещей, но я этого не потерплю, да вы и сами поймите, что вряд ли еще кто-нибудь станет жертвовать для вас своими воскресеньями.

- Вы совершенно правы, господин доктор, но мне будет трудно уговорить своего мужа, вам это скорее удастся.

- Это-то мы сделаем, - сказал доктор Витт уверенно, он знал по опыту, что войдя в доверие к женщине, всегда можно расчитывать на ее помощь. - Я вижу, что Ганс верный и усердный юноша, который добросовестно вам служил и впредь будет служить, если вы будете с ним хорошо обращаться. А теперь пойдемте к вашему мужу и сообщим ему на чем мы порешили.

В лавке покупателей не было, и господин Джонс казался оробевшим, когда вошли его жена и доктор Витт. Последний увидел, что момент благоприятный.

- Мы договорились, чтобы завтра утром Ганс Фридлейн, был отправлен в больницу на месяц - начал он, - за это время никто не должен его беспокоить. А когда он вернется, он должен быть свободным по воскресеньям с обеда до вечера для отдыха или прогулки, как ему понравится.

- Да, но что же я буду до тех пор делать? - гневно спросил зеленщик.

- Что вы будете делать? - рассердился доктор, - Вы найдете другого молодого человека и замучаете его до смерти, как этого бедного юношу. Вы едва ли заслуживаете имя "человек", потому что с бедным больным вы часто обращались бесчеловечно. Разве я не прав, госпожа Джонс?

- Вполне, - ответила верная женщина, бросая на своего мужа уничтожающий взгляд. - Я ему это часто говорила, но разве этому человеку что-нибудь докажешь?

Теснимый с двух сторон, зеленщик притих и стал покорным.

- Пусть так! - проворчал он. - Что нужно, то нужно! Но вот где я достану себе мальчика завтра?

- Возьмите его оттуда, откуда вы бы взяли, если бы Ганс умер. Ведь мальчиков на свете много.

- Но что же собственно с Гансом? - допрашивал господин Джонс. Доктору было ясно, что вследствие чрезмерной работы юноша захворал нервным переутомлением, но он отлично понимал мал, что зеленщику такая болезнь показалась бы неважной.

- Вы бы все равно не поняли, если бы я сказал вам, - ответил он.

- И все же, вы могли бы сказать, - настаивал Джонс.

Тогда доктор Витт выговорил такое длинное латинское слово, что его противник был совершенно сражен.

- Но ведь это же ужасно, а она не заразная?

- Это зависит от обстоятельств. Если бы вы стали исполнять его работу, вы могли, пожалуй, заболеть тем же. - С этими словами он покинул лавку, поблагодарив взглядом госпожу Джонс.

Он совершенно завоевал сердце этой женщины и ее содействие ему было обеспечено.

Таким образом, Ганс на другой день был помещен в больницу. Большинству людей это место не показалось бы особенно приятным, но бедный Ганс был так переутомлен, так скудно питался и привык спать в такой маленькой каморке под крышей, что высокая большая комната с белыми чистыми кроватями показались ему богатым помещением. Лежать спокойно, ничего не делая, без забот и регулярно получать хорошую пищу - было для него новым непривычным счастьем. Он не мог понять, отчего многие из окружающих его больных были всегда чем-то недовольными. Сиделки, которые с другими больными бывали иногда нетерпеливыми, были к нему особенно расположены за его милое, чуткое, умное лицо. А Ганс удивлялся, почему не все больные, подобно ему, чувствуют себя счастливыми.

Прошло три или четыре дня и наступило воскресенье. Это был приемный день, многие, у которых поблизости жили родные или знакомые-с нетерпением поджидали их. Почти у всех людей были посетители, только у Ганса не было никого, и его охватило чувство одиночества. Но едва он об этом подумал, как снова был поражен. Дверь открылась, и две молодые девушки робко вошли. Они, видно, были новички в деле посещения больницы. Увидев, что почти у каждой кровати стоят посетители, они смущенно остановились у дверей. Каждая держала в руках корзинку с букетиками цветов, к которым были прикреплены билетики с надписью. Сами молоденькие девушки были также свежи и миловидны, как цветы в их руках. Ганс с интересом смотрел на них, как вдруг одна из них заметила, что у него нет посетителя, и тотчас же направилась к нему через палату.

- Не хотите ли вы букетик цветов? - робко спросила она, как-бы извиняясь.

"В лавке зеленщика было много капусты, салата, свеклы, картофеля, но цветов!.. - Ганс не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь такие прекрасные живые цветы. Он протянул к ним руки с таким очевидным желанием, что девушку покинула робость и лицо ее просияло от удовольствия.

- Я так рада, что нашелся желающий получить букетик, - сказала она. - Мы с сестрой в первый раз принесли цветы. Вы можете из всех пучков выбрать какой вам понравится, - и она поставила перед ним свою корзину на кровать.

Гансу разрешалось сидеть в кровати, сколько ему хотелось. Теперь он нагнулся над благоухающими цветами, жадно вдыхая их аромат, брал один букетик за другим и наслаждался великолепием их красок. Он не говорил ни слова, потому что не мог найти слов, чтобы выразить свою радость, но его молчание было достаточно красноречивым.

- Мне кажется, вот этот самый хорошенький, - сказала девушка, вынимая пучок полураспустившихся роз, - потому что они и красивые, и пахнут хорошо, впрочем, выбирайте сами.

У Ганса не было на этот счет собственного мнения. Без сомнения, это были прекраснейшие из цветов. Наконец он заговорил:

- Благодарю вас, барышня, - сказал он, прижимая к себе букетик, - я еще никогда в жизни не видел таких чудных цветов.

Но девушка не только хотела обратить внимание его на красоту цветов, но и на билетик, прикрепленный к букетику.

- Пожалуйста, прочтите стих на билетике, - он вам укажет на Того, Кто хочет быть вашим Другом.

Ганс взглянул на карточку и поспешно ответил:

- О, барышня! Он уже давно мой Друг. Я обратился к Нему шесть лет тому назад, и Он дал мир моей душе.

Лицо молодой девушки покраснело от удовольствия. Она пришла застенчиво и со страхом, чтобы исполнить поручение Учителя, и вот Он сразу ее поощряет. Она сама не заметила, как принялась рассказывать незнакомому юноше, почему они с сестрой взялись за это дело, чего им это стоило.

- Я прочла в Писании, как Господь накормил огромную толпу народа пятью хлебами и двумя рыбками, - говорила девушка, - а в другом месте я прочла Его слова: "Давайте из того, что у вас есть". Тогда я спросила себя: что я могу дать? Я поговорила с моей сестрой, и ей пришло в голову, что мы могли бы давать цветы, у нас есть сад и в нем теплица. Как видите, мы не можем предложить многого.

Когда она заметила, что Ганс с удовольствием слушает, она продолжала:

- Мы, собственно, не сюда направлялись, мы пришли в женское отделение, но там часто приносят цветы, для детей же эти подарки не подходят, поэтому мы и направились сюда. Я сперва боялась, что и здесь не пригодятся мои букеты и уже думала, что Господь не принимает наших даров.

- О, барышня, это не высказать, как мне хотелось цветов, - сказал Ганс серьезно, - но я не мог себе представить, что могу их когда-нибудь получить.

"Из того, что у вас есть!" Застенчивая девушка принесла в этот день калеке - юноше нечто большее, нежели участие, дружеское ободрение, утешение. Она пробыла у него долго, а затем прошла по палате, от одной кровати к другой, везде оставляя добрую память о своем посещении. В то же время ее сестра обходила другую половину палаты. Затем они покинули больницу. Ганс задумчиво смотрел им вслед и шептал: "Из того, что у вас есть... Но у меня нет даже цветка! Я ничего не могу дать Господу!"

Два следующих воскресенья опять принесли Гансу много радости. Обе сестры начали чувствовать себя в больничной палате, как дома, и ее считали как бы своим полем деятельности. Во время третьего посещения Ганс вдруг вспомнил, что ему осталось только одно воскресенье пробыть в больнице, и что затем для него уже не будет приготовлен букетик цветов, не будет ему улыбаться милое лицо девушки, не будет больше звучать утешительный голос, его ждут впереди только непрерывная работа и скучная грязная улица.

- Я вас еще только один раз увижу, барышня, - сказал он печально.

Никто в палате не знал имен молодых девушек. Мужчины, которые ложились в больницу и выписывались, называли их просто "наши милые барышни".

- Еще только раз? - повторила девушка разочарованно и удивленно. - Вы уже так скоро хотите выписаться?

- Через десять дней окончится месяц, который мне полагается здесь пробыть.

Девушка задумалась. Ганс был ее первым другом в этой палате и к тому же она хорошо сознавала, что по развитию и христианским чувствам он был выше всех остальных больных; было так приятно беседовать с ним каждое воскресенье, и она узнала, что для него это была тоже большая радость.

- Где вы живете? - спросила она.

Ганс ужаснулся при мысли, что такое нежное создание придет на их грязную улицу и будет проходить среди грязных овощей. Как мог бы он допустить, чтобы она встретилась с господином Джонс, который будет ее утруждать разными вопросами. А госпожа Джонс будет по своему обыкновению, рассматривать ее и ее одежду. Нет, нет, молодой девушке нельзя прийти к нему домой.

- Это нехорошее место, барышня, и мне бы не хотелось, чтобы вы туда приходили, - печально ответил он.

- Так, может быть, вы бы когда-нибудь после работы посетили бы меня? - спросила она. - Мы живем далеко отсюда и нам довольно трудно приходить сюда по воскресеньям. Но вы могли бы приехать по железной дороге, и я бы вам дала много цветов.

Ганс покачал головой.

- Моя работа никогда не прекращается, - возразил он, - мне кажется, я оттого и заболел, что всегда так утомлялся.

Оба замолчали. Затем молодая девушка сказала:

- Я знаю, что мы сделаем. В следующее воскресенье я принесу вам цветок в горшке, вы будете его поливать и за ним ухаживать, тогда он будет вас долго радовать. Я скажу нашему садовнику, чтобы он выбрал самый хороший цветок.

- Благодарю вас, но он должен быть очень вынослив, чтобы не завянуть на нашей улице.

- Не беспокойтесь, - возразила она, - я позабочусь, чтобы вы получили действительно хороший цветок.

В следующее воскресенье она пришла тяжело нагруженная. Кроме корзины с цветами она несла еще миртовое деревце в горшке. Растение было покрыто бутонами и белыми цветами, которые роскошно выделялись на фоне блестящих, темно-зеленых листьев. Ганс был восхищен его красотой. Как он будет беречь и лелеять свое растеньице! Он все сделает, чтобы сохранить его вопреки всем неблагоприятным условиям там, дома. Ему еще только в четверг предстояло покинуть больницу, но что пользы, когда все равно, он не увидит своей барышни.

- Мне жаль, что вы уходите, - сказала она - но я уже не так огорчена, как на прошлой неделе, потому что и мы уже недолго здесь останемся. Наша семья переезжает в Шотландию, поэтому мы сюда придем только еще один раз.

Ганс почувствовал некоторое удовлетворение при мысли, что солнечный луч, которого он должен лишиться, вообще больше не будет освещать эту палату. Но затем он выразил ей по поводу ее отъезда сердечное сожаление.

- Я боюсь, что там, куда мы едем, нет больницы, - с сокрушением говорила девушка, - у нас там будет много цветов, так как мы будем жить в деревне. Впрочем, раз Господь сказал: "Давайте из того, что у вас есть", Он Сам укажет нам, что мы Ему сможем дать. Посмотрите, я прикрепила к деревцу этот текст, постоянно вспоминайте о нем, потому что Бог каждому из нас дает что-нибудь, чем мы можем поделиться с другими.

Ганс почти неслышно пробормотал:

- Да, барышня! - он так много хотел ей сказать, но от грусти ввиду разлуки, он все забыл. Она подала ему на прощание руку (кроме госпожи Вигель, ему никто никогда не подавал руки) и пошла, у двери она еще раз обернулась, кивнула ему, улыбаясь, и затем исчезла. Он никогда больше не увидит ее, но он знал, что они встретятся там, где цветы не вянут и нет грязных улиц.

Он еще думал об этом, как вдруг услышал тяжелые шаги, остановившиеся у его кровати. Кто бы это мог быть? Ганс открыл глаза и увидел грязное лицо своего хозяина. Разница между этой физиономией и тем милым девичьим лицом, которое еще, как живое, стояло перед ним, была также велика, как между пучком лука и букетом роз, поэтому на открытом лице Ганса ясно отразилось отвращение, которое ему внушал посетитель.

- Ну, что, парень, как дела? А?

- В четверг истекает срок, - громко пpoдолжал господин Джонс, - я и пришел узнать могу ли я тебя тогда опять ждать у себя? А что это за деревце у тебя, такое хорошенькое? Это тебе принадлежит? - спросил он, указывая на миртовое деревце.

- Да, сударь.

- Откуда же оно у тебя?

- Мне его принесла одна барышня, - прошептал Ганс.

- Барышня?! О, это прелестно! Пожалуй, так никто бы не отказался лечь в больницу, ничего не делай и дамские посещения, ха-ха-ха!

Ганс почувствовал неописуемое отвращение к своему хозяину. Он не хотел ничего отвечать. В палате обратили на них внимание и некоторые насмешливо улыбались. К счастью раздался звонок. Приемные часы окончились и господин Джонс должен был удалиться.

- Итак, я буду ждать тебя после обеда в четверг. Принеси свой цветок, я думаю, он понравится моей жене, - и господин Джонс тяжело зашагал, оставляя своего подчиненного в незавидном состоянии. Долго ли спуститься с вершины горы в грязную уличную яму?

Еще полчаса тому назад Ганс был преисполнен самых прекрасных чувств, теперь он испытывал почти дьявольскую ненависть. В его душе бушевала буря. Он раньше и не подозревал, что способен на такие чувства. И здесь он вдруг задумался: "Что приключилось со мной? Где мой Небесный Отец и Учитель, Которому я начал служить? Где Тот, Которому я принадлежу душой и телом? Разве Он меня покинул и забыл? Нет, нет... Тут он услышал тихий нежный голос: "Не бойся, ибо Я с тобою!" - и волны утихли, и радостное доверие овладело его душой. Он знал, что Царь царей будет с ним и в узкой грязной улице в его ежедневных занятиях. Но миртовое деревцо, свою законную собственность, он должен сохранить, он никому его не отдаст. К счастью у господина Джонс короткая память, и он, наверное, забудет все до четверга. Только бы удалось пронести украдкою цветок к себе наверх, там бы уж он его сохранил. В его комнату никогда никто не заходил, он сам ее убирал, так как госпожа Джонс не желала подыматься по шаткой лестнице. Ганс тщательно все обдумал и составил план действий.

В четверг он был в состоянии покинуть больницу и пойти домой пешком. В одной руке нес он узелок со своей одеждой, а в другой - драгоценный горшочек с цветком. Не доходя до лавки, он зашел в один двор, где стояла старая телега. В этой телеге он спрятал свое сокровище. Когда он подошел к дому, господин Джонс как раз открыл лавку; он только что пришел с рынка и был очень недоволен и раздражен. Но госпожа Джонс ласково приветствовала вошедшего Ганса, а дети подняли крик от радости, для них его отсутствие было очень заметно, так как им много пришлось претерпеть от заменявших его мальчиков.

- Знай, Ганс, что с сегодняшнего дня каждое воскресенье ты можешь быть свободен от двух до десяти часов, тебе не нужно спрашивать разрешения, ты можешь располагать этим временем, как тебе захочется, - сказала госпожа Джонс так энергично, что ее супруг ничего не посмел возразить ей.

Ганс поблагодарил ее веселым взглядом. Весь день он работал с обычным усердием, а вечером, когда стало темно, он прокрался на улицу и достал свое спрятанное сокровище. Затем он, как вор, осторожно пробежал через дом - госпожа Джонс была в это время занята на кухне, а ее муж во дворе за домом, - и так быстро взобрался по шатким ступеням, что достиг своей каморки совсем задыхаясь. Там он сел на край своей жалкой постели и крепко прижал свое любимое растение к бьющемуся сердцу.

Немного времени потребовалось Гансу, чтобы войти в старую колею, и вскоре все происшедшее стало казаться ему сном. Но вот наступило воскресенье, прошел обед и хозяйка, верная договору с доктором, сказала юноше: "Теперь иди, куда хочешь и не бойся, что скажет мой муж".

Ганс был немного смущен. Он заковылял к себе наверх, лег на несколько минут на кровать и закрыл глаза. Был тихий сентябрьский день, как хорошо, наверное, сейчас в деревне, если даже грязная улица казалась в этот день менее уродливой и ежедневные звуки доносились мягче обычного. Ганс поглядел через окошечко на небо, по которому неслись легкие облака дыма. Затем его взгляд упал на миртовое деревце. Оно все было покрыто красивыми цветами, заботливый уход, видимо, был ему в пользу. Гладкие темно-зеленые листья блестели, а среди них будто светились белоснежные цветы, и чудный аромат наполнял всю комнату. Глаза бедного молодого человека с любовью остановились на его драгоценности, а мысли понеслись к подарившей деревце.

Сколько радости она принесла, давая из того, что у нее было! Какое это, должно быть, наслаждение, уделять что-либо из своего, чтобы порадовать других! "А у меня ничего, ровно ничего нет, - печально бормотал он, - у меня нет денег, нет сада, нет даже кусочка пряника", - повторял он, вспоминая различные предметы, которые обычно приносят больным.

Пища и кров составляли все, что он получал от господина Джонс, да изредка еще прибавляли к этому поношенную одежду. Денег он никогда не получал, заплатить ему за его услуги не приходило в голову хозяину овощной лавки. Ведь калека должен радоваться, что его держат.

"Из того, что у вас есть", - было написано на билетике, прикрепленному к цветочному горшку. Ганс вновь и вновь перечитывал эти слова.

- Но у меня ничего нет! - произнес он нетерпеливо.

Точно в ответ на него пахнуло ароматом цветов. Он быстро взглянул и увидел свое миртовое деревце.

- Чудный цветок! - воскликнул он, - это единственное, что у меня есть, нет, нет, этого я не могу отдать!

Но тут он вспомнил больницу со всеми ее палатами, в особенности ту палату, где лежал, и перед ним вдруг промелькнул образ одинокого человека, подобного ему, никем не посещаемого. Как ему, наверно, не достает сегодня посещения милой барышни и ее букетика! А ведь теперь как раз приемный час. Что, если бы он пошел туда и захватил с собой миртовую веточку? Конечно, он не мог бы заменить больным молодую девушку, но все же... - Нет, нет, разве можно калечить мое деревце? Да, если бы у меня был бы самый маленький садик, я бы каждое воскресенье носил бедным больным букетик, но так... - он задумался, белоснежные цветы, казалось, нашептывали ему: "Давайте из того, что у вас есть". - Да, если бы у меня было два или три куста, от которых бы я мог отрезать незаметно. "Давайте из того, что у вас есть!" - Но я не могу! - и Ганс повернулся на своей постели и спрятал лицо в подушку, чтобы ничего не видеть и не слышать.

Тихий ветерок подул через разбитое стекло и донес запах цветов до отвернувшегося лица, точно говоря: "Смотри, я приношу тебе сладкий запах и утешение, а ты не хочешь ничего принести больному юноше в больнице?". Ганс не мог больше выдержать и, встав, он решительно подошел к своему сокровищу и оборвал одну из лучших веточек, при этом застонал так, как будто ему самому отрезали часть тела. Но только он это сделал, как борьба в нем окончилась, и у него осталось одно желание - поскорее отнести свой дар. Он заботливо спрятал его под своей старенькой курткой и заковылял вниз по лестнице и потом по улице.

Ни один миллионер не мог бы в этот день больше гордиться своим подарком, чем Ганс своей миртовой веточкой. До больницы он дошел благополучно. Там внизу было детское отделение, на втором - женское и на третьем - мужское. Проходя внизу мимо открытой двери, Ганс вдруг услышал горький плач ребенка. Он взглянул в палату и увидел, что плакала маленькая девочка, лет семи-восьми, лежавшая совсем одна. Ни одной сиделки не было поблизости, а остальные дети играли и никто не обращал внимания на плачущую малютку. Ведь здесь постоянно раздавался детский плач.

Юноша остановился, поджидая, не придет ли кто-нибудь к бедной покинутой девочке. Внезапно его осенила мысль: "Может быть, цветок для нее!". Одно мгновение он колебался, миртовая веточка казалась ему чересчур драгоценной для такого маленького человека. Но в следующее мгновение он уже был у ее кровати. "Не хочешь ли, детка, этот хорошенький цветок?" Она тотчас перестала плакать и удивленно взглянула на него. Лицо Ганса, доброе, приветливое и удивительно кроткое привлекало к нему все сердца, особенно детские.

Маленькая больная также почувствовала, что нашла в нем друга, и так как чувство одиночества было главной причиной ее слез, то они сразу и остановились. Ганс взял стул и присел. у ее кровати, затем он стал указывать ей на достоинства миртовой веточки, попросил взять ее в руки и понюхать. Девочка была, как и он, дитя Лондона, как и ему, ей были незнакомы все прелести деревенской жизни. Она не имела понятия о лесах, полях, горах и долинах, ручейках и лугах. Ганс читал обо всем этом в книгах, да изредка видел в парке зеленую травку, остальное он дополнил при помощи воображения и принялся рассказывать об этих чудесах своей маленькой слушательнице, нарисовав ей яркую картину того, что ему самому так хотелось увидеть. Дитя слушало его с блестящими глазами и забыла все свое горе.

Ласковый мягкий голос был настоящей музыкой для этого бедного заброшенного существа. А потом Ганс стал рассказывать о красоте неба, о нашем истинном отечестве там на небесах, и это ему было легче рассказывать, чем говорить о красотах земли, потому что мысленно он уже часто там пребывал и ясно себе представлял свое будущее местопребывание - золотой город, новый Иерусалим.

Затем он указал ей путь, который Спаситель проложил туда для него и для нее Своими страданиями и смертью. Говорил ей о Том, Кто нас так любит, что отдал Себя за нас и теперь пошел приготовить место для Своих в доме Отца Своего. Ганс пробыл здесь только полчаса, но и в такое короткое время можно многое сказать, если уста говорят о том, чем переполнено сердце.

Когда раздался звонок к окончанию посещения, Гансу было тяжело расставаться с ребенком, который обнял его за шею и целовал. Вошла в это время сиделка. Она приняла его за родственника девочки и потому не препятствовала им.

- Я приду в следующее воскресенье, радость моя, думай о Спасителе, Который тебя любит и не плачь больше.

Оглянувшись еще раз у дверей, он увидел, как дитя прижало к себе веточку; радостная и счастливая улыбка осветила ее личико.

Поистине, дающий счастливее получающего.

Это испытал и Ганс. Как радовали его самого посещения молодой девушки! Но когда уходила она, всегда страдал от ощущения пустоты и одиночества до следующего ее посещения. А сегодня, как все было иначе! Когда он выходил из больницы, душа его была полна радости и торжества, ему удалось утешить и порадовать сердце. Сам Бог его направил и привел к этой девочке. У него еще много цветов на миртовом деревце, не одна ведь веточка, а уж Господь сохранит ему его растение. Ожидание следующего воскресенья скрасило ему все будничные дни, и Ганс так хорошо выглядел, что господин Джонс начал раскаиваться в том, что дал ему столько свободы и даже заметил по этому поводу своей жене:

- Это все вздор, эти свободные воскресные вечера, Ганс здоровее нас обоих. С тех пор, как он вернулся с больницы, он точно на пять лет помолодел.

- Вот и надо стараться, чтобы он был таким. Джонс, не будь глупцом. Я дала слово доктору и сдержу его. Ведь и ты не гарантирован от болезни, и тогда ты сам будешь рад, что тебя в торговле может заменить такой здоровый молодец, как Ганс.

Зеленщик хорошо знал, что его жена всегда бывала права, поэтому только поворчал про себя и предоставил ей свободу действий.

Ближайшее воскресенье был серый дождливый день. Отовсюду текло. Ганс заткнул, как только мог, разбитое стекло в своем окошке, тем не менее, ему пришлось подставить чашку для капель дождя. Кустик его рос как нельзя лучше, он еще не достиг полного расцвета, на многих веточках еще были пучки твердых зеленых бутонов. На этот раз Ганс, без сожаления, сорвал самую красивую веточку. Дождь его не беспокоил, ведь и в будние дни он во всякую погоду должен был исполнять поручения. Итак, он только поднял воротник и отправился. К его удивлению, как только он вышел на мокрую от дождя улицу, он прекратился, и снова начал идти только тогда, когда он достиг больницы.

Едва он переступил порог детской палаты, раздался крик радости, и ребенок протянул к нему ручки. Сердце Ганса от радости сильно забилось, он подошел к кровати и поцеловал малютку. За неделю она сильно похудела, так что Гансу показалось, что она серьезно больна. Он подошел к ней, отдал ей миртовую веточку и они снова начали разговаривать. Он должен был ей повторить все то, что рассказывал в прошлое воскресенье: о садах и полях, лесах и лугах, о ручьях и озерах, о солнце, о луне и звездах и о всем великолепии неба.

Затем уставшая девочка притихла и спокойно лежала, пока он рассказывал ей об Иисусе и Его любви. Он говорил, а детское сердце с верой все воспринимало и полное любви и благодарности открылось Доброму Пастырю. Когда юноша уже хотел покинуть палату, к нему подошла сиделка и спросила:

- Вы не брат ли ее?

- Нет, мы совсем не в родстве, но ведь это, я надеюсь, ничего не значит.

- Разумеется, но она уже недолго здесь пробудет. А кроме вас никто о ней не справляется. Она уже второе воскресенье здесь, и, вероятно, ее матери помешало что-нибудь прийти.

- Вы думаете, что она умрет? - дрожащим голосом спросил Ганс.

- Умрет ли она? Конечно, вы же видите, что ей уже недолго осталось жить, - сказала сиделка.

Ганс, стоя у порога, кивнул малютке с самой веселой улыбкой, хотя сердце его разрывалось от горя. Ребенок ответил ему благодарным нежным взглядом.

Следующая неделя тянулась для Ганса очень долго, так как он постоянно думал об умирающей девочке. Он от души желал маленькой страннице на небе покоя и радости, хотя и привязался к ней всем сердцем. Но он не мог понять, почему Господь так скоро отнял дело, которое он ради Него начал, и почему так быстро должна прекратиться та великая радость, которую он при этом испытывал. Когда снова наступило воскресенье, он торопливо сорвал лучшую миртовую веточку и отправился так быстро, как только могли выдержать его искалеченные ноги, в больницу. Он едва мог дождаться момента, когда узнает судьбу своей маленькой подруги.

Когда он, задыхаясь, остановился в дверях, то увидел, что кровать заставлена ширмами, рядом стояла сиделка, которая знаком руки дала понять, чтобы он осторожно подошел, не потревожив больную девочку. Кругом, конечно, все было по-старому. У многих кроватей сидели посетители. А дети весело болтали друг с другом, не подозревая, что так близко от них угасает жизнь такого же маленького существа.

По знаку сиделки Ганс присел у кровати в таком месте, где больная, открыв глаза, должна была тотчас его увидеть. О, как он жаждал ее последнего сознательного взгляда, как он молился об этом! Он держал в руках миртовую веточку и спрашивал себя, что ему с ней делать, если не придется отдать ее ребенку. Как странно, что часто такие мелочи занимают ум в самые серьезные и критические моменты! Он не знал, в сознании ли она, но не хотел спрашивать сиделку об этом, боясь потревожить разговором умирающее дитя. Глубокий душевный мир отражался на маленьком личике, и, казалось, ребенок не испытывает никаких страданий. Только слабое дыхание указывало на приближающийся конец. Коснулся ли ее запах миртовых цветов, только она вдруг глубже вздохнула, точно вдыхая чудный аромат, затем открыла, к невыразимой радости Ганса, глаза и взглянула ему прямо в лицо. Но он все же не посмел пошевелиться, пока она не прошептала, улыбаясь:

- А где красивый цветок?

- Вот он, детка, - сказал Ганс, нежно поднося цветок к самому ее личику.

Она с наслаждением втянула в себя аромат и пошевелила пальцами руки, которая лежала на одеяле. Ганс понял, чего она хочет, и вложил ей в пальчики веточку. Помолчав довольно долго, она еще раз тихонько прошептала:

- Поцелуй меня.

Ганс нагнулся над ней и поцеловал ее. Это было так странно, что в ее последний час никого при ней не было, кроме нового друга, посланного ей Богом, чтобы сделать последние дни прекраснейшими и счастливейшими из всех ее дней на земле. Все слабее и слабее становилось дыхание и, наконец, совсем прекратилось.

- Отошла в вечность, бедное маленькое созданьице! - сказала добродушная сиделка, - я рада, что вы еще вовремя пришли и принесли ей цветочек. Она так дорожила теми двумя веточками, которые вы ей раньше принесли. Я хотела их выбросить, когда они завяли, но она так трогательно просила их оставить. Вот посмотрите, - и она вытащила из-под подушки две сухие веточки.

Ганс спрятал их у себя на груди, а зеленую веточку оставил в руке маленькой покойницы. Ему бы хотелось присутствовать при ее погребении, но он даже не спросил, когда оно состоится, так как знал, что это бесполезно, ему бы все равно не позволили уйти из дому.

- Очень вам благодарен, что вы мне разрешали посещать малютку, - сказал он сестре милосердия, - это было моей величайшей радостью.

У него перехватило в горле, он не мог больше сказать ни слова и повернулся, чтобы уйти. Как во сне, шел он по улице и только боялся, чтобы с ним никто не заговорил, ему хотелось как можно скорее достичь уединения в своей комнате. Здесь он спрятал сухие веточки в Библию, которую ему подарила учительница воскресной школы. Затем он лег на свою жесткую кровать. Ему пока нечего было делать, а в пять часов он хотел отправиться, как всегда, в миссионерское собрание, куда он ходил с тех пор, как у него появились выходные дни. Он предался размышлению, глядя на свой кустик.

Зачем Бог всегда так быстро отнимал у него все, что он едва успевал найти и что доставляло ему столько радости? Ему и не приходило в голову, что Господь хотел этим расширить круг его деятельности. Ганс принадлежал к тем, которые всю свою любовь отдают постоянно кому-нибудь одному, и если бы ему не приходилось поневоле время от времени направлять свои симпатии в другую сторону и менять предметы любви, его поле деятельности оставалось бы очень ограниченным.

Очень тяжело было юноше сойти вниз к чаю и к резким голосам семьи Джонс. Ругань и хохот, доносившиеся с улицы, глубоко оскорбляли его, так что он был рад возможности скрыться опять в своей каморке. Мысленно он все еще пребывал у тихого ложа в больнице. С растроганным сердцем пошел он на миссионерское собрание и этим закончил свое воскресенье. Он решил никогда больше не ходить в больницу, так как боялся вызвать воспоминание о потере маленькой любимицы, а это причинит ему много страданий.

Но когда неделя прошла, и его горе несколько утихло, ему захотелось посмотреть все ли еще в больнице тот молодой человек, которому предназначалась первая миртовая веточка. Он озабоченно взглянул на свое деревце. На нем продолжали распускаться все новые цветы, хотя некоторые уже отцвели. Долго ли оно еще выдержит такую трату веточек? Но что же делать? Может быть, Господь откроет ему новый источник даров, когда его запас кончится и он отдаст все, что у него есть. Он уже больше не колебался, чтобы сорвать самую лучшую веточку, потому что и Бог без ропота отдал Свое самое дорогое для Него.

Войдя в хорошо знакомую палату, он увидел, что почти все больные были новые. На его месте лежал молодой человек, довольно неприятного вида, но с прекрасными чертами лица, которых не смогли стереть ни бедность, ни болезнь, ни всевозможные пороки. Юноша беспокойно ворочался в постели. Ганс вначале немного колебался, а затем застенчиво сказал: "Я хотел посетить одного молодого человека, который лежал вот на этой постели, но он, наверное, уже выписался. Я вижу, что почти никого уже нет из тех, кто здесь в одно время со мной был".

- Когда же вы были здесь?

- Почти месяц назад я лежал на той же кровати, на которой лежите вы теперь.

- И как же вам здесь понравилось? - спросил молодой человек, немного насмешливо, но с добродушной улыбкой.

Ганс внимательно посмотрел на него, он казался ему таким странным и производил впечатление человека, любящего удовольствия, но несколько ожесточенного превратностями судьбы. Его глаза были тусклыми от болезни, но все же в них блеснул шаловливый огонек, когда бедный хромой Ганс с нескрываемым восхищением уставился на него. Наконец он громко расхохотался. Это заставило Ганса очнуться и он сказал, извиняясь:

- Простите, но я не слыхал, что вы спросили, я думал о том, как вы красивы.

- Это мне уже много раз говорили, но что пользы от моей красоты? Никакой, никакой!

- Я не понимаю, как вы могли сюда попасть? - не удержался Ганс.

- Вы еще не ответили на мой вопрос, - уклончиво возразил молодой человек, - я надеюсь, вам здесь понравилось?

- О, да, очень! - ответил Ганс. - Мне никогда в жизни не было так хорошо, как здесь.

- Вот как, в таком случае вас легко удовлетворить. Что вы могли найти здесь такого прекрасного?

- Я был так ужасно утомлен и слаб, что для меня было наслаждением иметь право лежать спокойно, без всяких тревог и ничего не делать. Я не похож на вас, - прибавил Ганс, любуясь прекрасной фигурой лежащего перед ним, - я калека и с трудом двигаюсь, вы можете себе представить, как мне было трудно, когда, несмотря на хромоту, приходилось целый день бегать взад и вперед. В конце концов, я свалился, упал раза три в обморок и ни к чему больше не годился. Тогда врач сказал, что мне нужно на месяц лечь в больницу и отдохнуть. Вот почему я пробыл здесь месяц, и с тех пор я чувствую себя опять совсем хорошо.

- Ну, особенно здоровым вы и сейчас не выглядите, и если вы теперь чувствуете себя совсем хорошо, то я бы не хотел видеть вас, когда вы чувствовали себя больным и утомленным.

- Но, по крайней мере, я могу опять ходить и работать, и, кроме того, у меня теперь воскресенье с обеда до вечера свободно, а это уже много значит.

- Вы хотели посетить кого-то, кто здесь был одновременно с вами?

- Да, но я еще хотел вам рассказать про барышню, которая приходила по воскресеньям и приносила букетики цветов, к которым были прикреплены билетики с текстами.

- С тех пор, как я здесь, она еще ни разу не показывалась, - прервал его больной, - и я бы желал, чтобы она пришла. Здесь так скучно по воскресеньям, если никто не посещает.

- Нет, барышня больше не придет, она переехала со своей семьей в Шотландию, но в последнее свое посещение она принесла мне деревце в горшке, потому что знала, что я очень люблю цветы. Я принес от него веточку, так как подумал, что, может быть, кто-нибудь обрадуется, если я посещу его и принесу цветочек, как некогда она меня обрадовала. Вот, не хотите ли вы взять ее? - он протянул веточку и молодой человек взял ее, но при этом лицо его омрачилось, и губы крепко сжались. Он даже не сказал "спасибо".

- Я, конечно, знаю, что не могу это сделать так хорошо, как она, - сказал Ганс скромно, - но я думал, что могу все же доставить кому-нибудь удовольствие. Я сам очень люблю цветы и так хотел бы видеть, где они растут, но я еще никогда не выезжал из Лондона.

- Еще никогда? - спросил незнакомец.

- Нет, никогда. А вы, наверное, бывали за городом?

- Да, - ответил он подавленно.

Ганс поднялся, чтобы уйти. Он боялся наскучить больному своим разговором. Ему было так грустно. Как непохожи были на это предыдущие воскресенья, когда малютка протягивала к нему ручки и целовала его так, что он, идя обратно, казалось, продолжал чувствовать ее прикосновение.

- С вашей стороны это очень мило, что вы посетили меня. Вы придете в следующее воскресенье? Мне сказали, что я здесь долго пробуду.

- Да, если вы этого желаете, - ответил Ганс смущенно.

- Разумеется, иначе я бы не стал вас спрашивать, и, пожалуйста, принесите мне опять миртовую веточку. Вы принесете, не правда ли?

- Конечно, охотно, но я не думал, что она вам так понравится.

- Нет, все таки... Мое имя Вилли Джексон, а как вас зовут?

- Ганс Фридлейн. Я приду опять. До свидания!

- До свидания!

Ганс медленно заковылял через палату. Последние слова несколько ободрили его, но все же это прощание очень отличалось от его прощания с маленькой приятельницей. У двери он еще раз обернулся, но Вилли Джексон не смотрел ему вслед, он, казалось, весь был поглощен созерцанием цветка и его мысли витали далеко. Ганс был доволен, что его дорогой цветок так ценится. "Мне кажется, что он все же обрадовался ему", - говорил он сам себе по дороге домой.

Прошло еще четыре воскресенья, а посещения Гансом больницы, казалось, не приносили плода. Правда, Вилли каждый раз приветливо встречал его и внимательно слушал, когда он рассказывал о своем миртовом деревце и тексте на нем и о молодой девушке. Больной также о многом говорил, из чего можно было заключить, что он много странствовал и много пережил, но относительно своего прошлого он был нем. Между тем, на той улице, где жил Ганс, произошло нечто необыкновенное.

Госпожа Джонс поехала навестить своих родителей, которые жили в деревне, и взяла с собой детей. Господин Джонс топтался в доме как медведь, у которого отняли детенышей, он почти совсем потерял голову. Они уже почти десять лет были женаты и его жена до сих пор из года в год терпеливо жившая с ним, вдруг решилась в первый раз на такое дело. Она хотела пробыть у родителей десять дней! Это было неслыханно.

Ганс не мог понять, из-за чего хозяин поднял такой шум. Ведь служанка остается на месте и все свое время сможет посвятить ему, так как дети уедут и Ганс остается, и он уверял своего господина, что позаботится, чтобы у него все было, как всегда. Чего же ему еще нужно?

- Ты этого не можешь понять! Ты не женат! - гневно выкрикивал господин Джонс. - Ты не знаешь, каким осиротелым чувствует мужчина себя без своей жены! Из этого путешествия ничего хорошего не выйдет. Это все эгоизм, который я никогда не мог терпеть! - говорил в назначенный день отъезда господин Джонс. - Чистейший эгоизм! Я это еще раз повторяю, - продолжал он так громко, чтобы слышала жена.

Госпожа Джонс была занята на кухне приготовлениями к дороге. В предвкушении счастья посетить своих родителей, она точно помолодела на десять лет и Ганс удивился, как она похорошела от радости и как снова выступили следы былой красоты.

- Эгоизм - корень всякого зла на свете, запомни это, Ганс.

- Да, сударь, в этом вы правы, - живо подтвердил юноша.

Госпожа Джонс с силой захлопнула дверь в кухню и начала петь. До последнего момента господин Джонс не терял надежды убедить ее пойти на уступки. Он перепробовал все возможные средства: лесть и угрозы, приказание, запугивание, ласку и насмешки, но его супруга твердо держалась своего решения, и когда наступил час отъезда, она весело выбежала из своего дома. В одной руке она держала чемодан, а в другой свой зонтик и большую коробку. За ней следовали дети, нагруженные бесчисленными пакетами. А господин Джонс вернулся в кухню в самом мрачном настроении. Ганс и маленькая служанка глядели вслед удалявшимся и с радостью заметили, как весело их госпожа шла по улице. Затем оба вернулись в дом, у них было предчувствие беды, потому что хозяин был расстроен происшедшим, и оно оправдалось уже в течение дня.

Бремя немилости так тяжело легло на девочку, что Ганс застал ее плачущей на кухне. Может быть, и она чувствовала себя осиротелой, как лавочник; последний, казалось, решил воевать со всеми на свете, и в особенности с теми, кто его окружал. Ганс утешался мыслью о предстоящем воскресенье, он заранее радовался посещению больницы и службе в миссионерском собрании. Но бедная Лена не знала таких радостей и потому сидела на кухне и плакала.

- Отчего ты плачешь? - спросил ее Ганс, с участием, проходя мимо с корзиной капусты. - Пусть он ругается, не обращай на это внимания!

- Да, если бы он когда-нибудь перестал, но ведь этому конца нет. Он совсем как соседский осел, который, дойдя до насоса, останавливается и дальше не идет, что бы ни случилось. А что будет в оставшиеся восемь дней, ведь прошло только два дня? Кто это может выдержать?

Тут застучала дверная ручка, и Ганс торопливо вышел, а Лена с шумом помешала огонь под плитой, вытирая рукавом слезы. Но очередь дошла и до Ганса.

В предвкушении радости ближайшего воскресенья, он терпеливо переносил дурное расположение духа своего хозяина и сохранил свое веселое настроение до воскресного утра. Он настолько знал нрав своего хозяина и сам был так честен и прямодушен, что ему не приходило в голову думать о ком-либо дурно. Поэтому, сойдя в воскресенье к завтраку на кухню, он удивился, услыхав от Лены, что хозяин лежит в постели.

- Разве он болен? - спросил Ганс изумленно, так как накануне вечером у господина Джонса не было заметно никаких признаков болезни.

- Он говорит, что да, - ответила Лена с таким выражением, которое ясно доказывало, что она его словам не верит. - Он мне приказал, к завтраку приготовить яичницу, а ты отнесешь ее ему. Я думаю, что он просто хочет нас удержать весь день дома.

Ганса охватила настоящая ярость. Он и не подозревал, что может так рассердиться. К счастью, ему удалось скоро овладеть собой и ни одно злое слово не сорвалось с его уст. Лена подумала, что для него это не имеет значения, и, разочарованная, пошла к своей сковороде, чтобы перевернуть яичницу.

Ганс молчал, пока все было готово, и тем временем настолько успокоился, что мог появиться перед своим хозяином. Он постучал в дверь спальни и господин Джонс ответил оттуда слабым голосом:

- Войди!

Он совсем не выглядел больным и Ганс был все-таки внутренне еще слишком возбужден, чтобы спросить о его здоровье, но господину Джонс это было все равно.

- Я очень болен, Ганс, - сказал он притворным голосом, - придется вызвать мою жену.

Как ни велико было собственное разочарование, Ганс все же чувствовал, что его госпожа была права, что поехала к родителям. Ведь за десять лет впервые она получила отпуск. Но он не посмел высказать своего мнения, а только вежливо спросил:

- Что с вами, сударь?

- Сильный приступ слабости, Ганс, я уже себя два дня чувствую неважно, но я не так легко поддаюсь, ты это знаешь. Ведь будет скверно, если я завтра не смогу быть в лавке.

- Я и Лена справимся. Не послать ли лучше за доктором?

- О, нет! Я им не верю. Мне нужен только уход жены, вот что необходимо больному мужчине. Моя жена должна вернуться, сегодня после обеда, ты ей напишешь. Разумеется, ни ты, ни Лена не уйдете из дому.

Ганс почувствовал себя, как пойманный лев, но если бы он и начал рычать, то это ему ничего бы не помогло. Он подумал о Вилли Джексоне, который его сегодня ждал. Так как он был уже почти здоров, его могли выписать в любой день и, если это случится на следующей неделе, то он в будущее воскресенье уже не увидит его и не простится с ним. Дело в том, что Ганс был такой же простой человек, как и все, и его упование на Господа упало в это утро до нуля. Понемногу он успокоился, обратился к Господу и покаялся в своей вине перед Ним. Вновь мир наполнил его душу, и он снова предал себя воле Божьей, доверяя Ему, зная, что Он все устроит к лучшему, также и относительно Вилли Джексона, удержав его в больнице еще на одно воскресенье.

Господин Джонс весь день лежал в постели и читал. Когда Ганс принес ему обед, он объявил юноше, что он должен остаться с ним. Ганс уже пересилил в себе первую горечь и был снова терпелив и спокоен. Он сел у окошка и стал глядеть на улицу. Был хмурый ноябрьский день, на улице был туман. Лавочник ел с удовольствием, его аппетит не пострадал от болезни, затем, кинув нож и вилку, он заявил:

- Теперь, Ганс, ты за меня напишешь моей жене и сообщишь ей, что я болен, и чтобы она завтра приехала, так как должна заменить меня в моем деле.

Ганс был готов сам все перенести, только бы госпожу не лишили вполне заслуженного отдыха, и он решился вступиться за нее.

- Я присмотрю за лавкой, сударь, и постараюсь, чтобы вы не лишились ни одного покупателя. Не можете ли вы оставить хозяйку там еще на несколько дней? Может быть, вы скоро поправитесь! - В первый раз Ганс осмелился противоречить своему господину и, поэтому можно себе представить, какое действие имело его заступничество.

Зеленщик пришел в ярость. Но это имело и хорошую сторону для Ганса - ему не пришлось самому составлять письмо госпоже Джонс, при таких обстоятельствах господин Джонс не мог поручить ему такое деликатное дело. Он только писал то, что диктовал хозяин.

- Если это не поможет, - сказал господин Джонс, - то я буду не я. Если она, получив это письмо, не приедет завтра вечером, то мне больше нечего ей сказать. Снеси сейчас же это письмо на почту.

Ганс повиновался с тяжелым сердцем. На следующий день господин Джонс чувствовал себя значительно лучше. Он совсем не выглядел перенесшим тяжелый кризис и Ганс изумленно спрашивал себя, как он объяснится со своей женой, когда она увидит, что он вызвал ее без достаточного основания. Но наступил вечер, а госпожа Джонс не приехала, ее ждали с каждым поездом. Наконец в восемь часов почтальон принес открытое письмо, которое Ганс отнес своему господину. Письмо было следующего содержания: "Мой милый Вильям! То, что ты пишешь, совершенный вздор. Я и не подумаю вернуться раньше субботы. Если ты нездоров, пошли за доктором, он тебя быстро вылечит. Мне и детям здесь очень нравится. Твоя верная супруга М. Джонс".

У зеленщика была умная жена, этого нельзя было отрицать. Во вторник рано утром он встал совершенно здоровым.

После этого опыта господин Джонс нашел более удобным заключить с Гансом и Леной мир, потому что, если бы его жена, вернувшись, сделала их обоих своими союзниками, ему бы плохо пришлось! Поэтому их положение к концу недели стало легче, а в субботу вернулись здоровыми и окрепшими госпожа Джонс с детьми и внесли с собой в мрачное жилище радостную атмосферу.

После двух недель работы Ганс был несказанно счастлив вновь пойти на посещение к больному Вилли. Его пальцы дрожали от удовольствия, когда он в воскресенье срывал миртовую веточку, на которой, к сожалению, уже мало осталось цветов. Как мог, он поспешил в больницу, где с шумом взобрался по лестнице.

Когда он увидел Вилли Джексона сидящим в постели, он облегченно вздохнул. Вилли с нетерпением глядел на дверь, и когда Ганс вошел, его лицо осветилось, так редко появлявшейся, улыбкой.

- Я уже боялся, что вы меня покинули, как неисправимого, - сказал он.

- Как вы могли это подумать? - спросил Ганс удивленно.

- Меня всегда все оставляли и вы тоже это могли бы сделать.

- Не все вас покинули, - сказал Ганс уверенно.

- Я бы хотел знать, на каком основании вы это говорите?! - воскликнул Джексон с любопытством, смешанным с беспокойством. - Ведь вы не знаете никого из моих родных или знакомых.

- Я знаю Одного, Который желает, чтобы вы Ему принадлежали, - сказал Ганс.

- Почему вы не пришли в прошлое воскресенье? - спросил Вилли, уклоняясь, как всегда, от разговора на духовные темы.

- Хозяйка уехала, а хозяин лежал в постели, мне пришлось стеречь дом.

- Вот что, - сказал молодой человек с видимым облегчением, - а я боялся, что вы меня забыли и посещаете кого-нибудь другого.

Ганс очень огорчился.

- Неужели вы такого мнения обо мне? - несколько обиженным тоном спросил он, - я чувствовал себя очень несчастным, что не мог прийти к вам.

В его словах звучало столько искренности, и участия, что Вилли не мог ему не поверить. Он очень этому удивился.

- Из-за чего вы так обо мне заботитесь? Я ведь вам еще никогда ничего хорошего не сделал.

- Я и сам не знаю, почему, - ответил Ганс, немного смущаясь, и затем добавил: - Я думаю, это от того, что я чувствую, что вы совсем одиноки на свете и нуждаетесь в друге.

Джексон задумался на мгновение.

- Странная причина, - сказал он наконец, - мои прежние друзья покидали меня именно тогда, когда они мне были нужны, а пока я мог им что-нибудь предложить: деньги ли, различные удовольствия или веселое общество, они дорожили мной. Да, дорогой мой, я не был скрягой, но когда ушли деньги и здоровье, тогда сразу же пропали все мои друзья. Я никогда не думал, что мне придется искать приют в больнице.

Он остановился и оба замолчали. Затем Ганс вытащил из кармана потертую Библию и открыл ее. Он понял, что настал так давно им ожидаемый момент, и без всякого предисловия начал читать: "И нашли Египтянина в поле и привели его к Давиду... и сказал ему Давид: чей ты и откуда ты? И сказал он: я - отрок Египтянин, раб одного Амаликитянина и бросил меня господин мой, ибо уже три дня, как я заболел" (1 Цар.30:11-13).

- Да, это верно, - сказал Джексон печально, - так поступают в этом мире.

Ганс стал снова перелистывать свою Библию, пока не нашел знакомую притчу о блудном сыне. Он медленно стал ее читать и особенно выразительно, как бы подчеркивая, прочел слова: "И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился, и, побежав, пал ему на шею и целовал его".

- Обычно люди так не поступают, если кто-нибудь опозорит себя или свою семью, не правда ли Вилли? - спросил он, впервые Джексона называя по имени, отчего последний вздрогнул, ему показалось, что между ними образовалась какая-то связь, и что-то неотразимо влекло его к Гансу.

- Нет, - сказал он мечтательно, - на это только отец способен.

- Но Господь хочет это сделать, - оживленно продолжал Ганс, - Он хочет это сделать ради Своего дорогого Сына, Который умер, чтобы открыть нам путь к нашему Небесному Отцу. Вы заблудились вдали от Бога, вы служили дьяволу и нашли в нем плохого наставника. Вилли, к вам сегодня Спаситель говорит: "Приди ко Мне, Я укреплю тебя, Я отдал жизнь Свою за тебя, чтобы дать тебе прощение, мир и покой. Прийди, каков ты есть, отвергнутый миром, усталый, печальный и больной, взгляни на Меня и ты спасешься".

Ганс остановился, он почти испугался своей речи и смелости, с которой обращался к ранее неприступному незнакомцу.

Между тем, в душе Джексона происходила жестокая борьба - борьба между его природной замкнутостью и его обремененным сердцем. Наконец, он медленно сказал:

- Я бы очень хотел вам все рассказать.

- Пожалуйста, сделайте это, - оживленно подхватил Ганс, - я уже сколько раз к вам приходил и до сих пор ничего не знаю о вас. Это не любопытство с моей стороны, я чувствую, что вы находитесь в каком-то затруднении, и я бы все отдал, чтобы вам помочь. Конечно, я мало что могу, сделать, - прибавил он печально.

- Вы больше для меня сделали, чем кто-либо за эти последние пять лет, - возразил Вилли. - Да, я вам сейчас все расскажу, это самое малое, чем я могу выразить вам свою благодарность. - Он еще раз собрался с силами и начал тихим голосом:

- Я бежал из своей родной усадьбы, которая находится в Самерстинре... О, какая это красивая местность! У моего отца там большое имение, и я его единственный сын.

- Как вам пришло в голову так неразумно покинуть свою прекрасную родину? - спросил Ганс.

- Да, хорошо вам спрашивать. Это обыкновенная история - плохое общество. Я сошелся с кучкой негодяев, которые были в селе, недалеко от нашего имения. Они знали, что у меня денег больше, чем у них и завлекли меня к себе. Конечно, я был глупцом, и только горе заставило меня поумнеть. Мне как раз исполнилось 20 лет, и отец рассчитывал найти во мне поддержку. Он был человек горячий, и его чрезмерно раздражало видеть меня целый день праздным и знать, что я до поздней ночи играю в трактире в бильярд. Время от времени я выпивал лишнее, но пьянство не было моим главным недостатком, а вот игра и праздность - это было хуже некуда. Наконец, отец мне сказал, что ему придется когда-нибудь выгнать меня из дому. Насколько это было сказано серьезно, я не знаю. В тот день я вернулся домой только к утру, отец и мать не ложились спать, поджидая меня.

- Ваша мать? - прервал его Ганс, - о, как бы я хотел, чтобы у меня еще была мать!

Прекрасные серые глаза Вилли наполнились слезами, и он замолчал. Ганс сделал вид, что не замечает этого и, чтобы избавить своего друга от смущения, продолжал:

- Моя мать умерла, когда мне было семь лет, но я ее еще вижу пред собой так, как если бы она недавно умерла. Итак, вам отец сказал, что ему придется прогнать вас из дому, не правда ли? И что же вы на это сказали?

- Я сказал, что избавлю его от этого труда, повернулся и ушел. У меня еще было немного денег в кармане, и я думал, что мне не трудно будет найти себе работу. Некоторые из моих приятелей отправились в Лондон, и я поехал с ними. Они говорили, что там я легко найду занятие, и что нет необходимости мне постоянно держаться за мамину юбку. Но, разумеется, занятие, которое я нашел, мало способствовало моему исправлению. Одно время я служил при гостинице. Как я там не стал пьяницей, я и сам не знаю.

- Я знаю, как это случилось, - прервал его Ганс, - молитвы вашей матери сопутствовали вас.

Джексон глубоко вздохнул.

- Да, это, вероятно, так и есть, - сказал он, - Я до сих пор не могу забыть, как она со слезами на глазах смотрела мне в вслед, когда я покидал дом. Мне кажется, я и сейчас чувствую ее руку на своем плече.

- Я не понимаю, почему вы не вернулись?

- Вот и видно, что вы никогда не сбивались с пути, иначе бы вы не задали такого вопроса. Вернуться - это-то и есть самое трудное. Меня точно связали невидимыми цепями, которые постоянно и быстро тянули меня все глубже и глубже в пропасть. Мне уже нельзя было ничем помочь.

- Нет, ради Бога, не говорите этого! Иисус Христос пришел в мир, чтобы спасти грешников. Вы похожи на того человека, который шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам. Священник прошел мимо, также и левит, но милосердный самарянин подошел к нему, посадил его на своего осла, привез его в гостиницу и еще позаботился о нем, когда он уже был спасен. Точно так поступает наш Спаситель, и Он хочет это сделать с вами. Со мной Он уже это сделал.

- Я боюсь, что для меня уже нет спасения, - мрачно ответил Вилли. - Мое сердце было, как камень, твердо, когда я пришел сюда. И знаете, что мне впервые смягчило сердце?

- Я не заметил, что оно уже смягчилось, - возразил Ганс.

- Нет, я не хотел дать заметить это всем посторонним людям, но мне хотелось плакать, как плачут маленькие дети. И все из-за той миртовой веточки, которую вы мне принесли. У нас дома в саду также стоит миртовое деревце, и мама моя любила его больше, чем остальные деревья. Когда оно цвело, она, обычно, ставила в комнату большой букет из его ветвей, и весь дом наполнялся ароматом. О, этот аромат! - голос Джексона задрожал. - Жива ли она еще? Ах, если бы я это знал, если бы еще раз, еще только один раз я мог ее увидеть! - вздыхал он.

- Но вы скоро это узнаете! Ведь вы вернетесь, как только вас выпишут, не правда ли? - сочувственно спросил Ганс.

- Смогу ли я на это решиться?

- Да, конечно! У вас деньги есть?

- Ни копейки, но это ничего не значит, я пойду пешком домой. Послезавтра меня отсюда должны выписать. А по дороге меня на постоялых дворах примут.

- Но я вас больше не увижу! - горестно воскликнул Ганс, которого снова начало охватывать чувство одиночества.

- Не беспокойтесь, мой дорогой друг! Неужели вы думаете, что я когда-нибудь вас забуду? Вас, который был орудием моего спасения, спасения души и тела? Где вы живете?

Ганс дал ему свой адрес. Раздался звонок, и им пришлось расстаться. Неужели бедный Ганс всегда будет так находить и терять друзей? Неужели ему всегда придется, доставляя радость другим, самому еще сильней чувствовать одиночество?

Молодые люди горячо и сердечно, долго пожимали друг другу руки. Ганс не мог выговорить ни слова. Вилли сдавленным голосом прошептал:

- Господь да благословит вас!

Бедный калека с трудом захромал через палату и затем по грязной улице.

Миртовое деревце совсем стало бедным ветвями. Оно и в свои лучшие дни никогда не было особенно большим, а обрезанные семь или восемь лучших ветвей были немалой потерей. Оставалось еще только две или три веточки, а что же Гансу потом делать? Что он мог еще дать? Он думал, что без такого, хотя бы незначительного дара, его посещения не могли быть кому-нибудь приятны. Последняя разлука, хотя и очень горестная, оставила в нем чувство надежды на встречу.

Радость, что он в какой-то степени был орудием в деле обращения Вилли, была противовесом горечи потери, от которой он страдал. Да, и Вилли же обещал когда-нибудь приехать и навестить его! Правда, это предстоящее посещение казалось Гансу чем-то вроде прекрасной сказки, об осуществлении которой он едва смел мечтать, но все же это было блаженство надеяться на что-то, ждать чего-то.

В следующее воскресенье Ганс сорвал одну из последних миртовых веточек и заковылял по обычному направлению. У него был план: войти в палату и, если на месте Вилли Джексона лежит какой-нибудь бедный больной, подойти к нему, считая его новым полем для своей деятельности. Он с грустью взглянул на цветочек в горшке, немного на нем было цветов, да и вообще это было чудом, что деревце так долго выдерживало. Быть может, в другом месте, оно бы давно погибло, но в каморку под крышей, куда свет попадал сверху, проникал каждый солнечный луч, и это спасало растение. "На нем уже почти ничего не осталось, - огорченно подумал он, - а что же мне потом делать?" Но это было лишь одно мгновение, и затем он уже весело сказал сам себе: "Ну, если Господу миртовое деревце больше не нужно, то и мне оно не нужно", - и мир наполнил его душу.

Так и мы должны думать в нашей работе для Господа!

В этот день Ганс пришел в больницу несколько позже, чем в прошлое воскресенье, он не особенно торопился, так как его никто ведь не ждал. Проходя мимо детского отделения, он решился взглянуть на кроватку, из которой его некогда так радостно приветствовало бледное детское личико. Затем ему пришлось проходить мимо комнаты, где размещались старушки. У одной двери стояла одна из тех сиделок, которая два месяца тому назад за ним ухаживала и была к нему так добра. При виде ее у него стало тепло на сердце, и он собрался было возобновить знакомство, как вдруг резкий голос закричал:

- Вот же он!

- Это старая Мэдже, - смеясь, сказала сиделка, - она думает, что вы ее давно потерянный жених. Дело в том, что у нее голова не совсем в порядке. Бедняжка! Говорят, что она была некогда обручена, и что человек, который должен был на ней жениться, перед самой свадьбой исчез, с тех пор она немного помешана. Как только она увидит мужчину, сейчас же она воображает, что это Степан - ее потерянное сокровище. Она всегда нас забавляет, когда приходят врачи!

Ганс сострадательно посмотрел на старушку.

- Можно ли мне пройти и побеседовать с ней? - спросил он.

- Пожалуйста, в основном, все сторонятся ее.

Он прошел через палату и очутился у ее кровати. Ему казалось, что он никогда не видел более старой женщины. Ее протянутая рука была уже только кожа и кости, а заострившееся лицо было желто и морщинисто. Ему казалось совершенно невозможным представить себе, что эта женщина была когда-то хорошенькой молодой девушкой, полной надежды, любви. Она протянула свои сухие пальцы и схватила его руку, ее глаза сияли от радости, точно солнечный луч позолотил своим блеском старую руину и придал ей новую красоту.

- Степан, Степан я ведь знала, что ты придешь опять. Я это всегда говорила, мне не хотели верить. Но ты так долго отсутствовал, время тянулось бесконечно, ведь ждать так тоскливо. Что задержало тебя так долго? Но как я рада, Степан, как рада!

Ганс подвинул стул и сел у ее кровати, оставив свою теплую юношескую руку в ее старческой руке. Она нежно ласкала эту руку, продолжая говорить:

- Наша маленькая хатка погибла, Степан, потому что ты не возвращался, меня привезли сюда. Я говорила им, чтобы они меня там оставили, что ты еще придешь, но они не захотели. А мне было так грустно уезжать. Цветы как раз так чудно цвели, помнишь, как ты мне однажды принес розы? С тех пор мне никто никогда не дарил цветов.

Эти слова напомнили Гансу о его миртовой веточке, свободной рукой он поднес душистый цветок к самому ее лицу. Она жадно потянула в себя аромат, как жаждущий путник, нашедший прохладный источник. Затем она взяла веточку в левую руку и счастливо улыбнулась.

- О, как прекрасно! - воскликнула она.

И у Ганса стало печально на сердце. Сколько неисполненных надежд, ожиданий, горестного разочарования и терпеливо сносимой скорби сказалось в этих словах бедной старой женщины! Ганс спрашивал себя, что произойдет, когда она услышит его голос, она тогда, наверное, узнает, что он чужой, а не ее потерянный жених. Она между тем, продолжала блаженно говорить:

- Помнишь ли ты, Степан, как ты мне однажды пел песню? И такой у тебя был хороший голос! Ты бы спел мне сейчас что-нибудь, мне было бы так приятно снова услышать тебя.

Ганс был совсем поражен, такого требования он не ожидал. Он ничего не ответил, только погладил сухую и исхудалую руку.

- Пожалуйста, Степан, спой мне хоть одну песню, - умоляла она, - здесь мне никто не поет.

Остальные старушки в комнате глядели на странную пару с величайшим интересом, даже сиделка разделяла общую веселость, но сердце Ганса было полно сострадания и он не находил ничего смешного во всем этом.

- Можно ли мне ей спеть что-нибудь? - спросил он без всякого стыда.

- Разумеется, если вы этого хотите, - ответила сиделка.

У Ганса не было особенно хорошего голоса. Правда, он мог петь верно, отчетливо произнося слова, но и только. Пение в миссионерском собрании было его величайшей радостью, но он еще никогда не пел один. Одно мгновение он помолчал, как-бы внутренно прося о поддержке и затем начал тихо петь:

Воспоминания... воспоминания о детстве, когда она, может быть, ходила в воскресную школу и впервые услыхала про любовь Спасителя, о более поздних годах, когда они с друзьями и родными присутствовали на богослужении или общей молитве. Как это было давно, и как долго она уже об этом не думала! Старая Мэджи радовалась больше всех. Она потихоньку отбивала такт своей миртовой веточкой. Ее лицо стало удивительно спокойным, и, когда Ганс остановился, она прошептала: - Пойте дальше! Ганс повиновался.

Во время его пения ее память, казалось, просветлела и она стала вспоминать слова и время от времени подпевала, а к концу четвертого куплета она пропела с ним последние слова. Ганс продолжал:

Мелодия была едва узнаваема, но перед Господним престолом она, может быть, звучала лучше, чем песнь серафима. Мэджи излила все свое сердце в этих словах, она, казалось, забыла все вокруг себя. Но это напряжение утомило ее, и, когда песня кончилась, она легла и задремала. Сиделка знаком дала Гансу понять, что хорошо было бы ему теперь удалиться. Он осторожно высвободил свою руку из ее пальцев и тихонько заковылял из палаты.

Почти невероятно, как быстро новые впечатления и обстоятельства, направляющие в другую сторону наше участие, заставляют нас забывать наши собственные огорчения. Гансу совершенно некогда было горевать о пережитом. Едва одна душа ускользала из круга его влияния, как уже другая требовала его внимания. Но едва ли он в это время сознавал, что это есть проявление заботы любящего Небесного Отца о нем, так легко унывающем юноше.

Когда он в этот день возвращался домой, то его мысли были заняты не Вилли Джексоном, хотя он его и не забыл, а слабой старушкой, которую он только что покинул и которая, по его мнению, стояла на краю вечности. Его нечаянное посещение доставило ей несказанную радость с дней ее юности.

Никогда еще Ганс не считал так усердно дней и часов, как в этот раз. Никогда не приветствовал так радостно воскресенье и не срывал с таким удовольствием миртовой веточки, теперь уже последней, как сегодня, когда он собрался опять посещать отделение для старых женщин.

Придя в больницу, он дошел до знакомой палаты и остановился, чтобы посмотреть, также ли радостно он будет встречен, как в прошлый раз. Но кровать оказалась пустой. Одно мгновение он стоял совершенно растерянный. Ведь не могла же она настолько поправиться, чтобы подняться. Для этого она была чересчур слаба, или она...

В этот момент подошла знакомая сиделка.

- Ах, вы хотели видеть бедную старую Мэджи? Ее уже нет.

- Нет? А где же она? - спросил пораженный Ганс.

- Вероятно, на небе!

- Неужели вы хотите сказать, что она умерла? - воскликнул Ганс.

- А вы не находите, что ей пора было умирать? Она уже очень стара была. Но, я думаю, что радость, которую вы ей доставили своим посещением, была для нее слишком велика. Она была твердо убеждена, что человек, которого она так долго ждала, наконец, явился. После того она долго спала так мирно, как младенец, а проснувшись, не забыла вашего посещения. Она постоянно твердила: "Я ведь знала, что мой Степан придет, что он меня не забыл, да, да, и он опять придет, он, конечно, опять навестит свою Мэджи и принесет мне цветок и споет опять так хорошо, как пел недавно". Но в среду она ослабела вдруг; она все время шептала, улыбаясь: "Степан вернулся, да, мой Степан тут!" К вечеру она погасла, как гаснет догоревшая свеча.

- Много ли она страдала? - спросил Ганс.

- Ни малейших страданий не было, она была счастлива и весела.

Он оглянулся. В палате было много старушек, некоторые из них чувствовали себя настолько хорошо, что встали. Они столпились вокруг него, чтобы посмотреть, как он примет известие о смерти старой Мэджи. Ганс взглянул на них, но не решился отдать свою веточку никому, даже своей знакомой сиделке, хотя она и была с ним очень добра и приветлива. Цветок был предназначен для старой женщины, которая уже была на небе и он не мог решиться отдать его другой женщине. Попрощавшись с сиделкой, он стал тихонько спускаться по лестнице, унося с собой цветок.

Подняться наверх в мужское отделение ему тоже не хотелось. Он сам не заметил, как он в тот день возвратился домой. Он так углубился в свои мысли, что ему казалось, что он остался один на свете. Прохожие на улице толкали и теснили его, но он ничего не замечал. Он думал, что теперь все кончилось, все друзья умерли или уехали, а от миртового деревца остался только ствол, ему больше уже нечего было дарить. С такими мыслями он подошел к дому зеленщика, здесь ему навстречу выбежали дети и кричали:

- Ганс, представь себе, здесь был важный господин и спрашивал тебя, он сказал, что через полчаса опять придет.

- Ко мне? - спросил Ганс изумленно. - Как же он выглядел?

Ребенок стал обдумывать, как ему описать точно незнакомца, но скоро оставил эту попытку и сказал:

- Я уже не помню.

- Вероятно покупатель, - сказал Ганс, мысленно пробегая список покупателей, которым он обыкновенно, доставлял все, припоминая, не забыл ли он кого-нибудь из них накануне, кто бы мог теперь прийти ему напомнить.

- Покупатель?! - возразила девочка насмешливо. - Таких покупателей у нас нет. Покупатель! - и она рассмеялась над этим словом. Ганс допустил, что он ошибся, потому что между покупателями в их лавке не было ни одного, который подходил бы под определение "важный господин", хотя с другой стороны, Ганс допускал, что кто-либо из покупателей в праздничном наряде мог сойти и за важного господина.

- Когда он был здесь?

- Приблизительно полчаса тому назад, он в любую минуту может вернуться. Да вот и он! - голос ребенка перешел в шепот.

Ганс взглянул по указанному направлению и действительно там был он. Не знатный господин, в смысле модного франта во фраке и желтых ботинках с пенсне на носу - такой костюм, может быть, меньше обратил бы на себя внимание, чем благородная осанка, прекрасная фигура и красивое загорелое мужественное лицо человека, уверенными шагами приближающегося к ним. Ганс не узнавал его, и только тогда, когда незнакомец, высокий молодой человек, нагнулся к нему и улыбнулся, лишь тогда Ганс воскликнул:

- Вилли Джексон!

- Да, это я, и мне долго пришлось искать, пока я добрался до твоего местожительства. Я бы еще вчера пришел, но решительно не мог найти твоей знаменитой улицы, - он схватил руку Ганса и пожал ее так крепко, что Ганс чуть не вскрикнул. - Я пришел за тобой, - сказал Вилли.

- За мной? - переспросил Ганс удивленно.

- Куда же они пойдут? Ведь не в больницу же? Или, может быть, на миссионерское собрание? Но туда еще слишком рано, - рассуждали между собой дети.

- Куда же вы меня хотите везти? - спросил Ганс, окидывая взором мужественную фигуру и прекрасное лицо своего друга, взором полным радости и восхищения. Этот взгляд ясно говорил, что он охотно за ним пойдет, хоть на край света.

- Куда? Ну, разумеется, к себе на родину, отец и мать прислали меня за тобой, ты навсегда останешься у нас, и мы попробуем сделать тебя таким же счастливым, каким ты сделал всех нас.

- Я?! - воскликнул Ганс совсем смущенный. - Да что же я сделал, чтобы вас осчастливить?

Но Вилли только улыбнулся чрезмерной скромности Ганса и покачал головой.

- Можешь ли ты сейчас пойти со мной? - спросил он, - я остановился у родных моей матери, они охотно примут также и тебя. Об одежде или деньгах, или еще о чем-нибудь подобном тебе заботиться не нужно, идем только со мной!

Ганс колебался.

- Я, правда, не гожусь для тяжелой работы, потому что я хром, но я буду стараться изо всех сил.

- Об этом не беспокойся, дело тебе найдется, - сказал Джексон, ласково положив свою сильную руку на его костлявое плечо. - Ганс, дорогой мой, неужели ты не понимаешь? Ты приедешь к нам и станешь членом нашей семьи, ведь мы никогда не сможем отблагодарить тебя за то, что ты для нас сделал.

Они стояли перед входной дверью, и Джексон говорил слишком тихо, чтобы кто-нибудь среди шума улицы мог разобрать сказанное им, но маленькая девочка, стоявшая тут же, уловила несколько слов. Как стрела помчалась она на кухню и крикнула родителям:

- На улице стоит страшно важный господин, который хочет увезти нашего Ганса в деревню и навсегда оставить его у себя!

Зеленщик не мог вспомнить никого, кроме дяди Ганса, и он решил быть как можно вежливее.

- Пригласи его, Дези, пусть войдет в комнату, - сказал он, - скажи ему, что я приду сейчас.

Дези исполнила поручение.

- Я свободен, - сказал Вилли, - и я думаю, это будет лучше, чем обращать здесь на себя внимание, войдем, Ганс.

- Я бы предпочел здесь подождать, - ответил последний.

Он не понимал, что с ним, не мог еще постичь той перемены, которая должна была с ним произойти, ему одно было ясно, что в хозяйской комнате ему не место.

- Хорошо, оставайся здесь, не уходи, пока я не вернусь, обещай мне это.

- Да, я обещаю, - ответил Ганс хрипло, прислонившись к косяку, чтобы удержаться на ногах. Он слышал твердые шаги Джексона, слышал, как господин Джонс тоже вошел в комнату и захлопнул за собой дверь, как во сне доносились до него восклицания его хозяина, и время от времени он различал спокойный и мужественный голос Вилли Джексона, отвечавшего лавочнику. Затем Ганс заметил, что госпожа покинула кухню и вошла в комнату. Дверь осталась открытой, так что теперь ему все было отчетливо слышно.

- Вы приехали сюда, сударь, чтобы взять с собой Ганса и дать ему родной дом? - спросила она.

- Да, - ответил Вилли, - он был мне добрым другом и это самое малое, что я могу для него сделать.

- И вы его возьмете, сударь, - сказала она, - не слушайте моего мужа, он сам не знает, что болтает. Ганс честно служил у нас шесть лет, и я не потерплю, чтобы кто-нибудь помешал бедному юноше получить то, что он заслужил.

Одно мгновение царило молчаливое недоумение. Затем Ганс приковылял, почти шальной от радости, схватил руку госпожи Джонс обеими руками и зарыдал.

- О, сударыня! Да благословит вас Бог!

Ганс впервые поехал в деревню в ноябре. Весной или летом красота природы, пожалуй, слишком потрясла бы его, он едва ли перенес бы это. В Лондоне утро было пасмурное и туманное, но когда поезд выехал за черту города, воздух стал чище и солнце пробилось, как царственный победитель, сквозь туман. Был один из тех тихих осенних дней, которые отличаются такой своеобразной прелестью.

Молодые люди занимали отдельное купе, и Ганс все время поворачивал свое бледное лицо к окну. У него в руках был горшок с миртовым деревцем, единственное, что ему могло напомнить о счастливых часах в его тяжелом прошлом. Теперь это был почти голый ствол, но Вилли сказал, что весной деревцо снова распустится и потому Гансу отнюдь не следует с ним расставаться.

Все дальше и дальше продвигался поезд, ближе к прекрасной местности. Далеко протянувшиеся леса и поля казались горожанину, никогда ничего не видевшему кроме узких грязных улиц, прекрасными, как само небо. Было три часа дня, когда поезд остановился на последней станции. Здесь уже ждал экипаж, чтобы отвезти их в имение, находившееся в двух верстах. Ни отца, ни матери Джексона не было на вокзале. Это было по настоятельной просьбе Вилли. Не здесь, где их могли видеть десятки любопытных глаз, а у дверей родного дома должны были они принять Ганса.

Итак, они поехали вдвоем в экипаже на родину. Воздух был прохладным и бодрящим, от земли вздымался свежий аромат. До них доносился запах опавших листьев и еловых игл. Их захватила волшебная прелесть тихого осеннего дня в деревне. Глубокими вздохами вдыхал в себя Ганс чудный воздух. Он немного говорил в этот день, но Вилли не печалился, он понимал, что сердце Ганса слишком полно счастья и блаженства, чтобы он мог выразить это словами.

Наконец, они достигли ворот и подъехали к одному из типичных домов, которые так часто встречаются в южной Англии. В дверях стояла пожилая чета - родители Вилли. Он махнул им рукой, так как не мог произнести ни слова. Они приветствовали не его первого, да он этого и не ждал. Вилли соскочил на землю и сильними руками, но заботливо, с любовью помог выйти бедному калеке, подвел его к родителям. Госпожа Джексон приняла его с истинно-материнской и искренней любовью, заключив его в свои объятья и прижав к своей груди. Ганс, наконец, был дома!

Можно бы еще много рассказать, но для этого нет ни времени, ни места. Но весть о бедном калеке, который давал из того, что у него было, дошла до Бога, и Он написал это в книгу жизни, Он, Который говорит:

Ярко сияло осеннее утро. Сонная тишина разлилась по окрестым полям и лугам. Легкой вуалью у реки повисла дымка. Крупным бисером лежала роса на траве после второго покоса.

Рабочий городок просыпался. Яркие лучи солнца заглядывали в окна и будили людей.

Федот Иванович имел обычай вставать раньше всех. Он любил выйти во двор, пройтись по траве у забора в сад, откуда были видны речка, кусты, а на другой стороне речки - деревня, где была школа, в которой учился его сын Саша.

У куста рябины, густо покрытого, как брильянтами, ягодами, он остановился, смотрел крутом, любовался красотой утра.

Глядя на восходящее солнце, Федот Иванович молился Богу. Призакрыв глаза, сложив на груди руки, он благоговейно произносил слова молитвы. Он благодарил Бога за радости, которых так много Господь посылает ему, и за скорби, которых тоже достаточно бывает.

Как утренняя роса, на глазах у него навернулись слезы, когда он молился за Сашу.

- Господи Спаситель, он, Сашенька мой, еще совсем мал, а сколько на него свалилось испытаний за имя Твое! Помоги ему устоять и выйти победителем.

Десятилетний Саша, ученик пятого класса, в эту пору еще крепко спал. Окончив молитву, Федот Иванович вспомнил вчерашний случай, который произошел в школе с Сашей.

Когда он пришел домой с работы, ему жена рассказала об этом. Саша пришел с синяком под глазом, заплаканный. В школе его ученики побили и насмехались, что он верующий.

За ужином Федот Иванович спросил его, как это случилось.

- Может быть, ты сказал что-либо неуместное, что огорчило кого-нибудь? - спросил он.

- Нет, папа, - ответил кротко Саша, - учительница задавала ученикам вопросы. Каждый, кто мог ответить, поднимал руку и говорил ответ. Когда она спросила, кто самый великий в мире среди людей, я поднял руку и сказал, что Иисус Христос самый великий в мире. Он Сын Божий, Спаситель грешников. Я так сказал, как ты меня учил, папа.

- Что ж было потом? - спросил отец, в душе радуясь поступку сына.

На глазах у него навернулись слезы, они медленно покатились по впалым щекам и остановились на черной щетине бороды.

- Учительница начала кричать на меня, - рассказывал дальше Саша, - она вся покраснела, затряслась, стала угрожать мне. Все ученики начали смеяться, стали дразнить меня. А на перемене окружили меня в коридоре, стали обзывать всякими нехорошими словами, толкали. Кирюшка Купоедов подбежал и стал кривляться передо мной. Я стоял и только смотрел на него. Потом он ударил меня кулаком по носу. У меня пошла кровь.

- Из учителей видел кто-либо это? - спросил отец.

- Сергей Платонович, учитель по географии видел, но он ничего не сказал, прошел мимо нас в канцелярию.

Когда после молитвы Федот Иванович вошел в дом, жена уже приготовила завтрак и разбудила Сашу.

Смотрел он на белокурого сынишку и радовался.

- Прыткий он у меня. Как у него все быстро получается. В меня удался, - подумал он и улыбнулся.

В школе было весело и шумно, все ученики до начала занятий играли на школьном дворе. Некоторые прохаживались по коридору, некоторые стояли у окон и разговаривали.

- Как твой фонарь, богомол? - злорадно и ехидно спросил Кирюшка, стоявший у дверей класса.

- Светит, - кротко ответил Саша и прошел мимо к своей скамейке.

- То-то, - высокомерно произнес Кирюшка.

- Саша, а ты Богу молился сегодня утром? - спросила Зоя Зырина, лукаво улыбаясь, подморгнув Кирюшке.

- Я всегда молюсь, - ответил Саша и нагнулся над учебником.

- А что тебе Бог сказал про Кирюшку Купоедова? - насмешливо спросила Нина Зарубина.

- Бог мне сказал, чтобы я прощал обижающих меня, - ответил Саша. Все в классе громко засмеялись. Саша в душе молился, он приготовился принять все, что бы ни случилось. В этот момент в класс вошел учитель, все умолкли. Начался урок.

На большой перемене все ученики вышли из классов. Одни играли на площади, другие прохаживались по парку за школой. Везде слышался веселый смех и разговоры учеников. Саша вышел тоже. Он остановился около играющих в футбол и смотрел на игру. Он любил играть в футбол и считался одним из хороших игроков школы.

- Присоединяйся к нашей команде, - сказал Петя Худолеев, одноклассник Сашин, - у нас одного не хватает.

Саша долго не думая, занял позицию и стал ловко принимать мяч и направлять к воротам. После нескольких ловких вариантов команда начала набирать больше очков.

Болельщики восторженно хвалили Сашу.

- Вот здорово забивает Саша, молодец. Давай Саша! - кричали они.

В самый разгар игры из окна второго этажа Кирюшка, наблюдавший за игрой, вдруг, что есть силы, закричал:

- Богомол, богомол!

Игроки переглянулись, Саша немного смутился, но в этот самый момент он ловким движением отнял мяч и сильным ударом загнал его в ворота.

Вокруг все громко закричали: "Браво, браво", - и захлопали в ладоши. И чуть только смолкли восторженные крики, как из окна послышалось громкое: "Богомол, богомол!".

Саша сошел с площадки и направился в парк. В душе его появилось чувство обиды, и он хотел побыть наедине.

- Ты куда, Саша, - крикнул ему вслед Петя. - Не обращай внимания на этого чудака.

- Этому Кирюшке надо бы хороший преподать урок, - гневно сказал Паша Синельников.

- Хороший парень, Саша, - сказал Леня Белов, - вот только плохо, что верующий.

- А может и не плохо, - сказал Сеня Пряхин, - верующие люди не то, что мы. Они твердо стоят в своих принципах.

- А почему же ты вчера смеялся над ним, - заметил Гера Седов.

- Все смеялись, и я тоже, - оправдываясь, сказал Сеня.

На площадке игра прекратилась, игроки стояли группками и вели оживленные споры, кто за верующих, а кто против.

Зазвенел звонок, и площадь опустела, все разошлись по классам.

По дороге со школы ребята имели привычку останавливаться на берегу реки. Они здесь подолгу стояли и разговаривали, спорили, а то и боролись. Сегодня они задумали скатить в воду старый мельничный жернов, что лежал здесь на берегу.

Забыв об опасности поскользнуться и упасть в воду, несколько ребят стали подымать жернов, чтобы скатить под обрыв в реку. Они изо всех сил напрягались, все поднимали. Кирюшка Купоедов не уберегся, он поскользнулся и упал в воду, в самое глубокое место, которое называли "круча".

Первым увидел это Петя и закричал:

- Кирюшка упал! Спасайте...

Все оторопели, не знали, что делать. А тут еще пущенный камень катился прямо в то место, где барахтался Кирюшка. Он упал недалеко, еле-еле не задев его. На миг Кирюшка погрузился в воду, но потом снова всплыл и старался выплыть к берегу. Он выбился из сил, пробовал крикнуть, но глотнув воды, он скрылся под водой снова.

Саша не был тут. Он немного отстал от ребят, шел медленно и о чем-то размышлял. Когда он услышал Петин крик, он встрепенулся, быстро побежал к реке, на ходу сбрасывая рубашку и ботинки. Он нырнул с обрыва и через несколько секунд появился над водой, одной рукой держал за шею Кирюшку, другой загребал воду. Ребята помогли вытащить на берег Кирюшку. Саша стал делать ему искусственное дыхание. Несколько минут он лежал недвижим, потом, отрыгнул воду, простонал. Все стояли кругом и с тревогой смотрели. На берегу собралось много народа.

Когда Кирюшка пришел в себя, он открыл глаза и увидел над собой склонившегося Сашу.

Вскоре весь городок узнал о геройском поступке Саши Чистякова. Все знали о вчерашнем происшествии в школе, знали, что Кирюшка разбил Саше нос, потому что Саша открыто исповедывал Христа Сыном Божиим.

- За такой поступок Сашу нужно представить к награде, - восторгался старый герой войны, дед Петр Рубцов.

Федоту Ивановичу о поступке Саши рассказала соседка, когда он возвращался с работы домой.

- Слава Тебе, Господи, - радуясь, благодарил Бога он громко.

Когда он вошел в комнату, было тихо. Саша сидел за столом и делал уроки. Низко склонившись над тетрадью, он решал задачи.

Федот Иванович постоял, переминаясь с ноги на ногу, ничего не сказал и вышел в сени. Потом, немного погодя, вошел в комнату снова и как-то приглушенно сказал:

- Ты, сынок, сделал как раз так, как хочет Христос. Я очень рад.

- Ты не боялся, Сашенька, прыгать в такую пучину, - спросила мама за ужином.

- Я ничего тогда не думал, - сказал Саша. - Когда вылез из реки и посмотрел, стало страшно.

- Слава Господу, слава Господу, - повторял Федот Иванович.

Во время большой перемены никто уже не слыхал выкриков из окна второго этажа. Никто не смел насмехаться над Сашей. Все знали о его геройском подвиге.

Сегодня Кирюшка не отходит от Саши. Он утром ожидал Сашу у дверей класса, и, когда Саша вошел в класс, он подошел, подал руку и сокрушенно сказал:

- Саша, я очень извиняюсь за мой нехороший поступок. Прости.

- Забудь, - улыбаясь, ответил Саша, обняв Кирюшку за плечи.

- Саша, ты герой, - сказала Нина Зарубина.

- Я - христианин, - серьезно ответил он.

- Ты настоящий христианин, - сказал Петя Худолеев, становясь рядом с Сашей и Кирюшкой.

В классе воцарилась радость. Все старались сказать что-то ласковое Саше, как бы хотели этим загладить свою вину перед ним.

Имя Саши Чистякова не сходило с уст в школе. Он был главной темой разговоров.

Его чистое, христинское поведение и жертвенный пример на многих подействовали в положительную сторону.

Однажды проповедник говорил слово на тему: "Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром". Откр.22:17.

Среди слушателей был молодой шахтер, который после собрания подошел к проповеднику и сказал:

- То, что вы сейчас сказали, я не могу принять.

- Почему? - спросил проповедник.

- Это было бы слишком хорошо - даром получить прощение всех наших грехов. Я этому не могу поверить, так как это было бы слишком дешево.

Проповедник ответил ему вопросом:

- Молодой человек, где вы работаете?

- Где я работаю? - удивленно спросил юноша. - Глубоко в угольной шахте.

- Как вы оттуда вышли?

- Само собой разумеется, на лифте.

- И сколько вам это стоило?

- Это же ничего не стоит! - смеясь воскликнул молодой горняк, удивленный таким вопросом.

- И вы осмелились сесть в лифт? Не испугались ли вы? Не слишком ли дешево стоила ваша поездка?

- Дешево? Для меня да, но руководство шахты поставило лифт и заплатило за него большую сумму денег.

После этих слов молодому шахтеру самому все стало ясно. Ибо, как руководство заплатило большую сумму денег для того, чтобы поставить лифт, в котором теперь каждый желающий может спуститься в шахту и подняться наверх, так и Бог дорого заплатил, чтобы открыть путь в небо грешному человеку. Он за нас отдал самое дорогое - Своего Единородного Сына. Иисус Христос искупил нас Своей драгоценной кровью, отдав ее за нас на кресте Голгофы, чтобы мы могли свободно брать воду жизни даром, без серебра и без денег.

Каждый, кто приходит к Иисусу, получает прощение всех своих грехов и жизнь вечную.

- Мама, - сказала однажды маленькая Верочка, - я хотела бы быть на твоем месте, потому что тебе никого не надо слушаться.

- Нет, доченька, ты ошибаешься, - возразила мать. - Я также должна быть послушной. И я счастлива, что имею такое право.

- Ты, наверное, имеешь в виду Бога? - спросила Верочка.

- Да, я имею в виду нашего Небесного Отца.

- Он требует от тебя когда-нибудь что-то трудное?

- Да, - ответила мать. - Для того, чтобы с радостью выполнять свои обязанности в семье, правильно воспитывать вас для Иисуса Христа, мне часто приходится делать очень трудное, особенно тогда, когда мне по Слову Его приходится вас наказывать.

Верочка задумалась, а потом спросила:

- Когда ты нас наказываешь, ты послушна Богу?

- Да, дитя мое, - сказала мама. - Но эта одна из самых трудных для меня обязанностей.

- А-а, поэтому, когда ты наказывала меня вчера, у тебя на глазах были слезы. Когда я их увидела, мне стало так стыдно. Я вечером в молитве просила у Господа, чтобы Он помог мне быть послушной тебе. Я бы всегда хотела быть послушной но это так трудно... Бог поможет мне?

- Это желание угодно нашему Господу. И, если молитва твоя была серьезна, она обязательно будет услышана. Бог знает все и даст тебе необходимые силы. Своими же силами мы ничего не сможем сделать.